Охотник

XII.

Пир по случаю праздника — дело святое, случись он хоть у людей, хоть у эльфов, хоть у котгоблинов. У гоблинов не бывал, не знаю, хотя дед Сурко сказывал, будто у них каждый день праздник. И каждый же день пир горой. Потому гоблины из тех племен, где еды в достатке отжираются так, что превращаются в троллей, а те, которые из бедных мест, в конце концов, вымирают от голода. Хотя дед Сурко такого порасскажет, только уши оттопырь. Иногда говорит правду, но так редко, что и не упомнить, когда последний раз слышал.

Так вот, насчет гоблинов врать не буду, но есть у эльфийских пиров одно отличие от всех прочих. По традиции, прием пищи очень личное дело, и подсматривать за тем, кто что жрет, считается неприличным, все равно, что в сортир подглядывать. Однако какой же праздник без хорошей пирушки? Так, баловство одно. Вот и придумали эльфы специальные такие барьеры, прямиком до подбородка доходящие. Все бы хорошо, но уж больно близко их поставили, побратимам-то моим хоть бы хны, а вот я нет-нет, да башкой к деревяшке приложусь чувствительно. Так, что искры из глаз всю залу освещают.

Мы сидим поодаль Рива, в отдельной кабинке. Что я там говорил о традициях? Так вот, Риву они глубоко пофигу. Потому как именно Светлейший Князь определяет, что здесь "освященный веками обычай", а что — "изживший себя предрассудок". Остальные Старейшины нужны только для того, чтобы Рив мог рассмотреть проблему с разных точек зрения, если затрудняется принять решение. Или если вовсе не хочет его принимать, а народ требует — нет лучшего способа похоронить проблему, чем передать ее на рассмотрение Старейшин. Своими ушами слышал, как они однажды обсуждали проблему пошлин на торговлю с королевством Гьян, о котором после Огненного Потопа никто и не слышал вовсе.

Так вот, нас от Рива никакие барьеры не отделяют, ибо Светлейшему Князю они, видите ли, мешают общаться. Посему брат оживленно беседует с Медвежонком, периодически скрашивая разговор трелями дудочки. Осваивает, так сказать, новый музыкальный инструмент. Медвежонок, в свою очередь, пытается освоить реллар. Успехи налицо — две струны уже порваны, и вряд ли это предел его музыкальных способностей. Эльфы за столом недовольно морщатся, но пока терпят. Корланд с каждой минутой багровеет, смотрит волком, но Медвежонку хоть бы хны. Интересно, иссякнет ли раньше эльфийское терпение или струны кончатся? Их всего-то шесть осталось... оп, уже пять. Пожалуй, драки все-таки не будет...

Медвежонок отставляет реллар и наливает себе эльфийской настойки. Штука убойная, медведя с ног валит. На людей, правда, почти не действует. Алкоголь в ней кое-какой присутствует, но скорей уж брюхо лопнет, чем напиться успеешь.

Потому-то я к эльфийской настойке не притрагиваюсь, а потягиваю бражку, собственноручно сваренную Светлейшим Князем. И заговоренную им же, если я что-нибудь понимаю в жизни.

Бражка Рива — нечто особенное. Веселит, но мозги не туманит, обостряет чувство, дарит легкость движений. И еще одно — кулаки от нее не чешутся, а кроме того, похмелья не бывает. Мечта, а не бражка!

Релли пинает меня в голень, шепчет:

— У них всегда так скучно?

— Говори в полный голос, — советую я. — У них все равно слух такой, что шуршанье мыши в амбаре услышали бы. Если б у них, конечно, были мыши и амбары.

— Мыши есть, — отрывается от дудочки Рив. — Недавно поймали целых четыре. Одна, правда, сдохла, а еще одна сбежала. Остальные же две упорно не хотят размножаться!

— Они хоть разнополые? — уточняю я.

— Не знаю, — пожимает плечами Рив с прямо-таки королевской небрежностью. — А то мне заняться больше нечем, как их пол проверять!

Вот в этом вся эльфийская сущность! Обеспокоиться нежеланием мышей размножаться — это пожалуйста, а вот проверить пол будущих родителей — лениво. Дети, ей-Звел, и таковыми останутся.

... Если я им в чем-то завидую, так это умению оставаться детьми...

Рив выводит на дудочке потрясающе красивую мелодию, с другого края стола откликаются струны реллара. Девчонка тут на скуку жаловалась? Ну, сейчас начнется! Поспешно заглатываю кусок мяса (из наших, разумеется, запасов), заедаю какой-то травой, довольно вкусной, надо признать. Потому как в течение последующих часов в мой раскрытый от восторга и удивления рот вряд ли упадет что-то съестное. Просто не вспомню, что за столом сижу.

— Срочно сожри чего-нибудь, — советую Релли, и та, не тратя времени на расспросы, следует моему совету. Молодец, девчонка, одобряю я мысленно. Я бы с такой в Злой Лес пошел... впрочем, я уже и так пошел.

Дудочка с релларом выводят мелодию, чистый, как родниковая вода, голос, рисует слова в наступившей тишине. Корланд, а кто ж еще. Наверное, он действительно великий певец, успеваю подумать я, прежде, чем волшебная песня уносит меня в поднебесье...

...Интересно, куда делась зала и почему это я стою в кустах да еще с приспущенными штанами? А... кажется понимаю, почему. И все равно — где же остальные?

Журчу струей, глядя на звезды. Очень поэтично, да. В голове туман, кажется, бражка Рива оказалась несколько крепче, чем я предполагал. Или же это настойка подействовала? Давненько я так не напивался.

Заправляю в штаны рубаху, иду искать своих спутников и Рива. И, разумеется, нахожу — тут же, неподалеку. В Княжеской беседке.

Голоса разносятся далеко, продираюсь по кустам. И замираю, услышав слово "Руина".

Интересно мне, зачем мы в это гиблое место топаем. И Риву интересно не меньше. Только вот, мне господа маги вряд ли это откроют, а вот Светлейшему Князю — отказать не смогут. Может, и захотят, а все одно не смогут. Не знаю уж, как у него это получается, но когда Рив таким вот вкрадчивым полухриплым голосом что-то просит или спрашивает — отказать ему никак не возможно. Однажды он так медведя попросил залезть на дерево и достать занесенный чуть не на верхушку шарф из невесомой эльфийской ткани — его, видите ли, любезная сердцу Каннилан подарила. Так вот, мишка честно пытался влезть на дерево, которое и меня-то не выдержит! Свалился, конечно, вместе с деревом, и был эльфом нещадно отруган за порчу лесного хозяйства. Так вот, у зверя в глазах такое отчаяние было, что я, часом, испугался даже — не повесился бы бедолага на честно добытом шарфе. А что, запросто, эльфийская ткань хоть и легкая, но покрепче любой веревки будет.

Останавливаюсь за кустами, напрягаю слух.

О чем там речь? Руина... развалины... призраки... зло... не зло... Огненный Потоп... Феликс...тысяча лет... Огненный Потоп... башня... птица... маги...

Хм, если я все правильно понял, Руину развалили злые призраки, но не со зла, а некто Феликс устроил Огненный потоп тысячу лет назад, причем, кажется, два раза. Ну, не козел ли? А в какой-то башне стаей гнездятся птицемаги, и я туда нипочем не полезу — не заклюют, так обгадят.

Очень полезная информация. А главное, правдивая — в развалинах действительно водятся призраки, и не только они одни, а Огненный Потоп был почти тысячу лет назад. Точнее никто не скажет, потому как люди не знают, а эльфы не так устроены, чтобы года считать. Разве что, гномов поспрашивать, но я этим заниматься не буду, потому как их сперва найти надо, а где искать — как-то слабо представляю. Да и не надо мне оно, годом раньше, годом позже... да хоть столетием! Нам, эльфам, наплевать!

Узнать... важно... Огненный потоп... тысяча... Феликс... угроза... надо... не надо... важно... неважно...

В общем, этот Феликс успокаиваться не собирается и угрожает еще разок Огненный Потоп устроить. За тысячу? Или тысячу раз (нет, ну не изверг?). А надо — не надо, важно — неважно, на месте разберемся.

До меня, наконец, доходит, что ничего полезного я подслушать не сумею. А если вдруг и получится чудом каким — нипочем не пойму, что это оно и есть, полезное. Потому ломлюсь сквозь кусты и, опасно балансируя на деревянных стволах-дорожках, двигаюсь к беседке. Как и следовало ожидать, голоса мгновенно умолкают, а затем заводят разговор на нейтральную и абсолютно неинтересную мне тему.

Подсаживаюсь, заглядываю в бокал Рива. Вода из Источника эльфов. Вот что ушастые умеют делать, так это воду. Прогоняет усталость, снимает похмелье, поднимает настроение, вызывает жажду. Потому как оторваться от нее, сделав один глоток, просто невозможно.

Рив смотрит на меня, одобрительно хмыкает. Достает другой бокал, наполняет водой, лениво отпивает. В глазах — веселые искорки, не иначе, шкоду какую задумал. У него это запросто, тоже мне Светлейший Князь. Если все правители такие, удивляюсь, как этот мир до сих пор стоит.

— Помнится, кто-то зарекался в Руину ходить, — говорит. Нет, ну не язва, а? Мало ли кто чего в сердцах брякнет! Особенно, от смерти не без труда увернувшись.

— Это у тебя память шалит, — нагло заявляю, потянувшись к подносу с булками. Сдоба эта тоже необычна, не портится, не черствеет, и с одного куска чуть ли не целый день сытым себя чувствуешь. Такие обычно путникам в дорогу дают, очень удобный припас, места занимает немного, а пользы от него — целая телега. Эльфы эти булки кексами зовут.

Рив ухмыляется, пропуская подначку мимо ушей.

— Звелом клялся, — продолжает. — Не стыдно бога своего обманывать?

Ну, клялся, и что теперь? Звел, чай, не последний дурак, данные с перепугу клятвы к исполнению требовать. А сколько раз я в Злой Лес ходить зарекался? Только куда же я без него, с тоски ведь зачахну. Смешно, наверно, но именно в этом богами забытом месте человеком себя чувствую. И уж Звелу-то это прекрасно известно, охотник охотника завсегда поймет, даже если богом уродился. А вот эльф навряд ли, ушастые ведь понятия не имеют, каково это, по следу идти за добычей или же в засаде сидеть, подстерегая зверя. Да и от хищника удирать им тоже не приходилось, когда только ноги спасти могут. Травоядным хищника нипочем не понять!

— Со Звелом договоримся, — насупившись, говорю я. Рив заливисто хохочет.

— Небось, проводника попросишь? — спрашивает.

— И попрошу, — невозмутимо говорю я. — Должна же и с вас, ушастых, какая польза быть, а то ведь, куда не посмотри — сплошные убытки.

— Это какие же? — интересуется брат.

— А штаны рваные? А сапоги стертые? А мозоли на ногах? — перечисляю я сплошные убытки. — Да пока до вашего Звелом забытого болота доберешься, все здоровье растеряешь. Я уже молчу о том, что по вонючей жиже чапать противно, склизко и мокро, так еще и комары донимают.

— Да, убытки серьезные, — соглашается Рив, подливая Релли воды. — И требуют непременной компенсации. Дам я тебе проводника, не волнуйся. Иначе по Сквозным Путям и не пройти вовсе.

— Хаживал ведь уже, — напоминаю, но Рив только отмахивается.

— Это ты один хаживал. Попробуй кого с собой провести, сразу увидишь разницу.

Это мне в голову не приходило. Странно как-то, один пройти могу, а с компанией — нет. А не мутит ли мой озорной братец воду в болоте?

Разбираю фразу на части, ищу второй смысл. Эльфы напрямую не врут, но умеют так глину втереть, что сам себя обманешь. Не сказал ведь он, что с компанией не пройду, сказал — разницу почувствую. И, будьте уверены, почувствую непременно, потому что разница эта самая действительно имеется. Только зачем брату понадобилось меня вокруг дерева водить, ведь мне-то можно прямо сказать, что к чему.

Или он это не для меня говорит, а для спутников моих? Наверно, так, меня он не первый день знает, а вот в остальных сомневается и секреты Сквозных Путей раскрывать не желает.

Что ж, его право.

— Но проводника ты нам дашь? — спрашиваю.

— А куда ж я денусь, — вздыхает Рив. — Ты ж непутевый совсем, сгинешь еще по дороге и будет твой дух мне по ночам являться и стенать горестно.

— Еще и ругаться будет неприлично, — подтверждаю я.

А что еще духу делать прикажете? Стенать да ругаться, потому как ничего другого он не умеет.

— А нельзя с нами Стража послать? — интересуется господин Излон.

Смеемся на пару с братом, маги в недоумении.

— Стражи далеко от Древа отходить не могут, — объясняет Рив, отсмеявшись. — Они ведь не совсем эльфы, так сказать.

— А кто? — любопытствует Релли.

— Одушевленные производные Священного Древа, — понятно объясняет брат. Маги выпадают в осадок, пожалуй, даже для них это слишком заумно.

— Специально выращенные деревяшки, в которые поместили души погибших эльфов, — объясняю.

На лицах обоих чародеев понимание.

— Спиритически инициированные деревянные големы, — выдает господин Излон, понимающе кивает головой

— Иначе именуемые буратинами, — добавляет Релли и довольно улыбается.

Рив возмущенно фыркает, в беседку не без труда просовывается голова и торс Стража.

— За буратину и получить можно, — басом сообщает она и вместе с торсом исчезает из поля зрения.

— Стражи — не големы, — ледяным тоном сообщает Рив. — Стражи — это эльфы, утратившие тело и получившие от Священного Древа новое, отличное от прежнего, тело.

— Красиво завернул, — одобряю я, Рив хохочет. Эльфы долго злиться не умеют, и обижаться тоже. Только вот, понятие "долго" у них сильно отличается от людского. Временами. А временами — не сильно.

Господин Излон, взглядом спросив разрешения у брата, подливает себе и Релли эльфийской воды. Я перевожу взгляд на лепешку, которую верчу в руках, и решительно убираю ее в сумку. В дороге пригодится, наш-то хлеб, почитай, весь вышел. А тот, что остался, зачерствел уже и вот-вот плесенью покроется.

Рив ехидно на меня смотрит, но кинуть фразочку об объедании голодающих эльфов не рискует. Знает уже, что я молча выложу кекс на стол и ему же меня упрашивать придется, чтоб обратно взял. Потому что, в отличие от эльфов, люди способны обижаться долго. А понятие "долго" у них временами сильно от эльфийского отличается. Временами.

— А что вы, собственно, в Руине забыли? — невинно спрашиваю я.

Момент выбран удачно, маги в замешательстве. Соврать — Рив-то ведь уже успел выпытать если не все, то главное, вдруг, да подправит? Правду сказать — видно не очень-то хочется раньше времени планы раскрывать. Кстати, с чего бы это? Неужто их чародейства боятся, что я с полпути обратно вернусь? Они ж обо мне, почитай полдеревни расспросили, должны понимать, что Барго от своих слов не отказывается. Да такого упертого, как я, поискать еще. И не в нашей деревне, а где подале, у нас уже искали и не нашли.

— Научная экспедиция, — решается, наконец, господин Излон. По тому, как он косит глазом в сторону откровенно веселящегося Рива, заключаю, что правды господин не скажет. Во всяком случае, всей. — Целью которой является установление причин Огненного Потопа.

Голова идет кругом. Вот так запросто — пойти у установить, отчего Потоп случился. А если он еще раз грянет в результате этих поисков? Желание расспрашивать пропадает вмиг. Если это и не вся правда, то мне и так многовато. А побольше узнаешь, так вообще умом тронешься.

— Экспедиция, значит, — без запинки выговариваю я незнакомое слово. — Я почему-то так сразу и подумал.