Лето выбора

Обойти?

Белкин и не сомневался.

Обходить и только обходить.

Или?

Если так подумать, ввязаться в драку они могут. И победить — тоже. Счастливчики рассчитывают на одно, получат другое. Одно дело резать беззащитных, другое воевать всерьез. Могут и дрогнуть, и побежать.

А могут и начать отстреливаться. Рота задержана, и дело не сделано. К Белкину помощь не придет, а к счастливчикам — запросто. Нет, так не пойдет. Лучше их обойти сторонкой, да и к железной дороге. А там уж...

Разберемся — и на обратном пути можно переведаться. А чтобы точно дело сделать — поделиться на две части. И шума меньше получится, и кто-то точно дойдет и полотно заминирует...

Белкин понимал, что шансов вернуться назад — мало. Но приказ надо выполнять. Даже если ты погибнешь, будет жить Русина.

Честь и верность — не пустые слова.

* * *

Заалела полоска на востоке.

Запели рога.

И всадники потекли вниз по склону, к беззащитному селу.

Они уже предвкушали победу. Они знали — сейчас они доскачут до мирных хижин, сейчас промчатся по улицам, вызывая крики ужаса, сейчас обагрят свои сабли... если найдется кто-то противостоять им.

Сейчас...

Кажется, какие-то 'счастливчики' в селе есть. Сотня — или две? Что ж, пусть бегут, кто успеет и сможет. А нет...

Илья скакал впереди.

Ветер бил ему в лицо, уносил дурные мысли. Всю ночь ему толком не удавалось поспать. Почему-то снилась Анна, которая грозила ему пальцем. И звучала, пробивалась сквозь сон, дурацкая детская присказка.

Поменял добро на помойное ведро...

Откуда оно взялось? Как-то раз Гошка услышал ее на улице и повторял целый день. Потом забыл, конечно, а у Ильи и всплыло сейчас...

Поменял добро...

И не будет добра в его жизни. Зато будет азарт боя, схватки... и когда он бросит к ее ногам знамена врага, она поймет...

Она узнает...

Сейчас, вот уже немного... и все будет...

С двух сторон резко ударили пулеметы. Коня под Ильей убило первым же выстрелом, мужчина дернулся, вылетел из седла и полетел головой вперед в колючий куст. По-своему Алексееву даже повезло. Его не затоптали и не убили. Но оценить это везение Илья не мог. Он крепко приложился кудрявой головушкой о землю и потерял сознание.

* * *

Никон рассудил просто.

Допускать врага в село не стоит, там с ним справиться сложнее будет, да и железная дорога пострадать может. Перебьется.

А вот расстрелять на подходе...

Да со всем нашим удовольствием!

Поставить пулеметчиков в нужные места, чуточку подтолкнуть Алексеева к нужному решению — это ж не Валежный, не Логинов! Собственно — никто! Шаркун паркетный, выполнять чужие приказы он может, а вот свои раздавать...

Разве что за неимением лучшего.

Поэтому Никон сговорился с разведчиками, которых выслал Илья. Четверых пришлось сложить под кустик, остальные согласились, потом Счастливый поставил приманкой небольшой отряд — и расставил пулеметы.

Илья пошел вниз по склону, в этот момент в дело вступили пулеметы и в бок атакующим ударили конники, начисто вырубая ошеломленного противника.

Запах крови и запах взрытой копытами земли, запах дыма и пороха, конского и человеческого пота — все смешалось в прозрачном утреннем воздухе. И крики...

Жутковатая симфония смерти.

Крики боли, стоны, проклятия, ругательства и мольбы людей, крики коней... вы не слышали, как кричит раненная лошадь? Вам повезло...

Грохот орудий и треск пулеметов, свист рассеченного острым железом воздуха...

На войне — не страшно.

На войне умирают.

Пехота?

Так и на пехоту нашлось свое средство. Железная ж дорога!

То есть — дрезины. Которые тихо-тихо, без шума подошли ночью в нужное место, которые подвезли нечто нужное. Особой пехоты у Счастливого не было, но были орудия.

А вот и...

Грохотнула пушка. И еще раз, довершая разгром...

Или...

Не пушка?!

Никон, который с удовольствием наблюдал разгром врага, даже не вступая в бой сам (он что — идиот Алексеев?) обернулся. Грохот донесся не с той стороны в которую подвезли пушки.

Грохот донесся...

Проклятье!

Алексеева-то Никон разнесет в пух и прах!

Но есть подозрение, что железная дорога тоже потеряна.

* * *

Когда до Белкина донесся шум боя...

Не может такого быть?

Да вот еще как может! Когда сшибаются несколько тысяч людей и с одной, и с другой стороны, слышно очень хорошо. И пушки.

И пулеметы...

А еще — дрожит земля, которую обильно поливают кровью. Кровью людей, которым жить бы, да и жить. Кровью родных ее детей...

Она дрожит и плачет, она стонет и трепещет от ударов. И это тоже чувствуется...

Белкин знал, что идет бой. И... это не стычка, на которую рассчитывал Алексеев. О, нет! Здесь все серьезнее. А голоса пушек и вообще слышны издали.

— Тор, никак наши бьются?

Пахом был рядом. И чему бы тут удивляться?

Белкин вздохнул.

— У нас есть приказ. Выполняем. А пока... Федот, Силантий — давайте-ка назад. Посмотрите, что там за обстановка, да и доложите. Мы вас подождем... в леске.

Разведчики покосились на лесок и дружно кивнули.

Они сходят. А рота пока займется полезным делом. Установит мины, запалы... что бы там ни происходило, приказ командира надо выполнять.

И разведчики совсем не удивились, услышав взрыв.

* * *

Илью нашли после боя.

Прошли бы мимо, а то и добили, но... решили выслужиться.

Ясно же!

Мундир генеральский, весь вызолоченный, оружие дорогое... ладно! Оружие прикарманили. И деньги изъяли в свою пользу, пока тащили.

Привели.

Бросили под копыта коня Никона.

Счастливый смотрел с отвращением. Хотя... и чего было возмущаться? Илья всего лишь опустился до его уровня. До уровня человека, которому никого не жалко, который спокойно режет и расстреливает мирное население... да, этим грешил и Счастливый.

Только не в своей волости.

А вот когда война пришла подобным образом к нему в дом... понятное дело — обидно! Когда он раздает оплеухи — это драка правильная. А вот когда он их получает, уже гораздо хуже.

— генерал Алексеев, — с издевкой протянул Счастливый. — И что мне с вами делать?

Илья чувствовал себя откровенно плохо. Полет в кусты не прошел для него даром, мужчину крепко тошнило, кружилась голова, а сотрясение мозга было невооруженным взглядом видно.

Но пресмыкаться перед этой мразью?

Никогда!

Все равно убьют, так хоть душу отвести.

Витиевато и изобретательно Илья послал атамана в пешее эротическое путешествие.

Счастливый выслушал, не поведя бровью. Какая ему разница, что там кричит поверженный враг? Да пусть хоть с березы закукарекает! Решать, что с ним делать, все равно Никону. Кстати, о березах...

Нагнуть две крест-накрест, привязать Алексеева за ноги — и отпустить. А что останется, вороны расклюют.

Атаман спрыгнул с коня.

Вот играть на публику он умел отлично. Никон подцепил Алепксеева за воротник мундира, рванул... 'счастливчики' генерала пока не ободрали. Да и смысл?

Свое они еще соберут, а этого можно и так привести, чтобы атаман поверил — ему не пустышку подсунули.

— ты пришел на мою землю, как враг. Ты не жалел никого. Ни старого, ни малого. Ты обрек на гибель от голода моих людей. Ты приговорил к смерти целые семьи...

Алексеев почти не слушал.

А потом открыл рот — и цинично блеванул атаману на сапоги.

Злонамеренно. А вы что ожидали после сотрясения мозга? Даже если его там и немного было...

— Ах ты...!!! — пробрало Никона.

Зараза такая!

Всю малину... обблевал! Испортил картину атаману... не сволочь, а?

Даже насчет берез желание улетучилось.

— Повесить его, — бросил Никон, отворачиваясь.

Илья даже не дернулся, когда его поволокли к березе. Да, видно судьба такая была у этого дерева. Сорвали мундир, рванули с шеи цепочку медальона...

— Отдай! — рявкнул Илья.

Анна.

Гошка.

Может, Анна и простит его, когда узнает, что он ушел вслед за сыном.

Рывок вышел такой, что двоих 'счастливчиков' разбросало в стороны. Обернулся даже Никон, который брезгливо обтирал сапоги о траву..

— Что там еще?

— Да щас, батька... запляшет! Цацку ему, вишь, жалко! Малахольный...

— Что за цацка?

Как ни крути, чутье у Никона было.

Медальон оказался в его ладони, жалобно пискнула, открываясь, крышечка...

— Оп-па...

Сказал атаман, конечно, не совсем это, или в более крепких выражениях, но не стоит придираться. И кто бы не сказал, увидев под золотыми крышечками две миниатюры.

Мальчишка лет пяти? Это ладно, это понятно. Сын, небось...

А вот второе лицо, которое после выхода газет, в империи не узнал бы только слепой, или слабоумный...

— Императрица? — прищурился Никон.

— Отдай, ...! — рявкнул Илья. — Не твое... дело!!!

Никон задумался.

— Не мое? Вот как? А что у нас тут написано?

Ламермурский атаман не знал. Увы. Но переводчика нашел.

— Люблю навеки. Твоя Анна В.

Илья бессильно обвис в руках 'счастливчиков'. Что он мог сделать? Даже не самоубьешься — не дадут!

— Пока не вешать, — распорядился Никон.— В обоз его, спеленать и стеречь. Чтобы не сбег и не сдох. Надо навести справки.

Интересный ведь медальончик. Чужие лица в таких не таскают, а тут — что?

Любимая?

Любящая, что еще интереснее?

Какие отношения вас, генерал Алексеев, связывают с ее императорским величеством Анной? Это надо выяснить. Всенепременно.

Русина, Звенигород.

Трактирщик Василий, которого все давно и прочно знали под прозвищем 'Хомяк', да так, что он и имя свое позабыл, проснулся от странного чувства.

Что-то в окружающем его мире было не так.

Что-то...

А именно — отсветы огня в окне и подозрительный запах дыма.

— КАРАУЛ!!! ГОРИМ, МИРЯНЕ!!!

Хомяк заорал, как истинный хомяк. Очень даже они умеют верещать, и лучше их до этого не доводить. И защищать свое они умеют.

На улицу он выскочил уже почти одетый, так, обуться не успел. И прихвативший несколько ведер — воду носить.

Трактир и правда медленно, но верно занимался пламенем.

КТО!?

Впрочем, на этот вопрос Хомяк ответит потом. А сейчас...

Тушить!

Тащите багры, ведра, воду... тащите лопаты, будем землей закидывать... он в числе первых помчался к сараю, и раздавал всем инвентарь, отлично понимая, что цена лопаты и трактира — несопоставима. Даже если половину не вернут...

Вы знаете, сколько и чего у него в подвалах запрятано?

Да там всему Звенигороду хватит! И на лопаты, и на грабли!

Хомяк метался, спасал трактир, и казалось бы, все было уже неплохо, как...

Чья-то рука зажала ему рот. А потом по внутренностям разлился страшноватый холод, и мужчина провалился в темноту.

Он даже не успел понять, что умирает.

Митя, а именно он был автором переполоха, пожал плечами, глядя на осевшее грузное тело.

— Прости, Хомяк. Я предателям не доверяю, один раз продал, второй еще дешевле возьмешь. Покойся с миром.

И растворился в темноте. Специально поджег до полуночи, чтобы не так темно было. Специально поджигал не сильно — к 'Боевому хомяку' у него претензий не было, только к его хозяину.

И ждал подходящего момента.

Один удар. Только один, добавки не требуется.

А как приятно!

Митя удалялся с поля действия, сунув руки в карманы, и небрежно насвистывая нечто революционное. Свою работу он выполнил.

Теперь надо подумать насчет указа ее величества.

Хотя чего тут думать? Не выдернул бы его жом Тигр, как морковку с грядки, Митя еще тогда бы разобрался с лионессцами. У него уж и часть подготовительной работы была проделана.

Надо только самую чуточку доработать. Митя бы все посольство поднял на воздух, а ее величество очень просила не о мести, а об... как она это выразилась?

Образцово-показательном террористическом акте.

Чтобы пострадали все. И чтобы точно знали, за что именно пострадали.

А вот это требовало времени. Хотя определенные идеи у Мити уже были. Страшноватые такие... с другой стороны — они и заслужили.

Как пожар гражданской войны разжигать в чужой стране, как императора на смерть обрекать, предавать и подличать, так они первые. А как мученическую смерть принимать за все свои выходки, так простите? Мы в сторонке постоим?

А не получится. И в Борхуме у некоторых, не будем показывать пальцем, не получилось, и у вас, гады, не получится.

Митя прислушался к крикам позади, но шагу не прибавил. Подумаешь, дохлого Хомяка обнаружили! Они живут-то сколько?

Года три?

Вот, этот и так зажился на свете.

А теперь перейдем от хомячков к Тиграм.

* * *

Когда жом Тигр получил свое кольцо в конвертике — он и глазами своим не поверил.

И при всех выругался матом, чего вообще-то старался не делать.

А вы бы — не? Приносят вам красивый, розовый конвертик, весь надушенный, явно же дама писала, а из него достаешь кольцо — и в него продеты сушеная ромашка и прядь волос. Знакомых таких волос...

Сколько раз он запускал в них пальцы, когда... так! Отвлекаться не будем! Но волосы Яны жом Тигр узнал бы из сотни других прядей. Произвела дама впечатление.

— Кто это принес?

Порученец вытянулся в струнку, и доложил, что это передал молодой человек. И просил сказать, что будет ждать ответа.

Он конверт прощупал, проверил, ничего опасного не обнаружил, ну так может, и ничего страшного? Остались же в Русине еще торы? И почему одна из них не может назначить мужчине свидание?

Конечно, не сама, такое не подобает. Но вот послать кого-то с поручением...

— Зови, — распорядился жом Тигр. И прибавил уже поощрения ради. — Молодец, хвалю за службу.

— Рад стараться, жом Тигр, — вытянулся в струнку паренек. И умчался.

Как оказалось — за Митей Ромашкиным.

Хотя чего было и удивляться? Вошел, наглец, как к себе домой, улыбнулся, уселся без разрешения.

— Жом Тигр, мое почтение.

— И тебе того же. С чем пожаловал?

Митя ухмыльнулся еще гаже. Хотя куда бы еще? Разве что зубов поубавить нахалу?

— Как? А поговорить о погоде? А вспомнить старые добрые времена?

— Р-ромашкин!

— Что, даже чаем не напоите?

Тигр так сверкнул глазами, что Митя вспомнил — он не в зоопарке. Здесь решетки нет. А жаль. И перешел к делу.

— Надеюсь, вы узнали волосы?

— Допустим.

— Известная вам особа просила передать письмо и несколько слов.

— Письмо, — протянул руку жом Тигр. Распечатал, вчитался.

Что сказать?

Условия были императорские. Дураком надо быть, чтобы на такие не согласиться. Валежный идет на столицу, до его прихода можно ничего не делать.

Как — ничего?

Уцелеть, не дать растащить остатки по карманам, может, сформировать несколько частей из верных тебе людей, может, еще что...

Это надо продумать. Раньше жом Тигр не знал, к чему готовиться и чего ждать. То ли бежать, то ли лежать... сейчас у него такого вопроса не возникает.

Он остается.

И есть подозрение, что он войдет в новое правительство. Стоит это некоторого риска? Определенно!