Так громче музыка играй победу!

— Ёлки! Чего это я отрубился-то? — Киселёв вспомнил последние события, и остатки сна немедленно слетели.

Андрей сел на кровати и открыл глаза. Помещение, разумеется, незнакомое: небольшая спальня, причём обставлена в смешении стилей ретро и 'марине', если можно так сказать — одно окно в форме иллюминатора чего стоило. Оригинальный народец всё-таки в этом домике проживает...

Андрей подошёл к окну и выглянул наружу.

Волны. Горизонт. Корабль. Военный...

Не может быть! Ошибиться невозможно — крейсер типа 'Богатырь'...

Шиза какая-то!

Щёлк!.. Вспомнился сегодняшний сон. Весь. Сразу.

— Бред! — Андрей метнулся к зеркалу, из которого на него глянуло лицо незнакомого пожилого человека.

Киселёв-Эбергард отступил от отражения медленно, поэтому кровать не ударила его под колени, а вежливо толкнула, в результате получилось присесть на неё, а не грохнуться.

Статья про альтернативные возможности протекания Великой Войны на черноморском театре... Бешеный гонорар... Потеря сознания... Сон...

Рассудок отказывался верить. Рассудок не мог отвергать факты.

Щипать себя глупо и бесполезно — Андрей понял, что вокруг реальность. Пока ещё не принял — принять такое за минуты невозможно, сознание будет бунтовать против такой фантасмагории ещё долго, но то, что влип конкретно, уже можно не сомневаться.

И что теперь?..

В дверь постучали.

— Войдите! — на полном автомате крикнул адмирал.

— Здравия желаю вашему превосходительству! — донеслось из обеденного зала.

Память Эбергарда услужливо подсказала: вестовой Антон Лысухин.

— Завтрак подавать, ваше превосходительство?

— Через десять минут, — подкрепиться следует в любом случае.

— Есть! — дверь в адмиральские апартаменты хлопнула.

Ладно, в салоне всё равно не отсидеться. Нужно приводить себя в порядок и нырять в этот не очень-то знакомый мир. Набирать информацию и соображать, что с ней делать. Порефлексировать можно будет позже.

Традиционные утренние дела — благо, что при адмиральской спальне имелся и санузел. Совмещённый, конечно.

Сознание прежнего хозяина тела по первому требованию сообщало где что лежит-висит, и к моменту появления Лысухина с подносом командующий флотом выглядел в полном соответствии с занимаемой должностью. Ленточка на бескозырке матроса свидетельствовала, что всё происходит, как и ожидалось, на борту штабного корабля Черноморского флота старого броненосца 'Георгий Победоносец'.

Завтрак оказался скромным, но вполне добротным: каша с маслом, два яйца всмятку и кофе со свежевыпеченными булочками.

Двадцать минут ушло на трапезу, а после этого организм потребовал традиционную дозу никотина. Сигарет не имелось, но в правом кармане кителя нашёлся серебряный портсигар с папиросами.

Кормового балкона на броненосце, к сожалению, не было и пришлось курить в открытый иллюминатор. Курить и продолжать собираться с мыслями.

Итак: зашвырнуло меня сюда всерьёз и надолго. И сделали это 'кукловоды' чёртовы с вполне определённой целью. Причём, если учитывать личность, в которую произошло вселение, то, почти наверняка требуется изменить как минимум ход боевых действий на черноморском театре, а может и вообще течение всей Великой войны.

Зачем они всё это затеяли гадать пока нечего, будем надеяться, что с разъяснениями заявятся ко мне этой же ночью.

Если это так, то что можно сделать? Теперь понятно, что статья о 'Севастопольской побудке' и её возможных вариантах была заказана не случайно, — Андрей уже нисколько не сомневался, что переброс его личности в тело адмирала дело рук очаровательной Ольги и иже с ней.

Ребята решили максимально подготовить 'пациента', заставив досконально изучить события в нужное время в нужных местах. Чувствовать себя марионеткой в чужих руках архинеприятно, но нет никакой возможности оказать разумное сопротивление. И саботажем заниматься глупо — теперь это мой мир и вести себя по принципу 'назло кондуктору куплю билет, но пойду пешком' глупо.

Но никаких активных действий предпринимать в ближайшие два месяца нельзя. По двум причинам: во-первых, имеется прямой запрет Петербурга, который всеми силами старается оттянуть вступление Турции в войну, а во-вторых, известны дата атаки, атакуемые базы и силы, которые адмирал Сушон для этого задействует. А кто предупреждён — тот вооружен...

Так что, как ни странно, нужно обеспечить именно спокойное течение истории вплоть до 'дня ИКС', чтобы ненароком 'бабочку не раздавить'. Необходимо, чтобы 'Гебен' в то самое утро опять устроил танцы на минном заграждении, но теперь ток к ним будет подключён. Будет!

'Прут' придержим в Ялте, а в Феодосию отправим пару подлодок для организации тёплого приёма 'Гамидие'. Жаль что 'моржи' ещё не будут боеготовы, тогда и 'Бреслау' под Новороссийском можно было бы попытаться приласкать, а старые 'нырялки', к сожалению, туда сами не дойдут. Но какую-нибудь пакость немецким туркам и там устроить стоит.

А пока — никаких резких телодвижений, исключительно сплавывать флот и отрабатывать стрельбу эскадры. Но тоже без фанатизма, чтобы стволы излишне не расстрелять...

Ладно. Пора наверх.

Тёплый и влажный воздух Крыма казалось, можно было нарезать ломтями. Именно такая ассоциация возникла у Андрея, когда он по палубе 'Георгия Победоносца' следовал на мостик.

— Доброе утро, Андрей Августович! — поприветствовал командующего начальник штаба флота контр-адмирал Плансон.

— Здравствуйте, Константин Антонович. Что-то я припозднился сегодня. Ничего важного не произошло?

— Всё спокойно.

— Новостей с фронтов не сообщали?

— Ничего приятного: кажется, операция в Восточной Пруссии закончится ещё более плачевно, чем предполагалось в последние дни. С корпусами Самсонова потеряна связь, весьма вероятно, что они окружены и попадут в плен.

Андрей прекрасно знал, что не 'весьма вероятно', а совершенно точно. Гинденбург доведёт дело до конца, и русская армия потеряет около четверти миллиона человек. Но сделать уже ничего нельзя, да никто и не будет слушать советы адмирала с Чёрного моря по поводу ведения войны на северо-востоке Польши...

— Наверняка попадут... Ладно! У нас свои проблемы. Господин лейтенант!

— Слушаю, ваше превосходительство! — немедленно подскочил вахтенный офицер.

— Запросите броненосцы и крейсера о готовности выйти в море. А вас, Константин Антонович, попрошу озаботиться переселением штаба флота на 'Евстафий'. Отныне будем размещаться там. Я направляюсь на него в ближайшие пару часов, а вас ... Сколько потребуется времени?

— Около двух дней, — Плансон был слегка удивлён, что командующий вдруг и сразу решил перестроить достаточно спокойную и размеренную жизнь на рейде Севастополя. — Может больше. Всё так неожиданно...

Стали поступать доклады с кораблей. Оказалось, что для выхода в море каждому требуется около двух-трёх часов. То есть кому-то два, а кому-то три.

Приемлемо, хотя и не здорово. Война всё-таки, хоть флот здесь пока и не ведёт боевых действий, но мобильность нужно будет поддерживать на более высоком уровне.

Хотя с другой стороны тоже понятно, что махину крейсера или броненосца за полчасика не приведёшь в боеготовое состояние непосредственно из того, в котором корабль находится в родном порту — сжигается необходимый для функционирования всех систем уголь и не более. А разогреть котлы так, чтобы тысячи тонн стали тронулись с места и дали ход... Получасика не хватит. А где-то может и вообще какие-то механизмы на переборке — броненосцы-то не новые.

Поэтому Эбергард-Киселёв не стал особо возмущаться задержкой — типа сам виноват: заранее командиров кораблей предупреждать надо, что тебе может вожжа под хвост попасть, и срочно возжелается вывести флот в море...

Решив дать командиру 'Евстафия' Галанину время прийти в себя перед адмиральским визитом, Андрей для начала напряг своего вестового на предмет 'переезда' и сбора всего самого необходимого на первое время, а отход катера от борта 'Георгия' назначил через час.

И, с удивлением обнаружил, что Эбергард здорово подраспустил матроса, поскольку тот, услышав приказ, не постеснялся пробурчать себе под нос недовольные комментарии по поводу 'и чего на месте не сидится...'..

Сразу реагировать адекватно на столь явную наглость не стал, но 'узелок завязал' — надо будет провести разъяснительную беседу на уровне лексикона мичмана Загоруйко, который на всём Северном флоте считался непревзойдённым мастером находить нужные слова, когда Киселёв служил срочную на 'Адмирале Макарове'. До печёнок пронимали мичманские слова любого матроса. Причём корней великого и могучего русского языка Загоруйко в таких случаях использовал очень ограниченное количество. Но так мастерски оперировал их сочетаниями с приставками, суффиксами и окончаниями, что его высказывания можно было слушать как произведения искусства. Желательно со стороны, а не глаза в глаза...

Каперанг Галанин встретил адмирала у трапа. Слегка волновался, принимая командующего, но виду старался не показывать:

— Рад приветствовать ваше превосходительство! — голос слегка подрагивал, но только слегка. — Ваши апартаменты практически готовы...

— Здравствуйте, Валерий Иванович, — Эбергард протянул руку командиру броненосца.

На этот раз 'встреча' с кукловодом происходила в кабинете. Андрей сидел в кресле и выжидающе смотрел на собеседника. Пришло время объясниться конкретно и окончательно понять, во что угораздило вляпаться.

— Поздравляю с первым днём в новом теле. Дебют прошёл успешно.

— Вы сами догадываетесь, куда мне хочется засунуть ваши поздравления, или озвучить?

— Нет необходимости — прекрасно понимаю, что вы хотите сказать как в мой лично адрес, так и в адрес всех тех, кто принимает участие в данном проекте.

Давайте не будем тратить время и энергию на эмоции, а поговорим о вашем будущем.

— О каком ещё...

— Стоп, Андрей Николаевич! Не стоит истерить раньше времени. Вы разумный человек, так что сначала получите информацию, потом обдумайте её, а уже после этого я отвечу на все вопросы если таковые останутся. Итак?

— Слушаю.

— Вот и хорошо. Первое: вы здесь и изменить ничего уже нельзя. В принципе нельзя. Сознание Андрея Николаевича Киселёва внедрено в мозг адмирала Эбергарда. Все технические нюансы на тему 'как?' я опускаю по двум причинам: это уже неважно и я сам понятия не имею, как осуществляется перенос — этим занимались другие люди.

Придётся это принять и с этим жить.

'Спрыгнуть' вы можете, только пустив себе пулю в висок. Собираетесь рассматривать такой вариант?

— Не дождётесь, — угрюмо буркнул Андрей.

— Уже хорошо. Далее: если вас утешит — оригинал спокойно проживает дальше в утраченной вами реальности, он спокойно вернулся домой, так что можете не беспокоиться за семью — там всё замечательно, даже лучше, чем было до визита по известному адресу.

— Значит всё-таки там?

— А что, оставались сомнения?

— Практически нет.

— Ну что же — приятно иметь дело с умным человеком. И спешу ответить на вопрос-претензию, который вы стесняетесь озвучить: у вас 'украли' восемнадцать лет жизни, что, конечно, не может не напрягать. Не беспокойтесь — телом вы поздоровели и даже слегка помолодели, главное, не позволяйте себя убить. Ни одна болезнь вас не возьмёт, если, конечно, не начнёте совершенно внаглую вести вопиюще нездоровый образ жизни. Не уничтожайте себя наркотиками, не превращайтесь в алкоголика — в этом случае гарантируется чуть ли не мафусаилово долголетие.

— Понятно, — Андрей на минуту задумался, а собеседник терпеливо ждал ответной реакции.

— Но зачем всё это? С какой целью? Я, честно говоря, чувствую себя пешкой, игрушкой...

— И совершенно напрасно. Это вполне реальный мир, и, если вас утешит, мы, те, кто устроил перенос вашей матрицы, уже никак не можем влиять на течение истории в нём — только наблюдать. Наша беседа, кстати, последняя, я больше не приду.

— Серьёзно?

— Абсолютно. Никакой дополнительной информации не будет — выкручивайтесь исходя из тех знаний, коими обладаете. Это понятно?

— Это — да. Но я так и не получил ответа на вопрос 'Зачем?'.

— А он необходим? Извольте: 'Интересно' устроит? Причём, смею уверить, что пробить разрешение на это 'интересно' было не так просто. Интересно не какой-то конкретной личности, а науке моего времени.

Вы, конечно, не раз читали в фантастических произведениях о параллельных мирах?

— Разумеется.

— Так вот: это реальность. Кстати: мир, в котором жили вы, тоже не первичен — он зародился после 'развилки' устроенной во времена правления Екатерины Великой. И это тоже не первая 'вариация' в нём.

— Но это... — Андрей просто задохнулся от распиравших его эмоций, — это же унизительно, это...

— А вот давайте не будем поддаваться эмоциям. Что унизительно? Люди этого мира живут. Как и жители всех прочих созданных миров. И подавляющее большинство не испытывает дискомфорта от осознания того, что они созданы неким Богом. Аналогия понятна?

— Более чем...

Киселёв хотел возразить, но подходящие для возражений слова в голову почему-то не приходили.

— Засим позвольте откланяться. Совершенно искренне желаю удачи, Андрей Августович...

— Это не моё имя! — вскинулся было Андрей, но, как это часто бывает во снах, сюжет оборвался...

Глава 4.

Дела сердечные

С Елизаветой Андрей познакомился через две недели после появления в этом мире. Те, кто отправил его сюда, не обманули: с первых же дней номинально пятидесятивосьмилетний адмирал стал чувствовать себя чуть ли не юношей. Внешне он, конечно, помолодел весьма скромно — разгладились кое-где морщины на лице, пропала некоторая возрастная обрюзглость кожи, но главное, что изменилось общее самочувствие. Уже в свои реальные сорок лет в 'том мире' Киселёв потихоньку стал ощущать, что не мальчик: то там кольнёт, то здесь 'скрипнет'... Ну, то есть вообще ощущать периодически, что внутри туловища имеются некоторые внутренние органы. И они не всегда были довольны тем, что съел и выпил хозяин организма. И сколько съел и выпил.

А тут — реально забылось, что вся эта 'начинка' вообще существует.

Зато 'вспомнилось' другое — что мужчина ты ещё совсем не старый, (во всяком случае, по самоощущениям), но при этом, не женат. С одной стороны, это и к лучшему — мало ли какая 'половинка' могла попасться. А ведь будь любезен — знаки внимания оказывай и супружеский долг исполняй... Хотя бы иногда.

Бог миловал от такого 'счастья', но проблема оставалась. Практически неразрешимая: он ведь не мичман, и даже не кавторанг, чтобы иметь возможность избавиться от 'спермотоксикоза' обычным для моряков способом. Хорош был бы командующий флотом, заявившийся в 'весёлый дом', чтобы вечерок провести...

Мало того, что об этом бы немедленно зашептался весь Севастополь — государь узнал бы на следующее же утро, а он уж такой ревнитель нравов, что можно запросто и должности лишиться.

Да и сам Андрей никогда не являлся сторонником свободного кобелячества, действительно, было дело, что пару раз сходил налево от жены, но никогда не ложился с женщиной в постель не испытывая к ней никаких чувств.