Я потерла виски. Окей, ладно.
— Значит... ты не стареешь?
— Я старею, — возразила она. — Но ангелы помнят меня такой, как я была, когда они впервые меня встретили. Когда на меня нисходит свет Божий, я становлюсь такой же, как тогда, — ее плечи резко опустились. — Я очень д-долго выглядела на четырнадцать. Такова воля божья, но... — ее голос смягчился, — мне часто хотелось бы, чтобы он сделал иной выбор. Грех Евы тяжел для меня.
— М-гм.
— Я не хочу быть, как Мафусаил, но ангелы говорят, что я должна быть такой. Я не понимаю, зачем, но он говорит, что т-так надо, а я не должна искушать Господа.
Ладно. Кирсти не желала всерьез принимать ответственность ни за одно проявление своих сил. И это начинало не на шутку действовать мне на нервы. Могу поспорить, она даже не пыталась расширить пределы того, о чем она могла попросить своих ангелов. Если она вообще когда-нибудь просила их о чем-то. Потерев руки и глянув в окно на серое небо, я попыталась понять, в какую сторону можно направить разговор дальше.
— Бог не отправил бы тебя ко мне, будь ты на службе у б-безбожных людей, которые правят Америкой, — ни с того ни с сего уверила меня Кирсти.
— Э-э... — я запнулась, пытаясь расшифровать это на основе того, что я знала из ее представлений о мире. — Ты... об СКП? Потому что, нет, я им ничего не рассказала.
Она кивнула.
— Они не следуют божьим законам. Они служат лишь себе.
Ну, да. Отделение церкви от государства существует, вообще-то, не зря, правильно?
И тут мне в голову пришла мысль:
— Погоди. Ты имеешь в виду серых людей? Те, кто... они расследовали насчет S-I... того места, о котором я тебе говорила. Они покрыли там все черными надписями и... у них на руках было... черное масло?
— Ты тоже их встречала, — печально сказала Кирсти. — У серых людей нет души. Они лишь глина, какой был Адам до того, как Бог наделил его душой. Совы предводительствуют ими.
— У них есть больше, чем одна леди-птица? — переспросила я в шоке. Я ведь даже не упоминала о ней при Кирсти.
— Я не видела леди-птицу. Но у них были два человека, у которых были души, и они слушали птиц. А серые люди делали, как они велели. Они отправили меня в первую лечебницу, но не забывали обо мне, пока про меня не забыли в больнице, и не отдали мою комнату другой девушке. Я попыталась вернуться домой, но там для меня больше не было места, и даже наша церковь пропала. Серые люд-ди снесли ее и построили новую, и никто там больше не помнил меня.
Я прочистила горло, отчаянно пытаясь придумать, что бы еще сказать, но в голову не приходило ничего, кроме пробелов.
— То было время моих скитаний в г-глуши, — продолжила она, будто читая книгу. — Ангелы согревали меня и указывали мне путь; скрывали меня от очей, искавших меня. Я пряталась, и смотрела, и ждала, пока Бог не сказал, что я достаточно страдала, и не послал меня в это место. Он сказал мне, что в свое время ко мне придет некто. Ты и есть этот человек, — в ее глазах застыло страдание. Я не могла сказать ей 'нет'.
— Должно быть, это я и есть. Это... неожиданно, — выговорила я наконец. — Сама-то я решила, что схожу с ума, когда начала видеть Другое Место.
Кирсти мягко улыбнулась.
— Бог знал, что тебя сочтут безумной, — утешила меня она. — Он б-был так милостив, что послал тебя ко мне. Спасибо, что ты п-пришла. Я... я усомнилась в нем, — казалось, это признание причинило ей боль; она опустила глаза, сосредоточенно уставившись на покрывало, а ее заикание вернулось в полную силу. — Я здесь уже т-так долго. Его б-благодать скрывает меня ото всех, но т-так одиноко, когда никто не п-помнит тебя как следует. А когда они все-таки вспоминают, то г-говорят, что у меня не все в п-порядке с головой, — она бросила взгляд на меня, и вновь отвернулась, как будто устыдившись. — Иногда, в трудные времена, я... я думала, что они, может быть, правы. Когда ангелы ускользают, и вещи горят там, где не надо. Лишь вера д-держит их под контролем. Мне д-д-должно почитать Бога, иначе он заберет их у меня.
— Вот как? — спросила я. — Эм... Я выяснила, что... э-э, я не могу позволить эмоциям, которые олицетворяют мои ангелы, взять верх.
Строго говоря, не все они были ангелами, но я подумала, что придерживаться лексикона Кирсти будет безопаснее. У меня не было никаких проблем ни с ангелами, ни с херувимами. Они были очень надежными. А вот мои воплощения эмоций, да, они сопротивлялись.
Кирсти с неожиданной быстротой протянула руки, сжав мои ладони в своих. Ее кожа была мягкой, как у младенца, несмотря на шрамы, заметила я с удивлением, а ее хватка оказалась неожиданно сильной. У меня не было уверенности, что из нее будет легко вырваться. Она могла выглядеть мягкой и вялой, но под этим скрывались поразительно развитые мышцы.
— Но теперь ты здесь. В точности, как обещал Бог, — убежденно сказала она.
— Это ведь хорошо, так? — спросила я.
— Да. У меня давно не было друзей, — сказала она. — С детства. Еще до т-того, как она продала свою душу, мама не хотела, чтобы я играла с другими детьми. Я могла играть с ними лишь по воскресеньям, после церкви.
Разговаривать с ней было непросто; даже сейчас мне приходилось в какой-то степени заниматься переводом. Проблема в том, что разговор с Кирсти, как выяснилось, напоминал отдирание корочек со ссадины. Даже зная, что тебе не понравится результат, все равно трудно было удержаться от искушения ковырнуть поглубже.
— Ты говоришь, она 'продала душу'? — заговорила я вопреки тому, что очень-очень не хотела развивать эту тему.
Кирсти обхватила руками коленки и одарила меня еще одной неуверенной, дрожащей улыбкой, исказившей шрамы на ее лице. Но глаза ее не улыбались.
— Она причиняла мне боль. Много боли, — сказала она. — Потому что демоны пожрали ее изнутри. Она говорила, что это я виновата в том, что ей приходится так поступать, но это был обман. Она говорила, что Бог велит ей делать это, н-но Бог сказал мне, что она врет, и что он любит меня, даже если она меня не любит, и еще, еще он никогда не разговаривал с ней. Он показал мне Небеса. А потом ангелы все исправили.
— Они... они исправили, да? — на ум мне пришли картинки того, как мои ангелы могли бы 'все исправить'.
— Да, — ответила она с безмятежной улыбкой. И на этот раз ее глаза тоже улыбались. — Они все исправили. Это было самое прекрасное, что я видела в жизни!
* * *
У меня было о чем подумать, пока мы с Сэм возвращались к машине. Многое, что нужно было как следует обдумать, и многое, о чем надо было изо всех сил постараться не думать. Когда я наконец ушла от Кирсти, то могла лишь молча сидеть за столиком, изо всех сил стараясь выглядеть заинтересованной, пока другие две девушки разговаривали между собой. Сомневаюсь, что у меня это получалось достаточно убедительно.
Вечернее солнце светило нам в спины, когда мы возвращались в город, покидая леса и въезжая в городские дебри. Расцвеченные неоновыми огнями громады загородных моллов, а также заброшенные склады, превратившиеся в трущобы, образовывали незримые городские ворота. Пока нас не было, шофер включил радио погромче, и сейчас какой-то политический клоун выкрикивал:
— Конечно, истеблишмент говорит вам, что это 'гуманитарный' вопрос. Что эти люди 'нуждались' в помощи. Что это был 'правильный поступок'. Скорее, 'правильный' для этих воротил! Все это время они сидели и потирали ручки, зная, что получают дешевую рабочую силу. Вы знаете, сколько джапов запрудили Америку? Десять миллионов! Эти так называемые 'беженцы' эксплуатируют нас — поощряемые, я мог бы добавить, ООН и продажными либералами в 'Крупном Бизнесе' и в Вашинг...
— Ой, да выруби уже это дерьмо, — устало велела шоферу Сэм. Она повернулась ко мне. — Честное слово, — сказала она, понизив голос, — по-моему, это ужасно, когда люди говорят такие вещи. Они просто наживаются на дураках...
— Ум-мгм, — я все еще думала о Кирсти.
— Они хотят, чтобы народ злился на иммигрантов, пока они зарабатывают денежки на порожденной ими ненависти. Меня буквально тошнит от этого.
Сэм говорила таким тоном, как будто ни капельки не сомневалась, что я с ней соглашусь. Ее слова оказались немного неожиданными — ведь у нее были богатые родители, и она везде ходила с технарскими гаджетами. Ее мать не показалась мне либералом. Сэм, конечно, могла придерживаться таких взглядов специально, чтобы ее позлить, но у меня сложилось впечатление, что она действительно в это верит. Я заглянула в Другое Место, но даже после этого не могла бы точно сказать.
У меня насчет всего этого не было однозначного мнения. Потому что, да, с людьми наподобие этого ведущего мне не хотелось бы сесть вместе и поговорить, и... ну, Япония ведь действительно была разорена. Японцам нужно было где-то жить. И да, папин отец приехал сюда из Франции, так что не мне было возмущаться из-за иммигрантов. Как и, наверное, никому, кто не был чистокровным индейцем.
С другой стороны, проходить, срезая путь, по окраинам Маленького Токио было страшновато даже вместе с папой. Все знали, что Бомей — одна из самых опасных банд в городе, даже без учета их паралюдей. Они воевали с Ассоциацией Белого Льва, и на сегодняшний день стало нормой слышать в новостях о людях, попавших под перекрестный огонь в этих стычках. Несколько месяцев назад в запертом грузовом контейнере, в Доках, нашли обезглавленные трупы. А их главарь мог превращаться в дракона. Не слабо, да?
И я не просто слышала об этом по радио, это касалось моей каждодневной жизни! Японские банды были даже в школе. Были туалеты, куда мало кто осмеливался зайти, если не состоял в одной из этих банд, потому что там тусовались и курили японки. Большинство из них плохо говорили по-английски, поэтому они лишь болтали между собой, злобно зыркая на всех, кто подходил к ним близко. На моих уроках были, конечно, и те, которые казались не настолько скверными ребятами, но перед Рождеством за школьными воротами случилось несколько случаев поножовщины, были раненые, и все знали, что это сделал кто-то из японцев, даже если не было точно известно, кто именно.
Как бы это сказать... конечно, у нас была обязанность помогать беженцам. Но разве они не должны были в ответ взять на себя что-то вроде обязательства не создавать банды?
— И в любом случае, — продолжила Сэм, — большая часть того, что они говорят, просто вранье. Вроде того, что японские иммигранты отнимают рабочие места. — Но ведь они действительно отбирали рабочие места у местных. Папа рассказывал мне, что компании, которым не нравились профсоюзы, нанимали мигрантов за самый минимум оплаты. — Очень смешно: по их словам беженцы одновременно паразиты, сидящие на пособиях, и в то же время отнимают у нас чертовы рабочие места, — с насмешкой сказала она. — Но с другой стороны, подобные типы никогда не отличались последовательностью.
— Не все так просто, — ответила я, без малейшего желания с ней спорить. Не сейчас. Не сегодня. И она произнесла 'подобные типы' так... презрительно. Я не совсем поняла, кого она имела в виду, но точно не хотела бы, чтобы она причислила меня к ним. — Я уверена, что у людей есть причины для опасений.
— Ну разумеется, — саркастически возразила она. — Мама говорит, что многие из беженцев, которых она наняла, и впрямь были чересчур квалифицированы для той работы, которой они занимались раньше, если им вообще удавалось найти какую-нибудь работу, и это очень помогло ей расширить дело. Так что, на самом деле они действительно помогают экономике. И нанимать мигрантов в любом случае — правильно. Иначе куда же им податься?
— Да, ты права, — сказала я, чтобы закрыть дискуссию. Ну да. Это несомненно помогло экономике — той части экономики, которая принадлежала ее матери, угрюмо подумала я.
Повисло неловкое молчание.
— Гм, — сказала Сэм, пригладив волосы пальцами. До чего же бесит, как у нее получается заставить свою короткую хулиганскую стрижку производить впечатление, подумала я. Она была далеко не столь хорошенькой, как Эмма, но выглядела гораздо симпатичнее, чем имела право, с такими мешками под глазами и усталым видом. — Так что... Гм. Не хочешь сходить, перекусить чего-нибудь? — она помассировала затылок. — Слушай, мне жаль, что так вышло, ну, что я все время болтала с Лией и... ох, извини, что так набросилась из-за политики. Я просто уже опять скучаю по ней и беспокоюсь... и... прости, прости.
— Я поехала с тобой, потому что сама так захотела, — сказала я, раздумывая, что сказать дальше. Мне не хотелось бы ранить ее чувства. Мне ничуть не нравилась вся эта история, но нужен был предлог, чтобы снова увидеться с Кирсти. Хоть она и не дружила с головой, но она ведь была парачеловеком с силами, похожими на мои. Я способна влиять на то, что творится в головах у людей, так что, может быть, я смогу ей как-то помочь? Я могла бы постараться сделать так, чтоб она не теряла контроль над собой от страха.
В конце концов, она же ни за что не пойдет в СКП. Она слишком боялась людей, поместивших ее в психиатрическую лечебницу в первый раз, а потом забывших о ней — как и все остальные, не считая меня. Она пугала меня, но... я знала, как ужасно быть одинокой. И даже если ее силы в каком-то отношении казались сильнее, зато своими я пользовалась осознанно. Я смогу быть сильнее, чем она.
— Я не против иногда составить тебе компанию, но не слишком часто, — уступила я. — По крайней мере, по выходным, когда не так много домашки, — печально добавила я, пытаясь вызвать у Сэм улыбку. — Прости, но она на первом месте.
Мне удалось ее рассмешить.
— Ага, — смех перешел во вздох, когда у нее запищали часы. — Извини, — сказала она, вытаскивая из кармана куртки коробочку и доставая таблетку. Поморщившись, она проглотила ее. — Хотелось бы только, чтоб они были повкуснее.
— Ты выглядишь лучше, — осторожно сказала я.
— Я и чувствую себя лучше, — ответила она. — А ты что-нибудь принимаешь?
Я покачала головой:
— Только успокоительное, время от времени, когда не могу уснуть. Они говорят, что это был психотический эпизод или что-то типа того, вызванный... тем, что случилось, — она знала, в общих чертах, о том, что со мной произошло, но мне не нравилось обсуждать это с другими людьми. 'Была заперта в шкафчике, набитом использованными тампонами, и заработала нервный срыв' — уже достаточно скверно, чтобы рассказывать в подробностях.
— О... Ну, ты просто не поверишь, насколько эти таблетки все меняют, — сказала она. — Мама записала меня на предварительные испытания, и они намного лучше лития*. У них нет никаких побочных эффектов. Ну, не считая того, что иногда просыпаешься с тошнотой, но это ерунда.
*Препараты лития — психотропные средства для лечения и профилактики обострений при расстройствах настроения.
— Тошнит по утрам? — спросила я с иронией.
Она хихикнула.
— Не говори так. Люди неправильно поймут, — ее лицо вновь помрачнело, когда мы проехали мимо больших желтых арок Макдональдса. — И все-таки... это просто несправедливо. Я принимаю лекарства, прохожу терапию, занимаюсь йогой и тай-чи, и... мне действительно намного лучше. Это, как бы, действует. Я раньше никогда так хорошо себя не чувствовала. Даже когда было ужасно из-за лития, мне было, типа, не настолько плохо, как раньше — она закуталась в свою пилотскую куртку. — А у Лии этого нет. Нет простого средства. И... и она... она выглядит такой худенькой! Она беспокоилась насчет Рождества, и в результате... — Сэм посмотрела на меня измученным взглядом. — Извини, мне не стоило... просто...
