Хотя, если быть совсем точным, то встретила меня, все-таки... горничная — полная в возрасте тетя, в безукоризненно белом и, кажется, даже накрахмаленном переднике.
"Красиво жить не запретишь! Надо бы тоже домработницей озаботиться...".
В углу большой гостиной, куда меня провели, был сервирован небольшой "чайный" столик на две персоны, украшенный живыми(!) цветами в низкой фарфоровой вазе. Сервиз был тоже необычный, видимо китайский, чашки из белоснежного до голубизны фарфора, с золотыми завитушками по фигурному краю.
Изображаю "белогвардейский" кивок и начинаю "дурковать", заранее подготовленным "экспромтом":
— Сударыня, позвольте мне войти,
Я Ваш покой, поверьте, не нарушу,
Лишь отдохну от долгого пути,
Послушаю таинственную душу...
прикладываюсь к милостиво протянутой надушенной ладошке и тяну вперед букет из одиннадцати бордовых роз, предусмотрительно купленных на Центральном рынке.
— Проходите, мой юный баловень судьбы! Развейте мрак бытия одинокой старой затворницы, — не осталась в долгу пожилая леди, — "как хороши, как свежи были розы"... Ах!..
...Пирожки с чудной начинкой были совсем маленькие — на один "кус", что называется, но их было очень много! Гораздо больше, чем я мог бы осилить...
— Кулинарные таланты Томы неисчерпаемы, — хвалит Роза Афанасьевна поварские способности своей... домоуправительницы, горничной, кухарки или кто она на самом деле, я уже запутался, — одна беда — их мало кто может оценить. Мой аппетит уже не тот, что в молодости, а Лада боится растолстеть, чтобы ты её из группы не выгнал!
"Бабуленция" ехидно улыбается.
— Я такой... — от случившегося обжорства уже тяжело дышать, я откидываюсь на спинку кресло и, жалобным тоном еле живого человека, заканчиваю, — за пару лишних килограммов не то что выгнать... уф... убить могу...!...
— Можно и убить, — доброжелательно соглашается Роза Афанасьевна, — но женщины это такие существа, которых рациональнее использовать по-другому! На службу человеку, например...
Я весело ухмыляюсь.
"Бабуленция" возвращает мне ухмылку и грозит аккуратным пальчиком с безукоризненным маникюром:
— И я совсем не об "этом", юный охальник!
— Помилуй бог, сударыня! — я потупил глаза, — лишь идея служения женщины человеку, вызвала у меня прилив радостных эмоций. Только это!
Мы смеемся.
Роза Афанасьевна улыбается мне, как родная бабушка, морщинки лучиками расходятся от добрых и чуть печальных глаз, маленькая ручка подпирает щеку, а голос звучит убаюкивающе и как-то по-домашнему:
— Ну, давай выкладывай, акула, с чем приплыла в нашу тихую заводь... пока внучки нет... Мнится мне, что текст будет не для её детских ушей...
В первый момент мне показалось, что я ослышался! Я тупо вылупился на "бабулька" и захлопал глазами. Мысли заметались в голове, а я судорожно пытался осознать услышанное и выстроить дальнейшую тактику.
"Это что за неожиданный "наезд" и чего она от меня ждет?".
Я, через силу, улыбаюсь:
— Роза Афанасьевна, я вас разочарую... Мои мысли чисты и корыстны!..
"Бабуленция" усмехаясь, легко наклоняется и, не вставая с кресла, и берет с нижней полки "чайного" столика какой-то длинный деревянный пенал.
— Давай рассказывай... с чем пришел... Не объесть же бедную старушку!..
Взяв себя в руки, я, более менее связно, излагаю мысли по поводу сложностей со сценическими нарядами для солисток группы, подтанцовки и... себя любимого.
По ходу рассказа, "бабулек" достает из "пенала" тонкие и длинные сигареты с золотым обрезом — явно импортные.
"Слава богу, что сегодня не вонючий "Беломор"! Как-то не вязался он с ее рафинированным обликом гранд-дамы...".
— Вот я и подумал...
— Понятно, что ты подумал... — перебила меня Роза Афанасьевна, она вставила сигарету в янтарный с серебряными накладками мундштук и глубоко, по-мужски, затянулась... спалив тонкую палочку почти до половины, — будет тебе хорошая портниха...
Странная Ладина бабушка легонько "пыхнула" сигаретой, но теперь, вместо паровозной струи, к потолку медленно поплыло изящно тающее колечко дыма.
— Нам нужна не совсем портниха... а скорее модельер для сценических костюмов, — осторожно пытаюсь уточнить я.
— Она модельер высшей категории, и сошьет, Витенька, любое вечернее платье, но сразу предупреждаю, характер у дамы — не сахар. Стерва она порядочная, но если вы с ней подружитесь... то проблема, считай, решена...
Съездим завтра к ней в ателье, она без предварительного звонка никого не принимает...
Я решительно мотаю головой:
— Не поедем... У меня нет времени, которое придется тратить на самолюбивую и стервозную тетку. Нужен кто-то... — я пощелкал пальцами, подбирая нужные слова, — кто талантлив, но еще не добился жизненного успеха.
Роза Афанасьевна тихонько смеётся:
— Не любишь рядом с собой сильных личностей?!
— Не люблю, — покладисто соглашаюсь я.
— Если вокруг будут слабые, заглядывающие тебе в глаза и ждущие поддержки... то самому тебе будет просто не на кого опереться... — Роза Афанасьевна вопросительно смотрит на меня.
Я пожимаю плечами и улыбаюсь:
— Если вы говорите о хм... единомышленниках, то я согласен, но терпеть самолюбивую и вздорную портниху... Тогда надо дополнить ее принципиальной уборщицей и философствующим водителем... А потом всю жизнь удивляться, почему "воз" твоих замыслов "и ныне там"!
Роза Афанасьевна мой смех не поддерживает. Она молча сидит и рассматривает меня, как будто видит впервые.
Подобный поворот разговора меня начитает раздражать. Результата нет, а просто "переливать из пустого в порожнее" со скучающей эстетствующей старушкой — мне, банально, жаль времени.
— Других вариантов нет, Роза Афанасьевна? — "играть в молчанку" мне тоже скучно.
— Есть... — Ладина бабушка кивает, — из талантливых в Москве есть ещё два человека... Один — некто Слава Зайцев, если тебе это что-то говорит...
"О! Мне это много о чем говорит! Гораздо больше, чем вы себе можете представить... Но "альтернативно-ориентированная" публика мне рядом не нужна...".
— ...второй вариант — Татьяна Львова, эта тоже из разряда "самолюбивая и вздорная". По крайней мере, лет пять назад была такой. Пока ее из Дома Моделей, что на Кузнецком, пинком под зад не выперли... Модельер — от Бога, как бы даже талантливее первых двух, но не ужилась... и ко мне не прислушалась. Так что, если надумаешь, то общаться с ней будешь сам.
— Львова... — я не раздумывал. Да, и выбора, по-сути, не было.
Звонок дребезжаще протрезвонил где-то в глубине квартиры и оставил меня скучать на темной и пахнущей кошачьей мочой лестнице.
Тянуть я не стал и сразу от Розы Афанасьевны отправился на Лялин переулок, где и жила пресловутая Львова.
— Кто? — глухо поинтересовался женский голос из-за двери.
— Меня зовут Виктор... мне ваш адрес дала Роза Афанасьевна Энгельгардт... Я хотел бы с вами поговорить...
Защелкали замки и обшарпанную дверь с порванным дерматином мне открыла невысокая светловолосая женщина лет сорока, в домашнем халате и тапочках на босу ногу. Ни моему позднему (а был уже девятый час) визиту, ни моему хм... юному виду она не удивилась.
— Проходи... — женщина посторонилась, пропуская меня в темный коридор, за спиной щелкнул замок, — прямо и налево...
Следуя указаниям, я оказываюсь на кухне. Женщина освобождает стол от каких-то чашек и смахивает тряпкой со стола невидимые крошки:
— Садись... Дети ели, не успела убрать...
— Мне все равно... — я улыбнулся "а la Лада", — вы, я смотрю, не сильно моему визиту удивлены...
— Старуха звонила... Буркнула что-то, о том что ты мой последний шанс в жизни и повесила трубку... — женщина криво улыбнулась и принялась меня рассматривать.
Я занялся тем же самым. Лицо довольно свежее, но утомленное, глаза покрасневшие... внешность приятная. Светлые волосы демонстрируют хоть и давнюю, но оригинальную стрижку. Хотя сейчас в моде высокие начёсы, каре или просто длинные волосы. На запястье резинкой прикреплена подушечка в которую воткнуты булавки.
"Работает на дому... Дом и квартира так себе... Дети. Судя по всему — нуждается. Это я удачно зашел!".
Женщина продолжает молчать. Лезу в карман и достаю коричневую "сотку", молча кладу на стол. Татьяна без какого-либо интереса наблюдает за моими манипуляциями и лишь через некоторое время спрашивает:
— За что?
Стараюсь отвечать так же равнодушно:
— Роза Афанасьевна предупредила, что вы вздорная и самолюбивая, покупаю пять минут вашего вежливого общения со мной...
— Мааааамааааа!!!!!......... — и в кухню врываются двое пацанов, на вид лет пяти и семи, — а Борька машинку не отдаёооооооооот! — ябедничает, с превышением желаемых децибел, младший. Я проигнорирован начисто — борьба за мятую железку с торчащим из нее ключом для завода пружины, в приоритете мальчишеских ценностей стоит неизмеримо выше.
— Вы что... не видите, что мама занята?! — женщина требовательно смотрит на обоих "мелких", — марш в комнату, Боря отдай Мише машинку, ты же старше!
Пацанва уносится с такой же скоростью, с которой и появилась.
— Забери деньги... Родителям отдай. Что хотел? — женщина смотрит с неприязнью.
— Не беспокойтесь о моих родителях. Я зарабатываю раз в пятнадцать больше, чем они.
"Если "ломать", то сразу... а то потом наплачусь я с ней...".
— ...так что это плата за вежливость и потраченное на меня время. Я пишу песни и музыку... хорошие... Мои песни уже сейчас исполняют Пьеха, Сенчина, Боярский и другие... Я создал Вокально-инструментальный ансамбль и скоро мы будем гастролировать за рубежом. Суть проблемы проста — нам нужны сценические костюмы. Солисткам, музыкантам, подтанцовке... Нужны, так же, повседневные костюмы. Все модное, красивое и дорогое. Много... Для этого нужен ведущий модельер и свое ателье с работниками. Могу обещать очень хорошие деньги, поездки за границу и даже значимую творческую помощь... Взамен мне нужна абсолютная лояльность, работоспособность и умение обуздывать свои эмоции...
Я встал:
— Роза Афанасьевна рассказала, что вы пять лет назад были талантливы и успешны. Подумайте над моим предложением, на раздумье могу дать сутки... У нас скоро концерты в Кремле и на "Песне года", времени на раскачку нет...
Я осмотрелся по сторонам и увидел на подоконнике газету, щелкнул ручкой и написал на ней свой "тверской" телефон:
— Перезвонить можно на этот номер... или Розе Афанасьевне... Спасибо. Пойду...
Не вставая с табурета и не поворачивая головы женщина глухо спросила:
— Энгельгардт помогать будет?
— Её внучка одна из солисток...
— Понятно.
— До свидания.
— А? Да... до свидания...
— Алло?
— Привет!
— Ой... Здравствуй! Ты в Москве?!
— Да, но только сейчас освободился и приехал в гостиницу... Звоню пожелать тебе спокойной ночи!
— Как жаль! Уже поздно... Мы встретимся завтра?!
— Конечно, Зая! Я постараюсь приехать к шести к тебе на работу...
— Завтра суббота!
— Черт! Замотался... верно, суббота... Тогда, если не "запрягут" большие дяди, то завтра я весь день свободен!
— Отлично!......... Я соскучилась...
— Хм?! Вот завтра и проверим! Целую, моя красавица! Спокойной ночи!
— Я тоже... Спокойной ночи!
"Мдя... Соскучилась она... Такими темпами я скоро признание в любви услышу!"...
* * *
Накаркал! "Запрягли". И, почти, на целый день...
До обеда я побывал на Огарева 6, в МВД. Чурбанов почему-то работал и в субботу.
"Может сбежал от опостылевшей жены? Впрочем, она тоже вряд ли дома сидит...".
Чувствовалось, что в субботу замминистра никто не дергает и он относительно свободен, даже одет в обычный костюм. Я приехал к полудню, просидел в кабинете Чурбанова два часа, а потом он меня ещё и обедом повел кормить.
За два часа я рассказал Юрию Михайловичу все последние новости: и про запись на "Мелодии", и про недовольные хари (бlя!) "маститых коллег", и даже про поиск хорошей портнихи.
Тут, как ни странно, Чурбанов пообещал посодействовать, если у меня со Львовой не получится:
— Галина Леонидовна шьется у какого-то очень хорошего женского мастера из ГлавУПДК МИДа... Там наших дипломатов и их жен обшивают... Очень достойно делают, я себе там костюм летний шил — доволен остался... Решаемый вопрос!
Поднял я и тему бокса, точнее узаконивания своего возраста в спорте.
— Зачем тебе это? — удивился Чурбанов, — ты же Николаю Анисимовичу сказал, что выбрал песни, тебе студию сделали, деньги выделили — не распыляйся! Теперь нужна отдача: много хороших и качественных песен, популярный ВИА МВД, возможно, за рубежом зазвучишь! Вот куда надо сейчас все силы прикладывать... а ты про бокс... Бокс оставь тем, кто песни не умеет сочинять!
И зять Генсека засмеялся.
Я посмеялся вместе с ним, а потом возьми и брякни:
— Я олимпийским чемпионом хочу стать... Хоть одну медаль в боксе для страны выиграть... На нашей Олимпиаде!
— Без тебя найдется кому выигрывать... Береги здоровье и занимайся своим делом! — отрицательно покачал головой Чурбанов.
— Юрий Михайлович... — я уперся, — вы же видели мои бои... Но это я только для вас и Николая Анисимовича бокс изображал...
— В смысле, изображал? — не понял Чурбанов.
— Ну, вы приехали... специально... я был признателен вам, вот и изображал бой... А мог просто стукнуть сильно пару раз и все закончить. Я не знаю откуда это, но у меня очень сильный удар... всегда был... Я даже не тренировал его специально... Просто "от природы".... тренер так говорит. Я и боксом-то пошел заниматься только из-за моего удара...
Чурбанов молчал, пришлось усугубить:
— Вы вспомните историю с итальянцем... Перчаток на мне не было, потому и получились... две сломанные челюсти и нос... А сборная наша ни одного золота не получит... "За Державу обидно!"
Чурбанов возмутился, повысив голос:
— Ну, откуда ты можешь знать?! У нас отличные боксеры, стабильно завоёвывают медали на международных соревнованиях! Почему они должны проиграть Олимпиаду?!
Я молча сидел, давая улечься начальственному гневу.
— Ну, чего молчишь? — значительно тише поинтересовался Чурбанов и потрепал меня по голове. Явно, досадует на себя, что повысил голос!
— Юрий Михайлович! Я статистику смотрел и последние чемпионаты. Две последние Олимпиады мы провалили, уверенно выигрываем только на чемпионатах Европы. Наш бокс морально устарел. Американцы сейчас значительно сильнее... они и кубинцы... вот кто возьмет все золотые медали! Мы не возьмем ни одной...
— Ладно! Поживем — увидим... — Чурбанов решил тему закрыть.
В отчаянии, я выбросил на стол последний козырь:
— Юрий Михайлович...
— Ну, что тебе?
— Я ГОЛОВОЙ РУЧАЮСЬ... Сборная не возьмет ни одной медали. Я один выиграю золото!
Чурбанов тяжёлым взглядом уставился прямо мне в глаза. Помолчал. Изрёк:
— Что-то часто ты стал головой ручаться, так и без головы можно остаться... Однажды.
— Я свою голову ценю, — тихо, но твердо ответил я, — и никогда не ручаюсь ею, если не уверен, что прав. Просто сейчас у меня больше нет других доводов. А к этому, я уверен, что вы прислушаетесь. Я ведь никогда не ошибался, когда ею ручался перед вами!
