Когда я лежала здесь, я ни разу не заходила в комнату Кирсти. Я вообще с ней не общалась. Иначе я смогла бы понять некоторые из тех вещей, которые так озадачивали меня тогда.
Она разрисовала все стены в комнате. Зеленые, коричневые и желтые мазки доходили до половины высоты стен, каждый из них определенно изображал листик травы. Еще здесь были животные и насекомые, нарисованные очень по-детски: например, красное пятно с черными точками явно было божьей коровкой. Над травой было голубое небо с пухлыми белыми облаками, а надо всем этим, на потолке, были ангелы. Небесный хор взирал на всякого, кто заходил в комнату, глазами-мячиками, расправив грубо, но энергично прорисованные крылья.
В общем, в этой палате психиатрической лечебницы она изобразила то, как выглядела бы Сикстинская капелла, если бы Микеланджело рисовал на уровне пятилетнего ребенка. И, скорее всего, она же нарисовала бабочек в столовой. Они были очень похожи по стилю. Я подумала, что, должно быть, из-за ее странной силы никто не заметил, во что она превратила свою комнату.
А мог ли хоть кто-нибудь разглядеть рисунки в столовой?
Сжав зубы, я сделала усилие и погрузилась в Другое Место. Комната вспыхнула сверхъестественным бешеным пламенем, по которому картинки, нарисованные Кирсти, плыли, подобно голограммам. Это не было похоже на спокойное, прекрасное пламя парачеловеческих сил. Это была переменчивая, грубая и непокорная сила, которая грозила обжечь меня, если я подойду слишком близко. А может быть — я потушу его, ведь прямо на моих глазах гниль и ржавчина Другого Места просачивались сюда, гася огонь и отслаивая краску со стен, обнажая голый бетон, запятнанный сажей. Однако полностью огонь не отступил. Я вторглась на чужую территорию.
Это Другое Место не было моим.
Кирсти уселась на кровати, свесив ноги. Она посмотрела на меня, потом ее взгляд переместился на одного из ангелов колючей проволоки, затем на другого. Ее глаза не задерживались на мне, она бросала взгляд и тут же отводила его. На груди у нее проступила кровь, написавшая S IX S IX S IX на больничной пижаме. Я смотрела на нее, зная, что из моих ран на лице и на руках сейчас тоже сочится кровь.
Она была единственным человеком, помимо меня самой, выглядевшим почти по-человечески в Другом Месте. По-человечески, но поврежденной. Травмированной. Израненной.
— Привет? — попробовала я поздороваться снова. Я стояла, окруженная сыростью и разрушением. Она сидела посреди пламени и копоти. — Кирсти? — ароматный дым обжигал мне глотку, и я едва могла ощутить запах гниения, свойственный Другому Месту. Пожалуй, такое случилось со мной впервые.
Она задышала чаще, с трудом проталкивая воздух через горло, отвернулась, и ее руки крепко сжали края кровати, так что костяшки пальцев побелели. Я не знала, что надо сказать. Или сделать. Она могла видеть моих ангелов, так что я не смогу использовать Сочувствие. Я даже не осознавала раньше, насколько привыкла полагаться на свои силы в сложных ситуациях, вместо того, чтобы просто разговаривать с людьми.
— Мне понравились рисунки у тебя на стенах, — рискнула сказать я. — Ты сама их нарисовала?
Она на секунду поймала мой взгляд и молча кивнула. Я подождала ответа, но она молчала.
— Ты знаешь, зачем я пришла?
Она снова кивнула.
— В самом деле? — удивилась я. — Так значит... значит, ты знаешь что-то об этих S-I-X, что я нашла? Как ты...
Она резко вздрогнула при упоминании S-I-X. Я вся задрожала, когда она съежилась и раздался громкий треск электрических искр. Телевизор завыл и затарахтел, как испорченный электрогенератор, затем громко бабахнул и сверкнул ослепительной впышкой. Запах дыма усилился и перебил лавандовый аромат, а я заморгала, чтобы смахнуть выступившие из глаз слезы. Не вылезло ли что-то из телевизора? Я этого не увидела и, возможно, к лучшему. Но все равно хотелось бы знать.
— Ч-что это было? — спросила я напряженным голосом.
Мой ангел колючей проволоки выдвинулся передо мной безо всякого приказа, чтобы защитить меня от этой штуки, чем бы она ни была. Я на секунду выпала обратно в реальность, в комнате пахло озоном от электрических искр. Что меня больше тревожило, в экране телевизора была дыра.
Как будто бы из него действительно что-то выбралось. В реальный мир.
Кирсти яростно замотала головой. Она дрожала. Она была напугана.
— Я обнаружила кое-что, — сказала я ей. — В... короче, в Броктон Бэй. Недалеко от Доков, к югу от Чайнатауна. Это было на стенах в... — я сделала паузу. Она ведь должна знать про Другое Место, верно? Она его видела. — Надпись S-I-X, она была повсюду на стенах в другом мире. В мире, который я могу видеть. Который ты тоже можешь видеть. И я вижу эту надпись на тебе. Какая тут связь?
Она снова избегала смотреть мне в глаза, свернувшись в комочек и уткнув лицо в коленки. Я чувствовала, как в воздухе нарастает напряжение, как будто давление распирало мою голову. Оно было горячим. Как пламя, окружавшее ее.
Загадочные пожары. Перебои с электричеством. И никто не помнил ее. Сколько времени прошло с тех пор, как кто-нибудь всерьез пытался заговорить с ней? Может ли она вообще управлять своей силой? Некоторые паралюди, например, не могут. Может быть, поэтому ее и поместили в психлечебницу? А потом забыли о ней, как о ней все, кажется, забывали. Все, кроме меня.
Лампочка надо мной мигнула и погасла. Не перебои, а уже полный блэкаут. На этот раз я заранее прикрыла глаза и взрыв со вспышкой наверху не застали меня врасплох. И чувство движения, как будто что-то освободилось и убежало.
Окно тоже разбилось. Пылающее Другое Место становилось все жарче и жарче, и в реальном мире тоже стало неприятно горячо, несмотря на то, что на улице было прохладно.
— Кирсти! — торопливо сказала я. — Ты должна взять это под контроль. Иначе ты можешь поранить кого-нибудь!
Она мельком глянула на меня, и я заметила чувство вины в ее глазах. И оно же отразилось в Другом Месте — тяжелым маслянистым запахом. Чувство вины и страх.
Я должна была узнать, чего она боится. Но если она не скажет мне, я не смогу... стоп. Я знала, что можно сделать, чтобы выяснить это. Я не хотела этого делать, но я знала, как можно увидеть ее страхи.
Я выдохнула Фобию, коротко кашлянув дымом. Она завыла на меня, вцепившись в свое драное красное одеяние когтистыми руками; маска ее лица застыла в неизменной гримасе ужаса. Я почувствовала в животе первые ростки паники. Это не сработает, это приведет лишь...
— Не смей! — прошипела я. — Лежать!
Мои отрывистые слова превратились в цепи, и я заскрипела зубами, в буквальном смысле слова обуздывая свой страх. Я не собиралась давать ей власть над собой. Я, наоборот, хотела взять ее под контроль. Нельзя было допустить, чтобы она победила.
Скрутив Фобию железными цепями, я бросила ее корчиться на полу. Ты работаешь на меня, подумала я. Работай, как херувимы. Сделай то, что делала Ищейка. Покажи мне, что ты видишь. Покажи мне ее страх.
Фобия уставилась на меня, освещенная языками пламени.
А потом...
Я снова сорвалась. Моя душа выплеснулась и подожгла мир. Я не могла удержаться. Я не могла удержать это в себе, потому что оно рвется наружу, тогда я молюсь, но молитвы заканчиваются, и когда я не могу больше молиться, это случается снова, и все горит, потому что огонь — единственное, что может остановить ножи. Грех должен быть наказан. Грешники истребятся светом. Только свет слишком ярок для этого мира, и приходят ангелы, ангелы это не люди, и я должна направлять их, но я недостаточно сильна для этого, потому что я сломлена. Я сломалась, потому что недостаточно сильна. Небесный свет окружает меня, но я его недостойна. Но я не должна подвести его. Не должна изменить ему, как сделала мама, когда ею овладели демоны. Ее больше нет, но я все еще вижу ее лицо и сжатые зубы, и у нее нож, и...
Это терзало меня, пока я не смогла извернуться и отвести взгляд от Фобии. Растерянно моргая, я пошатнулась и зашептала слова Господней молитвы. Я... стоп! Это были не мои мысли! Я потрясла головой, пытаясь вспомнить... моя мама никогда не держала нож так, и...
Так, хорошо. Не обращая внимания на дым, я сделала несколько глубоких вдохов и попыталась успокоиться. Надо помнить, что это была не я. Воспоминания, наполненные дымом и кровью, были еще свежи. Но я — это, несомненно, другая я. Я была в этом уверена. Впрочем, этот кризис идентичности пришлось отложить, когда я внезапно почувствовала, насколько тут стало жарко. Кожа на лице натянулась от жара, глаза болели, и я заморгала, пытаясь смочить их. Кирсти теряла контроль над силой, когда была напугана, теперь я знала это. Я сама едва не потеряла контроль лишь от того, что почувствовала, как она напугана. Ее надо было успокоить, а я не знала, что сказать ей.
— Убери это! — рявкнула я на Фобию, давясь дымом. — Пожри ее страх!
Фобия захнымкала — тихо и влажно, как будто у нее не было языка. Она вцепилась когтями в свою маску и заплакала кровью. Ее цепи тряслись и позвякивали. Она не хотела делать этого.
— Давай же! — потребовала я, добавляя второй слой цепей. — Выполняй!
Крутнувшись, я обратилась к своим ангелам:
— Заставьте ее! — выкрикнула я.
Один из ангелов ухватил Фобию за запястье, и кровь потекла из-под его руки, там где колючки проткнули кожу. Он медленно сжимал хватку. Другой взял ее обеими руками за горло и потащил ее лицо поближе к Кирсти.
Фобия завопила, когда ее сопротивление было сломлено. Когда она вдохнула, что-то потрескивало за ротовым отверстием ее маски. Я почувствовала, как воздух остывает, когда она начала раздуваться, как клоп. Кирсти закашляла, брызгая слюной, огонь, кровь и боль вырывались из ее рта, подобно дыму, который поглощала Фобия, а языки пламени вокруг меня опадали и гасли. Все стены почернели и были усеяны тлеющими угольками. Рисунки на них покрылись сажей, но сохранили какую-то часть своей призрачной красоты. Это нельзя было сравнить с блаженством, которое дарили мне силы паралюдей, но, по крайней мере, это было гораздо лучше, чем огонь. Я никогда раньше не пробовала дышать в духовке.
Наконец толстая и распухшая Фобия обмякла, удерживаемая лишь железными руками моих ангелов. Она тихонько поскуливала, но я не обращала на это внимания. Меня гораздо больше интересовала Кирсти.
Она смотрела на меня, тихо шепча что-то. Тоненький лучик света вырвался из разбитого телевизора и принял форму маленькой феи с четырьмя крылышками. Или, может быть, малюсенького ангела. А когда я посмотрела в реальном мире, я увидела его и там. Он мягко светился, как светит ночник, порхая над нами в темной комнате.
— Но как? — удивленно спросила я. Я никогда не видела ни одного из моих конструктов в обычном мире. Они казались исключительно созданиями Другого Места.
— Я знала, что ты в-вернешься, — сказала Кирсти.
Мой акцент не оставлял сомнений в том, что я местная, но ее голос звучал, как будто она была откуда-то из Вермонта, хотя он был тихим и хриплым из-за отсутствия практики. Казалось, она не могла выдержать мой взгляд сколько-нибудь продолжительное время, вздрагивая и отводя взгляд в сторону, но всякий раз снова вскидывала на меня свои бледно-зеленые глаза.
— Он... он сказал мне, что я н-найду других людей, которые могут видеть н-небеса. Он сказал, что я в-встречу таких л-людей, как я, когда серые люди з-з-забрали меня сюда. Мир отводит от меня свой взгляд, потому что я г-горю слишком ярко после того, как он возложил на меня руки. И он дал мне глаза, способные видеть небесный свет, чтобы я могла узреть твоих ангелов.
Она выжидательно посмотрела на меня и уголки ее рта чуточку приподнялись. Я моргнула.
— Что... э-э, прошу прощения, — я не вполне понимала, о чем идет разговор. — Кто 'он'?
Она широко улыбнулась, вздрогнув от боли в шрамах из-за непривычного движения, и ответила:
— Бог.
Глава 3.x — Луна
Все в этом доме было немножечко слишком. Он был малость великоват для такого числа жильцов; стены были чуточку слишком белыми, а все поверхности — чуточку слишком чистыми. Золотые медали были выставлены немного напоказ, а подписанные фотографии взрослых жильцов с различными знаменитостями чуть чрезмерно бросались в глаза. Даже пол был капельку слишком гладким, а гудящие на нем роботы-уборщики — немножко чересчур дорогими.
А музыка, что доносилась из спальни наверху, была более чем слишком громкой.
Раскинувшись на матрасе 'КомФорм', с ногами на спинке кровати, Виктория Даллон протянула руку с растопыренными пальцами, чтобы подставить ногти под свет. Уилл Блэкмор призывно смотрел на нее с голоэкранов на высоких стенах ее спальни, а из стереосистемы надрывался его голос. Виктория аккуратно нанесла второй слой радужного лака, любуясь тем, как проступают нефтяные разводы, когда он начал подсыхать.
— Что скажешь? — спросила она, показывая результат подруге, расчесывавшей волосы, развалившись на ярко-голубом кресле-подушке.
— Нормально, — ответила Меган, глянув поверх очков в проволочной оправе. Ее длинные клубнично-блондинистые волосы электрически потрескивали, когда она ритмично проводила по ним расческой.
— Нормально? И это все? Ты хоть посмотрела?
— Ну, ага. Это всего лишь лак с радужными разводами, — скривилась Меган. — Кстати, он будет лучше выглядеть, если ты отрастишь ногти подлиннее.
Виктория помотала головой:
— Не получится.
— Нет?
— Я их обстригаю, потому что так велел тренер.
— Разумеется. А вовсе не потому что ты их грызешь или еще там чего, — ухмыльнулась Меган.
Виктория недовольно пробурчала что-то, но решила не развивать тему.
— Ита-ак, — сказала она, протянув слово, — у тебя есть кавалер на вечеринку?
— Ты уже спрашивала... типа, примерно час назад. И ответ все еще 'нет'. Потому что я хочу сосредоточиться на учебе и... типа, да ладно там. Парни не становятся клевыми, пока им не исполнится двадцать.
— Я так не думаю, — с ухмылкой возразила Виктория.
— Ну, твой парень — самый натуральный супергерой. И ты тоже, кстати. Это нечестно! — усмехнулась Меган, накручивая на палец локон волос. — Хотя... я сказала, что он твой парень, но вы же все время расстаетесь!
— И вовсе нет!
— Вики. Вы постоянно расстаетесь. Просто постоянно.
Виктория обиженно фыркнула, слегка воспарив в воздух.
— Ты не можешь знать, каково это. Сама-то ты никогда не заходила дальше поцелуев на вечеринке. Отношения — это трудно!
— Ну, не знаю, — с озорным видом заявила Меган. — Ты, конечно, кое-как добралась до третьей базы, а может быть... у-ух!
От второй подушки ей удалось увернуться.
— Это было жестоко с твоей стороны, — с болью в голосе пожаловалась Виктория.
— Ты запачкала их лаком, — сказала Меган, осматривая подушки.
— О, черт. Мама меня прибьет, если узнает, — резко вздохнув, сказала Виктория. — Насколько все плохо?
— Ну... не очень.
— Черт, черт, черт. Дай их сюда. Я... ой, а где жидкость для снятия лака? Куда я ее положила?
Первый стук в дверь остался незамеченным. От второго, однако, она затряслась на петлях.
