Ключ от бездны. Книга первая

— Зачем придумывать новое, когда уже есть нечто испытанное и правильное? — спросил первосвященник. — К тому же, я никому не подражаю. Моя болезненная тяга к религии мхаров не будет так досаждать тебе, когда они попросту исчезнут с лика земли, а вера их будет поругана и забыта.

— Я это слышал. "Поругана, забыта". Это трудно... как по мне. Мхары-то сильны, господин. А что сделано?

— Неужели ничего, преподобный? — Кхорх приподнял брови и усмехнулся.

— Хорошо, — поспешил исправиться Герех. — Кифра теперь твоя. Но если бы не эверцы, дикие племена не покорились бы нам. Да, ты построил подземный город, — жрец порывисто вздохнул. — И в нем все толково и искусно. Но это создано не твоими руками. Прости, святейший, — закончил он свою речь и поклонился.

— Зачем все делать самому? Что можно ими построить? — Для убедительности Кхорх протянул ему свои узкие ладони. — Ничего. Улх помог мне.

Жреца передернуло.

— Помощники у тебя знатные, — пробормотал он, — что змей, что Хэт...

— Тсс, — первосвященник прищурился и заговорил шепотом. — Ты видел лишь тени, потому что слишком слаб и не можешь лицезреть истинные лики бездны.

На рябых щеках служителя проступили красные пятна. Он стиснул челюсти, явно сдерживая себя.

— Ты правильно делаешь, что усмиряешь сердце, — похвалил Кхорх. — Убей в себе грубость и тщеславие вождя племени. Я оценю. Смотри, — он подошел к столу и, открыв резной ларец, извлек из него жезл. — Ты жрец и первым увидишь это. Великий символ власти. Взгляни!

Сделанный из серебра витой жезл был в локоть длинной, с наконечником, увенчанным темно-серым камнем.

— Что здесь написано? — с любопытством ребенка поинтересовался Герех и провел кончиками пальцев по мерцающим надписям.

— Имена богов, темных и светлых. Камень на нем — бесценный кариатит. Подобный ему хранится в Маакоре, но скоро и он будет моим. Кстати, о богах. Пошли, — позвал Кхорх и, прихватив плащ, покинул спальную. — Покажу тебе кое-что любопытное.

Они пошли по галереям подземного Улхура с высокими стенами из черного мрамора. Позолоченные полуколонны чередовались здесь с нишами, в которых светились драгоценные фигурки улхурских божеств. Под арочными сводами, украшенными тяжелыми золотыми фризами, искрились сферы, наполненные жидким белым огнем.

— Никак не могу привыкнуть, — пробормотал Герех чуть слышно.

— К чему?

— К дарам золотой богини.

Первосвященник засмеялся:

— К дарам Кифры, ты хотел сказать? Для чего же, по-твоему, дети Золотого песка преклонили колени перед твоим господином? Кифрийцы умеют создавать красоту. Им открыты пути в города мхаров. Эти люди свободны, но души их ничтожны и трусливы. Поэтому они стали рабами и распахнули для нас сокровищницы своей земли. Ну, что? Теперь, ты не будешь говорить мне, что я ничего не сделал, чтобы укрепить власть Улхура на земле? Или вождю крошечного племени с бесплодных берегов Седых озер мало того, что видят его глаза?

Между тем, собеседники свернули в одну из шахт города, ведущих вглубь горы и слабо освещенных редкими факелами. Кхорх плотнее закутался в плащ, а Герех бросал по сторонам тревожные взгляды. В сыром и мрачном проходе послышались странные звуки, похожие на вздохи и неразборчивый шепот. Так сказывалась близость озера в кратере Иктуса, а может... может и правда обитали здесь гремулы, серые демоны...

— Скоро начнется новая веха в истории нашего народа, — произнес первосвященник подавлено. Ему стало очень неуютно и он заговорил, чтобы заглушить наползающий страх при мыслях о демонах. — Хэт настойчиво нашептывает мне, что в Улхур придут трое из Маакора. Они захотят пройти испытания...

— Кто, господин?

— Мхары.

— Ох, не нравится мне эта затея! Чем не устраивают тебя соплеменники?

— Я не случайно созвал самых смелых, — подхватил Кхорх торопливо. — Для чего, по-твоему, назначены состязания? Так велел Хэт. А я хочу посмотреть, на что способны будущие Стражи невилл. Не думай, что кому-то легко достанется это звание. Только лучшим из лучших. Лабиринт уже готов. Хочешь увидеть, что ждет участников испытания?

— Не знаю, господин...

— Спокойно, преподобный, — улыбнулся Кхорх. — Я же сказал — кто-то из пришедших в Улхур сыграет свою роль в великом представлении улхурской драмы.

— Чего? — нахмурился Герех.

— Послушай, тебе, как воину должны быть любопытны ловушки для желающих служить новому божеству, — увлеченно продолжал первосвященник. — Одни ящеры чего стоят!

— Ты выпустишь хеписахафов, господин? — Глаза жреца загорелись азартом. — Но ведь... сам говорил, что придержишь этих тварей до похода на Ахвэм. Натравить чудовищ на мхаров — вот это мне по нутру! Уж я полюбуюсь на их смерть.

— Смерть? — Кхорх тряхнул головой. — Я слишком долго ждал, чтобы позволить врагам так легко ускользнуть от меня в царство Теней. Нет. Проклятие Хэта только начинает сбываться, и горечь его мхары познают сполна. Ты же знаешь, что они приписывают себе божественное происхождение? — Он засмеялся. — На самом деле у нас общие предки. Аксумены.

— Да, ты рассказывал мне, господин. Сыны Улха и мхары — братья. Но между ними как раз и бывают жесточайшие распри. Так говорил мой отец.

— Он был мудр, Герех. Проклятия по крови самые тяжелые. Да только сейчас мне не до Маакора, слишком волнующие события ждут впереди. Но, вижу, мы пришли, — Кхорх открыл проход, подняв скрытым механизмом каменный диск входа. — Вперед, мой носорог, я покажу тебе арену скорой битвы...

Они оказались в абсолютной темноте. И Герех тихо ахнул, когда из распахнувшихся вдруг люков пролился яркий свет и охватил серебряным огнем большую сферу, расположенную в центре огромной пирамиды. От основания до вершины та заиграла блестками золотистой слюды.

— Что это? — чуть слышно выговорил жрец.

— Сердце горы Иктус, святая святых, — отозвался Кхорх с невольным благоговением. Он молча указал своему попутчику на черную сферу. Ее переливающийся световой покров медленно "сжигал" густой мрак, клубящийся в самом шаре. И чем меньше его оставалось, тем темнее становилось вокруг, а "живая" мгла все больше сгущалась в пирамиде.

— Что тебе показать? — спросил первосвященник, когда шар совершенно очистился. Кхорх протянул ладони, и внутри хрустального пространства скользнула тень, а потом проступили очертания каменистого обрыва, жерла, наполненного туманом и причудливого строения, высеченного в скале — храма Кэух. — Взгляни, — он плавно повел рукой, "стирая" изображение святилища, и в глубине сферы появилась новая картинка: пещера, залитая водой и слабо освещенная трепещущими огнями факелов. — Лабиринт, — пояснил первосвященник и показал Гереху другую пещеру.

Довольный видом явно пораженного жреца, он в очередной раз поднес ладони к шару и вдруг отпрянул: сфера стремительно наполнилась чернотой. В ней зашевелилось нечто, внушающее животный ужас. Казалось, само время приостановило свой неизменный бег.

— Уйди! — Кхорх отступил и закрыл глаза, чувствуя, как дрожит сердце, как стынет оно от холода в душе. — Уйди, Герех...

Он с нетерпением слышал придушенный возглас служителя и легкий шум его торопливых шагов. А потом наступила тишина. Глухая и томительная.

Первосвященник опустился на колени и, склонив голову, прижал ко лбу стиснутые в замок руки.

— Я предан тебе, — взволнованно зашептал он, — предан душой и телом, я твой покорный раб и молю о милости. Госпожа, дай силы взглянуть на лик твой.

Затаив дыхание, Кхорх поднял голову и посмотрел на сферу. Но увидел в ней совсем не то, чего ждал. Сквозь легкую дымку ему явилась алтарная зала храма Кэух, с монументальными колоннами в ряд и жертвенником, освещенным огнями в золотых чашах. Перед алтарем стояла обнаженная девушка.

Он потянулся к шару, пытаясь лучше рассмотреть незнакомку, пораженный безупречностью ее сложения. Она обернулась — Кхорх близко увидел ее лицо, прелестное, с легкой улыбкой и колдовскими черными глазами.

— О, боги бездны... — шепнул он и вдруг отпрянул, когда пронзил его совсем другой, до дрожи знакомый взор.

— Хэт...

Лицо старца исказилось и старик прошипел со злобой:

— Они уже на нашей земле, Кхорх. Смотри, за ними идет твой рок...

ГЛАВА 2

Теплые сумерки погрузили Ахвэм в блаженную полудрему. Смягчились очертания храмов, домов и дворцов. Набережная укрылась туманом. На матовом шелке неба все ярче проступал рисунок созвездий. Блеклая луна повисла над башней обсерватории и медленно наливалась магическим светом. И этот негромкий блеск был едва ли сравним с ярким огнем маяка, что построил первый из древнего рода Ва-Лерагов.

Прекрасный парк во владениях правителя Астемана украшали пурпурные и кремовые бутоны граната. Молочно-белые цветки апельсина наполняли окрестности сладким ароматом. Налетавший порывами свежий ветерок осторожно играл нежно-фиолетовыми кистями тамарикса и серебристыми колокольчиками отцветающей галезии.

— Я не люблю Ахвэм, — тихо обронила Ла-Тима, стоя на крытой смотровой площадке, откуда открывался великолепный вид на сад и часть города. — Может, потому что немного ревную — мой муж питает к нему такие пылкие чувства. А я почти забыла свой Нэрос.

Наэла, племянница супруги правителя, поднялась со скамеечки и подошла к балюстраде.

— Родной город всегда будет нам милее любого другого, — вздохнула она. — Там остается наша душа.

Госпожа Ва-Лераг обратила к собеседнице блестящие от слез глаза.

— Да, девочка моя, сейчас я особенно тоскую о прошлом. Мне так не хватает матери и ее нежной заботы. Нет ничего правдивее и ценнее материнской любви...

Наэла с сочувствием посмотрела на тетушку. Она понимала, о чем болит ее душа.

— Астеман никогда не любил нас так, как любит этот город, — сказала Ла-Тима. — И я не могу понять — почему...

— Прошу вас, не плачьте! — Наэла нежно обняла ее за плечи и прижалась лицом к сладко пахнущим волосам. Когда-то она была уверена, что тетушка станет ей второй матерью. И Сидмас вполне разделял надежды невесты. А теперь...

— Я помню, как мы познакомились, — немного успокоившись, заговорила госпожа Ва-Лераг. — Ты знаешь, что мой брат обожал проводить время в кругу друзей, в отличие от меня, частой гостьи обсерватории Сифса. "Что ты находишь там, — часто говорил он мне, — ведь звезды так далеки от людей! Движение, сила, жизнь, страсть и красота — вот чего должна желать мхарская девушка". Я его понимала, он — мужчина, хоть и выросший в семье жреца, где чаще смотрят на небо, чем на грешную землю. Но моему сердцу казалась милее стезя отца. Я забывала обо всем, когда видела звезды. Они не казались далекими, может еще и потому что предсказали мне судьбу — владыку западных земель Маакора.

И однажды, солнечным весенним днем мы повстречались с ним.

— И вы узнали его? — лукаво поинтересовалась Наэла. Она уже слышала эту историю от ее сына. Сидмас увлекался историей Маакора и работал над биографиями знаменитых людей своей земли. Конечно, он гордился родителем, господином Астеманом из рода Ва-Лерагов и часто говорил о нем, во всем считая примером для себя. История его семьи была для него самой любопытной.

— Нет, — засмеялась Ла-Тима. — Твоя тетушка и подумать тогда не смела, что этот статный красавец станет ее мужем. Я робела каждый раз, когда братец приводил его в наш дом и держалась с Астеманом холодно. Мы никогда не оставались наедине, а мое участие в общих разговорах за столом сводилось лишь к общим фразам. Признаться, мне казалось, что такому умному, образованному и знатному юноше будет скучно возле такой, как я, витающей меж звезд. Но, оказалось, брат подошел к нашему знакомству очень серьезно. И через три месяца Астеман просил у отца моей руки. Этот день стал самым страшным и самым восхитительным в моей жизни! Я и сейчас отлично помню, как брат с самого утра был необычайно оживлен и, сидя у окна гостиной залы, нетерпеливо посматривал на подъездную аллею. И даже вскрикнул от радости, едва увидев крытые носилки друга. Мое бедное сердце едва не выпрыгнуло из груди, когда вошел Астеман. Такой торжественный и такой красивый! Вскочив с кресла, я пролепетала приветствие и уже вознамерилась уйти, но дорогой гость сообщил, что имеет ко мне разговор, — она помолчала, растроганно улыбаясь. — Так странно, но те долгожданные слова совершенно стерлись из памяти. Может потому, что я жадно ловила их и была слишком возбуждена. А может... — Ла-Тима пожала плечами. — Так или иначе, все для меня переменилась. После пышной свадебной церемонии мы отправились в роскошный дворец и он стал моим новым домом. Горячка первых дней в роли молодой жены сына правителя тоже вскоре прошла. Астеман не отличался романтичностью, и мне пришлось быстро усвоить размеренный уклад жизни семьи Ва-Лерагов. Была ли я счастлива? Да. Особенно, когда узнала, что жду ребенка. Время летит так быстро, если богиня судьбы благоволит к тебе, отводя беду и болезни. Сидмас рос беззаботно-счастливым ребенком, и многие прочили ему великое будущее. Мой отец составил весьма благоприятный гороскоп. А я боялась вопрошать звезды. Почему-то боялась... — она снова замолчала, а потом, вздохнув, добавила: — Но давай-ка спустимся и пройдем во дворец. Становится слишком свежо.

— Но ведь счастья прошлого никто у вас не отнимет?

— Конечно, дорогая. — Госпожа Ва-Лераг с нежностью взглянула на Наэлу.

Горячая, искренняя любовь к Сидмасу крепче родственных уз связала двух этих женщин. Они были похожи: обе светло-русые и статные, с общими фамильными чертами. Но красота Ла-Тимы была мягкой и тонкой, как красота раннего утра. В Наэле же словно тихо мерцала прелесть лунной ночи.

Они прошли по одетому в сумрак саду и оказались во дворе с бассейном. Здесь стояли вазоны с цветами, сладко пахло ирисами и лилиями.

Хозяйку встретила прислужница и сообщила, что правителя все еще нет дома.

— Хорошо, — кивнула Ла-Тима, — принеси нам ужин на террасу, мы полюбуемся прекрасным вечером. Ты не возражаешь? — обратилась она к Наэле.

Та улыбнулась, мельком глянув на громаду дворца, опустевшую без Сидмаса. При нем в каждой из многочисленных зал с приходом темноты всегда зажигали огни.

— Так что же было дальше? — присаживаясь на скамеечку, напомнила гостья. Невзирая на ноющую боль в душе, мучившую ее с уходом жениха в Улхур, Наэла чувствовала себя почти счастливой. Это ощущение тепла и уюта всегда появлялось у нее в гостеприимном доме Астемана. Вот и теперь, с восторгом, словно маленькая девочка, она смотрела, как хозяйка сервирует стол.

— Иди, иди, благодарю тебя, — сказала госпожа Ва-Лераг прислужнице. Супруга правителя всегда сама ухаживала за домочадцами во время трапез. — Теперь мне остались лишь воспоминания, — добавила она с грустью. — Я иногда думаю, что бывают минуты, когда сама богиня Луны подсказывает нам, что в сердце пришла любовь. И я услышала ее голос. Ведь впервые взглянув в голубые глаза еще незнакомого юноши, мне показалось, что мы давно знакомы, и что прежде я уже видела и эти черты, и эту выжидательную полуулыбку. Так мы всегда узнаем души тех, с кем в прежней жизни были связаны узами любви...