Ключ от бездны. Книга первая

Она замолчала, а Наэла вспомнила, как сама увидела Сидмаса после шестилетней разлуки. Встретила уже возмужавшим, и невольно сравнила с тем застенчивым и неловким мальчиком, с которым ее познакомил отец, представив, как будущего супруга. Сидмас стал более сдержанным, и превратился в копию отца — степенного, рассудительного и ... очень красивого. Он вырос и окреп физически, став истинным воплощением маакорского мужчины. Ту первую свою весну они провели вместе, расставаясь иногда только под утро. Долгие прогулки в окрестностях Ахвэма, катание на лодках по вечерней Анхе, рискованные и оттого еще более увлекательные экспедиции к берегам Седых озер или просиживания над научными трудами — им нигде не было скучно.

А потом пришло дождливое лето и появился Креламет. Симпатичный и поджарый сын сотника, с открытым, выразительным лицом и ироничным взглядом. Ровесник Сидмаса, он отличался от него какой-то особой живостью. "Болея" военными походами, Креламет уже не раз выступал с союзными войсками корнуотов против ягмар. Наэле становилось жутко, что он убивал, и было странно, что Сидмас гордился ратными успехами друга. Этот юноша легко и крепко привязал к себе наследника Астемана. Но оказался настолько общительным и благородно-деликатным, что ни разу не посягнул на первенство в душе Сидмаса. И Наэла перестала ревновать, а скоро и сама прониклась к Креламету истинной симпатией...

— Мне казалось, что Астеман любил меня, — между тем вновь заговорила Ла-Тима. — Теперь, я знаю, что он просто выбрал себе достойную спутницу.

— Разве этого мало?

— Ах, девочка моя, ты молода, красива, и Сидмас испытывает к тебе истинные чувства.

Наэла слабо улыбнулась. Она и раньше догадывалась, что ее жених во всем подражал отцу, даже в отношениях с возлюбленной. А в последнее время он все чаще сдерживал порывы нежности своей нареченной.

— Может, потому что в сердце мужа не проснулась страсть, и появился тот, другой, — вдруг с горечью произнесла госпожа Ва-Лераг.

Наэла с изумлением взглянула на нее и выронила салфетку:

— Что?

— Я никому не рассказывала об этом раньше, — Ла-Тима покачала головой. — Никогда не говорила, но Астеман узнал, потому что я хотела этого. Понимаешь, дорогая? Это был отчаянный крик уставшей от холода души.

— Ваш сын тоже знал?

— Не думаю, — Ла-Тима внимательно посмотрела на собеседницу, словно боясь увидеть в ее глазах тень укора. — Тогда я поняла, что мужская любовь может быть другой. Нежной, обжигающей... и даже когда молчат уста, женщина слышит, что другое сердце бьется только ради нее одной. — Она помолчала, потом заговорила торопливо. — Не бойся, я ничем не оскорблю твоей душевной чистоты, рассказывая о тайнах наших встреч. Тем более что сами эти встречи были вполне целомудренны. Нет, супружеское ложе не осквернено мною. Но наш разум, наша душа, не важнее ли тела? В помыслах я уже была неверна Астеману, и не жалею. Но понимаю, что глубоко виновата перед мужем, ведь совесть его чиста передо мной. И этого я не могу простить ему! Именно того, что я оступилась, а он великодушно простил меня, сохранив семью. Не опозорил меня изгнанием из дома. Но стал еще холоднее...

Наэла сидела, не шевелясь и не поднимая глаз, чувствуя, как под тонкой кожей щёк разливается огонь. Она была потрясена — та, которая все эти годы являлась для нее эталоном совершенства и безупречности, свершила деяние, достойное только лесных людей, чьи вольные нравы колоритно описывал насмешливый Креламет.

— Знаю, ты осуждаешь меня, дорогая, — тихо проговорила Ла-Тима. — Я понимаю тебя. Что бы сказала я сама, поступи ты так с моим сыном? Но мне хотелось, чтобы ты знала, все знала обо мне.

— Да, конечно, — чуть слышно отозвалась Наэла.

Госпожа Ва-Лераг коотко вздохнула и поежилась. А Наэла вдруг бросилась к ней, и стала целовать лицо и холодные руки.

— Простите меня, простите, — зашептала она. — Я благодарна вам за то, что вы доверили мне эту тайну. Видят боги, я никому не открою этой тайны!

Ла-Тима прижала к груди ее голову и ласково провела ладонью по волосам.

— Спасибо, деточка моя, — сказала она. — Ты сняла камень с моего сердца. Только твое прощение хотела бы я получить за свой страшный грех.

— Разве в праве я осуждать вас? — отозвалась Наэла.

— Ты так чиста и честна, — проговорила госпожа Ва-Лераг и замолчала, беззвучно заплакав.

Ночь смотрела на них множеством таинственно блистающих глаз. Стало холодно, и с близкого берега Анхи наползал туман. Желтые огни фонарей в саду просвечивали сквозь ночной ультрамарин. И где-то в кудрявой листве сладко и томно, с надрывом запела птица.

— Словно вечность прошла с тех пор, как Сидмас отправился в Улхур, — едва слышно проговорила Ла-Тима. Теперь, после признания, она, кажется, отважилась излить и эту боль. — Но я все еще не могу понять, зачем он сделал это.

— Маакору угрожает опасность. — Голос Наэлы дрогнул. — Сидмас сам мне так сказал. Сказал, что это то, к чему он был готов уже давно. Что хочет принести себя в жертву. Но я ... не верю в это.

— Не веришь, что мой сын может...

— Что угроза подземелий реальна, — торопливо пояснила Наэла. — Жрец Керх называл предсказание об Арахне кощунством, ведь его сочинил безумный мхар, одержимый злым демоном.

— Нет, дорогая, — прервала ее тетушка. — Тот, чье имя я боюсь произносить, передал мне записи того самого служителя.

— Мне можно их увидеть?

— Конечно, — поднимаясь, заторопилась Ла-Тима. — Они хранятся в одном из моих ларцов. Давай поднимемся в мою спальную и...

— Нет-нет, я хотела бы еще побыть на свежем воздухе.

— Хорошо, подожди здесь.

— Не беспокойтесь, прошу вас.

Наэла осталась одна, и, обхватив руками обнаженные плечи, стала смотреть на зыбкую рябь воды в бассейне. Ей было холодно в легком платье из газа и шелка, но она не решалась набросить на себя ажурную шаль госпожи Ва-Лераг.

В тайниках ее души хранились чувства, которые она старалась забыть, вытравить из памяти сердца. Но сейчас они всколыхнулись, точно муть со дна Анхи.

Около года назад совершенно неожиданно ей начал сниться сын сотника. Эти сны, вначале довольно туманные, но с томительно-горьковатым привкусом влечения, обернулись для честной Наэлы настоящей пыткой. Она стала избегать общества Креламета, хотя тот был приветливо-ровен с ней, как с лучшей подругой, не больше. А потом до Наэлы дошли слухи о его скандальной истории с некой влиятельной вдовой...

Он больше не снился. Но она каждый раз ловила себя на постыдной мысли, что ревнует друга своего жениха к другим женщинам.

Возможно, Наэла понимала Ла-Тиму больше, чем могла бы признаться даже себе самой, и исповедь тети глубоко задела ее. Но сейчас она думала не об этом. Ей не давала покоя мысль, что Астеман мог отправить сына на верную гибель назло предавшей его женщине. Она не хотела в это верить. Но как тогда объяснить согласие правителя на безумный и отчаянный план Сидмаса? Почему именно теперь верховный жрец обнаружил запрещенные и подлежащие уничтожению свитки с пророчеством? Почему Астеман поверил ему? Откуда взялись эти горцы, идущие в Улхур и попавшие к дозорным приграничного поста Ахвэма? Наэла чувствовала, что некие таинственные и безжалостные силы подобно ураганным тучам нависли над судьбами тех, кто был ей дорог. И что теперь невозможно отвести беду...

Вернулась Ла-Тима, принеся с собой красивый ларец. Поставив на стол круглую маакорскую лампу, госпожа Ва-Лераг присела возле Наэлы.

— Ты совсем замерзла, — заботливо сказала она, укутывая племянницу в мягкую шаль. — Вот, взгляни.

Все еще дрожа, Наэла развернула один из длинных, исписанных синими чернилами листов и наугад выхватила строчки:

"ХIХ

Ты, которая дает свет для жизни, госпожа дня, царица восходящих светил на западном небе, владычица звезды Ма-Акратус — твое имя Эморх.

ХХ

Обитающая близ источников, та, что освещает их, необоримая завоевательница"...

— Что это? — не понимая, спросила она.

— Маакорские гимны, — заглядывая в свиток, пояснила Ла-Тима. — Вот здесь, смотри, — она прочла сама из того, что был у нее в руках:

— Почет вам, богини земли и неба, сиятельные Керх и Эморх. Почет вам, богини, которые обитают среди тверди и огня.

Даруйте мне благость свою, чтобы я мог стоять перед вами.

Я чист. Я подобен богам. Я наделен душой — крупицей огня, что горит в груди Хебех, равной вам. Я отринул зло от сердца своего, потому что оно освещено Хепес.

Я могу встать перед вами, чтобы видеть лики ваши, невидимые никому. Потому что я — служитель одной из вас, имя ей — Эморх.

Я, жрец Пторот-Ат, перед которым открывается истина, освещенная мудростью великих владычиц земли и неба. Имя им — Керх и Эморх.

Я, жрец Пторот-Ат, который слышит ту, кто повелевает твердью небесной и всеми звездами и Луной. Имя ее — Хепес.

Я, жрец Пторот-Ат говорю:

"Когда на землю под звездой Ма-Акратус придет восемнадцатый из рода живущих у воды, настанет время Красной звезды. Имя ее — Велтус. И будет призван тот, кто станет гибелью для многих и многих. А яд звезды, горькой, как полынь, отравит их источники. Черный дух завладеет душами, и разрушит города госпожи Ма-Акратуса".

Голос Ла-Тимы задрожал и она замолчала.

— "Ва лараги" — живущие у воды, с древнего аксуменского, — тихо проговорила Наэла, — но разве Астеман не семнадцатый правитель?

— Нет, был еще один, вычеркнутый из Хроник. Об этом знают немногие, но Астеман — восемнадцатый. Поэтому Бамин-Ат показал ему эти свитки, долгое время запертые в хранилище Мертвых. И владыка поверил. Настолько, что отправил в подземелья своего единственного сына! — она снова заплакала.

А ее гостья долго сидела, уронив руки на колени и не зная, какие найти слова, чтобы утешить госпожу Ва-Лераг. Наэла словно воочию видела теперь, как близко подступили тучи неизбежной грозы и как слабы перед ней все они: Астеман, Ла-Тима, она сама...

Нет. Судьба ее там, где Сидмас. И если он не испугался предвестника урагана, не станет отступать и она. Взглянув на притихшую тетушку, Наэла решительно поднялась и спросила:

— Вы близко знакомы с Бамин-Атом?

Госпожа Ва-Лераг неуверенно кивнула.

— Значит, — подхватила Наэла, — мы обе можем помочь Сидмасу.

— Как?

— Уговорите верховного жреца открыть для меня Врата времени...

ГЛАВА 3

Матенаис сидела на полу, передвигая искрящиеся красные камушки. С чистым звуком они ударялись друг о друга, рассыпались и снова складывались в узоры.

Рубины. Ей больше нравилось, как называли их аксумены: лал. Эти камни отгоняли злых духов. Поэтому Кхорх был так добр, что приносил их матери. Какой же гордостью горели его глаза, когда, рассыпая перед ней драгоценные дары, он спрашивал, довольна ли она. А потом начинал рассказывать услышанные от Хэта легенды: "Аксумены верили, что красный лал — застывшая кровь демона. Ты ведь знаешь, мама, Арахн уже приходил на землю и был сброшен в бездну Тохусом? — Кхорх гладил ее по волосам и заглядывал в глаза, а казалось, что в самую душу. — Бог огня сошелся с демоном в смертельной схватке. Битва их была ужасающей; стонала земля, сжираемая лютым огнем и плавились серые от пепла небеса. Только, невозможно одолеть Тохуса. И Арахн укрылся от него в черном Аургусе. Но и это не спасло демона, он был сожжен и низвергнут. А злая река вмиг испарилась, и в русле ее остались рубины — кровь побежденного Арахна, оплавленная божественным огнем"...

Вспоминая эту легенду, Кхорх неизменно добавлял, что Арахн милостив, и поэтому сделает их всемогущими в мире людей. Но пока "добрый" демон сына сделал Матенаис безумной. Вот и теперь она снова не понимала, что одна в комнате и тихо звала сына.

— Мой ненаглядный... — Ей чудилось, что маленький Кхорх обнимает маму, как раньше. И мечтает...

Ее мальчик всегда страстно желал стать богатым. "Однажды мы ни в чем не будем нуждаться, — твердил он, даже когда им нечего было есть. — И купим рабов, их силу и души. Ты знаешь, мама, что человека можно купить всего, с потрохами и жалкой душонкой?"

Теперь ему удалось воплотить свою мечту. Сотни рабов пришли в Улхур, Кифра стала первой провинцией нового царства.

Матенаис поднесла к лицу ладонь с блестящими камушками. Красные, как кровь. Застывшая кровь демона...

Кровь! Кровь стекала со жреческого ножа и пачкала ей руки!

Вскрикнув, Матенаис вскочила. С брезгливостью и ужасом швырнула рубины на пол. Продолжая смотреть на дрожащие руки, она попятилась к стене, а когда отступать стало некуда, истошно закричала. Ей виделась пещера: сквозь вязкий сумрак проступал силуэт чудовищного каменного монстра и алтарь с прикованной к нему жертвой.

— Опять, опять! — в комнатке матери первосвященника появилась крепкая, высокая улхурка и бросилась к несчастной, которая уже хрипела и оседала на пол. — Матенаис! — она с усилием отвела от ее лица сведенные судорогой руки. — Я с тобой, успокойся, посмотри на меня. Слышишь? Я здесь и тебе ничего не угрожает.

От звуков мягкого голоса больная расслабилась.

— Это ты, Тенаит? — робко и непонимающе спросила она. — Разве тебе можно видеть ритуал?

— Бедняжка моя, какой ритуал? — сиделка помогла Матенаис подняться и добраться до ложа со смятыми, влажными простынями. — Приляг, я побуду с тобой, пока тебе не полегчает. — Она заботливо и осторожно уложила мать Кхорха в расправленную постель и присела рядом. — Ну что, что опять привиделось нашей красавице?

Матенаис закрыла глаза и глубоко вздохнула. Муть в голове прояснялась, но нервный озноб еще не прошел, и женщина продолжала вздрагивать. Сын говорил, что ей становилось лучше. Он ежедневно навещал мать и заставлял пить горькую настойку. Она послушно выполняла его требования, но приступы повторялись чаще, а видения больного разума становились все страшнее. Матенаис с трудом удавалось вспомнить, когда закончилась нормальная жизнь. Да и была ли она? Был ли на самом деле тот тихий мальчик, вызывавший в матери безмерную, пусть и горькую любовь? Ведь она знала, что дитя, навеки связанное с ней, пришло в этот мир, чтобы страдать, никого не любя и неся зло. Но она всегда будет с ним, всегда, до последнего вздоха...

Матенаис захотелось спать, как всегда бывало после приступа. Ощущая в теле приятную легкость, словно паря, она позволила себе уйти в мир сна, куда мерзкий Гнух* не имел доступа. Душа ее освободилась, и перед внутренним взором поплыли картины прошлого.

* * *

... Матенаис увидела себя совсем юной.

В их хижинке, где так чудесно пахло полынью, появился ее Хсарт. Показав мешочек, он таинственно заулыбался.

— Что это? — улыбнулась она в ответ.

— Подарок Хэта, — ответил муж. — Ты приготовишь отвар из этих травок и сможешь зачать.

Смутившись, она закрыла ладошками лицо, а Хсарт присел к ней и осторожно обнял.

— Ну, что ты? — его пальцы невесомо коснулись ее рук. — Ты же хочешь ребенка? И я хочу. А ведь мы вместе уже три года! Вождь сказал мне, чтобы я подыскивал другую жену, которая может родить...