Случай из практики. Караванная тропа

— А ведьма? Вдруг она из работников кровь выпьет?

"Фергия выпьет, это уж точно, — невольно подумал я. — И все жилы вытянет, если чего-то возжелает. Это у них семейное".

— К ней хромой Каддаш с сыновьями нанялся, — тут же сообщила торговка горячими лепешками. — Я видела, как они утром поехали.

— Вернутся ли... — жалостливо протянула еще одна.

— А что им терять? Сама знаешь, их никто не берет, так не с голоду же умирать?

— У ведьмы они, может, не с голоду умрут...

— Зато быстро!

— А если она их околдует и заставит себе служить?

— Всё лучше, чем побираться!

Спор этот грозил затянуться надолго, и я двинулся дальше. Хромого Каддаша я знал: он был неплохим строителем, сыновья тянулись за ним следом, работы хватало... Только три года назад один наниматель подумал, что Каддаш слишком многого требует, и закупил веревки похуже. А может, он и ни при чем, а его управляющий решил положить разницу в цене себе в карман.

Каддаш пробовал спорить, но какое там! Ему велено было или работать, или вернуть задаток и убираться. Он поколебался и решил рискнуть — очень уж были нужны деньги. И вроде всё шло неплохо, но... В один несчастливый день веревки все-таки не выдержали, и каменный блок сорвался. Остаться бы Каддашу без старшего сына, но он успел оттолкнуть юношу. Самому не хватило совсем немного, чтобы увернуться от опасности, и камень раздробил Каддашу обе ноги. Одну пришлось отнять, и теперь Каддаш ковылял на искусно вырезанной деревяшке.

Наниматель предложил ему денег за увечье, но Каддаш отказался. И достраивать дом — какой дом, настоящий дворец! — тоже не пожелал и сыновьям запретил. Вот это он сделал зря: стряпчие мигом доказали, что Каддаш сам виноват в падении камня, веревки покупали точно такие, как он сказал, стало быть, он и не уследил, с него весь спрос! А раз он не желает заканчивать дело, придется ему вернуть-таки уже уплаченное...

Я тогда передал для него деньги, потому что вернуть всю сумму Каддаш сумел бы, разве что продав всех своих детей и внуков в рабство. С тех пор он и его семейство перебивались случайными заработками: никто из богатых и знатных не желал нанимать Каддаша. Должно быть, тот наниматель шепнул, кому следует: у него уже в десятый раз за эти три года обвалился балкон, доделанный другими мастерами, и он был крайне зол. А может, люди просто не хотели связываться с неудачливым работником.

В Адмаре есть поверье: если к кому-то привязалась беда, от нее до самой смерти не отделаешься, если только совершишь что-нибудь... не подвиг, подвиги только легендарным воинам по силам, но хотя бы достойный поступок. Хуже того, эта беда может перебраться к кому-то, кто станет иметь дело с "зараженным", а потому лучше с такими не связываться.

Может, Каддаш взялся перестраивать проклятый дом, чтобы избавиться от этого клейма? Так-то на нем с сыновьями ничего не было, никаких проклятий, кроме всякой бытовой ерунды, которая на каждом гроздьями висит. Я сам проверял и мог с уверенностью сказать, что Каддаш ничем не отличается от остальных работников, не считая его увечья, вот только поди докажи это людям! Молва сильнее...

Не сомневаюсь, Фергия успела разузнать эту историю, однако не думаю, будто Каддаша она наняла из одной лишь жалости. Во-первых, никто больше не соглашался идти к ней (если здешние чего-то боятся, их хоть золотом осыпь, не возьмутся либо потребуют столько, что и рашудан не заплатит), а во-вторых, он наверняка назвал справедливую цену. Куда уж ему заламывать неслыханно, с его-то дурной славой! Ну а Фергия, судя по всему, как ее мать с прадедом, прижимистая и деньгами швыряться не любит. Вон, даже землю не на свои купила!

Я поинтересовался между прочим, сколько чужеземная шади отдала за землю, и протяжно присвистнул. Мне тут же поведали, что торг с вдовой Маддариша шел с утра почти до заката (наврали, конечно, максимум пару часов), что та юлила, как могла, отказывалась продавать землю, но белая ведьма позвала свидетелей (из числа зевак, скорее всего, причем заранее прикормленных). Тут же выяснилось, что весь Адмар знает об уговоре: если кто выдержит три ночи в проклятом доме, тот сможет его купить! А уж если слово сказано при всех, то деваться некуда, это и судья подтвердит. Фергия в запале (а вернее того, весьма расчетливо) предложила обратиться к нему, и тут уж вдова сдала назад. Оно, конечно, Фергия — чужестранка, а старуха (хотя какая она старуха, ей пятидесяти нет!) — здешняя, однако...

История с ее мужем вышла темная, и как знать, не она ли сама сговорилась с джаннаем, чтобы убить Маддариша и завладеть его деньгами? Недаром больше замуж не вышла, хотя могла бы найти отчаянного, который позарился бы на богатство! Вдруг это ее наказание за то, что мужа извела? Наболтать можно такого... Впрочем, об этом тридцать лет говорили, уже языки стерли!

Вдова сейчас уважаемая женщина, в ее амму ходят богатые люди, но мигом перестанут, если поползут новые слухи. Кому же хочется лишаться заработка? От денег мужа, что ей достались, вряд ли осталось много — и брат вдовы поживился, и племянникам досталось, — и как прикажете жить, если привыкла к достатку, но вдруг лишишься его? С голоду брат умереть не даст, но вряд ли станет баловать, как своих жён и дочерей...

Не сомневаюсь, вдова всё это прекрасно понимала, а если не понимала, Фергия ей доступно объяснила. И, к слову, потребовала вычесть из стоимости сделки плату за свои услуги по изгнанию джанная. Надо ли говорить, что плата эта почти равнялась цене земли с домом?

Как проверить, убрался ли джаннай прочь? Легко — пусть кто-нибудь, хоть сама вдова, пойдет, заночует в доме и убедится, что никакой опасности больше нет! Желающих отчего-то не сыскалось.

Одним словом, в итоге они сторговались на вполне справедливой сумме: и вдова умерила аппетиты, и Фергия смилостивилась и опустила цену на свою услугу. И, повторюсь, расплатилась золотом джаннаи. Надеюсь, хотя бы не фальшивым, а то знаю я эти фокусы: от настоящего не отличишь, только через сутки оно превратится в глину, и скандал выйдет феерический! Впрочем, Фергия не вчера родилась, должна была предусмотреть такую возможность: духи склонны к шуткам дурного пошиба, так неужели она не слышала об этом? Если нет, тогда...

Впрочем, я отогнал эти мысли и поинтересовался, наняла ли Фергия-шади слуг. Оказалось, нет, хотя и пыталась. Идти в услужение в такое место никто не пожелал, а она не слишком-то уговаривала.

В ближайшее время Фергия вполне обойдется и так, подумал я. У нее всего одна лошадь... и верблюд, да, и за обоими не нужно слишком тщательно ухаживать. Она умеет готовить, а что еще нужно? Вряд ли она привыкла, чтобы десяток служанок готовили ей ванну, мыли, умащивали кожу душистыми маслами, одевали и причесывали... А если Фергии вдруг захочется смыть с себя песок как следует, а не из кувшина, то она, уверен, наведается в мое поместье. Или даже в амму вдовы Маддариша — отчего бы и нет?

— Доброго тебе дня, Вейриш-шодан, — окликнул меня знакомый голос, и я подавил желание сделать вид, будто оглох.

— И тебе доброго дня, Оталь-шодан, — отозвался я. — Хорошо ли идут твои дела?

— Хвала богам, не хуже прежнего, — привычно ответил торговца. В глазах его я видел немой вопрос, и наконец он прозвучал: — Скажи, Вейриш-шодан, удалось ли тебе сделать то, о чем я нижайше просил тебя?

— Нет, Оталь-шодан, — признался я, чувствуя себя хуже, чем живой червяк на раскаленной сковородке. — Я не смог выполнить твою просьбу.

Тут мне пришла в голову отличная мысль, и я добавил:

— Моя жена сказала, пока нельзя отправляться.

— А-а-а... — покачал он головой, и морщины на его лице немного разгладились. — Должно быть, это из-за джанная?

— И я так думаю, Оталь-шодан, да ведь она никогда не говорит наверняка, что именно видит! Но не хотелось бы мне столкнуться с обозленным джаннаем...

— Никому такого не пожелаю, — согласился торговец, подумал и предположил: — Что, если и караван... тоже он?

— Ты ведь не верил в это, Оталь-шодан.

— Так-то оно так, Вейриш-шодан, но когда творятся такие дела... — он покачал головой, и перо белой цапли на его тарбане поникло.

— Думаешь, он оголодал или заскучал, а потому решил поживиться? Почему тогда не в городе, не в поместьях, а...

— Хищники не охотятся возле самого своего логова, — напомнил мне Оталь. — Быть может, это совпадение, но...

— Как только путь будет свободен, я постараюсь найти следы, — заверил я, мы раскланялись и разошлись в разные стороны.

Как я мог забыть про этот треклятый караван? Давно бы уже слетал и поискал следы! А теперь... В песках они быстро исчезают, так что мне предстоит покружить над пустым местом и убраться прочь несолоно хлебавши. Правда, тогда я хотя бы смогу честно сказать Оталю, что ничего и никого не нашел. Попробую, конечно, поискать его племянника на расстоянии, но очень сомневаюсь, что вышитый платок мне поможет. Была бы на нем кровь — другое дело, а так затея почти безнадежна.

Я решительно отогнал идею попросить о помощи Фергию и повернул в другую сторону. Мне ничего не было нужно на базаре, кроме сплетен, но самое интересное я уже узнал, и пора было возвращаться.

Вечером я отправил Ариша к Фергии с гостинцами, но тот вернулся и только развел руками: сказал, его и близко к дому не подпустили, он ничего не успел рассмотреть, только слышал стук молотков и какой-то грохот. Хозяйка перехватила Ариша на дальних подступах ("Охрану уже наладила, а может, джанная сторожит", — решил я), велела передать благодарность за подарки и записку.

"Вейриш, — было написано на обороте какого-то чертежа, — я вам крайне признательна за то, что согласились скоротать вечерок у костра, но не суйте любопытный нос в мое поместье, пока не приглашу! Не люблю показывать что-то недоделанное, будь то незаконченное дело или недостроенный дом. А если попробуете посмотреть сверху, то знайте — ничего не выйдет, наша общая подруга постаралась. Я-то думала просто сбить вас каким-нибудь заклятием помощнее — не насмерть, а так, чтобы крыло повредить, — но она предложила лучший выход. Поэтому потерпите. Скоро я отпущу рабочих, и весь Адмар узнает, что тут творится!"

— Сбить, значит... — пробормотал я, скомкав записку. — Не насмерть, значит... После всего, что я для нее сделал!

— Что сделал Эйш? — полюбопытствовала Аю, как обычно, неслышно подкравшись со спины.

"А и правда, что? — задался я вопросом. — Приютил Фергию на одну ночь и вел себя, как предписывают правила гостеприимства? Проводил на базар? Она и без меня бы не пропала! Вот ночное бдение было хуже, но... Уверен, она тоже бы что-нибудь придумала! Зачаровала бы какого-нибудь нищего, напоила и рассказывала семейные истории ему, а не мне, вот и всё. Таким образом, Вейриш, ты осёл, как тебя обзывает Фиридиз, когда думает, что ты не слышишь..."

— Ничего полезного, — заверил я. — И это меня гнетет... Знаешь, мне нужно размять крылья.

— Пускай Эйш не летает к дому Фергии, — предостерегла она.

— Ты откуда знаешь, что она запретила? Увидела?

— Конечно, — кивнула Аю. — Там стена. Нет, не стена... Вот так!

Она взяла камешек, пиалу, из которой я цедил остывший ойф и перевернула ее вверх дном. Что ж, понятно... Дом закрыт барьером, и увидеть никто посторонний ничего не сумеет. Ариш вон упоминал, что даже рощицу не рассмотрел, а ведь должен был!

— Туда не полечу, — заверил я. — Мне нужно совсем в другую сторону. Сегодня в небе всё спокойно?

Аю кивнула, и я расслабился, но тут же собрался. Нужно выяснить, наконец, что случилось с караваном Оталя!

— И пусть Эйш не лжет, — сказала вдруг Аю.

— О чем ты?

— Эйш сказал неправду торговцу. Аю не говорила, что искать караван опасно.

— Откуда ты...

Я осекся. Наверняка Ариш разболтал: он к Аю очень привязан, а потому добровольно исполняет роль шпиона при моей особе.

— Сам знаю, что скверно вышло, — произнес я. — Но я забыл о просьбе Оталя, веришь? Нельзя же было сказать ему это в лицо...

— Пускай Эйш заранее придумывает складную ложь, но только о себе самом, — жестко сказала она. — Аю не желает, чтобы Эйш использовал ее имя для обмана.

— Я не буду больше, — пообещал я, как маленький мальчик, пойманный на дурном поступке.

Аю посмотрела на меня, кивнула каким-то своим мыслям, осталась довольна, улыбнулась и разрешила:

— Эйш может лететь.

Вылетел я на закате. Темнеет здесь мгновенно, но ночной мрак мне не помеха, тем более, высыпали крупные яркие звезды, а луна светила, как маяк в безбрежном черном море, так и манила править на нее... Когда я был мальчишкой, решил долететь до нее, но ничего у меня, конечно же, не вышло: вернулся на землю, едва дыша от усталости.

Помню свою обиду, помню, как смеялся отец — выдумал тоже, добраться до луны! Она ведь так далеко, что даже взрослый дракон не доберется, пробовали уже... Никто не может взлететь настолько высоко: за облаками уже становится трудно дышать, а чем выше, тем воздуха меньше. И даже там, откуда величественные горы и полноводные реки кажутся невысокими холмиками и жалкими ручейками, луна выглядит прежней, не приближается, словно играет с тобой в догонялки и насмехается — сколько ни маши крыльями, не настигнешь!

До оазиса я добрался как раз к рассвету, как и подгадывал: нужно было удостовериться, что там нет другого каравана, иначе я перепугал бы всех насмерть... Да и не любил я показываться в истинном облике. Одно дело, когда домочадцы и соседи догадываются о моей природе, и совсем другое — попасться на глаза чужакам. Этак и на меня могут охоту объявить, и как тогда быть? Уезжать на другой край земли? Нет уж, мне слишком нравилось в Адмаре!

Если караван и побывал здесь, то давно, заключил я, оглядевшись и принюхавшись. Оталь забил тревогу почти сразу, как понял, что караван задерживается... Хотя нет, он же отправлял кого-то, но тот не вернулся. Добрался ли он вообще до оазиса? Неизвестно...

Таким образом, прошло минимум три недели с того момента, когда караван должен был оказаться здесь. Плюс еще те дни, в которые я занимался чем угодно, только не просьбой уважаемого соседа.

"Безнадежно", — подумал я и принюхался. У драконов острое обоняние, и я учуял запах фекалий — верблюжьих в основном. Человеческая нотка тоже присутствовала, но это и немудрено: здесь останавливаются все, кто движется в Адмар из Рассветной пустыни. Вполне вероятно, после каравана Оталя (если он вообще тут был) в оазисе побывало еще несколько... А отличить одного верблюда от другого по запаху я, увы, не в состоянии, я все-таки не ищейка.

Платок Ориша, как я и думал, ничем мне не помог. Я был уверен, что молодого человека нет нигде на расстоянии трех дневных переходов, а это могло означать, что угодно. То ли Ориш был здесь и ушел, то ли вовсе не появлялся в оазисе... Я даже не в состоянии определить, жив он или нет! Было бы у меня что-то более существенное, кровь или хотя бы прядь волос, тогда другое дело, но платок, которым, похоже, и не пользовались? А если пользовались, то слуги тщательно его выстирали? Какие следы я на нем найду? Это даже не смешно!