Погрузившись на баркас, я заняла место в дальнем углу, наслаждаясь исходящим от раскаленной жаровни теплом, но не спеша выныривать из шарфа, коим, ожидая посадки, закуталась по самые глаза. Оттаявшие в тепле уши горели, словно их окунули в миску с кипятком. Баркас мерно покачивался у причала на легкой зыби, собирая пассажиров. А я, пригревшись в уголке, сама не заметила, как задремала, пропустив не только появление своих попутчиков, но и само отплытие.
Из мягких объятий коварного Снявы я вынырнула ближе к Зодчеку, и то, только потому, что пятилетний малыш решил, что тетям и дядям скучно и надо громко постучать в детский разноцветный барабанчик, чтобы их развеселить. Пока молодая мать под укоризненными взглядами других пассажиров, утихомиривала заливисто хохочущее чадо, я окончательно проснулась. Бесплодно порывшись в сумке в поисках зеркала, рука нашарила шершавый от времени переплет. А впрочем, почему бы и нет? Я хмыкнула, извлекая потертый том и вознамерилась скрасить остаток путешествия познавательным чтивом. Решив, что перед визитом к пану Ясю следует хоть немного разобраться с тем, во что ненароком ввязалась. Просмотрев содержание, и раскрыв книгу на заинтересовавшей меня главе, я углубилась в чтение.
...Ух ты! Оказывается сноходцы могут не только навеивать красивые умиротворяющие сновидения, но и в особо тяжелых случаях создавать для пациента его собственную маленькую реальность, спокойную и красивую, чтобы восстановились психика и астральное тело...
Несмотря на интерес, мягкое покачивание судёнышка и мелкие буковки сделали свое дело — меня вновь склонило в сон.
— Мама, мама, — долетело до меня сквозь мягкую пелену дремы, — а почему у тети бабочки над головой летают? Она что, цветочек?
— 'Да, — саркастически подумала я сквозь сон, — одуванчик... взбесившийся... Что! Какие бабочки?!'
— Панна!
Меня резко встряхнули за плечо и с силой захлопнули лежащую на коленях книгу, больно прищемив пальцы.
— Что вы творите? Жить надоело?!
Тянущая боль в пальцах мгновенно привела в чувство, а вот голос я узнала с запозданием. Надо мною нависал Бальтазар Вильк, злой, словно куць на благословении. У него за спиной маячил какой-то всклокоченный рыжий парень.
— Панна, объяснитесь, за каким лешим вы едва не загнали нас в замкнутый астральный карман?!
Пальцы Вилька продолжали болезненно сжимать мое плечо, и меня накрыло. Терпеть не могу, когда ко мне применяют силу, обвиняя при этом непонятно в чем! Все художники — неплохие эмпаты. Кто-то больше, кто-то меньше. Но после курса управления эмпатией в Школе Высших Искусств, мы можем эти способности применять и для защиты, и для нападения.
— Меня зовут Алана! — глухо, но четко произнесла я, вкладывая в эту фразу ярость, захлестнувшую меня, и четким импульсом швырнула ею в Бальтазара Вилька.
Не ожидая такого поворота, он вздрогнул и слегка побледнел. Из носа в аккуратно подстриженные усы поползла капелька крови.
— 'Что, не нр-р-равится?!!' — мысленно хмыкнула я.
— Ладно, — выдавил он. — Панна Алана, просветите меня, зачем вы пытались нас угробить этой книгой, которую не должны были не только таскать с собой, но и вообще выносить из лавки Франца?!
— Во-первых, я никого не пыталась угробить! — возмутилась ваша покорная слуга. — Во-вторых, книга нужна мне, чтобы подобрать наиболее похожий по цвету состав чернил в Зодчеке. И Врочек об этом знает, — огрызнулась я, решив, что если помирать, так с музыкой, и продолжила развивать 'чернильную' легенду. — Вы ведь хотите, чтобы работа была сделана идеально?!
Вильк нахмурился, но басню про чернила скушал не подавившись. Хорошо нести ересь о своей профессии тому, кто в ней ни ухом, ни рылом...
— Хорошо, — мрачно произнес он. — Но в Зодчеке не отходите от меня ни на шаг. Эта книга опасна в неумелых руках. Я сопровожу вас до нужной лавки, а после, вы составите мне компанию в моих делах, и мы вернемся в Кипеллен.
Та-ак, а вот это в мои планы совершенно не входит. Видя, всю гамму чувств отразившихся на моей мордашке, маг немного сбавил тон.
— Панна Алана, вы, в силу молодости и некоторой неопытности, видимо, не совсем понимаете, с чем имеете дело...
— 'Угу, — мысленно буркнула я, — а вы мешаете выяснить...'
-...посему, пока не вернетесь в Кипеллен, будете под моим присмотром, во избежание, так сказать,...недоразумений.
Я хмуро кивнула, снова по глаза проваливаясь в шарф. Вот так влипла. Хотела объяснений, а оказалась под конвоем. Хорошо, что после происшествия с полотенцем меня в присутствии Вилька хотя бы не трясет и язык не отнимается.
Наше маленькое суденышко бодро бежало по морской глади, приближаясь к берегу. Медные, позолоченные и почерневшие от времени железные шпили Зодчека росли с каждой секундой, отчего казалось, что из земли кто-то высовывает редкую гребенку. На рейде стояло несколько кораблей, но растийских или нет, сквозь узкую щель в войлочном пологе мне было не рассмотреть. Бальтазар Вильк хмуро косился в мою сторону, но ничего не говорил, его рыжий помощник, то и дело, бросал на меня заинтересованные взгляды. Баркас все замедлялся и замедлялся, пока не остановился вовсе. Я услышала громкий плюх за бортом, видно команда бросила якорь и теперь швартовала суденышко к причалу. Войлочный полог откинулся, впуская к нам яркий солнечный свет и волну прохладного воздуха, и шкипер, коренастый седоусый дядька, довольно объявил, что-де прибыли господа, извольте на берег, баркас обратно в Кипеллен идет в три пополудни, кому надо, прошу не опаздывать. Пассажиры, сопя и покряхтывая, начали выбираться наружу, благодаря шкипера за хорошее плавание.
Я с удовольствием потянулась, и поспешила вслед за остальными, стремясь в общей суматохе оказаться подальше от корабля, причала и особенно Бальтазара Вилька. Но не тут-то было. Стоило мне выбраться наружу, щурясь от бьющего в глаза дневного света, как меня тут же деликатно подхватили под локоток и, будто подозреваемую, потащили по скользким сходням на берег.
— Вы так галантны, но, не стоит беспокойства, — язвительно прошипела я, передергивая плечами под шалью.
После теплого павильона на судне, холодный осенний воздух казался ледяным.
— Отчего же? Шесть лет назад, проявленное беспокойство за вашу жизнь чуть не стоило мне ноги.
Внутри все похолодело — Вильк все-таки вспомнил и узнал меня, спустя столько лет. Теперь мне конец! Уже не поможет ни 'пустоболт', ни 'разбалтай'. Не сейчас, так по возвращении он найдет способ испортить мне жизнь, как и обещал тогда.
— О ч-чем эт-то вы, п-пан Вильк? — заикаясь, выдавила я, состроив самые невинные глаза, на какие была способна.
— Только не надо так пугаться, — фыркнул Бальтазар, — если у вас опять начнёт отниматься язык, оставлю в порту.
З-зараза! Я резко отняла у него свою руку и сердито засопела. Знаю-знаю, когда я в гневе, то выгляжу как анагорский хурмяк, но это не повод так саркастически ухмыляться мне в лицо!
— Если одолеет новый приступ заиканья — обращайтесь, лечу недорого, — надменно заявил Вильк. — Марек, составь панне Алане компанию, пока я найду экипаж, а то тут одни двуколки.
Я нервно заозиралась. Через дорогу, у портовой таверны, стояла двухместная коляска с поднятым верхом, и извозчик откровенно скучал, развалившись на козлах. В голове возник дерзкий план побега из-под стражи, при провале ничего хорошего мне не суливший, при удаче, впрочем тоже. Но вашей покорной слуге совершенно не хотелось провала 'чернильной' легенды. О книге конечно можно расспросить самого Вилька, но от одного вида его самодовольный рожи пропадало все желание. Так что лучше лишиться заказа... работы... и куць знает чего ещё... чем самоуважения.
Рыжий Марек считал ворон, больше вертя головой по сторонам, чем наблюдая за мной. Его, как и меня, тоже потрясывало от холода.
— Ээ... стражник?
— Да, панна? — оживился растрепанный помощник Вилька.
— Я замерзла в зюзю, давайте зайдем в таверну, хотя бы глинтвейна возьмем.
— Но пан Вильк...
— Не запрещал нам греться. А вы замерзли едва ли не больше меня. Не думаю, что Бальтазару Вильку придется по душе, если его помощник свалится с простудой.
— Ну да... — вяло промямлил смущенный Марек.
Видимо я угадала: начальником Вильк был строгим.
— Если боитесь, что пан Бальтазар вернется и не найдет нас на месте, то я подожду здесь, а вы сходите, возьмите нам по кружке
— Ааа...
— Простите, — шагнула я к нему, протягивая кошелёк. — Понимаю, жалованье у вас небольшое. Вот несколько растов!
— Не надо, — покраснел Марек, — я возьму вам глинтвейна.
— Это так мило, — я торопливо присела в неуклюжем реверансе, чего не сделаешь ради выполнения плана.
Рыжий еще больше покраснел и бросился к таверне. Я нетерпеливо зацокала каблуками, перетаптываясь на месте и сверля его худую спину. А как только он скрылся за дверью, рванула к извозчику так, что шаль развевалась на ветру, словно морской флаг.
— Алана!!!! — прогремел в колком осеннем воздухе громогласный вопль Бальтазара Вилька не ко времени вернувшегося из своих поисков.
Я оказалась проворнее. Заскочив в коляску, кинула вознице целый левк и, задыхаясь, прохрипела:
— Песочная улица! Книжный квартал! Гони!
Коляска рванула с места. Я спиной ощутила легкий энергетический импульс. Ох, зря он так! Меня уже было не достать, а вот непривычная к магии лошадка прыснула в два раза быстрее, унося экипаж прочь от причала.
Лишь спустя три квартала возчику удалось кое-как успокоить перепуганную лошадь.
— Эк вы, мазелька, устроили, — с укоризной покачал он головой, повернувшись ко мне.
Чуть картавый выговор и характерный акцент с ударением на последний слог выдавали в нем уроженца Фарниции. Почти земляк, надо же! Мой отец тоже оттуда родом, из маленького городка Керси на побережье. И то, что многие принимают за дворянские корни, на самом деле всего лишь место рождения папеньки записанное на фарницийский манер. Но согласитесь, что Гийом де Керси, звучит гораздо благозвучнее, чем Гийом из Керси.
— Мсьё, ву дё ла Фарниси? — кокетливо спросила я на корявом фарницийском.
Мои родители, витражных дел мастера, жили как переезжие свахи, кочуя по городам от одного заказчика к другому, а поскольку мама была урожденной растийкой, то колесили мы все больше по Растии. Посему, фарницийский я хоть и знала, спасибо отцу, но все же не так хорошо, как ему хотелось.
— Уи, мазель, — усмехнулся извозчик, — а вот вы, нет, больно говор у вас корявый.
— Мой отец оттуда...
— Скидку за проезд хотите, стало быть? — хитро прищурился возница, разгадав мой простенький план по возврату денег.
— Не отказалась бы, — покаялась я, — но вы, я вижу, сентиментальностью не страдаете, так что плакал мой левк.
Фарнициец расхохотался, хватаясь за бока, и едва не упустил поводья.
— Ой, насмешили, мазелька, теперь точно верю, что и фаницийская кровь в вас есть. Ну, а раз так, то скидку я вам, положим, не сделаю, но могу, ежели надо, подождать на Песочной, а после отвезти, куда скажете.
— И на том спасибо.
Я откинулась на оббитую потертой кожей спинку сиденья и погрузилась в невеселые мысли. Угораздило же меня нарваться на Бальтазара Вилька, а потом ещё и сбежать от него, подставив беспечного простака Марека. Нет, угрызений совести по поводу рыжего недотепы я не испытывала, ну разве что совсем чуть-чуть, где-то в глубине души, очень-очень глубоко. Куда больше меня волновала собственная персона. Вильк и так меня не жаловал, а теперь, и вовсе потребует у Врочека выкинуть меня на улицу с волчьим билетом. Ну что мне стоило остаться с ними на пристани? Пожертвовала бы визитом к сноходцу или придумала повод заехать к нему вместе с Вильком. Так нет же, подвигов захотелось! О Четверо Пресветлых, ну почему, почему я вечно вляпываюсь в дурацкие истории?!
Поскрипывая рессорами, коляска притормозила, и возница сообщил, что мы приехали. Благодарственно кивнув, и попросив подождать за углом, я неуклюже вывалилась на мостовую и бодро направилась к дому под десятым номером с небольшим садиком во дворе.
Поглощенная тягостными мыслями, я не сумела затормозить и с размаху налетела на выходившего из калитки мужчину. Лямка на сумке лопнула, и та шлёпнулась на землю, рассыпав всё моё богатство.
— Осторожней, паненка! — раздраженно прогнусавил несчастный, на которого я налетела
— Простите, — буркнула я, присаживаясь на корточки, чтобы побыстрее сгрести рассыпанные вещи.
Подхватив с земли трактат, я затолкала его в сумку. Мужчина тоже потянулся за книгой, но торопливо отдернул руку, едва заметив, что я успела раньше. Быстро собрав нехитрый скарб, я поспешила ретироваться во двор, подальше от непрошеного помощника — уж больно нездоровым интересом зажглись его впалые глазенки-буравчики, когда он увидел трактат.
Прижимая сумку к груди, я решительно постучала дверным молотком. На стук никто не ответил, зато створка неожиданно легко поддалась, приоткрывшись ровно настолько, чтобы такая худышка как я могла в неё проскользнуть. Вот так номер...
Я бесшумно обошла небольшой холл: слой пыли, газеты двухнедельной давности и остатки заплесневелой кавы говорили о том, что хозяина уже давненько не было дома. Так что здесь делал мерзкий тип? Интересно, насколько я ошибусь, если предположу, что он что-то искал? И, судя по раздражению, с каким накинулся на меня, не нашел. Внутренний голос надрывно кричал, что пора подбирать юбки и бежать куда подальше, но ваша покорная слуга лишь дерзко хмыкнула и гордо поднялась на второй этаж.
