14. Кофе для эстетов

— О, и это не поможет тоже, — скривился он. — Единственный способ уберечь мальчишку от глупостей — занять его делом. К слову, способ работает в любом возрасте. Даже на стариках вроде меня.

— Святые Небеса, вы так хотите услышать несколько комплиментов? Представьте, что я их сказала, — откликнулась я. Кажется, кофе с ликёром не пошёл на пользу моему языку. — Впрочем, мысль дельная. Об уроках я позабочусь. Историю и географию я оставлю миссис Мариани, а вот математики им хватит на год вперёд.

— Этикет, литература, ботаника — я уже готов учить их чему угодно, лишь бы у них не оставалось сил воровать ключи и шарить по ящикам стола, — жёстко откликнулся Клэр и нахмурился. — Но кнута мало, нужен и пряник. Если детей не развлекать, они пойдут искать приключения — и найдут. Знали бы вы, Виржиния, в какие затруднительные ситуации попадал я сам только потому, что мне становилось скучно!

Я представила дядю Клэра моложе на двадцать лет, без умудрённости болезненным опытом и приобретённой с годами осторожности — и содрогнулась.

— Нет, увольте меня от откровений, я пока к ним не готова. Что же до развлечений... — я задумалась ненадолго, затем подхватила колокольчик и позвонила. — Юджи, будь любезна, принеси газеты... хотя бы за последние два месяца.

— За три недели хватит, — поправил меня Клэр, глядя на явившуюся девушку с удивительной для него доброжелательностью.

На газеты мы набросились, как голодные голуби — на зерно. Только обрывки полетели! Дядя не церемонился с заметками, которые считал не удовлетворяющими нашим требованиям, он комкал бумагу и швырял под кресла. Сперва я хотела осадить его, однако так и не сказала ни слова в укор: куда важнее было сейчас отвлечь Клэра от дурных мыслей, а прислуге потом можно выписать небольшое вознаграждение или сделать подарок.

Некоторые варианты мы обсуждали вслух.

— Посмотрите, дядя, как интересно! "Впервые Королевская оранжерея открывает свои двери для Любопытных и Знающих Толк в Красоте — и приглашает Вас взглянуть на умопомрачительное цветение Королевских роз и Королевских орхидей!" Мне кажется, звучит привлекательно.

— Интересно? С четверть часа — пожалуй, но что вы станете делать потом с тремя сорванцами? Поверьте, никакие цветочки не займут их внимание дольше... И у меня от сильных запахов болит голова.

— Голова? Кто из нас юная нежная дева, вы или я, дядя? А вот ещё — выставка зловещих картин из Никкона. Одна из них так ужасна, что, поговаривают, у некоего джентльмена не выдержало сердце при взгляде на неё.

— Это можно сказать почти обо всех современных картинах, дорогая племянница. Дайте-ка сюда, — и он отобрал у меня газету. — Посмотрим, посмотрим... Вот: "Бои самых свирепых собак Аксонии"... Нет, пожалуй, рановато для мальчиков, да и собак жалко. Я бы лучше полюбовался на бои поэтов и критиков — не питаю ни малейшего сочувствия ни к тем, ни к другим. Может, скачки?

— Вы ищете развлечение для себя или для детей, многоуважаемый дядюшка?

— Позвольте встречный вопрос. Что у вас в чашке, прелестная племянница, настой цикуты? Вы сегодня ядовиты, как бхаратская кобра.

— Видимо, я многому научилась у вас за последнее время... и верните мне газету! — нахмурилась я и потянула бумагу на себя. С тихим шелестом она разошлась по складке, и у каждого из нас оказалось по половине газеты. — Мы смотрим ближе к концу, а надо обратить внимание на первые страницы. Ну-ка... Вот, смотрите — целый разворот посвящён "Саду Чудес". Разве название не будоражит любопытство?

Клэр скомкал свою часть газеты и не без труда выбрался из кресла. Некоторое время мы молча изучали статью. Затем я разочарованно вздохнула:

— Цирк... Наверное, не слишком подобающее развлечение.

— Цирк, действительно, — прищурился дядя. — Удивительная фокусница из Аксонии, чжанский фехтовальщик, романский укротитель зверей, музыканты из Марсовии — неужели они по всему свету собирали труппу? Пишут, что первое представление двадцать второго марта, в день весеннего равноденствия, соизволит посетить сам герцог Хэмпшайр... что, в общем-то, ничего не доказывает, потому что герцоги порой посещают заведения, о которых в присутствии леди упоминать не принято. Однако я заинтригован, не скрою. И мальчикам наверняка понравится.

— И вам.

— И мне, — согласился он, словно и не заметив поддёвки, затем оглянулся ко мне. — День был долгий и трудный. Ступайте-ка спать, дрожащая... дражайшая племянница. А потом и я последую вашему примеру. Надо будет сказать Джулу, чтобы завтра он поставил у изголовья кувшин воды с лимоном и мятой. И со льдом... много, много льда, — пробормотал он еле слышно.

Спорить я и не подумала — дядя был совершенно прав. Обычно две ложки ликёра в кофе только добавили бы запаха и вкуса, но сегодня меня разморило, вероятно, больше не от напитка, а от переживаний. Перед сном я заглянула в комнату сначала к мальчикам Андервуд-Черри — они крепко спали, держась за руки — а затем к Лиаму. Он тут же изобразил безмятежный глубокий сон, но немного перестарался с глубоким и ровным дыханием и закашлялся.

Я сделала вид, что не заметила обмана.

— Поправляйся скорее, — прошептала я, поправляя одеяло. Юджиния выглядывала из-за двери, словно хотела оказаться на моём месте, но даже длинная её неровная тень не дотягивалась до кровати. — И не вздумай охрометь. В моём доме трость есть только у одного человека, и этот человек — я сама.

— Так она у вас для красоты, — не утерпел Лиам и приоткрыл один глаз, но потом снова зажмурился.

— Верно, — рассмеялась я. — Спи, горе-герой.

Наверное, с точки зрения воспитания мой поступок нельзя назвать правильным. Даже леди Абигейл, души не чаявшая в сыновьях, говорила, что детей надо воспитывать в строгости... Но я слишком обрадовалась тому, что Лиам хотя бы жив остался, а близнецы и вовсе отделались испугом, ведь игры с револьвером могли закончиться гораздо хуже. Тёмно-красные, влажные, остро пахнущие бинты так и стояли у меня перед глазами. Именно поэтому, возможно, сны были беспокойными и тяжёлыми.

...мне снилась кровь — целое море крови. Она катилась по карте материка до самого пролива, и часть её замарала Аксонию уродливыми пятнами. Невыносимо пахло ржавчиной, дымом — и госпиталем; я была там так давно, когда Эвани Тайлер ещё жила и дышала...

О, Эвани...

На глазах у меня навернулись слёзы.

Кровавый источник бил прямо из сердца Алмании, и карта вспучивалась, расползалась на куски, обращалась то болотом, то огромным полем, по которому ветер гнал рыхлые хлопья пепла. Мимо проползали с чудовищным грохотом конструкты из железа, пышущие огнём, и кто-то плакал — то ли женщина, то ли ребёнок.

А потом я увидела Лайзо.

Он брёл через пустырь, согнувшись и набросив на плечи рваный китель. Босые ноги путались в высохшей траве. Я хотела окликнуть его, но Лайзо вдруг ускорил шаг; я побежала — побежал и он, всё быстрее, раскинув руки так, что встречный ветер трепал тёмно-зелёные широкие рукава рубахи, а потом шагнул по воздуху... И взлетел.

Я осталась на земле, бессильно обнимая себя — высохшими, морщинистыми руками старухи.

Когда я очнулась, за окном всё ещё царил густой предрассветный сумрак.

— Некоторые сны — всего лишь сны, милая Гинни, — мягко произнесла леди Милдред.

Она сидела в изножье моей кровати, совсем как я вечером у Лиама. Её лицо было ясно различимо, против обыкновения — бессовестно молодое, светлое; глаза сияли холодным голубоватым серебром, фамильный цвет Валтеров, отличительный знак многих поколений, начиная с Вильгельма Лэндера.

— Но не этот сон, верно?

— Нет, — согласилась она с улыбкой. — Иногда можно изменить даже судьбу.

— Но не мою? — спросила я тихо.

Леди Милдред не ответила. Она склонилась и поцеловала меня в лоб, как беспокойное дитя. И тогда я проснулась по-настоящему.

Всё утро и половину дня ночной кошмар довлел надо мною. Каждый раз, когда мы с Лайзо оказывались недалеко друг от друга, перед глазами воскресал обожжённый пейзаж, хлопья пепла — и птицеподобная фигура, исчезающая далеко в небе. В кофе ощущался железистый привкус крови, и воздух горчил.

Ближе к вечеру привычка с головою погружаться в дела взяла своё. Сперва я через силу улыбалась и говорила с гостями, но затем поймала себя на мысли, что искренне интересуюсь чужими делами: переживаю о судьбе новой рукописи миссис Скаровски, выслушиваю сетования на одиночество полковника Арча, так и не оправившегося от потери сына, смеюсь над традиционной ежевечерней перепалкой сэра Хоффа и леди Клампси. А когда за общим столом зашла речь о развлечениях, я ненавязчиво поинтересовалась, слышал ли кто-нибудь о цирке под названием "Сад Чудес".

— Конечно! — тут же воскликнула миссис Скаровски. — Мы с супругом идём на представление двадцать второго марта. Чудо, что нам достались билеты!

Одна её реплика переменила моё мнение о цирке. Поэтесса, при всей её экзальтированности, за своей репутацией следила и не стала бы посещать "грубое" или "низкое" зрелище — а значит, "Сад Чудес" действительно был явлением необычайным.

— Вы говорите, "чудо".... Неужто билеты так сложно найти?

— О, уже месяц назад их продавали втридорога мошенники и спекулянты! — энергично подтвердила она. — Хвала Небесам, мой дорогой супруг сумел заполучить два места, но только на дальних рядах... Ничего, я возьму с собой театральный бинокль! Или даже подзорную трубу — у нас есть одна, антикварная, говорят, она принадлежала пиратам.

— Звезда труппы — фокусница под псевдонимом Фея Ночи, — вклинился в беседу Луи ла Рон, взволнованно протирая очки. — Мечтаю взять у неё интервью, но, говорят, она отказывает всем газетам. Поразительная женщина!

— У неё необычный псевдоним, — заметила я осторожно, вспомнив Финолу Дилейни.

Только очередной "дочери ши" в Бромли и не хватало!

— О, Фея Ночи выделяется не только сценическим именем. Она выступает в тёмно-синем костюме, расшитом драгоценными камнями, — мечтательно закатил глаза ла Рон. — В Колони после выступления её пригласил на чашку чая сам господин президент с супругой, такое впечатление на него произвели фокусы. Фея Ночи проходила сквозь кирпичную стену, освобождалась от наручников в бассейне, куда её сбросили с пятидесятикилограммовым шаром, прикованным к ногам. Она сумела перенестись из забитого гроба в гардероб цирка всего за минуту!

— Говорят, что, будучи запертой в бочке, она смогла поменяться местами с одной алманской княгиней, пока та сидела в запертой карете. А ключ оставался у князя, — добавила леди Клампси, с превосходством посматривая на явно менее осведомлённого сэра Хоффа.

После этого, разумеется, никто не сумел остаться в стороне. К концу вечера я, кажется, узнала о Фее Ночи и о других артистах труппы больше, чем о собственном дяде. И одновременно — потеряла последнюю надежду раздобыть билеты.

Размышления в дороге и за ужином не дали ровным счётом ничего.

Купить билеты всего за неделю? Невозможно, даже в пять раз дороже, чем они стоили. Обратиться к маркизу Рокпорту за помощью? Он, вероятно, сумел бы что-нибудь сделать, но не хотелось бы злоупотреблять его желанием завоевать моё расположение после нашей ссоры. Я всегда испытывала презрение к кокеткам, которые пользуются чувством вины у близкого человека — и теперь поступить так же? Ни за что.

"Может, попросить Лайзо?" — пронеслась под конец отчаянная мысль.

Но аккурат в тот миг, когда я протянула руку к колокольчику, чтобы вызывать Юджинию и через неё пригласить Лайзо в кабинет, дверь без стука распахнул дядя Клэр, взъерошенный, с тем азартным блеском в глазах, который наводил ужас в той же мере, что и вдохновлял.

— Вот! — и на мой стол легла пачка из семи аккуратных белых картонок, позолоченных по краям. — И не спорьте, дорогая племянница. Подобает это вашему положению или нет, но мы идём в цирк!

На некоторое время я лишилась дара речи. А затем сумела произнести только:

— Дядя... но как?

Клэр выглядел изрядно польщённым такой реакцией. Он слегка откинул голову назад — так кронпринцы позируют для парадных портретов в честь совершеннолетия — и улыбнулся:

— Скажем так, у меня есть свои способы, дорогая племянница. И широкий, гм, круг знакомств, в котором каждый пятый будет искренне рад отдать долг чести в столь необременительной форме. И не извольте волноваться, ничего противозаконного или аморального я не сделал.

Я прислушалась к собственному сердцу и сочла за благоразумие не углубляться в расспросы. Хотя угрозы маркиза Рокпорта и вынудили Клэра избавиться от наследия тёмного прошлого, "покерного клуба", некоторые связи наверняка остались: ведь даже когда человек сознательно выпускает из рук власть, он остаётся запачкан ею — так песок налипает на мокрые ладони.

— Семь билетов... Неужели ложа?

— Только балкон, — с деланным сожалением вздохнул Клэр. — Для выступления вновь открывают амфитеатр Эшли, эту двухсотлетнюю развалину. Его ремонтируют уже полгода. Надеюсь, перекрытия не обрушатся от аплодисментов. Вы уже придумали, кого пригласите?

Вопрос застал меня врасплох.

— Пригласить? Ах, да. Действительно, семь билетов, а нас только шестеро: мальчики, я сама и вы, дядя, вероятно, с камердинером. Что думаете о мисс Рич?

— Компаньонка вам не помешает, хотя я предпочёл бы общество миссис Мариани, — ответил дядя, немного помедлив. — Но в одном вы ошиблись. Джул не идёт.

— Почему же, он ведь всюду сопровождает вас, даже в театре? — спросила я и тут же поправилась: — Разумеется, это простое любопытство, я не настаиваю на ответе.

Выражение лица у Клэра стало невероятно сложным: казалось, что сочувствие, опаска и глубокая симпатия борются между собою, и ни одно чувство не может взять верх.

— Джул, к сожалению, состоит в особенных отношениях с цирковыми традициями, и с моей стороны было бы довольно жестоко заставлять его наблюдать за представлением.

— Вам виднее, — заметила я покорно и задумалась. Пригласить леди Абигейл? Она отбыла из Бромли. Глэдис подобные увеселительные мероприятия посещает вместе с супругом, а Эмбер и вовсе не до того... — Может быть, стоит позвать детектива Эллиса?

— Как вашего друга? Полно, пойдут сплетни, — отмахнулся Клэр, но, судя по блеску глаз, мысль ему понравилась.

Есть два вида возражений: непреклонное "нет" и кокетливое "нет — и попробуй-ка убеди меня". Вероятно, дядина реплика относилась, скорее, ко второй категории.

— О, после стольких лет сплетни пойдут, скорее, если мы перестанем время от времени встречаться за чашкой кофе. К тому же с нами будет Мадлен.

— А причём здесь мисс... — Клэр запнулся. А потом рассмеялся: — Ах, значит, вот как. Никогда не мечтал о славе волшебника, соединяющего сердца, но сейчас ваша идея кажется мне забавной.

Билет я отослала Эллису тем же вечером с сопроводительной запиской, а вскоре получила ответ: детектив сердечно благодарил меня за приглашение и извинялся, что редко заходит в последние дни: слишком много-де работы, буквально некогда спать. Однако на представлении он клятвенно пообещал быть — думаю, большую роль сыграло ненавязчивое упоминание о том, что Мадлен очень ждёт циркового представления. Ведь кто из влюблённых устоит перед возможностью увидеть предмет своего обожания с радостной улыбкой на устах?