Охотник

Герров уже нет в доме, каблуки стучат по мостовой, как барабаны гоблинов. Осторожно выглядываю из-за шкафа...

Туман уже не клубится в углу. То есть, по порядку. Он уже не в углу, а посреди комнаты. Он уже не клубится, вытянувшись от пола до потолка. Он уже не туман, принял очертания человеческой фигуры, все время меняющейся. Но вполне узнаваемой. Пожалуй, и впрямь призрак... а почему черный?

— Негром при жизни был, — смущенно говорит призрак.

Либо он мысли читает, либо я вслух думаю. Не знаю, кто они такие, негры эти, а всяк знает, черное — враг хорошего. Делать-то что? Удрать не могу, это мне через него придется пробежать, вон как вымахал, окаянный.

— А чего тебя боятся так? — спрашиваю. Если сбежать не судьба, почему бы не поговорить? Перед смертью...

— Я охраняю покой Руины, — вроде даже с гордостью какой-то говорит.

— Плохо охраняешь, — нашел, чем гордиться. Выходит, этот кусок не пойми чего — вроде городского стражника? Некромент, так сказать? — У тебя тут по улицам мертвяки неприкаянные шляются, нежить с нечистью чуть не в каждом доме живет, а ты и в ус не дуешь!

— Я от живых город охраняю.

Вот и поговорили. А чего еще от нежити ждать, мог бы и сам сообразить.

— Меня убьешь? — спрашиваю в лоб. В конце концов, это единственное, что меня сейчас волнует.

— Я всех убиваю, — равнодушно сообщает призрак и тянется ко мне. Вскидываю стрелятель. Я бы и отпрыгнул еще, да некуда.

— Стой! — отскакивает сам призрак, ладони вытянул ко мне в знак мира. Стало быть, убивать передумал, будем разговоры разговаривать. — Откуда это у тебя?

— На дороге нашел, — говорю.

— А пользоваться умеешь? — спрашивает так ласково. Умею, не волнуйся, а и не умел бы, не сознался бы. Дураку понятно, что ты этой штуки боишься.

— И не сомневайся даже, — ухмыляюсь нехорошо.

— Все же вроде прибрали, где же ты его откопать умудрился? — призрак смущен и расстроен, кажется, он меня уже собрался оприходовать. Может, его на герров натравить для пущей пользы? Их жрет, мы с принцессой уходим, призрак сыт, все довольны. Кроме герров, хотя кто их знает, странные они, может, им и отрубами неплохо будет?

— Лучестрел Вограна, — говорит призрак задучиво. — Едва ли не единственное, что может меня развоплотить. Лучи Вограна имеют свойство разрывать нити, связывающие мир земной с тонким миром...

Мне это не понятно и не интересно. Главное я уже уяснил, стрелятель призрака убить может, остальное неважно.

— Ты стрелок? — спрашивает неожиданно призрак, заметив лук.

— Охотник, — киваю я. Будто ему не все равно!

— Вот почему ты и нашел лучестрел, — хмыкает черная тень. — Лучестрел потянулся к стрелку, стрелок — к лучестрелу. Две половинки соединились... Мы ведь лучестрелы специально искали, думали, все нашли, а вышло вон как...

Вот оно как, получается, оружие это обладает собственной волей? Вроде, как меч Ослана Большие Уши? Может быть... Дед Богун ведь тоже охотником был, кто еще в Руину отправиться рискнет?

— Убьешь меня? — спрашивает призрак в лоб, в точности, как я до этого.

— Убью, наверно, — отвечаю задумчиво.

Не хочется мне его убивать. Тяжело. Только что говорили, а тут хлоп — и убил. А потом на меня падает стена, и к Звелу попадаем оба. Или ему в другое место?

— Пощажу, ты ведь меня прикончишь потом, — вроде, я же и оправдываюсь? Никогда торговаться не умел...

— Нет, — так же задумчиво отвечает призрак. — Если лучестрел тебе в руки попал, для чего-то это Хозяйке Чужих Перекрестков нужно. Не мне с ней спорить. Давай так — ты меня отпускаешь, я тебя не трогаю.

— А друзей моих? — тут же интересуюсь.

— Их тоже, — соглашается призрак.

— А не соврешь? — спрашиваю. А то видали таких, наобещает золотые горы, ищи его потом.

— Клянусь, — колышется черная тень. Серьезно так, видно, не врет. Или все же?

— Мертвые врать не умеют, — мне кажется, что он усмехается. Печально так, и чуть насмешливо в то же время. Наверное, страшно это и тяжело, когда ни жить, ни умереть не можешь...

— А тебе самому не лучше... — киваю на стрелятель.

— Не лучше. — серьезно так говорит, будто ребенку. — Город мертв, мы храним его покой. Миру живых лучше не касаться его.

— Мы не по своей воле, — говорю виновато. — Герры принцессу украли, хотят с ее помощью в Золотую Башню попасть...

— В Золотой Город нам хода нет, — тихонько гудит черный призрак. — Там все... другое. Доберешься, сам увидишь.

Набираюсь наглости долго уже, и кажется, скопил немного.

— Кто ты? — спрашиваю. — Нет, что страж и все такое, я понял. Но кто тебя стражем назначил?

— Великие маги так просто не умирают, — говорит с ноткой гордости. — Мы сами себя назначили... когда поняли, что сотворили. Чтобы хоть как-то искупить...

Призрак замолкает, потом повелительно кивает на дверь.

— Иди. Мы договорились.

— Мне бы наверх, — выбираю до донышка остатки наглости.

— Тогда по лестнице вверх. Дом уцелел, выберешься.

Киваю, бочком скольжу мимо него.

— Настанет день, когда Руина восстанет в прежнем блеске, — шепчет вслед призрак. — А пока мы храним то, что от нее осталось и восстанавливаем то, на что хватает сил. Когда-нибудь...

Мне становится жутко, едва представляю, какая бездна времени отделяет мир, в котором он когда-то жил, от моего. И все же, все же... мне хотелось бы на него взглянуть. Хотя бы одним глазком.

Времени прошло куда меньше, чем мне казалось. В Руине время странно себя ведет... или это я уже говорил?

Ночь в самом разгуле, знаменитый Час Упыря. Время, когда нежить торопливо старается снять последнюю жатву человеческих жизней. Предрассветный час.

Где-то совсем недалеко зарево. Пожарного Легиона здесь уже давно нет, тушить пламя некому. Наверное, стоит прогуляться, что-то мне подсказывает, что без моих спутников дело не обошлось. Сами посудите, кому еще в голову придет костры в такое время жечь?

Идти всего ничего, несколько кварталов. И все же, без приключений не обходится.

Они бросаются с обеих сторон. Замечаю в последний момент, и сразу набираю скорость. Дарки! Те же самые, наверное, отлежались и вышли мстить. А я, дубина, в серебро стрелы одеть запамятовал. И не скажешь, что времени не хватало, хоть ложкой ешь. Забыл, да? Поленился? А ногам теперь отдувайся за глупую голову, и отдуются ли еще — неизвестно.

Дарки ловко отсекают меня от огня. Еще бы, близко к свету они подойти не смогут, значит, и меня не пустят. А мне как раз надо туда, куда им хода нет. Свои там, чужие — после разберемся, тем более, герры мне здорово должны за ту пруху. Не совсем же они сволочи бесчувственные?

Понимаю, что убежать от дарков мне не удастся. И в первый-то раз непонятно, как случилось, не иначе, Хозяйка Чужих Перекрестков самолично помогла. Дарки ведь и в темноте видят, и не устают совсем, где уж мне от них оторваться. Потом резко останавливаюсь, поднимаю стрелятель.

Первый сгорает мгновенно, второй, как ни странно, не слепнет, ускользает во тьму. Наверное, зеленый огонь для их глаз не опасен.

Поворачиваюсь, чтобы бежать к горящему дому, и тут последний дарк нападает. Сзади, совершенно беззвучно. В последний миг успеваю что-то почувствовать, подставить руку со стрелятелем. Дарк сбивает меня с ног, стрелятель со звоном катится по мостовой.

Вот и все. Прими меня, Звел-охотник...

Стрелы! Одна из них должна быть с огнебоем! Тварь наваливается на меня, хватка медвежья, ни скинуть, ни вывернуться, втягиваю голову в плечи, чтобы сразу до горла не добралась, рука судорожно шарит в колчане... А, чтоб тебе! Времени нет, ощупью искать! Хватаю оставшиеся стрелы и с силой всаживаю в голову дарку. Над головой зажигается маленькое солнце, гаснет, и тьма глотает меня заживо...

XXIX.

... Маленькое солнце зажигается на вершине башни, Башни Мудрости, и все на миг застывают, глядя туда, герры — с опаской, защитники Корилы — с надеждой. Последней, отчаянной, обреченной надеждой на чудо. Пламя обретает крылья, голову с клювом, становится гигантской птицей. Огненная птица окидывает раскинувшийся во тьме город, расправляет крылья и начинает петь. И песнь ее — пламя...

— Барго! Ты жив? Очнись, Барго!

С трудом разлепляю глаза... боль. Кажется, меня гоблины поджарили на вертеле, но вот почему не съели?

Болит все. Мне порой изрядно доставалось в Злом Лесу, да и в Руине перепадало, но сейчас — что-то особенное. И это еще полбеды. Хуже, что я ничего не вижу. Слепой охотник — действительно смешно.

— Добейте, — прошу шепотом, горло саднит, будто кипятком обожгли. Слепым я жить не хочу. Глухим, одноруким, каким угодно — только не слепым.

— Не пори чушь, — слышу голос Релли. — Не так уж сильно тебе и досталось. Кости целы, ну, обгорел слегка, не беда. Чудо уже то, как жив остался.

Касаюсь пальцами глаз, больно. Кожа на веках облезла, бровей и ресниц как не бывало. Но глаза на месте... только не видят.

— Я ослеп, — шепчу, и слезы текут по щекам. Плачут, когда больно... а мне сейчас больно оттого, что плачу.

— Ну-ка, — голос Релли вмиг наполняется тревогой, прохладные пальцы касаются обожженных глаз. — Ох... да, досталось тебе...

— Совсем плохо? — голос мой дрожит. От страха ли, от надежды — не знаю.

— Как тебе сказать... не так все страшно, как тебе кажется. Глазной нерв не задет, зрение со временем восстановится. Но глаза обожжены. И видеть ты сможешь нескоро...

Она обрывает фразу, и я словно слышу недосказанное "если вообще сможешь".

— Позвольте мне? — это эльф. Релли уступает место, Дон глаз не касается, щупает воздух вокруг.

— Ну что сказать? — слышу его голос с изрядной долей насмешки. — Стрел у него все равно не осталось, стрелятель свой потерял где-то. Для нашего похода совершенно бесполезен. Стоило стараться, отрубов от тела отгонять...

— Дон! — голос Релли звенит от восмущения.

— Донноваль Перкутель Асморед, — едко отвечает эльф. — А Вас, Госпожа Ректор, я бы попросил впредь диагнозов не ставить. Чтоб больных не шокировать. Лежи спокойно, охотник, сейчас я тебе мазь наложу, два часа, и воспаления как не бывало. А глаза и не пострадали вовсе, от огня ты их уберег. А вот от яркого света в темноте...

Облегченно перевожу дух. Хотя тревога все равно остается — а ну, как ошибся эльф? Но ужас остаться слепым уходит, мне становится легче. Настолько, что добить больше не попрошу.

Дон несколькими движениями накладывает мне на глаза мазь. Не на веки, а именно на глаза. Больно и неприятно, но я терплю.

— Значит, были еще и отрубы? — спрашиваю.

— Целая толпа, — охотно откликается Медвежонок. — Но мы им — ух!

— Полакомиться тобой собирались, — эльф накладывает на глаза плотную повязку. — Сам понимаешь, случай какой подходящий — живой и без сознания, ни убежать, ни отбиться, просто подарок. Да мы бы мимо прошли, только Медвежонок канючить стал, давай, говорит, посмотрим, что это они там жрать собрались, глядишь, и нам сгодится...

Я улыбаюсь. Дон, ясное дело, шутит, но на Медвежонка и впрямь похоже.

Дон, меж тем, продолжает обрабатывать ожоги на лице и на теле. Ничего, притерпелся уже, больно, но не так уж, чтоб очень сильно.

— А мы облома повстречали, — с гордостью говорит Медвежонок.

Я смеюсь. Вспоминаю сейчас, как мы испугались, когда след увидели, и смешно становится. Облом, конечно, тварь опасная, спору нет, но... после четырех дарков бояться его не получается.

— Кажется, тебе довелось видеть кого-то пострашнее, — проницательно говорит Релли. — Ту крылатую тварь? Или еще кого?

— Довелось, — говорю. — Так повидались, до сих пор икается. Одни дарки чего стоят. Нет, вот вы мне объясните, с каких это пор среди них эльфы завелись?

— В Кориле было посольство Вечного Леса, — нехотя говорит Дон.

Стало быть, они тут со времен Потопа дарками ходят. Странно, но я испытываю к своим недавним преследователем нечто вроде жалости. Сотни лет нежитью проходить... ни на солнце взглянуть, ни вина испить. Не хотел бы я для себя такой участи, да что там для себя — врагу не пожелаешь.

— Рассказывай все по порядку, — говорит Релли требовательно. — Времени хватает, все равно, пока глаза у тебя не восстановятся, никуда с места не двинемся.

И я начинаю рассказывать. И сам заслушиваюсь — до чего интересно! Только вот, о таких приключениях только слушать интересно, но ни в коем разе не участвовать.

Все слушают молча, только Медвежонок иногда ухает испуганно.

— Призрак? — удивленно восклицает Релли, когда я добираюсь до этой части рассказа. — Ну-ка, поподробней, постарайся вспомнить все, до последней мелочи.

Вспоминаю все, до последней мелочи.

— Интересно, — тянет Релли. — Светлейший Риверсаль рассказывал, что призраки Руины несут смерть всему живому. И называл их хранителями мертвого города. Теперь многое становится понятно...

— Черный призрак, — задумчиво говорит господин Излон. — Бывший некогда великим магом... Знаете, я, кажется, догадываюсь, о ком идет речь. Был перед Потопом маг Илгом, выходец из южной колонии Асибин, ныне утраченной. Кстати, та бумага, в которую герры постоянно заглядывали. Думаю, это карта или планы Корилы. У нас их не сохранилось, а вот у герров вполне могли остаться, если военные архивы уцелели...

— Если что и уцелело, так это военные архивы, — хмыкает Релли. — При том хаосе, что наступил после Потопа, только в армии сохранилось подобие порядка. Думаю, так же было и у герров. Мне непонятно поведение принцессы. Похоже, что имеет место заговор, а не похищение.

— Синдром жертвы, — неуверенно спорит господин Излон. — Жертва начинает видеть в похитителе своего единственного защитника, поскольку целиком от него зависит...

— Оставьте, — раздраженно бросает Релли. — Мы о принцессе говорим! Совсем другая психика, уровень подготовки. Концы с концами не сходятся. А вот если рассмотреть с точки зрения моей версии, все складывается. Возведение Ее Светлости на престол при военной помощи герров и древних артефактов. Скажу больше — доберись они до Золотой Башни, и нам нечего будет этому противопоставить.

— Ну, Вам виднее, — уступает господин Излон. — Барго, друг мой, продолжайте, прошу Вас.

Продолжаю вплоть до момента схватки с последним дарком.

— Всегда удивлялся твоему везению, — хмыкает Дон. — Четыре дарка, и живым остался! Трое дарк-эльфов! Только лучше тебе в Руину больше не соваться...

— Это еще почему? — интересуюсь. Не то, чтобы я так уж рвался вернуться когда-нибудь в это Звелом проклятое место, просто любопытно.

— Посольство Вечного Леса, — объясняет эльф терпеливо. — Состояло не из трех эльфов, из семи. И не в наших правилах прощать смерть кого-либо из своих, ты это прекрасно знаешь. Они не откажутся от мести только потому, что стали дарками, это ты тоже должен понимать.

Мог бы и сам догадаться. Стало быть, на меня открыта охота, вот уж весело! Ну да, не беда, я теперь не один, отобьемся как-нибудь.

— А вы чем похвастаетесь? — интересуюсь.

— В сравнении с твоими подвигами, ерунда, — смеется Релли. — Отрубы, да костяки, отбились без труда. Один раз туго пришлось, дом загорелся, пришлось бежать, а тут, как назло, кублы-лошади. Да еще на открытом месте...