↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Том 1. Марк Агриппа
Пролог.
Сентябрь 1977 года, мир Ордена Сталина.
Майкл О Лири, основатель и первый магистр Ордена Сталина, основатель и первый король Далкиленда, ирландец, рождённый шестьдесят один год назад в Филадельфии, штат Пенсильвания, путешествовал. Путешествовал за рулём 'Далки-Мобиля', полноприводного дома на колёсах, изготовленного в единственном экземпляре, специально для этого путешествия из Дублина в Монтевидео.
С чего его вдруг обуяла неодолимая тяга к этому путешествию, Майкл не мог объяснить даже сам себе, обуяла и всё тут. Он просто чувствовал, что это очень важно, спинным мозгом чувствовал, а своей 'чуйке', 'Счастливчик' привык доверять на сто процентов. Разум может ошибаться, 'чуйка' — никогда.
Движимый этой тягой, он передал корону старшему сыну Патрику, разделил бизнес и имущество между детьми, а сам отправился навстречу, настойчиво зовущей его, Судьбе. Обратно он уже не вернётся. Это он откуда-то точно знал, но каких-то сожалений по этому поводу у ирландца не возникало, а уж тем более не было страха.
Дублин — Эдинбург — Лондон — Берлин — Москва — Сталинград — Челябинск — Томск — Якутск — Вышинский* (*город на берегу Берингова пролива, крайняя точка Евразии, азиатский выход межконтинентального тоннеля имени Сталина). Два месяца пути, два месяца ночёвок в своём, довольно комфортабельном, правда, фургоне, возле автозаправочных станций, заезжать в города, ему почему-то очень не хотелось. Не хотелось отвлекаться от изучения истории древнего Рима.
Точнее сказать, он не мог от изучения этой самой истории оторваться физически, как не мог перестать дышать. На звонки отвечал, как будто нырял без акваланга — по-быстрому, только по делу, только суть. Всё остальное время, бортовой компьютер 'Далки-Мобиля' сам выбирал, что зачитать по этой теме из интернета. Случались серьёзные лекции, а попадались и весьма забавные — сетература, в не слишком популярном фантастическом жанре альтернативной истории и путешественниках во времени в прошлое, которые эту самую историю делают альтернативной. Бессмысленная чушь, но эта чушь сразу запоминалась наизусть, будто записывалась в память компьютера.
Никогда ирландец не интересовался — ни историей древнего Рима, ни, тем более, его альтернативной историей, и вот поди-ж ты, вдруг, ни с того, ни с сего, возникла натуральная физиологическая потребность в этой информации. Как и в этом абсолютно бессмысленном в этой жизни путешествии.
'Сегодня'. — мысль-озарение не испугала, — 'Сегодня, так сегодня'. — ответил Майкл О Лири сам себе и вызвал на связь старшего сына.
— Привет отец. Давно ты сам не звонил. Случилось что-нибудь?
— Въезжаю в тоннель, меня не теряйте, у меня всё хорошо. Поцелуй за меня мать, Патрик, — Магистр Ордена Сталина, не прощаясь, отключил связь.
Из тоннеля имени Сталина, Майкл О Лири выехал... выехал... сложно сказать, куда он выехал. Интернета здесь точно нет, как нет и мобильной связи. А ещё здесь нет солнца, но светло, нет атмосферы, но это нисколько не мешает дышать, нет твёрдой поверхности, но 'Далки-Мобиль' продолжает куда-то ехать. Хотя, как он может продолжать ехать, если здесь нет ничего — ни материи, ни времени, ни пространства?
'А ведь едет же как-то... Ага, приехал'.
Цель своего путешествия Майкл узнал сразу, — 'Кузница у Горна Судьбы'. Почему меня это не удивляет?'
Под навесом, в шахматы играли кузнец, неопределимого возраста, и здоровенный ворон, размером с королевского пингвина.
— Проходи, не робей, — пригласил кузнец, — уступи гостю место, Хугин, потом доиграем, — огромный ворон истаял вместе с шахматной доской и всеми фигурами.
— Привет, — поприветствовал кузнеца ирландец, усевшись в появившееся кресло, — это Рай, или Ад?
— Привет, Майкл. Это и Рай, и Ад — для кого как.
— И как тут для меня?
— Пока никак. Ты здесь проездом. Уже догадался куда?
— Куда — догадался. А вот зачем?
— На месте сам определишься. Конкретных заданий у меня для тебя нет. Делай — что должен, и будь — что будет. Хочешь меня о чём-нибудь попросить?
— Пожелай мне удачи, кузнец.
— Считаешь, мало её у тебя?
— Хватает, но лишней удача никогда не бывает, сам понимаешь...
— Понимаю. Удачи тебе, Феликс! — на латыни пожелал кузнец и даже не то улыбнулся, не то усмехнулся на прощание.
Часть первая. Princeps et Felix* (*Принцепс и Счастливчик, лат.)
Февраль, 741 года от основания Города (12 г. до н.э.), Рим (Республика, Принципат Октавиана Августа).
Марк Випсаний Агриппа, зять и лучший друг Принцепса Римского Сената, Октавиана Августа, болел тяжело и долго, очень тяжело и очень долго — месяц, два, может больше, счёт времени он давно потерял, как и всякую надежду на исцеление. Он заболел в Паннонии, где покорял власти Рима очередную провинцию, сразу почувствовал, что дело серьёзно, передал Тиберию командование над Паннонскими легионами и велел везти себя в Рим.
На вилле в Кампании, к его приезду, собралась вся большая фамилия Октавиана. Сюда-же, для консультаций, привезли лучших лекарей Рима, но и их рекомендации ничем не помогали, легче больному не становилось. Иногда Агриппа приходил в сознание, общался с близкими и читал в их глазах свой приговор — его уже мысленно похоронили, осталось лишь исполнить формальности. Его жалели, но в него уже не верили, по нему уже скорбели. Ну что-ж, значит пришло его время познакомиться с Хароном.
Почувствовав чей-то пристальный взгляд, Агриппа очнулся и открыл глаза. Перед ним стоял трёхлетний сын Друза и Антонии-младшей — Тиберий Клавдий Нерон и очень внимательно, можно сказать, изучающе на него смотрел. Молча смотрел, этот странный ребёнок умудрялся вообще не производить звуков, с самого рождения, даже не плакал ни разу.
Увидев, что больной очнулся, мальчик нисколько не смутился, присел рядом, обтёр больному лицо влажной тканью и напоил водой. Не успел Агриппа как следует удивиться происходящему — с чего бы этому ненормальному ребёнку так о нём заботиться, да ещё и, судя по всему, глубокой ночью, как услышал вопрос, даже не вопрос, а, скорее, констатацию.
— Не хочешь умирать?
Умирать и правда не хотелось, но ведь не из-за страха же, столько ещё осталось незаконченных дел, не свершённых планов, но поди, объясни это ребёнку, да ещё и, как говорят, ненормальному.
— Не хочу, но на всё воля Богов.
Тиберий, не отводя глаз, усмехнулся. Так усмехаются центурионы, выслушивая забавные отмазки своих легионеров.
— Не на всё, Марк Випсаний Агриппа. Далеко не на всё, и в твоём случае боги точно не причём. Тебя травят люди. Травят ядом, маленькими дозами, чтобы было похоже на тяжёлую болезнь. Не шуми.
Нереальность происходящего привела Агриппу в замешательство, наяву это всё, или в бреду? Маленький ребёнок ведёт себя как взрослый, говорит как взрослый. Травят? Очень может быть. Бред это, или нет, а вреда от этого разговора точно не будет. Видимо все размышления были слишком отчётливо написаны у него на лице — маленький Тиберий ободряюще кивнул и продолжил.
— Травят люди, травят каким-то растительным ядом с Востока. Ты ведь догадываешься, кто приказал тебя отравить и почему?
Если точно травят, то по приказу этой злобной ведьмы Ливии Друзиллы, других вариантов просто нет. Интересно...
— Октавиан знает?
— Если до сих пор не знает, значит очень хочет этого не знать. На его месте, для этого нужно сильно постараться.
Вот значит как. Травят как крысу. Ну и зачем он мне всё это рассказывает? Не от скуки же ночью тайком прокрался.
— Ты кто?
Странного посетителя вопрос совсем не удивил.
— Я Феликс. Мне сам кузнец пожелал удачи, — снова усмехнулся странный ребёнок.
— Какой ещё кузнец?
— Которому ваши боги кузню прибирают и инструменты чистят.
— А ваши?
— А нам боги не нужны, мы с кузнецом напрямую взаимодействуем. Я не бог, — опередил вопрос Тиберий, — такой-же человек, как и ты.
Не соврал, но сказал явно далеко не всё.
— Говорят, что ты ненормальный.
— Правильно говорят. Я и есть ненормальный. Свою первую жизнь я прожил почти две тысячи лет спустя. Это точно ненормально. Только ты никому об этом не рассказывай.
— Не расскажу. И как там, две тысячи лет спустя?
— Неплохо. Это мы после обсудим, если ты выживешь.
— Можешь мне помочь?
— Помогу, если попросишь, отчего бы не помочь хорошему человеку. Только учти, что моя помощь — это смерть Октавиана и Ливии. Сам понимаешь — по-другому никак не получится. Теперь, или ты, или они.
В то, что этот непонятный Феликс запросто угробит Божественного Принцепса и собственную бабку, Агриппе поверилось почему-то сразу, стоит лишь его попросить.
— Как они умрут?
— Да от твоей болезни и умрут, чего мудрить-то в таком простом деле. Заразной болезнь окажется, вот они и заболеют. Ты покрепче — поэтому выкарабкаешься, а они через пару дней попадут на отчёт к кузнецу.
— И что я тебе буду должен, Феликс?
— Договоримся, Марк Агриппа. Когда-то у меня был отличный друг по имени Марк. Почему бы мне и с тобой не подружиться? Ты на него чем-то похож.
— Прошу твоей помощи, Феликс.
Феликс встал, ещё раз напоил больного.
— Пару дней ты должен изображать, что лежишь при смерти. Не давай себя ничем поить никому, кроме меня. Дотерпи до следующей ночи.
* * *
Луций Домиций Агенобарб, экс-консул и свояк Октавиана Августа, находился при дворе Принцепса в ожидании дальнейшего назначения, ему предстояло получить опыт управления одной из провинций. Не то Африкой, не то Сирией, это должно было выясниться в самое ближайшее время, а пока он выполнял личные поручения Божественного Принцепса и, конечно, божественной Ливии. Как ей можно отказать? Великая женщина и замыслы у неё великие, одна только задумка о формировании преторианской гвардии чего стоит. Вместо нынешних жалких придворных когорт — настоящие легионы, формируемые из проверенных опытных легионеров. Август пока морщится, личная гвардия — это уже царский атрибут, а он всё ещё играет в республиканца, но вот Ливия, что называется, зрит в корень.
Когда пришли известия о болезни Марка Агриппы, мудрая Ливия настояла, чтобы именно ему, Луцию Домицию Агенобарбу, было поручено командование личной охраной Октавиана Августа и его большой фамилии. Агенобарб на самом деле был верен и предан обоим Августам и вот, наконец, его старание заметили и оценили, вознаградив доверием. И что в итоге? Оба благодетеля мертвы, от чего — непонятно, а отвечать теперь ему.
Допрошенный личный лекарь Ливии — Страбон запираться не стал и сразу признал, что они отравлены, причём, скорее всего, тем самым ядом, который он, по приказу самой Ливии, купил у проезжего синдского колдуна полгода назад. Допрос поганца палачом ничего полезного для следствия не дал. Приказала — купил, для чего — не знал. Правда навёл на мысль, что у Марка Агриппы тоже симптомы отравления таким же ядом, а яд этот очень редкий. ОЧЕНЬ.
Луций Домиций Агенобарб был отмечен Божественным Августом не только за преданность, он действительно был умён, хорошо образован, обладал широким кругозором и богатым жизненным опытом. Разумеется, он догадывался — от чего вдруг приболел Марк Випсаний Агриппа, лучший друг, зять и наследник Божественного Принцепса, к тому-же, в отличие от самого Октавиана Августа, здоровый как бык и плодовитый как кролик.
Но кто мог отравить сразу и Ливию, и Агриппу, и Августа? Только сама Ливия и могла, больше некому. Что на неё вдруг нашло? Колдовство какое-то, или вмешательство богов?
Антония была для Агенобарба не просто любимой женой, без совета с ней, он никогда не принимал никаких важных решений. Это не подкаблучничество — она племянница Божественного Октавиана и дочь Марка Антония, тоже божественного, наверное... неспроста ведь он объявил себя сыном Осириса... Антония-старшая была для Агенобарба счастливым талисманом, с ней и только с ней он связывал все свои удачи. Её вывод нисколько Агенобарба не утешил.
— Получается, теперь ты во всём виноват, Луций. Ты организовывал их охрану и командовал людьми. Никто не поверит в колдовство, даже я в него не верю. И в то, что Ливия отравила Августа с Агриппой, а потом отравилась сама — я тоже не верю. Это сделал кто-то другой, а самый главный подозреваемый теперь — ты.
— Ты же знаешь, что я командовал людьми, которых подбирали сами Август и Ливия. У меня была чисто символическая, церемониальная должность.
— Знаю. И даже уверена в том, что ты не стал бы их убивать, не посоветовавшись со мной. Но остальные то этого не знают, Луций. Это правда, что Агриппа пришёл в себя?
— Правда. Ему стало лучше. Хоть и очень слаб пока, но теперь он, скорее всего, выживет. Как очнулся, сразу приказал сменить охрану на своих ветеранов, а значит помирать не собирается.
— Это к лучшему. Ты, конечно, в дурацком положении, но со смертью Агриппы, оно стало бы вообще безвыходным. Ты ведь против него ничего не предпринимал?
Луций Агенобарб обиженно вскинулся, но встретив внимательный взгляд супруги, задумался. Впрямую, конечно, нет, но кое-что знал, кое-о-чём догадывался, да и шито всё белыми нитками, наверное, при всём дворе Божественного Принцепса, только этот маленький идиот Тиберий не догадывался, кто на самом деле травил Марка Агриппу. Но впрямую — нет, не злоумышлял. Антония понаблюдала за душевными терзаниями мужа, кивнула понимающе и продолжила.
— Ты немедленно отправишься к Агриппе и доложишь ему о ходе расследования. Всё доложишь, Луций, и свои догадки в том числе. Агриппа благородный человек и за то, что ты мог ему помочь, но не помог, наказывать тебя не станет, а если ты станешь недоговаривать и темнить, он это сразу почувствует. Вот тогда — берегись.
— Агриппа наказывать не станет? Мясник Марк Агриппа проявит благородство? Я чего-то не понимаю?
— Разумеется, не понимаешь, ты вообще ничего не понимаешь, Луций. Агриппа служил мяснику и живодёру. Да-да, дорогой. Мой покойный дядюшка был именно таким, наш Божественный Октавиан был божеством зла и ужаса. К тому же старая мерзкая ведьма Ливия постоянно накачивала его ненавистью и подозрительностью. Слава Богам, теперь можно называть эти вещи своими именами. А Агриппа... Он просто был верен дружбе и выполнял приказы. Ты тоже выполнял приказы... Ступай, Луций, не спорь со мной.
* * *
Агриппа выглядел сильно исхудавшим и был очень бледен, но при этом умирать, очевидно, не собирался. У его ложа уже расположились два секретаря, со своим хозяйством, и что-то сосредоточенно писали. Не исключено, что составляли проскрипционные списки. Уж точно не завещание... Агенобарб поёжился. Он и сам не был слюнявым гуманистом, мотивацию Агриппы прекрасно понимал, что называется — сам такой, потому шансы свои расценивал не очень высоко. Несмотря на невесёлые мысли, доложил ситуацию он очень подробно, как и советовала Антония, вскрылся, как говорится, по полной. Что-ж, теперь или лев сыт, или... Агриппа выслушал его признания в дурости и некомпетентности с абсолютно равнодушным видом.
— Луций, ты ведь понимаешь, что сенаторов не устроят твои объяснения? Я бы не поверил не единому твоему слову, если б не знал точно, что ты в этом не замешан.
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |