Сказка 5. Черная роза Иерихона

— Больше не могу! — Мафдет упала на иссушенную зноем землю и прислонилась спиной к могучему стволу. Посох и походный кожаный мешок она бросила тут же.

— У тебя на губах запеклась кровь, — участливо произнесла Лилит.

— Мне все равно, — едва могла отвечать дочь Та-Кем. Борясь с дремотой и усталостью, она сняла шлем и встряхнула головой, пытаясь расправить слипшиеся от пота волосы. Рука потянулась к фляге. Желанная влага медленно возвращала к жизни опаленные солнцем уста. Глаза вмиг закрылись, и голова упала на грудь.

Время для двоих остановилось, превратилось в дуновение ветра, шумевшего в высоких кронах деревьев, погружая путников в состояние оцепенения и забвения. Дыхание рощи ласкало разгоряченную плоть, нежно прикасаясь к влажной коже, путаясь в густых волосах. Сухие стебли трав приятно покалывали тело, и муравей полз по руке, сбившись с дороги.

— Как очаровательна и упоительна песнь природы, — неожиданно нарушила тишину Лилит, — она напоминает сладкий сон, колыбельную матери, голоса богов. Я провела бы здесь вечность.

— Что мешает тебе остаться? — сквозь дремоту отозвалась Мафдет. — Разве место тихой печали не лучшее вознаграждение за страдания?

— А наше путешествие?

— Когда-нибудь ты насытишься местью, но душа твоя не познает покоя, и сердце не удовлетворит желаний любви. Ты расправишься с Кархедоном и потеряешь цель в жизни. К чему будешь стремиться тогда?

— Моя цель — ты!

— Это безумие. Рано или поздно я наскучу тебе. Даже самые изысканные вина и кушанья вызывают пресыщение. Захочешь тогда выбрать новую жертву.

— Какие глупости. Судьба жестока. Не каждый из ныне живущих увидит рассвет... Наслаждайся настоящим, ведь всего через мгновенье оно превратится в прошлое. Жизнь не битва, а дни и ночи — не вражеские воины. Ты не любила сегодня, не познала новые тайны, не свершила значимый поступок. Утраченное не вернуть никогда. Еще никто не возвратился из бездны минувшего. Тише! — насторожилась Лилит.

— Что случилось?

— Слышишь?

— Ветер шумит в верхушках деревьев...

Мафдет, вспомнив уроки, полученные в Угарите, закрыла глаза, жадно вдохнула полный манящих ароматов воздух и представила себя бестелесным духом. Сквозь стоны могучих стволов и убаюкивающий шепот кипарисов до ее ушей долетел едва различимый стук копыт и скрип колес.

— Кажется, повозка, — неуверенно шепнула Мафдет.

— Пойдем-ка, глянем...

Вскочив с земли, они бросились к дороге. Им навстречу медленно двигалось громоздкое четырехколесное сооружение, запряженное парой ленивых животных, едва переставлявших ноги. Мужчина лет сорока с густой бородою и опоясанный козьей шкурой, время от времени, больше по привычке, стегал ослов хворостиной и отгонял рукой назойливых насекомых. Его остроконечная шапка сползла на лицо, но путник не обращал на такие мелочи никакого внимания, устав противиться полуденной дремоте.

— Эй! — выкрикнула Лилит.

Возница встрепенулся, невольно ударив флегматичную скотину. Завидев двух вооруженных женщин, он резко изменился в лице, подумав, что видит сон наяву, и принялся изо всех сил хлестать ослов. Те, нервно крикнув, понесли, но воительница ловким движением схватила ремень узды, и животные покорно остановились.

— Куда мчишься, мерзавец? — зло произнесла Лилит. — Надумал убежать?

— Разбойники! Разбойники! — испуганно затараторил полуголый бородач. — Нет у меня ни серебра, ни меди. А пара старых сандалий не сделает вас богачами.

— Больно ты разговорчив для бедняка, — не унималась бывшая жрица, — Успокойся. Грабить тебя не собираемся. Кому нужна драная обувка? А вот ежели довезешь нас до Гебала, то заработаешь медное шило.

— Ха, воистину чудеса происходят в мире! — возничий в недоумении почесал в затылке. — Никогда не слышал, чтобы разбойники одаривали медью.

— Да угомонись ты! — Лилит едва сдерживала гнев. — Не разбойники мы!

— А кто? Откуда взялись такие?

— Какие такие?

— Чудные. Все в бронзе и золоте. Видать, из богатых, а шатаетесь по дорогам.

— Ладно, хватит! — резко пресекла Лилит болтовню незнакомца. — Или шилья нынче не в цене?

— Мне-то что! Садитесь. Как-нибудь доедем. Только места маловато.

— А что у тебя в повозке? — поинтересовалась Мафдет.

— Телячьи шкуры.

— То-то смердит от тебя сильнее, нежели от рыбьей требухи! — презрительно скривилась Лилит.

— Как знаете, — пожал плечами мужчина.

— Тогда поехали, горожанин. Ты ведь горожанин?

Возчик хлестнул животных, и те лениво поплелись в сторону Гебала, недовольно крича и скаля желтые зубы.

— Отчего молчишь? Оглох? — раздражалась бывшая жрица.

— Э-э-э...

— Можешь называть меня госпожой.

— Да, госпожа.

— Так-то лучше, — смягчилась Лилит. — И перестань трястись от страха.

— Как прикажешь, госпожа.

— Вот теперь можно и поговорить. Ты и впрямь нас испугался?

— А как же!

— Неужели мы такие страшные?

— Может — да, а может, и нет. Всякого народу болтается здесь во множестве. Да по большей части, одни голодранцы. Таким как вы, в пору грабить торговые караваны, а не бедных кожевников. Правда, в толк никак не возьму, что делать двум прелестницам среди гор и лесов? Ваше место в царском дворце или храме.

— Ты не глуп, хоть и выглядишь неотесанной деревенщиной, — неумелый комплимент вызвал на лице Лилит едва уловимую улыбку.

— Оно-то так, да только откуда вы взялись и куда следуете?

— И любопытен весьма.

— Понятное дело. Скука у нас тут смертная — поневоле радуешься любой новости.

— С тобой не поспоришь. Да мы и не скрываем. Идем в Гебал. Хотим наняться в царское войско. Ох, ну и вонь! — недовольно морщилась Лилит, отгоняя надоедливых мух, гудящим роем круживших над кучей необработанных шкур.

— Думаю, в Гебале вам делать нечего.

— Это почему? — заинтересовалась Лилит, многозначительно подмигивая подруге.

— Царь едва содержит своих придворных.

— Вот как?

— Подати растут, а казна пуста. С тех пор, как на престол взошел Кархедон, для Гебала настали тяжкие времена. Горожане воют, как собаки! Девицу меняют на овцу, а мужчину на платье! Все достояние города Кархедон тратит на Кенет, верховную жрицу Баалат, забыв о нуждах подданных и государства. Проклятый самозванец! Да не будет ему ни корня внизу, ни плода наверху, ни благообразия среди живых под солнцем!

— Весьма непочтительные речи! Уж не помышляешь ли ты о бунте?

— Ужас сомкнул уста. Одежды наши мокры от слез. Бунт? Да у меня в брюхе он происходит ежедневно. Только и остается уповать на заступницу Баалат. Пусть искоренит владычица Гебала человека того и семя его перед ликом всех городских божеств!

Лилит усмехнулась, не уставая отгонять назойливых насекомых.

— Порою, боги глухи к мольбам смертных, но в этот раз твои стенания услышаны. Баалат заставит побледнеть лицо Кархедона, превратит его в солому, опаленную знойным дыханием огня. Опрокинут будет трон царства его!

— Чудно говоришь, красавица, — недоумевал возница, — Да не богиня ли ты, спустившаяся с небес?

— Смотрите, смотрите! — выкрикнула Мафдет, избавив подругу от дальнейших объяснений.

— Что случилось? — оживился кожевник.

— Море! Я вижу море! — не могла успокоиться дочь Та-Кем, охваченная внезапным возбуждением.

— Экая невидаль, — равнодушно ответил бородач и принялся стегать хворостиной утомленных животных.

— Ты ничего не понимаешь!

Россыпь сапфиров и аметистов, тронутых ласковыми лучами Властелина Правды, сверкала миллионами ярких вспышек, слепила глаза, заставляла сердце чаще биться в груди, наполняла душу необъяснимым волнением. Манящая даль горела живым таинственным светом, влекла к себе, воскрешала в памяти дни радости и покоя. Легкий свежий ветер развеял зловоние, одарил путников долгожданной прохладой. Ожившее сине-оранжевое волшебство несло запах соли и водорослей, крики чаек и возрожденную надежду...

— Гебал близок, — многозначительно изрек горожанин, пытаясь напомнить Лилит о вознаграждении, а быть может, предупредить о грядущих опасностях и несчастьях.

Пыльная, иссушенная летним зноем дорога, резко повернула на запад. Мафдет не замечала людей. Женщины кутались в шерстяные накидки, полуобнаженные пастухи гнали скот с близлежащих пастбищ. Они мало беспокоили девушку. Возбуждение и восторг сменились тоской и тревогой, предчувствием неотвратимой беды. Вместо солнечных бликов на поверхности моря она видела теперь зарево пожарищ, слышала предсмертные крики несчастных, нашедших погибель у порога собственного дома.

Жажда змеей обвивала горло. Мафдет чувствовала обжигающее прикосновение омерзительной твари и ядовитый страх. Голова наполнилась свинцовой тяжестью, цветные пятна лезли в глаза. Смрадное дыхание неведомого существа доводило до одури. Дух древней гробницы вырвался из заточения, распространяя вокруг запахи тления и разложения. Неведомое, обладавшее неодолимой силой, подкралось к самому сердцу, пытаясь завладеть вместилищем жизни.

Борьба была недолгой. Призрак отступил во тьму иного мира, промелькнул бледной тенью, сотканной из ужаса могильной прохлады, и бесследно исчез в сиянии дня.

Мафдет вздрогнула, пугаясь собственной слабости. Скрип колес неуклюжей повозки, размеренный топот копыт флегматичных животных окутывали разум пеленой безразличия и апатии. В ней, словно стебли папируса, погруженные в рваные сгустки речного утреннего тумана, утопали одинокие бессвязные образы. Раскаленный воздух вновь терзал усталое тело, превращая картины полусонного мира в зыбкие миражи. Мысли рассеялись испуганным стадом, покинутым пастухами.

В знойном мареве болезненной галлюцинацией возникало видение города, опоясанного мощной крепостной стеной. Скопление жалких лачуг напоминало хаотическое нагромождение камней на долгом пути из Угарита в Гебал. Цель путешествия была близка, но душа дочери Черной Земли иссохла брошенным среди пустыни колодцем, занесенным песком и грязью.

Возня у городских ворот вернула Мафдет из страны грез в место, где в изобилии имелись смоквы и виноград, мед, масло, фрукты и не было предела скоту всякому. Гебал — утешение жаждущего, успокоение заблудшего, надежда ограбленного — приближался.

— Приветствую тебя, Уаркетэль! — бросил возница бородатому стражнику, дремавшему на посту, опираясь на древко копья.

— А, это ты, Хиа, — бурчал в ответ воин, изнывая от жары в кожаном нагруднике и шапке из козьего меха. Струйки пота текли по загорелому лицу, волосы липли ко лбу, и нечесаная борода безобразно топорщилась.

Уаркетэль, допекаемый зноем и скукой, сделал несколько шагов вперед, преграждая копьем дорогу. Хиа покорно рванул на себя вожжи. Громоздкое сооружение, невероятно скрипевшее и готовое вот-вот развалиться, остановилось.

— Кого везешь? — равнодушно спросил Уаркетэль, окинув повозку и вооруженных женщин тупым, ничего не выражающим взглядом.

— Да, э-э-э... Так... подобрал на дороге, — пытался выдавить из себя горожанин, внезапно почувствовав обжигающий холод кинжала у поясницы.

— Мало у нас в Гебале нищих. Унеси вас всех чума, — бросил в пустоту страж, проклиная летнюю жару и царскую службу. — И где ты только находишь таких оборванцев? Ладно, проваливай, — солдат от досады сплюнул в придорожную пыль и отошел в сторону, пропуская зловонную повозку. Мысль о том, что к обеду он не заработал даже на кубок вина, расстроила его сильнее, нежели вид двух отвратительных старух, чью немощную плоть едва прикрывали жалкие лохмотья.

Перепуганный до полусмерти возничий огрел полусонных ослов. Животные недовольно вскрикнули, оскалили зубы, и, покорившись судьбе, застучали копытами по каменной мостовой, унося повозку в бесконечность узких кривых улочек.

— Стой! — крикнула Лилит, — Держи награду, — она протянула бледному от страха ремесленнику медное шило. — Ну же, оно твое. Бери, сгодится в хозяйстве.

Хиа, дрожа, взял обещанное из рук чужестранки.

— А теперь проваливай, и забудь обо всем! — командовала бывшая жрица и ударила посохом по ребрам одного из ослов.

— О, боги! — только и мог вымолвить возница, с небывалой прытью исчезнув в соседнем переулке.

— Ты жестока, — с досадой в голосе произнесла Мафдет.

— Чем меньше будут болтать о нас, тем лучше, — извинялась Лилит.

— Скольких ты одурачишь? Одного, двух, трех? Весь город? Я знаю, ты госпожа разрушения, повелеваешь заклинаниями, подчиняешь себе ураган и бурю. Но как быть с остальными?

— Успокойся! Мое сердце — не гора из меди! Усталость червем могильным гложет тело. Отправимся к морю!

Мысль подруги пришлась Мафдет по вкусу. Изнуренная длительным походом, она многие дни грезила о ласковой бирюзовой волне, мокром песке и освежающем бризе, мечтала отдаться водной пучине, сгинуть в нежных объятиях сине-зеленого исполина, чье величие на вечные времена покорило девичье сердце.

— Я согласна, — она вся светилась от радости, предвкушая долгожданное наслаждение.

Серые убогие жилища, сложенные из рваного камня, нескончаемой чередой проносились перед глазами Мафдет. Измученная до крайности, она едва держалась на ногах, не обращая внимания на прохожих, крики животных и гомон толпы.

"Ихетнефрет, Ихи, одиночество, встреча с Лилит и бегство из Гебала. Когда это было? — размышляла Мафдет. — Тяжкий кошмарный сон. Я никак не могу проснуться... услышать голоса сестер и ворчание дяди. Надо идти в храм Хатхор. Скоро начнется богослужение. О, нет, нет. Я осталась одна. Лилит рядом. Лилит? Лилит. Она обитает среди тайн мира, проливает на четыре стороны спасительный свет. Богиня, чье имя исполнено могущества в деяниях ее. Да обретет она жизнь на полях Себа."

Шум гавани заставил отвлечься от воспоминаний, неотвратимо проникавших в кровь, разнося по телу яд тоски. Ослы, быки и погонщики пытались перекричать море, что находилось теперь в нескольких шагах. Купцы, увлеченные руганью с покупателями, солдаты, мечтавшие о дармовой выпивке, ротозеи, слонявшиеся без всякого дела, безучастно взирали на двух вооруженных женщин. Да и кому какое дело? Здесь можно было встретить корабельщиков из Цора и Угарита, кочевников долины Иурдуна и даже выходцев с далеких, и оттого почти сказочных, островов Алашия и Кефтиу. Пестрые одеяния, разноплеменная речь, глаза, полные алчности, скуки и презрения, вызывали у Мафдет острое желание покинуть торжище и уединиться среди камней и песков побережья.

Миновав рыночную площадь, заполненную неугомонным людом, женщины оказались у башни, что возвышалась на прибрежной скале. Обойдя со стороны моря каменную россыпь, они покинули пределы беспокойного города, попав в объятья одиночества и покоя, где только шепот прибоя нарушал первозданную тишину.

— Эй, куда идете? — послышалось с высоты крепостной стены.

Мафдет невольно подняла голову. Длинноволосый бородатый воин дико смеялся, непристойно жестикулируя руками.

— Вот болван! — ругнулась Лилит, грозя насмешнику кулаком, чем вызвала приступ хохота городского стража.

— Тухлая крыса, черная свинья! — не выдержала Мафдет.

— Да ну его. Уродливый зловонный боров мнит о себе невесть что...