...Новый ПАЗик, пусть и с "милицейской" серией "МКМ", но хоть без ведомственной раскраски, доставил всю нашу гоп-компанию в киноконцертную студию "Останкино" и сейчас грел мотором сам себя где-то на полупустой служебной стоянке.
Все, по традиции... Репетиция обязательна для всех, кроме "мэтров". Отрабатывается заглавный выход участников, поклоны, расстановка на сцене, музыкальные "отсечки" оркестра и вступительная "подводки" ведущих — Маслякова и Жильцовой.
Светлана Жильцова меня оставила равнодушным, как с "исторической" точки зрения, так и... с чисто мужской. А вот "бессменного ведущего" КВН я порассматривал с интересом.
Есть такие редкие типажи, что со временем почти не меняются. Конечно, сейчас морщины — пореже (а если быть точным — их, почти, нет!), вес — поменьше, но в целом и через 40(!) лет Масляков будет оставаться все таким же... "масляным". Круглое, как блин лицо и масляная улыбка сверху. Зато сколько плохо скрываемого высокомерия за кулисами... Но ровно до момента, пока кто-то к нему не обращается кто-то из "равных". Тогда лицо "папы КВН-на" снова заливает здоровая порция "масла" — неискреннего и неприятного.
Странно. В "прошлой" жизни, я хоть и не был фанатом Маслякова, но относился к нему вполне лояльно. Он прочно ассоциировался у меня с студенческим весельем и остроумными шутками. А сейчас вызывает прямо острую неприязнь.
Проблема послезнания? Но ничего криминального я за Масляковым вспомнить не мог. Конечно, ходили какие-то слухи, но про кого их не было?! "Монетизация" юмора? Даже не грех... Все зарабатывают на жизнь, как могут.
Я мысленно пожал плечами и еще раз отметил для себя аляповатый галстук ведущего, совершенно неподходящий под его некрасивый серый костюм.
"Впрочем, у Жильцовой платье еще бездарнее. Наши девицы тут станут верхом элегантности и вкуса! Правильно, что мы не потащили их наряды на репетицию — сюрпрайзом будет...".
Режиссер концерта, руководивший репетицией, являл собой очередного деятеля искусств "типичный наружности". Впрочем, не только режиссер. Пока ехали в Останкино, Клаймич, как раз, рассказал в автобусе очень жизненный анекдот:
— Конферансье торжественно объявляет: — Дорогие зрители! Начинаем эстрадный концерт! Перед вами выступят именитые певцы, знаменитые скрипачи, замечательные танцоры, лучшие юмористы... Голос из зала: — А можно сегодня без евреев? — Можно. Но тогда концерт окончен!
Все посмеялись. Громче других наши музыканты — Глеб, Владимир, Михаил и Борис. Понятно, что и про них анекдотец... Впрочем, по поводу Глеба не уверен, а с остальными — к гадалке не ходи.
Что-то я сегодня критично настроен... Но такое количество певцов, композиторов, поэтов и музыкантов в одном месте — прямо, наглядная иллюстрация клаймичевского анекдота. С музыкантами, хотя бы, все ясно, а вот зачем тут все эти поэты и композиторы — для меня непонятно. Им-то не выступать.
Вся эта братия находится в непрерывном броуновском движении: они постоянно передвигаюся, приветствуют друг друга, обнимаются, лобзаются, лицемерно улыбаются и участливо заглядывают друг другу в глаза. Они сбиваются в тесные кучки и что-то шепчут на ухо своему визави, тихонько смеются и нежно держатся за руки. Их лица оживленные и полные благожелательности, в один момент, неожиданно тускнеют и замирают как посмертные маски, когда они поворачиваются друг к другу спиной, и снова начинают лучиться жизнью и добротой, когда глаза находят очередного собеседника.
"Мерзкие шакалы... Слишком трусливые и подлые, чтобы решиться на что-то пока Союз жив, но обгадившие и духовно изнасиловавшие все, когда он испустил свой последний вздох. Бесполезная и лживая "прослойка"... и дело не в национальности... а в сути...".
— Лицо сделай попрощее, — Альдона, незаметно подошедшая в тот угол зала, где я предавался мизантропии, смотрит в сторону, но обращается ко мне, — заа что ты так возненавидел окружающиих?!
— А тебе они внушают добрые чувства? — я даже не пытаюсь спорить с очевидным.
Девушка наводит на меня синий прицел глаз и еле слышно хмыкает.
— Так зачем ты саам так активно сюдаа лезешь?
Ответно утыкаюсь в неё взглядом и, как можно весомее, чеканю:
— Уж не затем, чтоб стать таким же.
— А зачеем? — прибалтка намерено не отводит глаз.
— Преждевременный разговор... И, вообще, тебе все показалось! — и я дурашливо улыбаюсь.
К моему удивлению, "Снежная королева" принимает это без возражений, только ещё раз хмыкает и отворачивается к сцене.
— У меня тут нарисовалась проблема... — говорю ей в спину.
Чуть заметное движение плеч демонстрирует, что меня слушают.
— Остался без тренера... Непосредственно в боксе — обойдусь... Леха поможет ( "А скорее айфон!"), а вот в "физике": скорости, выносливости и реакции мне нужна твоя помощь.
Блондинка снова разворачивается ко мне:
— Вроде, не дураак... Значит понимаеешь, насколько бокс отличаетсяя от того, что умею яя?
Подождав и убедившись, что ответа не последует, она все же согласно кивает:
— Хорошо...
И поднимает руку в ответ на призывные жесты Клаймича.
...И снова самолет, и снова "стюардесса по имени Жанна"! Вот только впервые дневной рейс...
Двукрылая машина уносит из "Пулково" в Москву новоиспеченного "Лауреата премии Ленинградского комсомола". И такая премия оказывается есть!
Подарок Романова — уверен. Почему? Да, потому что он сам так сказал! Ха-ха! Ну, или почти так...
К телефону меня вчера вызвали прямо с репетиции, и сегодня, ранним стылым утром, я снова спускаюсь по трапу на промерзлую невскую землю. Точнее, мы спускаемся. С Лехой...
Ровно в 10-00 Жулебин — помощник Романова, завел меня в огромный кабинет к своему шефу — "поздороваться". А уже через 15 минут я, ведомый Виктором Михайловичем, шествовал по длинные внутренним переходам, прямиком в Смольный собор, поскольку, именно там и находился Ленинградский обком ВЛКСМ. А кабинет первого секретаря, вообще, расположился прямо под крестом часовни!
Его хозяин — Александр Колякин, предшественник пресловутой "Вальки", которая — "стакан", встречает нас еще в приемной:
— Здравствуй, Виктор! — он крепко стискивает мою руку (ну, пытается...), — рад... Искренне рад с тобой познакомиться! Я под твои "Ленин, Партия, Комсомол" и ладони отбил, и голос сорвал! И не я один! Что говорить... на областном Пленуме твою кандидатуру поддержали единогласно! Пойдемте в кабинет, товарищи...
...Награждение лауреатов премии в большом актовом зале с высоченными ("церковными"!) потолками началось ровно в 11 часов. Помимо меня — "за достижения в области искусства и создании произведений высокой коммунистической нравственности", награждали также за научные открытия, высокие достижения в труде и спорте, за работу на селе и в промышленном производстве. В зале присутствовал комсомольский актив города и области, ветераны войны и труда, а так же представители различных трудовых коллективов и объединений. В Президиуме же наличествовал весь руководящий "ареопаг", как молодежный, так и "взрослый", во главе с самим Первым секретарем ленинградского обкома КПССС — Григорием Романовым. Тем не менее, все прошло вполне душевно и... оперативно! На торжественные речи и вручение значков с дипломами ушло, от силы, полтора часа. Потратили бы еще меньше времени, если б один тип не разявил на трибуне свою "варежку", вместо того, чтобы, как все приличные люди, просто поблагодарить за "высокую награду", пообещать "новые достижения" и вернуться в зал.
— А можно сказать пару слов не совсем по теме? — "неуверенно" промямлил я в микрофон, когда "комсомольский вожак" прицепил мне на пиджак лауреатский значок, вручил диплом и отправил благодарить на трибуну.
И тут же, буквально затылком стало ощущаться то материальное напряжение, в момент, возникшее за моей спиной в Президиуме. Растерянное лицо Колякина и сгустившаяся тишина в большом зале...
Я оборачиваюсь и встречаюсь с глазами с Романовым. Первый секретарь добродушно улыбается:
— Конечно... если не долго, а то нам тут еще других товарищей награждать!
Однако взгляд члена Политбюро недвусмысленно предупредил — "ой не ошибись сейчас, парень!".
Но "парень" ошибаться и не думал.
Начал я несколько "скомкано и рвано":
— Товарищи! Я тоже, конечно, хочу поблагодарить... И постараюсь продолжить писать хорошие песни... Такие, чтобы вам нравились!
В зале кое-где появились улыбки.
— ...Но сейчас хотел бы, все же, сказать о другом... А то, когда еще возможность выпадет... на таком собрании выступить...
Опять несколько улыбок, но большинство, чтобы определиться в реакции, ждёт сути.
"Ну, сейчас дам вам и суть...".
— Я вот в песне написал: "Если дело отцов, станет делом твоим — только так победим!" И касается это, в равной мере, и отцов, и дедов... У меня вот дедушка воевал... как и у многих здесь... Не на Ленинградском фронте, правда, а на Каспии... но это ведь не важно?.. Просто во многих семьях ветераны уже...
Я запнулся и "нервно" сглотнул.
— ...ушли. Болезни, раны... А я знаю.. (мой голос зазвенел!) ...огромное множество людей снова хотели бы придти на встречи ветеранов. Снова увидеть однополчан своих отцов и дедов! Снова вспомнить, поговорить с ними, помянуть... Но не идут... Потому что... уже не с кем идти... А это неправильно! Сидеть дома и выпивать... не чокаясь... Я что хочу предложить?! Может ленинградская комсомольская организация выступила бы с инициативой? Я даже название уже придумал — "Бессмертный полк"! И 9 мая... мы — невоевавшие, но ПОМНЯЩИЕ прошли бы в праздничном строю по проспектам и улицам наших городов и сёл с фотографиями наших БЕССМЕРТНЫХ ГЕРОЕВ!..
Я резко замолчал.
Пара секунд молчания. Несколько робких хлопков, откуда-то с задних рядов... А нет, уже покатилось и вперед... Уже хлопает большинство в зале. Все!
— Что ж... Вот, считай и проголосовали...
Слова Романова переводят аплодисменты в овацию и поднимают зал на ноги.
...Снова, с Лехой, заехали к Шпильманам. Изя Борухович нас не ждал, но обрадовался. Принялся придирчиво изучать мой костюм, отобрал пиджак и зачем-то стал переделывать подкладку. Хотя, на мой взгляд, и так все сидело идеально! А затем битый час, потеряв возможность заскочить на работу к деду, я изображал манекен, на котором белый костюм сменялся черным смокингом, и наоборот!
— Четыре дня и все будет-таки так, как должно быть... И Боря привезет вам весь гардероб в Москву... Витя, я хотел поговорить с вами за Борю... Боря очень хороший и талантливый мальчик... Ему надо развиваться! Надо двигаться вперед... А что тут?! Таки, решено... Боря будет переезжать к нашим хорошим знакомым в Москву. Но там надо освоиться... Москва, я скажу вам — большой город! Я был в нем до войны... Я — заблудился. Я не хочу, чтобы Боря заблудился! Вы должны пообещать мне, что присмотрите за нашим Борюсиком!
И все остальное, в таком же духе... Делать нечего — пришлось пообещать "присмотреть"!
Уже, когда ехали в обкомовской "Волге" в аэропорт, Леха тихонько высказался:
— А у "Борюсика", похоже, жареным запахло, раз из города намылился!
Я хмыкнул и согласно кивнул — тоже об этом подумал.
— А Изя — старый прохиндей — "вы должны"! — передразнил "мамонт", — должны — если шьёшь бесплатно, а если такие деньги берёшь, то ни фига мы тебе не должны...
Я скосил глаза на недовольно бурчащего "Большого брата" и весело засмеялся.
Настроение было замечательным!
...Уже после заседания, у себя в кабинете, Романов высказался:
— Ты знаешь, что самый хороший экспромт — это заранее согласованный и утвержденный во всех инстанциях?! Как твое лауреатство, например... Ах, знаешь? А чего тогда своевольничаешь?! Ну да, ладно... Идея, и правда, хорошая. За нее тебе спасибо! Думаю, что с такой всесоюзной инициативой и партийной организации выступить будет не зазорно. Ветеранов забывать нельзя! Эти люди мир спасли. Посоветуемся с Москвой и решим. Что еще у тебя? А... кассета... Давай. Сейчас некогда, но вечером послушаю. Ну, бывай, не опоздай на самолет!..
О, как мило! Свой рейс мы ждем в депутатском зале... Конечно, по сравнению с будущим, тут ничего интересного нет, за исключением очень дешевого буфета, но и это здорово, поскольку в общем зале в кафе стоит безумная очередь.
Знакомый экипаж. На входе Жанна. Узнала, улыбается...
Склоняюсь к ее аккуратному ушку, чуть прижатому к голове синей пилоткой и, вместо приветствия, негромко напеваю:
— Стюардесса по имени Жанна, обожаема ты и желанна, ангел мой — неземной, ты повсюду со мной, стюардесса по имени Жанна!...
"Случайно" пару раз касаюсь губами её мочки и красная волна смущения заливает щёки и даже шею девушки.
Под насмешливым взглядом "мамонта" плюхаюсь в своё кресло.
Нет, настроение определенно замечательное!
Хоть и пришлось проехаться по городу "под мигалкой", но к репетиции наших номеров, мы не опоздали. Разумеется, если бы не моя "кобелиная сущность", то и мигалка не потребовалась бы — изначально, времени было с запасом. Но, как джентельмен(?!), я не мог не предложить подвезти Жанну из "Шереметьево" до города.
"Предложил бы и до постели, если бы была возможность! Не сразу, конечно... Но взгляды-то ее я ловил на себе, во время полета, вполне даже, задумчивые... В любом случае, телефончик девушки у меня давно уже есть. Да и сегодня "отношения", как говорится, получили новый импульс...".
Жанна попросила захватить до города и ее коллегу Зою — высокую, стройную и рыжую, короче — вторую симпатичную стюардессу с нашего рейса! Вот пока наша черная "Волга" с мигалкой ждала девушек "сдающих смену", весь резерв времени и растаял.
Но получилось даже лучше... Возможно, Жанна что-то подобное ждала, а вот Зоя и машиной, и "мигалкой" впечатлилась "зело вельми". А уж когда водила — молодой парень с сержантскими погонами, пару раз, лихо объехал, с сиреной по встречке, небольшие скопления автомобилей на светофорах, впечатлилась, "по самое немогу", и Жанна.
Знаю — точно! "Большой брат", из за того что "большой" — сидел спереди, а мы втроем устроились, соответственно, сзади. После второго "зигзага" с сиреной, ойкнувшая от испуга и восторга, Жанна перестала коситься на Зою и позволила моей наглой лапе протиснуться у себя за спиной и приобнять за талию!
...В зале Останкинской телестудии первое, что я увидел — это было озабоченное лицо Клаймича, лишь чуть "припудренное" подобием привычной спокойной улыбки. Дав, приличия ради, возможность поздороваться с "одногруппниками", Григорий Давыдович подхватил меня под руку и потащил подальше от посторонних ушей:
— Виктор, меня вызывал ЛАПИН!..
Из дальнейшего, непривычно сбивчивого для нашего директора рассказа, стала понятна причина его волнения. Отснятый репетиционный материал Заключительного концерта "Песни года 1978" всемогущий председатель Гостелерадио "великий и ужасный" Сергей Георгиевич Лапин просмотрел лично и выразил свое крайнее неудовольствие.
Не могу даже сказать, что сильно напрягся. Нечто подобное я и ожидал. Все-таки, пять(!) песен сопливого выскочки в финале "Песни" — это не то, что "маститые мэтры" должны были беспрепятственно проглотить. САМОГО Роберта Рождественского — "было всего четыре раза". Особенно вызывающе выглядело даже не то, что моя фамилия столько раз звучала со сцены — "слова и музыка Виктора Селезнева" — а то, что мне надо было, после каждой песни подниматься со своего места в зале(!) и раскланиваться на все четыре стороны. Причем, если все остальные это хотя бы делали парами — композитор и поэт, то "сопливый выскочка" и тут получал "индивидуальный бенефис"!
