Ходок

ХОДОК

Часть первая

Удивленья достойны поступки Творца!

Переполнены горечью наши сердца,

Мы уходим из этого мира, не зная

Ни начала, ни смысла его, ни конца.

(Омар Хайям)

Глава 1

Июньский Неаполь, как обычно, переживал начало курортно-туристического сезона, но в девять часов утра в городском парке было свежо и тихо. Народ между Национальным музеем и картинной галереей Палаццо Каподимонте (бывшая летняя резиденция Бурбонов) в это время ещё не бродил, поэтому распложенные поблизости пиццерии, рестораны и ресторанчики оказались немноголюдны. Заняв место под зонтиком на террасе одного из них, я заказал кофе и приготовился к длительному ожиданию. Сеньора Мирти Филиппини никогда не приходила к назначенному времени, обычно задерживалась на двадцать-тридцать минут, между тем, об обязательности данных переговоров напоминала трижды, чего ранее никогда не случалось.

Как правило, мы общались в дружественной обстановке у неё или у меня дома, но на сей раз она просила о встрече где-то на свежем воздухе. Ничего не поделаешь, у женщин её возраста свои мухи в голове.

— Мой мальчик, извини за опоздание, — услышал со спины знакомый голос.

— О, какая мелочь, дона Мирти! Если дама опаздывает на свидание на каких-то пятнадцать минут, то это всё равно, что вовремя.

— Ах да, конечно, я всегда знала, что ты настоящий кавалер.

Мальчику, то есть мне, недавно стукнуло шестьдесят один год, а прибывшей на свидание даме в этом году должно исполниться, по моим подсчётам, девяносто. Между тем, старушенция была довольно шустрой, при ходьбе не горбилась, а палочкой пользовалась, подозреваю, лишь для вида.

— Вы прекрасно выглядите, — сделал ей комплимент, выбрался из-за столика, выдвинул кресло и помог устроиться.

— Ты льстишь, — она вяло взмахнула морщинистой, но ухоженной рукой, поправила юбку, поставила на коленки сумочку и повернулась к подошедшему официанту, — "Россо Бароло", урожая две тысячи шестого года, и воды, не холодной, не газированной.

С этой достойной сеньорой судьбе было угодно нас свести лет сорок назад, а точнее — тридцать девять. И это не смотря на то, что я родился и полжизни прожил за "железным занавесом", был коренным одесситом, а госпожа Мирти — коренной неаполитанкой. Подозреваю, что наше знакомство произошло только потому, что в детстве я выглядел толстяком.

Да, выглядел толстяком, а маме это ужасно не нравилось и когда начал ходить в школу, она высказалась папе:

— Наш Сашка пошёл в твой род, у вас все склонны к полноте! Завтра же прямо с утра отведу его на плавание!

Лично я не возражал, так как полученная в классе кличка "Кабан" меня сильно раздражала. Между прочим, мой папа толстяком не был, а начал резко поправляться лишь ближе к старости, когда перестал по утрам бегать и регулярно заниматься зарядкой. Таким образом, моим тренером оказался симпатичный дядька — Павел Андреевич, заслуженный мастер спорта по пятиборью*, который в будущем стал мне вторым отцом.

* В программу пятиборья входят следующие дисциплины: конкур, фехтование шпагой, плавание на 200 м, бег на 3000м и стрельба из пистолета. С 2009 года бег и стрельба объединены в единое упражнение под названием "комбайн".

Нужно сказать, что этот воинский комплекс мне ужасно понравился, в результате отдал ему двадцать четыре года жизни, о чём ни разу не пожалел. Конечно, до нашего знаменитого Паши Леднёва, список наград которого только читать нужно минут десять, мне далеко, однако тянулся и некоторых результатов достиг — трижды бронзу и дважды серебро на Украине, трижды серебро на Союзе и по одной бронзе на кубке Европы, чемпионате мира и Олимпийских играх.

Энергии в молодости было, хоть отбавляй, поэтому сподобилось получить два образования. С детства руки выросли из правильного места, папа заинтересовал домашним конструированием всяких поделок и моделей. Ещё в школьные годы он научил меня перебирать двигатель собственного "Москвича", где замена втулок, вкладышей и колец, регулировка зазоров клапанов и прочие работы, мелкие и не очень, стали для меня простыми и понятными. А однажды папа сводил на экскурсию на свой завод, где брызги расплавленного металла произвели на меня огромное впечатление, вот и окончил механический факультет родного Одесского политеха (ныне университет), и даже как бы год поработал в металлургическом цеху. Но, затем, по настоятельной рекомендации своего тренера поступил во Львовский институт физкультуры. Здесь, скажем прямо, моим главным участием в учебном процессе стали постоянные тренировки и регулярная подготовка к очередным соревнованиям.

Спортивную карьеру можно было назвать состоявшейся, но после двух десятков лет вполне приличных результатов, пошла полоса невезения: то мой конь, любимец Алмаз, начал спотыкаться на ровном месте и делать зацепы на преодолении препятствий, то однажды лично сам облажался во время стрельбы по мишени во всех трёх сериях, при этом потеряв не меряно очков... В конце концов, для себя решил, что пора завязывать и освобождать путь ребятам более удачливым.

Сеньору Филиппини я впервые увидел среди болельщиков олимпиады в Монреале. Она почему-то радовалась моей бронзе больше всех, что довольно сильно напрягало наших "конторских" кураторов. Дело в том, что на западе пятиборье или пентатлон — это вид спорта, предназначенный исключительно для аристократов. Например, в Британии право им заниматься имеют только отпрыски дворянских родов и, как минимум, имеющие офицерский чин. То есть, болельщики пятиборцев, как правило, это люди их круга. Мы, кстати, тоже были офицерами, служащими СКА и ЦСКА, лично я в сорок семь лет с тренерской работы вышел в отставку в звании подполковник.

Как бы там ни было, но старая неаполитанка оставалась моей постоянной болельщицей все годы спортивной активности. Правда, выкрикивала моё имя и "болела" она издали, при этом в контакт никогда не вступала. Честно говоря, и вся наша команда, и "конторские" считали её странной бабкой, которой на старости лет втемяшилось в голову выбрать меня объектом своего почитания.

Впервые мы с ней поговорили на чемпионате мира в Будапеште в 1989 году, это был разгар горбачёвской перестройки. Я и тогда не понял, чем моя персона заслужила такое её внимание, зато вдруг постиг, что общаюсь с вполне адекватным и очень умным человеком. Как это ни странно, но о моей жизни она была серьёзно осведомлена. Знала, например, что моя жена долго не могла забеременеть, для чего длительное время лечилась, но когда это случилось и пришло время рожать, то произошла "врачебная ошибка", в результате которой умерла и она, и не родившийся мальчик. Знала, что я больше никогда не женился но, как говорили некоторые мои знакомые, "ходоком" был ещё тем.

В общем, к этой бабульке я уже давно питал самые тёплые чувства, поэтому, нет ничего странного, что после первого общения мы здорово подружились. Мы с ней часто созванивались, она бывала у меня дома во Львове, где в то время жил и работал в институте физкультуры, а так же в свою очередь, ездил к ней по приглашению в Неаполь.

Однажды осенью 2003 года она меня затащила на экскурсию к руинам Помпеи, где прямо под ногами в пыльном гравии я заметил золотую монету, как потом оказалось — карфагенский статер, возраст которой специалисты определили в две тысячи четыреста лет. Старая сеньора радовалась находке, как ребёнок, она же предложила реализовать её через известный ей аукцион монет в Германии.

Именно таких монет (вместе с моей) в мире нашлось всего две штуки и, в результате, неизвестный коллекционер в одночасье сделал меня миллионером. Да, монета со старта предлагалась за пятьдесят тысяч евро, а была продана за один миллион сто тысяч, при этом комиссионные всех посредников составили сущую ерунду — каких-то семьдесят две тысячи.

Дона Мирти от доли в деле отказалась категорически, зато вытребовала право поучаствовать в растрате половины этой суммы для моих же нужд. Сразу по поступлению денег на счёт, она взяла меня под руку, и потащила в известную ей риэлтерскую компанию, где её прекрасно знали все сотрудники. Оказывается, для какой-то своей подруги она совсем недавно подыскивала квартиру на набережной Неаполитанского залива, но та ей не подошла по цене. Мне же, по её мнению, иметь квартиру, стоимостью полмиллиона евро, вполне по карману. Таким образом, и стал обладателем прилично обустроенных и шикарно меблированных двухуровневых апартаментов в одной из монументальных высоток середины двадцатого века на пятнадцатом — шестнадцатом этажах, а так же места в подземном паркинге.

Нужно сказать, что и раньше считал себя человеком не бедным. Имел двухкомнатную квартиру почти в центре Львова, хорошую машину, да и деньжата водились. Правда, я их не консервировал (сколько мне одному надо?), а тратил на зарубежные поездки и женщин (куда же без них). Отложив двадцать восемь тысяч на покупку джипа Wrangler и ещё кое какой мелочи, оставшиеся полмиллиона по рекомендации сеньоры инвестировал в компанию, занимающуюся строительством торгово-развлекательных комплексов. По её заверениям стабильный годовой доход в размере двенадцати процентов мне гарантирован. Таким образом, теперь даже по европейским меркам я стал человеком довольно обеспеченным.

Первое время по нескольку месяцев жил в Украине, а по нескольку — в Италии, но затем довольно близко сошёлся с молодой одесситкой по имени Марина, совладелицей расположенной под Неаполем маленькой обувной фабрики. При этом, разница в возрасте в двадцать два года нашим отношениям нисколько не мешала.

Марина как-то уговорила бездельника-меня стать её дистрибьютором и потихоньку обучила бизнесу. В результате, объездив за три года всю Европу и почти все страны бывшего Союза, нашёл рынки сбыта, организовал дилерскую сеть и дело поставил неплохо.

Мои заработки оказались просто неприлично большими. Теперь уже не нужно было самому мотаться по миру, так как собранная из немцев, украинцев, шведов, латышей, эстонцев, поляков, русских, грузин и азербайджанцев молодая команда управлялась самостоятельно, мне же лишь оставалось держать под контролем общую ситуацию. А благодаря всё более широкому распространению на постсоветском пространстве мобильной связи и интернета, работать стало совсем легко, и у меня появилась масса свободного времени.

Между тем, дона Мирти к моим коммерческим успехам относилась весьма положительно и при этом приговаривала:

— Да-да, умение вести бизнес в жизни пригодится.

— А! Сколько той жизни осталось?! Ведь я уже не мальчик! — пренебрежительно взмахнул рукой.

— Ты проживёшь не меньше меня, — загадочно улыбнувшись, ответила она.

Свою квартиру во Львове я навещал всё реже, бывало, приезжал всего два раза в год — пенсию получить да коммунальные услуги оплатить. Собирался её продать, но как-то встретил Аню, одну мою бывшую подружку, с которой уже став вдовцом некоторое время неслабо зажигал. Даже подумывал сделать предложение, но когда был на соревнованиях, она неожиданно вышла замуж за перспективного комсомольского секретаря. С тех пор любые мысли о женитьбе сейчас и в будущем выбросил из головы прочь, но мы всё равно с ней отношений не теряли и периодически встречались попить кофе и поговорить. Между прочим, смелая женщина, она родила троих детей. Так вот, однажды пожаловалась, что сын решил жениться и теперь они вдвоём с мужем себе сушат голову о будущем совместном сосуществовании шести человек в одной трёхкомнатной квартире. А когда маленькие детки пойдут? Да, после горбачёвской перестройки муж-секретарь в обойму не попал и оказался деятелем не весьма перспективным.

Её старшего сына Ваньку я знал с рождения: хороший парень, обстоятельный, он мне всегда нравился, поэтому заключил с ним официальный договор аренды квартиры с ежемесячной символической оплатой в размере ста гривен. Пускай живут. Свой автомобиль VW "Passat", с пробегом в тридцать тысяч, продал ему же за полцены.

Работа в Наполи меня не очень напрягала, свободного времени было много и нужно было его как-то заполнять, поэтому купили с Машей в складчину двенадцатиметровую (по ватерлинии) парусную яхту, водоизмещением девять тонн, да и отдыхали на море. Правда, перед этим в течение полугода два раза в неделю по пару часов учились на обязательных штурманских курсах, где изучили теорию навигации и судовождения, приобрели практические навыки, сдали экзамены и получили штурманские книжки. За семь лет обошли чуть ли не всё Средиземноморское и Черноморское побережье, при этом в путешествия с собой частенько брали старую сеньору и Машину дочурку. Вот так и пролетели все эти годы.

Дона Мирти, благодаря которой крайние годы моей жизни сложились так, как сложились, проводила взглядом выполнившего заказ официанта, распечатавшего бутылку, предъявившего пробку и разлившего по бокалам вино.

— Не люблю разговаривать о серьёзных вещах в четырёх стенах, — пробормотала она, затем внимательно взглянула мне в глаза и продолжила, — Дело в том, мой мальчик, что я есть camminatore (ходок — итал.)

— В смысле walker? (ходок — англ.) — хихикнул я.

— Почему ты смеёшься? — сощурилась она.

— Это слово вызывает у меня некоторые весёлые ассоциации.

— Ах, да! Мы с тобой подразумеваем под ним разные значения.

Дальнейшие её действия мне показались более, чем странными. Она открыла сумочку и вытащила маленький перочинный ножик, остриём лезвия которого ткнула себя в подушечку указательного пальца левой руки. Появившуюся каплю крови стряхнула в один из бокалов с вином, а палец просто облизала.

— Ходок, это человек, который ходит сквозь время, — чётко сказала, взглянув на обалдевшего меня живыми и ясными, несмотря на возраст, глазами. Немного помолчала и добавила, — Путь к будущему преодолевается ежедневным упорным трудом, зато шагнуть в прошлое можно за один миг.

— Простите, сеньора, но...

— Не продолжай, мой мальчик, — прервала она, небрежно махнув рукой, — Ты хотел сказать: дона Мирти, давайте я отвезу вас домой и вызову врача.

— Ну, да, — кивнул в ответ, именно это я хотел предложить, слово в слово, затем оглянулся вокруг на редких посетителей, ожидая неадекватной реакции.

— Они нас не видят, — улыбнулась старушка, — То есть, дальним участком своего сознания они предполагают, что здесь кто-то сидит, но никакого внимания не обращают.

— Как это?

— Это требует долгих лет учёбы и тренировок. Ты тоже сможешь, — она пододвинула свой бокал ближе ко мне и кивнула, — Пей!

— Зачем?! — слегка отстранился от стола, мне не хватало ещё пить чужую кровь, несмотря на то, что там её всего лишь капля.

— Затем, что ты мой наследник, Алехандро, и сейчас я передаю тебе большую часть своих знаний. Здесь нет лишь знаний магических, их ты должен постигать собственным трудом. Пей и не бойся, моя кровь для кровного родственника целебна, она разнесёт по организму уникальные тельца и клетки, способные поддерживать нормальную жизнедеятельность человека до двух сотен лет. Некоторые из них являются носителями информации. Сейчас ты выпьешь вино, спокойно посидишь минут десять, пока информационные тельца вместе с алкоголем не проникнут в мозг, а затем я их активирую.