Обычный человек помнит свое детство, начиная с двух лет. В лучшем случае. И лишь отдельные моменты. Нет, я не возмущаюсь, еще чего! До двух лет и вспоминать нечего. Вот посмотрите на грудничков и сразу поймете, что вот это вот и один раз пережить мало удовольствия, не то что помнить всю жизнь.

Поэтому я — несчастный человек. Нет, я не ною, не впадаю в депрессию! Но попробовали бы сами пережить младенчество при полном, взрослом разуме! И еще — я ненавижу йогов! Потому что кто-то из моих предков был йогом и достиг на этом поприще всего, к чему стремился. Такая целеустремленность обычно весьма похвальна и приветствуется, но в моем случае... Ну, бессмертия он не обрел, потому что законы мироздания даже йогу изменить не под силу, зато он умудрился сделать так, чтобы его личность при последующих перевоплощениях не теряла памяти. Может, он желал сделать исключительно благое дело. Еще бы! С детства иметь в багаже мудрость предыдущих жизней — нехилое подспорье! Но как же он нагадил следующим воплощениям! Представляете, окруженный почетом и уважением боец отбывает в мир иной, оплакиваемый соратниками — и оказывается в детской колыбельке, в лучшем случае увязанным накрепко в чистую пеленку, но чаще всего просто в дерьме! И много еще чего происходит с этим старцем во счастливом младенчестве, о чем не принято распространяться вслух. Так что йогов я ненавижу всем сердцем и при встрече всегда бью — ну, когда очередное воплощение происходит на юге.

Надеюсь, теперь понятно, почему от воплощения к воплощению во мне крепла решимость порвать порочный круг жизни? Тем более что пользы от всего этого безобразия оказалось на удивление мало. Память, конечно, сохраняется — но только в латентном состоянии! Не может, оказывается, разум ребенка принять водопад воспоминаний из прежних жизней! Все приходит постепенно, по мере взросления, а полностью память открывается в преклонном возрасте, когда, собственно, от этого не польза, а один пшик — сил-то уже ни на что не осталось! Я уж не говорю про физические навыки! К чему пятилетнему ребенку мастерство копьеметателя, у него еще мышц нет! А ухватки верблюжьего погонщика подростку, зависающему на компьютерах?! Вот такая вот печальная картина.

Так что неудивительно, что я, поразмыслив в течение нескольких жизней, пришел к определенному, хотя и несколько необычному, решению. И сейчас я заявляю! Я, Тэмиркул из племени горных кузнецов, я, Аспан из династии бродячего клана убийц, и даже я, ничтожный Кыррабалта из... — короче, все мы! Мы, в смысле, я, отрекаюсь от прошлого и клянусь разрушить связь времен! Я пройду все миры и пространства, я окунусь в омуты родовой памяти, я воспарю к высотам предвидения, но добьюсь своего — и умру! Умру, как все, и приду в мир в счастливом неведении о своем прошлом! И я это точно сделаю, потому что целеустремленность — мое родовое качество, еще со времен того доисторического йогина, чтоб ему не развязаться из позы стрелка из лука! Ардхаматсиендрасана, вот как это называется, за одно такое словечко убивать надо!

-=-=-

— А что он так смотрит? — в тихом недоумении вопросила счастливая молодая мамочка.

Вопрос не блистал новизной. У молодых мамаш, одаренных бестолковостью сверх меры, он расположен на одном из первых мест, но в данном случае недоумение было вполне оправданным. Новорожденное дитя, взятое на руки, вместо того чтобы счастливо созерцать родительницу, весьма скептически зыркало по сторонам. Увиденное не внушало оптимизма. Опять Земля! Да еще и эпоха примитивных технологий! Еще и Россия! Комната тесная, потолок низкий... а на стенах что? Вот это блеклое? Точно не мимикр, и даже не информнапыление. Боже, теперь понятно, почему ты до срока покинул этот ничтожный мир! Ведь это просто бумага! Обои, вот как называется эта злобная пародия на украшения! Что же тогда на полу?! Ничего хорошего, и лучше не смотреть! Может, хоть светильники? Ужасно. А мебель... вот это — мебель?! Да, это точно не Арктур. Последний пункт: может, хоть с родителями повезло?

И дитя наконец перевело прозрачные глазенки на так называемую маму. Мда. Не, в целом симпатична, чем-то напоминает Аллию, ту, которая была третьей женой Аспанбыка — но ведь неряшлива! И неловкая, вон уронила что-то со спинки кресла — а всего лишь стоит рядом! И бесцеремонная, ишь как разглядывает. И... да, еще и властолюбивая, что при ее врожденной бестолковости гарантирует форменный дурдом вместо семейной идиллии! Хотя если отец обладает хотя бы половиной той твердости характера, не все потеряно. Аспанбык строил своих жен — любо-дорого было посмотреть. И поучаствовать, кстати.

— Папача, возьми отпрыска, у меня руки затекли! — скомандовала мамочка.

Явился папа, и последняя надежда развеялась без следа. Этот — не Аспанбык. И не Тэмиркул. И, что уж совсем невероятно, даже не Кыррабалта. Бывают, оказывается, и такие безвольные создания!

Младенец прерывисто вздохнул и завязал ноги лотосом. Прямо так, на весу. Вдох, выдох, глубже, еще глубже... Уродский мир, и делать здесь пока что нечего. А раз так — сваливаем отсюда в мир, где все просто и понятно, где работящие и любящие родители, где будущее предопределено, и заранее известно, что будет оно сытым и устроенным.

А младенец порастет пока и так.

Вдох-выдох, и снова вдох. Войти в транс необходимой глубины все не удавалось. Новоявленный папочка мешал, наверно.

— Ну, здравствуй, Владимир Владимирович Переписчиков! — неуверенно улыбнулся папочка. — Надеюсь, мы с тобой станем друзьями?

Младенец отчетливо представил, как ему предстоит с зубовным скрежетом заполнять всякие документы — не мог он, что ли, покороче как-нибудь назвать... и назваться?! — закатил глаза и улетел в долгожданный транс. Нафиг отсюда. Привет, Жерь Светлолиственная, приятный мир!

Глава первая

Эре-дурачок

... Я, Аспанбык из клана убийц, я же Шестак-глиномес, погибший в отрочестве, я же Руфес с Арктура, бандит из плавней; как ни противно, но я же и Вовочка Переписькин....э... Переписчиков! — и даже я, неудачник и посмешище Кыррабалта... а сейчас просто Эре, сын гончаров, из очень приветливого места под названием Жерь Светлолиственная. И если жить здесь, в общем и целом, легко, то с выполнением неких громких заявлений наблюдались сложности. Потому-то люди и боятся делать громкие заявления! Потому что подтверждать их делами обычно не получается. Соответственно те, кто не сдерживается и ляпает что-нибудь торжественное, считаются брехунами, демагогами, погонщиками ветра, еще как-то особенно обидно, что-то, связанное с мячами — в общем, в каждом мире по-своему унизительно. Странное дело: миры разные, а нелюбовь к великим порывам души везде одинакова. Отсюда закономерный вопрос к Творцу: ты чего это наворотил тут, любезнейший?! Только он никогда не отвечает. А жаль. Славненько бы погавкались.

Вообще-то клятва не на пустом месте давалась. Сначала был составлен план, как избавиться от бессмертия... собственно, бессмертия чего? Не души ведь: души по определению бессмертны, и никому это до сих пор не мешало. Правильно будет так: избавиться от бессмертия памяти.

Ну, а коли термин подобран, остальное легко и просто выстраивается в логическую последовательность действий. Шаг первый: узнать, как, собственно, это бессмертие, будь оно неладно, прицепилось-то? При некотором везении там же можно было получить рекомендацию, как этому безобразию положить конец. Причем даже идти никуда не надо. Тот умалишенный йогин — чтоб ему камни Тибета не казались мягкими в посмертии! — это ж я и есть, собственной персоной! Всего делов-то: провести в медитациях и воспоминаниях достаточно много времени, чтоб успеть добраться до самых глубин — или вершин? — родовой памяти. Но первый шаг оказался неожиданно тяжелым. Ну кто бы позволил Шестаку-глиномесу часами сидеть в медитациях — проще говоря, без дела? А ведь там не о часах речь шла. Собственно, только на Жери это и удалось. Удивительно приятный, незлобивый мир — и с родителями на этот раз повезло, кажется.

Он сидел на обрыве с удочкой в руках и хмуро разглядывал медленный водоворот. Утопиться, что ли? А смысл? Тем более что было уже. Шаг второй: если обращение к глубинам памяти окажется невозможным, расстаться с жизнью добровольно. Вдруг такой демонстративный отказ от дармового бессмертия сломает программу копирования памяти в первую попавшуюся новорожденную башку? Вот Шестак-глиномес отчаялся найти свободное время для медитаций — или хотя бы для отдыха — и того, шаг второй, экспериментальное опровержение. Дурак. Будет теперь В.В. Переписчиковым.

С бессмертием памяти все обстояло удручающе просто. Оказывается, это всего лишь этап в развитии личности. Один из. Как бы определенный возраст души. Ну и как отказаться от возраста?! Хорошо остальному человечеству — оно в массе своей до следующего этапа не успевает дожить. Мрут быстрее, чем совершенствуются.

Проблема на первый взгляд казалась абсолютно неразрешимой. И на второй тоже. Оттого и речной омут выглядел все более привлекательным — хотя вода в нем в плане чистоты не дотягивала до приемлемого уровня. Грязная была водичка. Опять в верховьях дожди? По времени года — рановато. Лето же в разгаре.

Так, спокойно, сказал он сам себе. Могло быть и хуже.

Изуверская фантазия тут же подкинула парочку идей, как именно могло быть хуже. Ведь после возраста бессмертия памяти следующий должен подойти, по логике, и кто бы подсказал, чего от него следует ожидать.

Это всего лишь путь, напомнил он себе. Ну, помнится все, что прожито. Такая вот извращенная благодарность от злодейки жизни. Но пройдет этот этап! Все проходит!

С последним утверждением не поспорил бы никакой философ, и он несколько повеселел. Ну, а коли определение найдено, по привычке дальше все выстроилось замечательно, в строгой логической последовательности. Оглядеться в данном приветливом мире, раньше на это как-то не хватало времени, все медитации да воспоминания. Значит, оглядеться — это раз. Устроиться в свое удовольствие — это два. Хотя с этим проблем не предвиделось — повезло с родителями, да и мирок пасторальный. Значит, устроиться — это два. И пожить в свое удовольствие, наконец, ожидая следующего этапа — это три! Все предыдущие реинкарнации были до обидного короткими, единственное исключение, пожалуй — тот самый йогин-основатель. Но вот ему как раз стоило бы срок жизни урезать до минимального!

Рыба не клевала. Какая ж рыба клюет днем? Только глупая. Но глупую он давно уже выловил и съел. Ну и ладно, не больно-то и хотелось.

Перед уходом он заглянул в омут. Вода отразила угрюмого тощего подростка лет пятнадцати. Примерно. В деревнях возраст считали так... округленно, в общем, больше по внешнему виду. Правильно, кстати, считали.

Удочку он даже не стал прятать, только леску выдернул из воды. От кого прятать? До жилья не один час ходу, а деревенские в лес так далеко не забредали. Ягод-грибов-орехов рядом с деревней полно, а вот подальше — не очень. Наверно, специально на благодатном месте деревню ставили.

Он вздохнул — и сорвался на стремительный бег. Пора домой, ужин его дожидаться не станет. Лето, жара, а холодильников в этом мире не придумали еще. Так что ужин сразу подберут, чтоб не пропадал. Там за столом такие братья! Им сколько ни дай, все мало. Здоровые ребята. Следовательно, считаются старшими. А он, как самый тощий, у них за младшенького.

На бегу он машинально настроился на встречу с людьми. Со всякими людьми. У него всегда в запасе было несколько сценариев поведения, в зависимости от ситуации. Привычка — вторая натура.

Последняя мысль ему настолько не понравилась, что он даже остановился. Ведь неправда же! А еще считается народной мудростью! Народ тоже врать любит, если кто не заметил! Привычка — это... это что?

Ответ сам в голову не шел, думать о таком пустяке было неохота, и он снова припустил по холмам и пригоркам. О, вот и деревня близко! Примета верная: если тропы стали такими, что две телеги разъедутся — деревня близко. И тропки эти вовсе не кони натоптали, а девки деревенские, чтоб за ягодами-орехами в лес ходить. Куда там коням до местных девок — кровь с огнем пополам, вспыльчивость буй-тура — и разум его же, кстати.

Совсем близко запела звонкая труба. Ага. Дерстин-пастух гонит дойное стадо с полонины.

Он завистливо покачал головой. Пастух играл замечательно. Еще бы! Забот никаких, играй целыми днями, шлифуй технику! Коровы не против. У пастуха дойного стада заботы если и бывали, то только глубокой осенью, когда трава становилась похуже, и рогатые скотины норовили разбрестись по лесам в поисках вкусненького. А так — лежи на пригорке и дуди! А потом на деревенских танцульках лови восторги и обожание местных девок!

Стадо вывернуло из-за пригорка, и труба запела еще яснее, еще прихотливее завился мотив. Он не выдержал и поддержал ее во всю мощь голоса — а голос у него, надо сказать, был поставлен! Днем рыба не клюет, можно и попеть.

Что он действительно любил, от чего терял осторожность и чувство меры — это музыка. Особенно — хоровое многоголосие Арктура. Ради него, собственно, и голос поставил. Но здесь таких изысков не приветствовали. Здесь в почете был примитив. И когда он от полноты эстетических переживаний начал накладывать на основную мелодию трубы разнотембровые украшения и раскачивать ритм, из-за коровьих спин объявился сам Дерстин и обиженно погрозил кулаком. А кулак у него — во! Не говоря уж про плечи. Подумаешь, заглушил его трубу! Подумаешь, коровы шарахнулись, словно от дракона — которые здесь, кстати, не водились. Но все равно лучше было от стада — и от пастуха — держаться подальше. Ближайшие пару дней.

Кстати, коровы. Йетт-ан-шура на местном наречии. Если приглядываться к миру, то стоило признать, что на том же Арктуре их однозначно признали бы геннопреображенными. Уж очень они были подходящими под человеческие требования. Одомашненные животные столько достоинств не могут иметь. Забавный мир. Посттехнический, что ли? Мир забавный, а уж язык здесь — животик надорвешь! Кому взбрело в голову скрестить иберийский с дославянским?! Очередной вопросик к Творцу без надежды на ответ. Ох и извращенец же ты, Творче! Был.

Навстречу двигались встречать своих коровушек местные девки. Шли они, естественно, так, чтоб заполнить собой всю ширину дороги. Здесь вся молодежь так ходила. Еще и локти расставляли. Тоже ведь, доминирующие самцы... и самки. Принцип-то понятен и прост: дави всех, чтоб не давили тебя! Бесчеловечный принцип, между прочим.

Он мгновенно ожесточился и не стал прыгать за обочину, а пошел юлой, ловко уклоняясь от локтей и выставив свои. Увернулся от затрещины — ух, что было б, если б попала, такой-то ручищей! Отпрыгнул спиной вперед от пинка — и впечатался в чью-то мощную грудь.

— Куда прешь, придурок, негодяй сопливый, легиньх-кастрат! — начала разоряться богатырь-девица при поддержке дружного хора.

— Привычка — это не вторая натура, — вдруг сказал он озадаченно. — Я понял! Привычка — это утилита операционной системы, вот что это! Просто полезная программа, ну надо же!

123 ... 252627

↓ Содержание ↓