Египет. Легенда затерянной пирамиды

Предпочитая не настаивать, так как был хорошо знаком с характером друга, чати, тем не менее не оставил своего беспокойства. И, пока они мчались во весь опор, мысленно пытался ощупывать территории, что они проезжали, в надежде почувствовать присутствие молодого человека, к которому относился как к сыну.

Увы! Здесь была масса всяких людей, но среди них не было ни одной ауры, хоть чуть-чуть похожей на ауру Сехемхета. Даже зачарованный на царскую семью аметист, не помогал в его поисках. Предчувствуя самое худшее, чати пришпорил коня.

Бешеным галопом царская кавалькада ворвалась в город. Пронеслась по улицам, в направлении дворца, распугав по дороге все местное население. Спешка была бесполезной. Дворец встретил их тишиной и полным недоумением.

И Египет содрогнулся: принц пропал!

Он хрипел и стонал. И метался в жару. Вот тебе и раз! Вчера пришел в себя, даже шутил, а сегодня — в бреду? Что за дела?

Нефрет сморщилась, осматривая раны. Неужели пропустила грязь? Или жучки завелись?

Такое было вполне возможно. Если личинки паразитов с водой или грязью, попали в рану — жди беды! Только этого ей не хватало!

Шепча сквозь зубы заклинания, она вновь промывала раны. Кое-где пришлось не просто соскребать — выдавливать гной! Юноша бился и хрипел от боли, но не кричал (и то хвала богам, а то их бы вмиг отсюда отправили на алтарь жертвоприношений!), и в себя не приходил....

Странно. Впрочем, так было даже лучше, так как сил на то, чтобы снимать боль у нее сегодня не было. Мерет утром опять зверствовала, так что все силы были истрачены на установку защиты.

Чувствуя его боль, как свою и искренне сострадая, она постаралась поаккуратнее с его ранами. Закончила, помыла руки и принялась накладывать целебную мазь.

Осторожно. Слой за слоем. Перевязала. Смыла с бледной кожи пот.

Мокрые волосы прилипли к покрытому испариной любу. Длинные ресницы отбрасывали тень на бледные щеки....

Красивый мальчик...

Она провела пальчиками по его губам. И губы двинулись, что-то шепча.

Что это? Она обомлела. В беспамятстве, раненный шептал древний заговор исцеления...

О, дает!

Дни проходили за днями. Обещанная награда в десять быков и сто коз спокойно стояла нетронутой. Претендентов на нее было множество, но ни одно сведение, что они приносили во дворец не выдерживало проверки. Никто не мог сообщить ничего о том, где находится наследник трона.

Богам были принесены богатые жертвы. Весь Египет, вместе со своим правителем горевал и молился: "Боги! Верните надежду трона!". Но, это не помогало. По просьбе Джосера, Имхотеп призвал Анубиса, но добился от подземного бога лишь одного сообщения: Сехемхета нет в стране Мертвых!

В конце первой недели Имхотеп призвал Сахмет, защитницу царской династии, но добился от нее лишь неопределенного мурлыканья, да подтверждения, слов Анубиса. На просьбу помочь найти юношу, львица пообещала сделать все возможное и, взвихрив клубы огня и дыма, исчезла, попутно (нечаянно) спалив келью Мессу, верховного жреца львиноголовой красавицы, что являлась еще и богиней войны.

Выздоровел, усилиями Имхотепа, главный ловчий, лишь для того, чтобы перенести пытки во время допросов и, не сообщив ничего нового, был казнен на площади, вместе с несколькими ловчими и охотниками, что отпустили принца, никому ничего не сообщив. Эта участь постигла и троих из личной охраны Сехемхета. Ребята отдыхали в сторонке и об исчезновении господина узнали лишь после того, как фараон уехал в Мемфис, на поиски сына.

Этих троих, не смотря на то, что пыткам и дознанию их не подвергали, а казнили за невыполнение обязанностей, пришлось вносить на лобное место на носилках. Их начальник Кенна, бывший сыном фараона и одной из наложниц, выросший вместе с принцем, собственноручно, без каких— либо приспособлений, избил подчиненных так, что казнь была для них скорее избавлением от мук и благостью, нежели наказанием. Приговор у всех был один: за измену Родине и преступления против правящей семьи.

Египет был в ужасе. Фараон все больше отчаивался, мрачнел и лютовал. Поднялись налоги, по стране носились военные отряды, что были призваны добыть сведения о местонахождении Сехемхета, что они, и делали, свирепствуя и зверея от проливаемой ими крови все больше и больше.

Никто им не мешал творить беспредел. Джосер непрестанно молился. Имхотеп, закрывшись в своем особняке, пытался магическими средствами отыскать юношу, но толку от этого было не больше, чем от молитв фараона. Египет агонизировал. Народ искренне молил богов о помощи, возлагая на их алтари все больше и больше даров. В некоторых храмах стали поговаривать о приношении человеческих жертв...

Единственным человеком, что выиграл от всего творящегося хаоса в стране, был Синухет, военный советник и командующий войсками, маршал правителя. Его охранник безнаказанно хватали людей на улицах, мотивируя это полученными сведениями о том, что им что-то известно о пропавшем принце. Состояние маршала постепенно увеличивалось — большинство схваченных, были богатыми купцами, ремесленника и откупались от наветов и пыток.

Кроме того, теперь он мог спокойно развлекаться. Будучи, по натуре, человеком жестоким и подлым, Синухет имел вдобавок нетрадиционные взгляды на удовлетворение естественных потребностей собственного тела. В частности — на продолжение рода...

И немало матерей в те дни бессильно рыдали в храмах и у дворца правителя, в напрасной надежде, вернуть хотя бы тело схваченных сыновей и дочерей...

Мемфис оделся в траур. Страна утопала в горе...

ГЛАВА 6.

Влажная тряпка коснулась его тела, даря сладость свежести и прохлады. Открыв глаза, Сехемхет вновь узрел ее, девушку, что ухаживала за ним.

— Кто ты? — Прошептали ее губы.

— Я? Зови меня Гор!

— Ну да! Еще скажи, что ты его истинное воплощение! — Губы принца дрогнули, а глаза сощурились.

— Не веришь?

— Разве Великий Гор не смог бы уйти невредимым из лап Себека? Вряд ли! — Спокойно ответила она.

— Хорошо. А если я назовусь Сехемхет?

— Как принц Египта? Силен ты по части имен!

— Тебе не нравится твоё имя, Мерет, а я терпеть не могу свое. Веришь?

— Да.

— Ну, так я буду звать тебя как угодно, только не Мерет. Придумаю тебе тысячи прекрасных имен. А взамен ты будешь звать меня именем принца Египта. Идет?

— А ты странный. Судя по одежде, вернее по тому, что от нее осталось, ты не беден. Мечтаешь о доле принца? Забавно!

— Чего забавного? Разве ты не хотела бы быть принцессой и жить во дворце фараона? Вкусные яства, ой — он поморщился, она как раз обрабатывала рану,— удивительные наряды, толпы рабов и слуг выполняют каждое твое желание. Вечером, вместе с придворными, ты танцуешь и веселишься.

— Что-то слишком уныл и нерадостен твой голос. Так мне и вовсе расхотелось попадать во дворец.

— Да — а. Рассказчик из меня получился, так себе.

— Вот-вот. Лучше уж лежи, выздоравливай.

— Расскажи мне что-нибудь.— Сехемхет с тоской смотрел, как она собирает снадобья, готовясь уйти. — Ночь лишь началась. Я весь день спал и сейчас долго не смогу уснуть. Пощади меня, луноликая, расскажи хоть что-нибудь.

— Луноликая? Какая прелесть! — Она больше не робела от его красивых слов, строго запретив себе это раз и навсегда. Не хватало еще растаять из-за таких пустяков.

— Ты хмуришься, о ветер пустыни! Пощади, обладающая сердцем огненной львицы, не губи меня своим отказом, — в ответ раздался звонкий смех. — Я погибну без твоей улыбки, перламутровая богиня зари! Побудь со мной, еще немного, о прекраснейшая из дев.

— Ну ладно, ладно.— Сказала Нефрет, отсмеявшись, — но лишь чуть-чуть. А то луна скроется, и будет слишком опасно возвращаться домой. Что тебе рассказать?

— Расскажи мне что хочешь.

— Хочешь сказку?

— Давай, только пускай это, будет легенда. Я не люблю глупые сказки, про реальных людей намного интересней.

— Хочешь реальность, ну что ж, слушай. Давным-давно, когда боги еще приходили на зов людей и даже исполняли их желания, далеко-далеко в Великой пустыне стоял затерянный храм. В том храме жрицы поклонялись Древней Матери и верховная жрица храма, происходившая из древнего и могущественного рода, могла повелевать ветрами и водами. По законам храма, у нее должен был родиться ребенок женского рода, для продолжения рода и для того, чтобы у народа всегда была повелительница бурь.

Амира Изифа Заура выбрала для этой цели Нубийского владыку, так как отцом жрицы мог стать лишь высший правитель. Так было заключено соглашение между храмом Пустыни и Нубией. У жрицы рождается дочь, а взамен, жрицы храма будут совершать обряды в столице Нубии, дабы была у них удача в боях и обильные урожаи в полях.

От этого союза и была рождена девочка, назовем ее Энир-Дая, следующая верховная жрица. И хотя девочка была рождена по законам, сила ее спала и никакие заклятья матери не могли разбудить ту силу. Отчаявшись, Амира решила оставить дочь в покое до ее совершеннолетия и тогда уже совершить обряд полной силы. Пока же девочка росла и обучалась в храме. Поскольку ее сила не была полностью открыта, мать часто отпускала дочь для свершения обрядов в Нубию, к отцу.

В разгар одного из празднеств, на котором Энир-Дая должна была совершать обряд успеха в бою, а потому присутствовала как почетная гостья, в столицу Нубии ворвались передовые отряды фараона. Большая часть людей была перебита, остальные попали в рабство, среди них была и Энир-Дая, дочь верховной жрицы храма Пустыни.

Девушка была красива и удостоилась внимания фараона, попав в царский гарем, где и познакомилась с двумя замечательными людьми. Первым стала жена фараона. Прекрасная и обожаемая мужем царица не была ревнивой и быстро разглядела в испуганной девушке силу, что однажды должна была сделать ее одной из могущественнейших. Только благодаря поддержке и просьбе царицы,

Энир-Дая попала в храм и стала одной из верховных жриц, не смотря на то, что сама являлась "живой мертвой", как египтяне называли пленников.

От фараона у жрицы родилась дочь. В великий год, когда мор напал на Египет и люди гибли тысячами, однажды утром, жрица тихо ушла на Запад, оставив на Черной Земле одинокую дочь. Говорят, девочка поклялась, глядя на прекрасное лицо матери, что однажды все изменится. Очень сильно!

— Вот так история.— Сехемхет заглянул в глаза Нефрет, — А дочка кто? Ты?

— Причем тут я?— Равнодушно пожала плечами жрица, — ты просил историю, это одна из баек нашего храма.

— А что было дальше?

— Жрицу похоронили в храмовом склепе.

— И все?

— Все!

— А фараон — это Джосер, да будет он здрав, силен и могуч?

— Наверное, а может быть. Речь идет о его отце, прошлом фараоне. Кто его разберет? Столько лет прошло.— Нефрет отвернулась, говоря это.

Она специально лгала незнакомцу, зная, что после придется просить прощение у богов за этот грех. Но что ж поделать? Ей вовсе не улыбалось, чтобы история эта дошла до ушей приближенных фараона. Глупо она сделала, что разболтала все этому красавчику. Раздраженная на себя, даже больше, чем на него, она вскочила, решив побыстрее уйти. Прежде, чем он успел ее остановить. Девушка исчезла за дверью.

Но тут ее ожидала неприятность. Луна давно скрылась в облаках, было темно, хоть глаз выколи. Где-то вдали выли шакалы. Кошмар! А рядом находилось жилище зухоса! Немного помявшись в дверях, жрица вернулась, еще более раздраженная, чем была.

Теперь она еще и вынуждена ночевать с этим парнем!

— Что случилось? — Он не смеялся над ней, наоборот, выглядел слегка виноватым,— ты так быстро скрылась, я тебя чем-то расстроил?

— Я рассердилась скорее на себя, чем на тебя,— правдиво ответила девушка, — луна ушла. Я болтала слишком долго. Шакалы воют, да и пещера Себека рядом. Придется заночевать здесь.

Она отвела глаза. В келье была лишь одна скамья, что годилась для сна. Сейчас ее занимал юноша. Впрочем, скамья была широка и без проблем могла бы вместить и ее. Но как это предложить? С огорчением, думая о сне на холодном полу, девушка взяла шелка, но Сехемхет перехватил ее руки.

— Зачем ложиться куда-то еще? Здесь лишь одна скамья годится для сна, и она вместит нас обоих. Если ты закутаешься в простыню, то будешь "надежно" защищена,— его глаза были абсолютно невинны. Глядя на него, сложно было заподозрить его в чем-то нехорошем,— только постарайся не слишком махать руками, а то раны ноют!

Нефрет колебалась недолго. Факел почти догорел, впереди длинный день, ей необходимо выспаться! Спать и так уже осталось всего несколько часов. Махнув на все рукой, она легла рядом. В конце концов, она всегда может дать ему отпор! Сон быстро сморил уставшую девушку. Из-за облаков вышла луна и осветила ложе, что они делили вместе.

Приподнявшись на локте, Сехемхет разглядывал свою спасительницу. Необычна! Черные, как ночь, волосы не обрезаны, а заплетены в тугую косу. Лишь густая челка, дань моде, падает на лоб. Бархатные ресницы скрыли зеленые глаза, что сверкают, как два изумруда, когда она злится или волнуется. Такие необычные для Египта глаза! Правильной формы нос, чуть пухлые губки и родинка, на щечке, над губой.

Нежный овал лица, слабый румянец. Кожа ровная, бархатистая. Гораздо светлее, чем у коренных жителей. Да, она явно не египтянка, хотя и родилась, скорее всего, здесь.

Под тонкой тканью, от ровного дыхания, чуть колышется высокая, упругая грудь. Ткани слишком много. Но он и так уверен — грудь идеальной формы! Хрупкие руки, плоский живот и округлые бедра. Что заканчиваются миниатюрными ступнями с крохотными пальчиками. На вид ей лет шестнадцать — семнадцать, не больше...

На ней совсем нет украшений, да и стола чистая, но давно не новая. Хороша, но, увы, бедна! Явно не дочь богатых родителей. При дворе он никогда бы не смог встретиться с такой.

Перед мысленным взором принца возникла гордая красавица За-Ашт, первая красавица Египта. Лет восемнадцати, высокая и статная. Ее волосы коротко стрижены, черные брови изогнуты, что боевые луки. Гордый профиль, черные глаза, подчас, вспыхивают гневом, а то холодно мерцают, скрывая расчетливый ум и ледяное сердце.

Нежная, смуглая кожа, упругая грудь. Ее бедра больше похожи на юношеские, чем на округлые женские. От танцев она стала гибкой и подвижной. Умело, пользуясь своей красотой и богатством родителей, первая красавица Египта стремилась устроить свою жизнь, как любая женщина в этом мире. Она пыталась выйти замуж за наследника трона! За-Ашт пыталась соблазнить его, Сехемхета!

Принц усмехнулся. Он остался холоден к чарам известной красавицы, а вот от прелести бедной жрицы просто сошел с ума. Его взгляд еще раз прошелся по ее телу и вернулся к лицу.

Осторожно, чтобы не разбудить ее, он коснулся губами лица. Сначала лба, потом уста скользнули к началу изгиба бровей. Он коснулся дуг ее бровей, запечатлел поцелуй на ее лбу, в том месте, куда, в далекой Индии, мужчины своей кровью ставят на женщине метку — жена!

Осторожно коснулся уголка глаз, не рискуя тревожить сонный покой ресниц. Скользнул губами по нежной округлости щеки вниз, до упрямого подбородка. И замер возле губ.