Катарсис Империи

Впрочем, подобный подход крайне удобен, если вдруг потребуется от этого господина избавиться. Камень к ногам привязать, да в прорубь. Весна придет, и труп всплывет. А там, обшаривай мертвяка или к гадалке ходи — кто такой, почему погиб... Время и вода — лучший в мире растворитель, так обезобразят труп, что без специальных способов исследований и не скажешь, кто такой.Да и средств этих в ближайшие полвека не придумают...

Гейден оставил нас в комнате, которую я про себя окрестил как 'приемная' — скромная в размерах, по сравнению с другими помещениями, она имела всего две двери — одну, через которую мы вошли. Другую, массивную, скромно, но со вкусом украшенную — пока что держали закрытой, а по обе стороны стояли два молодцеватых охранника, имевшие вид 'лихой, но придурковатый'.

— Я доложу о вашем прибытии государю, — на прощание сообщил флигель-адьютант, прежде чем раствориться за створками второй двери. Каких-либо реплик, он, как и в прошлый раз, дожидаться не собирался.

Оставшись фактически наедине с ротмистром, я постарался расслабиться. Сидя на роскошном диване, чья искусная отделка недвусмысленно напоминала о том, в ЧЬЕМ доме я нахожусь, расслабляться не получалось. Подзуживал мандра предстоящей встречи.

Не таясь, скажу, что я рассчитывал на немедленный прием. Все же, не простой человек ожидает разговора с императором Всероссийским. Если ставить на весы мою персону и персону какого-нибудь министра, придворного генерала или партнера по играм в карты — любой из современников объективно уступал мне в критериях полезности для дела государственного.

Однако, нам с Лавровым пришлось просидеть в 'приемной' более трех часов. За это время мы в полголоса, старясь не шуметь и не привлекать внимание охраны, поговорили о малозначительных и не вызывающих подозрение вещах — несколько раз мимо нас проскальзывали высокопоставленные господа в мундирах или же в штатском, скрываясь за пресловутыми вторыми дверьми. Любопытная деталь — проходя мимо нас, все они без исключения имели вид столь независимый и самодовольный, будто у каждого из них в подвале сидит связанным лепрекон, что срет золотом, и этот анахронизм времен крепостничества давал им право считать себя неподвластными Колесу истории. Ох, знали бы господа министры, адмиралы, да генералы, что большинство из вас ждет смерть отнюдь не благородная, а от штыков и пуль солдат и матросов, выходцев из крестьянства, что сейчас вами презирается, ибо негоже дворянству якшаться с чернью.

Что ж, поживем-увидим, как карта ляжет. Сейчас в первую очередь стоит позаботиться о себе родимом. А уж после того, как тыл будет надежно прикрыт — развернемся на полную катушку. Негоже бросать в тяжелый момент истории Родину. Какое бы название она не носила — Империя, Союз или Федерация.

Держава — в первую очередь люди, а не политический строй. И интересы сохранения жизней миллионов русских лично для меня — первостепенная задача. Нежели чем неприкрытый подхалимаж, да 'гешефты' во имя набивания собственных карманов.

Меж тем, наша очередь явиться пред светлые очи императора, все никак не наступала.

Лавров, как мог, сглаживал ситуацию. В своем времени, я, не мудрствуя лукаво, воспользовался б планшетом, да коротал время серфингом по просторам Всемирной паутины. Но, в реалиях настоящего, подобной роскоши у меня нет — как нет и самой сети, и вышек сотовых операторов. Так что сейчас, планшет — не лучший помощник. Наоборот, стоит кому-нибудь увидеть у меня в руках 'шайтан-машину', можно смело отправиться в заведение, где комнаты с мягкими стенами, а рукава верхней одежды завязываются на спине.

Владимир Николаевич, всецело преданный своей профессии, не оставлял попыток выведать у меня сведения, которые могли бы представлять интерес для его службы. Похвальное стремление — ведь многое из того, что я мог ему сообщить, на многие месяцы, а то и годы, продвинуло бы работу Разведочного отделения и позволило бы избежать долгих, изнуряющих наработок.

Разительно, как ротмистр отличался от современных же офицеров, чинами и выслугой постарше него. Личная выгода ему была чужда. Молодой контрразведчик, не скрывая этого, пекся о нуждах Родины. И тактично, с осторожностью, негромко доказывал мне, что не стоит медлить, дожидаясь решения Императора — ведь я могу помочь стране уже сейчас, хоть немного просветив его по собственному профилю.

Молодец, уважаю. Не упускает своего, очевидно, рассудив, что реакция государя может быть вовсе не такой, на какую, я и он рассчитываем. И, в самом неблагоприятном исходе, получив от меня хоть какие-то значимые сведения, Лавров, все же буде в 'выигрыше'.

Но, здесь мне его 'порадовать' было особо нечем. То, что я знал о работе его отделения в текущем времени, уже изложено на бумаге — общие сведения о персонажах, которые действуют уже сейчас, да несколько подробных операций, которые запомнил, интересуясь контрразведкой России, в своем времени. Больше информации я ему дать, конечно, мог — и много, но без 'шпаргалки' в виде своего девайса, это было затруднительно.

Впрочем, я сразу деликатно дал понять, что делиться более значимой информацией вот так сразу не собираюсь. Конечно, изучить, и, в конце концов, после многих опытов, повторить некоторые из тех вещей, что были мне предъявлены на допросе, предки смогут. Но, основной массив ценнейшей информации — планшет — сейчас лежал во внутреннем кармане. С большой неохотой, но контрразведчик согласился передать его мне на встречу с императором — опять же, под честное офицерское, что устройство не нанесет последнему вреда. Заверив, что именно так и будет, но оно мне жизненно необходимо, чтобы убедить царя в своей правоте, я заполучил планшет назад. Конечно, если моя афера провалится, его, несомненно, отберут.

Но.

Даже если так, даже если включат — с паролем у них будут явные проблемы. А без оного — это лишь бесполезный кусок пластика, даже разобрав который по винтикам, ценнейшую на ближайшие сто лет информацию, из него не получить.

В конце концов, поняв, что большего ему из меня не вытянуть, ротмистр поумерил свой пыл и разговор перетек в русло повседневности. Малозначимые разговоры о ресторанах, грядущих представлениях зарубежных театральных трупп...

В комнатке вновь появился Гейден. За окном давно уже пробил полдень, и солнце заливало своим светом окна дворца. Очевидно, посетители, встреча, с которыми была приоритетнее, чем разговор со мной, у Николая II закончились, и он мог уделить мне время.

— Государь готов принять вас, — флигель-адъютант произнес это холодным, официальным тоном, жестом поманил к себе.

Мы с Лавровым уже были готовы последовать за графом, когда последний, в очередной раз дежурно улыбнувшись, огорошил меня своей фразой.

— Владимир Николаевич, вам придется обождать здесь, — он жестом указал на кресла, в которых мы с контрразведчиком провели последние три часа. И, прежде чем Лавров смог что-либо возразить, граф добавил:

— Государь примет вас позднее, — сообщил он Лаврову.

Вот так номер. Меня что, одного допустят до императора? И даже ротмистр не будет свидетелем нашей встречи? Чудны твои дела, о, время.

Двери, за которыми доселе скрывались лишь видные государственные чины, распахнулись и для меня.

Момент истины настал.

Помещение, в которое я попал, оказалось роскошно, по моим взглядам, обставленным рабочим кабинетом. С мебелью из настоящего, искусно отделанного дерева, стеллажами, на полках которых покоились многотомные книжные издания.

И скромным рабочим столом, за которым сидел, в общем-то, обычный человек, средних лет, в офицерском мундире. Его голова была склонена над чем-то, разложенном на столе, и, казалось, мое появление, его ничуть не волновало.

Однако, стоило за моей спиной с тихим стуком захлопнуться дверям, как Николай оторвался от своего занятия, и посмотрел на меня.

Спокойный, рассудительный взгляд человека, что провел без сна уже несколько ночей. Слегка осунувшиеся черты лица, но ни намека на жалость к себе. Император работал во благо своей страны, и, похоже, не собирался сбавлять обороты.

— Здравствуйте, — бархатистым голосом он поприветствовал меня. — Илья Сергеевич, если не ошибаюсь?

От этого человека исходила ВЛАСТЬ. Не та выборная, а местами и самодурственная, с которой мне приходилось иметь дело в свое время. А та, что воспитывается династиями, впитывается с молоком матери. И которая не становится прикрытием для набивания собственных карманов, а отягощена ответственностью за целую страну.

Такому человеку хотелось служить. Не прислуживать, не льстить и выискивать хитрые дипломатические подходы, чтобы и умаслить его и добиться своего.

Сам того не заметив, я вытянулся в струну. Как не делал этого многие последние годы, обходясь, при встрече со своим начальством, лишь видимостью уважения к старшим по званию.

— Здравия желаю, Ваше Императорское Величество, — тихо, но отчетливо произнес я. — Илья Сергеевич Модус по вашему требованию прибыл.

Нас разделяло несколько метров, так что, от меня не укрылось некоторое замешательство на его лице. Вероятно, не на такую реакцию с моей стороны он рассчитывал.

— Полноте вам, — царь позволил себе слегка улыбнуться. И жестом указал на кресло, стоящее напротив его рабочего стола. Не мудрствуя лукаво, я молча прошел к столу и присел.

Как бы там ни было, какое бы у меня не было отношение к этому человеку, но сейчас он — властелин земли русской. А значит, я играю по его правилам. Он задает вопросы, я на них отвечаю. Поступить наоборот — непременно нарушить тонкую ниточку контакта, образовавшуюся между нами.

Отчего-то на ум пришло высказывание, что монархи и их потомки — это порода особенных людей, воспитавших в себе лучшие качества своего народа. И только сейчас до меня дошел весь смысл этой фразы.

В одной комнате сидели русский царь и пришелец из будущего. Один правит страной, другой — знает судьбу этого правления. Объединив наши усилия, мы оба сможем привести Россию не только к победе в русско-японской войне, но и сделать одним из мировых лидеров. Впрочем, вести беседу царь не торопился — вооружившись карандашом, что-то читал, изредка подчеркивая на бумаге.

Не знаю, какие мысли роились в голове царя.

Но, он и виду не подал, что его как-то беспокоит встреча с будущим. Хотя, будь я на его месте — у меня бы уже сердце выскочило из груди.

Ан нет — порода. Каким бы я важным или сверхважным не был, ради меня одного Николай не отложил рутинных дел. Как непривычно видеть правителя, который не гонится за сиюминутной выгодой.

Впрочем, возможно император справедливо рассудил, что, куда я денусь из матушки-России...

Наконец, после длительного ожидания, царь отложил в сторону рабочие бумаги и обратил свое внимание на меня.

— Как ваше самочувствие? — Смотря куда— то в окно, поинтересовался Романов.

— Благодарю, все хорошо.

— А меня, знаете, головные боли одолевают. Мигрень, похоже, разыгрывается. Что, немудрено, учитывая сложившиеся обстоятельства. Война, знаете ли, началась.

— Так точно, знаю.

— Скажите, Илья Сергеевич, а вы когда-нибудь, были на войне? — Император перевел свой взгляд на меня. И теперь смотрел прямо мне в глаза. Словно полиграф, изучал реакции моего тела. Любопытно.

Знавал я в свое время одного профессора, биолога. Тот так же, вел непринужденную беседу, причем, на любую тему, которую поддерживал его собеседник. Но, как потом оказалось, ответы его интересовали меньше всего. Зато по движениям глаз, рук, положению тела и многочисленным невербальным признакам, он получал куда как больше ценной информации.

И вот сейчас, меня не покидало ощущение, что сидящий напротив человек занят тем же.

— Не довелось, — зачем врать, если моя цель — установить контакт, и заручиться его расположением? — По долгу службы работал по другому направлению.

— В самом деле? И какому же?

— Борьба с организованной преступностью.

— Мудреное название. Что это?

— В моем времени бандиты и разбойники пришли к выводу, что действовать сообща — гораздо эффективнее. И стали сбиваться в различного рода преступные сообщества. В каждом таком объединении имелись лидеры, которые устанавливали жесткие правила и иерархию, правила конспирации. Сейчас такие методы на вооружении разве что у шпионов, да революционных ячеек.

— Удивительно. И, настораживающее. Ведь радикальные силы, сформированные по таким принципам представляют собой гораздо больше опасности, чем преступники-одиночки.

— Именно так. И тактика борьбы с подобными элементами, соответственно, тоже имеет свою специфику, основанную на понимании целей, интересов, мотивов этих субъектов.

— Думается мне, подобные знания пришлись бы ко двору в ведомстве господина Плеве, — взгляд Николая слегка потускнел. А внутренний голос истошно завопил, что момент уходит.

— С вашего разрешения, осмелюсь заявить, что мои знания не ограничены сугубо профессиональной сферой, — это что, мне, получается самому придется уламывать его, чтобы царь заинтересовался тем, что лишь я один могу дать этой стране? Что за извращенное собеседование?!

— Если верить докладу ротмистра Лаврова, — указательный палец правой руки Николая постучал по лежащим перед ним документам. — То вы человек весьма эрудированный. И, своего рода провидец. Скажите, в чем ваш дар?

Что?!

У меня словно пелена с глаз спала.

Какого хрена тут происходит?!

— Не уверен, что правильно вас понимаю, Ваше Императорское Величество, — нахмурившись, произнес я. — О каком даре идет речь?

— Как же? — Искренне удивился царь. — Ведь лишь промыслом божьим вы могли предугадать исход коварства японского флота... Одного лишь не понимаю — для чего вам потребовалось тайно проникать во дворец?

А чтоб меня отжарило трехфазным током!

Вон ты куда клонишь, морда царская.

Еще одного блаженного на свою голову нашел. Господи, дай мне терпения.

— Сдается, ротмистр не совсем верно изложил то, что я ему рассказал...

— Отчего же. Все предельно ясно написано. Вы с необычайной точностью предсказали нападение...

— Ваше Императорское Величество, — и лишь по блеснувшему в глазах Николая недоумению, я осознал, что только что нарушил святая святых дворцового этикета. Перебить речь императора — это надо постараться, чтобы так оконфузиться.

Так, думай голова, шапку куплю.

Как там было — не можешь исправить ситуацию, возглавь ее?

— Я ровным счетом ничего не предсказывал, — надо ковать железо, пока горячо. Пусть себе Николай сидит, обтекает от моей наглости, мне же нужно в максимально короткие сроки донести до него суть. — Дело в том, что я ЗНАЛ, когда и каким образом начнется война с Японией. Как знаю то, что наши стационеры в Чемульпо — крейсер 'Варяг' и канонерская лодка 'Кореец' приняли неравный бой с численно превосходящим их противником. Итогом боя стало затопление крейсера и подрыв канонерки нашими матросами, чтобы не допустить их захвата врагом. Я знаю и то, что после войны, что окончится нашим разгромом, — в этом моменте глаза императора расширились, — 'Варяг' будет поднят японцами си дна бухты и введен в строй их флота. Как и множество других наших кораблей. Я не аферист и не пророк, не предсказатель и не гадалка. Я родился в конце 20 века в стране под названием Российская Федерация. И, оказался здесь, в вашем времени. Вероятно, это промысел Божий, — ох как я не люблю всю эту религиозную тему, но в этом времени без веры никуда, — ибо без подобного вмешательства, нашу страну ждет бесславный конец. И начало этого печального пути — это поражение в войне с Токио.