Сказка 5. Черная роза Иерихона

Черная роза Иерихона.

"И когда Он снял пятую печать, я увидел под жертвенником души убиенных за слово Божие и за свидетельство, которое они имели." (Откровение Святого Иоанна Богослова. Глава 6.)

"Ощути свежий ветер перемен

На крыльях ночи".

Pink Floyd "On the turning away".

Волнующий аромат кипарисовой рощи, смешанный с песнью цикады, напоминал сон наяву. Пламя костра рождало тысячи искр, тут же исчезавших во тьме. Нежный голос Лилит пьянил наслаждением, повергая в бездну. Сухие стебли травы приятно щекотали ноги, а спина изнывала от блаженства, даруемого мягкой шкурой пантеры.

Воспоминания едва уловимыми тенями обступали Мафдет. Духи гор и деревьев, дуновение ветра, дыхание небесной выси, пленили девушку, отдав ее во власть бесконечности мира.

— Ты не слушаешь меня, — раздраженно сказала Лилит.

— Прости, я задумалась. О нас, о земле и светилах, и будущем. Я пребывала в безверии и мраке. В день бедствий не нашла никого я рядом, кто устоял бы в час битвы. Ты же дала свет моему лицу. Ты подобна живительной влаге для иссушенного поля, богине — повелительнице блуждающих звезд. Ты — врата западного ветра, владыка превращений. Ты держишь в себе тайное, принадлежащее мстителю бога. По воле твоей не произрастает сикомора, медь не рождается в горе. Одно не дает покоя! Путь наш зарос терном и репейником. Всюду угрожает ветвь колючей акации.

— Разве я не веду тебя по дорогам счастья? — удивилась бывшая жрица.

— Всякий раз, как ты отверзаешь уста, правда и истина спускаются на твое чело, — робко отвечала Мафдет. — Ты подарила смысл моему существованию, словно добрый бог, дающий хлеб голодным, воду страждущим, одежду нагим и ладью лодочнику, потерпевшему крушение. Из рук твоих я приняла бесценное подношение — любовь.

— Так чего ты еще хочешь?

— Возможно, плаха уже готова. Не пришел ли наш черед погибнуть и обратиться в прах?

— О, боги! — испугалась Лилит. — Какие глупости поселились в твоей голове? Неужели не дышит твой нос молодостью и счастьем?

— Твоя сила пребывает во мне, но страх перед будущим не исчез бледной тенью, как бывает в час, когда четыре горизонта озаряются светом. Даст ли утро успокоение утомленной душе? Путник, сносивший в долгом путешествии не одну пару кожаных сандалий, мечтает утолить жажду. Но вот, цель достигнута, насытил он чрево, а дух его пребывает в смятении. Стремления и желания обратились в мираж пустыни. Так и мы пытаемся сохранить спасительную прохладу среди зноя дня.

— Мафдет! Я не понимаю тебя, — взволновано произнесла Лилит. — Быть может, следует хорошенько выспаться. Тоска и сомнения уйдут вместе с усталостью.

— Нет, нет! Я не хочу! Здесь так хорошо. Ласковое дыхание ветра, шелест листвы и сияние звезд погружают меня в хмельную бездну. Я сливаюсь с миром, превращаюсь во всемогущую богиню, повелевающую небесами и тайнами жизни. Твоя любовь дает силы в ночи. Любовь...

— Возьми ее, — тень Лилит, сотканная из черного бархата, растворилась в кроваво-красном пламени костра.

Нежные руки, словно воды Зеленого моря, ласкали тело Мафдет, заставляя сильнее биться девичье сердце.

— Я натру тебя мазью хати, изготовленной из кипариса и жира змеи апнет. Ты будешь благоухать, как тенистый сад в пору цветения.

Холодной влагой волшебное зелье растекалось по животу и груди. Колдовство проникало в кожу, слепило взор, оглушало незамысловатой трелью кузнечика, пьянило манящим запахом трав.

Нагая Мафдет походила на бесплотного призрака, исчезавшего в пепельном свете далеких звезд. Жаркое дыхание, магическое прикосновение любимой вновь, как и пять лет назад, разбудили в ней безумную страсть. Глаза сверкали во мраке, словно душа Есит, взошедшая над горизонтом в начале счастливого года.

— Ты наполняешь землю своей красотой, — шептала Мафдет. — Твои лучи объемлют страны вплоть до предела всего, что создано богами. Ты пересекаешь небосвод, наполняя сердце радостью. Тайны твои никому не подвластны, и ни один язык не достоин заявлять о сходстве с тобой. Взор твой сияет начищенной медью. Ты была рождена у врат Сопдет. Ты — аромат божественного цветка... Твои волосы чернее самой черной ночи, где люди беспомощно бродят в пустыне. Ягодицы — песчаные дюны, услаждаемые ветром Вечности. Груди — священные обители демонических существ, вселяющие ужас. Лоно — сокровищница Великого Дома, наполненная золотом, лазуритом, серебром, малахитом, сердоликом и камнем ибхет.

Я мечтаю коснуться твоей кожи. Самое тонкое полотно не может сравниться с ней. Тело твое — великий совет Чертога Двух Истин, чудесный амулет, спасающий от бурь и злых ветров... Оно — величайшая загадка подземного мира. Плавная линия груди исчезает в огне, воспылавшем на алтаре твоего живота, переходит в крутой изгиб бедер, между которыми скрылись поля камыша — рай желаний, воскрешенных из праха ночных видений... Животворная влага в степи, оазис счастья среди песков смерти. Я припадаю к нему, насыщаюсь силой, бессмертием и светом среди тьмы.

Мой страх покоится в гробнице твоих объятий и поцелуев, в саркофаге твоих губ. Я в плену у вожделения! Нет нигде спасения! Я жажду гибели! Любовь! Великая тайна богов! Она послана нам, словно проклятье. Где найти магическое заклинание, способное освободить нас из-под его власти? При виде твоей наготы язык немеет, руки горят огнем только от одного прикосновения, уста исторгают стоны, внутренности холодеют от предвкушения блаженства... Потуши во мне пожар слезами радости!

Неистовый, безумный крик сотряс спящие горы, исчезая в глубоких ущельях и дремучих лесах. Дикие звери, исполненные страха, бросились прочь от места, где силой темной бездны устраивается жилище у ноздрей Воплощения, где страждущие входят в Озеро Пламени, где правда и истина помещены в Место Греха, и плачущие находят успокоение в ночи, а сердце человека обретает покой.

Дом в Угарите, Огненная, лицо Ихетнефрета и глаза Гильгамеша вдруг пронеслись перед мысленным взором Мафдет. Видения прошлого терзали разум, словно коршун молодую антилопу. Надежда таяла во мгле и вновь воскресала солнечным богом при начале нового дня. Ка, умирая от любви, парил над горными вершинами среди снегов и льда. Далекое море сливалось с небесами, тайны невидимых горизонтов постигал живущий, звуки капели мешались с отблесками молний и холодными северными ветрами. Шорох вод вторил шелесту листвы и колдовству полевой лилии. Диковинные сны и грезы погружали в забвение, и даже камни, обагренные кровью бессмертного, не могли вернуть к жизни. Безмолвные тени восстали из ада, обрели плоть четырех всадников. Взбесившиеся животные неслись в безудержной скачке. Ветер хлестал лицо, рвал волосы и кожу. Дух бывшей жрицы витал рядом. Мафдет превратилась в звездный свет. Она чувствовала близость возлюбленной, ее улыбку, сияющие очи.

Ночь поглотила летящих.

Звезды...

Звезды... Миллионы безымянных затерянных миров, захваченных безумным огненным вихрем...

Вспышки божественного пламени освещали путь, скрытый во мраке. Громоподобное ржание исполинских тварей сводило с ума, вселяло в душу великий страх.

Вперед!

Вперед! Сквозь кровь и прах! Туда, где пыль дальних дорог застилает солнце, где будущее превращается в прошлое, полное тайн и загадок...

— Земная любовь? Сумасшествие, животная страсть, немыслимый экстаз, достойный жителей ада. Нечто подобное я пережила в Уруке, находясь в плену у Гильгамеша. Ты читаешь мои мысли? — Мафдет едва открыла глаза.

— Нет, только чувствую. Душа твоя темна. Одинокие видения, яркие воспоминания о счастье, боли, ужасе. Из них, как из драгоценных камней, я выкладываю замысловатый узор, и дарю тебе вместе с любовью.

— Будь откровенна и светла предо мною, как вода источника бога Монту. Расскажи об Эрешкигаль. — Мафдет неожиданно изменила тему разговора.

— Никогда ранее ты не просила ни о чем подобном, — Лилит не могла скрыть удивления. — К чему тебе? Ревнуешь?

— И все же.

— Хорошо. Тогда слушай. Эрешкигаль появилась на свет в Эреду, одном из древних городов Шумера, лет за двести до моего рождения. Ее отец состоял кузнецом в одной из мастерских местного правителя. Не отсюда ли ее влечение к оружию? Вскоре у дочери медника открылась еще одна склонность. Подростком она сбежала из дома и прибилась к странствующим лицедеям. Смазливая девчушка пользовалась успехом у зрителей, а после представлений она охотно соединялась с мужчинами, одержимыми демоническими страстями. Не оставались без внимания и рабы, сопровождавшие господ.

Повзрослев, Эрешкигаль тут же порвала с бродячим образом жизни и стала простой блудницей. Она не умела играть на флейте или струнных инструментах, не блистала в пении и танцах, но превосходно преподносила юную красоту первому встречному, служа ему всеми частями тела.

Она вызывала смех шутовскими выходками, ничего не стыдилась, возбуждала в любовниках страсть непристойными шутками, отдавалась распутникам все новыми способами, навсегда овладевая душами поклонников. Не дожидаясь соблазнительных слов, сама вызывающими речами прельщала кого ни попадя.

Часто на пирушках царских воинов, где находилось более десятка крепких мужчин, искушенных в телесных утехах, она за ночь сходилась со всеми сотрапезниками. Когда лишенные сил и желаний, те отказывались принимать участие в блуде, Эрешкигаль шла к слугам, но и после этого зов ее плоти не ослабевал.

Порою, скинув немногочисленные одежды, стоя посреди зала, грациозно изгибаясь, она с гордостью выставляла напоказ обитель наслаждений, желая зажечь в глазах зрителей искру похоти и восхищения.

Но вскоре такое времяпрепровождение наскучило и приелось. Жизнь показалась унылой и бесцветной. Сколько можно торговать собственным телом? Женский век короток. Что сулило будущее? Любовь? Да, ее любили, как только могли любить вино, попойки и запретные развлечения.

Эрешкигаль поселилась в Ниппуре, мечтая вернуться в Эреду богатой и знатной госпожой. Здесь она встретила высокопоставленного чиновника царского дворца и стала его наложницей. Но, привыкнув делить любовь сразу с несколькими обожателями, просчиталась и с позором была выдворена из города.

Без средств и крова будущая богиня пустилась в обратный путь. Бедные земледельцы и чужеземные купцы мало смыслили в женской красоте и неохотно расставались с медью. Порою, едва хватало на скромный ужин. Эрешкигаль ступила на дорогу к городской свалке, где нищие питаются отбросами.

Но в Уруке судьба улыбнулась блуднице, сведя ее с товаркой по ремеслу красавицей Кубабой. Урукская дева прекрасно знала царевича из Эреду и не раз оказывала ему услуги деликатного свойства. Желая помочь новой подруге, Кубаба дала ей рекомендательное письмо к своему высокородному знакомому.

Вернувшись в Эреду, Эрешкигаль поселилась в скромном жилище. На сбережения, собранные в Уруке, открыла трактир, занялась хозяйством, сама пряла шерсть и ходила за скотом. За несколько лет, проведенных на чужбине, слава непотребной девки поблекла, а пребывание близ храма Энлиля и народная молва создали Эрешкигаль образ праведницы. Теперь красота ее блистала свежестью, щеки румянцем. Матовая кожа, необыкновенная грация, гибкость и черные глаза заставляли биться даже каменное сердце.

Все эти прелести она берегла не менее тщательно, нежели глиняную табличку Кубабы. И в день, когда город основательно позабыл великую распутницу, привыкнув к смиренной и покорной женщине, Эрешкигаль предстала перед очами царевича. Высокий и стройный, с прекрасными манерами, вьющимися волосами и роскошной бородой, наследник престола запал в душу дочери кузнеца.

Задуманную роль она сыграла тонко, изящно, с некоторой долей изощренного, но, в то же время, пленительного коварства. Царевич без труда разгадал, кто таится под маской напускного смирения, ведь он и сам, внешне благочестивый, обожал порок и блуд, скрываемый одеждами целомудрия.

Вскоре царевич пригласил Эрешкигаль во второй раз. Стол, накрытый изысканными кушаньями и дорогими винами, говорил о многом. Увидев такую щедрость, блудница сразу поняла, зачем ее позвали, и не заставила себя долго ждать. В тот вечер она показала такое мастерство в искусстве любви, что сразу покорила престолонаследника, затмив всех женщин, бывших с ним ранее. С того дня он проводил с новой возлюбленной ночи напролет, желая всякий раз ее сильнее. Опытная и извращенная, она постепенно одаривала избранника все новыми и новыми ласками, стараясь продлить наслаждение, не наскучив сыну венценосца прежде времени.

Околдованный царевич отправился на поклон к царю, но тот решительно выступил против женитьбы. Тогда распутница уговорила любимого учинить бунт против отца. На следующий день после похорон, влюбленные сочетались браком, не став даже справлять траур по убиенному родителю. Спустя год незадачливый властитель был задушен собственной супругой на ложе любви. Сделавшись владычицей города, Эрешкигаль предалась всем мыслимым порокам, чередуя разврат с изощренной местью бывшим любовникам. Не один из мужчин Эреду не мог спать спокойно, вздрагивая при малейшем стуке в дверь, опасаясь царской стражи и злословия горожан.

Дворцовые вельможи, искушенные в интригах и коварстве, в союзе со жрецами возмутили топу, призывая к мятежу. Немногие из слуг, преданных госпоже, уговаривали ее бежать, но она отказалась, презрительно бросив малодушным: "Царское одеяние — лучший саван".

Смерть неслышно ступала по мостовой, не щадя ни бедняков, ни знатных. Так бы и окончилась жизнь самозванки, но, о, боги... Боги! Ваша воля скрыта во тьме и неведома смертным! Явился с северных гор Маш кудесник, принеся в дар бессмертие. "Кто ты?" — спросила Эрешкигаль. "Разве существует пастырь, желающий гибели своему стаду?" — ответил пришелец.

И вот, облаченная в тонкие одежды, чистая ликом и укрепленная в сердце, повелительница Эреду пригубила чашу с магическим эликсиром. А между тем, великая буря накрыла город. Молнии в один миг разрушили дворец. Народ в страхе бросился к жертвенникам и алтарям, выпрашивая милости у богов. Когда ураган утих, самые смелые из воинов отправились к развалинам. Кругом валялись изуродованные трупы. Тела царицы так и не нашли. Толпа вздохнула с облегчением, объяснив происшествие гневом богов. Но кто был наказан? Эрешкигаль или горожане? Каждый рассудил по-своему. Иные радовались, иные печалились, видя в том знамение о приближении бесчисленных бедствий и несчастий. Обретя бессмертие, Эрешкигаль уединилась в горах, что к северу от Буранунны и Идигины.

Несколько лет, проведенных в глубокой пещере в обществе колдуна, не прошли даром. Эрешкигаль овладела не только искусством обращения с оружием, но и силой магического слова, познала многие тайны: научилась подчинять себе ветры и молнии, насылать на людей гибель и жуткие кошмары, превращаться в животных и поражать противника на расстоянии.

Постигнув секреты колдовства, дева Эреду в новом обличье вернулась к жителям Шумера, неся огонь и разрушения. И выступила против нее могущественная Инанна, но проиграла поединок и едва не лишилась сердца. С тех пор за Эрешкигаль укрепилась слава владычицы подземного мира и госпожи смерти.

— А ты, как же ты? — не унималась Мафдет.

— Мы встретились близ Исина. Я тогда была молода и глупа. Мне не исполнилось и сорока. Не знаю, что нашла в озлобленной девчонке Эрешкигаль. Видно, чем-то ей приглянулась. Двадцать лет мы пребывали вместе, двадцать лет мы любили друг друга, двадцать лет я постигала тайны ночи. Но время летит соколом, уходит прочь, подобно весенним водам. Всему настает конец. Роль вечной ученицы не устраивала меня. Слабая и неопытная, я мирилась с этим, но, обретя знание, взглянула на мир иными глазами. Разрыв был неизбежен.

— Не так ли произойдет и со мной? — с грустью сказала Мафдет.

— Ты не Эрешкигаль, и даже не Лилит, — рассмеялась бывшая жрица. — Вечность — удел богов. Нам она не подвластна. Грядущее никому не ведомо. Впрочем, слыхала я о Госпоже Замка Жизни. Говорят, она умеет заглянуть в будущее. Как по мне, так все это сказки.

— Отчего же сказки? — оживилась Мафдет, — Ихетнефрет рассказывал...

— Ихетнефрет? Опять он? Боюсь, нам не суждено прожить вместе двадцати лет.

— Прости, если я обидела тебя.

— Рано или поздно ты уйдешь к нему. Я чувствую. Сердце не обманешь.

Лилит замолчала и принялась шевелить палкой тлеющие угли костра. Пламя вспыхнуло вновь, бросая кровавые блики на печальное и усталое лицо служительницы Баалтиды.

— У меня нет никого кроме тебя, — неожиданно нарушила гнетущую тишину Мафдет. — Ихетнефрет остался в прошлом. Воспоминания о нем рождают боль. Ты вернула меня к жизни, научила многим премудростям... Как же я могу покинуть тебя?

— Посмотри на огонь. Он изменчив и непредсказуем. А ведь факел, разгоняющий тьму, и пылающее жилище во многом схожи. Сегодня ты клянешься в верности, а завтра, не задумываясь, нарушишь обещание. Ведь так уже было?

— Скрывать от тебя что-либо бесполезно, — виновато оправдывалась Мафдет. — Я порой сама пугаюсь содеянного. Кем я была пять лет назад? Теперь же дух обретает великую силу. Каков мой путь? Иду за тобой совершать месть.

— Жалеешь о собственном выборе? — лукаво усмехнулась Лилит.

— Нет, пожалуй. Но могла ли я представить.

— Теперь ты прекрасно владеешь кинжалами. Когда-нибудь придется воспользоваться этим искусством. Ладно, пора спать. Завтра предстоит нелегкий день.

— По правде сказать, он меня пугает. Как примет нас Гебал?

— Выслушав твои речи, я и сама, того и гляди, начну сомневаться. Подойди ближе к костру. Здесь так хорошо. Тишина дарит сердцу покой и забвение. Пусть вечно ночь царствует на земле. Среди высоких трав и густых зарослей кустарников, в призрачном свете луны и звезд, я мчалась бы обнаженной во мраке. Но кто сможет тогда любоваться моей красотой? Пламя. Оно так одиноко. Звуки и запахи уходящей жизни прячутся в треске хвороста, дыме и пепле. Скоро огонь погаснет, и сила обратиться в прах. Иди ко мне. Спаси от злой судьбы.

Мафдет, не проронив ни звука, легла рядом.

— Ночь волшебства приняла нас, — ласково произнесла Лилит, прижимаясь к груди подруги. — Сон погребальным саваном окутывает разум, даря счастливые видения. Спи, любовь моя!

Когда земля сделалась светла, и Ладья Миллионов Лет взошла над горами, две молодые женщины, словно богини, спустившиеся с небес, двинулись в сторону Гебала. Их опоясания из тщательно обработанной кожи походили на одеяния мужчин Та-Кем, талии украшали широкие пояса с пряжками в виде крылатых скарабеев. Шлемы с поразительной точностью копировали черепа львиц. Шкуры пантер, переброшенные через плечо каждой прелестницы, закрывали только левую грудь, оставляя правую открытой для солнечных лучей, воздуха и посторонних взглядов. Запястья воительниц отягощали широкие, богато инкрустированные пластинчатые браслеты, а ноги защищали металлические поножи-крылья, вылитые лучшими медниками Угарита.

Посохи с бронзовыми набалдашниками, луки и стрелы с кремневыми наконечниками, четыре кинжала, две каменные полированные булавы и пара боевых топоров, составляли вооружение странниц, пустившихся в далекий путь, полный неведомых опасностей.

Лилит, сторонясь местных жителей, шла звериными тропами, а не северной дорогой, соединявшей Гебал с Угаритом. Обутая в кожаные сандалии Мафдет осторожно ступала по коричневой почве пологих холмов и низкорослым травам. Она боялась наступить на скорпиона или змею.

Выступы серых скал и редкие можжевеловые рощи утомляли взор, заставляя думать об отдыхе и спасительной прохладе. Раскаленный воздух иссушал ноздри, лобзал усталые тела подобно негасимому пламени Гора, сеющему повсюду необъяснимый страх.

— Думаешь, нас никто не узнает в Гебале? — нарушила тишину Мафдет.

— Видела бы ты себя со стороны! — улыбнулась Лилит подруге. — Волосы выкрашены охрой, зеленой краской вокруг глаз наведены контуры Ока Уджат, а бронзовый шлем делает тебя воинственной и решительной.

— Да и ты не похожа на себя. Вся покрыта цветными полосами. Наверное, так украшают себя жители Серебряных гор или восточные кочевники. Но, допустим, мы попадем в Гебал. А что потом?

— Отыщем сносное жилье, где-нибудь на окраине, вдали от суеты торговой площади и гавани, как, впрочем, и от царского дворца. Одно знаю точно — покои Кархедона неприступны. Попасть в палаты узурпатора нелегко. Фокусы с переодеванием также не подходят. А подкуп, отравление, удушение годятся для истеричных любовниц, мстящих за неверность. Все это не для меня. К тому же, появление в городе двух женщин-воительниц не пройдет незамеченным. Доносчики сполна отрабатывают царский хлеб. Здесь нужно иное. Кенет! Пусть она увидит ту, что раскалывает темя врагов, разрубает их тела на куски и омывается в крови! Убить Кархедона? Что может быть проще! Но успокоится ли сердце скорой местью? Нет! Он должен умирать медленно, в нестерпимых муках, осознавая бессилие перед судьбой. Быстрая смерть только избавит нечестивца от страданий. Надо лишить мерзавца всего, что ему дорого, превратив негодяя в сгусток боли. Пусть вместо изысканных яств питается он ящерицами, останками и отбросами, а царское ложе обратится в грязь! И когда он, немощный, покрытый отвратительными язвами, пойдет по стране, заросшей ядовитой травой, народ будет насмехаться над ним!

— Нам бы в город попасть. Не говорю уже о храме Баалат. А вдруг нас схватит стража у крепостных ворот. Столь откровенные одеяния...

— Ты никогда не жила в деревне. Посмотрела бы на местных крестьян. Многие из них до старости только набедренную повязку и знают. Ты же научилась сносно владеть кинжалами, посохом, луком и приемами рукопашного боя, и можешь легко справиться с каким-нибудь незрячим калекой, — с насмешкой в голосе отвечала Лилит.

— Пытаешься меня разозлить? — парировала Мафдет.

— Вовсе нет. Тщусь объяснить, что грубая сила слепа, если не укреплена хитростью и коварством. Не со всяким противником можно совладать только при помощи клинка, особенно когда враг — мужчина. У тебя слабые мышцы...

— И как мне тогда поступать?

— В слабости твое превосходство. Очаруй красотой, женственностью, игривым взглядом. А главное — рассей внимание. Пусть соперник глазеет на наготу. Так выиграешь пару мгновений, а этого вполне хватит, чтобы перерезать горло или свернуть шею. К тому же, лишняя одежда сковывает движения.

— Воистину, ты — могущественная богиня резни, внушающая ужас, принимающая омовение в крови недругов своих! — Мафдет не могла скрыть восхищения подругой. — Верю — ты искусна в бою, но из головы никак не идут тревожные мысли. Вдруг нас кто-нибудь узнает и донесет Кархедону или Кенет?

— Не узнает. В противном случае, предатель проживет недолго.

— Попробуй убедить меня.

— Не пришлось бы жалеть.

— Какие глупости.

— Тогда смотри, смотри в глаза! — резким окриком приказала Лилит.

Мафдет беспрекословно повиновалась, заглянув в два глубоких колодца, полных адского огня.

Внезапная алая вспышка ослепила на миг дочь Та-Кем. Не успев прийти в себя, она застыла в ужасе, чувствуя, как занемели конечности, язык превратился в неповоротливое бревно, не давая выкрикнуть спасительное заклинание.

Бронзовый шлем слился с головой Лилит. Лицо, обросшее короткой шерстью, вытянулось, превратилось в львиную морду. Зверь дико зарычал, скаля белоснежные клыки. Рев, подобно гласу смерти, разнесся над холмами, сводя с ума, уничтожая остатки сломленной воли.

Оборотень резко взмахнул лапой, нанеся удар по левой щеке Мафдет. В глазах потемнело, в ушах раздался оглушительный звон.

Мафдет, упав на землю, трясла головой, пытаясь овладеть собой. Перед глазами водили хоровод цветные пятна, покрыв мир непроницаемой пеленой. Челюсть нестерпимо ныла, а череп грозил расколоться на части. И все же, помня уроки, полученные в Угарите, девушка до боли в пальцах сжала шест и вскочила на ноги, приняв оборонительную стойку. Готовую к продолжению боя, ее ждало разочарование. Взбесившийся зверь исчез, и только Лилит надрывалась от смеха.

— Великая Сохмет! — смертельный испуг никак не сходил с бледного лица Мафдет. — Ты превратилась в львицу?

— Эрешкигаль умеет внушить любой образ целой толпе, а я — лишь несмышленым девчонкам вроде тебя.

— Фокусы? Ты едва не сломала мне кость! — удивление девушки переросло в возмущение.

— Пусть это маленькое представление будет тебе наукой. Ты поступила верно, правда, с запозданием. Иной на моем месте не остановился бы на полпути. Понадобятся годы тренировок. Одной выжить в нашем мире, где правит зло, нелегко. Будь всегда со мной. По крайней мере, первые двадцать лет — с тоской в голосе произнесла Лилит.

— Я понимаю, — Мафдет нежно обняла подругу, вытирая застывшую слезу. — Соленая, как море или кровь... Помнишь?

— Наша первая встреча. Тогда ты ревела так же, как я сейчас.

— Мой взор подернут пеленой тумана. Сердце тревожно бьется в груди, руки немеют, и уста едва рождают слова... Иногда мгновения радости напоминают видения, пришедшие из снов. Едва осязаемые, сотканные из тончайшего полотна неосознанных желаний, они готовы вот-вот исчезнуть от одного дуновения жаркого ветра пустыни. Не удаляется смерть. Люди птицами-падальщиками всюду настигают нас, и только во взоре твоем нахожу успокоение... Я пришла сюда по замыслу твоих уст. Тело мое дрожит, сердце ведет в неизвестность, а душа мечтает омыться в крови грешников...

— О, Мафдет! — возликовала Лилит. — Приятно слышать такие речи! Как видно, мои уроки не прошли даром.

— Порою собственные мысли повергают меня в трепет. Сама не знаю, что говорю, — Мафдет резко замолчала, с трудом сдерживая рыдания.

— Ты готова омочить слезами собственное одеяние? Отчего? Страх терзает слабую плоть, но пока я рядом, тебе ничто не угрожает. Все враждебные страны я брошу к твоим ногам, бесчисленные армии, саранчой заполнившие степь, падут пред тобою. Враг твой не будет иметь ложа среди мертвых, не погребут его в могиле, и потомства не оставит он после себя. Имя твое сохранится вовек, как имя солнца и луны.

— Гебал близок. Пора сворачивать на восток.

— О, боги! Скорей бы! Шесть дней среди гор и долин, лесов и степей!

— Да и я сотворена не из меди, — рассмеялась Лилит. — Гони прочь усталость. Вот взойдем на гребень и увидим море.

— Море! — оживилась Мафдет, — Свежесть, запахи водорослей и соли... Небеса рухнут на землю! Волны лобзают берег... Волнующий крик чаек... Мое сердце сжималось от восторга, когда мы с Ихетнефретом впервые увидели ожившую сине-зеленую бесконечность.

— Теперь ты вспоминаешь о нем без неприязни?

— За пять лет боль ослабла. Время стирает воспоминания, как песок, приносимый западным ветром, уничтожает надпись на могильном камне. Впечатления бледнеют, словно звездный свет в серости утра. Ты не осуждаешь меня? Ведь так бывает, правда?

Лилит не ответила, ясно осознав, что рано или поздно потеряет Мафдет. Едва сдерживаемая обида вскипала в груди. Бывшая жрица ускорила шаг, не замечая колючие стебли травы, раздирая ноги в кровь. Ненависть подруги к Ихетнефрету ушла прочь. Осталось только сожаление об утраченном. Что делать теперь? Разбудить злобу в душе любимой, очаровать сладкими речами, лишить разума, отравить ядом магических заклинаний?

Ответ находился где-то рядом, но Лилит никак не могла его отыскать. То ли склон оказался слишком крут, то ли пот, попав в глаза, мешал заглянуть в будущее.

Огненный ураган бушевал в сердце. Она не могла допустить даже мысли о потере возлюбленной. Проросшая слабым ростком на каменистой почве, лишенной тепла и погруженной во мрак Туата, любовь давала доселе неведомую надежду. Познав тьму, Лилит желала прикоснуться к свету, вновь обрести собственную душу, похищенную демонами ада четыреста лет назад. Томимая темными желаниями и страхами, подчиняясь таинственному зову иного мира, она не сомневалась в своем предназначении. Любовь охватила ее как сон, пленяющий странника, изможденного тяжкой дорогой. Нет, она никому не отдаст Мафдет! Даже, если ради этого придется пожертвовать вечностью, принеся ее на алтарь ненасытных богов. Она пойдет до конца. А сейчас... ненависть испепеляет душу смертоносным пламенем. Месть! Она подарит покой, освятив вражеской кровью чувство к Мафдет. А вдруг, это всего лишь животное влечение, безумие, страсть, тень, рожденная в отблесках адского огня? Крик плоти, жажда плоти... Голоса ночи, гибель и одиночество...

— Погоди! Дай отдышаться! — долетел до ушей бывшей жрицы возглас Мафдет.

Лилит остановилась и обернулась на призыв подруги. Та оперлась на шест и, лишенная сил, стояла неподвижно, напоминая храмовый обелиск. Учащенное дыхание и тяжко вздымающиеся груди вызвали у Лилит едва уловимую улыбку.

— Подъем слишком тяжел, — оправдывалась дочь Та-Кем, вытирая рукой пот, струившийся по лицу. — Порою кажется, что мы до конца жизни будем бродить по горам, спасаясь от зноя в лесах и зарослях кустарников. О воде и свежести приходится только мечтать. А так хочется пить!

— Потерпи немного. Осталось одолеть всего лишь сотню локтей.

— Ладно, пошли, — уныло отозвалась Мафдет, едва превозмогая усталость.

Из последних сил, закусив губу и едва не плача, она двинулась за более опытной и выносливой подругой. Перед утомленным взором мелькали серые пятна камней, словно лица прокаженных, изуродованных коричневыми наростами лишайников. Мертвые стебли низкорослых трав испуганно дрожали под напором невесть откуда налетевшего ветра. Дыхание неведомого божества обжигало утомленные тела, полня легкие запахами далекого соснового леса и зеленеющего высокогорного луга.

Внезапно Мафдет остановилась и обернулась назад. Нет, в Тхамаск они шли иной дорогой. Здесь все выглядит иначе. Пологие холмы волнами застыли у подножия невысоких гор, покрытых темно-зелеными зарослями дуба и бука. А вдалеке, у самого горизонта, едва осязаемой дымкой высились снежные вершины. Унылый, тоскливый пейзаж... Тени прошлого, плоть настоящего, неизвестность будущего... Они несут покой и забвение израненной душе, когда сделан последний шаг навстречу смерти.

Едва взойдя на плато, две молодые женщины оказались у дороги. Она петляла среди холмов грязно-желтой лентой, утрамбованной множеством ног безвестных странников и широкими деревянными колесами неуклюжих повозок. Лилит, предвкушая долгожданный отдых, двинулась к кипарисовой рощи.

— Больше не могу! — Мафдет упала на иссушенную зноем землю и прислонилась спиной к могучему стволу. Посох и походный кожаный мешок она бросила тут же.

— У тебя на губах запеклась кровь, — участливо произнесла Лилит.

— Мне все равно, — едва могла отвечать дочь Та-Кем. Борясь с дремотой и усталостью, она сняла шлем и встряхнула головой, пытаясь расправить слипшиеся от пота волосы. Рука потянулась к фляге. Желанная влага медленно возвращала к жизни опаленные солнцем уста. Глаза вмиг закрылись, и голова упала на грудь.

Время для двоих остановилось, превратилось в дуновение ветра, шумевшего в высоких кронах деревьев, погружая путников в состояние оцепенения и забвения. Дыхание рощи ласкало разгоряченную плоть, нежно прикасаясь к влажной коже, путаясь в густых волосах. Сухие стебли трав приятно покалывали тело, и муравей полз по руке, сбившись с дороги.

— Как очаровательна и упоительна песнь природы, — неожиданно нарушила тишину Лилит, — она напоминает сладкий сон, колыбельную матери, голоса богов. Я провела бы здесь вечность.

— Что мешает тебе остаться? — сквозь дремоту отозвалась Мафдет. — Разве место тихой печали не лучшее вознаграждение за страдания?

— А наше путешествие?

— Когда-нибудь ты насытишься местью, но душа твоя не познает покоя, и сердце не удовлетворит желаний любви. Ты расправишься с Кархедоном и потеряешь цель в жизни. К чему будешь стремиться тогда?

— Моя цель — ты!

— Это безумие. Рано или поздно я наскучу тебе. Даже самые изысканные вина и кушанья вызывают пресыщение. Захочешь тогда выбрать новую жертву.

— Какие глупости. Судьба жестока. Не каждый из ныне живущих увидит рассвет... Наслаждайся настоящим, ведь всего через мгновенье оно превратится в прошлое. Жизнь не битва, а дни и ночи — не вражеские воины. Ты не любила сегодня, не познала новые тайны, не свершила значимый поступок. Утраченное не вернуть никогда. Еще никто не возвратился из бездны минувшего. Тише! — насторожилась Лилит.

— Что случилось?

— Слышишь?

— Ветер шумит в верхушках деревьев...

Мафдет, вспомнив уроки, полученные в Угарите, закрыла глаза, жадно вдохнула полный манящих ароматов воздух и представила себя бестелесным духом. Сквозь стоны могучих стволов и убаюкивающий шепот кипарисов до ее ушей долетел едва различимый стук копыт и скрип колес.

— Кажется, повозка, — неуверенно шепнула Мафдет.

— Пойдем-ка, глянем...

Вскочив с земли, они бросились к дороге. Им навстречу медленно двигалось громоздкое четырехколесное сооружение, запряженное парой ленивых животных, едва переставлявших ноги. Мужчина лет сорока с густой бородою и опоясанный козьей шкурой, время от времени, больше по привычке, стегал ослов хворостиной и отгонял рукой назойливых насекомых. Его остроконечная шапка сползла на лицо, но путник не обращал на такие мелочи никакого внимания, устав противиться полуденной дремоте.

— Эй! — выкрикнула Лилит.

Возница встрепенулся, невольно ударив флегматичную скотину. Завидев двух вооруженных женщин, он резко изменился в лице, подумав, что видит сон наяву, и принялся изо всех сил хлестать ослов. Те, нервно крикнув, понесли, но воительница ловким движением схватила ремень узды, и животные покорно остановились.

— Куда мчишься, мерзавец? — зло произнесла Лилит. — Надумал убежать?

— Разбойники! Разбойники! — испуганно затараторил полуголый бородач. — Нет у меня ни серебра, ни меди. А пара старых сандалий не сделает вас богачами.

— Больно ты разговорчив для бедняка, — не унималась бывшая жрица, — Успокойся. Грабить тебя не собираемся. Кому нужна драная обувка? А вот ежели довезешь нас до Гебала, то заработаешь медное шило.

— Ха, воистину чудеса происходят в мире! — возничий в недоумении почесал в затылке. — Никогда не слышал, чтобы разбойники одаривали медью.

— Да угомонись ты! — Лилит едва сдерживала гнев. — Не разбойники мы!

— А кто? Откуда взялись такие?

— Какие такие?

— Чудные. Все в бронзе и золоте. Видать, из богатых, а шатаетесь по дорогам.

— Ладно, хватит! — резко пресекла Лилит болтовню незнакомца. — Или шилья нынче не в цене?

— Мне-то что! Садитесь. Как-нибудь доедем. Только места маловато.

— А что у тебя в повозке? — поинтересовалась Мафдет.

— Телячьи шкуры.

— То-то смердит от тебя сильнее, нежели от рыбьей требухи! — презрительно скривилась Лилит.

— Как знаете, — пожал плечами мужчина.

— Тогда поехали, горожанин. Ты ведь горожанин?

Возчик хлестнул животных, и те лениво поплелись в сторону Гебала, недовольно крича и скаля желтые зубы.

— Отчего молчишь? Оглох? — раздражалась бывшая жрица.

— Э-э-э...

— Можешь называть меня госпожой.

— Да, госпожа.

— Так-то лучше, — смягчилась Лилит. — И перестань трястись от страха.

— Как прикажешь, госпожа.

— Вот теперь можно и поговорить. Ты и впрямь нас испугался?

— А как же!

— Неужели мы такие страшные?

— Может — да, а может, и нет. Всякого народу болтается здесь во множестве. Да по большей части, одни голодранцы. Таким как вы, в пору грабить торговые караваны, а не бедных кожевников. Правда, в толк никак не возьму, что делать двум прелестницам среди гор и лесов? Ваше место в царском дворце или храме.

— Ты не глуп, хоть и выглядишь неотесанной деревенщиной, — неумелый комплимент вызвал на лице Лилит едва уловимую улыбку.

— Оно-то так, да только откуда вы взялись и куда следуете?

— И любопытен весьма.

— Понятное дело. Скука у нас тут смертная — поневоле радуешься любой новости.

— С тобой не поспоришь. Да мы и не скрываем. Идем в Гебал. Хотим наняться в царское войско. Ох, ну и вонь! — недовольно морщилась Лилит, отгоняя надоедливых мух, гудящим роем круживших над кучей необработанных шкур.

— Думаю, в Гебале вам делать нечего.

— Это почему? — заинтересовалась Лилит, многозначительно подмигивая подруге.

— Царь едва содержит своих придворных.

— Вот как?

— Подати растут, а казна пуста. С тех пор, как на престол взошел Кархедон, для Гебала настали тяжкие времена. Горожане воют, как собаки! Девицу меняют на овцу, а мужчину на платье! Все достояние города Кархедон тратит на Кенет, верховную жрицу Баалат, забыв о нуждах подданных и государства. Проклятый самозванец! Да не будет ему ни корня внизу, ни плода наверху, ни благообразия среди живых под солнцем!

— Весьма непочтительные речи! Уж не помышляешь ли ты о бунте?

— Ужас сомкнул уста. Одежды наши мокры от слез. Бунт? Да у меня в брюхе он происходит ежедневно. Только и остается уповать на заступницу Баалат. Пусть искоренит владычица Гебала человека того и семя его перед ликом всех городских божеств!

Лилит усмехнулась, не уставая отгонять назойливых насекомых.

— Порою, боги глухи к мольбам смертных, но в этот раз твои стенания услышаны. Баалат заставит побледнеть лицо Кархедона, превратит его в солому, опаленную знойным дыханием огня. Опрокинут будет трон царства его!

— Чудно говоришь, красавица, — недоумевал возница, — Да не богиня ли ты, спустившаяся с небес?

— Смотрите, смотрите! — выкрикнула Мафдет, избавив подругу от дальнейших объяснений.

— Что случилось? — оживился кожевник.

— Море! Я вижу море! — не могла успокоиться дочь Та-Кем, охваченная внезапным возбуждением.

— Экая невидаль, — равнодушно ответил бородач и принялся стегать хворостиной утомленных животных.

— Ты ничего не понимаешь!

Россыпь сапфиров и аметистов, тронутых ласковыми лучами Властелина Правды, сверкала миллионами ярких вспышек, слепила глаза, заставляла сердце чаще биться в груди, наполняла душу необъяснимым волнением. Манящая даль горела живым таинственным светом, влекла к себе, воскрешала в памяти дни радости и покоя. Легкий свежий ветер развеял зловоние, одарил путников долгожданной прохладой. Ожившее сине-оранжевое волшебство несло запах соли и водорослей, крики чаек и возрожденную надежду...

— Гебал близок, — многозначительно изрек горожанин, пытаясь напомнить Лилит о вознаграждении, а быть может, предупредить о грядущих опасностях и несчастьях.

Пыльная, иссушенная летним зноем дорога, резко повернула на запад. Мафдет не замечала людей. Женщины кутались в шерстяные накидки, полуобнаженные пастухи гнали скот с близлежащих пастбищ. Они мало беспокоили девушку. Возбуждение и восторг сменились тоской и тревогой, предчувствием неотвратимой беды. Вместо солнечных бликов на поверхности моря она видела теперь зарево пожарищ, слышала предсмертные крики несчастных, нашедших погибель у порога собственного дома.

Жажда змеей обвивала горло. Мафдет чувствовала обжигающее прикосновение омерзительной твари и ядовитый страх. Голова наполнилась свинцовой тяжестью, цветные пятна лезли в глаза. Смрадное дыхание неведомого существа доводило до одури. Дух древней гробницы вырвался из заточения, распространяя вокруг запахи тления и разложения. Неведомое, обладавшее неодолимой силой, подкралось к самому сердцу, пытаясь завладеть вместилищем жизни.

Борьба была недолгой. Призрак отступил во тьму иного мира, промелькнул бледной тенью, сотканной из ужаса могильной прохлады, и бесследно исчез в сиянии дня.

Мафдет вздрогнула, пугаясь собственной слабости. Скрип колес неуклюжей повозки, размеренный топот копыт флегматичных животных окутывали разум пеленой безразличия и апатии. В ней, словно стебли папируса, погруженные в рваные сгустки речного утреннего тумана, утопали одинокие бессвязные образы. Раскаленный воздух вновь терзал усталое тело, превращая картины полусонного мира в зыбкие миражи. Мысли рассеялись испуганным стадом, покинутым пастухами.

В знойном мареве болезненной галлюцинацией возникало видение города, опоясанного мощной крепостной стеной. Скопление жалких лачуг напоминало хаотическое нагромождение камней на долгом пути из Угарита в Гебал. Цель путешествия была близка, но душа дочери Черной Земли иссохла брошенным среди пустыни колодцем, занесенным песком и грязью.

Возня у городских ворот вернула Мафдет из страны грез в место, где в изобилии имелись смоквы и виноград, мед, масло, фрукты и не было предела скоту всякому. Гебал — утешение жаждущего, успокоение заблудшего, надежда ограбленного — приближался.

— Приветствую тебя, Уаркетэль! — бросил возница бородатому стражнику, дремавшему на посту, опираясь на древко копья.

— А, это ты, Хиа, — бурчал в ответ воин, изнывая от жары в кожаном нагруднике и шапке из козьего меха. Струйки пота текли по загорелому лицу, волосы липли ко лбу, и нечесаная борода безобразно топорщилась.

Уаркетэль, допекаемый зноем и скукой, сделал несколько шагов вперед, преграждая копьем дорогу. Хиа покорно рванул на себя вожжи. Громоздкое сооружение, невероятно скрипевшее и готовое вот-вот развалиться, остановилось.

— Кого везешь? — равнодушно спросил Уаркетэль, окинув повозку и вооруженных женщин тупым, ничего не выражающим взглядом.

— Да, э-э-э... Так... подобрал на дороге, — пытался выдавить из себя горожанин, внезапно почувствовав обжигающий холод кинжала у поясницы.

— Мало у нас в Гебале нищих. Унеси вас всех чума, — бросил в пустоту страж, проклиная летнюю жару и царскую службу. — И где ты только находишь таких оборванцев? Ладно, проваливай, — солдат от досады сплюнул в придорожную пыль и отошел в сторону, пропуская зловонную повозку. Мысль о том, что к обеду он не заработал даже на кубок вина, расстроила его сильнее, нежели вид двух отвратительных старух, чью немощную плоть едва прикрывали жалкие лохмотья.

Перепуганный до полусмерти возничий огрел полусонных ослов. Животные недовольно вскрикнули, оскалили зубы, и, покорившись судьбе, застучали копытами по каменной мостовой, унося повозку в бесконечность узких кривых улочек.

— Стой! — крикнула Лилит, — Держи награду, — она протянула бледному от страха ремесленнику медное шило. — Ну же, оно твое. Бери, сгодится в хозяйстве.

Хиа, дрожа, взял обещанное из рук чужестранки.

— А теперь проваливай, и забудь обо всем! — командовала бывшая жрица и ударила посохом по ребрам одного из ослов.

— О, боги! — только и мог вымолвить возница, с небывалой прытью исчезнув в соседнем переулке.

— Ты жестока, — с досадой в голосе произнесла Мафдет.

— Чем меньше будут болтать о нас, тем лучше, — извинялась Лилит.

— Скольких ты одурачишь? Одного, двух, трех? Весь город? Я знаю, ты госпожа разрушения, повелеваешь заклинаниями, подчиняешь себе ураган и бурю. Но как быть с остальными?

— Успокойся! Мое сердце — не гора из меди! Усталость червем могильным гложет тело. Отправимся к морю!

Мысль подруги пришлась Мафдет по вкусу. Изнуренная длительным походом, она многие дни грезила о ласковой бирюзовой волне, мокром песке и освежающем бризе, мечтала отдаться водной пучине, сгинуть в нежных объятиях сине-зеленого исполина, чье величие на вечные времена покорило девичье сердце.

— Я согласна, — она вся светилась от радости, предвкушая долгожданное наслаждение.

Серые убогие жилища, сложенные из рваного камня, нескончаемой чередой проносились перед глазами Мафдет. Измученная до крайности, она едва держалась на ногах, не обращая внимания на прохожих, крики животных и гомон толпы.

"Ихетнефрет, Ихи, одиночество, встреча с Лилит и бегство из Гебала. Когда это было? — размышляла Мафдет. — Тяжкий кошмарный сон. Я никак не могу проснуться... услышать голоса сестер и ворчание дяди. Надо идти в храм Хатхор. Скоро начнется богослужение. О, нет, нет. Я осталась одна. Лилит рядом. Лилит? Лилит. Она обитает среди тайн мира, проливает на четыре стороны спасительный свет. Богиня, чье имя исполнено могущества в деяниях ее. Да обретет она жизнь на полях Себа."

Шум гавани заставил отвлечься от воспоминаний, неотвратимо проникавших в кровь, разнося по телу яд тоски. Ослы, быки и погонщики пытались перекричать море, что находилось теперь в нескольких шагах. Купцы, увлеченные руганью с покупателями, солдаты, мечтавшие о дармовой выпивке, ротозеи, слонявшиеся без всякого дела, безучастно взирали на двух вооруженных женщин. Да и кому какое дело? Здесь можно было встретить корабельщиков из Цора и Угарита, кочевников долины Иурдуна и даже выходцев с далеких, и оттого почти сказочных, островов Алашия и Кефтиу. Пестрые одеяния, разноплеменная речь, глаза, полные алчности, скуки и презрения, вызывали у Мафдет острое желание покинуть торжище и уединиться среди камней и песков побережья.

Миновав рыночную площадь, заполненную неугомонным людом, женщины оказались у башни, что возвышалась на прибрежной скале. Обойдя со стороны моря каменную россыпь, они покинули пределы беспокойного города, попав в объятья одиночества и покоя, где только шепот прибоя нарушал первозданную тишину.

— Эй, куда идете? — послышалось с высоты крепостной стены.

Мафдет невольно подняла голову. Длинноволосый бородатый воин дико смеялся, непристойно жестикулируя руками.

— Вот болван! — ругнулась Лилит, грозя насмешнику кулаком, чем вызвала приступ хохота городского стража.

— Тухлая крыса, черная свинья! — не выдержала Мафдет.

— Да ну его. Уродливый зловонный боров мнит о себе невесть что...

— И ты хочешь остаться здесь, развлекать это похотливое животное?

— Зачем же? Помнишь место, где мы впервые встретили друг друга?

— Да.

— Скалы скроют нас от посторонних глаз.

— Тогда идем скорей, молю тебя!

Слезы, упав на песок, воскрешали видения прошлого, скрытые во тьме иного мира. Сердце трепетало в груди. "Соленые, как море... или кровь", — вопили небеса. Горло сжали спазмы, не давая вымолвить ни единого слова. Пять лет пролетели одним мгновеньем. Так пройдет жизнь. Смерть уже отправилась в путь, стуча посохом в закрытые двери.

— Ты плачешь? — нежный голос Лилит, смешанный с шумом волн, вывел Мафдет из забытья.

— Тоска терзает душу. Былое утрачено навсегда.

— Стоит ли сожалеть о нем, ведь в будущем скрыто столько прекрасных мгновений? Радуйся солнцу, свежести ветра и бесконечности морской пучины...

Недоговорив, Лилит избавилась от оружия и одежды, и, нагая, кинулась в объятия вод, подняв множество брызг.

— Иди ко мне! — призывала бывшая жрица.

Издав протяжный радостный крик, дочь Та-Кем отбросила в сторону шлем, шкуру пантеры, опоясание и поножи.

Взвизгнув от восторга, она без остатка отдалась ласкам моря. Брызги и пена слепили глаза, обжигающая прохлада едва не лишила сознания. Слезы счастья душили девушку, влекомую неведомой силой в сине-зеленую бездну. Наслаждение едва не лишало чувств, заставляя судорожно трепетать тело, охваченное неземным блаженством.

Лилит, сверкая подобно морской богине, вынырнула из глубины. Мокрые волосы жрицы напоминали водоросли, придавая лицу странный, непривычный вид. Мафдет, повинуясь непреодолимому влечению, обняла возлюбленную, обхватив ногами ее талию и шею руками.

— Ты меня утопишь! — смеялась Лилит.

— Моя любовь сильнее смерти, — молвила Мафдет, растворяясь в бирюзовом сиянии.

Ладья Миллионов Лет медленно клонилась к горизонту, расплескав расплавленное золото по водной глади Зеленого моря. Солнечные лучи нежно касались нагих тел, вселяя в сердца покой и радость. Мерный плеск волн дарил умиротворение и надежду.

— Нам пора в город, — произнесла Лилит, покрывая лицо подруги поцелуями.

— Ты — богиня, а нынешний вечер — ветер севера, дыхание вечности. Не могу поверить в то, что он исчезнет навсегда. Как остановить время? Скажи, ведь тебе известны все тайны мира!

— Магические заклинания у меня на устах, но... близится ночь, да и ужин оказался бы весьма кстати, ведь мы не ели с самого утра.

Приведя себя в порядок, Мафдет и Лилит поспешили вернуться в Гебал. Беспрепятственно миновав башню, они вновь оказались на городской площади. Купцы сворачивали торговлю, народ медленно расходился по домам, а в наступающих сумерках загорелись первые костры ночной стражи. Где-то рядом слышалась ритмичная музыка. Корабли у пристани, дым очагов, легкий вечерний бриз, заставляли сильнее биться сердце.

Подруги, провожаемые любопытными взглядами, вошли в портовую харчевню, где царили шум, запахи съестного, винный дух и пьяные крики, исторгаемые десятками глоток.

С трудом пробираясь сквозь толпу, бывшая жрица увидала жалкое подобие стола, сколоченное из плохо обтесанных кедровых досок, залитое вином и обсиженное мухами.

— Иной хлев выглядит куда лучше, — Лилит презрительно морщила нос, стараясь не дышать перегаром.

За столом, уткнувшись лицом в глиняную миску, издавая омерзительный храп, сидел тощий человечек в рваных одеждах с нечесаными волосами. Костлявая рука сжимала пустой кубок.

Не увидев более свободного места, Лилит дернула пропойцу за лоснящуюся от грязи шерстяную накидку. Тот медленно стал заваливаться на бок и рухнул на пол под улюлюканье толпы.

Не замечая посетителей, воительница сгребла грязную посуду и отправила ее вслед за тщедушным жителем Гебала.

— Эй, хозяин! — бывшая жрица пыталась перекричать людское скопище, обращаясь к молчаливому бородачу с золотым кольцом в ухе и внушительным животом. Невозмутимый, он отрешенно протирал куском материи посуду, лишь изредка отдавая указания прислуге. — Оглох ты, что ли?

Толстяк отвлекся от собственных занятий и уставился на незнакомок туповатым взглядом.

— Принеси вина и несколько пшеничных лепешек. Да поживее!

Обладатель серьги и брюха подозвал к себе подростка, разносившего еду, что-то шепнул ему. Мальчик покорно кивнул и растворился в толпе. Вскоре перед чужестранками стояли кувшин вина, два кубка и плетеный поднос с лепешками.

— Скверное место, — вынесла приговор Мафдет, принимаясь за ужин.

Лепешки да кислое прошлогоднее вино все же принесли некоторое облегчение странницам. На время они позабыли о тяготах похода и неопределенности будущего. Множество голосов, сливаясь в сплошной гул, звуки бубна и нескольких флейт, откровенные движения полуобнаженной танцовщицы, погружали в состояние оцепенения, полного равнодушия к окружающему уродливому миру и собственной судьбе.

— Так-то нынче чужеземцы почитают жителей Гебала, — резкий и грубый голос заставил Мафдет поднять голову. Огромная, опоясанная козьей шкурой и блестящая от пота туша высилась над ней.

— Чего надо? — презрительно бросила Лилит незнакомцу, хладнокровно опустошая кубок.

— Весьма непочтительные речи, — скрипел зубами детина, обжигая женщин взглядом, полным злобы и вожделения.

— Ступай прочь, пьянь! Тебя никто не приглашал, — все также спокойно продолжала бывшая жрица.

— Я не нуждаюсь в твоем приглашении! — злобно зарычал увалень, ударив кулаком по столу. — Абдимилки всегда берет сам то, что ему нужно!

Внезапно музыка смолкла, гомон утих, и десятки взглядов устремились к двум молодым женщинам, ожидая развязки.

— Абдимилки вскоре пожалеет об этом, — высокомерно произнесла Лилит в полной тишине, взяла кувшин и разнесла его вдребезги о голову непрошеного гостя.

Верзила, топая от злости, дико взревел, пытаясь протереть залитые вином глаза.

Нескольких мгновений замешательства для Лилит оказалось достаточно, чтобы, выскочив из-за стола, нанести два удара окованным бронзой шестом в пах и живот противника.

Нечеловеческий вой исторгла луженая глотка, заставив посетителей портового кабака замереть в ужасе.

Лилит, не давая врагу опомниться, развернулась всем корпусом, и придав себе дополнительное ускорение, повергла Абдимилки ударом ноги в шею, едва не перебив артерию. Обмякшее тело медленно рухнуло на соседний стол, изломав нехитрую мебель в щепки, и затихло.

Вздох облегчения разнесся в толпе. Вновь заиграла музыка. Веселье продолжалось, и только восемь мускулистых рук подхватили побежденного, волоча его к выходу под смех и колкие шутки завсегдатаев.

— Воистину, радость твоя в принятии битвы. Наслаждения твоему сердцу приносят потоки крови и отрубленные головы. Время сражения с мужами любезнее тебе, нежели день удовольствий! — Мафдет с восхищением взирала на подругу.

— Вода и ветер точат камень, а смерть, хоть и невидима, побеждает сильного, — глубокомысленно изрекла Лилит, возвращаясь к прерванному ужину.

Чужие, незнакомые лица, жалобные звуки флейты, суета и всеобщее опьянение теперь не казались дочери Та-Кем такими пугающими, как ранее. Всюду она встречала подобострастные взгляды, чувствуя себя не по праву невольной виновницей случившегося.

— Поздравляю тебя! — вкрадчивый голос вновь отвлек Лилит.

— Невыносимый город! — возмутилась воительница.

Перед ней стоял стройный мужчина в дорогих, хоть и не первой свежести, длинных одеждах, схваченных широким кожаным поясом с бронзовыми фигурными бляхами. Массивный кинжал в резных деревянных ножнах, обтянутых медным листом, говорил о независимом положении хозяина и о некотором количестве серебра, частенько водившемся в его кошельке. Впрочем, оно там долго не задерживалось, заставляя своего владельца пускаться в новые авантюры, порою, весьма небезопасные.

Взглянув на лицо гостя, не лишенное некоторой привлекательности, Лилит ощутила внезапный интерес к собеседнику. Даже многодневная щетина, едва прикрывавшая длинный шрам на левой щеке, не оттолкнула ее.

"Кто он? — размышляла Лилит. — Его руки не знали тяжелой работы ремесленника или крестьянина. Для купца одет слишком небрежно, а для обычного горожанина просто вызывающе. Что ему нужно? Нет, такой не назначает поздних любовных свиданий, а пустая болтовня не его стихия. Голос кажется знакомым. Где я могла слышать его? Уж не у дома ли Мафдет в ту злополучную ночь?"

— Можешь сесть рядом, — с наигранным безразличием произнесла Лилит, предвкушая начало новой интриги. Распираемая любопытством, она едва сдерживала себя. Ни с чем не сравнимое чувство охотника, выслеживающего добычу, овладело бывшей жрицей. Игра обещала быть интересной.

— Благодарю тебя, — сказал незнакомец, усаживаясь на табурет.

— Итак, надеюсь, ты извлек урок из увиденного? — холодным тоном спросила воительница. — Мы не из тех, кто терпит всякие мужские глупости, — продолжила она.

— Я только хотел высказать восхищение. Ты повергла самого Абдимилки — первого кулачного бойца Гебала.

— Надо же, — Лилит презрительно поджала губы. — Сколько чести. Это все, что ты хотел сказать?

— Зор, мое имя...

— Так вот, Зор! Если тебе не о чем говорить — проваливай! Я не нуждаюсь в твоих комплиментах! — она схватила Зора за одежду, привлекая его к себе, и глянула в глаза мужчины: "Нет, он просто негодяй, мошенник и плут, или, пожалуй, разбойник и наемный убийца", — сделала она вывод, уловив во взгляде собеседника тень легкого испуга.

— Воистину, я не ошибся в тебе!

— О чем ты болтаешь? — спросила Лилит, отпустив Зора.

— Не скрою, победа над Абдимилки — великое деяние. Наверняка оно не останется без внимания горожан, да и самого царя, впрочем, как и некоторых других людей.

— На что намекаешь? — с напускной злобой прорычала бывшая служительница Баалат, едва сдерживая смех. Она чувствовала себя уличной комедианткой, разыгрывающей дешевое представление из жизни богов и героев. Новая роль пришлась ей по душе.

— Позволь узнать твое имя.

— Оно тебе ни о чем не скажет.

— Хорошо. Тогда ответь, кто ты, откуда и зачем пожаловала в наш город?

— Не царский ли ты палач, добывающий пытками признание у приговоренных к казни?

— О, нет! Я свободный человек и не состою на государственной службе.

— Тем хуже для тебя. Излишнее любопытство никому не приносило счастья. Ладно, отвечу. Мы идем из Угарита. Хотим наняться в царское войско и заработать немного серебра.

Зор вздохнул с облегчением.

— Удача на этот раз отвернулась от вас. Кархедон платит воинам сущие пустяки. Жалования едва хватает на пропитание. Но я бы мог посодействовать.

— Как? — Лилит скорчила глупую мину, делая вид, будто не понимает о чем идет речь.

— Работа весьма деликатная, не лишенная риска, но и хорошего заработка.

— Сейчас меня больше всего беспокоит прерванный ужин. В этой харчевне потчуют немыслимой дрянью, да и кувшин с вином я разбила о голову этого болвана Абдимилки.

— Прости нерасторопного осла. Я заговорился. Эй, Киламува! — крикнул Зор, обращаясь к хозяину заведения. — Ну-ка, принеси нам. Мицри заплатит за все.

Толстяк, безучастно протиравший посуду, молча кивнул курчавой головой, и вскоре перед воительницами появился новый кувшин с вином и три миски с сочными кусками тушеного мяса.

— Это меняет дело, — произнесла Мафдет.

— Голос твоей подруги очарователен. Надеюсь, она также искусно владеет шестом?

— Кинжалом не хуже, — отвечала Лилит, опорожняя кубок. — И вправду, вино довольно сносное. Не то, что та мерзкая кислятина.

— Это одно из лучших местных вин. Киламува специально хранит его для Мицри, — хвастался Зор.

— Постой, ты ведь назвался иным именем! — наигранно возмутилась Лилит.

— Так зовут моего господина. Но вернемся к нашему разговору. Ходят слухи, будто в Цоре объявился волшебник Дардан. Он обладает многими секретами магии, могущественными амулетами и прочими колдовскими штучками. Говорят, будто у него есть кремневый скипетр, что дает власть над ветрами, ураганами и молниями...

— Ты веришь в подобные сказки? — недоверчиво спросила Лилит.

— Так ли это или нет, не знаю. Одно могу сказать наверняка: Мицри стремится овладеть скипетром. Его не остановит любое количество серебра, и даже смерть Дардана. Теперь ты понимаешь?

— Возможно, твой хозяин лишился ума, уверовав в подобные небылицы, но мы готовы помочь. Назови плату.

— Сто сиклей серебра на двоих.

— Ты смеешься над нами. Куда выгоднее будет прирезать тебя прямо здесь, за столом.

— Хорошо, хорошо, — оживился Зор. — Каждой... сто сиклей...

Лилит для пущей острастки выдержала паузу, наблюдая за собеседником, нервно покусывавшим губу.

— Мы должны подумать. Дай нам три дня.

— Мицри уже нанял корабль. Он отплывает послезавтра.

— Встретимся завтра вечером у харчевни.

— Договорились.

— Теперь ступай, и не забудь заплатить за ужин!

— Как скажешь...

— Можешь называть меня Амаштарт.

— Будь по-твоему, Амаштарт, — Зор учтиво поклонился и вмиг растворился среди толпы.

Лилит лениво потягивала вино, безучастно разглядывая разношерстную местную публику и убогий интерьер питейного заведения.

— Очередная игра?

— Ты не представляешь, как нам повезло. Добыча сама идет в руки. Я узнала его голос.

— А Мицри?

— Главарь шайки. Теперь мы знаем их планы. Как видишь, посещение портовых трактиров иногда идет на пользу. Вот только как быть с Кархедоном? Слишком мало времени!

— И Кенет, — добавила Мафдет.

— Ладно, пора убираться отсюда, — произнесла Лилит, облизывая пальцы.

Сопровождаемые одобрительными возгласами, воительницы быстро покинули душную харчевню и бросились в объятия сумерек, свежести и прохлады. Легкий вечерний бриз нежно коснулся молодых тел, разгоряченных крепким вином, наполнил грудь приятной легкостью. Звезды пронзали черный бархат небес. Тьма нашептывала одиноким путникам о бесконечности мира и скоротечности человеческой жизни. И только скрип корабельной оснастки да редкие пьяные крики нарушали непостижимую гармонию единения земли и заоблачных высей, царства абсолютного одиночества, затерянного среди угодий богов.

— Ночлег мы так и не нашли. Куда теперь? — нарушила тишину Мафдет.

— Здесь, в Гебале, живет одна старуха. Ей, наверное, уже лет сто. Она слепа и давно выжила из ума. Я так ее и называла — Старуха.

— Какой нам от нее прок? — удивилась дочь Та-Кем.

— Ее облик ужасен и напоминает Смерть. Она молчалива и никогда не задает лишних вопросов.

— Кто, смерть?

— Да нет же, старуха!

— А вдруг она умерла?

— Тогда придется ночевать на улице.

— Брр, — содрогнулась Мафдет, — я начинаю замерзать. Пойдем к твоей подруге — смерти.

Мощеная плохо отесанным камнем дорога стала резко забирать в гору, змеясь по склону холма. Каждый думал о своем. Мафдет вспоминала Ихетнефрета и первую ночь в Гублу. Холодная слезинка скатилась по девичьей щеке. Картины былого терзали душу и застилали мутной пеленой взор. Тоска поселилась в сердце. Дочь Та-Кем беззвучно плакала, утешая себя мыслью о близости подруги, чьи видения и фантазии были также недоступны, как далекие бирюзовые горы южной пустыни, и темны, как скрытые во мраке жилища горожан.

Вскоре мостовая сменилась пыльной дорогой, усеянной мелкими камнями, то и дело попадавшими в сандалии.

— Кажется, здесь, — неуверенно произнесла Лилит. Достав из-за пояса булаву, она несколько раз ударила в деревянную калитку, зиявшую черной бесконечностью среди примитивной кладки. Не дождавшись ответа, Лилит принялась стучать с большей силой и настойчивостью.

Вскоре до ее ушей долетело невнятное старческое бормотание и шарканье босых ног. Протяжный скрип двери и вид существа, показавшегося на пороге, поверг Мафдет в ужас.

Коптящий глиняный светильник едва осветил подобие человека, одетого в давным-давно нестиранные лохмотья. Редкие седые волосы хозяйки жилища уже много дней не ведали гребня, черные глазницы казались пустыми, приоткрытый беззубый рот издавал змеиное шипение, а лицо, изборожденное глубокими морщинами, походило на лик мумии. Воскресший мертвец протягивал к незваным гостям костлявые руки, пытаясь забрать их жизни и души.

— Ты еще жива, Старуха? — обратилась Лилит к тени, вырвавшейся из глубины Туата.

— Кто? — грубо спросило существо.

— Забыла мой голос?

— Чего надо? — прошамкал живой скелет.

— Отсидеться несколько дней в твоем хлеву. Взамен получишь медь и еду.

— Ты раньше была здесь?

— Как видно, Старуха, ты лишилась памяти.

— Мне все равно. Проходи, если знаешь, — хозяйка медленно развернулась и заковыляла в дом, тем самым, давая знать гостям о своем согласии.

Лилит последовала за призраком, чье обиталище напоминало заброшенную гробницу.

Резкий запах скота и нечистот ударил в нос Мафдет, отчего сознание девушки едва не помутилось.

— Как тут можно жить? — спросила она, стараясь дышать через раз.

— Ничего, привыкнешь, — спокойно ответила подруга, входя в убежище старухи, где вместе с хозяйкой ютились две козы. — Потерпи всего лишь три дня.

— Да я больше и не выдержу!

— Вторая комната свободна, — еле слышно проговорила Старуха, передавая Лилит чадящий светильник. — Делайте что хотите, только дайте выспаться и не цепляйтесь к скотине, — скрипела груда костей, укладываясь на глиняную лежанку, устланную рваным тряпьем.

— Никто не потревожит тебя, — успокоила ее Лилит.

Чахлый дрожащий огонек выхватил из темноты часть стены. Обвалившейся местами штукатурка напоминала кожу мертвеца, тронутую тлением. Всюду валялся какой-то хлам, глиняные кувшины, обломки мебели и прочая рухлядь.

— Будь осторожна, не то свернешь шею или переломаешь ноги, — предупредила Лилит.

— Да тут и лечь-то негде! — разочаровано проговорила Мафдет.

— Это что такое? — удивилась бывшая жрица, продолжая осматривать дом. — Дверь! Я совсем про нее забыла.

— Какая дверь?

— В сад. Открой ее. Прохлада ночи изгонит прочь зловоние. Несчастная старуха, наверное, испражняется прямо в комнате, вместе со своими любимыми козами. О, боги! Не хотела бы я вновь оказаться смертной...

— Мне все надоело. Я хочу спать, — отозвалась дочь Та-Кем, жадно вдыхая бодрящий воздух, ворвавшийся в смрадное пристанище.

В углу комнаты, обнаружив свежую солому, Лилит принялась мастерить незамысловатую постель.

— Иди ко мне, — позвала она Мафдет. — Все готово. Можешь отправляться в страну сновидений.

Та с радостью бросила на землю походный мешок, шлем и оружие.

— Как хорошо! — девушка кошкой свернулась на импровизированном ложе и вздохнула с облегчением

— Спи! — ласково произнесла Лилит и прикоснулась ладонью ко лбу возлюбленной, в одно мгновенье погрузив ее в сладостный, словно весенний сад, сон.

Убедившись, что Мафдет крепко спит, бывшая жрица вышла в комнату старухи, и пнула ее ногой в бок.

— А-а-а, — вскрикнула та.

— Ты хочешь жить?

— Тяжкая мука — старость, немочь, одиночество. О, богиня! Молю тебя, пошли быструю смерть!

— Твое желание исполнится, — удовлетворенно проговорила Лилит, обхватив голову старухи двумя руками. — Будь счастлива, — служительница Баалат слегка улыбнулась и в один миг свернула тонкую шею.

Взвалив на плечо обмякшее тело, она вынесла скорбную ношу в крошечный дворик, положила труп в траву, вернулась в дом, нащупала в потемках боевой топор и вновь вышла на улицу. Оглядевшись вокруг, подошла к древней раскидистой яблоне и принялась изо всех сил долбить каменистую почву.

К полуночи все было готово. Останки глухо ударились о дно ямы. Лилит засыпала могилу, стараясь оставлять как можно меньше следов. Покончив с грязной работой, бывшая жрица Баалат извлекла из походного мешка ларец сандалового дерева, украшенный золотыми пластинами, испещренными магическими символами.

Из куска воска она принялась лепить женскую статуэтку. Добившись определенного сходства с оригиналом, Лилит поднесла фигурку к губам.

— Я нарекаю тебя Кенет, — прошептала колдунья, отдавая кукле свое дыхание.

Тонкой костяной палочкой чародейка нанесла на ноги статуэтки имена демонов и вонзила в изображение нынешней хозяйки храма Баалат поочередно тринадцать бронзовых булавок, поражая наиболее важные жизненные органы. На тонкой свинцовой пластине Лилит начертала магические заклинания, и привязала ее к статуэтке шнурком, с тремястами шестьюдесятью пятью узелками.

Закопав тайные вещи ночи в могильную насыпь, Лилит села рядом, поджав под себя ноги, простерла руки к небесам, и чуть слышно заговорила:

— О, демон именем Хтето! Призываю тебя, вверяюсь тебе! Молю тебя! Пусть Кенет вкусит от тебя, познает холодное лобзание смерти, пораженная силою тьмы! Пусть боль нестерпимая поселится у нее в животе, легких, костях, матке и каждом члене. Напусти на нее всю свою ярость. Весь жар и огонь, скрытый в глубоких подземельях, направь ей в печень, лиши рассудка, обожги кожу! Сейчас, сейчас, сейчас, немедленно! Заклинаю тебя именем той, что назвалась Баалат, а ныне, как и прежде, Лилит! Огненным трезубцем снеси голову Кенет! Могущество Абалла пусть будет тому порукой! Страшная клятва, скрепленная печатью Ниппура, данная в Совете богов, послужит тебе залогом! Посей тьму, дабы я пожала смерть!

Звезды не удержались на небесах, рухнули на землю, и превратились в огненных существ, затеявших демонический танец вокруг могилы. Камни заскрежетали, грозя обрушить дом и стены. Посланцы ада извивались змеями, корчили мерзкие рожи, касались обнаженной плоти раскаленными языками.

Кожа женщины наливалась алым светом и вспыхнула в ночи расплавленной медью. Лилит стонала от боли, смешанной с тайным желанием, нечеловеческой страстью и вожделением, отравлявшим сознание.

— Приди ко мне, могущественный дух! Возьми меня, соединись со мною! Я твоя раба, исполняющая прихоти господина, черпающая его силу бессмертия...

Демоны слились с Лилит воедино, окатив спящий город низким, сводящим с ума, воем. Жрица Баалат в облике Огненной, с радостью отдалась жителям ада, приняв в себя пламенеющие отростки. Боль и похоть затмили разум. Кроваво-красные языки лобзали гранатовые губы, упругие груди, блистающий живот и бедра, утопая в бездонной пропасти, скрытой меж ними, рождая вопль — дикий, яростный, нечеловеческий. Потоки семени множеством искр истекали на изогнувшееся в экстазе тело. Ночной воздух полнился страстными стонами, даруя бессмертной тайны иного мира.

Внезапная слепящая вспышка вобрала в себя Огненную и пылающих любовников. Столб света устремился ввысь подобно храмовому обелиску. Адский огонь угас, увязнув в непроглядном мраке.

Вновь на небесах воссияли звезды, а изможденная жрица со счастливой улыбкой на устах неподвижно осталась лежать на земле до рассвета.

Как только Ладья Миллионов Лет поднялась над горизонтом, она очнулась, омылась и, приведя в порядок волосы и одежды, отправилась в дом. Дочь Черной Земли сладко спала, ни о чем не ведая.

— Глупая, глупая Мафдет, — тихо произнесла колдунья, и улеглась рядом с подругой, нежно обняв девушку.

Полуденное солнце нещадно палило, обжигая саманную крышу. Зной нового дня разбудил спящих.

— Возрадуйся, проливающая на четыре страны бирюзовый свет, — произнесла Лилит слова приветствия.

— Ты, как всегда, светла и бодра, словно богиня со струящимися волосами, — отвечала Мафдет, вырываясь из объятий сна.

— Как ты спала?

— Прекрасно! Мое сердце ликует! Жесткий земляной пол и солома оказались лучше дворцового ложа.

— Тогда вставай. Будем доить коз. Ты умеешь?

— А Старуха?

— Умерла.

— Как? — испугалась Мафдет.

— От старости. Долго кричала, томимая внутренней болезнью. А в полночь и вовсе испустила дух.

— Как же теперь быть? — не могла успокоиться дочь Та-Кем.

— Я похоронила ее в саду. Можешь пойти глянуть... Надо позаботиться о еде. Козы дадут молоко, в мешке у меня осталась пара лепешек. До вечера посидим здесь.

— А потом?

— Пойдем в харчевню. Ты ведь помнишь, Зор назначил нам встречу. Днем на улицу не выходи.

— Это почему же?

— Какая ты непонятливая! Старуха прожила сто лет. Мор, голод, болезни и войны не свели ее в могилу. Но стоило нам появиться в ее доме, как она благополучно отошла в потусторонний мир. Иным подобное обстоятельство может показаться странным. Пойдут разговоры да кривотолки. Хватит россказней об Абдимилки. Наверняка все в городе о том только и болтают.

— Да, ты права, — с грустью в голосе произнесла Мафдет. — Знать, царю уже доложили...

— Боюсь, Кархедону сейчас не до нас.

— Ты вновь говоришь загадками, — обиделась девушка.

— Погоди, дождись вечера. Думаю, в харчевне ты услышишь приятные новости.

— Ладно, я умолкаю, — Мафдет покорилась подруге, — приготовь какой-нибудь кувшин. Пойду доить коз.

Охваченная странным чувством, она отправилась в комнату старухи. Дочь Та-Кем вздрагивала при каждом звуке с улицы; пыталась сосредоточиться, но безуспешно. Черные мысли не выходили из головы, ожидание чего-то ужасного и неизбежного изводило душу. Смерть хозяйки дома, встреча с Зором, опасная игра, затеянная Лилит, — все смешалось, перепуталось. Сердце трепетало от дурных предчувствий, тяжесть неведомого колдовства сдавила грудь.

Мафдет едва дождалась вечера. Казалось, ноги сами несут ее навстречу неизвестности. Она желала броситься в водоворот непредсказуемых событий. Пламя враждебной магии опалило кожу, сжигало плоть и разум, томимый темным стремлением. И только услыхав крики у портовой харчевни, она успокоилась.

— Куда так летишь? — недоумевала Лилит, — я едва поспеваю за тобой!

— Сама не знаю. Не нахожу себе места. Со мной никогда такого не было. Словно, наслал кто злое проклятье.

— Только не я, — отшучивалась бывшая жрица. — О, да вот и наш знакомый!

Зор, облаченный в длинные пурпурные одежды, переминался с ноги на ногу и время от времени оглядывался по сторонам.

— Слава богам! Я весь извелся! — громко протараторил он вместо приветствия.

— Неужто ты такой нетерпеливый? — осадила его Лилит. — При твоем ремесле необходима большая выдержка.

— Ты все шутишь? — мужчина терял самообладание. Он был явно взволнован, не зная, как начать разговор. — Лучше зайдем, выпьем по кубку вина.

— Нет, прости. С меня хватит и вчерашних приключений. Здесь всюду снуют любопытные. Каждый норовит раздеть тебя взглядом, или, того хуже, — затащить в постель, прирезать, ограбить. Давай найдем тихий переулок, и все обсудим. Вечерний сумрак избавит нас от нежелательных свидетелей.

— Будь по-твоему, — с досадой в голосе проговорил Зор, оглянулся и поплелся за Лилит.

В глазах его читалась тоска и тревожное предчувствие, словно он прощался навеки с харчевней, так милой сердцу, и ее завсегдатаями, тем более, что среди них находился Хахраб — отъявленный головорез и пропойца, не раз выручавший приятеля.

— Долго еще? — нервничал посланец Мицри.

— Подожди малость, — равнодушно отвечала Лилит, предвкушая скорую развязку.

Ночь покрыла густым мраком засыпающий Гебал. Подгулявшие выпивохи на соседней улице горланили песни, прославляя виноградную лозу и ее бесценный дар. Легкая прохлада пришла на смену зною дня, и звезды в небесах заблистали драгоценными самоцветами.

— Зачем идти так далеко? — запричитал Зор, сжимая рукоять кинжала, мысленно проклиная собственную жадность и глупость.

— Потерпи немного. Наш дом уже близко, — вдохновенно лгала бывшая жрица Баалат. — Впрочем, мы тебя внимательно слушаем.

— Это я хотел услышать ваше ответное слово, — Зор попытался перехватить инициативу. — Корабль отплывает завтра на рассвете. Так что передать Мицри?

— Скажи, что наше согласие обойдется ему в двести сиклей.

— Я рад это слышать, но...

— Ты ведь сам предложил столько! — возмутилась Мафдет, подыгрывая подруге.

— Да, вот только...

— Что еще?

— Двести сиклей — огромная цена за плевую работу. Мицри может дать только половину...

— Не пробуждай во мне гнев, — злобно зарычала Лилит, подражая разъяренной львице.

— Погоди, давай все обсудим! — Зор попятился назад и уперся в каменную стену, ясно осознав, что ему не одержать победу в поединке с двумя воительницами.

— Мне кажется, нам не о чем говорить, — холодно произнесла бывшая жрица.

— Мицри предлагает сто сиклей! — взвизгнул обладатель пурпурных одежд, про себя моля богов вразумить Хархаба отправиться на поиски товарища. — Продумай сама — это огромная сумма! На нее можно обменять десять отличных быков. От вас же требуется сущая мелочь — перерезать глотку старому дураку, возомнившему себя великим волшебником и властелином мира! Только и всего! А со скипетром мы справимся сами!

— Ладно, договорились.

— Слава богам! — облегченно вздохнул Зор. — Так не забудь: завтра на рассвете. Если, конечно, ничего не случится.

— Ты что-то не договариваешь? — насторожилась Лилит.

— Разве ты ни о чем не слыхала?

— Я не шатаюсь праздно по городу и не собираю нелепые сплетни.

— Да, не спорю, ты искусна в иных делах.

— Так что может помешать Мицри осуществить задуманное?

— Царская воля!

— Вот как!

— Кархедон запретил с сегодняшнего дня покидать кораблям гавань. После смерти Кенет...

— Кенет! Она умерла? — выкрикнула Мафдет.

— Сегодня ночью. Теперь город полон царских ищеек. Кстати, обратили внимание и на тебя... — многозначительно объявил Зор. — Впрочем, Мицри дружен с царем, и для нас сделают исключение.

— Прекрасно! — удовлетворенно молвила Лилит.

— Тогда встретимся завтра.

— Погоди.

— Мы, кажется, все обсудили, — с напряжением в голосе произнес мужчина, одолеваемый смутным предчувствием.

— Я хочу достойно проститься с тобой, — нежно, почти с любовью, сказала Лилит.

— Проститься! О чем ты? — растерялся Зор, судорожно вращая головой.

— Оглянись вокруг, — ворковала бывшая жрица. — Не правда ли, знакомое место?

— Возможно. Не помню, — дрожащая рука жителя Гебала вновь коснулась оружия.

— Вспомни! Особенно ту ночь!

— Какую ночь? Что ты несешь?

— Пять лет назад! И этот безлюдный переулок, и дом, у которого вы зарезали женщину. Ее звали...

— Анобрет? — в глазах убийцы вспыхнуло пламя ужаса. Слова могильными червями беспомощно копошились в груди, не смея вырваться изо рта криком о помощи.

— Вспомнил?! — удовлетворенно произнесла Лилит. — Назови имя третьего!

— Ты? Но я сам видел твое окровавленное тело! — Зор едва мог говорить.

— Отвечай! — приказала Лилит.

Зор понял, что обречен. Теперь он мог надеяться только на помощь небожителей. Но они оставались безучастными к судьбе разбойника, или стыдливо делали вид, будто ничего не замечают.

Следуя слепому инстинкту и не внемля голосу разума, рука смертного выхватила кинжал.

— Имя! — Лилит мертвой хваткой сжала запястье, и бронзовый клинок звякнул о мостовую.

— Ты знала ее, ты убила... — хрипел подручный Мицри. — Боги... Проклята...

Резкий удар в грудь заставил Зора охнуть. Теряя силы, он упал на колени.

— Теперь ты познал зыбкую грань между жизнью и смертью. Прощай. — Спокойно, с едва уловимой улыбкой на устах, произнесла Лилит.

— Анобрет, — с трудом выдавил из себя бедолага, и рухнул на камни, орошая их собственной кровью.

— Что ты наделала? — испугалась Мафдет.

— Нынче мир избавился от одного негодяя. В ту ночь он с двумя дружками поджидал тебя. Но ты, кажется, задержалась в лавке. Помнишь? А кровь на моем платье? Я солгала. Не было никакой опрокинутой чаши.

— Неужели это правда?

— Ты все позабыла, милая Мафдет, — нотки разочарования и уныния послышались в голосе бывшей жрицы. — Я это делала ради тебя. Жаль, не узнала имени третьего соучастника... Одна радость — Кенет мертва!

— О, боги! — едва не плача вскрикнула Мафдет. — Всюду смерть и кровь! Я не выдержу!..

— Идем отсюда, — Лилит взяла подругу за руку и пошла прочь от бездыханного тела наемного убийцы, так и не уверовавшего в предопределенность человеческой судьбы.

Демон зла витал над сонным городом, страх опустился на землю, завладев сердцем дочери Та-Кем. Ночь воцарилась в мире, погрузив во мрак уставшие души.

Мафдет, громко всхлипывая, пыталась утереть слезы, да только размазала краску, превратив лицо в диковинную фреску.

— Тише! — зашипела Лилит, прислонив палец к губам.

— Что еще? — спросила девушка, не найдя успокоения в рыданиях.

— Мы здесь не одни, — Лилит напряженно вслушивалась в редкие невнятные звуки засыпающего Гебала.

Где-то вблизи послышалось сопение и тяжелое возбужденное дыхание, словно разъяренный бык, таившийся в ночи, приготовился к нападению, желая ввязаться в смертельную схватку.

— Вот ты где шляешься, вздорная баба! — раздался из темноты голос Абдимилки. — Думала легко уйти от меня? Прирезала беднягу Зора? Я слышал, вы о чем-то торговались, да не сошлись в цене... Но от меня так просто не отделаешься!

Огромная бесформенная туша первого кулачного бойца возникла из тьмы переулка, и, как показалось Мафдет, заслонила собой полнеба, пожрав бесчисленное множество звезд, озарявших мертвую землю призрачным светом.

— Тебе мало вчерашнего, похотливый боров? — сквозь зубы процедила Лилит, сжимая в руках окованный бронзой шест. — Никак не избавишься от дурной привычки совать нос в чужие дела? Так получай!

Не задумываясь ни на мгновенье, она попыталась поразить обидчика в голову, но Абдимилки, несмотря на кажущуюся неповоротливость, легко парировал удар, перехватил шест, с невероятной силой дернул его на себя и отбросил в сторону.

— Попробуй-ка теперь вот это! — смеялся увалень, размахивая в воздухе огромной дубиной.

Сердце Мафдет трепетало от страха, но в душе вспыхнуло пламя ненависти, воскресив жажду мести, затмив разум желанием погрузиться в багряную бездну убийства. Кровь хлынула к лицу, едва не разорвав жилы. Повинуясь слепому чувству, девушка выхватила из ножен кинжал и бросилась на помощь подруге. Она не слышала голосов, раздававшихся из-за необъятной спины Абдимилки, не придала значения оглушающему звону в голове, но слепо шла вперед.

Стараясь удержать инициативу, Лилит нанесла пяткой удар противнику в грудь, но тот даже не остановился. Впервые за многие годы она оказалась в столь затруднительном положении, лихорадочно пытаясь найти способ расправиться со звероподобным детиной.

Где-то рядом вскрикнула Мафдет. Несколько подручных Абдимилки накинулись на нее, осыпая градом ударов. Изловчившись, Лилит выхватила из-за пояса топор и погрузила его в желеобразное брюхо. Бронзовое, тщательно отточенное лезвие легко вошло в колышущуюся плоть, выпустив наружу внутренности и фонтан крови. Абдимилки дернулся, издав нечленораздельный звук, остановился и повалился на мостовую. Его помощники, не ожидая такой развязки, замерли на месте, глядя полными животного ужаса глазами на поверженного главаря.

Лилит в ярости бросилась на прихвостней городской знаменитости, круша черепа и ребра, не внемля мольбам и стонам, сея вокруг себя гибель. Опьяненная волшебным напитком смерти, она неистово размахивала топором, со свистом разрезавшим ночной воздух. И только тогда, когда смертоносный металл врезался в стену, породив во тьме сноп искр, Лилит, измазанная кровью, обессилено опустилась на колени.

Оглушенная дочь Та-Кем едва держалась на ногах и равнодушно взирала на плоды побоища.

— С тобой все в порядке? — бросила в пустоту бывшая жрица.

— Ад следует за тобой, — отстранено, словно во сне, произнесла Мафдет. — Шесть трупов. Слишком много для одного вечера. Голова звенит, и тело ноет, словно мне переломали кости.

— А ты не из трусливых! Не ожидала от тебя такой прыти.

— Теперь нет ни страха, ни отвращения. Безразличие... одно безразличие...

— Пойдем домой. Я подарю тебе счастливый сон, отрешение от забот и волнений, покой, примиряющий сердце с тьмой вечности и холодом небытия. Ты познаешь забвение, сладкое как вино, отягощающее веки. Не думай о мертвых! Их души только и годятся для верховного судилища. Хорош нынешний день для тех, кто возлюбил смерть.

— В самом деле, пора уносить ноги.

— Рада слышать мудрое слово.

Лилит опасалась погони, но вокруг все было тихо, только лай полусонных собак доносился до ушей, да едкий запах навоза и поднимаемая беглянками пыль щекотали ноздри.

Неясные очертания домов растворялись во мраке бледными враждебными тенями. Злые демоны вырвались из глубин Туата, воскрешая в душах темный первобытный страх. Холодные небеса пялились на людей бельмами звезд, роняя иллюзорный свет на мертвую землю, предвещая близкий конец мира.

Убогое жилище умершей старухи показалось Мафдет оазисом среди пустыни, спасительной крепостью, окруженной вражеским войском. Стены дарили тьме накопленное за день тепло, превращая светозарную силу Ра в едва ощутимое дыхание жизни.

Мафдет, томимая жаждой, прильнула к кувшину с водой. Напившись, девушка тяжело вздохнула и плеснула себе в лицо остатки бодрящей влаги.

— Что теперь будет? — обратилась она к бывшей жрице, пытаясь в слове и взгляде любимой найти поддержку и успокоение.

— На рассвете мы покинем Гебал, — решительно произнесла Лилит.

— Но... как же Кархедон? Ты отказалась от мести? Тогда к чему столько жертв?

— Успокойся, — почти по-матерински тепло отвечала подруга. — Наши судьбы в руках богов, а они к нам благосклонны... по крайней мере, сегодня.

— Ты вновь говоришь загадками.

— Признаюсь, во время схватки с Абдимилки я испугалась... впервые за много лет. Этот детина едва не размозжил мне голову.

— И все же, я ничего не понимаю. Разве твои планы изменились? — не могла успокоиться Мафдет.

— Ночь принесет избавление от страданий и сомнений. Отдайся сну, — шептала Лилит.

Внезапно дочь Та-Кем почувствовала, как слабеют ноги, веки наливаются неподъемной тяжестью, а дух, увлекаемый магическими заклинаниями колдуньи, покидает тело. Грязная солома обратилась в благоухающее ложе и приняла ее в свои объятия.

— Превосходная замыслами и предписаниями... Благодетельная богиня! Страх перед тобой был во всех странах земных, как перед Сохмет в годину мора, — она неслась в бездну на крыльях сна.

Простившись с Мафдет, Лилит многозначительно улыбнулась и вышла во двор, залитый мраком ночи.

Бывшая жрица села у могилы Старухи, прикоснулась ладонями к насыпи. Женщина вздрогнула, ощутив великую силу, сокрытую в подземельях ада. Мощная вибрация множеством острых клинков пронзила плоть, принесенную в жертву темным желаниям. Боль и наслаждение исказили прекрасное лицо, освещенное тусклым звездным светом. Взгляд жрицы, невинный и в то же время глубоко порочный, пылал огнем Туата, взывая к демону именем Хтето.

— Сахму эраема лиготореенх, — нараспев произнесла Лилит слова тайного языка магов и волшебников, — Владыка молний! Прошу тебя, о, Хтето — Повелитель богов! Дай исполнить задуманное! Дай сил расколоть темя врагов. Пусть никто из смертных не устоит предо мной. Я шагаю широко и уничтожаю беглецов. Нет предела тем, кто обращает спину против меня. Я отважна, обозревая множество недругов. Я с радостью нападаю на варваров, не повторяя удара, чтобы убить. Никто не отвратит моей стрелы. Бегут противники от меня, как от мощи Великой богини. Мятежники предназначены для моей ярости.

Призываю тебя совершить справедливую месть! Пусть Кархедон мерзопакостный руками, замысливший дела злые, превратится в могильный холм, и да исчезнет сердце его! Пусть закроются врата жизни, и голова самозванца будет принесена на плаху! Вторая часть потомства его и родни умрет в расцвете сил, третья — от болезней, четвертую унесет чума, пятую покроет море, шестая падет от копья и кинжала. Волею твоею, Хтето, сокруши того, у кого душа черна помыслами. Да будут разбиты кости его, и лишатся силы излучения его.

Господин небес, повелитель мира, разрушитель по крови, владыка пламени! Внемли просьбам Лилит, отданной тебе на вечные времена...

Раба Хтето закрыла глаза и откинула голову назад, подставляя лицо налетевшему порыву ветра.

Тяжелые грозовые тучи бесчисленными стадами сказочных чудовищ заполнили небосвод, пожирая звезды, словно овцы сочную молодую траву на весеннем пастбище. Демоны ада, возлюбившие смерть, вышли из заточения, покрыв горы и долины, осаждая Гебал. И были они подобны саранче по своему множеству. Ночной воздух наполнился стонами и вздохами невидимых существ. Собаки забились в дальние углы и жалобно взвыли, предчувствуя беду. Могильные камни зашевелились и сдвинулись с мест. Мертвецы всех времен взывали к небесам, моля об отмщении.

Оглушительный грохот поразил сонный город, заставив содрогнуться живущего на земле и лежащего в могиле. И казалось, что боги, охваченные внезапным приступом безумия, рвут небеса в клочья, словно ветхое полотно. Земля, озаренная ослепительной вспышкой, замерла в ужасе. Огонь выхватил из тьмы бушующее море, обратив его в кровь, исторгнутую раненой твердью.

Молния угодила в царский дворец, проломив крышу. Придворные, охваченные паникой, с криками бросились прочь из здания, грозившего рухнуть или вспыхнуть подобно пучку соломы.

— Благодарю, Хтето, — удовлетворенно произнесла Лилит, — я принесу в жертву Мицри. Надеюсь, он станет тебе верным слугой.

— Да-а-а-а-а-а-а, — очередной раскат грома сотряс небеса и горы.

Улыбка блаженства застыла на лице жрицы, придавая ему сходство с самим владыкой Туата. Тонкие правильные нос и губы отбрасывали длинные тени, превращая нежный лик в оскал демона.

— Что случилось? — возглас перепуганной Мафдет вывел Лилит из состояния гипнотического оцепенения.

— Ты проснулась? — не выказывая удивления, спросила бывшая жрица.

— Гроза? Летом? В Гебале? Невиданное дело!

— Нынче свершилось задуманное. Покой навсегда покинул сердце Кархедона. Моя кровь отмщена! — произнесла Лилит, повергая Мафдет в трепет. Огненная дева с кожей цвета расплавленной меди равнодушно взирала на дочь Та-Кем.

* * *

* * *

* *

Близилась полночь.

Царь, пытаясь заснуть, ворочался на кожаном ложе, прятался под шерстяной накидкой, расшитой золотым бисером. Слезы не повиновались глазам, а мысли вновь возвращались к той, что покинула его навеки. Как могло так случиться? С ним, а не с бедным пастухом, одетым в рубище, ремесленником, изможденным непосильной работой или воином, рискующим собственной жизнью. Конечно, даже купец, владеющий медью и серебром, может лишиться в одночасье нажитого. Но он! Владыка Гебала! Любимец судьбы и богов! Как Баал допустил такую несправедливость? Чем он, Кархедон, прогневил небожителей?

Милая сердцу Кенет, единственная отрада, сладостный плод прекрасного сада, отправилась в подземный мир по воле неизвестного убийцы. Или придворные, эти льстецы и интриганы, выдумали все, пытаясь запутать властелина и отвести от себя подозрения?

Но кому мешала Кенет? Царица! Вот источник всех бед! Напрасно он медлил пять лет, сохраняя жизнь ей и маленькому выродку!

Кархедон вновь перевернулся с бока на бок. Мрачные мысли пчелиным роем носились в отяжелевшей от горя и боли голове.

Царь тупо уставился в темноту, скрывавшую массивные колонны, вспоминая события последнего времени, надеясь найти в них причину его несчастий.

"Конечно, не все было гладко. Таинственная гибель Абелбаала... Преступника так и не нашли. Но здесь нет моей вины, хотя, признаюсь, я больше всех выиграл от смерти владыки. О, всемогущий Эл! Я по-прежнему назвал его владыкой! Унижение вошло в мою кровь и плоть... Будь проклят ты, Абелбаал, и все рожденное тобой! Вот уж пять лет ты мертв, но как и прежде, повелеваешь мною. Нет, решено, твоя жена и сын примут смерть в страшных мучениях во славу Кенет и в память о ней.

Великий Эл, светоч богов! Смешно вспомнить, с какого пустяка все началось! Чужеземка! Впрочем, она бесследно исчезла. А неразумная Анобрет? Пыталась взвалить на себя непосильную ношу и надорвалась, пав жертвой негодяя-наемника. Ее тело также пропало. Почему ранее я не придал этому достойного внимания? Нет, я просто слишком устал! Какая связь между покушением на чужестранку, смертью Анобрет, гибелью Абелбаала и ... О, боги! За что страдаю? Разве нарушен мною закон? Власть выпала из рук умирающего, а я воспользовался случаем. Только и всего...", — царь пытался найти утешение в бесполезных рассуждениях, не имея сил изменить прошлое.

Внезапно легкий, едва слышный шорох в дальнем углу царских покоев отвлек венценосца.

"Проклятая крыса", — подумал он и швырнул в темноту кожаную сандалию, лежавшую на плетеной циновке рядом с роскошным ложем.

— Пошла прочь, мерзкая тварь! — в сердцах выкрикнул Кархедон, мысленно проклиная стражу и дворцовую прислугу.

Тихий женский смех был ему ответом.

— Ты гонишь меня, любимый? — донесся из тьмы до боли знакомый голос.

— Кто здесь? — порфироносец вскочил с постели, чувствуя, как холодный пот выступил на лбу.

— Это я, твоя возлюбленная. Разве ты не узнал меня?

— Боги! Что я слышу? Убитый горем, я лишился разума! Чтобы ни было там, в потемках, Элом заклинаю тебя! Исчезни, вернись в мрачное подземелье, где подобает находиться мертвым!

— Бедный мой Кархедон, — едва уловимая тень беззвучно отделилась от стены и превратилась в чахлом свете бронзового светильника в ту, что покинула мир живых. Ее длинные пурпурные одежды казались залитыми кровью. Землистое лицо, подернутое легкой паутиной мелких морщин, напоминало лик восковой статуэтки, что используется жрецами тайных культов в магических обрядах.

— Кенет! — едва мог вымолвить царь, широко раскрыв глаза от удивления. — Но ведь ты... умерла! — более он не мог сказать ни слова, лишь только невнятные звуки путались в окладистой бороде, изрядно выбеленной сединой, словно вершины Лебана искрящимся снегом.

— Не верь завистникам и лжецам, — нежно произнесла Кенет. — Все вокруг только и думают о том, как одурачить властителя и завладеть троном, принадлежащим тебе по праву. Разве я ошибаюсь?

— Да, да, — рассеяно бормотал Кархедон. — Но я сам видел твое бездыханное тело... в храме Баалат.

— Обними меня.

Царь, чуть помедлив, повиновался. Пальцы тронули складки платья, ощутив под одеждой мягкую, столь желанную, плоть. Уста коснулись бледных губ возлюбленной, слились с ними в долгом поцелуе.

— О, мой пригожий и мудрый! — шептала Кенет, поддавшись царским ласкам. — Ты светоч богов, господин звездного воинства. Ты — небесная роса, блистающая в лучах божественного света!

— Но как? — недоумевал Кархедон, роняя на одеяния женщины горячие слезы любви. Надежда, угасшая в одночасье, воскресла по воле таинственного волшебника. Пусть все это обман! Но он, владыка Гебала, готов поверить в любую, даже самую невероятную ложь, лишь бы находиться с любимой рядом, видеть улыбающееся лицо, наслаждаться ее мягким голосом, нежными руками, умиляться роскошными волосами, ласкать тело, вспоминая о былом счастье.

"Царедворцы — льстецы и подлые интриганы! Они вынашивали коварные планы, замышляли дурное, мечтали захватить трон и разграбить казну! Ведома ли вам, жалким созданьям, пресмыкающимся перед господином, и таящим острый клинок в своих одеждах, истинная сущность души того, кто раньше времени состарился в радениях за город, населенный тупым скотом в человечьем обличье? Ведома ли вам истинная любовь, пронесенная сквозь десятилетия ожидания? Ведомо ли вам благородство мечтаний, надежд и стремлений возвысить женщину, превратив ее из рабыни в первую жрицу Баалат? Нет, вам знакомо только корыстолюбие и предательство! Сегодня вы валяетесь в ногах повелителя, а завтра вонзите в сердце кинжал, смоченный змеиным ядом! Шелудивые псы, жаждущие золота и власти! Лесть, ложь, притворство! Всюду обман!"

— Теперь мы вечно пребудем вместе. Ты и я, — произнесла Кенет, откликаясь на его мысли.

— Все так странно... Я не могу поверить в твое чудесное возвращение, — царь, пытаясь сохранить ясность ума, старался отыскать в словах любимой скрытый подвох, опасаясь со стороны приближенных заговора или иной измены. Вдруг все подстроено недоброжелателями, а мимолетное счастье не более чем игра какой-нибудь жрицы, искушенной в интригах и магических ритуалах? Но пусть будет так! Он готов покориться неведомому колдовству, лишь бы видеть ее, возможно последний раз в жизни.

— Я хочу твоей любви, — шептала Кенет, увлекая мужчину на царское ложе.

Не смея противиться воле возлюбленной, он повиновался. Нежные прикосновения многоопытных рук пробудили в нем былую страсть.

— Прошло столько лет, — с трудом выдавил из себя Кархедон, покрывая жаркими поцелуями лицо любимой. — Ты не забыла наши ночные встречи.

— Эл тому свидетель.

Ласки Кенет, таинственное очарование дворца, окутанного мраком, давным-давно позабытые признания и теплые объятия погружали рассудок в безумный водоворот желаний, пришедших на смену тоске и отчаянию. Погребенный заживо в гробнице одиночества и печали, он вновь воскресал. Ослепнув от слез, он чувствовал, как сила возвращается к нему, трепеща в предвкушении близкого экстаза.

— Кенет! Ты изменилась... Твоя кожа стала гладкой, морщины исчезли, а груди, как и прежде, упруги....

— Благодаря тебе, мой властелин! — с едва скрываемым притворством в голосе отвечала верховная жрица. Ты — магический эликсир, дарующий молодость и любовный пыл. Я вся сгораю от страсти! Разве ты не испытываешь то же самое? Твой детородный член тверд и высится, словно тысячелетний кедр в горах Лебана, дыхание жарко, взгляд нетерпелив, а разум охвачен огнем. Познай меня вновь, как в первый раз...

— Я хочу верить твоим словам, но...

— О, малодушный! Будь же смелее! Наполни меня живительной влагой, как небеса насыщают водою иссушенный зноем колодец! Захвати меня словно неприступную вражескую крепость! Войди в меня, как входит в тронный зал победитель, свергнувший законного владыку!

— С радостью, моя госпожа! — Кархедон с непреклонностью и мощью молодого вепря, рыча от возбуждения, набросился на возлюбленную, разрывая дорогие пурпурные одежды.

— Владей мною... — страстный вопль Кенет сотряс стены дворца.

Манящее лоно пленило мужчину, а нежные руки охватили тело медными оковами, смешивая наслаждение и боль в едином безумном вихре. Подчиняясь инстинкту, Кархедон бросился в атаку, терзая плоть сильными ударами, пронзая ее могучим копьем.

Забыв обо всем на свете, царь едва видел колышущиеся груди любимой. Контуры изящного тела растворялись в свете бронзового светильника. Полуприкрытые глаза охватила страстная нега, легкая улыбку обнажила ровные, ослепительно сверкающие зубы. Лицо Кенет таяло. Руки, плечи, волосы терялись в огне. Кархедон застыл в ужасе. В отсветах пламени, озаривших покои, перед взором владыки Гебала предстала царица.

— Что же ты остановился? Молю тебя, продолжай! — наиграно произнесла вдова Абелбаала.

— Изыди, подлая змея! — страх и отвращение исказили лицо Кархедона. Он отпрянул в сторону, пытаясь избавиться от наваждения.

— Куда ты, любимый?

— О, мерзкое отродье! — зашипел царь, упав на каменный пол. — Ты все подстроила! Ты убила Кенет! С помощью колдовства овладела ее голосом, одурачила меня! Будь ты проклята!

— Пренебрегаешь моей любовью? Но, посмотри на меня. Разве я не прекрасна? — женщина, бесстыдно раскинув ноги, вальяжно разлеглась на царском ложе. — Мои груди напоминают спелые плоды, а набухшие соски — виноградные ягоды. Руки нежны, бедра округлы. Линии тела изящны и возбуждающи. Лоно обещает подарить усладу. Улыбка обольстительна, а уста сладкоречивы. Возьми мою красоту, молодость и силу... в последний раз...

— В последний раз? — Кархедон едва мог шевелить онемевшими от ужаса губами.

— Пока любовь не превратилась в смертоносный яд! Ну же, смелее! Разве тебя не прельщают мои ягодицы? Прикосновение к ним обжигает не только ладони, но и сердце, опьяняя старым вином.

Царица презрительно рассмеялась, наслаждаясь страхом, охватившим Кархедона.

— О, боги! — исторг из себя вопль отчаяния владыка Гебала, наблюдая, как лицо супруги Абелбаала истекает расплавленным воском, являя перед безумным взором сквозь потоки кровавых слез и разноцветные пятна лик Анобрет.

— Удивлен? — томно спросила бывшая жрица.

— Нет, нет! Анобрет умерла! Я сам...

— Отдал приказ убить меня?

— Нет!

— Да, ты прав, не меня. Чужеземку. Но твои головорезы оказались крайне невнимательны. За что и поплатятся вскоре. Впрочем, один из них уже мертв, как Абелбаал и Кенет.

— Ты — исчадие ада, проклятье преисподней! — вопил Кархедон, в бессильной злобе сжимая кулаки и потрясая густой бородою.

— Зачем так громко? Разбудишь весь Гебал, — издевалась Анобрет. — Как видишь, я жива. Пять лет назад ты совершил роковую ошибку. Пора заплатить за содеянное.

— Ты убьешь меня, как Абелбаала и Кенет? — уже спокойно спросил Кархедон.

— Что ты! — рассмеялась колдунья — Убить тебя? О, это бы значило совершить великое благодеяние. Ты не достоин легкой смерти. Вечные муки — вот твой удел!

Анобрет встала с постели и, не стесняясь собственной наготы, неспешно направилась прочь из царской опочивальни.

— Постой! — окликнул ее Кархедон, в чьей душе еще теплился огонек надежды. — А как же я?

Ты? — удивилась посланница Хтето. — Прислушайся!

Далекий грохот достиг ушей венценосца.

— Гроза приближается, — бывшая верховная жрица Баалтиды окинула Кархедона презрительным взглядом. — Мне пора. Прощай!

Оглушительный треск поверг владыку в ужас. Дворец содрогнулся. Земля уходила из-под ног. Потеряв опору, Кархедон повалился на пол, невольно прикрыв лицо руками. Осыпающаяся штукатурка вмиг убелила царскую голову. Молния попала в крышу. Колонны, испещренные загадочными росписями, пылающие кедровые балки, тщательно отесанные камни рухнули, погребя Кархедона. Могучий удар поразил позвоночник, раздробив хрупкие кости. Нестерпимая боль пронзила тело, не давая шевельнуть рукой или ногой. Дикий вопль застрял в горле, превратился в беспомощный хрип. Царь бился в конвульсиях, но вскоре затих, придя в себя лишь тогда, когда поутру слуги вытащили его из-под развалин, парализованного и обожженного.

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

**

— Эй, Хархаб! — окликнул слугу Мицри, — Куда запропастился этот бездельник? Уж скоро солнце поднимется над горами, а его все нет. Мое терпение на исходе!

— Ума не приложу, — нехотя отозвался Хархаб, одолеваемый дремотой.

— Видать, крепко вы набрались вчера в харчевне. Ну ничего, я вычту из его доли десять сиклей. Будет негодяю наука!

— Не гневи Эла напрасными обвинениями! В самом деле, я прошлым вечером опорожнил пару кубков. Да только Зора со мной не было! Ты ведь сам поручил ему встретиться с двумя этими... э, чужеземками... Разрази их Решеф!

— Так где же он?! Быть может, затащил их на ложе и наслаждается ласками красавиц? А мы здесь...— главарь шайки явно нервничал.

— Сам хотел бы знать,не случилось ли чего?

— Ладно, подождем еще немного. Случилось, не случилось... Все это мне порядком надоело. Как только в городе появились, тьфу ты, ну, те две вооруженные бабы, сразу начались неприятности! Думаешь, смерть Кенет случайна?

— Ты ведь знаешь, судьба людей в руках богов. Хотя, не стану зарекаться. Весь Гебал только и говорит о позоре Абдимилки. Такие на все способны.

— Куда ты клонишь? — раздраженно спросил предводитель, нервно расхаживая по скрипучей палубе судна.

— Да как по мне... надо было им сразу выпустить кишки.

— С каких пор ты стал иметь собственное мнение?

— А что? Я так и скажу — нечего нам связываться с чужаками. Сами управимся.

— Позволь мне судить, — зло бросил Мицри, окатив подручного презрительным взглядом.

— Ладно, замолкаю, — с обидой в голосе произнес Хархаб и принялся точить лезвие кинжала каменным оселком.

— То-то, — вожак расплылся в довольной улыбке. — Кем вы были без меня? Мелкими воришками! А нынче на вас с опаской взирают царские воины! При одном только вашем появлении купцы закрывают лавки, а матери прячут детей по домам.

— Это верно, — лениво отвечал Хархаб, томимый ожиданием.

— Только бы добраться в Цор! — продолжал Мицри. — Надеюсь, мы быстро оболваним этого Дардана. В страхе падут к нашим ногам города и царства. Стоит только завладеть скипетром. Вот, ты, Хархаб! Чем бы тогда хотел заняться?

— Я? Ну, пожалуй, мне бы золота побольше, а уж там я погляжу.

— Невежда! — недовольно пробурчал Мицри. — Тебе только брюхо набить, да одеться в пурпур. Усыпят тебя самоцветами, а ты все равно будешь валяться в грязи!

— А ты, что ты будешь делать?

— Займу место Кархедона!

От неожиданности у Хархаба сперло дыхание. Потеряв на время дар речи, он глупо таращил глаза на главаря и только кивал головою.

— Хватит валять дурака! — сказал первый разбойник земли Кинаххи тоном, не терпящим возражений. — Пора отплывать! Поднимай парус!

Владелец утлого суденышка, чьи борта и палуба невыносимо скрипели, обложил троих помощников последними словами, приказав тем шевелиться.

Грубое полотнище затрепетало на ветру.

Мицри тоскливо взглянул на покидаемый Гебал. Охваченному странным предчувствием, ему казалось, будто он в последний раз смотрит на родной город, где знаком каждый переулок. Сколько воспоминаний связано с Гебалом. Здесь он впервые познал женщину и прирезал нищего бродягу. А сколько вина выпито в портовой харчевне, сколько серебра растрачено на изысканные кушанья, дорогие одеяния и любовь блудниц? Лишиться всего в одночасье? Какие глупости!

— Эй! — резко окрикнул Мицри хозяина судна. — Живо останови свою посудину, не то пожалеешь, что родился на свет!

— Бросай канат, ослиный помет! — ничего не понимая, заорал кормчий одному из корабельщиков. — Что случилось?

— Киламува!

— Господин, господин! Заклинаю богами, остановитесь! — тяжело дыша от быстрого бега, Киламува схватился двумя руками за борт и едва не упал в воду.

— Чего стоите, зловонные свиньи! — презрительно бросил Мицри перепуганной команде. — Втащите его скорее на палубу!

Двое полуобнаженных мореходов подхватили задыхавшегося гонца.

— Говори! — командовал Мицри. — Но знай, я перережу тебе глотку и скормлю рыбам, если ты посмел беспокоить меня по пустякам.

— Господин! Дурные вести!

— Ну! — заскрипел зубами главарь шайки.

— Зор мертв!

— Как!? — опешил Мицри.

— Зарезан! Нашли сегодня утром в верхнем городе! А рядом с ним -Абдимилки со вспоротым животом и нескольких его дружков, изрубленных топором!

Лицо предводителя местных разбойников побледнело, приобретя неприятный землистый оттенок, а скулы под кожей заходили ходуном.

— Это не все! — тучный содержатель местного кабака никак не мог отдышаться.

— Что еще? — холодно спросил Мицри, глядя куда-то в даль, словно и не замечал говорившего.

— Ты ведь знаешь, сегодня ночью неожиданно разразилась гроза!

— Какое мне до нее дело?

— Молния угодила во дворец.

— Да, я, кажется, видел какой-то пожар.

— Обрушилась крыша над царской опочивальней. Кархедон искалечен камнями и балками!

— Вот так новости! — невольно вырвалось у Хархаба.

— Он жив?

— Кто? — переспросил мучимый одышкой Киламува.

— Кархедон, кто же еще! — рассвирепел Мицри.

— Жив, но очень плох. Парализован и сильно обожжен.

— А убийцы Зора и Абдимилки, по обыкновению, не найдены?

— Ты, как всегда, мудр и прозорлив, — уже спокойно произнес Киламува.

— Ладно. О Кархедоне есть кому позаботиться. А что слышно о чужеземках?

— Ничего. Исчезли бесследно.

— Ясно. Далеко они не могли уйти. Зор наверняка проболтался...

— Что ты хочешь сказать? — не выдержал Хархаб.

— Да ты тупой осел! — вскричал Мицри. — Неужели ты думаешь, что Зор изрубил Абдимилки и его подручных? Нет! Быть может, Абдимилки напал на Зора? Угаритянки! Вот всему причина! Именно с ними должен был встретиться Зор! Им же, как я полагаю, намеревался отмстить и этот безмозглый увалень! Теперь послушай меня, Киламува! Возвращайся в город и собери людей. Найди их живыми или мертвыми! Все! Корабедьшик! Я не намерен больше ждать! Отплываем немедленно!

* * *

* * *

*

Ра, утомленный дневным бдением, клонился к горизонту, мечтая омыться в водах Зеленого моря, скрывавших вход в Туат. Нежные руки светоносного бога, не имея предела в щедрости своей, коснулись редких облаков, окрасили их золотом и пурпуром, бросили пригоршню самоцветов на морскую гладь, заставив сиять ее всеми цветами радуги.

Мафдет уныло плелась вслед за Лилит. Изможденная многодневным походом, девушка равнодушно взирала на виноградники и поля, желтевшие спелой пшеницей, на рощи кипарисов и сосен, в изобилии росших на западном склоне гор Лебан.

Позади остались убогий Берит и величественный Цидон. Десятки схенов пройдены навстречу неизвестности... Ради чего? Повинуясь неведомой силе, Мафдет шла за подругой, так до конца и не приняв в сердце пугающую цель тяжелого путешествия. Сомнения смущали неокрепшую душу. Ступни вязли в прибрежном песке. Мертвые раковины напоминали о близости смерти, ставшей неразлучной спутницей бывшей жрицы Баалат.

— Долго ли нам идти? — бодро спросила Мафдет, пытаясь не выказать усталость.

— До вечера есть время, — отвечала неутомимая Лилит. — О, да ты едва держишься на ногах! Крепись, вскоре твое терпение будет вознаграждено.

— Сколько еще? — едва скрывала раздражение Мафдет. — Ты так много рассказывала о Цоре, но я ничего не вижу.

— Тише! Здесь кто-то есть!

Пробираясь сквозь заросли терна и можжевельника, странницы оказались на пологом склоне холма, спускавшегося к берегу юркой речушки. С десяток коз мирно поедали траву, не обращая на женщин никакого внимания. Жалобная песнь свирели, переплетаясь с шумом прибоя и ласковым плеском реки, неясной тоской отозвалась в душе Мафдет, напомнив о покинутом доме. Девушка невольно взглянула на Лилит. Та замерла на мгновение от резкой боли в сердце. Пастух в остроконечной шапке, опоясанный козьей шкурой, воскресил в памяти картины далекого прошлого... "Адонис!" — едва не сорвалось с окаменевших губ...

— Эй, козопас! — холодно выкрикнула Лилит.

Волнующая мелодия замерла, сгинув в бездонной пропасти ушедших времен, и только беззаботное блеяние коз царило вокруг.

Пастух резко обернулся на зов. Бородатый мужчина, чьи волосы едва ли знали гребень, сверкнул злыми, как показалось Мафдет, налитыми кровью глазами.

— Цор далеко? — продолжала Лилит, не вдаваясь в подробные объяснения.

— Цор? — переспросил косматый пастырь, расплываясь в глупой улыбке. Вид двух вооруженных женщин вызвал у него если не страх, то, по крайней мере, опасения за собственную жизнь и немногочисленное стадо. Но вопрос незнакомки избавил его от внезапно накатившего чувства опасности. — Ах, Цор, — мужчина обнажил редкие желтые зубы и тихо рассмеялся. — Я думал...

— Меня не интересует, что ты думал! — резко бросила Лилит.

— В окрестных лесах полно разбойников и диких зверей, — улыбка исчезла с губ крестьянина, на лицо легла печать озабоченности и тихой грусти.

— Болван! — не выдержала Лилит. — Мне не нужны твои козы! Я спрашиваю дорогу в город!

— Да, да, — рассеянно произнес пастух.

— Быть может, он не в себе? — тихо спросила Мафдет подругу.

— Нет. Скорее всего, деревенщина неотесанная. Эй, ты часом не оглох?

— А я что же? Так вот, туда... — незнакомец махнул рукою на юг. — Там, это... деревенька, и, тот... Вот!

— А переправа? — продолжала допрос Лилит.

— Местные завсегда отвезут, если найдется... — козопас вновь рассмеялся безо всякой на то причины, с головы до пят осматривая двух необычных женщин.

— Ты к чему клонишь? — сверкнула глазами бывшая жрица.

— Сикль серебра! Сикль серебра! — затараторил пастух.

— Здешние жители явно неразговорчивы.

— Ты права, — согласилась Лилит. — Ладно, пойдем. От этого олуха нет никакого проку.

Путешественницы вновь двинулись на юг, к подножию пологого холма и россыпи серо-коричневых камней.

В кронах редких сосен шумел ветер. Печальная песнь свирели неслась во след идущим. Солнце слепило глаза, многократно отражаясь в воде.

Мафдет одолевала усталость и жажда. Хотелось лечь в тени благоухающих деревьев и заснуть навсегда, или погрузиться с головою в освежающую прохладу Зеленого моря, забыться, раствориться в нежной незамысловатой мелодии, смешанной с шепотом прибоя.

— Смотри! — резко выкрикнула Лилит.

Мыс остался позади, и взору предстала убогая рыбацкая деревушка из двух десятков покосившихся каменных хижин. Дым очагов, возня хозяек, беззаботный детский смех, мычание и блеяние скотины легкой болью отозвались в сердце, напомнив о былых утратах. Спазм сжал горло, и взгляд Мафдет сделался влажным.

— А вот и Цор.

— Где?

— Да нет же! О, боги! Уж не подумала ли ты, что это скопище жалких лачуг и есть величественный Цор?

Среди бескрайнего моря, утопая в солнечном свете, на неприступном скалистом острове расположился один из самых могущественных городов страны Кинаххи.

— Но до него будет добрых шесть схенов! Как мы доберемся туда?

— А рыбаки на что? Идем в деревню.

Лилит направилась в сторону лежавших на берегу лодок, выдолбленных из цельных стволов дерева, и троих мужчин, опоясанных козьими шкурами. Один из них чинил сеть, а двое азартно играли в кости.

— Нам нужно в Цор, — как всегда бесцеремонно начала речь Лилит.

— В Цор? Ну, так и отправляйтесь туда, — невозмутимо ответил один из игроков, мельком окинув взглядом странниц.

— Гостеприимство, как видно, в здешних местах не в почете, — парировала Лилит.

— Да кто ты такая? — огрызнулся рыбак. Мелкие юркие глаза злобно блестели, придавая еще больше суровости задубевшему от ветра лицу.

— Твое дело забрасывать в море невод, а не задавать глупые вопросы. Довольно и того, что у меня найдется немного серебра.

— Отчего же не помочь доброй гостье? — оживился второй мужчина, почесав пятерней заросший густой бородой подбородок. — Разве я не прав, Хайа?

— Эх, Шеил, такая игра срывается! — с досадой в голосе произнес Хайа, похожий на высушенную рыбу.

— Ладно, не ворчи. Эй, Баалмаром! Ну-ка, помоги! — обратился Шеил к рыбаку, занятому починкой порванной сети.

Все трое, оставив свои занятия, дружно принялись стаскивать лодку в воду, и вскоре об изъеденные солью борта утлой посудины билась морская волна.

— Чего таращитесь? Шевелитесь, не то потом сами будете толкать! — командовал желчный Хайа.

Женщины, поднимая множество брызг, бросились в воду. Обхватив борт руками, Мафдет пыталась подтянуться, но шест явно мешал. Фыркая и отплевываясь, она бросила его в челн. Лилит была уже там.

— Да, — многозначительно произнес Шеил, глядя на мокрую с головы до пят Мафдет, — ты явно не рыбачка. Не то, что твоя подруга.

— Тебе какое дело? — огрызнулась дочь Та-Кем, усаживаясь поудобнее и поправляя слипшиеся волосы.

— Мне-то? Никакого. Главное, чтобы ты не утопла... вместе с моим серебром, — лодочник громко рассмеялся. — Кстати, с вас два сикля.

— Почему два? — удивилась Лилит. — Пастух говорил об одном.

— Этот блаженный ничего не смыслит. Один нам, а второй надо пожертвовать богу моря Йаму, нашему покровителю.

— Уж больно ты печешься о благополучии богов, — раздраженно ответила Лилит. — Ладно, будет тебе два сикля.

— Всегда приятно иметь дело с понятливым человеком, — рыбак расплылся в довольной улыбке и с удвоенной силой налег на весло.

— Часто промышляешь извозом? — спросила гребца бывшая жрица.

— Приходится порою, особенно, когда улов скуден.

— И знаешь все последние городские новости?

— Угу, — утвердительно кивнул нечесаной головой Шеил.

— Наверняка слышал о Дардане?

— Об этом умалишенном? Кто же о нем не слышал? Болтали, будто он оживлял обезглавленных животных. Я-то сам не видел и не верю в подобные россказни. А еще говорили, что ему больше ста лет. По мне же, он просто шарлатан! Кудесник, вещатель будущего! Ерунда! Судьба людей находится в руках богов, и ни одному смертному не суждено постичь великую тайну.

— А бессмертному? — лукаво улыбнулась Лилит.

— В толк не возьму, о чем ты?

— Да так. Пытаюсь скоротать время, беседуя с тобой.

— Тогда понятно. А откуда знаешь о Дардане? И вообще, из каких мест ты родом? Что-то я не примечал в здешних краях таких.

— Из Угарита.

— Угарита? — переспросил Шеил. — Далеко же тебя занесло. То-то говор твой показался мне странным. Я, было подумал, что ты из Гебала. А спутница твоя по виду, так и вовсе чужеземка.

— Ты ее лучше не трогай, не то приласкает так, что лишишься потомства, — звонко рассмеялась Лилит, глядя на насупившуюся подругу.

Шеил опасливо посмотрел на Мафдет. Вид шеста, крепко сжимаемого девичьей рукой, массивного кинжала, боевого топора и булавы пришелся рыбаку не по душе.

Девушка зло сверкнула глазами, скорчила смешную рожицу и показала язык бородачу, вызвав хохот Лилит и неразговорчивого Хайа.

— Стало быть, ты ищешь Дардана, — попытался изменить тему разговора смущенный Шеил.

— Возможно, — неопределенно ответила бывшая жрица.

— Зря стараешься.

— Отчего же?

— Он давно покинул Цор.

— И куда направился?

— Спроси хозяина харчевни. Ему ведомо обо всем. Дардан. Странное дело. Зачем вдруг всем понадобился этот полоумный старик?

— Кому — всем? — во взгляде бывшей жрицы читалось нескрываемое любопытство.

— Был тут один недавно. Прибыл из Гебала. Мерзкий человек, по всему видно — разбойник!

— Мицри! — вырвалось у Мафдет.

— Что? — переспросил Шеил.

— Ничего. Не обращай внимания, — приказным тоном произнесла Лилит. — Так ты говоришь, разбойник из Гебала также разыскивал Дардана?

— Разбойник или нет, не знаю, но то, что отпетый мерзавец — могу поручиться. Мы случайно встретились с ним на торговой площади. Да и Шардан, мой свояк, рассказывал...

— А этот гебальский негодяй нашел Дардана?

— Говорю же тебе — нет! Старик давным-давно убрался из города!

— Ну и славно.

Разговор внезапно прервался.

Мафдет жадно вдыхала воздух, насыщенный влагой и запахами соли. Солнечные блики плясали на сине-зеленой поверхности моря, волнуемой легкой рябью. Сквозь водную толщу отчетливо просматривалось песчаное дно. Кое-где виднелись черно-коричневые пятна камней, обильно поросших бурыми водорослями.

— Вода так чиста и прозрачна! Протяни руку и достанешь дна, — задумчиво произнесла девушка, вторя крику чаек.

— Да здесь не меньше десяти локтей! Сиди смирно, не то свалишься за борт. Потом вылавливай тебя. Зачем мне такая морока? — недовольно пробурчал Шеил.

Мафдет замолчала. Она наблюдала за подернутым желто-зеленой дымкой и окаймленным золотой полоской песка берегом, каменными жилищами, терявшимися в зарослях винограда и терна.

Размеренная работа гребцов, ласковый плеск волн, нежно лобзавших деревянное суденышко, да вечернее солнце погружали дочь Черной Земли в состояние сладкого опьянения, воскрешая в памяти воспоминания о мимолетном счастье, испытанном ею в Гебале.

Несколько кораблей, изукрашенных охрой и суриком, бороздили пролив. Моряки что-то горланили, но ветер уносил в бесконечность их неразборчивые крики. Скалистый остров приближался. Мощные, более десяти локтей в высоту, крепостные стены высились над водою, словно по воле богов возникнув из морских глубин. Маленькая гавань приютила два десятка судов, даруя покой и безопасность путешественникам, пустившимся в тяжкое странствие по Зеленому морю.

Мафдет, напрягая зрение, пыталась разглядеть детали городских построек, но кроме стен и сторожевых башен ничего не увидела.

— Странное место, — произнесла она, обращаясь к Лилит. — Цор, словно моллюск в раковине, спрятался за неприступными стенами, опасаясь разбойников и завоевателей. Кому пришло в голову основать город на этом острове?

— На островах, — поправил девушку кормчий. — В древние времена здесь с небес упала звезда, которой завладела Аштарт. Она-то и приказала возвести город. Люди засыпали землей и камнями пролив между скалами. Так и возник Цор. Здесь до сих пор растет священная олива, посаженная богиней.

— Это старинная легенда, — подтвердил Шеил. — Впрочем, в эти сказки уже мало кто верит, особенно молодежь. Им подавай песни да танцы. Предания предков нынче многими позабыты.

— Ты ворчишь, как дряхлый старик, — вмешалась в разговор Лилит. — Лучше смотри по сторонам. Гавань близка.

Белая морская пена окаймляла скалистый берег. Волны с тупым неистовством пытались разрушить созданное природой и человеком. Грохот прибоя пробуждал в душе волнение и темные страхи, вещая о бедах грядущего.

Гребцы, опасаясь буйства водной стихии, с удвоенной силой налегли на весла, правя в уютную гавань, огороженную двумя волнорезами. Маневрируя среди кораблей, покидавших порт, лодка подошла к пристани.

— Все, чужеземка. Наша работа выполнена, — обратился Шеил к Лилит.

— Так получи серебро, — бывшая жрица бросила рыбаку слиток белого металла.

— Благодарю тебя и Йаму, даровавшего нам удачу в дороге.

— Да пребудешь ты в милости своего бога, — нехотя ответила Лилит, ступая на скользкие ступени. Мафдет, не проронив ни слова, шла за подругой.

Лодочники оттолкнулись веслами от густо поросшего водорослями причала, медленно развернули утлое суденышко и направились в открытое море, мечтая как можно скорее достичь спасительного берега и продолжить прерванную игру в кости. Теперь их ставки возрастут ровно на два сикля.

Мафдет, проводив взглядом рыбаков, оглянулась вокруг. Всюду сновали люди. Купцы в пестрых одеждах отдавали приказания грузчикам. Узкие деревянные трапы прогибались под тяжестью босоногих работников, сносивших на берег тюки кож, огромные глиняные сосуды, полные зерна и вина, мотки разнообразных тканей и прочие иноземные товары. Как и в других городах, гавань полнилась криками, сливавшихся с шумом волн.

— Куда нам теперь? — рассеянно спросила Мафдет, с трудом расслышав собственный голос.

— Харчевня! Вот, пожалуй, единственное место, где нам не зададут лишних вопросов, — рассуждала вслух Лилит.

— Тогда идем. Солнце клонится к закату, да и подкрепиться самое время.

Минуя торговцев, повозки, запряженные ослами, горшки и корзины, сложенные в огромные кучи, женщины прошли торговую площадь и очутились на узкой улочке. Рядом с угловым двухэтажным домом скопилось множество людей, оживленно беседовавших меж собою.

— Вновь пьяная болтовня и гнусные рожи! — поморщила нос Лилит, глядя на горожан, собравшихся у местного кабака. — Всюду одно и то же!

Вид двух вооруженных женщин, облаченных в диковинные одежды, привлек внимание любителей расслабиться за кубком вина. Двусмысленные шутки, произнесенные вполголоса, все же достигли ушей Лилит и Мафдет. Но те делали вид, будто ничего не слышат. С безучастными холодными лицами они прошли сквозь толпу, посеяв среди выпивох недоумение и удивление.

Удовлетворенные произведенным впечатлением, подруги вошли в покосившееся от времени здание. Горьковатый запах копоти ударил в ноздри, неприятно контрастируя со свежестью моря. Блики и тени, рожденные дрожащим пламенем факелов, отплясывали неведомый танец, повинуясь неуловимому ритму магического бубна враждебного колдовства.

Резкая отрывистая мелодия неслась из темноты. Поток дневного света сквозь дверной проем выхватил из сумрака несколько столов из грубых известняковых плит, напомнив Мафдет убогую обстановку обиталища покойной Кенет в храме Баалат.

— Давай присядем здесь, — Лилит указала на груду камней в ближнем углу заведения.

— Тут так неуютно, — брезгливо произнесла Мафдет, вытирая рукой грязную скамью, вырубленную в глыбе пористого ракушечника.

— Эй, хозяин! — крикнула Лилит, обращаясь к тучному мужчине средних лет с длинными жирными волосами и густой окладистой бородой. Толстяк, возившийся у очага над тушей барана, обернулся на зов. Он равнодушно изучал новых посетителей, мысленно прикидывая, откуда могли появиться чужеземки и сколько на них можно заработать. Та-Кем, Цидон, Гебал, Угарит, Эбла? Нет, ничего путного не шло на ум. Надоедливый зной клонил его в сон, и даже дыхание моря не могло избавить от жары и дремоты.

Владелец заведения, облаченный в покрытые масляными пятнами одежды, едва скрывавшие солидный живот, не доверяя двум подросткам, сновавшим по харчевне с мисками и кувшинами, поспешил подойти к Лилит и Мафдет.

— Рад приветствовать вас в славном Цоре, — произнес он вкрадчиво и слегка поклонился.

— Мы утомлены дальней дорогой, желаем есть и найти место для ночлега, — обратилась Лилит к толстяку.

— Считайте, вам повезло. Здесь подадут вкусную еду и приготовят мягкую постель. Трактир Апердегара известен во всем городе.

— Так не стой морским утесом! У меня сводит живот от голода! — нетерпеливо перебила его бывшая жрица.

— Будет исполнено, госпожа! — Апердегар вновь поклонился и скрылся в соседней комнате.

Вскоре он появился в клубах ароматного дыма, неся в руках плетеный поднос с кувшином вина, двумя мисками тушеного мяса, парой глиняных кубков и несколькими пшеничными лепешками.

— Надеюсь, плата в три сикля не обременит светлую госпожу? — Апердегар заискивающе улыбнулся.

— Не обременит, — мимоходом ответила посетительница и принялась поглощать аппетитную снедь.

Хозяин стоял по-прежнему рядом, вовсе не собираясь уходить.

— Разве тебе нечем заняться? — раздраженно произнесла Лилит, едва не поперхнувшись. — Видишь, из-за тебя и кусок в горло не лезет! Или боишься, что не получишь серебро? Неужто мы похожи на нищих бродяг?

— Да простит меня высокочтимая госпожа! — льстиво заговорил владелец харчевни. — Я только хотел пожелать приятной трапезы.

— Твои пожелания приняты. Можешь идти, — холодно бросила Лилит.

Апердегар не сдвинулся с места.

— Что еще? — сверкнула глазами бывшая жрица Баалат.

— Хотел развеять сомнения... — неуверенно продолжал тот.

— Ну?

— Вид ваш столь необычен... Откуда вы родом?

— Какое тебе дело?

— Нет, нет! Я не хотел сказать ничего дурного. Но столь прекрасные женщины так редко посещают мое заведение, — Апердегар пытался умилостивить неразговорчивую гостью.

— Впрочем, в том нет великой тайны, — Лилит, на скорую руку утолив голод, благосклонно отнеслась к речам трактирщика. — Мы идем из Угарита. Прослышали о волшебнике Дардане, и хотели бы увидеть его.

— Ах, Дардан! — взволновано воскликнул толстяк. — К несчастью, вы опоздали. Он покинул город несколько дней назад.

— Куда же он отправился?

— Кажется, в Йарих. Да, точно, в Йарих. Говорят, тамошние жители поклоняются богу Луны и сильны в колдовстве. Старик Дардан решил в этом убедиться.

— Старик? Я слышала, ему не более пятидесяти.

— Да, на вид больше не дашь. Но, он утверждает, что ему все шестьсот!

— Значит, народ не зря болтает про чудеса и пророчества?

— Не уверен. Но кое-что из этих рассказов можно назвать правдой.

— Вот как? За добрые вести ты получишь еще пару сиклей.

— Да пребудет в благости щедрая госпожа, — толстяк согнулся в низком поклоне.

— Садись-ка с нами, — шепотом произнесла Лилит, поманив к себе пальцем Апердегара. Тот несколько изменился в лице и оглянулся по сторонам. Не заметив ничего предосудительного, повиновался. — Скажи нам еще вот что. Не гостил ли у тебя в последнее время кто-либо из Гебала?

— Ну как же! — спохватился хозяин, дыхнув на женщину отнюдь не морской свежестью. — Был тут один, точнее двое.

— Так один или двое? — нерасторопность рассказчика явно раздражала Лилит.

— Двое! Истину говорю! Они были вместе. Один важный такой, самоуверенный. А второй походил на слугу.

— И как его звали?

— Кого?

— Важного?

— Ах, того! — Апердегар сморщил лоб, напрягая память. — Кажется, Мицраилу, или Мицри... Точно! Мицри! Ну, конечно же, Мицри! Он тоже интересовался Дарданом.

Уловив во взгляде трактирщика сомнения, Лилит улыбнулась, уверенная в том, что выудит теперь из него все необходимое.

— Не бойся. Мы тебе не враги, и готовы расстаться с некоторым количеством серебра. Для такого достойного человека, как ты, не жалко подобной мелочи.

— Пусть боги ниспошлют на тебя благодать небес.

— Ну же, расскажи-ка подробнее об этом Мицри.

— Собственно, и говорить не о чем. Он все выпытывал да вынюхивал. Где, да как, куда отправился Дардан, и все такое прочее. А когда узнал, что кудесник покинул Цор, так и сам исчез. Больше я ничего не знаю. Клянусь! — хозяин харчевни тяжело вздохнул и опустил глаза.

— Этого вполне достаточно. Держи, — Лилит положила перед трактирщиком массивный слиток. — Здесь плата за еду, ночлег и твои россказни. А сейчас мы хотим отдохнуть с дороги. Да, и постарайся не болтать лишнего. Времена-то нынче не спокойные.

— Госпожа может не сомневаться во мне. Я закрою рот и более не произнесу ни слова. А что, этот Мицри в чем-то замешан? До нас дошли скорбные вести из Гебала...

— Излишнее знание не сделает тебя богачом, но может укоротить жизнь, — многозначительно произнесла Лилит.

— Все, все! Больше ни звука! Мои уста мертвы, как сухой колодец в пустыне. Прошу вас. Эй, жена! Жена! — громко крикнул он.

На зов явилась женщина в длинном закрытом платье и стянутыми в узел на затылке волосами. Несколько глубоких морщин делали ее лицо измученным и усталым.

— Жена! Отведи досточтимых гостей в лучшие покои, — гаркнул Апердегар, пряча серебро за пазуху.

Постояльцы вслед за хозяйкой поднялись на второй этаж и оказались в полутемном коридоре, лишенном окон. Одинокий факел распространял вокруг смрад и копоть, бросая по сторонам пугающие тени.

— Осторожно! — едва слышно произнесла женщина.

— Да, того и гляди, свернешь себе шею! — ответила ей Мафдет.

Войдя в один из дверных проемов, завешенный куском грубой шерстяной материи, путешественницы попали в крохотную комнатушку с видом на гавань. Через узкое окно доносился шум моря, бранные крики портовых грузчиков да полупьяные речи посетителей таверны. Две песчаниковые плиты, крытые грязными овечьими шкурами, составляли всю мебель.

— Вечером я принесу светильник и ужин. Внизу будет слишком много народу, — робко молвила супруга Апердегара и удалилась.

— Отнюдь не царская опочивальня, — зло сказала Лилит, бросив на лежанку оружие и припасы.

— Мне с первого взгляда Цор показался неприглядным и зловещим, — вторила ей Мафдет. — Кругом одни мертвые камни.

— Потерпи только ночь, — успокаивала ее подруга. — Завтра мы покинем город и отправимся в Йарих.

— Разве тебе мало Цора? Зачем идти в такую даль?

— Чтобы найти волшебника и убийцу.

* * *

Полуденная дремота погребальным саваном окутала усталый разум. Легкий ветерок шелестел в зарослях папируса, ласкал тело, утомленное многодневным путешествием. Позади остались горы, кедровые и буковые леса, топкие болота Иурдуна...

Утолив голод жареным перепелом, черствой ячменной лепешкой и кубком вина, дочь Та-Кем лежала близ тлеющего костра, утопая в бело-желтом море нарциссов.

Вдалеке над водой раздался крик лебедя.

Дыхание речной прохлады нежно коснулось разгоряченного лица, напомнив о покинутой родине и берегах все освежающего Хапи.

Щебет птиц, звуки пролетающих мимо букашек, запах дыма, шепот ветра погружали сознание в состояние зыбкого покоя.

— Как хорошо здесь! — невольно сорвалось с уст Мафдет. — Ожившая мечта, сказочный сон... Духи реки и леса напевают мне сладкую песню. Наверное, так выглядит рай? Я хочу остаться здесь навсегда!

— Ты не видела Йарих. — нехотя сказала Лилит, сосредоточенно обгладывая тонкие птичьи кости.

— Странное название... — Мафдет едва шевелила губами.

— Иные называют его Иерихом, — продолжала Лилит. — Впрочем, мне все равно. Цель близка. К вечеру будем в городе.

— Разве ты не пресытилась местью? Кенет и Кархедон мертвы. Зор, Абдимилки. Теперь они пребывают в подземном мире, но твоя душа не находит успокоения, словно Ба, лишенная мумии.

— Месть! — усмехнулась Лилит. — Нет, это нечто большее! Как бы там ни было, но Мицри должен умереть! Я дала клятву.

— Кому?

— Какая разница?

— Я всегда поражалась тебе, такой непостоянной, нет, изменчивой. О, боги, что я несу?

— Ну же, говори!

— Мне кажется... Нет, тяжело выразить словами. В тебе есть что-то странное, пугающее и в то же время влекущее. Тьма и свет, вспышки ненависти. Стремишься к таинственной цели, о которой сама толком ничего не знаешь. Порою ты нежна, а иногда груба и отвратительна.

— Спасибо за откровенность, — спокойно произнесла Лилит, глядя в сторону далеких восточных гор, серой призрачной дымкой стоявших у горизонта. — И все же, ты любишь меня, принимая в сердце такой как есть? Почему? Да потому, что находишь во мне то, чего недостает твоей душе. Впрочем, как и я. Мы — единое целое. Нам суждено быть вместе и дух мой всегда будет рядом с тобою. А грубость... я понимаю... Мы не такие, как все. Простые смертные для нас только тени. Стоит ли обращать на них внимание? Рано или поздно, они растворятся во мраке небытия, а нам суждено продолжить путь в неизвестность будущего.

— Но ради чего?

— Так сложилось. Прими это как неизбежное и смирись. Ты еще не пережила первую смерть, и оттого не ведаешь ни о чем. Для тебя бессмертие — пустой звук. Доверься мне, и я приведу тебя к счастью.

— А вдруг это обман, пустая выдумка?

— Хочешь проверить? — Лилит протянула Мафдет бронзовый кинжал. Тускло блеснуло полированное лезвие на солнце. — Боишься?

Мафдет встала с земли, поправила волосы, стараясь не обращать внимания на слова подруги.

— Не говори глупости, — решительно произнесла дочь Та-Кем. — Пора отправляться в дорогу. Ра поднялся слишком высоко...

— Откуда столько твердости в голосе? — шутливо спросила Лилит.

— Я хочу поскорее попасть в Йарих и покончить с Мицри.

— Ты меня удивляешь! Зачем тебе его смерть?

— Желаю узнать, о чем ты будешь мечтать, когда ненависть опустошит душу, испепелит разум, уничтожит волю. К чему тогда стремиться, куда идти?

— На северный берег Зеленого моря.

— Зачем?

— Тамошние вечерние бризы дарят прохладу и умиротворение. Если бы ты знала, как я устала за четыреста лет! Я жажду покоя. Не желаю никого видеть... кроме тебя.

— И?

— Копить силы...

— Для новых скитаний?

— Нет.

— Так для чего?

— Порою, невероятная скука одолевает меня. За последние столетия в здешних землях мало что изменилось. Признаюсь в тайном желании — я мечтаю перестроить мир по собственному замыслу. Мне надоело быть слепым орудием в руках высших существ.

— Ты хочешь стать богиней? Кого же тогда называют именем Баалат? — Мафдет прыснула от смеха. — Воистину, глупо и дерзко...

— Разве я дурачила тебя когда-либо? Нет! Вот видишь!

— Надеюсь, боги нас не слышат, — улыбалась Мафдет.

— Ах, ты ничего не понимаешь! — досадовала Лилит. — Ладно, вставай! К вечеру нужно попасть в город.

Мафдет резко поднялась. В голове что-то мерно гудело, в глазах плясали цветные пятна, руки и ноги налились непомерной тяжестью. Ей вспомнился Ихетнефрет и путешествие в Урук. Тогда все было ясно. Как не хватало теперь такой же определенности! Или, быть может, она все придумала себе в утешение? "Я тоже хочу на северный берег Зеленого моря", — думала дочь Черной Земли, собирая пожитки.

Понуро следуя за Лилит, она апатично разглядывала бесчисленные миртовые рощи, блестевшие полированной зеленью листвы, ореховые деревья, редкие финиковые пальмы, заросли иссона, дрока и терна.

После сытного обеда ноги едва повиновались сонному разуму. Полуденное солнце источало нестерпимый жар, прожигало кожу до костей, и даже освежающее дыхание реки не могло справиться с невыносимым зноем.

Дойдя до старой маслины с изувеченным ветрами и временем стволом, Лилит свернула направо и двинулась строго на запад, медленно поднимаясь по пологому склону надпойменной террасы, густо поросшей рутой и полевыми лилиями.

Пот заливал глаза Мафдет, дыхание то и дело сбивалось. Последние силы изменили девушке. Пытаясь забыть хоть на несколько мгновений тяготы похода, она представляла себе Йарих, что лежал в предгорьях западного хребта Лебана. Загадочный город, населенный воинственными жителями, искусными в магии и колдовстве, пленил ее воображение. Какие тайны скрываются за неприступными стенами? Обретет ли она долгожданный покой? Чем закончится встреча с Дарданом и Мицри? Вопросы оставались без ответов, и даже многоопытная Лилит не могла предугадать грядущих капризов судьбы.

Думая так, Мафдет не заметила, как окончился подъем, и странницы оказались на плато, господствовавшим над речной долиной. Величественный Иурдун остался позади. Далекие восточные горы по-прежнему стояли у горизонта бледно-серой дымкой. Впереди, простираясь в бесконечность, лежала равнина, устланная диковинным полотном, покрытым необыкновенной красоты желто-красным узором. Мафдет, не видев доселе ничего подобного, невольно вскрикнула от удивления.

— Что с тобой? — испугалась Лилит.

— Дух перехватило от восторга! Какая прелесть!

— Это всего лишь дикие розы. Здесь их великое множество. Некоторые называют Йарих городом роз. А вот и дорога, — бывшая жрица показала рукой на тянувшиеся с севера и исчезавшие в цветочных зарослях две серо-коричневые колеи, оставленные широкими колесами громоздких повозок. — Надо было идти из Рехеба по этой дороге, а не бродить среди пойменных болот. Уже давно бы пришли, — с досадой сказала Лилит и двинулась вперед.

— Погоди! — выкрикнула Мафдет. — Я хочу насладиться этой красотой.

— Будь по-твоему. Но только свернем в сторону, на всякий случай... Попутчики нам ни к чему. Там и сделаем привал.

— Спорить не стану.

— Вот и чудесно, — Лилит улыбнулась и направилась к розовым кустам, прочь от вытоптанной скотом и разбитой повозками дороги.

Мафдет прислонилась спиной к стволу одинокой финиковой пальме, закрыла глаза и наслаждалась благоуханием цветов.

— Какое блаженство! — восторженно произнесла она, погружаясь в мир грез и видений, представляя себя бегущей среди полевых трав в венке из мирта.

С небес волшебным дождем сыпались лепестки роз: белые, желтые, красные, бордово-черные. Широкий луг устилал бархат зелени, блестел утренней росой. Несказанной радостью светился девичий лик, ласкаемый нежным любовником-ветром. Темные страхи исчезли, сменились ощущением беспредельного счастья.

Внезапно спазм сдавил горло, и глаза наполнились влагой. Ей вспомнились высокие крепостные стены Урука и злобное лицо Гильгамеша. Слеза медленно ползла по щеке, тихая грусть поселилась в сердце. Мафдет видела Лилит, испачканную кровью, и мертвое тело Зора на городской мостовой.

— Отчего ты плачешь? — тихо спросила Лилит.

— От воспоминаний никуда не деться. Аромат роз магическим заклинанием воскрешает в памяти картины минувшего. Оно ушло навсегда и его не вернуть. В такие мгновенья я чувствую себя беззащитной и несчастной. Просыпается жалость к самой себе, и слезы текут помимо моей воли. Быть может, я очищаюсь, предаваясь рыданиям, ведь именно чувство сострадания делает нас людьми. Помню, как плакала в детстве, когда одна из антилоп отца сломала ногу. Я не могла ей ничем помочь, и собственное бессилие заставляло меня страдать... Бедное животное в конце концов пришлось забить. Мне тогда было девять лет. Я до сих пор вижу ее мутные глаза, полные тоски и боли...

— Теперь ты выросла...

— Но прошлое живет во мне. Порою, оно горше гусиной желчи, а иногда заменяет целебный бальзам. Ты помнишь нашу первую встречу? Тогда я была близка к отчаянию, — продолжала Мафдет. — Всеми покинутая и забытая в чужом городе. Даже старая Ихи ушла в подземный мир. Припасы подходили к концу, а впереди была лишь холодная пустота. И вдруг появилась ты... как отблеск вечерней зари, в ярком алом платье, словно сама прекрасная ликом Хатхор. Надежда воскресла, и я познала любовь. Порою я думала о сумасшествии, боялась собственной тени и гнева богов. Ничего подобного не приходилось испытывать ранее. Ты подарила мне вторую жизнь. Я чувствую в тебе великую силу, влекущую, околдовывающую. Как сказать об этом? Мотылек летит на свет пламени и не ведает о скорой погибели. Сущность твоя, сокрытая в сумерках близкой ночи, захватила меня всю без остатка, овладела разумом, подчинила волю. Ты сеешь смерть, но ты прекрасна... как черная роза. Речи твои подобны сладостному дурману, признания дарят забвение и покой, а ласки — ни с чем не сравнимое наслаждение. Но что ждет меня впереди?

— Йарих, город чудес и диковинок, — ветер подхватил сорвавшиеся с уст Лилит слова, смешивая их с дивным ароматом божественных цветов.

"Город чудес и диковинок", — неслось над равниной, усеянной россыпью самоцветов, ослепительно сверкавших на фоне изумрудной зелени листвы.

Взор Мафдет, опьяненной волшебными запахами, подернулся радужной пеленой. Она чувствовала, как проваливается в бездну. Дух готов был вырваться вон из тела и воспарить над землею. Яркие видения, ожившие воспоминания проносились мимо. Цветные размытые пятна речным туманом окутали разум, до ушей доносился тихий шепот ветра, и слезы орошали лицо.

— Очнись! — резкий возглас Лилит заставил девушку открыть глаза. — Уж не случилось ли чего? — участливо спросила подруга.

— Нет, нет... — рассеянно отвечала Мафдет. — Кажется, я заснула и увидела сказочный сон...

— Тогда просыпайся. Йарих близок.

Захмелев от собственных фантазий, Мафдет не заметила, как оказалась посреди пальмовой рощи. Высокие стройные деревья устремлялись к небесам. Листва тихо шелестела на ветру, словно хотела поведать людям свои сокровенные тайны.

Лилит резко остановилась, сбросила на землю кожаный мешок с припасами, достала из ножен кинжал и принялась рыть яму.

— Что ты делаешь? — недоумевала дочь Та-Кем.

— Раздевайся! — приказала бывшая жрица Баалат.

— Да в своем ли ты уме?

— Разве не слышишь?

— Объясни толком! Я ничего не понимаю! Или вновь что-то задумала?

— Возьми в мешке старое платье. Переодевайся немедля!

— Лилит, порою я не понимаю тебя! Чего ты хочешь?

— Нам нельзя появляться в Йарихе в таком наряде. Вид двух вооруженных женщин вызовет кривотолки...

— В других городах можно, а в Йарихе нельзя? — не могла успокоиться Мафдет.

— Местные жители очень своенравны и пользуются дурной славой. Здешние законы отличаются излишней суровостью.

— Почему?

— Того требует культ бога Луны.

— Неужели он жесток и кровожаден?

— Не советую тебе убеждаться в этом, — объясняла Лилит, продолжая углубляться в сухую землю.

— Хорошо, а яма зачем?

— Ты замучила меня расспросами. Ну не бросать же вещи прямо на дороге?

Не говоря больше ни слова, девушка принялась искать подходящую одежду.

— Где ты взяла такую рвань? — невольно вырвалось у Мафдет, когда она разглядывала старое, сильно потертое, с множеством заплат, шерстяное платье.

— То, что надо, — уверенно отвечала Лилит, вытирая рукой пот со лба. — Лучше и не придумаешь.

— Откуда оно у тебя?

— Выменяла в Рехебе на вязку бус. По-моему, я совершила выгодную сделку. Давай же, переодевайся! Снимай все: сандалии, опоясание, шкуру, шлем. Не забудь про браслеты и поножи...

— Мы пойдем босиком?

— Да. Оружие также оставим здесь, кроме, пожалуй, пары кинжалов. Возьми флягу с водой и умойся. Только краску не смывай, а просто разотри лицо.

— На кого я буду похожа?

— Полагаю, на нищенку, долго странствовавшую по пустынным дорогам. Привыкай к новой роли. В будущем пригодится...

Покончив с работой, Лилит быстро разделась, бросив одежду и украшения в яму. Новый наряд оказался несколько великоват, но это только обрадовало бывшую жрицу. Довольная, измазанная землей, она спрятала оружие и припасы в свежевырытом тайнике и принялась старательно засыпать его.

— Посохи спрячь в траве. Надеюсь, их никто не увидит.

— Самим бы найти потом, — безо всякого энтузиазма произнесла Мафдет.

— Запомни хорошенько место. Все, пора идти. Возьми кинжал.

— Куда я спрячу его?

— У пояса, а лучше всего привяжи к ноге. Так гораздо удобнее достать в случае необходимости. Да, хороша же ты! — удовлетворенно сказала Лилит, оглядывая подругу. — Тобою теперь только детей пугать.

— Спасибо на добром слове, — надулась Мафдет. — Сама-то не лучше.

— Не злись. Быть может, я ошибаюсь, но предчувствие редко подводило меня...

— И что ты чувствуешь на этот раз? — искра любопытства вспыхнула в глазах дочери Черной Земли.

— На душе неспокойно, — отвечала бывшая жрица. — Воздух дрожит, полнясь тревогой. Нужно быть готовыми ко всяким неожиданностям.

— Как же твои чудесные способности?

— Не всегда удается ими воспользоваться, да и справиться с целым городом мне не под силу...

— А Кархедон и Кенет? Ты ведь погубила их при помощи колдовства.

— Здесь все иначе. Магия и тайное знание требуют времени. Сейчас можно положиться только на собственную хитрость и благосклонность богов. Но мы вновь заболтались, а время летит неумолимо. Идем!

Путешественницы спустились по пологому склону, с трудом пробиваясь сквозь тенистые кустарники. Миновали русло пересохшего ручья и вышли на равнину, у южной оконечности которой лежал Йарих. По дороге, петлявшей между пальмовыми и кипарисовыми рощами, двигалось несколько повозок, запряженных ослами. Двое пастухов в одеяниях из козьих шкур, гнали отару овец с близлежащих лугов, поднимая тучи пыли.

Странницы присоединились к группе виноградарей. Те возвращались домой после трудового дня. И вскоре пред их взорами предстал обширный холм. Его окружала высокая крепостная стена, сложенная из массивных каменных блоков. Город опоясывал широкий ров, глубиной не менее четырех локтей, а у северных ворот высилась величественная башня в двадцать локтей высотою.

Мафдет и Лилит смешались с толпой горожан, беспрепятственно прошли по мосту, переброшенному через ров, и благополучно миновали городские ворота, охраняемые парой полусонных воинов. Еще несколько стражников расположилось на крепостной стене и башне.

Среди пастухов и земледельцев, скота, пыли и рева животных, никто не обратил внимания на двух нищенок. Они шли по северной дороге со стороны Рехеба. Старые латаные платья, лица, скрытые шерстяными накидками, не вызвали интереса у солдат, высматривавших богатые торговые караваны или вражеское войско.

— Куда теперь? — спросила Мафдет, ступив в лабиринт узких улочек. — Вечер близок, пора подумать о ночлеге.

— Знаю-знаю, — рассеянно отвечала Лилит, осматриваясь по сторонам. — За последние десятилетия город сильно изменился. Я многое позабыла.

— Если хочешь узнать последние новости, следует идти к харчевне.

— Ты способная ученица, — улыбнулась жрица. — Но кто нас пустит туда в таком одеянии? Ладно, пойдем. Там будет видно.

Мафдет с любопытством разглядывала дома, сложенные из сырцовых кирпичей. Неожиданно для себя она вспомнила Мари. Такие же сумерки, неровные стены жилищ и пугающие тени повсюду. Кое-где в окнах плясали тусклые блики масляных светильников. Скотина мычала и блеяла в стойлах. Горожане что-то кричали. Нестерпимый запах навоза и помоев бил в нос. "Все так знакомо и чуждо вокруг, — думала девушка. — Память о дальних дорогах воскрешает страх, приходящий из ночи. Вскоре вспыхнут в небесах первые звезды, и демоны зла выйдут на охоту. Редкие вечерние прохожие прячут лица и опускают глаза, словно мы поражены проказой или обозначены злыми устами. Призраки отплясывают зловещий танец, и нет покоя усталой душе, обреченной скитаться по разным землям и временам".

Дым очагов и городская вонь переплетались со звуками флейты и бубна. Откуда-то неслись полупьяные вопли. Лилит остановилась, прислушиваясь.

— Кажется, нам туда, — сказала она после некоторого раздумья, махнула рукой в сторону одного из переулков.

Не проронив ни звука, дочь Черной Земли поспешила за подругой, исчезнувшей во тьме.

— Проклятье! — громко выругалась бывшая жрица, вступив в лужу нечистот. — Осторожно! Обойди кругом!

Внезапно, совсем рядом, послышались крики и смех. Музыка звучала все громче. В конце переулка забрезжил свет. Откуда-то сверху Мафдет едва не окатили помоями. Она в ужасе отпрянула назад, громко взвизгнув, прячась за спину Лилит.

— Негодяи! Свиньи! Хоть бы смотрели куда льют! — вырвалось у нее.

— У меня весь подол мокрый. Потерпи немного. Когда-нибудь этот кошмар закончится, и мы омоемся в водах Иурдуна.

У стены, освещенной дрожащими отблесками близкого костра, странницы увидели горожанина. Тот едва держался на ногах. Он громко икнул, блаженно вздохнул, звучно опорожняя мочевой пузырь.

— Вот пьянь! — злобно бросила Лилит, проходя мимо и воротя нос от отвращения.

— Э-а-а... — отрыгнул выпивоха. — Ступай себе мимо, блудница — с трудом ворочая языком, ответил он, шумно испустил ветры.

— Добрая примета.

— Что же в том хорошего? — удивилась Мафдет.

— Мы на верном пути.

— Похоже на то.

Миновав переулок, женщины вышли на торговую площадь, освещенную несколькими кострами. У двухэтажного здания, выходившего фасадом к месту торжищ, толпился народ, шумно бранясь и о чем-то споря. Горожане, желая расслабиться после тяжелого трудового дня и избавиться от нескольких сиклей серебра, спешили поскорее попасть в питейное заведение опорожнить кубок вина, послушать незатейливую музыку и местные сплетни. Но здоровенный детина у входа тщательно осматривал посетителей и гнал прочь нищих и дебоширов.

— Пойдем, попытаем счастье — заговорщически прошептала Лилит, направляясь к входу, освещенному несколькими факелами.

— Куда? — рявкнул громила.

— Прости нас, добрый человек, — жалобно запричитала Лилит, не поднимая глаз. Мы бедные странницы, изможденные болезнями и дальними дорогами, прослышав о волшебнике Дардане, идем из самого Гебала в надежде получить от кудесника чудесное исцеление. Пусти, славный страж. Быть может, здесь найдется для нас несколько сухарей и чаша воды.

— Уж про сухари не знаю, а пара тумаков найдется. Это я обещаю, — здоровяк расплылся в самодовольной улыбке — Проваливайте, пока целы.

— Молю тебя, хоть один кусочек черствой лепешки! Мы не ели несколько дней!

— Подите вон! Нечего разносить всякую заразу! — презрительно сморщился охранник.

— Ну что же: да воздастся тебе по деяниям твоим, — с наигранной трагической интонацией в голосе произнесла Лилит, схватив за руку Мафдет и уводя ее прочь.

— Ступай, вздорная баба, — глухо буркнул здоровяк, провожая свирепым взглядом двух женщин. — Не то, чего доброго, накличешь беду.

— Тупая скотина! — змеей шипела бывшая жрица Баалат, обшаривая глазами торговую площадь. Выбор ее пал на кучу соломы, сваленную рядом с одинокой деревянной повозкой.

— На этот раз не могу обещать даже провонявшей рыбой и гарью комнатушки, вроде той, что досталась нам в Цоре. Заночуем здесь.

— Где? — удивилась Мафдет, оглядываясь по сторонам.

— Душистая солома... чем не постель?

— Да от нее за несколько схенов несет навозом!

— Ладно, успокойся. Всего лишь одна ночь. Прошу тебя, потерпи немного!

— А что потом?

— Утро покажет.

— Утро? В этой дыре? Город чудес и диковинок! Огромное стойло для скота! — ворчала Мафдет, устраиваясь на грязной соломе.

В окнах харчевни померк тусклый свет масляных светильников. Воздух полнился запахами копоти и нечистот. Где-то невдалеке вяло залаяла собака, в ответ ей заблеяли овцы, замычала корова. Сон витал повсюду, околдовывая и завораживая. Мафдет, мучимую голодом и городской вонью, тошнило. Невольно она вспомнила пьяного гуляку из соседнего переулка. Ей хотелось рвать от омерзения. Отчего-то в памяти всплыли картины далекого детства, подернутые туманом прожитых лет. Она видела свою любимую деревянную куклу, подаренную теткой в день рождения. Игрушку, брошенную в костер двоюродной сестрой, объяло пламя. Грубо вырезанное лицо почернело, словно охваченное горем... Чувство жалости сдавило сердце, и слезинки безудержно катились по щекам. В тот миг она ненавидела весь мир, и, прежде всего сестру, раздираемую завистью. Мафдет страстно желала умереть, тем самым, отомстив родственникам и ни в чем не повинным соседям. Глупый, нелепый порыв. Она представляла себя мертвой в каменном саркофаге, окруженной рыдающими родителями, и забитую до полусмерти сестру с опухшими от слез глазами.

Мафдет разбудили крики людей и животных. Едва открыв глаза, она увидела Лилит. Подруга внимательно наблюдала за происходящим.

— Что там стряслось? — сонно произнесла дочь Та-Кем вместо утреннего приветствия.

— Кажется, торговый караван, — сосредоточенно, чеканя каждое слово, ответила Лилит.

Кругом царил невероятный шум. Около трех десятков ослов, груженных тяжелыми мешками, и несколько повозок заполнили почти всю торговую площадь. Погонщики стегали плетьми упрямых животных, стараясь выстроить тех в определенном порядке. Ослы скалили зубы и тревожно кричали, едва передвигаясь под тяжестью ноши. Людская ругань, запахи навоза, скота и кожи витали всюду.

— Владычица Хатхор! На кого ты похожа? — испугалась Мафдет, глядя на подругу. Одетая в грязное латаное платье, с нечесаными волосами, она походила на настоящую нищенку.

— Ты выглядишь не лучше. В голове солома... О, боги!

От невольного возгласа Лилит сердце девушки сжалось от страха. Знакомое лицо мелькнуло в толпе.

— Я видела его! Мицри! Он там! И второй негодяй рядом с ним! — Лилит трясло от возбуждения, а глаза сверкали невиданным ранее блеском.

С трудом пробиваясь сквозь толпу, слыша в свой адрес отборную брань, Мафдет едва поспевала за подругой, боясь потерять убийцу из виду.

— Что ты собираешься делать? — дочь Та-Кем пыталась перекричать людское скопище.

— Следуй за мной, — бросила Лилит на ходу. — Эй, горожанин! Куда направляется этот караван? — бывшая жрица вцепилась в одежды одному из погонщиков.

— В Гезер, — нехотя ответил тот.

— А что везете?

— Соль с берегов Южного озера. Да отвяжись ты! — смотритель ослов попытался освободиться от цепких пальцев.

— Послушай, а этот идет с вами? — она указала в сторону Мицри, который о чем-то беседовал с тучным мужчиной с окладистой бородой и кустистыми бровями.

— Почем я знаю? Спроси у хозяина. Да не думаешь ли ты отправиться вместе с нами в дорогу?

— Нет. Я ищу Дардана.

— Дардана — волшебника? — переспросил караванщик. — Так ведь пару дней назад он ушел в Гезер.

— Проклятье! Мы опять опоздали!

— О чем ты, презренная побирушка? — крикнул ей вслед погонщик, но она уже не обращала на него никакого внимания, устремляясь к Мицри и толстяку в богатых, но давно не стираных одеждах.

— Получишь все сполна, как договаривались.

— Тогда ударим по рукам и в путь.

— Отлично! — долетали до ушей Мафдет обрывки фраз.

— Господин! Господин! — Лилит упала на землю у ног хозяина каравана, заливаясь слезами. — Милостивый господин!

— Что нужно тебе, женщина? — тучный торговец брезгливо поджал губы и сделал шаг в сторону.

— Молю тебя! Заклинаю богами! Спаси меня и мою сестру!

— Эй, стража! Уберите ее отсюда!

— Выслушай меня, славный житель Йариха! — взмолилась Лилит. — Многие годы нас донимает неизлечимая болезнь. Ища исцеления, мы скитались по многим землям, но все напрасно! В Гебале прорицатель храма Эла подарил нам надежду, приказав найти волшебника Дардана. В его власти избавить нас от страшных мучений.

— В чем же заключается твоя хворь? — с некоторым интересом спросил толстяк. — Проказа?

— Нет, мой господин. Мы одержимы демонами. Они вселяются в наши тела и похищают разум.

— Тогда проваливайте! Только демонов мне не хватало!

— Погоди, Акхит, — вступил в разговор Мицри. — Ты говоришь, была в Гебале, в храме Эла?

— Так, мой господин. И поверь, сполна воздам тебе у алтаря творца, если не откажешь в моей просьбе. Будь милосердным и великодушным!

— Ты не там ищешь милосердие, — криво усмехнулся разбойник. — А твой голос мне знаком. Где я мог встречать тебя?

— На одной из ночных улочек Гебала, пять лет назад! — дико выкрикнула Лилит, выхватив кинжал из ножен. Ослепительной вспышкой сверкнула бронза клинка, поразив Мицри в самое сердце. Он умер мгновенно, так и не успев до конца понять речей нищенки с безумными глазами.

— Убили! Убили! Зарезали Мицри! — заорал дурным голосом Хархаб, стоя в стороне от главаря.

— Убили! Зарезали! Держи! Хватай! — взвыла толпа.

Десятки грязных рук потянулись к Лилит и Мафдет.

— Порешили! Прикончили! — побелев от страха, продолжал орать Хархаб. Он кинулся прочь, но кинжал, брошенный Лилит, оказался проворнее, перебив беглецу шейный позвонок и вспоров горло. Подручный Мицри споткнулся о валявшийся на дороге камень, издал хрипящий звук, и рухнул, орошая кровью грязную мостовую.

— Поймать их! Стража! — изо всех сил надрывался хозяин каравана.

Несколько воинов появилось невесть откуда. Кто-то набросился на Лилит и Мафдет. Внезапная тяжесть навалилась на девичью грудь, резкая боль пронзила мозг. Она слышала только возбужденные вопли разъяренной толпы да треск рвущегося платья, задыхаясь в придорожной пыли.

— И у этой нож! — раздалось над самым ухом.

— Тащи ее сюда!

— Проклятье! Какая сделка сорвалась! — досадовал пышнобородый торговец. — Где этот мерзавец прятал серебро? Эй, олухи, обыщите тело!

Вой, ругань, стук копыт и колес слились в протяжный, сводящий с ума, гул. Чьи-то сильные руки схватили Мафдет за волосы. Веревки мертвой хваткой впились в запястья, словно клыки льва в плоть поверженной антилопы, сдирая кожу. Кто-то ударил в бок ногой, едва не отбив почки.

Бывшая жрица Баалат пыталась сопротивляться, но силы были явно не на ее стороне. Множество дюжих мужчин коршунами накинулись на легкую добычу, заломив за спину руки, туго связав их кожаными ремнями.

— Гнусное отродье! Да переведется ваш род, да падут стены мерзкого города, и руины его порастут сорной травой, и по заслугам получат впавшие в грех! — она взвыла раненым зверем, сыпля проклятиями.

— Головы! Рубите им головы! — неслось из толпы.

— Стойте! — пытался перекричать опьяненных местью жителей Йариха хозяин каравана. — Я пострадал больше всех! Они прирезали моего компаньона. Я лишился серебра, и потому сам выберу для них казнь. Отрубить головы слишком просто. Забейте их камнями! Пусть помучаются, узнают горечь страданий и взмолятся о скорой смерти.

— Камнями! Верно! Бей их! — ревела толпа.

Мафдет поволокли к стене какого-то дома, грубо поставили на ноги, осыпая пинками и зуботычинами.

Людская орда в одно мгновение стихла.

— Кто же кинет первым? — спросил визгливым голосом тщедушный старик, один из множества любопытных ротозеев, привлеченных криками у харчевни.

— Я! Имею на то право! — пробасил тучный торговец, побагровев от злобы.

Один из слуг засуетился вокруг хозяина и вложил ему в руку увесистый камень.

— Получай! — натужно выкрикнул бородач.

Град камней обрушился на стену, сложенную из саманных кирпичей, оставляя после себя глубокие выбоины, покрывая глиняной крошкой мостовую и приговоренных к казне. Дочь Та-Кем глазами, полными отчаяния, в последний раз взглянула на подругу. На лице Лилит застыла легкая улыбка.

Первый камень пролетел где-то рядом. Мафдет едва успела увернуться. Второй попал в плечо и, как показалось девушке, раздробил кость. Третий угодил прямо в голову, заставив вибрировать череп, словно медный котел. В багровом тумане таяли образы ненавистного города и безумных горожан. Нестерпимая боль морской волной окатила тело, выдавив из груди слабый стон. Сполохи, предвещавшие смерть, угасали. Мафдет уже не слышала рева толпы, не чувствовала боли, медленно погружаясь в океан небытия, холодный и мрачный, как зимняя ночь в западной пустыне.