Истинная свобода воли.

— Куда-то собрался? — спросил я.

— Скоро мой этаж. — Табрис улыбнулся. — Мне надо выйти.

— Неа, — я тоже улыбнулся. — Ты останешься здесь.

Он удивленно приподнял брови.

Я с легкой душой спустил курок.

* * *

— {цензура}!!! Козел! — я поднатужился, пытаясь раздвинуть створки дверей. — Дятел!

— Не могу понять смысла твоей фразы, — удрученно пробормотал Нагиса, пытаясь снять с ноги балку.

— А тебе не дано! — прорычал я.

Дверь со скрипом поддалась. Я протиснулся в образовавшуюся щель.

— Ты мне не поможешь? — с грустью в голосе спросил ангел.

— Нет, — огрызнулся я, вылезая из лифта целиком.

— Печально... — донеслось мне в спину.

— Кому как, — буркнул я, отряхиваясь и доставая пистолет.

Рефлекторно поставленное Табрисом АТ-поле разворотило кабину лифта. Только тот факт, что до дна шахты оставалась всего пара метров, спасло мне жизнь.

Куда теперь?! Жуткий грохот наверняка засекли, и, скорее всего, придется пробиваться с боем...

Я передернул затвор. Только мое умение спасет мне жизнь. Расставаться с ней снова не очень-то хотелось.

В коридоре отчетливо послышался громкий, приближающийся немецкий мат. Меня обнаружили.

Ангар должен быть дальше по коридору. Придется прорываться!

* * *

Что уж тут сказать. Прорыв... провалился. Связанный, избитый, с двумя пулевыми, кое-как замотанными, ранениями в правом плече и, извиняюсь, левой ягодице, со скотчем на материлке, я хмуро сверлил взглядом довольно крупного телосложения старика с такой же хмурой физиономией.

Дедок "шкаф с антресолью" нервно постукивал носком ботинка по полу и явно ждал объяснений. А мне было проблематично их дать из-за липкой дряни на ругательном оборудовании под названием "материлка стандартная, затыкаемая".

Двое, сурового вида охранника с покоцанными физиономиями, притащившие меня в допросную, караулили меня по бокам.

— Да снимите ему эту дрянь, — наконец хрипло ругнулся дед.

Здоровенный детина, двадцатью минутами ранее получивший прикладом в ухо, с явным удовольствием, и со всей дури, рванул скотч.

— Фашисты! Пидарасы! — тут же, по привычке, заработала материлка.

За что пострадало левое ухо. А рука у детины была тяжелая...

— Довольно! — гаркнул дедок, поправляя навороченные и суперски модные очечки. — Кто ты?

— Барбара Стрейзанд! — гаркнул я в тон.

— Очень смешно, — дедок хмыкнул. — Только не простим и не отпустим.

Меня начали терзать смутные подозрения...

* * *

Терзали меня эти самые сомнения недолго, но качественно. Да и присутствующие в допросной тоже терзать меня начали. Дескать, кто, откуда, куда... В общем Канатчиковы власти на полном серьёзе взялись за мою бренную, малого веса, тушку. Но добились они немногого. Минувшая перестрелка, и последующая свара на нижнем уровне дали о себе знать. Я тупо отключился от болевого шока и потери крови.

Увы, но даже эйфория беспамятства не длится долго.

Очухивался долго и натужно. Моё исковерканное подсознание по ходу, заодно с местными решило взять меня в оборот, от чего мне постоянно мерещилась перекошенная от боли и ужаса физиономия отца. Старый кошмар преследовал даже здесь. Но и он не был всесилен. Из бреда меня вытащил спокойный голос, раздавшийся недалеко.

— Еще один? В местном АНЕНЕРБЕ оборудование взбесилось? Они штампуют их как заведенные...

Видения рассыпались как карточный домик. Резко открыв глаза, я уставился в потолок, обшитый белым пластиком.

С минуту я тоскливо разглядывал плотные стыки между добротными панелями. Попытка пошевелиться вызвала тупую боль сразу в пяти местах. Уже упомянутая ранее левая ягодица, правое плечо — это пулевые ранения. Ухо и, похоже, сломанное ребро — работа охранника. А вот почему левая кисть разбита и перебинтована, я уже не помнил.

— Ого! — сбоку снова послышался голос и шуршание бумаги. — Походу нашей охране ты не очень понравился. Насколько я знаю, такие травмы при падении не получают, — обладатель голоса хмыкнул. — Больно специфичные.

Я скосился направо... и взвыл. Еще один альбинос, на этот раз в больничном халатике белого цвета, с интересом изучал историю болезни.

Беляк оторвался от чтения, стянул узкие очки, и с удивление уставился на мою персону.

— Уже очнулся? Рановато... Но всё же, вовремя, — он глянул на циферблат наручных часов. — Через десять минут обед.

— Ты хто? — пробормотал я, пытаясь усесться. Что было проблематично.

— Тебе правду, или легенду? — беляк закрыл папку и засунул её в карман на спинке кровати.

— Мне револьвер и один патрон, — буркнул я.

— Увы, друг мой, но "русская рулетка" здесь не приветствуется, — парень развел руками. — Был тут один такой активист, так его сразу же зафиксировали по самое нехочу.

— О как... родственная душа, — я, покривившись, пошевелил перебинтованной ладонью. — И где он?

— Покончил с собой, — беляк пожал плечами. — Асфиксия. Он просто перестал дышать.

— Упертый засранец, — я хмыкнул. — И сколько всего, таких как он, было?

— Трое, — ответил парень, садясь на свою койку. — Он, я, ну и ты.

— А четвертый? — не понял я. — Еще один должен быть.

— О чем ты? — в свою очередь не понял парень. — Я видел только двоих. Его и тебя.

— А ты чё, вообще отсюда не вылазишь?

— А зачем? — беляк недоуменно пожал плечами. — Меня кормят, приносят литературу. И телевизор тут есть... — он указал на, приличного вида, плазму на стене. — В конце концов, меня вежливо попросили никуда отсюда не уходить, — он взял с тумбочки газету. — И постарайся не двигаться. Тебя два часа назад привезли из операционной. Швы могут разойтись.

— Мля... — я сполз по подушке. — Неделю как минимум придется здесь торчать...

И это была проблема. Потому я и не любил больницы. Я предпочитал лататься в домашних условиях, так как отлично знал своё анатомическое строение. Но здесь это знание было минимально полезно, так как тело я сменил при неясных обстоятельствах.

Хотя, в конце концов. Даже если я и дам деру, то на этот раз у меня нулевые шансы. При полном параде и полных хитах, мне прорваться не удалось. А тут... Без стволов, покоцанный, и в больничной ночнушке. Позорище, а не диверсант. Да и в конце концов! Я не Джеймс Бонд!...

В животе громко заурчало.

И я хочу жрать....

— Сейчас должны явиться, — беляк снова глянул на циферблат.

— Нет худа без добра, да? — я хмыкнул. — После кровавой свары — сытный обед.

— Ну, да, — парень кивнул, аккуратно сложил газету, прогладил сгибы и отложил таблоид на тумбочку.

В тот же момент дверь палаты открылась и в помещение скользнула тележка с едой. Тележку вела средних лет медсестра с постным выражением лица.

— Педанты... — буркнул я, вновь стараясь усесться поудобнее.

Следом в палату скользнули два шкафа с халатами поверх формы и с МП-шками наизготовку. А уже за ними — сухонький дедок в халате, клетчатых, светло-бежевых штанах и светло-голубой рубашке с ослабленным галстуком и очечками — пенсне на тонком носу.

— ...много педантов... — невольно хихикнул я. Приступ сарказма. Редкое явление.

— Значит, вы уже проснулись? — дедок несколько удивленно посмотрел на меня и, приблизившись к моей койке, обратился к соседу. — Как самочувствие?

— Уже лучше, — парень кивнул и принял тарелку с картофельным пюре, горошком и странного, даже подозрительного вида мясными кусочками под соусом.

— Тогда перейдем к вам, — старик потрогал лоб, глянул в глаза и пощелкал пальцами у ушей. — Как самочувствие?

— Залезь в пустой железный короб и шарахни по стенке кувалдой. Охрененные ощущения, док. Вот как я себя чувствую.

— Тогда советую встать на взведенную мину и подождать саперов двенадцать часов. Тоже очень острые ощущения, — неожиданно резко ответил дед. — Я спрашиваю о вашем состоянии здоровья, а не о ваших нездоровых пристрастиях поставлять мне пациентов в промышленных масштабах.

— Слушай дед, — в упор ответил я. — Не пугай меня минами. Пуганый.

— О, я вижу, что ваша жизнь не была сахаром. Как и моя. А теперь еще раз спрашиваю, как самочувствие?

— Живой и вполне целый, — под взглядом выцветших глаз быстро расхотелось ерничать. — Не жалуюсь.

— Хорошо, — врач кивнул.

Мне тут же всучили тарелку с едой.

— Давно пора, — я тут же начал с аппетитом трескать стряпню местных кулинаров.

В сопровождении охраны врач покинул палату.

Я задумчиво поглядел на закрывшуюся дверь. Сдается мне, что и он простоял на мине подольше, чем двенадцать часов...

* * *

Тележка с едой уже давно покинула палату. Мой сосед снова принялся за газету, внимательно читая каждую страницу. Я же сидел и думал.

Действительно. Бывает же такое. Ничем не примечательный заказ на устранение нежелательного лица, а в итоге — я в полной жопе. И по другому не скажешь. Нужно благодарить судьбу за то, что я знаю, в какой дурке сижу. И проблема в том, что эта "палата" без окон и с запертой дверью. Способ открыть дверь только один, и он меня не прельщает. Пулю в лоб пустить всегда успею. Значит... Кстати, кстати... А какого хрена я, спрашивается, потек тут соплями? Какой план был изначально? Правильно. Гавкать во все стороны из всех стволов. Первая попытка удрать провалилась. Я в больнице. Теперь надо действовать осторожнее. И несколько с другим уклоном... И начнем с основ. Нужен план построения действий.

Первое — сбор и анализ информации.

Второе — Заботиться о сохранности шкурки.

Пока всё, дальше видно будет. Начнем с первого пункта. Сбор информации.

— Слышь, сосед, — я глянул на беляка, дочитывающего газету. — А какой сейчас год?

— Что? — тот недоуменно глянул на меня поверх очков. — А ты не в курсе?

— Представь себе, нет, — я пожал плечами. — Мне не сообщили.

— Две тысячи второй, — ответил парень, пожимая плечами. И буркнул в догонку. — Двадцать третье августа.

Опа! А вот это новость! Вот же нихрена себе! Если я правильно всё понял, то до основных событий этой дурки... двенадцать с лишним лет?! Мля.... Вот это номер... Народ, я в шоке.

Второй удар отгремел почти два года назад, NERVа нет и в помине, Евы только-только начинают разрабатывать, SEELE только-только раскручиваются...

Анализ всех тонкостей моего положения был сделан довольно быстро. И мне не очень понравился итог этого анализа...

Но выхода нет. Втереться в доверие верхушки SEELE всё же придется...

* * *

В судно?! Да идите вы в задницу! Я не калека! И так доберусь...

Стоило лишь приоткрыть дверь, как загрохотали стулья и в меня уткнулись два SPASа и три AUGа.

Соответственно три винтовки смотрели мне в физиономию, а дула дробовиков бесцеремонно воткнулись в бока, выдавливая воздух из легких. Тут же заныло сломанное ребро. На моё счастье, к дробовикам штыки не прилагались...

— ХЕНДЕ ХОК!!! — рявкнули на меня с пяти сторон.

Нервно икая и морщась от боли, я приподнял руки на уровень груди.

— Ну, я тебя предупреждал, — донеслось сзади.

Сосед флегматично перевернул страницу "Фауста" и продолжил чтение.

— Мужики... — я нервно хихикнул. — Я только поссать хотел...

Давление в боках резко исчезло. Молниеносно, отработанными движениями, повесив дробовики на плечи, амбалы тут же выкрутили мне руки, в результате чего я, крякнув, уставился в пол. На запястьях звякнул металл, меня подхватили и буквально понесли. Быстро пройдя метров восемь по коридору, меня занесли в сортир, поставили на ноги, не разгибая, сняли наручники, дернув за шиворот, поставили прямо, и затолкнули в кабинку, захлопнув дверцу.

И всё секунд за тридцать.

— Иди ты... — нервно хмыкнул я. — Быстро-то как...

Справив малую нужду, я, на сей раз, сначала постучал. На что мне в ответ донеслось лязганье затворов.

— Руки вперед! Выходить медленно! — рявкнули за переборкой.

Я медленно открыл дверь, сделал шаг вперед, и процедура депортирования повторилась с той лишь разницей, что меня принесли в палату.

Потирая запястья, я ошалело пялился на захлопнувшуюся дверь. Слаженно, собаки, работают. Двое ведут, остальные держат на прицеле. Чуть что, понаделают дырок — хрен заштопаешь.

— Хорошо ты их напугал... — подал голос беляк. — Раньше я у них таких физиономий не видел. Ты их за живое задел.

— А чего ты хочешь от потомка партизана? — я хмыкнул и заковылял к койке. — Для нас опустить немцев — святое дело.

— Партизана? — сосед глянул на меня поверх очков. — Друг мой, а вы собственно откуда?

— Город такой есть, Москва называется. Знаешь? — хмыкнул я.

— Боже... — лицо беляка вытянулось. Он аж книгу опустил. — Только не это...

— Так вот, я живу в ста двадцати километрах от этого гадюшника, — я ухмыльнулся.

— Русский... — простонал парень оседая. — Только не это...

Я удивленно уставился на парня. Его чуть ли не истерика пробирала.

— А сам-то откуда? — с подозрением спросил я.

— Йоркшир... Простонал беляк.

— Мать моя! — Я присвистнул. — Неужто верноподданный Её величества?

Парень молча кивнул.

— Да иди ты! — я привстал и протянул ему руку. — Богдан.

— Альберт... — сосед нехотя пожал протянутую руку.

— Ну, вот и познакомились, — я вновь уселся на койку. — А то, как неродные...

— А мы и не родственники, — Альберт всё еще с подозрением следил за мной.

— Ну, как же, как же... — я покачал головой. — Мы теперь те ещё родственнички... Ты вообще знаешь, куда ты попал?

— Вероятнее всего в параллельный мир, — беляк пожал плечами. — Хорошо хоть не в фэнтезийную сказку...

— Это конечно, да... — я кивнул. — То есть, ты не догадываешься, в какой именно мир?

— Нет, — тот мотнул головой.

— Вот же засада... — я потер переносицу. — Просвещу тебя позже...

— Ты знаешь, где мы?

— Пока что скажу только одно — это тот ещё Зажопинск...

— Это город такой? — не понял Альберт.

— Это место, друг мой, самое дерьмовое место...

— Всё настолько плохо?

— На данный момент не особо, — я почесал подбородок. — Но если так и будем прохлаждаться, то наступит полная задница. Времени у нас много, но оно не бесконечно. Главное на данный момент — сохранить наши шкурки в целости, — я зевнул. — Я вздремну, а ты подумай, со мной ты, или сам по себе.

* * *

Темная комната... Стол, два стула... Человек без образа... Тень...

— Так как тебя зовут, мальчик?

Я молча сверлю взглядом пол.

— Если так и будешь молчать, отправишься в приют, — тень стучит ручкой по столу.

Это проклятый стук! Он сводит с ума! Прекрати!

— Как тебя зовут? — с нажимом повторяет тень.

Молчание. Стук как часы. Тук-тук. Тук-тук. Тук-тук.

— Имя, — повторяет тень.

Молчание...

— Имя! — повторяет тень.

Молчание...

— Имя!

Этот голос! Я боюсь! Не надо кричать!

Тук-тук. Тук-тук.

— Имя!!!

Я не могу ответить! Голос... его нет! У меня нет голоса...

— ИМЯ!!!

— ЕГО ИМЯ АЛЬФРЕД ЛОРЕНЦ!

Громогласный голос в вспышке яркого света. Очень яркого света. В проеме двери стоит огромная, до боли знакомая фигура.