Случай из практики. Караванная тропа

— Слишком принципиальный? — вспомнил я молодого капитана.

— Не то слово. Упрямый вдобавок. И с начальством не всегда ладит. Вернее, всегда не ладит. Но, — добавила Фергия, — поскольку он вхож к Его величеству, то все эти скандалы, интриги и прочее подобное — игра на публику. Ему просто хочется заниматься настоящим делом, а не кабинетной работой. Она, конечно, тоже нужна, но далеко не все к ней расположены. Отец хорош на своем месте, и Его величество это знает. Может, с годами и заставит его принять генеральский чин, но, думаю, это случится еще не скоро. Подозреваю, в собственный начальственный кабинет отца придется заносить на носилках, своими ногами он не пойдет.

— А вы с ним... гм... в хороших отношениях? — осторожно спросил я, пытаясь сопоставить возраст Фергии и Лауриня. Выходила какая-то ерунда, если честно.

— Учитывая, что он узнал о моем существовании, только когда мне сравнялось десять... В неплохих, — ухмыльнулась Фергия, и я невольно посочувствовал капитану. То есть уже полковнику. Не хотелось даже представлять, каким она была подростком...

— Наверно, ему непросто оказалось завоевать авторитет в ваших глазах, — закинул я пробный камень.

— Еще бы, — на этот раз она улыбнулась по-доброму. — Времени на это не было: то мама хватала его и утаскивала на очередное дело, то у него приключалось собственное задание. Нет, правда, он хотел познакомиться со мной поближе, но никак не выходило, с такой-то занятостью! Вдобавок, дед его не слишком жаловал и не особенно приветствовал наше общение...

— Господин Нарен, значит, тоже жив и находится в добром здравии?

Я не был с ним не знаком, но слышал достаточно.

— Да он всех нас, вместе взятых, переживет, — махнула рукой Фергия. — О чем бишь я? А! Со всеми этими заботами нормально пообщаться у нас с отцом вышло только через два года. Нет, вру, чуть поменьше. Но это уже мелочи.

— И как же? Семейный ужин? Или...

— Или, — она села, обняла колени и уткнулась в них подбородком. — Вспомнить смешно. Маму тогда срочно вызвали по делу, она умчалась до рассвета. А я поругалась с дедом: он снова отчитал меня за то, что ленюсь... Неважно! Главное, я обиделась — это у подростков очень легко случается — и сбежала из дома.

— Что, решили ехать за матушкой? Или пробираться на север? — предположил я.

— Да не помню уже. Наверно, второе, потому что где бы я стала искать маму? А корабли — вот они, в порту. Да, точно, туда я и пошла. И не смотрите на меня так, Вейриш, я бы не пропала! — усмехнулась Фергия. — Деньги у меня были, а что до прочего...

— Вы маг, — вздохнул я. — Думаю, на обычных людей ваших сил хватило бы и тогда?

— Именно. И драться я умею, все же выросла на островах, а там такое в порядке вещей. Наоборот, удивятся, если девчонка не сможет дать сдачи!

— И что было дальше? — мне действительно было любопытно, и я старался не спугнуть это ощущение.

— Я шла, шла... — задумчиво проговорила Фергия, повернулась и уставилась в костер. — Конечно, поначалу хлюпала носом, потом обозлилась, потом устала и опять расклеилась... Дошла до моста, а там, представьте себе, наткнулась на отца.

— Вот так, случайно? — не поверил я.

— Ну да. То есть не совсем. Он всегда ездил по этому мосту к нам, — пояснила она. — И в этот раз, наверно, собирался. Только не знал, что мама-то уехала, она же ему не докладывается. Я его увидела, когда он цветы у уличной торговки покупал.

Я промолчал.

— Мама всегда ругается, — добавила она и довольно похоже передразнила ворчливый тон Флоссии: — "Лауринь, опять вы приволокли какой-то веник! Положите его куда-нибудь на шкаф, чтобы глаза не мозолил..." А потом уносит к себе в комнату и не выбрасывает, пока цветы совсем не завянут. Ну а поскольку она маг, то...

— То в ее комнатах настоящий зимний сад, — заключил я.

— Вроде того, — улыбнулась Фергия. — Так вот, он стоял и выбирал цветы, потом заплатил, повернулся и увидел меня. А вы представьте, как хороша я была: растрепанная, зареванная, с красным носом, в порванной одежде в кровавых пятнах — в окно же выбиралась, со второго этажа, вот и зацепилась рукавом и порядком ободралась...

— Да он, наверно, решил, что у вас беда случилась!

— Скорее, что я кого-нибудь нечаянно убила или покалечила, — мрачно сказала она. — Словом... Ох, ладно, неловко об этом рассказывать...

— Заканчивайте уж, если начали.

— Да уже всё, Вейриш. Отец сунул цветы своем денщику, сгреб меня в охапку, ни о чем не спрашивая, посадил в седло и повез к себе. По пути вытер мне сопли, успокоил и вытряс заверение, что все живы, а со мной ничего страшного не случилось... Ну, вы понимаете... — Фергия вздохнула. — Вот так мы с ним и познакомились по-настоящему. Дед был в ярости!

— Почему это? — удивился я. — Ах да, вы же сказали, что он Лауриня не слишком... приветствовал.

— Да не поэтому! Я же пропала, он искал меня, искал, да так и не нашел. А я все это время была совсем рядом, рукой подать, — ухмыльнулась она. — Просто он сам меня учил закрываться от магической слежки, а ругал именно за то, что мне это плохо удается. Так вот, от злости всё получилось лучше некуда! Ну а я, повторюсь, несколько дней прожила с отцом. Он даже службу оставил, сказался больным. Всего несколько раз ездил в управление, по самым срочным делам, а так — сидел со мной. Много мне рассказал... такого, о чем мама не упоминала.

— Почему же?

— По-моему, стеснялась, — прямо заявила Фергия. — А может, считала, что мне еще рано об этом знать. То есть я была в курсе истории их знакомства и прочего, но в самых общих чертах, а вот детали... Детали, Вейриш, решают всё.

Она помолчала, поворошила длинной веткой в костре и закончила:

— Мама вернулась через неделю, когда дед уже поднял на уши весь Арастен.

— А что, заглянуть к Лауриню он не догадался?

— Догадался, конечно, но я же сказала, что удачно замаскировалась. А заглянуть под кровать или хотя бы потыкать туда палкой дед не сообразил, — ухмыльнулась она. — А когда явилась мама... Вы представляете, как она выглядит после долгой дороги слякотной осенью?

— Я видел ее только зимой, но могу вообразить, — подумав, ответил я.

— Ну вот. Поскольку предупреждениями она себя никогда не утруждает, а папины денщики с адъютантами боятся ее, как огня, то она ввалилась в дом, оставляя за собой лужи и комья грязи и с порога грянула: "Лауринь, опять болеете? Сколько можно! Вы вообще в курсе, что у нас дочь пропала?"

Я невольно начал фыркать, потому что картина предстала передо мной, как наяву.

— Папа изобразил ужас, но актер из него никудышный, — продолжала Фергия, а я отметил, что она вдруг перешла с нейтрального "отец" на домашнее "папа". — Вернее, перед начальством он прикидываться умеет, но с мамой это не работает. Поэтому она оценила выражение его лица, огляделась и велела: "Вылезай из шкафа, мерзавка! За побег наказывать не стану".

— Ничего себе у вас отношения!

— С мамой у нас прекрасные отношения, — заверила она. — Если она сказала, что не будет наказывать, значит не будет.

— За побег, — уточнил я.

— Да. За все остальное влетело, но так... умеренно. И, по правде сказать, — добавила Фергия, — теперь я думаю, что они всё это подстроили.

— Ваши родители?

— Нет, мама с дедом. Говорю же, из папы плохой актер, поэтому его разыграли втемную... как обычно, — вздохнула она. — Ну очень уж вовремя мама уехала, никого не поставив в известность, у нас с дедом случился скандал... Ну а поскольку папу они оба отлично знают, то могли предположить: он, скорее всего, станет дожидаться маму, чтобы разобраться во всем на свежую голову. В одиночку против деда он выступить не рискнет, так что вряд ли бы повез меня домой. Вот и всё.

— Думаете, Лауринь не догадался?

— Во всяком случае, не сразу, — подумав, ответила Фергия. — Я ведь не играла, он это видел. Так что меня тоже подставили!

— А с какой целью? — поинтересовался я.

— Мама потом как-то обмолвилась, что папа по-настоящему раскрывается только в критических ситуациях. Так-то он с виду сухарь-сухарем, доброго слова не дождешься, — хмыкнула она. — Но когда ему в объятия упала заплаканная измученная дочь, которая не иначе как сбежала от врагов, и которая прежде с ним разве что здоровалась, и то не всякий раз... Если это не критическая ситуация, тогда что? Вот он и делал, что мог. И, должна отметить, мама права: папа на людях и наедине с кем-то из нас — два совершенно разных человека. И второго я бы, может, никогда и не узнала, если бы не это представление...

— Манипуляторы, — заключил я. — Что ваш прадед, что матушка. А вы в кого больше удались? В них или в отца?

Я не стал уточнять, что интересуюсь этим ради собственной безопасности. Иметь соседкой Фергию Нарен, судя по всему, то же самое, что жить на вулкане, так что лучше разузнать побольше о его нраве — вдруг удастся предсказать извержение и вовремя убраться подальше?

— Сложно сказать. Дед ворчит, что в него, такая же упрямая. Но они с мамой ничуть не лучше, так что наверняка не скажешь. Магией-то, ясное дело, в них...

Фергия вдруг осеклась и замерла, сделав мне знак молчать и прислушиваясь. Потом сказала:

— Вы вот спросили: как он завоевывал авторитет в моих глазах. Но все дело в том, Вейриш, что как раз это мне не было нужно. Мне и без того хватало авторитетов, причем доказанных: мама и дед всегда рядом!

— Тогда чего же они добивались?

— Я думаю, хотели, чтобы у меня перед глазами был пример человека, который умеет любить, — просто ответила она. — По-настоящему.

— Не хотите же вы сказать, что они...

— О нет, нет! — Фергия замахала руками. — Конечно, мама и дед меня любят! И друг друга тоже, и папу... но по-своему. С оговорками, не безрассудно и безоглядно.

— Даже вас? — не поверил я.

— Наверно, — пожала она плечами. — Иначе попросту не умеют. И даже то, на что способны, не умеют выразить! Вот вы часто говорите Аю, что любите ее?

— Постоянно, — ответил я. — Есть мнение, что от частого употребления слова истираются и теряют первоначальное значение, но я в это не верю. И Аю не верит. Тоже говорит. Пока не могла сказать — показывала жестами...

— Ну вот. Это важно, — серьезно сказала она. — И это далеко не всем дано, поверьте.

— Любить или говорить об этом?

— И то, и другое. Со вторым, как ни странно, у многих сложнее, чем с первым. Я никогда не слышала, как мама говорит, что любит папу, хотя это так, сложно не заметить, если знаешь ее много лет. Даже когда задавала ей прямой вопрос, она всегда уходила от ответа, — произнесла Фергия. — Не знаю, может, наедине она может такое шепнуть, и то сомневаюсь... Чувство есть, а слов нет, такая вот напасть!

— Хуже, когда наоборот, — заметил я.

— Верно, встречались мне любители плести словесные кружева. Наверно, не одна глупая бабочка угодила в эти сети, да только я не из таких, — улыбнулась она.

— Да уж, вы тот еще шершень...

— Вы мне льстите, Вейриш, — усмехнулась она. — Это теперь, а в ранней юности я вполне могла бы попасться, был случай... Наверно, меня уберегло именно то, что я хорошо знала, как звучит искреннее признание, пускай и неуклюжее.

Воцарилась тишина, только сухие ветки потрескивали в костре. Скоро уже они должны были прогореть.

— Зачем вы мне всё это рассказываете? — спросил я, когда пауза сделалась гнетущей.

— Вам? Что вы, Вейриш, — покачала головой Фергия. — Я говорила вовсе не для вас.

— А для кого?

— Для того, кто ждет в темноте, — ответила она. — Не желает подойти к огню, но жадно слушает истории о чужой любви. Ну же, покажись, незнакомец! Мы не причиним тебе вреда, если ты не нападешь первым!

Клянусь, рубаха на спине у меня сделалась мокрой от холодной испарины, когда черный песок, который Фергия заботливо собрала в одну кучу, волшебным образом отделив от обычного, вдруг взвихрился, хотя ветер почти утих.

Черный смерч, прекрасно различимый на фоне звездного неба, подсвеченный костром, завис напротив нас, покачиваясь на месте.

— Кто ты? — негромко спросила Фергия. — Я — Фергия, это Вейриш. А тебя как зовут?

Я не успел ее остановить: опасно называть имена таким созданиям! Впрочем... таким — это каким? Я не мог сообразить, что передо мной такое, хотя, казалось бы, многое слышал о чудесах пустыни. Хуже того, я не ощущал магии неведомого существа... или лучше было назвать его явлением?

— Ты, наверно, не в состоянии говорить, когда пребываешь в таком виде? — продолжала Фергия. — Так может, примешь человеческий облик? Я слышала, духи пустыни способны на это, а ведь ты один из них, верно?

"Джаннай? Неужели они действительно существуют?" — мелькнуло в голове.

— Ночь уже перевалила за середину, — сказала Фергия. — Третья ночь. Ты знаешь, что случится на ее исходе, верно?

Если это действительно джаннай, и если древние законы все еще действуют, он должен будет убить нас, чтобы остаться в живых, иначе поутру от него останется лишь горстка песка. Вдвоем мы, наверно, справимся с ним, но чего это будет стоить?

— Я не хочу сражаться с тобой, — произнесла Фергия, неотрывно глядя на черный вихрь. — Лучше присядь у нашего костра и расскажи свою историю. Может, вместе мы придумаем, как тебе помочь?

На мое счастье, я снова лишился дара речи, а потому молча наблюдал за тем, как смерч, поколебавшись (в прямом смысле слова), вдруг начинает двигаться все быстрее и быстрее, и при этом уменьшаться, уплотняться, и так до тех пор, пока на его месте не очутилась... Женщина.

О, что это была за женщина! Наверно, в два моих роста высотой, если не больше, и соответствующего сложения, с кожей иссиня-черной, гладкой и блестящей, с непокорной гривой смоляных кудрей, перевитых золотыми цепочками, с огромными глазами, темными, как ночь, горячими, как сама страсть, с губами полными и алыми, и наверняка сладкими, как те самые злосчастные сливы из волшебного сада... Одежды на ней не оказалось, лишь золотые украшения: массивное ожерелье закрывало грудь, широкий наборный пояс обвивал талию, унизанные самоцветами цепочки свисали с него на бедра. На руках и щиколотках звенели браслеты, в ушах покачивались серьги с рубинами размером с кулак, на пальцах с длинными ногтями (а вернее сказать, когтями) сверкали перстни...

А еще она была ослепительно красива. Нечеловеческой, невозможной красотой, при виде которой нестерпимый жар желания охватывал всё тело, словно жидкий огонь струился по жилам, и...

Я ощутил мощный удар локтем под ребра и очнулся. Желание никуда не делось, но мне худо-бедно удалось с ним совладать, зато теперь внутри сжимался ледяной комок страха. И это у меня, а я все-таки дракон! Не представляю, как джанная действовала на обычных людей...

— Присядь же и раздели с нами трапезу, — преспокойно сказала Фергия, будто явления таких существ случались в ее краях по три раза на дню и еще разок на ночь, перед сном, — если, конечно, ты способна вкушать нашу пищу.