Катарсис Империи

Выписав на бумагу список необходимого, я от себя добавил, что для комплексного решения проблем генетических заболевания необходимо создавать специализированное учебное заведение. Как я помнил — в советское время генетике уделяли не слишком много внимания, а в царской России — тем более. Что ж — сделаю первый шаг к переписыванию истории.

Исписав более трех страниц своими рекомендациями, я отложил в сторону записку. Отключив планшет, я остался молча сидеть в кресле, стараясь не отвлекать царя.

К моему удивлению, изучая доклад Лаврова, царь делал некоторые выписки, которые ложились одна на одну рядом со стопкой прочитанных им страниц, написанных контрразведчиком. Однако, заметив, что я уже не занят письмом, Николая оторвался от своего занятия.

— Крайне интересную, надо сказать, записочку, Владимир Николаевич подготовил, — он улыбнулся одними губами. Как мне показалось — за то время, что он изучал доклад, его мания защитить еще не родившегося сына и невинно убиенных дочерей, отошла на второй план, уступив место не следствию проблемы, а ее причине — раз уж он соизволил почитать 'предсказания' по настоящей войне. — Я сделал пометки по некоторым особо животрепещущим моментам, и немедля отдам приказание об их исполнении.

И снова колокольчик, и снова адъютант. Меня уже начинает клонить в сон от этой всей бюрократии.

— Ну-с, позвольте любезный, ваш труд, — Царь бескомпромиссно завладел только что написанными инструкциями по спасению жизни его сына. Впрочем, как бы он не скрывал свое волнение — по дрожанию пальцев, отчего бумага ходила ходуном, я невооруженным глазом видел, как Николай жадно поглощает поданную ему информацию.

Мои записи должны его порадовать. До рождения мальчика еще уйма времени. Которые, при должном темпе, можно и нужно пустить на подготовку, проведение необходимых опытов. И тогда, как только царская семья столкнется с проблемой — местные яйцеголовые уже найдут решение. Я не специалист, конечно, но что может быть проще переливания крови? Хотя, медицина — та еще коварная наука — подводных камней столько, что не зря говорят, что у каждого врача есть персональное кладбище пациентов.

— Должно отметить, Илья Сергеевич, что письмо ваше, не сочтите за грубость — непривычно, — мимолетно отметил царь. — Как и те тексты, что вы давали мне изучить на вашем приборе.

— За сотню лет нормы русского языка сильно изменились, да и сам я не очень силен во владении пером. Вот и получаются каракули.

— Не страшно, — Николай на мгновение оторвался от чтива. — Как-нибудь я вам покажу записки от некоторых генералов. До сих пор не могу понять на каком языке написано было. После бесплотных попыток прочесть, написал, что доклад прочел — чтобы не обидеть заслуженного человека.

Николай вновь погрузился в изучение записки, а я же постарался не подать виду, насколько сильно я был поражен ответом царя.

Его последняя фраза не то что убила меня наповал — ввергла в шок. Не удивлюсь, если я седеть начал.

Конечно, для человека из двадцать первого века, владеющего компьютером — дико слышать, что царь не смог прочитать чьи-то доклады только потому, что они были написаны корявым почерком. Мой бывший начальник притянул бы меня за ноздри к моим документам, если не смог что-то в них понять. Что я считаю вполне правильным.

А здесь...чтобы не обидеть, царь, не понимая, что же ему подали для изучения — просто подмахивает документ. А если это было письмо о готовящемся покушении? Политических стачках? Угрозе войны?

Короче говоря — я выпал в осадок.

Вызвав в очередной раз адъютанта, Николай отдал ему ряд записок, которые сделал по окончанию изучения моего труда.

— Время близится к ночи, Илья Сергеевич, — едва адъютант исчез за дверьми, Николай немного повеселел. Что было тому причиной — осознание того, что его сыну не суждено прожить всю жизнь калекой или то, что он, наконец, избавится от меня — не знаю. Но, то, что царь недвусмысленно выпроваживал меня, я смекнул сразу же.

Учитывая, что снаряд в одну и ту же воронку не падает — а для двадцатого века так оно и есть — я решил не рисковать, а покориться судьбе. Если я и смог заинтересовать как-то царя, то в скорости должен это узнать. Если же нет — стоит поискать себе способ к существованию.

— Я отдал распоряжения, вам подыщут подходящее жилье и позаботятся о том, чтобы вы ни в чем не нуждались, господин Модус, — заверил меня царь. — В крепость вы больше не вернетесь, смею вас заверить. Конечно, в Зимнем есть гостевые покои, в которых вы могли бы остановиться — учитывая вашу значимость для будущего моей семьи и Империи. Но, — Николай замялся, словно подыскивал слова. — Я хотел бы пока оставить вас своей личной тайной, которую не посмею разделить ни с кем из близких. Хранить от них такие секреты, будет, без сомнения, тяжким грузом для меня. Но, ради будущего — вам пока предстоит побыть инкогнито. Уверяю, так продлится совсем недолго — думаю, в ближайшее время господин Лавров сможет решить проблемы вашей... легализации в нашем обществе.

— От всей души примите мою благодарность, Ваше величество, — ну, хоть обещание светлого будущего появилось. Проверим, насколько оно реально.

— Мне потребуется некоторое время, чтобы изучить ваши записки полностью, — предупредил самодержец. Ну еще бы — балы, обеды, охота на ворон...

Заверив меня в самом светлом будущем, царь любезно распрощался.

Уже на выходе из кабинета императора, заталкивая планшет во внутренний карман, я обратил внимание, что царь вернулся за рабочий стол. И, склонившись над исписанными корявым почерком листами бумаги, задумался.

Что ж, будем надеяться, что после меня к нему уже никто не заявиться.

А то, как пить, потеряем Россию.

Глава 5. Марномакс.

Санкт-Петербург. 28.01.1904.

После встречи с императором меня обуревали противоречивые чувства.

С одной стороны, хорошо, что удалось достучаться до него — не через голову, а обходными путями.

С другой... как-то страшно. За то, какой человек стоит у руля огромной страны. Совершенно не готовый к принятию кардинальных решений, ведомый, подверженный чужому влиянию. Чем все закончится, если не вмешиваться, думаю, знает каждый.

В приемной меня дожидались два человека.

Лавров, напряженный как струна. При взгляде на его лицо, у меня складывалось впечатление, что все то время, что я провел, беседуя с императором, ротмистр постарел лет на десять, как минимум. Переживал, выходит. Еще бы, если царь захотел снять с меня голову, то и сам Владимир Николаевич мог пострадать. В России так всегда — если один обгадился, то под горячую руку попадают все, кто вовремя от него не открестился. Печальная тенденция, учитывая, что в мое время она приняла поистине чудовищные масштабы. И я — живой тому пример.

Граф Гейден, напротив, выглядел расслабленным, почти умиротворенным. Странно видеть его здесь — когда к императору заходил другой адъютант, подумалось, что немолодой уже граф отправился отдыхать. Время, как-никак, позднее.

— Их Императорское Величество распорядились позаботиться о вашем ночлеге, — дежурно улыбнувшись, обратился граф. — К сожалению, время позднее и так быстро все это не решить. Однако, Владимир Николаевич устроит вас на ночь в гостинице — в лучшем из номеров. Жилье это пока временное — в столь скорый срок найти что-то, соответствующее вашему статусу просто не реально. А завтра, с самого утра, я лично проконтролирую подготовку для вас резиденции.

— Не стоит так беспокоиться, — смутился я. — Вполне могу пожить в гостинице, не нужно никаких...

— Это решение государя и оно не обсуждается, — безапелляционно произнес граф. — У парадной вас ждет экипаж.

— Не извольте беспокоиться, граф, — я из всех сил выразил любезность. — Его величество и без того проявил излишнюю заботу о моей персоне.

Лавров предпочел и вовсе промолчать.

Граф, как и в первый раз, проложил курс нашей троицы через какие-то обходные коридоры и лестницы. По-видимому, Николай крайне не желал чтобы с нами кто-то смог увидеться.

Гейден, пока мы шли до парадной, также сохранял молчание. Но, в отличие от контрразведчика, у которого на лице было написано, что его просто распирает от вопросов. Понятно, что в присутствии графа, уровень осведомленности которого нам не известен, обсуждать хоть что-то будет не самой светлой мыслью. Думаю, 'допрос с пристрастием' начнется сразу как только закроется дверца кареты.

В этот раз нас ожидал не ведомственный кучер, а 'гражданский'. Судя по всему — вообще нанятый на улице. Слишком уж однообразен и непривлекателен был внешний вид кареты. Гейден, приблизившись к козлам, коротко что-то ему сказал, почти неуловимым движением передал несколько монет, и, вежливо распрощавшись, скрылся в парадной дворца. Хмурый, и явно не слишком радостный от наличия у него столь поздних клиентов, возница дождался, когда мы заберемся внутрь его кареты, и, ни слова не говоря, ударил лошадь вожжами.

— Думается, Гейден сообщил кучеру, куда следует нас доставить, — предположил я вслух.

— Это очевидно, — лишь в карете, Лавров позволил себе немного расслабиться. Напряжение дня скатилось с него, будто гора с плеч. С образцовой выправкой, сейчас он сидел, откинувшись на спинку, слегка осунувшись. Нервное напряжение искало выхода в мышечном расслаблении. — Как прошла ваша встреча с Его Императорским Величеством?

— На самом деле, лучше, чем рассчитывал, — слегка покривил душой я. Пришлось вкратце пересказать содержание беседы . Лавров молчал, жадно вслушиваясь в каждое слово. Конечно, я не передавал разговор слово в слово, лишь общие моменты. Но, и этого было достаточно для понимания ситуации — царь, по крайней мере, в это время, кровно заинтересован в моем участии по исправлению ошибок истории.

— Как я понимаю, — Лавров с лихорадочным блеском принялся меня допрашивать. — Государь внял вашим словам и предупреждениям.

— Его величество заверил меня, что подойдет к изучению вашего доклада со всей серьезностью, — выкладывать всю информацию Лаврову я не собирался. Как я знал — он был истинным служакой, 'идейным', как таких называли в мое время, и за одно неосторожное слово о царе мог мне в лучшем случае в зубы съездить. А ссориться с ним я не хотел — Владимир Николаевич мне верил, и до поры до времени являлся моим единственным способом реализации планов по спасению собственной шкуры. К несчастью для истории — моя шкура была тесно связана с судьбой государства. Что означало — улучшение моего собственного положения кровно зависит от улучшений дел в стране.

Тем паче, что на дворе — русско-японская война, которой я интересовался довольно тесно. Не знаю, когда меня вызовет (и вызовет ли!) царь, но стоило подумать и о развернутом аналитическом докладе о причинах поражения России в моем времени. Ведь, как говорится, кто предупрежден, тот вооружен.

Моя глубокая уверенность — победить Японию можно. Но, не воюя по правилам давешних сражений. Времена меняются, а вместе с ними — и способы по взаимоуничтожению людей. И русское 'коротким — коли!' уже не так страшно для врага, чья артиллерия бьет с закрытых позиций по наступающим русским колоннам.

Страна поражена снизу доверху системным кризисом. К сожалению, подобное не решить, заменив две-три политические фигуры, или обнародовав парочку ничего не значащих законов. Рыба гниет с головы, потому, бессилие верховной власти — вот первопричина страданий русского народа.

Вот только как бы поделикатнее донести до царя, что хватит уже ворон считать, а стоит всерьез заняться делами страны.

— Как мне помнится, государь слов на ветер не бросает, так что — все от нас зависящее, мы с вами, Владимир Николаевич, сделали. Теперь, стоит поговорить о том, что мы с вами можем сделать непосредственно сами, без привлечения августейших особ.

— Да-да! Вы мне обещали сведения о шпионах...

— И не только о них, мон шер, и не только.

В отличие от тех же самых сведениях о царском дворце, информацией о деятельности контрразведки в этот исторический период, я обладал обширной. За что — отдельное спасибо Родине, которой уже нет. В частности — многочисленным архивам, рассекреченным за сотню лет с момента гибели Империи. Есть там что интересного почитать.

Безусловно, самым очевидным шагом было бы написать длиннющий список всех предателей, шпионов, революционеров и прочей нечисти, да разослать эту писанину в конкретные ведомства. Однако, есть у меня предчувствие — даже не личностное, скорее профессиональное, что таким образом каши с господами 'белыми' не сваришь.

Дай человеку рыбу — и он будет сыт один день. Дай ему удочку — и он сможет себя прокормить всю оставшуюся жизнь. Прекрасная идиома. Символично, что она пришла из того времени, где правительство карает собственных граждан за сбор сухих веток и выдает квоты на рыбную ловлю представителям малых народов.

Даже если сейчас Лавров, Плеве, царская охранка узнают личности самых отъявленных злодеев своего времени, это ситуацию в корне не решит. Мало просто знать своего врага. Нужно понимать его мотивацию, идеи, интерес. Революционеры и террористы всех мастей паразитируют на слабостях государственной машины, неповоротливости бюрократии и страхе общественности. Исправно работающий механизм государственной машины просто невозможно остановить кучке идейных.

Другой момент, что подобную скверну следует выкорчевывать с корнем. Не просто пройтись по верхам, уничтожая или ссылая на каторгу исполнителей, в надежде, что страх наказания остановит других от подобных выступлений. Как и при противодействии ОПГ, всю цепочку следует распутывать крайне осторожно. Чтобы не перестараться и не допустить обрыва. Хирурги не дадут соврать — недолеченное воспаление снова гниет. Куда как обширнее, чем раньше.

Раз уж так получилось, что волей судеб я просто обязан позаботиться о стране, то надо именно заботиться о ней, а не извлекать краткосрочную перспективу. Такое уж у меня стратегическое мышление. Но, все нужно делать по порядку.

Кроме того, я не забыл об оговорке Лаврова про террористов и Великих князей. Возможно, я что-то неправильно понял, или какая-то историческая деталь стерлась из моей памяти, но это, и многое другое, требовали качественной и неспешной проверки. Показать что я в чем-то не осведомлен — значит посеять в головах местных саму мысль о том, что моя скромная персона не так уж и всесильна.

— Но, прежде, чем мы начнем, уважаемый Виктор Николаевич, — я театрально взмахнул полами чужого пиджака, — не стоит ли позаботиться о моем гардеробе? Как меня заверили — государь взял вопросы, связанные с моей персоной под личный контроль. Надеюсь, это касается не только номера в гостинице?

— Не извольте беспокоиться, Илья Сергеевич, — Лавров с усмешкой посмотрел на ломаемую мной комедию. — Гейден обо всем меня упредил. На самом деле, резиденция, где вы будете жить и работать, уже подобрана. Однако, она длительное время не использовалась, так что, необходимы определенные подготовления. Граф заверил меня, что не позднее завтрашнего обеда все будет по высшему разряду. К этому же времени, решится и вопрос с вашей 'легализацией'. Ровно как и с содержанием. А насчет одежды... По совершенно случайному совпадению, я знаю прекрасного портного. Господин Кац работает всю ночь, никогда еще не отказывал мне. Милейший человек, даром что еврей.