Охотник

Скажи я это тому же Нубу, не миновать обиды, мол, эльфы не жаднее людей, и как ты только подумать мог? Рив же благодушно улыбается. Возраст не тот, на подначки вестись, да и чин не позволяет. Все-таки сын Владыки Вечного Леса, вдобавок, старший.

— Следуйте за мной, — говорит брат, повернувшись к нам спиной, двинулся по скользким мосткам к своему дому.

Оскальзываясь на каждом шагу, следуем за ним. Между прочим, ходить по этим вот древесным стволам — искусство, доступное далеко не каждому. У меня еще худо-бедно получается, Релли вообще будто плывет по воздуху, а вот Медвежонка приходится ловить чуть ли не на каждом шагу. Ловить притом осторожно и аккуратно, чтобы вместе с ним не окунуться в воду, весит он всяко больше меня, раза в полтора где-то.

Но на сей раз местные рыбы парня не получили. Без проблем добредаем до жилища Рива, больше похожего на дворец — как я его представляю.

Здоровенная хоромина, полдеревни поместится. Ну, это я приврал слегка, но уж четверть точно. Как и остальные эльфийские жилища, дом брата стоит на сваях. Как бы на сваях, потому как эти толстые жерди — ни что иное, как ствол дерева. Я не оговорился — именно ствол, а не стволы. Уж не знаю, как это объяснить, но все восемь опор дома представляют собой один -единственный ствол живого дерева. Как и возвышающееся на них жилище. Что и говорить, странно, но я уже как-то привык.

Двери нет, у эльфов это не принято. Непрозрачная зеленая занавесь, прикрывающая вход, раздвигается, повинуясь жесту хозяина дома. Вхожу вслед за братом, цепляю ногой стоящий у входа релар.

Релар — это такой инструмент музыкальный, вроде нашего прелла, только с восемью струнами. Ну, и форма совсем не похожа, у прелла упор для колена есть, для удобства, на релларе играют практически на весу, благо весит он всего ничего.

Беру инструмент в руки, нежно перебираю струны. А что такого? Меня, как брата князя, чему только не учили — и музыке, и истории, даже читать научить хотели, да я не дался. Ни к чему это, баловство одно. А вот история, музыка — это интересно. Вы, к примеру, знаете, что сказал юный красавец Силтераль прекрасной Алданэ, когда впервые увидел ее в Священном лесу? Да ничего не сказал, просто спел ей песню, после чего дева сама осыпалась ему на руки. Я, кстати, тоже пробовал эту песню одной сыграть (целых два куплета помню, больше не осилил), так ничего, кроме затрещины, не получил. Наверное, свою возлюбленную Силтераль получил, потому что юный и красавец, а вовсе не из-за умения терзать струны релара.

— Не мучай инструмент, — говорит Рив и отнимает у меня релар. Плетусь в умывальню, смываю с лица грязь и пот. Хорошо как!

— Пойдем, поболтаем, — эльф обнимает меня за плечи. — Устраивайтесь, господа, нам с братом переговорить надо.

Ну и кто, скажите на милость, ему тут возразить отважится? Эльф, да еще князь, да вдобавок сын Аскондерона, того самого, из легенды. Владыки Вечного Леса, чтоб он здоров был. Про то, что он тут полноправный хозяин, вообще молчу, и так ясно, что слово Рива в этом доме (и прилегающем к нему болоте) закон.

— Как вам будет угодно, — кланяется господин Излон. А угодно эльфу взять меня под локоток и потащить в ту комнату, где его светлость работать изволит. В как... как его? В кабинет.

Наедине брат не церемонится. Усаживает меня в кресло и сразу приступает к допросу:

— Ты с ума сошел, мага в Священный Лес тащить?

— Болото, — привычно поправляю я.

— Ты думаешь, что делаешь? — князь пропускает свое предполагаемое родство с лягушками мимо ушей и продолжает гнуть свое в тугую дугу. — Ты ведь взрослый уже человек по вашим меркам, должен себе отдавать отчет. Что ему потребовалось у нас? И девчонка — почему она с ним?

— Мы идем в Руину, — говорю я. — К вам вовсе и не собирались заходить, Лес вывел. Все остальные проходы закрыты... ну, почти все.

Эльф неожиданно обрывает себя на полуслове, садится на стул. На самом деле утварь эта стулом не является, потому как прямо из пола растет, но надо же как-то назвать?

— Что им нужно в Руине? — спрашивает он требовательно.

— Да какая разница, — я начинаю закипать. Ни разу он мне такой головомойки не устраивал! Чем ему спутники мои не угодили, хотел бы я знать? Ну, маг с ученицей, подумаешь! Мне он особо опасным не показался, в Злом Лесу себя не проявил никак. Сдается мне, те сказки, что про чародеев сказывают, с правдой немного общего имеют. — Надо тебе, у него и спроси. Ты что, считаешь, что магам в Руину и соваться нельзя?

— В Руину вообще лучше никому не соваться, — резко говорит эльф. — А уж магам и подавно. Ты знаешь, что именно там Огненный Потоп зародился? Когда такие же вот любопытные маги вызвали из-за пределов Мира нечто такое, что трогать было не нужно?

Он протягивает руку, из стены выпрыгивает книга. Ловко. Я так не умею, хоть и побратим эльфам. Рив торопливо листает страницы, я заглядываю через плечо. Ага, как же! Читать я так и не научился. Несколько букв худо-бедно различаю, этого достаточно, чтобы понять, на каком из эльфийских наречий книга написана. "Каракули", алфавит, названный так по первым восьми рунам. Катум, Арол, Руку, Ахот, Ктулху, Убрук, Лель, Имбец. Каракули. Эти-то руны я выучил, но вот спроси меня, что там за имбецом следует — не скажу. Имбец — и точка. К слову, восемь самых крупных звезд на небе носят те же самые имена. У эльфов, разумеется, люди пока еще не настолько рехнулись, чтобы звезды эльфийскими рунами обзывать.

Рив быстро листает книгу, хмурится, отбрасывает в сторону, стена тут же засасывает ее обратно.

— Не то, — бормочет он и обиженно хмурится. Как ребенок.

Эльфы — они такие. Как дети — смеются, плачут, обижаются, играют. Легенды про эльфийские войны слышали? Один князь у другого побрякушку украл, а третий приревновал жену к четвертому. Или другое — один певец прирезал второго, потому как почудилось ему, что тот пел лучше. Оно, может, и не так вовсе было — я, к примеру, не могу определить, кто из эльфов поет лучше, а кто хуже, потому как у каждого из них голоса занебесные какие-то. Но тот, которого зарезали, был после смерти повсеместно признан гением, а убийца его, напротив, оказался бездарью, завистником и сущим подонком. Хотя и дрались честно, на дуэли, а вот вышло как.

В общем, вечные дети. Это в легендах они мудрые, добрые и справедливые. В жизни же — совсем по-другому.

— Надо решать, что с ними делать, — Рив отказывается продолжать поиски, садится на как бы стул, задумчиво морща лоб.

— Эй, эй! — пугаюсь я. — Не надо с ними ничего делать. А то солдаты деревню нашу по бревнышку разберут, кто вас кормить зимой будет?

Эльф молчит, размышляет.

— Я поговорю с ними, — решает, наконец, он. — Выясню, что им понадобилось в Руине, тогда и решать буду. Может, они туда вообще по грибы собрались?

— Оголодали, как эльфы, — соглашаюсь я.

Рив запрокидывает голову и заливисто смеется. Ухмыляюсь, разглядываю кабинет. Точно такой же, как был, никаких изменений. Нечто, отдаленно напоминающее стол, два предмета поменьше, заменяющие стулья. Часть деревянной стены зеркальна, машинально приглаживаю всколоченные волосы.

— Гребень возьми, — советует эльф.

— Потом, — отмахиваюсь я, продолжая изучать кабинет.

Прямо из стены растет светящаяся лилия. Это я тоже уже видел, но чудо ведь чудом остается, сколько на него не смотри. Пока к нему, к чуду этому, не привыкнешь.

На полу в углу привычно храпит медведь, заменяющий Риву кровать. А вы что хотели? Животных эльфы убивать наотрез не желают, а спать на мягком и теплом все равно хочется. Вот и выкручиваются, как могут. Интересно, а любовью они тоже на спине зверя занимаются? Вот уж не завидую животине, лучше б сразу убили и не мучили, живодеры ушастые!

А вот и что-то новое. В углу небрежно брошены парные мечи. Эльфы отчего-то предпочитают именно это оружие, после лука, разумеется. Мечи разные, один длиннее, другой, соответственно, короче. Называют их "заяц" и "волк". Причем тот, что длиннее, заяц, а короткий — волк. Отчего именно так? Я однажды спрашивал у Рива, и тот объяснил — дело "зайца" — выписывать петли и отвлекать внимание противника, а убивает именно "волк". Пропустить удар "зайцем" вообще позором считается.

Впрочем, эльф и соврать мог, просто так, для забавы. Никогда не поймешь, кода они правду говорят, а когда насмешничают.

— Твои? — киваю на клинки.

— Мои при мне, — резонно отвечает Рив. — Забыла тут одна...

На мое лицо наползает ухмылка, явно собираясь порвать мне рот.

— Это которая? — невинно уточняю. — Ранналан, Олиблан или Каннилан?

Рив смущенно улыбается.

— Ко мне жена вернулась, — нехотя сообщает он. — Сейчас ребенка ждем...

Вот это новость! Ошарашенный беру с как бы стола полупустую чашу с вином и залпом выпиваю. Это сколько ж подруга на стороне гуляла, если они еще до Огненного Потопа расстались?

— Ну, ты даешь, брат, — только и могу сказать. Вот уж не думал, что Рив любитель дважды наступать на одно и то же. Скажем, на грабли... хотя можно и по-другому сказать.

Рив виновато разводит руками. Мол, любовь, что тут поделаешь? Мол, соскучился по жене за тысячу с чем-то лет. Мол, жизнь до того скучна, что даже скандал ее разнообразит. Мол, свалял дурака — имею право.

Сажусь на недовольно всхрапнувшего медведя и заливаюсь хохотом. Нет, как же давно я брата не видел! Отвыкнуть уже успел от его штучек, которые это непредсказуемое создание непревзойденный мастер откалывать!

Ох, если не лопну сейчас от смеха — жить буду долго...

XI.

До сих пор участвовать в эльфийских праздниках мне не доводилось. Кое-какое представление из обрывков чужих разговоров я себе составил, но даже понятия не имел, как оно далеко от реальности. Примерно, как медведь нарисованный от настоящего. Вроде, что-то общее и есть, а на ощупь другой совсем.

...Ночь. Луна, разумеется, круглая, как яблоко. Эльфы праздники только в полнолуние устраивают, уж не знаю, почему. За свои традиции они держатся крепче, чем собака за кость.

Вода сверкает, переливается, словно шкура серебряного оленя в брачный период. А на воде, куда не кинешь взгляд — как бы плоты. На самом деле, со связкой обычных бревен этот плавучий транспорт ничего общего не имеет. Этакие полуживотные-полурастения, выращенные эльфами специально не знаю для какой цели. Что эта живность из себя представляет, понятия не имею, охотиться не доводилось пока.

Над водой море факелов. И темная громада Великого Древа закрывает ровно половину ночного неба, усыпанного яркими летними звездами. По привычке смотрю на звезды, ищу на небе Катум... тьфу ты! Восточную звезду. Совсем обэльфился, даже звезды ихними каракулями именовать стал.

Факелы вспыхивают ярче, праздник начинается.

Каждый из ушастых управляет отдельным плотом, или, как они его именуют, силегом. Кроме меня, потому как, во-первых, уши у меня самые, что ни на есть обычные, а во-вторых, силег подо мной нагло тонет. Не говоря уж про то, что не слушается руля. Народ Священного Леса считает меня одним из них, а вот тупая деревяшка признавать этого ни в какую не желает. Потому я занимаю место подле Рива, на его персональном силеге. Уж его-то в здешних местах каждая собака слушается, не говоря уже об эльфах. Кстати, о собаках — их ушастые позаимствовали аккурат в нашей деревне, до того у человеков с эльфами общих друзей не было.

Звезды вдруг вспыхивают ярко, небо словно приближается к нам. Не могу сдержать восхищенное "ах". Красиво же, ну, право слово, красиво!

Эльфы как по команде берутся за реллары, я тоже тянусь к своему. Рив предупреждающе хлопает меня по руке, делает страшную рожу. Да уж, певец из меня неважный, а уж по здешним меркам и вовсе никакой. Однажды Корланд, один из эльфов, как вы уже правильно догадались, даже пытался мне морду набить за некие упражнения с релларом. Великий музыкант, между прочим, живая легенда эльфийского народа. До сих пор живая, хоть и побитая слегка. Потому как релларом он меня огреть постеснялся из природной вежливости, а на кулачках слабоват оказался. Потом мы с ним помирились, он даже про драку нашу балладу сложил героическую, правда, изменил все и переврал до неузнаваемости. Из меня могучего великана сделал, а из себя, соответственно, отважного героя. Особенно, за концовку обидно, победил-то все-таки я! А так, здорово получилось, красиво. Тра-та-та, дзынь-дзынь! Вот так, помру я, а строгие мамаши еще тысячу лет будут детишек пугать страшным великаном Барго.

Сотни релларов одновременно играют мелодию. Вообще-то, я понимаю, почему Корланд на меня так вызверился. Мое бряцанье на струнах даже сравнивать смешно с тем, что делают эльфы. Какое-то волшебство, людям совершенно не доступное. Во всяком случае, тем, что в нашей деревне живут.

Великое древо начинает светиться. Сначала неярко, потом все сильнее. Звезды становятся ближе, будто опускается небо. У меня перехватывает дыхание, рука тянется к реллару. Нет, точно обэльфился, срочно надо мяса сжевать, пока уши не заострились. Мне, как урожденному человеком, можно. Иные эльфийские правила на меня не распространяются. Хотя побратимы и не одобряют моих привычек, а уж ремесло их и вовсе раздражает. Однако же, понимают, что иначе нельзя. Это им просто — погладил, скажем, рогоноса по голове с третьего прыжка, он и замурлыкал, довольный. А мне либо рогом, либо хвостом шипастым непременно попадет, да так, что не встану.

Уй! Про Медвежонка — то я совсем забыл! Парень на музыке ведь повернут, а ну, как не утерпит, да дудочку свою вытащит? Он, конечно, здоровяк, каких поискать, но чтоб от нескольких тысяч эльфов отмахаться, пожалуй, не потянет. Одна надежда, что господа маги его удержат...

В многоголосый хор релларов вплетается еле слышная мелодия дудочки, и надежда немедленно примеряет белые тапочки. А еще говорят, что умирает последней! Вот и верь после этого в сказки!

Реллары, один за другим, недоуменно замолкают. Обреченно вздыхаю, будь что будет. Медведь парню на ухо, конечно, не наступил, к потомству они относятся бережно, да эльфы-то разбираться не станут. И время-то какое подобрал, Праздник Первого Урожая! Когда ушастые хвалу Древу возносят!

Ох, что сейчас будет... Только б не насмерть, что я тогда старосте скажу?

— Чудо какое, — восторженно шепчет Рив. Смотрю недоверчиво, глаза сияют, рот полуоткрыт, будто ребенок, которому лошадку деревянную подарили. — Что это? Откуда?

Неужели обойдется? Вернусь, Звелу жертву принесу. Потому как если это не чудо, то чудес и не бывает вовсе.

— Дудочка, — отвечаю, как головой в омут. — Медвежонок играет.

— Никогда раньше не слышал, — говорит эльф и тихонько трогает струны реллара. Звуки сплетаются в мелодию, что в абсолютной тишине стелется над водой. Великое Древо вдруг вспыхивает, да так, что смотреть больно. Но я все равно смотрю, потому как на нем начинают появляться плоды. Темные на фоне ослепительного сияния, один за другим. Как много-то! Кажется, в этом году эльфам голод не грозит...