Катарсис Империи

— Как же это? Бросить корабль, что можно вернуть в строй?

— Случилось именно это.

— Но, по вашим словам, 'Боярин' можно спасти?

— Да. Но, капитан проявил трусость, в следствие чего был в моей истории привлечен к ответственности.

Император сделал несколько пометок прям в докладе. Любопытно.

— Но, если действовать немедленно, — осторожно добавил я. — То мы сможем спасти оба корабля, просто не допустив их попадания на мины. Я бы посоветовал вам лично запретить 'Енисею' ставить мины в условиях плохой видимости. Степанов, командир корабля, верный своему долгу капитан, поэтому, получив приказ, исполнит его до конца. Что и приведет к гибели этих двух кораблей. Избежать этого можно. Я бы посоветовал вам, Ваше Императорское Величество, отправить телеграмму командующему эскадрой Старку, о высочайшем указе — мины ставить в Талиенване только при достаточной видимости. Или не ставить вообще — в ближайшее время японцы к Дальнему со стороны моря не сунутся.

— Я, конечно, могу такую телеграмму дать, но не лучше было бы обсудить это с моряками, я как раз планировал вызвать...

— Простите, государь, но нет. Морское министерство, настолько неповоротливый механизм, что четыре из пяти броненосцев типа 'Бородино', которые составили ядро подкрепления, отправленного на Тихий океан, были достроены только к концу этого года. Когда Тихоокеанская эскадра в Порт-Артуре была почти разбита. А спешащая им на подмогу Вторая Тихоокеанская эскадра на самом деле попадет на Голгофу — большая часть кораблей будут потоплены, всего трем второстепенным кораблям удастся прорваться — остальные либо интернируются, либо с позором сдадутся японцам, чтобы избежать смерти.

— Никогда в это не поверю, Илья Сергеевич. Нет в нашем флоте таких моряков, которым шкура дороже долга перед Родиной!

— Прошу прощения, но и здесь вы ошибаетесь. Война с Японией покажет, что пассивное сидение в Порт-Артуре губительно скажется на офицерах. А отсутствие побед над японцами их деморализует окончательно. Будут случаи, когда капитаны канонерских лодок откажутся идти в Талиенваньский залив, чтобы поддержать огнем орудий истекающие кровью на своих позициях наши же пехотные части. Будут случаи, когда командиры миноносных отрядов будут терять приданные им корабли в ночных рейдах — а наутро отставшие корабли уничтожены японцами. И это лишь яркие, вопиющие случаи. Будут и десятки других, как-то пленение части наших кораблей после сражения при Цусиме в следующем году. Или полное отсутствие командования во время этого же боя.

На этот раз царю нечего было ответить. Не думаю, что он представлял себе масштабы косности бюрократической машины в его стране, но, о некоторых частностях не мог не догадываться.

— Я не говорю уже о том, что строители, которые ежедневно были на 'Орле', едва не проморгали момент, как корабль чуть не опрокинулся, набрав во внутренности воды через затопленные отверстия для навешивания бронеплит.

— Не может быть! — воскликнул царь. — Это же диверсия!

— Халатность, — поправил я царя. — Которая, едва не стоила утоплению первоклассного корабля. А это — миллионы казенных денег. Правда, стоит отметить и тот факт, что после сражения с японским флотом, 'Орел', наряду со многими другими кораблями, направленными с Балтики на выручку Тихоокеанской эскадре, будет сдан японцам.

— Позор, — царь скрыл лицо руками.

— Да, Ваше Величество, — сейчас стоит посыпать рану солью, дабы самодержец понял, что не время для шуток. — Фактически, после войны с Японией, у России останется только Черноморский флот.

— Поистине страшные вести вы принесли, — мрачно произнес Николай. — И вы уверены, что иначе случиться не может?

— Если не вмешаться в события на Дальнем востоке самым решительным способом, не мобилизировать имеющиеся силы и не действовать с учетом знаний о предстоящих событиях — мы погибли. Господин Плеве указывал, что для недопущения революции нам нужна маленькая победоносная война. Так вот, если мы не справимся с японцами, не решим накопившиеся в стране внутренние проблемы — Россию ждет не одна, а сразу три революции.

— Три!? Побойтесь Бога, Илья Сергеевич. Франция годами восстанавливалась даже после одной.

— После первой ситуация в стране обостриться. Через десять лет начнется мировая война, итогом которой станет сперва, вторая революция, что приведет к вашему отречению от власти и падению самодержавия в стране как формы правления. А за ней — и третья, организаторы которой отстранят тех, кто совершил вторую революцию и возьмут власть в свои руки. А следом, грянет гражданская война в России, итогом которой станет потеря значительной части территорий, миллионы убитых и замученных, иностранная интервенция — англичан, немцев, американцев, тех же японцев. Пройдет почти пять лет с момента третьей революции, когда пожар гражданской войны станет стихать. А через примерно двадцать лет после этого — грянет Вторая мировая война, которая унесет несколько десятков миллионов — как солдат, так и мирных жителей...

— Прошу вас, замолчите...

Сейчас мне было его жалко. Царь выглядел подавленным, не в силах произнести ни слова.

Да уж, шокирующая для его восприятия информация. Немудрено, что он просто не желает все это выслушивать.

Но, ведь неспроста Николая характеризовали как мягкого, податливого императора.

Не обладая силой воли своего отца, он искал поддержку, совет в своем ближайшем окружении — в людях, что были способны взять на себя решение проблем, которые должен был 'разруливать' именно он.

— Но, — а теперь, пора играть в героя. — Всего этого можно избежать. Я обладаю достаточными знаниями, применив которые, можно, если не спасти весь Тихоокеанский и Балтийский флот, то хотя бы свести к минимуму наши потери в этой войне и избежать поражения. А вместе, нам удастся выбить почву из-под ног у революционеров и диссидентов, что раскачивают государственный корабль. В недалеком будущем, премьер-министр Столыпин скажет, что будь у России двадцать лет без войны — и мир не узнает нашу страну.

— Нашу? — Удивился император. — Не обессудьте, но вы человек из другого времени, другой страны, какое же вам дело до наших бед? Для вас это история, давно забытая, причем. Да и моя судьба предрешена...

— И вы готовы так просто сдаться? — Удивился я. — Сидеть и ждать конца, когда вы знаете не только туманными предсказаниями, но и конкретными сведениями о грядущем, о бедах страны. Вашей страны, править которой вам уготовано самим Господом Богом?

— Но, ведь вы сами говорите, что все катится в тар-тарары и нас ждут одни несчастья. Не лучше ли дожить свои последние дни в окружении любимых, воспользоваться отведенным мне временем?

— Ваше Императорское Величество, — уставшим голосом произнес я. С ним спорить — как со стеной разговаривать. — Неужели даже весть о рождении наследника для вас не станет причиной действовать иначе, во благо семьи и страны, судьбы которых тесно переплетены?

— Но, ради чего? Ведь все уже предрешено? Коль это замысел Божий, разве можем мы противиться ему?

— Можем, и должны. Не ради себя, а ради наших потомков. Или вы готовы покорно ждать трагического конца?

— Так предначертано...

— Простите, Ваше Императорское Величество, но я не могу с вами согласиться, — произнесено это было резче, чем запланировано. И, царь не замедлил отреагировать, подняв на меня холодный взгляд. Ну да, еще бы. Голос на самого НЕГО повысил.

— Отчего же вы, человек другого времени, из другого общества, вздумали бороться с самим замыслом Божьим?

— Дело в том, что я патриот. Непримиримый, упертый, страстный. И никогда не смирюсь с тем, что в силах изменить. Мой мир разрушен — и, даже если получится вернуться в свое время, вряд ли там можно жить.

— Господи, — император перекрестился. — Что ж вы такое сделали, чтобы так прогневить ЕГО?

— Это...

Да, я действительно хотел объяснить последнему русскому императору, что вспышки на звездах происходят отнюдь не по воле божьей. Да, я сперва делаю, а потом думаю. Но, в этот раз меня словно что-то остановило.

Не берусь говорить — рука была это всевышнего, или я, наконец, пересмотрел свою позицию, но, я оборвал себя на полуслове.

Несмотря на то, что я в буквальном смысле сообщил императору о сыне, мое положение тут еще не то что шаткое — а поскольку мне придется здесь обосноваться надолго в виду объективных причин, стоило заручиться поддержкой власть имущих.

И, раз уж так сложилось, что напротив меня сидел человек, властью которого я могу быть как или 'со щитом' или 'на щите'. Первый вариант меня устраивал всецело. Но, для его достижения, мне придется хорошенько постараться.

— Вероятно — довели свой мир до ручки, — предположил я. — Постоянными дрязгами, войнами, бездумному использованию природных богатств. Наука достигла таких величин, что впору было думать о покорении других планет. Но, вместо этого, общество превратилось в потребителей, которым ничего не нужно, кроме как много и вкусно поесть, да весело провести время. И подобное отношение к планете и окружающей среде — фактор, который имеет отсроченные последствия. В моем мире должна была произойти вспышка на солнце — сложное физическое явление, которое я сам не очень понимаю. И, очевидно, что-то пошло не так, поскольку подобное случается очень и очень часто. Вместо этого, все что я видел в последние мгновения перед тем, как прийти в себя в себя в камере крепости — это неописуемый жар да стена огня, что на моих глазах плавила здания, простоявшие несколько десятков лет, и испаряла людей, будто те — сухая древесина.

— Господи помилуй, — Николай еще раз перекрестился. Особую набожность царя отмечали все историки, однако — одно дело читать неправдоподобные вымыслы современных составителей учебников, и совсем другое — быть очевидцем. Можно сказать — на моих глазах творилась история.

— Ваше величество, — это очень опасный момент, поэтому я тщательно подбирал слова. Реакция царя должна быть однозначной. Малейшее сомнение в моих мотивах — и закончу я свои дни не в роскошных дворцах, а в тесной каморке в компании парочки дотошных дознавателей. — Не знаю, Божий ли промысел или сама судьба сложилась так, что я попал в ваше время, но, я человек, горячо любящий свою Родину. Безусловно, я не идеально знаю то, что грядет, но даже моих скромных познаний и информации, которая сосредоточена здесь, — я постучал пальцем по корпусу лежащего перед царем планшета. Николай едва заметно вздрогнул, еще раз увидев фотографию своего будущего сына, — хватит, чтобы избежать ошибок, которые были допущены в моем прошлом. Если вы позволите мне помочь нашей горячо любимой державе, то мы с вами не допустим поражения в войне с Японией и стоящими у нее за спиной Англией, США, Францией...

— Францией? — Николай с недоверием посмотрел на меня.

— Да. Франция — одна из виновниц всех тех бед, которые постигнут Россию в ближайшие двадцать лет.

— Но, Франция наша союзница...!

— ...и кредитор. Который, в угоду своим финансовым интересам через десять с небольшим лет потребует от России вступить в войну с Германией. Войну, которая принесет миллионы жертв русскому народу, гражданскую войну и... — заключительный момент. Лицо посерьезней, губы поджать, глаза притупить, трагический голос. — ...падение самодержавия.

Я уже упоминал об этом, но, судя по всему, до царя драматизм момента не дошел. Ладно, еще раз разыграем эту карту.

— Что? — Николай, казалось, задохнулся, услышав сказанное мной. Его глаза расширились от притока адреналина в крови. Еще бы — он, царь и самодержец, никогда не допускал мысли о том, что существующий режим падет. К такому его жизнь не готовила. Ведь подобного не было при его отце, с которого он пытался брать пример, но ничего не выходило. А раз при батюшке не было — то и при мне не будет. Ибо сам царь к этому не готов. Ни как человек, ни как правитель.

Хотя, если быть до конца откровенным — его ко многому жизнь не готовила. Стараясь равняться на покойного отца, Александра III, Николай умудрился за годы правления насолить всем слоям российского общества, начиная от крестьян, заканчивая дворянами. И все только потому, что хотел лучшей доли для своей страны. Но, как говорится — дай дураку стеклянный.. графин. Он и графин разобьет и руки порежет.

— Прошу вас, успокойтесь! — я поднял руки в примирительном жесте. — Так случилось в моей истории, что я могу подтвердить записями, которые сохранены в моем устройстве. Однако, то, что произошло в моем времени — не обязательно должно произойти здесь.

— Но, судьба уже предопределена, я...

— Я знаю, какое предсказание вы получили в столетие кончины Павла I, — правда, знаю, в общих чертах, но надеюсь, до прямого цитирования не дойдет. — Но, ваш благородный предок не знал о моем появлении здесь.

— Илья Сергеевич, вы думаете, что...

— Я уверен, государь! — Уж уверенности мне не занимать. Я жить хочу. И, чем дольше и сытнее — тем лучше. Помощи от человека со стороны, император никогда не примет. Значит, придется втираться в доверие столь излюбленными в это время лестью и интригами. — С моими знаниями, с вашей властью, мы перекроим будущее так, чтобы не допустить падения престижа нашей державы, а возвеличить ее. Смыть позор прошлых войн, когда мнимые союзники фактически лишили нас добытых кровью и потом побед. Утвердить русский флаг так, чтобы никто не посмел даже думать о том, чтобы напасть на нас.

— Красиво говорите, Илья Сергеевич, но реализуемо ли это?

— Реализуемо, государь, но без сомнения — весьма сложно. Годами те из ваших советников, министров и даже — Великих князей, что набивали карманы в ущерб интересам государства, подтачивали основы державы. Я могу до глубокой ночи перечислять самых видных из, не побоюсь этого слова — предателей, и оглашать списки их злодеяний. Но, без готовности действовать быстро и без промедления — мы лишь усугубим ситуацию. Казнокрады и бездари останутся при власти и доведут страну до плачевного конца. А кого винить в том, что страна разорена и крестьянин голодает, да так, что ему приходится идти на помещика с ножом, да дубиною?

Николай хотел что-то ответить, но промолчал. Вместо этого он вновь пробежался глазами по докладу Лаврова.

— Дорогой Илья Сергеевич, все то, что вы говорите — без сомнения необходимо, но, мне требуется время обдумать.

— Как прикажете, государь, — я поднялся. Кажется, переусердствовал. Последние слова царь произнес холодно, будто давал мне понять, что аудиенция окончена. Мой покойный дед называл такие моменты выражением 'Рыбка сорвалась с крючка'. И, мы сейчас говорим не только о рыбной ловле.

В полном молчании, коря себя за излишний напор, я проследовал к выходу из кабинета. Сражение за судьбу страны проиграно — стоит мне уйти, он погрузится в рефлексию, которую усилят к вечеру домашние, что будут подливать масла в огонь. И, царь попросту спасует что-либо менять. Останется плыть по течению. Как я ни старался, довести его до нужной 'кондиции', когда психика будет расшатана настолько, что он будет, буквально, с ложки у меня есть, не получилось. Недооценил я императора. Или себя переоценил.