Химеры Апокалипсиса

— Я привык помогать людям, — суховато напомнил Морган. — К тому же, мне казалось, мы друзья.

— Вот именно. Просто друзья.

Какое-то время мы ожесточенно жевали пиццу. Идеально ровные брови англичанина сошлись на переносице — настроение я ему, похоже, благополучно испортила. Неожиданно мне стало стыдно.

— Слушай, Морган, — миролюбиво произнесла я, — давай не будем ссориться. И спасибо, кстати, за цветы. Мои любимые. А пицца выше всяких похвал, честно! Хочешь, посмотрим какой-нибудь фильм? Я так давно не валялась на диване перед телеком...

— Понимаю, — вздохнул он. — У самого вечно нет времени на себя. Ну, давай посмотрим, что там показывают.

Встроенный в стену широкий экран автоматически включил первый канал, на котором как раз шли новости. Показывали до боли знакомый участок дороги с красным пятном видеофонной будки на заднем плане, нагромождение покореженных автомобилей у тротуара.

— Громче, — скомандовала я, и телевизор послушно прибавил звук.

— ... не заметила, как коляска с ребенком очутилась на дороге, — тараторила зализанная дикторша, — в самой гуще оживленного движения. Вследствие этого произошла серьезная автокатастрофа, семь человек госпитализированы с незначительным травмами. Погибших нет, и, к изумлению свидетелей и радости матери, ребенок нисколько не пострадал. Врачи тщательно осмотрели малышку, но никаких видимых повреждений не...

— Двадцать второй канал, — глухо велела я.

Картинка моргнула. По двадцать второму показывали какой-то старый фильм, смутно знакомый. Я сидела ни жива, ни мертва, забыв откусить поднесенную ко рту пиццу.

— Ах, да, — сказал вдруг Морган, кажется, не замечавший произошедшей во мне перемены и с искренним интересом слушавший спор героев фильма. — Ведь у нашего инспектора сегодня день рождения. Я сам едва не забыл. А он мне утром звонит и говорит — приходи со своей дев... с подругой вечерком, посидим, пива попьем. Будет еще пара-тройка парней из полиции, его брат с женой. Сходим в боулинг, отдохнем. Ты как?

— Сто лет не была в боулинге, — машинально ответила я.

— Отлично, — обрадовался он. — Значит, дело за подарком. Как думаешь, что можно подарить полицейскому?

— Понятия не имею. Бульдога?

Морган засмеялся, но неожиданно оборвал смех и взглянул на меня с доселе незнакомым мне озорным выражением в глазах.

— Слушай, выйдет отличная шутка, — мечтательно протянул он. — Точно! Ты гений. Давай так — я сейчас еду в зоомагазин за щенком, а вечером, часов так в шесть, заезжаю за тобой на такси. Пусть Никита не тревожится, после вечеринки я довезу тебя до самого порога...

— Он знает, что я взрослая девочка, — пожала я плечами. — Значит, в шесть? О'кей. Я буду готова.

После ухода детектива я отправилась в город за новым нарядом, попутно заглянула в магазин с сувенирами и всевозможными забавными штучками. Там, весьма довольная собой, я купила Квику футболку с изображением красотки, закованной в наручники, надпись под которой гласила: 'ЛЮБЛЮ СВОЮ РАБОТУ!'. Заодно приобрела пару сувениров для тети. О произошедшем вчера я категорически запретила себе думать. Лучше будет верить, что все это было не более чем странным, пророческим сном. И Моргану не стоит об этом знать. Глупости.

Детектив, чертовски соблазнительный в строгом черном костюме и рубашке без галстука, с открытым воротом, педантичный, как все британцы, прибыл ровно в шесть. Я сбежала по ступенькам, стуча каблучками, и подавила довольную улыбку при виде восхищенного взгляда Моргана. Короткое черное платье, расшитое красными маками и усыпанное блестками, стоило кучу денег, но я бы заплатила и гораздо большую цену за это непритворное восхищение в дорогих глазах. Кожаная куртка-коротышка и высокие сапоги на шпильках довершали наряд.

— Мадемуазель, вы само совершенство, — Морган по-джентельменски поцеловал мне руку.

— Мерси, — церемонно кивнула я и тут же прыснула.

В машине меня ждал сюрприз — развалившийся на сиденье упитанный и слюнявый щенок с бантом на шее, кинувшийся облизывать меня, едва я забралась внутрь.

— Ну же, Бобби, отстань, — детектив не без труда оттащил от меня настырную собаку. Я рассмеялась:

— Ты назвал его Бобби5?

— Думаешь, Джо будет против? — невинно спросил Морган.

В боулинге нас уже ждали. С трудом убедив охранника впустить нас вместе с собакой (подействовало лишь удостоверение частного детектива), мы уселись за столик, уставленный стаканами с пивом с закусками. Кроме нас, Квик пригласил пару своих приятелей из полиции — молчаливого и застенчивого толстяка Мартина и Грега, молодого парня со смешными усами, своего младшего брата Энтони (такого же рыжего и серьезного) с его хохотушкой-женой Клариссой. Наш Бобби произвел фурор. Обалдев от такого внимания, бульдог развалился под столом кверху пузом, щедро орошая наши ноги слюнями. Моя футболка Квику так понравилась, что он нацепил ее прямо на праздничную рубашку, немало нас насмешив. Выпив пива, мы разделились на команды и принялись катать шары на счет. Нас с Клариссой оценили за одного мужчину, так что в нашей команде оказалось четверо — мы, девушки, и Грег с Мартином. Джо, Энтони и Морган играли против нас. Конечно, нас разбили в пух и прах. Потом настала очередь виртуальных игровых автоматов. Тут уж мы взяли реванш. В общем, вечер удался. Повеселившись в боулинге, мы на пару часов заглянули в диско-клуб, а напоследок прокатились на чертовом колесе в парке аттракционов. Мы с Морганом сидели бок о бок, любуясь огнями ночного города с умопомрачительной высоты, и вряд ли в тот миг во всем огромном мире нашелся бы человек, счастливее меня.

Увы, дорога домой оказалось такой короткой! Двадцать минут смущенного молчания, и вот мы уже прощаемся у крыльца. В доме было темно — видно, Тихорецкий лег, не дождавшись меня.

— Ну что ж, я пойду. Уже поздно, — сказал Морган, переминаясь с ноги на ногу. Мы стояли так близко друг от друга, что мне казалось, будто я чувствую биение его сердца.

— Хорошо. Мне понравился вечер.

— Мне тоже, Энджи. Очень. — тихо произнес он.

Он чуть подался вперед, словно бы для поцелуя, и я отпрянула, неожиданно испугавшись.

— Мне пора, правда. Спокойной ночи, Морган.

— До завтра, Энджи.

Я подождала, пока огни кэба не скроются за поворотом, затем толкнула дверь и вошла в темноту. По дому гулял сквозняк, окна в гостиной были подняты. Я нащупала выключатель, щелкнула, но свет не загорелся.

— Тьфу, опять пробки перегорели, — вздохнула я раздраженно. Поколебавшись, прошла в кухню, порылась в шкафчике, выудила фонарик. Ярко-желтый неровный кружок заплясал по ступеням. Я шла осторожно, медленно, нервно озираясь по сторонам. Было очень холодно и пахло чем-то... знакомым. Неприятным.

В коридорчике наверху было еще холоднее. Я уже хотела войти в свою комнату, как вдруг заметила, что дверь в спальню Тихорецкого приоткрыта. Странно. Освещая себе путь фонариком, я двинулась вдоль стены, споткнулась о раскиданные у порога тапки и с чертыханьем влетела внутрь. Луч света скользнул по полу и взметнулся вверх. Что это такое темное застыло перед окном?

Фонарик вывалился из моей ослабевшей руки.

Никита не спал. Он был мертв. Кто-то располосовал его на тонкие лоскутки и подвесил за шею к потолку. Такого я не видела в самом страшном фильме ужасов. Весь пол, стены и даже мебель были забрызганы темно-красной кровью. Тонкая струйка ее стекала с неестественно вывернутой ноги Тихорецкого и капала в огромную лужу на полу. Вместо груди, шеи и живота у моего друга было одно сплошное красное месиво. Разбитые очки сползли и болтались на ухе. Глаза — вернее, черные провалы, оставшиеся от них, — смотрели прямо на меня, язык вывалился и прилип к подбородку. Страшно разило серой.

Я зажала руками рот, из горла вырвался какой-то булькающий звук. Затрясла головой, попятилась. И наступила на что-то твердое и упругое. Посмотрела вниз — и вот тут не смогла сдержать вопля. У стены распласталось раздавленное тельце бедной Клео. Лапки вывернулись под разными углами, позвоночник был сломан, а в зубах, все еще оскаленных, торчал пучок белых перьев. Я опустилась на корточки, коснулась бока своей любимицы. Лед.

— Клео, — зарыдала я, — Клео, малыш.... Клео... Клео...

Взяв окоченевшее тельце на руки, я прижала его к груди, вышла из комнаты, качаясь, словно пьяная, спустилась по лестнице, выбежала во двор. Рыдания медленно переросли с какой-то животный вой. Стоя посреди дороги, я плакала, баюкала мертвую кошку, не зная, что же делать. Потом машинально достала из кармана куртки мобильный видеофон и набрала номер Моргана. Толком объяснить, что произошло, я так и не сумела — из горла рвалось одно бессвязное бульканье, но детективу хватило вида моего залитого слезами лица.

— Я еду, Энджи! Я сейчас буду! — закричал он.

Я выронила мобильник; он покатился по асфальту. Я постепенно перестала всхлипывать, села на бордюр тротуара, уложила Клео на колени. Глаза у нее остекленели, мордочка как-то заострилась.

Уже через пять минут вдали завыла полицейская сирена. Я все помнила как в тумане — приезд полиции, какие-то расспросы, беготня, накинутое мне на плечи одеяло. Потом приехал врач, сделал мне укол, кто-то вынул из моих одеревеневших рук тело Клео. А потом надо мной склонилось бледное лицо Моргана. Он что-то говорил, но слова рокотали где-то далеко за гранью моего сознания...Помню, как внезапно очутилась в его теплых, надежных руках, как меня куда-то понесли... И — темнота.

* * *

... Было золотистое сияние и теплое, по-летнему ласковое, клонящееся к горизонту солнце. Я сидела на краю травяного обрыва, поросшего клевером и ромашками, свесив вниз босые ноги, и любовалась пронизанным золотой паутиной вечерним городом. На коленях у меня сидела Клео, следила огромными глазищами за носившимися над цветами мотыльками.

Кто-то неслышно подошел, сел рядом. Я лениво повернула голову. Человек был одет в белое, светлокожий, с красивыми, чуть печальными, глазами. Странно — я не могла угадать его пола. К моему удивлению, Клео мгновенно перебралась к нему на колени, блаженно замурлыкала под ласкающей рукой.

— Ты кто? — спросила (а может, подумала) я. Человек улыбнулся.

— Ты меня знаешь. Правда, мы с тобой с некоторых пор, увы, не в ладах.

— Да не знаю я тебя, — возразила я все так же лениво.

— Ты на меня очень обижена, Геля. Ты думаешь, я не знаю этого, но мне больно оттого, что ты закрыла для меня свое сердце.

Я посмотрела на собеседника внимательнее.

— Ты Бог?

Вместо ответа человек мягко опустил ладонь на мои скрещенные руки. Ладонь была теплая и нежная, хотелось вечно ощущать ее невесомую тяжесть на своей коже. Почему-то защипало в носу.

— Я? Я то, что есть в тебе, есть в каждом человеке, во всем живущем. Я — твоя часть, а ты — моя. Я — все те, кого ты любишь и любила...

Лицо человека менялось, тая на солнце, точно воск. Это было лицо моего умершего отца, лицо Никиты, лицо Моргана, и, наконец, дорогое лицо мамы...

— Прости мне свою боль. Я так люблю тебя... — сказала мама и поцеловала меня в лоб.

Я счастливо вздохнула и закрыла глаза.

* * *

Открыв глаза, я долго и тупо изучала потолок. Потом взгляд мой перебрался на стены, упал на пол. Я лежала посреди широкой, очень мягкой и удобной кровати, в просто, но изящно обставленной спальне. Шторы были задернуты, но судя по полумраку, разгоняемому двумя светильниками, за окном был вечер. По стеклу постукивал редкий дождик.

Я попыталась подняться, но комната тут же куда-то уплыла, да так стремительно, что я снова бухнулась затылком в подушку. Приоткрытая дверь тут же распахнулась, пропуская необычайно встревоженного и расстроенного Моргана. Лицо у него заметно осунулось.

— Осторожно, осторожно, Энджи, — он ласково придержал меня за плечи, помог спустить ноги с кровати. — Наконец-то ты проснулась.

— Я... долго спала? — прохрипела я, повиснув на его плече.

— Почти двое суток. Стресс, да еще успокаивающее... Врачи настаивали, чтоб я перевез тебя в больницу, под их наблюдение, но я воспротивился.

— Так я у тебя?...

— Да, в моей холостяцкой берлоге, — невесело усмехнулся Морган.

Я оглядела свое мятое, испачканное платье, дырку на чулке и капризно заявила:

— Хочу в душ.

— Ммм... конечно... — замялся детектив, — но ты еще так слаба. Может, лучше утром?

— Нет, сейчас!

— Ладно, ладно, как скажешь, Энджи. Я дам тебе халат. И... я осмелился привезти сюда кое-какие твои вещи... если хочешь... Пойдем, я провожу тебя в ванную. Осторожно, держись за меня.

С его помощью я добралась до ванной, и, невзирая на протесты детектива, захлопнула дверь перед его носом.

— Э... Если тебе станет плохо, кричи! — донеслось из-за двери. — Я буду тут.

Освободившись от одежды, я подставила лицо под упругие теплые струи. Капли воды мешались с каплями слез. Никита. Клео. Боль была глухой, какой-то глубокой, ноющей. Сильная, неженская воля заглушала желание закричать, забиться в истерике. Наверное, после маминой смерти я уже никогда не буду способна на полноценные чувства и переживания. Душа, как орех, обросла твердой скорлупой, на которой каждая новая потеря оставляла небольшую трещину.

Укутавшись в болтавшийся на мне халат, я прошла на кухню, села на угловой диванчик у окна. На улице моросило, свет фонарей и огней центра казался размытым, нереальным, как в сказке. Морган молча поставил передо мной большую чашку какао, тарелку со сладкими гренками. К собственному удивлению, я в один присест смела все до последней крошки.

— Куда вы дели... тела? — выдавила я после продолжительного молчания.

Морган отвел взгляд.

— Никиту отвезли в морг, на экспертизу. Родственники в курсе, не переживай. Клео я похоронил в твоем саду, после того, как у нее изъяли улику — пук перьев... и сделали соскобы с когтей и зубов.

— Надеялись получить ДНК убийцы?

— Да, но...

— Но напрасно.

— Да. Снова какая-то мистика...

— Перья, запах серы, мистика, — я в упор посмотрела в глаза детектива.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Ты видел, как был убит Никита?

Морган вздрогнул.

— Да, ужасно. Эксперты заверяют, что следы на его теле принадлежат скорее клыкам какого-то огромного зверя, чем ножу. Одна зацепка все же есть...

— Какая?

— Очень странно, но слюна, обнаруженная в ранах Никиты... прости, Энджи... принадлежит собаке... или волку. Мы также нашли единственный след — убийца по неосторожности наступил в кровь — отпечаток босой человеческой ноги. Да еще эти перья... я ничего не понимаю. Получается, убийца — мужчина средних лет, рослый, крепкого телосложения — пришел с собакой... или волком и птицей?

— Все проще, чем кажется, — пробормотала я. — Это Сатана. Крылатый Сатана. Умеющий оборачиваться волком. А крылья я его видела, на самом деле они черные. Но он прикидывается ангелом, приходит в обличье архангела Михаила...

Морган смотрел на меня с неприкрытой тревогой, в глазах его читалась жалость.

— Но почему ваш полицейский, Майк, ничего не видел? — зло спросила я.