Непарад

Съёмку наша группа, конечно, продолжила, как и полагается, поскольку работа есть работа и нужно её делать. Как писал когда-то Симонов:

'Жив ты, или помер —

Главное, чтоб в номер

Материал успел ты передать!'

А что? Классный был он репортёр на своё время! Не даром стал чуть ли не первым официальным миллионером в СССР. А чем я хуже? Нужно использовать опыт профессионалов, чтобы самому достичь успеха, тогда и будет всё чики-пики.

К половине третьего по среднеевропейскому времени я отпустил оператора и осветителя-стажёра отдыхать, а сам отыскал в лагере реконструкторов Андрея. Всё-таки моя ностальгия требует обмена воспоминаниями в достаточно узком кружке причастных, а не посреди толпы совершенно незнакомых типов.

К этому моменту 'красноармейцы' из России и Беларуси уже сдали своё выхолощенное 'оружие' представителям принимающей стороны. Поляки же в подавляющем большинстве прибыли на мероприятие со своими личными винтовками и пистолетами — разумеется, также лишёнными возможности стрелять боевыми патронами — и, поскольку 'красные' расположились в лагере в окружении 'пилсудчиков', то в первые мгновения казалось, что русские попали в плен к вооружённым парням с белыми орлами на фуражках. Неприятно. Я, конечно, не являюсь поклонником 'иванов', но всё-таки рос в России, а такое не забудешь. Да и поведение поляков по отношению к свободной Литве забывать тоже не стоит: вот и сегодня что они празднуют так радостно? Формально — вековую годовщину независимости. А по факту — оккупацию Речью Посполитой нашего Вильнюса и окрестностей! Двадцать лет наша Литва была разделённой, и только большевики вернули отнятое в девятьсот девятнадцатом!

Так что выдернуть Андрея из лагеря и уволочь за выпивкой удалось влёгкую. Поскольку на сегодня больше никаких сюжетов не намечалось, я отзвонился в Вильнюс и подучил разрешение взять выходной на завтра. До города добрались на арендованном для нашей съёмочной группы 'Рено Эспейс III'. Высадив нас двоих у супермаркета, парни укатили: ребята семейные, им интереснее к вечеру вернуться домой, под тёплый бочок. А я птица вольная, мне отчитываться 'где был' да 'с кем пил' не требуется. Так что в магазине мы подзакупились основательно и не торопясь, как подобает двум солидным людям, тем более, что чего-чего, а выбор водки и закуски у поляков всегда очень широк. А что вы хотите: как-никак Польша — родина краковской колбасы и водки. Если вам кто-нибудь из русских попытается утверждать обратное — не верьте! Когда Москва платила день татарским ханам, польские и литовские шляхтичи уже пили крепкий алкоголь в неограниченных количествах! Возможно, в этом одна из причин польской безбашенности и источник постоянных рокошей в Речи Посполитой? А 'иваны' были лишены возможности угощаться чем-то крепче ставленого мёда вплоть до той поры, когда Пётр Первый принялся насаждать в Московии ценности западной цивилизации. А поскольку мудрый царь постоянно нуждался в деньгах для своих проектов, он использовал монополию на табак и водку — причём и курить и пить русским было напрямую предписано царскими указами! Очень разумный и европейский подход к делу, я считаю: большому правителю нужны большие деньги — так почему бы их не получить с подданных?

Одним словом, вышли мы из магазина уже с основательно загруженными — главным образом, 'горячительным' — сумками. И вот тут-то и возникла проблема:

— Слуш, Дрей Ю! А как нам назад добираться? Я тутошнего транспорта не знаю, и на чём до усадьбы ехать — без понятия.

— Да фигня война, главное — манёвры! Сейчас такси отловим, да и прокатимся.

Ага-ага, щас! Аж два раза! Как сразу же выяснилось, ни у меня, ни у Андрея номера диспетчера не оказалось: он-то ехал со всей своей толпой из Варшавы заранее заказанным автобусом, а я — со съёмочной группой. Так что пришлось 'голосовать' прямо на улице. Безуспешно! Ни одной машины с надписью 'Taxi' без пассажиров отчего-то мимо не проезжало, частники же вообще не реагировали на нашу жестикуляцию. Впрочем, ничего удивительного: за нелицензированное таксование и у нас в Литве можно получить такой штраф, что надолго закаешься пассажиров подвозить. Конечно, я слышал о том, что стоянки такси есть не только возле вокзала и гостиниц, но и в других специально отведённых местах. Но вот где конкретно эти места находятся?

Вот же блин блинский!

— Ка-акие люди — и без конвоя! — От неожиданности я даже вздрогнул. Позади, сияя радостной улыбкой и чуть покачиваясь с пятки на носок лакированных туфель, в которых могли бы, наверное, отражаться идеальные брючные стрелки старомодного коричневого костюма-тройки, стоял пан, не узнать которого с первого же взгляда было невозможно.

— Рад тебя видеть без петли на шее, Стас! Ты тут откуда нарисовался, весь такой красивый?

Станислав

Эту колоритную пару, возвышающуюся над 'редутом' из набитых до упора магазинных пакетов, и безуспешно 'голосующих' чуть ли не каждой легковушке, видно было чуть ли не за квартал. Учитывая знак 'остановка запрещена' неподалёку и камеры слежения, ничего удивительного, что никто из водителей и не думал притормозить. В принципе, я тоже не собирался... До того момента, пока не подъехал поближе.

В старинной красноармейской форме, какую я помню ещё по фильму 'Государственная граница', только что без винтовки со штыком, у края тротуара торчал Андрюха Воробьёв, которого я не видал с тех пор, как родители решили перебраться из российской хрущёвки в унаследованную 'родовую усадьбу' в киевском переулке Одоевского. А рядом с ним нервно взмахивал, 'голосуя', ни кто иной, как Борька, сидевший в классе прямо за моей спиной. Откуда они здесь? Проехать мимо — это, возможно, никогда больше не повстречаться. Что мы, не русские, что ли? Я — точно русский. Но поляк. Но — русский поляк! Так что, миновав ребят, я завернул в ближайший переулок, где и оставил 'шкоду'. Затем быстрым шагом возвратился к Борьке с Андрюхой.

— Ка-акие люди — и без конвоя! — Парочка резко потеряла интерес к проезжающим автомобилям. Постепенно на лицах недоумение стало сменяться на узнавание, чьё место, в свою очередь, заняли чуть удивлённые улыбки:

Первым заговорил Борис, вспомнивший продолжение школьного приветствия:

— Рад тебя видеть без петли на шее, Стас! Ты тут откуда нарисовался, весь такой красивый?

— Живу я тут неподалёку. А вот вы двое откуда?

— Откуда-откуда... — Включился в разговор Андрей. — Тут неподалёку Будка съёмки затеял. Кино и немцы. В смысле — кино и ляхи. Он теперь у нас большая шишка, телевизионщик. Вот и меня с ребятами снимал для новостей.

— Судя по твоему видону, новости были года эдак девятьсот семнадцатого: Зимний взяли и царя скинули.

— Малость в обратном порядке: сперва царь отрёкся — такую страну просрал, козёл! — потом всякие Керенские и прочие 'временные' звездоболы за полгода всё испохабили, а уже потом господа большевички Зимний взяли. И, между прочим, всяким финнам с Польшей независимость дали. Ты, как ясновельможный, ценить должен! А нынешние новости с реконструкции были: столетие штурма Вильны белополяками отмечали тут неподалёку.

Реконструкция... Не слышал. Сейчас, впрочем, второй год по телевизору то и дело идут передачи к годовщине независимости Польши. Один фильм 'Битва за Варшаву' раз сорок крутили, не менее. Я, конечно, патриот, но, — вероятно потому, что мы, Трошицинские, ещё с царских времён жили вне собственно польских территорий, — проникнуться насаждаемым официально презрением к 'кацапам', так не сумел. Впрочем, и не стремился. Меня раздражает показ в кино русских как диких номадов, эдаких гуннов, сменивших бунчуки Аттилы на красные знамёна. Будь это так на самом деле — то как Россия сумела в сороковые разбить немцев с их лучшей в мире армией, покорившей почти всю Европу?

— Вот что, парни! Вы как знаете, но я вас к себе утащу: такая встреча! Посидим у меня — чего вам в гостиницу тащиться! А то я тут скоро по-русски разговаривать разучусь! Берём вашу хурду-мурду, и айда! Тут у меня тачка, в багажник всё спокойно войдёт!

— Погодь, Стас! Мы, вообще-то, собирались в лагерь сейчас, народу, опять же, пиво обещано... — Попытался спорить Воробьёв.

— Ничего не знаю. Сперва ко мне, а уже потом — хоть в 'Артек'! Лично отвезу. И без споров: на всю жизнь обидите!..

С этими словами я подхватил ближайший пакет, в котором узнаваемо звякнуло, и устремился к оставленной в переулке машине, слыша за спиной топот волей-неволей последовавших за мной бывших одноклассников.

И вот мы разместились в 'шкоде':

— Так, парни! Всё-таки славно, что мы так пересеклись. Ведь сколько лет прошло: без звонков, без телеграммы. Кому рассказать, скажут: брехня!

— Угу, а вдоль дороги мёртвые с косами стоят! — усмехнулся Андрей. — Вот если бы ты за новостями следил, то ещё и на реконструкции побывал бы. Вон, Борька не даст соврать: зрелище было классное, почти как на войне.

— Подтверждаю, всё чики-пики было. Только что пули над головами не свистели. А так и стрельба, и взрывы, даже броневик ездил и уланы конные. Но ты, Стас, лучше расскажи, как ты сам тут очутился? Ты ж после восьмого класса уехал.

— Не 'после восьмого', а 'в восьмом'. Как раз как зимние каникулы закончились. У нас перед этим тётя в Киеве померла, отцова сестра старшая. Вот отец в наследство вступил, да и переехали на 'нэзалэжну'. Думали, что хороший вариант: свой домик в столице, цены там, опять же, в те времена пониже российских были. Школу закончил, в Политех поступил, отец на неплохую должность устроился... Кто ж знал, что эти уроды Майдан устроят и война будет?

— Не война, а АТО — сумничал Будка.

— Да иди ты в пень! Какая, к чертям АТО, с бомбёжками и артиллерией? Да ещё мобилизации одна за другой? Сорок первый, что ли?

Ну вот от мобилизации я сюда и перебрался. Ещё не хватало за Каломойшу с гоп-компанией башку подставлять.

— Поня-ятно... — протянул Андрей. — Выходит, вынужденный мигрант ты теперь? А что же сюда, а не в Россию уехал? Отбил бы телеграмму, я б тебя встретил, жильё на первое время, работу нашли бы...

Добрая душа, что и говорить!

— Не-е, ребята, в Россию что-то не захотелось. Там ситуация непонятная была: а вдруг и там чего случится? Санкции-эмбарго всякие, Крым, опять же, Запад ссался кипятком... Вдруг тоже война? А Польша, как-никак, родина предков. У нас в семье даже шляхетские грамоты хранились и паспорт прапрадеда: приедем — покажу. Здесь этническому поляку проще гражданство получить, законы такие. А с польским гражданством по всей Европе кататься можно невозбранно: Шенген! Вот я и уехал.

— А родные?

— Отец к тому времени помер, сестра замуж вышла ещё пока в России жили. Племянников вон, двое на Урале растут. Это я пока что — вольный орёл, никто не окольцевал. Вот и приехал сюда, работу нашёл на первое время не сильно денежную, но с перспективой. Подал документы на гражданство, но тут ведь как: хоть мне, как этническому поляку и льготы с этим полагаются, но всё равно: пока безвыездно два года тут не прожил — так и был в статусе иностранца, хоть и репатрианта, конечно. А жены пока не нашёл: не сложилось как-то...

— И не спеши, наше дело ещё молодое! — Будкис хитро подмигнул. Ты гляди: в школе, как сейчас помню, не меньше трёх девчонок сохли по нему, блондину голубоглазому, а выходит, никто до сих пор так и не 'окольцевал'.

— Что, 'орлы в неволе не размножаются'? — припомнил я древний анекдот.

— А то как же!

Так, за дружеской болтовнёй, мы доехали до моей 'берлоги'. Хоть домик я снимал и в селе, вследствие чего приходилось вставать пораньше, чтобы успевать на работу в город, но весьма гуманная арендная плата вкупе с хорошей экологией и прекрасной охотой в близлежащем лесу, до которой я всегда был большой любитель, вполне компенсировали некоторую отдалённость от 'цивилизации'. Кроме того, владелец дома за всё время проживания приезжал сюда раз пять-шесть, поскольку сам проживал в Гдыне, а домиком в деревне, доставшемся ему в наследство, планировал заняться не раньше ухода на пенсию. Вернее сказать, в Гдыне проживала, главным образом, семья хозяина, сам же он большую часть жизни проводил в дальнем плавании в должности судового штурмана.

Так что на моё уединение здесь никто не покушался. Иногда захаживали по-соседски местные крестьяне, из которых я ближе всего сдружился с егерем Мареком, который сам был из семьи репатриантов из СССР. Но поскольку его семейство покинуло Союз ещё в период, когда нынешний повелитель местного охотхозяйства ещё лежал в коляске и марал пелёнки, ни русского языка, ни особенностей жизни в СНГ он практически не знал. Зато великолепно изучил все окрестные леса, поля и болота, по которым таскал богатеньких приезжих, возжелавших приобщиться к древней польской забаве охоты на пернатую и четвероногую дичь. Я тоже не раз хаживал с ним, сперва с арендованным ружьём, а после получения разрешения на оружие и сдачи экзамена в Охотобществе — уже и со своей вертикалкой ИЖ-27ЕМ ещё советского выпуска. Конечно, не 'бенелли', но ружьё надёжное, да и нет у меня лишних пенёндзов, чтобы 'бенелли' с 'ремингтонами' скупать. Мне главное не понты, а душевное спокойствие.

Загнал машину во двор, выгрузились, втроём заволокли покупки парней на кухню. Вот же хомяки запасливые, руки оторваться могут! Набрали всего столько, что неделю гулять можно... Это если на троих.

Врубили музыку, на пару с Будкой принялись мастерить холостяцкую закуску: чтоб за такую встречу, да не выпить? Что мы, не русские, что ли? Пусть не по крови, конечно...

Воробьёва погнали в душ: наш 'красноармейчик' на своей реконструкции набегался-настрелялся с утра так, что от амбрэ пота и пороховой гари на маленькой кухне стало просто не продохнуть. Ему-то что, он принюхамшись...

Андрей

Отмывался я у Стаса довольно долго: ружейная смазка, копоть и окопная грязь позапачкали одежду и солидно измазали кожу. И это мы 'воевали' да стояли в бивуачных условиях всего ничего. А каково было предкам на настоящей войне, с недельными пешими переходами, окопной жизнью месяцами в траншеях, дрянной водой, вшами и рвущимися над головой крупнокалиберными 'чемоданами'? Так вот же...

Натянув предоставленные щедрым Трошицинским безразмерные бермуды, которые пришлось прихватывать на талии солдатским ремнём с орлёной пряжкой, чтобы не сваливались, и фиолетовый махровый халат, я стал похож на эдакого русского барина-отставника, каких любили писать передвижники вроде Федотова. Форму с аутентичным исподним, кроме фуражки да сапог, закинул в автоматическую стиралку на быстрый режим и, весь такой из себя вымытый, завалился обратно к парням.

Стол уже был накрыт: помимо закупленной нами в супермаркете закуси будущую пиршественную арену украшали добротная, литра на два, фаянсовая миска с овощным салатом, три пиалки маринованных грибочков, украшенных луковыми колечками и источающая даже из-под закрытой крышки запах жареного мяса супница. Ну и бутылки стояли на своих местах, чуть подрагивая прозрачным содержимым в такт наших шагов.

Будка с Троцким, как и положено настоящим товарищам, не стали начинать отмечаловку нежданной встречи до моего прихода: игнорируя до поры 'достархан', оба стояли возле книжных полок, разглядывая какую-то крупноформатную книгу.