Лето выбора

Подвела Броневого география. И торф.

Торф надо добывать. Вывозить. И для этого прокладываются такие узколейки... их не на всякой карте-то найдешь. А рядом со Звенигородом такое болото было. И деревня не просто так называлась Торфяновкой. Выходила узколейка как раз к основной ветви...

Валежный, получив весточку от Чернова (телеграф работал паршиво, но работал же!), рванул вперед со скоростью ракеты. И нашлись у него в отряде люди, которые знали окрестности.

Валежный плюнул на все, рискнул и рванул через болото. Погрузил орудия на дрезины, сколько мог, погрузил на них людей, прибавил броневики — и помчался спасать подчиненного. И ударил Броневому в тыл.

Вполне успешно и неожиданно.

Появись на поле боя 'счастливчики'...

Не удери Радикал и Ферей...

Но все сложилось один к одному. И Валежный получил самый большой выигрыш в своей жизни. Русину.

Звенигород.

Оставалось договориться с Пламенным. Если это вообще возможно. Вряд ли человек капитулирует, зная, что противнику нужна его голова. Но может, остальные задумаются? И выдадут главнюка с головой? Для начала — с головой.

Вот и послали.

Предложили сдаваться, или послезавтра Валежный войдет в город. Хотя так и так Валежный собирался атаковать уже завтра. Когда подойдут остатки сил. Кстати вместе с Яной. Рисковать императрицей генерал не собирался. Да Яна и не напрашивалась.

Плохой из нее солдатик. Лучше она с арьергардом прогуляется. Для здоровья полезнее будет.

Пламенный посмотрел еще раз на телеграмму.

И швырнул в стену здоровущую чернильницу.

Послезавтра буду Звенигороде. Предлагаю сдаваться. Валежный.

СВОЛОЧЬ!!!

Ну, погоди ж ты у меня!

Закончив бушевать, Пламенный отряхнулся — и отправился в лионесское посольство.

* * *

— Вы — что!?

Выдержка решительно не хотела возвращаться к Пламенному. Убивать хотелось!

Медленно, жестоко и цинично. Всех.

По два раза! А Броневого — три! Жаль, сам подох! Пламенный еще бы и труп осквернил, и ногами попинал.

Но Слейда бы тоже...

Только вот ничего это не изменит. Вот он, сидит, сам удрученный донельзя.

— Я. Хочу. Погрузиться на корабль.

— Ее величество настрого приказала. Никого на наши корабли не брать.

— Но у меня есть подданство...

— Жом Пламенный, буду честен, — тор Дрейл смотрел грустно. Чего уж, мимо него такая прибыль уплывала! — Полагаю, вы хотите не просто уехать, а именно погрузиться?

— Ну да.

А что? Оставлять тут все, в Русине? Размечтались!

— Ее величество приказала жестко. Ни переговоров. Ни перевозок. Ни даже простого причаливания к берегу. Более того, она дала указание не сотрудничать с Освобождением.

Пламенному показалось, что он видит кошмар. Тягостный и непрекращающийся.

— Но почему!?

Слейд только руками развел.

— Я.... Тор Вэлрайо знал больше. Но ему на замену пока никого не прислали, к моему сожалению.

Пламенный заскрипел зубами.

— Я могу...

— Вы не понимаете, жом Пламенный. Я могу вас погрузить на корабль. После чего его проверят. Вас утопят. Меня... моей карьере — конец. Я не знаю, что сказали ее величеству и кто, но...

— Я знаю, — почти прошипел Пламенный.

Чего уж тут не знать?

Анна, гадина такая! Вот кто мог. И не просто мог, а наверняка, и сделал. Но толку-то скрежетать зубами? Лучше расспросим...

Уходил из лионесского посольства Пламенный в преомерзительном настроении.

Уплыть — не выйдет. Никак. Даже если он на своем корабле поплывет, все равно его перехватят и утопят.

Уехать?

Ага, к Логинову в ручки, которые тот уже потирает в ожидании встречи.

Или к Валежному.

Бежать? Скрываться затравленной крысой, прятаться, и всю жизнь помнить?

Помнить, как у твоих ног лежал Звенигород?! И ты все проиграл!?

Это не жизнь.

Я такое помнить не согласен. Это вы меня попомните.

Валежный, при всей его гениальности, забыл, что крысу нельзя загонять в угол. Она опасна. Вот Пламенный и решил укусить. И приказал вызвать к себе жома Огненного.

У него был еще один козырь в рукаве. Настало время бросить его на стол.

Ида, Свободные герцогства.

— Смотрите. Домик небольшой, но уютный.

Ида вместе с жомом Меншиковым осматривала дом. Честно говоря, так себе. На шестерочку из десяти. Весьма сомнительное удовольствие.

Но стены неплохо сделаны, расположение комнат удобное...

— Да, пожалуй, можно взять, — тоном записной кокотки протянула великая княжна.

— Думаете, тора?

— Ну... только не за такую цену, конечно! Здесь же все переделывать! Стены надо обтянуть розовым шелком, панели поменять на более светлые, это ж ужас, как все мрачно, — смотрела при этом Ида на панели из резного моренного дуба. И даже потихоньку восхищалась тонкостью резьбы, но только мысленно. — Другая мебель, другие шторы... это влетит в хорошую сумму.

— Ваша правда, тора. Ладно, ежели цену снизите, так возьмем, — вздохнул мужчина.

Ида отлично понимала, что Федору Михайловичу нравится дом. Но что за купец, который не торгуется?

Слово за слово, и сговорились. За две трети первоначальной цены.

Ударили по рукам, подписали договор, вышли на улицу.

Ида довольно улыбнулась, потрепала за ушами Полкана.

— Федор Михайлович, давайте я вас провожу, да и пойду в лечебницу?

— Конечно, тора Ида.

Жом Меншикову приехал вчера. Привез Мишку и Машку (дом уцелел, а вот часть обстановки погибла безвозвратно, два табурета и большая ваза), привез важные новости — войско Валежного движется к Звенигороду.

Императрица с ними.

Ида слушала и сжимала кулачки.

Кровь требовала крови.

Девушка отлично понимала, она сама никогда не смогла бы вот так... как Анна. Пойти вместе с войском, заявить о своем статусе, отстаивать справедливость, мстить за родных.

Она не сумеет.

Анна все это сделала, и Ида верила, сестра сядет на престол. И будет замечательной императрицей. А век ее правления назовут Золотым.

Только вот...

Уезжать из герцогств не хотелось.

Здесь был госпиталь, здесь было хорошо и уютно...

— Что вас гнетет, тора Ида? — Федор Михайлович подал руку Иде и повел ее вниз по улице.

— Если Анна победит...

— Я уверен, что она справится. Сестра ваша, уж простите, человек крайне серьезный. Жестокий даже.

— Как мы тогда?

— Тогда... — взгляд купца аж замаслился. Он отлично представлял себе, сколько можно заработать на государственных подрядах. Причем даже честно.

Сто процентов прибыли взять можно!

Просто некоторые идиоты хотят тысячу взять, и себе все портят, и людям дела крутить не дают. А ведь сто процентов — это даже без воровства. Даже без накрутки. Умеючи, оно многое можно сделать...

— Вы поедете в Русину, верно?

— Вам не хочется домой, тора Ида?

Ида пожала плечами.

Полкан понимая душевное состояние своей хозяйки, подставил ей для поглаживания и почесывания лохматые уши. Собакотерапия называется.

— Хочется, не хочется... здесь я счастлива. Понимаете, Федор Михайлович, моя жизнь... она была сборником правил. Мать нас держала очень жестко. Не ходи, не стой, не думай, поклонись и улыбнись. А здесь... здесь мне сложно. Я решаю сама и выбираю сама. Я занимаюсь тем, что мне нравится, я приношу пользу. А в Русине я опять попаду в клетку. Если б вы знали,, как мне было тогда...

— Тесно?

— Тесно.

Федор Михайлович улыбался. По-доброму.

Вот ведь... девчонка. Хоть и великая княжна, а суть все та же, женская.

— Тора Ида, неужели вы такого плохого мнения о вашей сестре?

— Н-нет...

— Вот именно. Я с ней путешествовал, и могу сказать, что человека, менее приверженного этикету, я не встречал. Даже не сомневаюсь, если тора Яна будет императрицей, у нас будет самый свободный двор в мире.

— Да?

— Уверен. И стреляет она замечательно. Так что справится с любыми несогласными.

Ида невольно улыбнулась. Меншиков чуточку посерьезнел.

— Тора Ида, верьте своей сестре. Она никогда не станет вас заставлять, никогда не посадит в клетку.

— Надеюсь...

— Не надо. Просто поверьте в нее.

Ида задумчиво кивнула.

— Анна... я ее плохо знала. Она то болела, то лечилась, а когда появлялась при дворе, была тихой и скромной.

Федор Михайлович едва не фыркнул. Вот уж эти слова совершенно к Яне не подходили. Тихая?

Ладно, орать она не орала. А зачем, если револьвер есть?

И скромная, да... тоже никто не сомневается. Аргументы у нее убийственные.

— Тора Ида, свое мнение ваша сестра отстоит. Даже не сомневайтесь. И потом... вы ж не постоянно при дворе будете? Замуж выйдете, уедете...

Ида пожала плечами.

— Согласится ли Яна?

— Вам замуж выходить, вам и решать.

— И все же...

— Тора Ида, война прошла. Страшная, кровавая, жуткая. После такого много чего поменяется, даже не сомневайтесь. Если за старое будем цепляться, вообще все обрушится.

— Страшно это, — поежилась Ида, вспоминая увиденное. А Яна там...

И все это видит вживую. И много еще чего. Страшно...

— Страшно, тора Ида. Но нам надо жить. Детей растить, беречь, любить, чтобы людьми стали, на ноги встали, чтобы предки на нас глядели и радовались. Поэтому не грустите раньше времени. Пусть победят, приедут, а там уж... с помощью Творца все как-то образуется.

Ида медленно кивнула.

— Ладно, Федор Михайлович. Утешили. Побегу я в лечебницу, дела не ждут.

— Всего вам доброго, тора Ида.

— И вам, Федор Михайлович.

Меншиков посмотрел вслед удаляющейся девчонке и подумал, что война — жуткая штука. Но из Иды она сделала человека. Настоящего.

Яна, Русина.

— Лейтенант Мохов, объявляю вам благодарность...

Лейтенант замялся. Хотя вклад его был весом и значителен. Если бы 'счастливчики' ударили Чернову в тыл, того раздавили бы практически мгновенно. Уж будем честны, только б хрупнуло. Потом Броневой размазал бы остатки его отряда, как масло по хлебу, и повернулся к Валежному. И встретил бы уже его огнем.

Ничего не помогло бы.

Задумано было хорошо. Но лейтенант Мохов справился с врагами. Как?

А вот это самый интересный вопрос. Лично лейтенант утверждал, что он ничего не делал.

Ему, памятуя о предыдущих подвигах, не верили.

Зимняя Охота?

А, правда, не ты? А вот под Володимиром — ты? А здесь?

И чего ты не признаешься?

Леонид отбивался, как мог, но с Валежным были шутки плохи. Равняйсь! Смиррррна! Пошел получать награду! И трое суток карцера за пререкания с начальством. Последнее — после победы. В Звенигороде отсидишь.

— Но это правда не я! Оно само...

Валежный только рукой махнул. Мол, иди отсюда, майор, не трать мое время. А вот Яна заинтересовалась.

— Хелла, говорите?

— Ваше императорское величество, матерью клянусь! Ничего я не делал. Оно само возникло, пролетело, и только холод... во все стороны.

Леонид невольно коснулся седой пряди.

Яна задумалась.

— Холод?

— Да, ваше...

— Тора Яна, майор.

— Холод, тора Яна. Даже трава от инея полегла.

Яна задумчиво кивнула. И поманила Мохова пальцем.

— Тор Мохов, вы об этом никому не говорите, хорошо?

— Ваше... тора Яна, а почему?

— Потому что это правда была Хелла.

Мохов рот открыл. Рот закрыл.

— Тора Яна, вы серьезно?

— Да уж куда б серьезнее. Это действительно была Хелла, лейтенант. Не знаю, вас ли она пожалела, Никон ли ее взбесил, но это была она.

Леонид потер лоб.

— И что теперь? Тора Яна?

— Да ничего, — отмахнулась женщина. — Помолитесь ей, что ли, спасибо скажите. Я правильно понимаю, если б не она, вы бы там полегли?

— Ну... да, тора Яна. Подкрепление нам бы Чернов не прислал, некого, а отступать тоже нельзя было. Мы и решили, хоть кого стрельнем...

— Помолитесь ей. Не надо в храм ходить, просто выберите место поспокойнее, чтобы вас не слышали, да и скажите спасибо. Этого ей хватит.

— По старому ритуалу, тора Яна?

Яна пожала плечами.

— Думайте сами, Леонид. И не переживайте. Хелла — справедливая. Больше оговоренного не возьмет.

— Я не оговаривал...

— Значит, и не заплатите. Это уж так... с богами надо повежливее.

Леонид нервно рассмеялся.

— Хорошо, тора Яна. Все сделаю.

Яна задумчиво кивнула.

Хелла, опять ты играешь в свои игры? Что ж... попаду к тебе в гости — спрошу. А пока и потерпеть можно. Недолго осталось.

Русина, Звенигород.

— Хелла им, б..., привиделась! ...! И ...!!!

Выражался Никон очень образно и экспрессивно. Жаль — бестолку. Пламенному его изречения были до одного места.

Или до второго...

— Всем сразу? Или по очереди?

— Всем сразу. Говорят, летело, выло, ажно холод прошел...

— Вроде как в Володимире что-то такое было...

— Хелла? Что-то я сомневаюсь, что богини в людские дела мешаются.

Пламенный тоже сомневался. О чем и сказал Никону, получив в ответ новую волну матюгов. Никон тоже в богов не верил.

Был бы он сам там, его б никакая Хелла не остановила! Хоть ты лично появись! А эти...

Но Никон оставался в Звенигороде. И это было обидно.

— Ладно. Хелла там, не Хелла... твои люди сейчас мне понадобятся.

— Зачем?

Никон насторожился.

Пламенный объяснил.

Атаман подумал какое-то время.

— Как-то это... не очень порядочно получается.

— А ты мне о порядочности не пыли, — окрысился Пламенный. — Мне это решать, мне и ответ держать. Или к Валежному хочешь?

— Не хочу.

— Тогда... сделаешь?

— Сделаю, — согласился Никон. — Алексеева возьмешь?

— И Мишеля, если еще не сдох.

— Хорошо. Когда?

— Сейчас, Никон. Сейчас... как раз, пока все сделаем, и ко времени придется.

Никон согласно кивнул.

У него тоже выбора не было. Уходить верхами? К Логинову в лапы? Это не Алексеев, шаркун паркетный, это боевой генерал. Не отобьемся.

На корабли — не выйдет.

От Валежного — не оторваться и не уйти, вцепится намертво.

Остается только один вариант.

А нравится, не нравится... кому какая разница? Ему, вот, тоже не понравилось, когда Алексеев в Хормель пришел. Ничего... справимся.

* * *

— За победу?

Жом Тигр посмаковал глоток дубовика из небольшой рюмки. По правилам, дубовик не так пьют, но где Звенигород, а где те правила?

Ураган насмешливо фыркнул.

— Победу...

— Какая ни на есть, а все наша.

— Твоя?

— Янина.

— Правда хочешь консортом стать?

Тигр качнул головой.

— Не хочу. И не верю особо. Но и подвести я ее не могу. Просто — не могу.

Ураган кивнул.

Он тоже не мог подвести Иду. И письмо ей оставил. Случись с ним что — верные люди отправят. Чтобы она... она ведь будет ждать. Что бы ни случилось, она будет ждать. И плакать будет, когда узнает. Урагану не хотелось, чтобы его любимой девочке было больно.

Они с Тигром все поставили на одну карту.

Бросили все на стол.

И теперь полностью зависели от других людей. Страшноватое чувство. Непривычное...

Но иного выбора у них не было.

Стукнула дверь кабинета.