Истинная свобода воли.

— Всё равно после твоего пробуждения он стал бесполезен, — Лоренц затушил сигарету. — Так что поправляйся. Мы ждем тебя на заседание.

— Как только, так сразу... — пробурчал я, оседая.

— Узнаю своего внука, — Кил хлопнул меня по плечу. — Выздоравливай.

Председатель покину помещение, после чего я полностью осел на пол, и начал нервно хихикать.

"Сценарий"... "Дед"... "Братья"... "Ляськи-масяськи"... "Трах-тибидох"...

Хихиканье переросло в нервный хохот.

Улетел шифер, попрощалась крыша, поздоровалась комната с мягкими стенками...

В конце концов, мне надоело хохотать. Да и разболевшийся живот добил утихающую истерику. В том, что это была истерика, я не сомневался.

Сидя на холодном полу, икая и глупо ухмыляясь, я раскурил последнюю сигарету.

Подведем итоги.

Если грубо, то я вляпался, хотя, это уже не новость. Это устоявшийся факт. Так что хватит уже повторяться...

Что мы имеем после двух с половиной суток нахождения в чужом мире?

Первое: имеем родственника, пока в количестве одной штуки, по имени Кил Лоренц, в звании председателя комитета SEELE.

Второе: предположительно, моё членство в этом самом комитете.

Третье: имеем собственного клона в количестве одной штуки.

Четвертое: клон тоже подсадной, как и я.

Пятое: имеем уйму времени для подготовки к предстоящим событиям.

Шестое: последний (предпоследний?) ангел из списка сдох первым, и больше мы его не увидим. Наверное...

И всё это за неполные трое суток. Резвый, блин, старт. Да и больно гладкий. Чистое везение? Пятьдесят на пятьдесят. Либо да, либо нет.

Я выпустил три колечка подряд.

Лоренц, походу, искренне рад моему "пробуждению". Он считает, что я его внук, а моя "амнезия" — результат слишком долгого "сна". Судя по его реакции, я как-то связан со "сценарием", и даже не как-то, а напрямую, исходя из фразы "ритуал прошел успешно". Раз комитет уже меня ждет, значит, я — ключевая фигура в игре.

И почему мне не хочется участвовать в заседании этого комитета? Но отмечаться всё же придется. Заодно посмотрю на остальных членов.

Ладно, с комитетом худо-бедно ситуация понятная. А вот "братья"...

Могу предположить — что это первые попытки создать клонов из генов человека и ангела.

Хм... Думаю, что многих мучил вопрос, от кого клонировали Нагису, если донором для Аянами была Икари Юй. Вот и ответ... Донором для Табриса был я. Точнее предыдущий владелец тела. Тогда получается... Если я — человек, то почему выгляжу как... Блин! Походу Альфред Лоренц РОДИЛСЯ альбиносом! Это никакие не эксперименты! Это просто природа...

Всё чудесатей и чудесатей...

Двигаем дальше. NERV как токовой, не существует. Пока. Пока что есть только недавно созданный GEHIRN. А, следовательно, Икари Юй и Наоко Акаги в добром здравии. Если сейчас две тысячи второй год, август месяц... Когда там родилось главное убожество этой саги? Напрягаем мозги... Две тысячи первый год, вроде май-июнь. Хм... Ему год с хвостиком? Мда... В моей практике столь молодых "заказов" не было никогда...

Господи! О чем я думаю! Если его убрать — трындец конторе! И я ничего с комплементацией не сделаю. Ладно, хоть руки и чешутся, от насилия в его сторону воздержимся. Пока.

Создание Ев наверняка идёт полным ходом. Не за горами тот злосчастный эксперимент с ноль первым.

Это кажись, было в четвертом или пятом году. Вроде в четвертом. Юй исчезла, Гендо в депрессии, а Синдзи в прострации. Как итог — Синдзи отправляется к родственникам, а Гендо ныряет в работу с головой. За это время доводятся ноль первый и прототип. Отстраивается Токио 3 и штаб-квартира в Геофронте. В десятом, вроде, году, нас покидает Наоко Акаги — создатель MAGI. Gehirn перестает существовать, зато рождается NERV — вторая по влиятельности организация.

Строительство Токио 3 переходит в завершающий этап. Предположительно в конце четырнадцатого — начале пятнадцатого года на пост главы оперативного отдела специального института NERV, в звании капитана, назначается Мисато Кацураги.

А дальше начинается самая острая часть этой истории. А именно нападения ангелов. Решающую роль в этом отрезке времени играют Евангелионы и пилоты. В процессе сражений и случайностей было потеряно две Евы и два пилота. "Нападение", недавно убиенного, Табриса окончательно подламывает боевой дух пилотов и начинается самая натуральная бойня. NERV объявлен вне закона, и на институт спускают местных армейских псов. Мясорубка заканчивается десантом девяти серийных Евангелионов и последующей комплементацией. Души объединяются, теряя телесную оболочку, Геофронт поднимается в воздух, где и зависает, став второй луной. Старый мир рухнул и на его обломках мы видим две самые исковерканные души, отказавшиеся покидать телесный мир. Прям библейские Адам и Ева, только-только выпертые из рая.

Я взвыл. Картина, и раньше казавшаяся мне неприглядной, нынче обретала реальные краски и пропорции.

Зато теперь, после более подробного осмысления и сопоставления новых факторов, нарисовалась конкретная система.

Теперь я не предполагал. Теперь я знал, что надо делать.

Первое: взять комитет за шкирятник и не отпускать. Коли я его член, то необходимо подмять его под себя, прикрываясь Лоренцем. Думаю, роль Серого Кардинала мне по плечу.

Второе: контролировать развитие NERVа. С выполнением первого пункта — это будет несложно.

И третье...

Взять под крыло Альберта. Он — единственный полуангел. Если комитет промоет ему мозги, гибель первого Табриса перейдет из плюса в нейтраль, что откинет меня на шаг назад. Этого не должно случиться.

Выкинув потухший окурок в урну, я встал и потянулся.

У нас есть план. А значит, у нас есть шанс.

* * *

Подходя к палате, я с ехидцей отметил, что "секъюрити" получили по ушам. Забыв про прессу, они теперь, аки дозорные, вытянувшись по струнке, караулили дверь. Видать "дедуля" объяснил им, для чего их сюда приставили.

На меня они никак не отреагировали, и мне пришлось просто засунуть зажигалку парню в карман.

В палате обнаружился сонный Альберт. Похоже, он только-только проснулся и искал свои очки.

Наконец найдя их и одев, он глянул на часы.

— Опять я рано вскочил... — он вздохнул. — Завтрак через три с половиной часа, а у меня литература заканчивается...

— Забудь про свою макулатуру, — я завалился на кровать. — У меня новости.

— Плохие или хорошие? — британец сразу подтянулся.

— Их проще разделить по категориям "личное" и "общее". С чего начнем?

— Ну, давай с личных.

— Хорошо. Начнем с тебя, — я хмыкнул. — Могу тебя поздравить. Ты мой клон.

— Я? — удивился Альберт. — А... В смысле оболочка?

— Ага, — я кивнул. — Только непростой клон.

— Это, в каком смысле?

— А вот теперь я тебе объясню, в какой Зажопинск приехал наш рейсовый автобус...

Час спустя.

— {замысловатое английское ругательство}, — задумчиво выругался Альберт. — Теперь понятно, почему тот покончил с собой.

Британец не сильно обрадовался. Точнее вообще не обрадовался. Вернее очень сильно задумался.

— У него сдали нервы, — я кивнул.

— Тогда я могу придти только к одному выводу, — беляк пожал плечами. — Он был слаб.

— Не, — я покачал головой. — Он был в трезвом уме и в здравом рассудке.

— В каком смысле? — не понял Альберт.

— Он пришел к выводу, что ничего сделать не сможет, — я начал теребить бинты на левой руке. — Что было вполне разумно.

— Но он же прав.

— Я знаю. В данной ситуации — это был мудрый поступок.

— Я ты, значит, как дурак, решил перелопатить весь мир по своему усмотрению? — Альберт хмыкнул.

— А я никогда не страдал трезвостью рассудка, — ухмыльнулся я. — В конце концов, эта опера покруче твоего "Фауста", — я кивнул в сторону фолианта.

— Это не опера, — беляк улыбнулся. — Это трагедия.

— Суть не в жанре, а в персонажах, — я потер руки. — В этом и будет заключаться наша работа.

— Отыгрыш ролей, — Альберт кивнул.

— И не только. Мы должны "пасти" некоторые ключевые фигуры.

— Одной из которых сейчас полтора года?

— Да. Он — наша главная цель, — я окончательно размотал повязку и пошевелил кистью. По пальцам прокатились колючие импульсы. — Нужно повлиять на его характер. И, либо склонить его на нашу сторону, либо заставить нас ненавидеть. Главное — чтобы он был уверен в себе и в своих решения, невзирая на мнения других. Есть и третий вариант, но он на самый крайний случай.

Британец вопросительно изогнул бровь и провел указательным пальцем поперек горла.

— Угу, — я кивнул. — Но это крайняк.

— Ясно... — протянул беляк. — А остальные? Что насчет этого Гендо?

— Глухо, — я скомкал обрывки бинта. — С ним пересекаться категорически нельзя.

— А этот, как его... Козо?

— Вариант пока в разработке, — я задумчиво помял марлевый шарик. — Он очень умен и умеет выбирать приоритеты. Но он может сильно помочь. Если ему всё правильно объяснить.

— И как ты ему это объяснишь? — Альберт вдруг хитро прищурился.

— Ты о че... — начал, было, я но тут меня осенило. — Ну конечно... Мы же по ихнему не шпрёхен...

— Вот именно, — Альберт хмыкнул.

— Зато у нас двенадцать лет, чтобы это исправить.

— А это трудно? — поинтересовался британец.

— Угу, — я хмуро уставился в одну точку. — Я, блин, как-то раз глянул на методику и ахнул. Тот еще геморрой.

— Охотно верю... — британец тоже помрачнел.

— Эта проблема вполне преодолима при должном желании, — я запульнул комок в урну, стоявшую в углу. — Есть проблемы покруче.

— Комитет?

— Вот именно.

— Мировая закулиса... — Альберт хмыкнул. — Она все же существует.

— И я в неё вхожу... — я повалился на подушку. — Вот это подстава... Интересно, а там ваши есть?

— Наши? — не понял беляк. — А-а... От наших там точно Блэр сидит.

— О... — я кивнул. — Это сто процентов...

— А от вашего брата, наверное, Путин... — британец усмехнулся.

— Не думаю, — я помотал головой. — Хотя вероятность есть. Пятьдесят процентов — Путин, пятьдесят процентов — Ельцин. Млять! — я схватился за голову. — Я ж точно не сдержусь и что нибудь ляпну.

— Тогда может я пойду?

— Вот ты точно пропрешься по всем пунктам, — я замотал головой. — Придется мне говорить как можно меньше и держать морду кирпичом.

— Это да. Просраться в самом начале операции...

— Мысли о провале — равноценны провалу. Поэтому эту тему мы закроем, — я почесал подбородок. — Все равно ситуация слишком мутная. План есть, а с какого конца начинать, я не знаю. Заседание комитета многое прояснит.

— Очень на это надеюсь, — британец вздохнул. — При таком грандиозном плане, ожидание — смертная мука.

— Зато, какая тренировка выдержки, — я ухмыльнулся. — К тому же, это можно представить как грандиозную пакость для мировой закулисы.

— О даааа... — британца аж затрясло от удовольствия. — Натянуть на рамочку этих пижонов... Друг мой, это будет шедевр!

— Поэтому провал недопустим, — я злорадно оскалился. — Трындец властьимущим...

* * *

— Надо же, — знакомый врач, зашедший в палату, посмотрел на нашу занятую чтением парочку поверх очков. — Уже вскочили... Позвольте поинтересоваться, во сколько вы проснулись, и что вы сделали с этими обалдуями у двери?

— Мы проснулись в половине пятого утра, док, — я перевернул страницу. — А с этими обалдуями разговаривал председатель Лоренц.

— Вообще-то меня зовут Малькольм Бертругер, — врач недовольно поправил очки. — Как самочувствие?

— Великолепное! — хором ответили мы, не отрываясь от чтения.

— Хм... — Малькольм покачал головой. — Спелись что ли?

Мы переглянулись, ухмыльнулись и рявкнули:

— Так точно!

— Тьфу, — врач сплюнул. — Казарма... — он подошел к моей койке и требовательно посмотрел на меня. — Где повязка?

— В урне, — я оторвался от чтения и протянул ему левую руку.

— Что за пациенты...

Ворча под нос, врач присел и начал щупать и сгибать кисть. Потом подергал за пальцы и под конец постучал по руке маленьким молоточком, извлеченным из кармана халата.

— Ну что ж, — Бертругер оставил мою кисть в покое. — Новую повязку накладывать не буду. Незачем, — он встал. — Через полчаса привезут завтрак, — он еще раз окинул меня немного язвительным взглядом. — А вам заодно принесут тонизирующее. Мне поступили особые указания относительно вашей персоны.

— Что за указания? — поинтересовался я.

— Привести вас в божеский вид к полудню. Чтобы был как огурчик.

— Ясно... — протянул я.

Тааак... Походу я знаю, когда моё первое знакомство с комитетом...

— Я еще зайду, — Малькольм снова поправил сползшие очки. — Если что — я в своем кабинете.

Он вышел.

— В БОЖЕСКИЙ вид? — выразительно спросил Альберт, скорчив рожицу. — Двусмысленно звучит, не считаешь?

— Ага, — я нервно хихикнул. — Увы, но ему ЭТОТ вариант не по силам.

— Он даже не понял, что именно он ляпнул... — беляк лизнул палец и перевернул страницу. — Он даже не знает, в чем фишка...

— Знает... Не знает... — Я задумчиво посмотрел на дверь. — Мне нужна инфа не этого деда...

Следующие тридцать минут были посвящены молчаливому чтению и интенсивному мыслительному процессу.

Который был прервал появлением завтрака в сопровождении медсестры. Именно в таком порядке, так как меня больше привлекало содержимое тарелок и стаканов, нежели постный вид медработницы.

Походу приказ "привести этого засранца в божеский вид" включал в себя пункт "накормить до отвала, а то больно тощий". Я пришел к такому выводу исходя из того, что безнаказанно стрескал сразу четыре порции пюре картофельного с подливой и печёнкой.

Беляк, несколько удивленный моим аппетитом, тоже решил не отставать, но в него влезло лишь две с половиной.

— Ну что ж ты силу-то в тарелке оставляешь? — пробубнил я, глядя как британец отваливается от тарелки. — Всё доедай!

— Не могу... — натужно произнес Альберт. — Не лезет.

— Не лезет — пихай, — я погрозил ему ложкой. — В еде вся сила. Не будешь нормально есть — останешься тощим. Тебе это надо?

— А на кой мне массу набирать? — недовольно проворчал беляк, снова беря ложку.

— Мы будем мышцу наращивать, — я умял остатки и взялся за четвертую.

— Зачем нам мышцы? — Альберт вяло помешал пюре и отправил небольшую порцию в рот.

— Во-первых — мы по кабинетам или лабораториям сидеть явно не будем. Во-вторых — девкам нравятся сильные парни, — я хмыкнул. А девок предвидится много...

Альберт скосился на застывшую изваянием медработницу, от чего я прыснул в тарелку.

— Я те потом объясню, — пообещал я в ответ на его сомнительно-вопросительный взгляд.

Объяснить не случилось... Сразу после завтрака ввалился взъерошенный Малькольм, который, не стесняясь в выражениях, быстро осмотрев мои ранения, буквально силком выволок меня из палаты. В ходе незапланированной экскурсии по коридорам лазарета, я выяснил, что Бертругер: не нянька, чтобы таскать зама председателя по цирюльням и баням, а так же проводить до магазина, и что ему класть с высокой колокольни на тот факт, что это приказ. Его крайне возмущал тот факт, что ему придется присматривать за мной до самой выписки. От моего предложения о досрочно-немедленной выписке из лазарета старик взбеленился еще больше, заявив, что свою честь и врачебный долг ставит выше своего эгоизма.