Мустанг и Чика

Отключиться бы от этого тела и забыться? Что-то мне подсказывало, что такое мое действие было бы чистым безумием. В прошлый раз прокатило когда я приехал из Березовой рощи и напился. Чикины эмоции от звонка в дверь меня тогда спасли. Я пришел в сознание в тот раз, а мог остаться в отключке на неопределенный срок.

Ладно, можно не отключаться, а отвлечься на воспоминания, или просто сконцентрироваться на разных мыслях. Устроить для своего сознания что-то типа йоги. Отвлечься действительно удалось. Краем сознания воспринималась информация, что тело лежит на диване, безучастно смотрит скучную телепередачу. Судя по эмоциям, никаких мыслей в голове у него не было.

Внезапно оно вскочило и принялось собираться для выхода на улицу. Я решил, что оно опять потащится в подвал. Да хоть в ад на вечеринку, мне все равно. Спасибо тебе, Рей, за этот экстрим с путешествием в прошлое. Я им насладился по самую макушку. Контакты с этим тупым телом решил свести к минимуму. Пусть оно пропадает, как хочет.

Странно, что тело бежало в больницу и что странности множились. Чика поприветствовал вахтера на входе. По лестнице добрался до хирургического отделения и полез в подсобку переодеваться. Это что получается? Он в курсе моей части жизни? Как он жив до сих пор с осознанием, что его предали все, кто только мог? Даже ангела-хранителя у него своего нет. Внезапно пошли эмоции, явно не чикины. Я ощутил острую жалость к этому нескладному пацану. Попутно пришло понимание, что небесные жители ничего просто так не делают. Рей меня испытывает Чикой и наблюдает, как я себя поведу. Гад он потусторонний и больше никто.

Чика с деловой мордой пообщался со сменщицей Галиной, у которой некрасивое лицо. Из медсестер вышли на смену Татьяна с худенькой пугливой девчушкой Олей.

— Работать пришел? — подмигнула Танюха хитрющими глазами.

— Матери плохо..., а я сумею, — косноязычно пояснило тело.

— Мда... Придется тебе за нее опять отдуваться, — посочувствовала медсестра, — Но, ты не бойся. Девчонки все за тебя. Больные тобой очень довольны. Все время спрашивают.

Многие манипуляции пацан не умел делать, как он ни старался. Мне пришлось слезть со своей уютной колокольни и врубиться в пахоту. Ночным врачом дежурил Леня, который в отчаянной борьбе за солидность принялся отпускать бороду. Мне он страшно обрадовался. Даже какую-то жуткую колбасу притащил. Называли ее сухой, и была она по консистенции пересушенного сухаря, или кости в миске у собаки. Видом она напоминала слоновью фекаль. Скорее мамонтячью. Ведь окаменелость все-таки. Поскольку в Советском Союзе заводы часто выпускали продукцию двойного назначения. Эту колбасу можно было использовать в боевых действиях. В умелых руках бойца череп противника раскалывался как орех.

Ко всем этим достоинствам добавлялось то сокровенное качество, которое наполняло существование у многих советских людей особым смыслом, а именно дефицитность. Опуская в желудок кусочек этой радости, сердце простого труженика преисполнялось особой гордостью. Хотя, грызть эту окаменелость было чревато не только лишением зубов, но и переломом челюсти. Колбасу было положено нарезать тоненькими шайбочками и класть на так же тонко порезанные кусочки черного хлеба.

Несколько позже на столе возник молдавский коньяк "Солнечный". Теперь стало понятно, к чему велась эта артподготовка бутербродами. Очевидно, какому-то бывшему больному понравилось качество работы Лёни. Поначалу врач целомудренно высказался, что мне еще рано сосать коньяк, но спустя пару минут все же налил немного. Я ведь для него сейчас боевой товарищ, как-никак. Обижать таких не принято.

Перед тем, как погрузиться в пиршество, сгонял в палату к Инне. Девушка спала. Я осторожно постоял возле нее, стараясь не разбудить. Бросалась в глаза усилившаяся бледность. Спи, дорогая. Суперчика тебе поможет, если советская медицина слажает.

В эту смену было относительно спокойно. Новых больных, которые обычно капризничают, поступило за два дня мало. А старым больным дневные санитарки уже успели провести курс начинающего больного, где популярно разъяснили свой объем работ и какие деньги они при этом зарабатывают. Вредного старика уже выписали, а старушка Авдотья, вызнав, что я на смене, принялась забрасывать меня пирожками с разными начинками. Очень они оказались кстати к нашему столу.

Медсестры уже все дрыхли. Мы с Леонидом болтали обо всем. Его заинтересовала моя персона, мои идеалы и устремления. Зарядил ему, что моя цель — стать генсеком и улететь на Марс. На естественное удивление:

— Почему не на Луну?

— Потому, что американцы ее попрали своими ногами.

Лёня как-то по особому загрустил и признался, что душевно пожелал бы удачного полета нынешнему генсеку. Смело с его стороны так высказываться первому встречному. Рассказал в свою очередь доктору пару тематических анекдотов: — "Брежнев вызвал группу космонавтов.

— Товарищи! Американцы высадились на Луне. Мы тут посоветовались и решили, что вы полетите на Солнце!

— Так сгорим ведь, Леонид Ильич!

— Не бойтесь, товарищи, партия подумала обо всем. Вы полетите ночью".

Не знал, что товарищ доктор окажется таким смешливым. Ржал, как лошадь перед случкой. Думал, что всех больных перебудит. Скорее всего, так и получилось, потому что те начали шмыгать по туалетам. Зря я ему впер еще и этот: — "Брежнев движется по коридору в Кремле. Навстречу ему старушка.

— Узнаете меня, Леонид Ильич?

— Как же, как же, знаю вас, товарищ Крупская, и мужа вашего, товарища Крупского, тоже хорошо знаю!"

Последний анекдот касался "позднего" Брежнего и сопровождался характерными интонациями, но и сейчас его маразмы становились все более заметными.

Думал, что врача из другого отделения придется вызывать на помощь. Леня закатился под стол и хрюкал там обессиленно. Нет, девственно неиспорченным мозгам такие анекдоты противопоказаны. Дальше трепались на самом дружеском уровне. Молодой врач решил рассказать немного о себе. Здесь он был по распределению. Пока холост, но кое-что наклевывалось. Жил он в той общаге, под которой располагалась наша пацанья лежка.

Осторожно признался доктору, что мать попала в ментовку. Было бы неплохо написать из больницы милицейскому начальству письмо с согласием взять её на поруки. С учетом нехватки кадров в ночных санитарах, я надеялся, что такое письмо будет изготовлено. Леонид пометил у себя в блокноте ручкой все нужные данные и пообещал завтра с утра переговорить с завом.

Спать Леня позвал меня в ординаторскую. Там располагались два мягких кожаных дивана, электрообогреватель, приемник. Еще оставалось немного коньяка и бутербродов, но физиология властно потребовала сна для тела. Я взобрался на диван, свернулся как кутенок, чтобы потеплее было, и уснул.

10.

Пятница, 07.02.1975 г.

Утром я бегом и на автомате выполнил все необходимые утренние манипуляции с больничным полом и суднами. Заработал пару пирожков, банан и десять копеек. Монетка лежала под лавкой в коридоре, когда я мыл пол. Жалостливые старушки ужасались моей худобе и пытались подкормить работящего пацана. Ещё сменщица Нина шматок украинского сала отрезала и каких-то пончиков надавала. Фух, наконец-то можно хоть что-то в спасённый холодильник положить. Забежал по пути домой в продуктовый магазин и выпил там на десять копеек стакан томатного сока, которого мне налили из конусообразной стеклянной емкости. Подмигнул круглолицей продавщице:

— Жаль, водки нет. Запить томатный сок нечем.

— Ишь ты, какой деловой выискался! Водки ему подавай. Мал еще. Вот родители узнают, и будешь тогда иметь бледный вид и модную походку, — вдруг озлобилась она.

— Не узнают. Они по тюрьмам сидят за убийства продавщиц, — наврал ей с добродушной улыбкой и направился к выходу.

Ответа мне вслед не последовало.

Вовка традиционно забежал ко мне перед школой с невинной мордой. Я в это время запихивал в свой организм пустой чай.

— Что скажешь в свое оправдание? — грозно вопросил его, стоя со стаканом на пороге.

— Ты о чём?

Он опасливо заглянул мне в глаза, силясь понять, что я имею в виду.

— Все о том же. О ренегатстве.

— Чего? — глаза пацана удивленно округлились.

— Того... К Гансу переметнулся.

— Дык, Ганс говорил, что с тобой обговорено. Что ты тоже с нами будешь, — зачастил Вовка, облизывая губы.

— Врет твой Ганс, как сивый мерин.

— Причем здесь сивый мерин?

— Классиков надо читать, а не только "Курочку Рябу".

— Чика, что мне теперь делать? Я же обещал Гансу, — скорчил печальную рожу Медик.

— У тебя голова для чего? Чтобы в нее котлеты совать, или все-таки думать порой? Сам выбирай с кем быть, со мной, либо с Гансом.

— С тобой, конечно, — уверенно выдал Медик.

— Тогда пошли мозги мастурбировать, вдруг поумнеть удастся.

Первым уроком планировался Русский язык. Я шел и гадал: "Пустит ли меня литра, или продолжит конфронтацию?" После недавних событий век бы её не видеть. Она была того же мнения в отношении меня, как мне показалось. Во всяком случае, появление моей наглой морды было ею проигнорировано. Валентина сегодня не горела желанием тратить на нас свои калории. Появившись в начале урока, написав на доске три темы сочинений: "Герои в нашей жизни", "Кем быть?" и "Край родной" и назначив ответственных за дисциплину, она унесла свою жирную задницу в одной ей известном направлении. Я особо не заморачивался, написал стишок из творчества "Жуков" на вторую тему: "Хорошо быть солнцем, светишь, да и всё.

Да и небом тоже, тоже ничего.

Хорошо быть травкой, хорошо луной.

Тут же хоть об стену бейся головой!

А проснёшься утром, выглянешь в окно.

Чем-то серым небо всё заволокло.

Облепили стёкла насекомые.

Ходят человеки незнакомые..."

И еще добавил своих любимых чертиков.

Вовка ваял труд тоже по второй теме. Что-то там о буднях советской милиции. Теперь стало понятно, почему он на грабёж подписался. Попрактиковаться хотел. В наше время, если не поучаствуешь сам в криминальных историях, то в полиции делать нечего.

На втором уроке предполагалось продолжение нудного сидения над сочинением. Литра не появлялась. Мне было скучно сидеть, но сдать работу и уйти я побоялся. Одной из ответственных была Бекетова. Не хотелось, чтобы она прочитала мой опус. Ну, да. Маленький треш под настроение. Дождался, когда перед переменой основная масса ломанулась на выход, тогда тоже вышел.

За дверью меня встретили жекина и лёхина морды с лыбами до ушей. Эти гаврики специально дежурили возле учебного кабинета, поджидая меня. Постукались-побрякались приветственно руками и грудными клетками, поорали восхищенно друг на друга.

Выяснилось, что парни приехали в наши "мясные" дебри, превозмогая все возможные опасности для своих задниц и отпросившись со своих уроков ради того, чтобы только найти и предупредить меня о завтрашнем матче. Привез их четыреста одиннадцатый Москвичонок с водилой Сашей, полноватым симпатичным парнем. Меня с ним познакомили, потому что он должен будет к часу дня за мной заехать и отвезти в Зеленую рощу.

До третьего урока еще было некоторое время, и мы потрещали немного на улице. Шумилову, кстати, рассказали про талантливого меня, утаив конкретику по моей ранее высказанной просьбе. Когда я стал выспрашивать про шахматные деньги, то Жека сильно стушевался:

— Понимаешь, Паша. Ты работал без оформления. Не законно, как бы. Поговори с директором сам, может быть, он чего-нибудь придумает.

— Ну, знаешь...

Я чуть не присел на льдистый асфальт. Меня захватило возмущение. И тут пролет. Так надеялся на эти деньги! Даже уже представлял их у себя в кармане. Жека, заглянув в мое помрачневшее лицо, забеспокоился:

— Паша, что с тобой? Тебе плохо?

— Вот что я вам скажу, парни. Напрасно вы приехали. Я не буду играть в ваш хоккей, — раздосадовано высказался и побрел в школу.

— Паша, ты чего? Обиделся? — закричал мне вслед капитан.

Я отмахнулся рукой, не оборачиваясь.

Как раз начался урок черчения. Рисовали втулку в трех проекциях. Я сосредоточенно и угрюмо нарисовал битву демонов. Не заметил, как к парте подошел учитель Михаил Иванович и забрал моё художество, пообещав по достоинству оценить его.

Мысли мои вернулись к разговору у школьного крыльца. Этот Жека ничем от Лешего не отличался. Темнило тихушечное. Знал же, что ничего мне не заплатят и таился. А я, придурок, размечтался. Боже, как тяжело в советское время подростку заработать нормальное бабло.

Урок закончился. Выйдя из кабинета, первым делом заметил стоящих неподалеку и наблюдающих за дверью грустных рощинских парней. Общаться с ними не было ни времени, так как предстояло тащиться переходами в музыкалку, ни желания. Подскочил Вовка:

— Чик, это рощинские пацаны. Чего они от тебя хотят? Хочешь, я за Кирей сгоняю?

— Сам разберусь, — процедил ему.

Не дело этим ребятам тут находиться. Какой-нибудь упертый фанат увидит "коней", наскочит, и начнется махач. Хотя, чего это я туплю? Школа служит сакральным местом, как кладбище для бессмертных горцев. Фанатские битвы здесь запрещены. Ничего с ними не будет.

Ангелина перехватила меня до звонка на урок и утащила в музыкальную учительскую. Тут было очень уютно: большой деревянный стол с расписным самоваром и фарфоровым чайным сервизом, диван, картины на стенах. Но самым значимым элементом композиции был шоколадный торт, кажется "Прага", покоящийся в немного покоцанном виде неподалеку от самовара. Невероятно дефицитная вещь. Я чуть слюнями не захлебнулся.

Учительница перехватила мой вожделеющий взгляд и сама предложила угоститься чаем и прочим. Торт был порезан, чай разлит по чашкам. Поразил его насыщенный вкус и запах, похожий на бергамот.

Ангелина сразу стала выспрашивать меня о том, где и когда я научился так замечательно играть на рояле. Я отвечал неопределенно. Врал про какую-то соседку с роялем, к которой я бегал маленьким подбирать услышанные мелодии. Учительница странным образом удовлетворилась таким ответом и вспомнила своё детство и свой путь к музыке. Потом она потихоньку принялась выспрашивать об исполненных вещах:

— Скажи, Паша, кто автор той чудесной мелодии?

Я задумался надолго, не зная как ответить. Любой ответ будет враньем, а лгать хорошему человеку не хотелось.

— Точно не знаю... Слышал где-то.

Умный, внимательный взгляд через очки-телевизоры, казалось, сканировал мои мысли.

— Я всегда слежу за всеми музыкальными новинками, но такого не слышала. Сильная проработанная композиция.

Прозвенел звонок на урок. Не дождавшись ответа, женщина вдруг обратилась ко мне с просьбой:

— Напиши, пожалуйста, песню для пионерского возраста. Очень тебя прошу.

Ещё ни о чем не успел подумать, как тело вроде как само кивнуло в знак согласия. Ничего себе, твою мать..., японо... Но этим сюрпризы дня не ограничились. Ангелина попросила исполнить сейчас на уроке позавчерашние композиции. Эх, не вовремя я вылез с ними тогда. Взгляд уперся в остатки торта. Только теперь я заметил, что в ходе разговора от волнения умял больше половины дефицита. Почувствовал, что заливаюсь краской. Женщина чуть заметно улыбнулась и позвала к выходу. Делать нечего, надо отрабатывать потраву.