Сказка 5. Черная роза Иерихона

— А ты, как же ты? — не унималась Мафдет.

— Мы встретились близ Исина. Я тогда была молода и глупа. Мне не исполнилось и сорока. Не знаю, что нашла в озлобленной девчонке Эрешкигаль. Видно, чем-то ей приглянулась. Двадцать лет мы пребывали вместе, двадцать лет мы любили друг друга, двадцать лет я постигала тайны ночи. Но время летит соколом, уходит прочь, подобно весенним водам. Всему настает конец. Роль вечной ученицы не устраивала меня. Слабая и неопытная, я мирилась с этим, но, обретя знание, взглянула на мир иными глазами. Разрыв был неизбежен.

— Не так ли произойдет и со мной? — с грустью сказала Мафдет.

— Ты не Эрешкигаль, и даже не Лилит, — рассмеялась бывшая жрица. — Вечность — удел богов. Нам она не подвластна. Грядущее никому не ведомо. Впрочем, слыхала я о Госпоже Замка Жизни. Говорят, она умеет заглянуть в будущее. Как по мне, так все это сказки.

— Отчего же сказки? — оживилась Мафдет, — Ихетнефрет рассказывал...

— Ихетнефрет? Опять он? Боюсь, нам не суждено прожить вместе двадцати лет.

— Прости, если я обидела тебя.

— Рано или поздно ты уйдешь к нему. Я чувствую. Сердце не обманешь.

Лилит замолчала и принялась шевелить палкой тлеющие угли костра. Пламя вспыхнуло вновь, бросая кровавые блики на печальное и усталое лицо служительницы Баалтиды.

— У меня нет никого кроме тебя, — неожиданно нарушила гнетущую тишину Мафдет. — Ихетнефрет остался в прошлом. Воспоминания о нем рождают боль. Ты вернула меня к жизни, научила многим премудростям... Как же я могу покинуть тебя?

— Посмотри на огонь. Он изменчив и непредсказуем. А ведь факел, разгоняющий тьму, и пылающее жилище во многом схожи. Сегодня ты клянешься в верности, а завтра, не задумываясь, нарушишь обещание. Ведь так уже было?

— Скрывать от тебя что-либо бесполезно, — виновато оправдывалась Мафдет. — Я порой сама пугаюсь содеянного. Кем я была пять лет назад? Теперь же дух обретает великую силу. Каков мой путь? Иду за тобой совершать месть.

— Жалеешь о собственном выборе? — лукаво усмехнулась Лилит.

— Нет, пожалуй. Но могла ли я представить.

— Теперь ты прекрасно владеешь кинжалами. Когда-нибудь придется воспользоваться этим искусством. Ладно, пора спать. Завтра предстоит нелегкий день.

— По правде сказать, он меня пугает. Как примет нас Гебал?

— Выслушав твои речи, я и сама, того и гляди, начну сомневаться. Подойди ближе к костру. Здесь так хорошо. Тишина дарит сердцу покой и забвение. Пусть вечно ночь царствует на земле. Среди высоких трав и густых зарослей кустарников, в призрачном свете луны и звезд, я мчалась бы обнаженной во мраке. Но кто сможет тогда любоваться моей красотой? Пламя. Оно так одиноко. Звуки и запахи уходящей жизни прячутся в треске хвороста, дыме и пепле. Скоро огонь погаснет, и сила обратиться в прах. Иди ко мне. Спаси от злой судьбы.

Мафдет, не проронив ни звука, легла рядом.

— Ночь волшебства приняла нас, — ласково произнесла Лилит, прижимаясь к груди подруги. — Сон погребальным саваном окутывает разум, даря счастливые видения. Спи, любовь моя!

Когда земля сделалась светла, и Ладья Миллионов Лет взошла над горами, две молодые женщины, словно богини, спустившиеся с небес, двинулись в сторону Гебала. Их опоясания из тщательно обработанной кожи походили на одеяния мужчин Та-Кем, талии украшали широкие пояса с пряжками в виде крылатых скарабеев. Шлемы с поразительной точностью копировали черепа львиц. Шкуры пантер, переброшенные через плечо каждой прелестницы, закрывали только левую грудь, оставляя правую открытой для солнечных лучей, воздуха и посторонних взглядов. Запястья воительниц отягощали широкие, богато инкрустированные пластинчатые браслеты, а ноги защищали металлические поножи-крылья, вылитые лучшими медниками Угарита.

Посохи с бронзовыми набалдашниками, луки и стрелы с кремневыми наконечниками, четыре кинжала, две каменные полированные булавы и пара боевых топоров, составляли вооружение странниц, пустившихся в далекий путь, полный неведомых опасностей.

Лилит, сторонясь местных жителей, шла звериными тропами, а не северной дорогой, соединявшей Гебал с Угаритом. Обутая в кожаные сандалии Мафдет осторожно ступала по коричневой почве пологих холмов и низкорослым травам. Она боялась наступить на скорпиона или змею.

Выступы серых скал и редкие можжевеловые рощи утомляли взор, заставляя думать об отдыхе и спасительной прохладе. Раскаленный воздух иссушал ноздри, лобзал усталые тела подобно негасимому пламени Гора, сеющему повсюду необъяснимый страх.

— Думаешь, нас никто не узнает в Гебале? — нарушила тишину Мафдет.

— Видела бы ты себя со стороны! — улыбнулась Лилит подруге. — Волосы выкрашены охрой, зеленой краской вокруг глаз наведены контуры Ока Уджат, а бронзовый шлем делает тебя воинственной и решительной.

— Да и ты не похожа на себя. Вся покрыта цветными полосами. Наверное, так украшают себя жители Серебряных гор или восточные кочевники. Но, допустим, мы попадем в Гебал. А что потом?

— Отыщем сносное жилье, где-нибудь на окраине, вдали от суеты торговой площади и гавани, как, впрочем, и от царского дворца. Одно знаю точно — покои Кархедона неприступны. Попасть в палаты узурпатора нелегко. Фокусы с переодеванием также не подходят. А подкуп, отравление, удушение годятся для истеричных любовниц, мстящих за неверность. Все это не для меня. К тому же, появление в городе двух женщин-воительниц не пройдет незамеченным. Доносчики сполна отрабатывают царский хлеб. Здесь нужно иное. Кенет! Пусть она увидит ту, что раскалывает темя врагов, разрубает их тела на куски и омывается в крови! Убить Кархедона? Что может быть проще! Но успокоится ли сердце скорой местью? Нет! Он должен умирать медленно, в нестерпимых муках, осознавая бессилие перед судьбой. Быстрая смерть только избавит нечестивца от страданий. Надо лишить мерзавца всего, что ему дорого, превратив негодяя в сгусток боли. Пусть вместо изысканных яств питается он ящерицами, останками и отбросами, а царское ложе обратится в грязь! И когда он, немощный, покрытый отвратительными язвами, пойдет по стране, заросшей ядовитой травой, народ будет насмехаться над ним!

— Нам бы в город попасть. Не говорю уже о храме Баалат. А вдруг нас схватит стража у крепостных ворот. Столь откровенные одеяния...

— Ты никогда не жила в деревне. Посмотрела бы на местных крестьян. Многие из них до старости только набедренную повязку и знают. Ты же научилась сносно владеть кинжалами, посохом, луком и приемами рукопашного боя, и можешь легко справиться с каким-нибудь незрячим калекой, — с насмешкой в голосе отвечала Лилит.

— Пытаешься меня разозлить? — парировала Мафдет.

— Вовсе нет. Тщусь объяснить, что грубая сила слепа, если не укреплена хитростью и коварством. Не со всяким противником можно совладать только при помощи клинка, особенно когда враг — мужчина. У тебя слабые мышцы...

— И как мне тогда поступать?

— В слабости твое превосходство. Очаруй красотой, женственностью, игривым взглядом. А главное — рассей внимание. Пусть соперник глазеет на наготу. Так выиграешь пару мгновений, а этого вполне хватит, чтобы перерезать горло или свернуть шею. К тому же, лишняя одежда сковывает движения.

— Воистину, ты — могущественная богиня резни, внушающая ужас, принимающая омовение в крови недругов своих! — Мафдет не могла скрыть восхищения подругой. — Верю — ты искусна в бою, но из головы никак не идут тревожные мысли. Вдруг нас кто-нибудь узнает и донесет Кархедону или Кенет?

— Не узнает. В противном случае, предатель проживет недолго.

— Попробуй убедить меня.

— Не пришлось бы жалеть.

— Какие глупости.

— Тогда смотри, смотри в глаза! — резким окриком приказала Лилит.

Мафдет беспрекословно повиновалась, заглянув в два глубоких колодца, полных адского огня.

Внезапная алая вспышка ослепила на миг дочь Та-Кем. Не успев прийти в себя, она застыла в ужасе, чувствуя, как занемели конечности, язык превратился в неповоротливое бревно, не давая выкрикнуть спасительное заклинание.

Бронзовый шлем слился с головой Лилит. Лицо, обросшее короткой шерстью, вытянулось, превратилось в львиную морду. Зверь дико зарычал, скаля белоснежные клыки. Рев, подобно гласу смерти, разнесся над холмами, сводя с ума, уничтожая остатки сломленной воли.

Оборотень резко взмахнул лапой, нанеся удар по левой щеке Мафдет. В глазах потемнело, в ушах раздался оглушительный звон.

Мафдет, упав на землю, трясла головой, пытаясь овладеть собой. Перед глазами водили хоровод цветные пятна, покрыв мир непроницаемой пеленой. Челюсть нестерпимо ныла, а череп грозил расколоться на части. И все же, помня уроки, полученные в Угарите, девушка до боли в пальцах сжала шест и вскочила на ноги, приняв оборонительную стойку. Готовую к продолжению боя, ее ждало разочарование. Взбесившийся зверь исчез, и только Лилит надрывалась от смеха.

— Великая Сохмет! — смертельный испуг никак не сходил с бледного лица Мафдет. — Ты превратилась в львицу?

— Эрешкигаль умеет внушить любой образ целой толпе, а я — лишь несмышленым девчонкам вроде тебя.

— Фокусы? Ты едва не сломала мне кость! — удивление девушки переросло в возмущение.

— Пусть это маленькое представление будет тебе наукой. Ты поступила верно, правда, с запозданием. Иной на моем месте не остановился бы на полпути. Понадобятся годы тренировок. Одной выжить в нашем мире, где правит зло, нелегко. Будь всегда со мной. По крайней мере, первые двадцать лет — с тоской в голосе произнесла Лилит.

— Я понимаю, — Мафдет нежно обняла подругу, вытирая застывшую слезу. — Соленая, как море или кровь... Помнишь?

— Наша первая встреча. Тогда ты ревела так же, как я сейчас.

— Мой взор подернут пеленой тумана. Сердце тревожно бьется в груди, руки немеют, и уста едва рождают слова... Иногда мгновения радости напоминают видения, пришедшие из снов. Едва осязаемые, сотканные из тончайшего полотна неосознанных желаний, они готовы вот-вот исчезнуть от одного дуновения жаркого ветра пустыни. Не удаляется смерть. Люди птицами-падальщиками всюду настигают нас, и только во взоре твоем нахожу успокоение... Я пришла сюда по замыслу твоих уст. Тело мое дрожит, сердце ведет в неизвестность, а душа мечтает омыться в крови грешников...

— О, Мафдет! — возликовала Лилит. — Приятно слышать такие речи! Как видно, мои уроки не прошли даром.

— Порою собственные мысли повергают меня в трепет. Сама не знаю, что говорю, — Мафдет резко замолчала, с трудом сдерживая рыдания.

— Ты готова омочить слезами собственное одеяние? Отчего? Страх терзает слабую плоть, но пока я рядом, тебе ничто не угрожает. Все враждебные страны я брошу к твоим ногам, бесчисленные армии, саранчой заполнившие степь, падут пред тобою. Враг твой не будет иметь ложа среди мертвых, не погребут его в могиле, и потомства не оставит он после себя. Имя твое сохранится вовек, как имя солнца и луны.

— Гебал близок. Пора сворачивать на восток.

— О, боги! Скорей бы! Шесть дней среди гор и долин, лесов и степей!

— Да и я сотворена не из меди, — рассмеялась Лилит. — Гони прочь усталость. Вот взойдем на гребень и увидим море.

— Море! — оживилась Мафдет, — Свежесть, запахи водорослей и соли... Небеса рухнут на землю! Волны лобзают берег... Волнующий крик чаек... Мое сердце сжималось от восторга, когда мы с Ихетнефретом впервые увидели ожившую сине-зеленую бесконечность.

— Теперь ты вспоминаешь о нем без неприязни?

— За пять лет боль ослабла. Время стирает воспоминания, как песок, приносимый западным ветром, уничтожает надпись на могильном камне. Впечатления бледнеют, словно звездный свет в серости утра. Ты не осуждаешь меня? Ведь так бывает, правда?

Лилит не ответила, ясно осознав, что рано или поздно потеряет Мафдет. Едва сдерживаемая обида вскипала в груди. Бывшая жрица ускорила шаг, не замечая колючие стебли травы, раздирая ноги в кровь. Ненависть подруги к Ихетнефрету ушла прочь. Осталось только сожаление об утраченном. Что делать теперь? Разбудить злобу в душе любимой, очаровать сладкими речами, лишить разума, отравить ядом магических заклинаний?

Ответ находился где-то рядом, но Лилит никак не могла его отыскать. То ли склон оказался слишком крут, то ли пот, попав в глаза, мешал заглянуть в будущее.

Огненный ураган бушевал в сердце. Она не могла допустить даже мысли о потере возлюбленной. Проросшая слабым ростком на каменистой почве, лишенной тепла и погруженной во мрак Туата, любовь давала доселе неведомую надежду. Познав тьму, Лилит желала прикоснуться к свету, вновь обрести собственную душу, похищенную демонами ада четыреста лет назад. Томимая темными желаниями и страхами, подчиняясь таинственному зову иного мира, она не сомневалась в своем предназначении. Любовь охватила ее как сон, пленяющий странника, изможденного тяжкой дорогой. Нет, она никому не отдаст Мафдет! Даже, если ради этого придется пожертвовать вечностью, принеся ее на алтарь ненасытных богов. Она пойдет до конца. А сейчас... ненависть испепеляет душу смертоносным пламенем. Месть! Она подарит покой, освятив вражеской кровью чувство к Мафдет. А вдруг, это всего лишь животное влечение, безумие, страсть, тень, рожденная в отблесках адского огня? Крик плоти, жажда плоти... Голоса ночи, гибель и одиночество...

— Погоди! Дай отдышаться! — долетел до ушей бывшей жрицы возглас Мафдет.

Лилит остановилась и обернулась на призыв подруги. Та оперлась на шест и, лишенная сил, стояла неподвижно, напоминая храмовый обелиск. Учащенное дыхание и тяжко вздымающиеся груди вызвали у Лилит едва уловимую улыбку.

— Подъем слишком тяжел, — оправдывалась дочь Та-Кем, вытирая рукой пот, струившийся по лицу. — Порою кажется, что мы до конца жизни будем бродить по горам, спасаясь от зноя в лесах и зарослях кустарников. О воде и свежести приходится только мечтать. А так хочется пить!

— Потерпи немного. Осталось одолеть всего лишь сотню локтей.

— Ладно, пошли, — уныло отозвалась Мафдет, едва превозмогая усталость.

Из последних сил, закусив губу и едва не плача, она двинулась за более опытной и выносливой подругой. Перед утомленным взором мелькали серые пятна камней, словно лица прокаженных, изуродованных коричневыми наростами лишайников. Мертвые стебли низкорослых трав испуганно дрожали под напором невесть откуда налетевшего ветра. Дыхание неведомого божества обжигало утомленные тела, полня легкие запахами далекого соснового леса и зеленеющего высокогорного луга.

Внезапно Мафдет остановилась и обернулась назад. Нет, в Тхамаск они шли иной дорогой. Здесь все выглядит иначе. Пологие холмы волнами застыли у подножия невысоких гор, покрытых темно-зелеными зарослями дуба и бука. А вдалеке, у самого горизонта, едва осязаемой дымкой высились снежные вершины. Унылый, тоскливый пейзаж... Тени прошлого, плоть настоящего, неизвестность будущего... Они несут покой и забвение израненной душе, когда сделан последний шаг навстречу смерти.

Едва взойдя на плато, две молодые женщины оказались у дороги. Она петляла среди холмов грязно-желтой лентой, утрамбованной множеством ног безвестных странников и широкими деревянными колесами неуклюжих повозок. Лилит, предвкушая долгожданный отдых, двинулась к кипарисовой рощи.