Египет. Легенда затерянной пирамиды

— И они сказали — она рядом...

— А ты?

— А я тогда спросил...

Все замерло внутри. Застыло сердечко, как раз в этот момент играло глупое с облачком, качаясь на солнечных лучах...

Замерло. А потом снова ухнуло вниз. Уже не от страха.... От ужаса! Он знает! Духи сказали ему, где ее искать! Что будет? Что будет?..

Она не могла бежать — у нее просто не было сил! Она не могла остаться — видеть его — мука! А что будет, если он заговорит с ней?

Сердце билось в ушах. Звук оглушал. Мешал думать. Тело оцепенело, не зная, что делать.... Не желая действовать...

Она должна бежать! Вот только: разум кричит — прочь! А ноги готовы идти лишь к нему... Что же делать.... Уйти отсюда!

Как же уйти? Он рядом! Совсем близко! Такой родной! Такой любимый! худое лицо, блеск в глазах... Голос ласкает слух, глаза не могут насмотреться...

Бежать! Бежать! Он — мой враг! Сын моего врага! Он — мой ВРАГ! Враг? Он — мой бог! Мой сон! Моя недоступная, несбывшаяся мечта о любви... Моя боль...

Хочу к нему! Хочу его! За что мне это? Я так люблю тебя... Я так тебя ненавижу!..

Муж мой, брат мой! Ты — украл у меня любовь отца... Ты — научил меня любви мужчины! Ты дал мне боль и страсть, предательство и нежность... Ты любил меня... Ты обманул меня...

Закусив губу, она позволила слезам скрыть его, затуманить очи. Отвернувшись, зажала уши, чтобы не слышать этого голоса, который снился по ночам. По подбородку потекло что-то теплое. Слизнула, с трудом разжав губы... Кровь...

Царская кровь! Такая же, наверное, течет и в его жилах. Эта кровь дает им древнюю, тщательно лелеемую силу.... Эта кровь разлучает их...

Им никогда не быть вместе! Месть... Ненависть.... Эти слова впервые потеряли для нее свою яркую окраску.... Она прошептала вслух:

— Месть!.. Я его ненавижу! Я ему отмщу...

И сама не поверила себе. Внутри было пусто и холодно. Солнце светило все так же жарко...

А на самом солнцепеке сидела маленькая женщина, дрожащая от холода, что царил у нее внутри. И не было средства, чтобы согреть ее...

Она слышала зов Имхотепа. Он звал ее: сначала вслух, затем мысленно. Но оцепенение не разжало своих когтей. Лед по-прежнему сковывал запутавшееся, несчастное сердечко...

А слезы, что катились по щекам, превращались в пар, не успеть застыть капельками льда...

* * *

А ведь она ему нравится! — Сехемхет смотрел на, испытывающего неловкость, чати. Всегда такого спокойного, такого мудрого...

Он казался принцу воплощением мужественности: был смел, как отец, но вежлив и способен на чувства.... Не стеснялся проявлять эмоции, любил посмеяться.... Всегда и везде чувствовал себя уверенно и уютно! При общении с женщинами становился неудержимо привлекательным...

И вдруг, при воспоминании о скромной жрице — покраснел!

Сехемхет тепло улыбнулся, встретившись глазами со смущенным другом и наставником. Свои заботы отступили на второй план. Внутри было что-то удивительно мягкое и доброе...

Кажется, чати нашел себе спутницу жизни... Принц искренне радовался этому...

— Ох, ну где же она? — Кенна умильно огорчился, что при его размерах выглядело очень комично!

— Я звал ее мысленно. Не знаю, почему она молчит?

— А может быть, ее...

— Не может! — Сехемхет перебил брата, — мы уезжаем, Кенна! До встречи, Имхотеп! — Он кивнул учителю, спеша увести брата до того, как он уведет возлюбленную у чати.

Первую за несколько лет...

* * *

Он метался, как тигр в клетке. Поверить ей? Все это так похоже на ловушку...

И все же! А вдруг, получится? Он собирал сведения о ней.... У нее действительно был повод мстить Джосеру. Мстить жестоко и беспощадно! Его верные слуги узнали также и о запрете, что дала ей одна из богинь. Сама девчонка, и вправду, не могла, не смела, трогать фараона...

"Джосера трогать нельзя! Нельзя! Как же! — Сет криво усмехнулся, обнажив белые клыки, — и все же? Можно ли ей верить? Она — его враг! Ее родные, испокон веков, были его врагами! Сколько раз вставали маленькие хрупкие женщины на пути его гнева, защищая людей от пустыни, от ее вихрей и бурь? Сколько раз она сама портила ему развлечение?

С другой стороны, это шанс! Шанс отплатить владыке Египта за разрушенный храм! Нет теперь на Черной Земле у бога пустыни своей территории.... Нет больше ни одного храма, возведенного в его честь...

Его жрецы, та малая часть их, что осталась от некогда могучей силы, были рассеяны по прочим храмам. Были вынуждены ютиться в вотчинах других богов. Не было больше великих статуй, с головой змеи и больших, кровавых человеческих жертвоприношений... Египтяне вообще, забыли его лик! Теперь они изображают его с головой осла!

Его культ даже не ушел в тень! Нет! Он просто перестал существовать! Да! Его боялись! Но поклоняться ему... Его жрецы и сами то, относились к своим обязанностям весьма равнодушно, а уж простой люд...

Скорее они больше боялись Себека! Какого-то зеленого, жабообразного Себека! Лягушка с зубами! Да чем он страшней? Подумаешь, съест пару — тройку балбесов...

Сет опустил голову на свернутое кольцами, чешуйчатое тело, вспоминая, как в свое время, двадцать юношей из знатных, влиятельных семей Египта, поклонявшиеся ему, заставили вздрогнуть от ужаса всю страну, принеся в жертву злому богу своих невест и себя, на алтаре последнего храма...

Крови было столько, что она, залив алтарь, покрыла пол и стены, изливаясь на улицы города. С тех пор появилось в Египте новое проклятье — "и потекут по земле кровавые реки"! По этим ручьям крови, да по жутким предсмертным крикам, ничего не подозревавших девушек, которых лишали девственности на алтаре, а затем убивали, особым ритуальным ножом вырезая сердце, их и нашли люди...

Вызвали фараона...

Джосер! Этот наглый царек осмелился призвать гнев богов на его храм!

Он разнес его...

Молнии били два дня и две ночи, выбивая глубокую яму в сожженной земле...

Сет вздохнул. Поднял голову и осмотрелся. Яркое солнце слепило глаза, но он не видел этого. Он видел, как по просьбе фараона, Имхотеп призвал Геба, и бог земли сровнял проклятую яму, завалив ее камнями...

Видел, как на камни выливали святую воду, что три раза омыла священную статую Амон-Ра, а земля стонала и кричала от боли, избавляясь от последних воспоминаний о храме бога пустыни...

Бога зла...

Мимо промчалось стадо антилоп. Сет лениво смотрел на них, прикидывая: подкрепиться или подождать кого покрупнее? Стадо унеслось прочь, поднимая клубы пыли, спеша в саванны. А змея, закрыв глаза, продолжила размышления.

Солнце накалило черно-зеленую чешую, заставляя божество вздрагивать от удовольствия. Мысли вернулись к предложению жрицы.

Да, все это похоже на ловушку! Явиться на Хеб-Сед, где незримо, так или иначе, будут присутствовать все светлые боги...

Это может плохо закончиться! С другой стороны, она права — если кто-то из братьев или сестер, начнет задавать вопросы, он может ответить, что явился на зов. Он ведь, тоже является покровителем царской власти! И то же должен дать согласие на правление фараона еще, как минимум, на 20 — 30 лет...

Да и амулет, отводящий глаза и нейтрализующий его силу...

С одной стороны — он будет слаб, как мышонок, пока проклятая штуковина будет жечь его грудь. С другой стороны — он станет невидим для сил света, когда нейтрализует свои силы.

Да и способ убийства интересен...

Нет! Самому Сету были более приятны кровавые, жестокие преступления, но...

Как не восхититься изяществом и коварством замысла? Ведь и правда, крови Сета, что является братом Осириса и, дедом — прадедом (двоюродным), всем фараонам, сродни царской. Ее никто не почувствует в жилах Джосера! Даже Сахмет!

С другой стороны, его кровь — яд для всего живого! И Фараон умрет, отравленный ядом...

И никто: ни боги, ни люди, не смогут спасти жертву! Не смогут наказать виновных!

Сет зажмурился от удовольствия, представляя себе ужас и недоумение остальных богов. Да! Он сделает это! Он поверит ей, и они провернут эту великолепно задуманную месть!

Огромная змея ударила хвостом, распрямляясь, и сравняла с землей ближайший бархан, размером с богатый дом.

Он почувствовал голод. Довольный собой, 20 — метровый монстр скользнул по песку, направляясь в саванну с намерением навести страха на окружающие земли, и досадить одной навязчивой богине.

Сегодня! — решил Сет, — я пообедаю парочкой львов! Пусть содрогнется львиноголовая Сахмет, защитница царской семьи...

ГЛАВА 15.

— Итоги? — Имхотеп устало оперся на собственное колено, садясь на низенький стульчик. Рябило в глазах.... Ныла спина.... Он привел в порядок больше двадцати человек...

Нефрет еще не могла резать, просто не знала всех тонкостей. Она занималась подготовкой к операциям, да снимала шок у тех, кого не смогли удержать жрецы...

Сейчас она была практически без сознания. Али отправил с ней своего возницу. Огромный немой раб — ливиец подхватил легкую, как пушинка, девчонку, которая от этого взлета потеряла сознание, на руки. Кивнул, и понес ее, ступая почти на цыпочках, дабы, по приказу Имхотепа, "не трясти!", ценную ношу, в кельи, что располагались за основными помещениями. Там он отдаст ее жрицам...

— Сколько? Чего? Как? — Язык еле двигался. Невыносимо хотелось спать. Имхотеп взял кубок, наполненный подогретым вином с медом и пряностями. Глотнул, ощутив, как божественный напиток бежит по желудку, и тепло разливается по жилам.

— Десять человек погибли. Еще трое, скорее всего, не доживут до утра. — Али глотнул пива из кружки, смочив горло, — ранено около семидесяти человек. Но 20 — 25 легко. Ходят сами. Их отпустили по домам, выдав зерна, как компенсацию за ранения...

— Имена умерших записаны здесь, — Маруд вступил в разговор, кладя перед патроном пергамент с именами и адресами. — Мы готовим прошение фараону на выделение скота для семей погибших...

— Да, — кивнул чати, — я поговорю с фараоном. Что ж, ребята! Это не первый несчастный случай у нас. Все вели себя замечательно! Но, вы и сами это знаете. Оба вы — молодцы! Я счастлив, видеть вас своими помощниками! Али — виновные?

— Нет. Рычаг был в норме, дерево хорошо вымочено, я проверил. Просто перестарались ребята, вот и...

— Да...

— Да уж!

— Что ж.... За умерших, как и договорились, отвечает Маруд.

— Понял.

— Раненных, Али.... Поставь-ка ты того мужичка, что принес мне мой лекарский сундучок. Пожалуй, стоит его выделить.... У него есть талант, знания и желание учиться и работать. Надо это отметить! Назначь его ответственным, пусть каждый вечер дает тебе отчет, ну.... Как обычно, ты знаешь.

— Знаю, патрон.

— Вот. Посмотрим, глядишь, получится толк из парня! Еще вопросы на сегодня?

— Как завтра работаем?

— Как обычно. Пострадавших нужно заменить, так что с утра я дам приказ и надсмотрщики пойдут по деревням. С теми, у кого срок кончается в ближайшие три дня — договориться. До прихода новой партии, со стройки никого не отпускать! Чтобы не роптали, вечерком выдайте им пару раз пива. Немного... Приблизительно, по две кружки на человека.... да! Так будет нормально! Маруд — отвечаешь.

— Да, господин.

— Ну, все, ребята. — Имхотеп встал, — я — домой. Завтра буду к обеду, не раньше, зайду на больных глянуть. А сейчас — спать! Еле стою...

— Ну, так и то сказать, с утра лечите! — Маруд с уважением посмотрел на прямую, гордую осанку чати. Сам мужчина еле передвигал ноги, и при мысли о необходимости идти до палатки, чувствовал гнев на всех и вся!

— Маруд! — Чати обернулся уже у выхода, — завтра пусть заканчивают с этим углом. Ответственным назначишь этого Азима. Если что — я с него шкуру спущу! У него уже два раза группа страдает. То ли он неопытный, то ли зло на нем.... В общем. Если будет третий прокол — гони в шею!

— Да, господин.

— Ты запомни и проконтролируй!

— Хорошо, господин!

Колесница неслась по дороге. В быстро наступающих сумерках, казалось, что кони пытаются убежать от ночи...

Мемфис приветливо светится огнями. Поворот, и кони пошли медленнее. Улица, поворот, улица... Они приближались к богатым кварталам. Уже был виден дом...

Кони перешли на шаг. Имхотеп кивнул вознице, спрыгнул и вошел в дом. У входа его встречала Маруфа. Старая домоправительница, что-то вечно то ли причитавшая, то ли ворчавшая, она помнила его еще мальчишкой. Занятый своими мыслями, чати не прислушивался к ее привычному ворчанию

— Перестань, Маруфа! Для меня что-нибудь есть?

— Есть, есть! Конечно! Сразу же за дела! Да на тебе же лица нет! Иди помойся! у меня все горячее. поешь. отдохнешь, дела подождут! Я уже девочкам сказала, чтоб тебя сегодня отмяли, приласкали...

— Прекрати! Я что, просил девочек? Я спросил, есть ли для меня послания!

— Ах, ах! Есть послания! Поешь — дам! И что значит — ты не просил девочек? Хочешь мальчиков? Побойся богов! Где я тебе в такой час найду чистых мальчиков? Разве что.... Есть у меня парочка! Для себя берегла. Молоденькие, лет по шестнадцать — семнадцать! Хорошенькие — словно дети. Мальчики — закачаешься! Для себя берегла, для дня рождения. Но тебе, так и быть, уступлю их.... На одну ночку!

Имхотеп, уже снявший одежду и входящий в комнату омоновений, остановился на пороге. С минуту он смотрел, как старуха, плавно двигавшаяся, не смотря на возраст и приличный вес, собирает его белье, готовит чистую одежду, распоряжается накрытием на стол...

"Как она умудряется все успевать? За всем следить?.."

— Ты, что это, Маруфа? На комплимент напрашиваешься? Какие девочки? Какие мальчики? — Чати озорно улыбнулся, хотя улыбка вышла скорее усталой, — ТЫ — была и остаешься моей мечтой! И не заговаривай мне зубы! Если я и возьму кого-то в эту ночь, то только такую красавицу, как ты! На остальных у меня просто не...

— Замолчи! — перебила его женщина, замахав руками: так хозяйки отгоняют кур, — не смей говорить мне гадостей, разбойник!

— А! Ты мне — можешь, а я тебе — нет?

— Вот именно! Марш мыться!

— Есть, мой генерал! — Он побрел в ванную.

Сев на специально сделанный стульчик, вкопанный посреди комнаты, он поставил ноги в таз с горячей водой и. чувствуя, как нежные руки рабыни — банщицы принялись тереть губкой тело, расслабился, отдавшись наслаждению.

Увы! Его мысли, что во время поездки домой, уцепились за ответы духов, так и ходили по кругу.... Имхотеп думал...

О духах и их ответах. О странных неудачах на стройке, за последний месяц. О раненных. О Сехемхете. О лике Сахмет, на лице его девочки...

Имхотеп сидел за столом. Горели свечи. Остывал чай. Он очень устал. Был воистину — сумасшедший день.

Но сон почему-то бежал от усталых, слезящихся глаз. И, промаявшись полночи, чати встал. Сейчас перед ним лежал свиток.

Его труд.

Его работа.

Медицинский трактат.

Чати начал писать его давно. Где-то на втором или третьем году строительства. Тогда было очень много травматических случаев. Почитай, каждый день, кто-нибудь да ломался, ушибался, куда-то засовывал пальцы...