В этот раз я держал перед собой щит, в который почти одновременно получил двойной удар. Сквозь перфорированное забрало не всё видно, но я скорее почувствовал, что вязкое изделие Миланских мастеров выполнило свою функцию прекрасно, с внутренней стороны щита наконечники дротиков выступали всего сантиметра на два-три. При этом, удар был такой силы, что если бы не стремена и не седло "Вестерн" с двумя луками, то меня бы с коня просто снесло.

Эта мысль промелькнула за долю секунды и в этот момент рука ощутила импульс столкновения пики с доспехом противника, от которого брызнули в стороны несколько чешуек. Рука древко держала крепко и один из тех, кто только что метал в меня дротик, сам слетел с седла наземь, освободив из раны гранёный наконечник. Приняв на конструкцию из щита и дротиков удар булавой второго противника, удачно связал его и подставил под укол Дайодороса, а сам с силой ткнул копьём третьего, но оно лишь скользнуло по подставленному под углом щиту.

Это был наш самый серьёзный контактный бой с профессиональным противником. Это — не пострелять из засады, а столкнуться с врагом глаза в глаза. Для этого нужны хладнокровие и воля, думаю, что у моих парней есть и то, и другое. Между тем, в своей душе, никаких эмоций не ощутил, в голове сидела и долбила лишь одна установка: "В атаке останавливаться нельзя!" Дав шенкеля и вынудив коня сделать прыжок, уронил наземь длинную пику и выхватил из петли трофейную ханскую булаву, привстал на стременах и резко взмахнул рукой, размозжив и шлем, и голову третьего, не добитого соперника.

Следующие прыжки лошади пришлись в чистое поле. Здесь враг закончился, но за спиной ещё слышались крики и звон оружия, кроме того, впервые ощутил разумом эманации смерти кого-то из своих людей. Откуда-то знал точно, что в течение двух-трёх секунд погибло четверо парней. Потянув уздечку и едва не разорвав коню губу, резко развернулся и поскакал обратно, увлекая основную часть вышедших из боя воинов к завязшим в толчее. К-счастью, помощи не потребовалось ни здесь, ни Октару, враг закончился совсем. К-сожалению, погиб один мой аларис и трое акациров, а двое у них ранено. Впрочем, не буду их больше называть акацирами, отныне они, как и остальные наши латиняне, эллины, иберийцы, далматинцы и готы — все росы.

Взглянул на часы и определил, что весь бой длился три минуты и сорок секунд.

— Как это произошло? — спросил у Ареса, подойдя к неподвижно лежащему на земле воину, на что тот лишь плечами пожал.

— Я видел! — воскликнул Руг, — Он одному врагу копьём попал в щит, а второй, багатур, пересёк путь его коня и смог задержать, а первый ткнул мечом в лицо.

— Всё понятно, связали и убили. Ведь сто раз предупреждал: в атаке останавливаться нельзя! — я с сожалением покивал головой.

— Это я! Я убил второго врага! Первого сразу же убили копьем, а я подъехал к первому и воткнул кинжал ему подмышку! Вот! — парень продемонстрировал окровавленный кинжал.

— Молодец, трофей твой! — похвалил парня и повернулся к Аресу, — Не дорабатываем мы.

— Да, — согласился он и суровым взглядом обвёл присутствующих, — Будем учиться. А сейчас — собирать трофеи и вытряхивать жмуров из доспехов. Вперёд!

Табун рояльных лошадей разбежался по полю и спокойно жевал травку, а подчинённые Октара, сгоняли их до кучи. Вскоре прискакал он сам и доложил о ходе боя, двух раненных и трёх погибших. Как оказалось, они тоже нарвались на хороших лучников. Что ж, война есть война, и на ней гибнут люди.

— А этот ещё живой! — воскликнул кто-то, а следом послышались крики на незнакомом языке.

— Это убитый тобой багатур? — спросил у смущённого Руга, указывая на сидящего на траве здоровенного монгола, роста немного ниже меня, зато в объёме раза в два шире.

— Спроси у него, где они взяли таких лошадей? — сказал Октару.

Тот стал переводить, но багатур разразился ругательствами.

— Переведи ему, что если он не скажет правды, то мы его оставим в живых, — на этих словах многие на меня взглянули с удивлением, и я продолжил, — Но, при этом вначале отрежем яйца, затем выколем глаза. Я своё слово всегда держу, теперь выбор за ним.

Пленный выслушал перевод, минуту подумал, затем рассказал всё, как было. Оказывается, что купили они лишь сорок иноходцев, а на табун больших боевых лошадей наткнулись случайно, когда возвращались домой. Два дня его выслеживали, затем выбрали момент и напали на охрану и пастухов. Ночью всех перебили, после чего ещё три дня путали следы.

— Исправляй ошибку, — сказал Ругу, и парень немедленно перехватил кинжалом горло последнего сарагура.

Вот и вся их история. Теперь эти кони будут служить не союзу гуннских племён, а мне, моим людям и нашим потомкам.

— Поехали к раненным, — сказал Октару, а когда тронулись, кивнул на табун, — А знаешь ли ты, что если они будут жрать одну траву, то воевать не станут? Их нужно обязательно подкармливать зерном.

— Да? — удивился парень, — Разве кому-то нужна такая лошадь?

— Нужна! — уверенно подтвердил я и добавил, — Нет ничего страшного, мы будем кормить.

В течение двух часов мы собрали трофеи и захоронили погибших, отдельно своих и отдельно вражеских, после чего отправились домой. Между тем, многие были склонны трупы врагов бросить на растерзание зверья, но я не согласился. Это теперь наша земля, и незачем Бога гневить.

Все мои аларисы, а так же оруженосец Руг, возвращались на иноходцах. Несмотря на моё довольствие и содержание, личное имущество побеждённого врага отходит персонально воину-победителю, то есть, оружие, доспех, находящиеся при теле деньги и лошадь. Обоз и имущество вражеского хана или владетеля отходит в казну владетеля-победителя, то есть, в мою. Хозяйственный Руг сразу же проверил перемётные сумки на вьючных лошадях и сообщил о наличии золота и серебра, затем прибрал мои персональные трофеи. Но я распорядился одного из иноходцев передать парню, который в бою никого не убил (о чём в душе сильно переживал), зато шёл в атаку бесстрашно и своим участием сломал строй врага. А трофейное оружие и доспехи решил вручил Октару, заслужил.

Если учесть, что цена хорошего коня двенадцать солидов, полный чешуйчатый доспех вместе со шлемом двадцать солидов, комплект оружия и сбруи — от восьми до десяти, то мои парни за один бой стали воистину богатыми. Это даже на десять солидов больше, чем каждый из них получил с набега на виллу префекта. Прикинув, сколько в мешках золота и серебра, решил лишние доспехи и оружие у них выкупить, мне нужно к лету будущего года подготовить и снарядить армию.

Желательно иметь уже снаряженного и вооружённого профессионала, но такой воин стоит одну силикву в день, без учёта довольствия и компенсаций за порчу оружия и брони во время боя. Год найма двухтысячной армии обойдётся в семьсот тридцать тысяч силикв или триста шестьдесят тысяч миллиарисий или тридцать тысяч солидов. А если учесть доплаты офицерам и различные компенсации, то и все сорок тыщ. Если самому штамповать, то нужно сто девяносто килограмм золота. М-да, война — дело дорогое.

По прибытию из Неаполя у меня осталось немногим более двух тысяч солидов, плюс золотая голова диктатора Гая Юлия Цезаря, весом двадцать три килограмма и девятьсот грамм и плюс золотого лома килограмм девять. В седельных сумках обнаружены персидские золотые драхмы и серебряные оболы, в которых я не понимаю, но мой безмен показал семнадцать килограмм и двести грамм золота и семьдесят два с половиной килограмма серебра. Оказывается, молоденькие рабы и рабыни тоже дороги. Итого, имею около тринадцати тысяч золотом, то есть, всего лишь треть от потребности. Значит, нужно срочно выходить в море и делать деньги.

Ночевали уже на привычном месте за бродом, а когда подходили к дому, то издали заметили какое-то непривычное шевеление. Оказывается, на причале под выгрузкой стояли три "пузатых купца", а ещё семь судов замерли на якоре посреди реки. Наше прибытие радостно приветствовала целая толпа народа и среди них заприметил лицо улыбающегося декуриона Ксантоса, который вместе с четырьмя нашими парнями сопровождал переселенцев и лошадей.

Глава 6

В шатре стояла глухая темень, светлым пятном серело лишь отверстие дымохода, предвещая скорый рассвет. Лю свернулась калачиком и тихонько посапывала рядом, во сне периодически крепко хватаясь за мою руку. Сегодня я ухожу в море.

Прошло три дня, как выгрузился последний "купец", мы уладили финансовые вопросы и у них нет оснований здесь задерживаться. Так что мы отчалим вместе, но выйдя в Понт, разойдёмся в разные стороны. Вначале я хотел подрядить пару судов на перевозку рабов в Константинополь, но Филон, сын досточтимого Авраама, вышел со встречным предложением.

— Досточтимый Александрос, возиться с этим товаром очень большая морока, могу забрать его весь оптом, прямо здесь.

— И на сколько ты хочешь меня нагреть?

— Что ты, что ты? Досточтимый?! Я хочу сделать тебе услугу!

— Пятнадцать солидов девственница, восемь солидов молодая рабыня и десять — за раба, — прервал его.

Лицо Филона сделалось страдальческим, а глаза вылупились, то ли от удивления, то ли от огорчения.

— Досточтимый, где ты видел такие цены?! Это же дикарки, а не нормальные девки! За девственницу дают не больше десяти!

— Этих дикарок ты продашь в два раза дороже. Короче, я своё слово сказал и оно у меня крепкое, — жёстко ответил я, — У отца спроси.

— Ай, торговаться с тобой не интересно... Ладно, согласен, — он огорчённо махнул рукой, затем улыбнулся и добавил, — Но деньги я тебе не дам! Хирографу напишу, обналичишь в торговом доме Константинополя или у нас в Неаполе.

Я получил долговую расписку, официально заверенную всадником Тимоном на сумму в три тысячи четыреста солидов, чем был несказанно рад. Во-первых, плотно заниматься работорговлей совершенно не хотелось и, во-вторых, высвобождалось полторы декады свободного времени, которое будет потрачено на дело более интересное, чем торговля.

По сообщению досточтимого Авраама, корабли-зерновозы будут готовы к моменту сбора в Египте второго урожая, а это конец июня. Заказ на постройку шести зерновозов, грузоподъёмностью по десять тысяч амфор* каждый, удалось разместить очень удачно; далматинские верфи были свободны, корабелы сидели без работы и материала у них было более, чем достаточно. Выбил даже скидку цены в сто солидов на каждый корабль; этих денег вполне достаточно на подготовку похода и наём команды, а безработных профессионалов можно набрать прямо там, в Далмации. В-общем, с середины июля досточтимый Авраам ожидает моей отмашки, к этому времени все шесть наших зерновозов уже должны стоять в неаполитанском порту.

* Одна римская амфора — 26,25 литра.

Декурион Ксантос по прибытию передал мне и Парису подарки — большие шарфы, вязанные из белого козьего меха с высохшими слезами девочки Ирис. Других особых новостей из Наполи не поступило, жизнь там текла медленно и размеренно. Разве что, доставившего по весне из Александрии первый караван февральского урожая пшеницы торговца Ликоергоса хватил удар. Свой новый дом он нашёл пустынным и полностью разграбленным, после чего слёг на целую декаду. Сейчас уже ожил, став злее нильского крокодила, но болезнь всё равно, свой застывший отпечаток оставила: перекошенную морду лица и искаженную речь.

В моём распоряжении оставалось более двух с половиной месяцев свободного времени и хотелось провести их с толком. Здесь моё присутствие не обязательно; территория взята под контроль, крестьяне пашут, получают семена и сеют, а табуны, стада и отары пасутся.

Сейчас у меня тридцать крестьян-арендаторов, в том числе восемнадцать семейных. К сожалению, к их прибытию успели изготовить всего шестнадцать комплектов плугов и культиваторов, но что такое взаимовыручка и кооперация, долго вдалбливать в головы не довелось. Зато к научной организации труда заставил отнестись с полной ответственностью: закупленное у Авраама посевное зерно протравили в соляном растворе, как это было написано в некогда прочитанной фермерской книге. К теории по агрономии, на которую потратил три свободных вечера, крестьяне отнеслись скептически. Явно не показывали, но я-то чувствовал, поэтому предупредил, что если не будут делать так, как сказано, то всё отберу и выгоню их на все четыре стороны, о чём в договоре аренды внёс специальный пункт.

Садовник Григорайос под моим чутким руководством разбил огород, получил и высадил половину всех семян, а половину я на всякий случай оставил. Мавр Дидар — плотник-судостроитель и карфагенянин-краснодеревщик Бирс заняты почти своим делом, тогда как портной Елисей временно оставался старшим по изготовлению и гашению извести. Андробал оказался настоящим прорабом, работы по строительству городка-крепости наладил чётко, за работниками неусыпно присматривал, а технологические процессы контролировал железно.

Думаю, народ без моей руководящей и направляющей силы обойдётся легко, поэтому решил сходить вначале в месячный поход на разведку к соседям — Боспорским таврам, а если получиться, то сгоняю и к персидским берегам. Почему, если получиться? Повторюсь, потому, что через два с половиной месяца начинается операция "Зерновозы".

За день до убытия, прямо с утра пригласил в шатёр всех своих офицеров, а так же Париса и Дорсию. На дальнем комоде с блокнотом и карандашом в руках тихонько сидел учитель Ван Хай. Я его специально пригласил; в отличие от пожилого возраста, его мозги оказались молодыми, светлыми и думающими. Да, он умеет быть нужным человеком.

— Завтра ухожу в море, — заявил присутствующим и вытащил свёрнутые патенты.

Я их выписал эллинским языком на листах А4, поставил подпись деспота* Росьиды** Александроса Леонидаса, и запаял в целлофан. Лю их аккуратно прошила и перевязала шёлковым шнуром с моей сургучной печатью.

*Деспот — господин, полновластный правитель (др. греч.). Не путать с жестоким правителем — тираном.

**Буквально с др. греч.— Земля Рось.

— Помощниками триерарха идут Парис и Актеонус, а центурионом морского десанта — Феодоро. Всадника Тимона оставляю вместо себя. Назначаю его ректором провинции и магистром конницы. Центр провинции, город Тимон, будет построен у нашей переправы через Рось. Претором ныне строящейся крепости и её гарнизона назначаю Ареса. Первым центурионом первого легиона Земли Рось назначаю Ксантоса, Вторую центурию будет формировать Дайодорос. Казну деспотии и хозяйство своего дома вручаю квестору Дорсии. А сейчас получите свои патенты.

Когда я их вручал, получил истинное наслаждение от эманаций чувств и вида ошарашенных лиц главарей моей банды. Ещё вчера — простые легионеры, пираты, слуги и рабы, а сегодня — патентованные официары. Они падали на колени, искренне благодарили и целовали руку, но вскоре в смятении чувств расселись по местам.

— Кстати, обратите внимание, что патенты бессрочные, но действующие исключительно на территории моей деспотии. Если кто пожелает по истечению двухгодичного контракта уйти, то может его оставить себе. Надеюсь, что по истечению нескольких лет он превратиться в статусный документ, как на территориях прочих Земель и царств, так и на территориях обеих Римских империй. Ежели остаётесь со мной, то у вас появится шанс получить новый патент, с более высокой должностью.