— Решились?
— Да. Если можно, давайте начнем с биологии. С анализов.
— Хорошо. Надеюсь, мой помощник и два лаборанта вас не смутят?
— А куда деваться? — хмыкнул, залился краской.
— Прошу, устраивайтесь.
Два смазливых лаборанта, юного женского полу, с нарочито небрежными амулетами, светлое помещение в бело-зеленых тонах, кушетка и два ничем не выразительных цветка в таких же безликих горшках, поддерживаемых тонкой работы подставками.
Пусть глазеют, и не при таком консилиуме выступали. Моя первая левая, моя вторая правая. Первая правая мнет вторую, вторая левая первую. Организм подстегивается...
— Только руки!
— Для чистоты проб.
Лейо, Зефир! Помогите... Ты сам в состоянии. Вспомни растворение в реке. Принцип схож. Вспомни метающую рыбу икру — в семени миллионы маленьких головастиков. Растворись среди них. Это же часть тебя. Как в реке. И управляй ими всеми, разом.
Эн закрыл глаза, оперевшись руками о свои бедра — напряжение выпало на него. Ли управлял остальным, демонстрируя разный темп и нежность. Руки не дали разлететься, размазав по стволам. Тело Эна блаженно расслабилось для зрителей, и в последний миг, ухватив суть, я поймал малышей за хвосты, всех-всех-всех, что вышли наружу. Пока один в ауте, второй делает указательными пальцами двух рук на лепестках двух цветков по мазку, не спеша удалять белесую жидкость, стоя нагим перед внешне бесстрастными лицами.
— Каков результат, этрас префект? — глядя на изменения и не спеша применять средства для очистки, при их значительном выборе.
— Положительный.
— Раз уж мы улаживаем формальности, то нам полагается соответствующий документ на руки, помимо отметки в канцелярии? — девушки немного разочаровались.
Немного — слабо сказано. Одежда вернулась на тела Эна и Ли, убрав все следы. Стало легче — головастики как маленькие тела, примитивные, но с частичкой духа. Имея опыт с двумя телами, контролировать еще тысячи микроскопических оказалось возможным, утомительным, конечно, но реальным. Эн, вынырнув из микромира, мог слабо ориентироваться, все еще удерживая контакт — стоит забрать частички духа обратно, и уже не получиться живорождения, а генетический материал напоследок перемешаю. Позже.
— Да, этра Лионаэн Лис. Боалимитаэ, принесите формуляр.
Поддерживая кровника, вышел из медпомещения с двумя копиями, чьи магические печати полностью активировали регалии, иначе не имеющие силы — официальное признание властями листа оло-Соларис состоялось. Возня с волосами, за завесой которых пришлось проводить манипуляции, была воспринята как ободрение, ведь после этого Эн полностью пришел в себя, исковеркав сперматозоиды за ненадобностью. Те растения еще при нас убрали, помещение после нас опустело. Риск вроде оправдался, небольшая фора есть.
— Вы определились с последним вопросом?
— Что нас ждет после?
— Да.
— Выход из приюта, комфортное жилье, полноценная еда, желаемое обучение.
— Таким образом, наш лист, прицепившись к ветви, сможет покинуть этот концлагерь?
— А как с остальными происходит?
— Хм. Сможет, безусловно. Остальные листья, основания чьих ветвей погибли, имеют тот же выбор.
— Ваш стебель или ветки, вицеграф?
— О, не только. Но стебель представлен в единственном числе.
— Разрешите ознакомиться с бумагами. Там ведь достаточно приложить выдаваемую вами печать, верно?
— Мои родители так заверяли документы... — крутя локон на пальце.
Зефир, Лейо... Вот нахлебник нам попался, а? И не говори — то ему, се. А сам?! Ладно уж, видим, как растеклись извилины. Будет печать под пальцем. Только силу сконцентрируй. Хых, и регалии будут.
— Боалимитаэ проконсультирет вас по всем возникшим вопросам, когда уладим формальности. Вы уже определились с именем своего листа и росписью?
— Да, определились. Их надо вписать в...
— Что вы творите!?
— Подпись. — Вашу копию, пожалуйста.
Кончики ушей префекта побагровели, когда рамки на документах пыхнули жизнью, принимая форменную печать.
— Этраны бароны, в мажор-эолосе Акиулюни введен полный ночной запрет, я не рекомендую покидать приют до завтрашнего утра, — чопорно процедил вицеграф, справившись с собой.
Уходя, создалось впечатление облитых грязью и втоптанных в помои по самую макушку. Васильковые глаза встречных ощутимо кололись. В ловушке из пальцев мерцали два огонька.
Совет был дельным, уже наступали скорые зимние сумерки и время ужина. Идти в незнакомый эолос на ночь глядя действительно опрометчиво.
Ах, какая красота! Как заиграли волосы, когда искорки оживились виспами. Они кружились, витая рядом в завораживающем танце. В момент запечатления огоньки растворились в нашей ауре, заиграв сразу мириадами искр в волосах. Они тоже стали единым во множестве. Почему не в двух? Виноваты изъятые в лаборатории частички? Ну конечно же! Ах, какое чарующее великолепие! Они связались с нами, как подарок фей, но на более глубоком уровне. Они отражали мое настроение, они воспринимались почти как продолжения двух тел, они грели спину, плечи и грудь с головой, всего, чего касались волосы, они защиту предлагали...
— Молодые эльфы заблудились? — якобы прервал наш ужин в тихом закутке из зеленеющего кустарника давешний знакомец.
— О, лепесток латринарии, и уже с тычинками...
— Хамишь, скот.
— А... — но главный двинул плечом, и давешний ослепленный вредитель заткнулся, а подельник оскалился. Вас плен миновал, уроды, иначе бы вы понимали, из-за чего меня так корежит — видеть подобные гримассы да на холеных лицах в приличных рубашках с меховыми безрукавками и шерстяных плащах, с обутыми ногами, а не с почерневшими пальцами, еще оставшимися.
— Я не умею направленно передавать образы, эльфы, но могу попробовать транслировать в окружающее.
— Ты посмел обидеть моих друзей, скот. Плати виру по-хорошему.
— Вам показать, как было в плену у орков, а? Как после него смотрятся ваши наезды и гримасы?
Ли! Не надо, не надо, Ли... Я в ментале никакой, Ли! Да тут же рядом дети! Ты подумай... У них будет мотивация. Ли!!! Да они станут хуже орков! Эн... Любимый!.. Да я простил их всех только за встречу с тобой, Эн! Вспомни, Сверьялус бы не воссиял без моего примера, не понял бы... Я выжил там, и не стал мразью. Да, жесток порой... Эн... Не смотри им в глаза.
— Гы-гы! Заливай больше, зайчик.
— Эхе-хе, бывший раб, хе-хе!
— Цэ, — сплюнул Роиешасоен под ноги. — Рассмешил, так и быть — сегодня обойдемся той бабочкой. Пусть сам снимет и отдаст. И потом мы вместе глянем на ваши оркские образы, зайчата.
— Гы-гы, и охотно реализуем ваши мечты!
— Эхе-хе-хе!
— Да будет так!
Гульбище. Флейта и Глаза. Глаза и Флейта. Вы не понимаете, Глаза! Я изменил планы побега ради него, ради этого юноши вытерпел, такие должны Жить! Светлые и чистые! Верящие в свет среди царства тьмы! Вы презираете, Глаза! Вы даже не слышите музыканта, Глаза! А он для Вас надрывает Сердце и Душу! Вы живете не слыша! Глаза, вам оказана милость! Вы не видели, что можно еще и так! И вот так! Вы не видели ломку, Глаза! Вас не ломали и не ломают, вас готовят на убой! В будущую жертву, как у того древа! А он трепещет, а я вынужден обратить наслаждение лишенного мною девственности в Бездну Боли! Глаза!.. Я не смогу больше видеть его глаза!.. Зато... Зато он ЖИВ!!! И будет жить, мы выживем, во что бы то ни стало! Играй, святой флейтист! Играй же! Для этих малышей, внимающих не понимая, для той малышки и той, что услышали, что ушли уже. Играй же! Дай и мне силы самому доиграть эту драму... О, Река!.. И тебя опоганили, а для нас ты спасение, река! Наша с тобой ненависть велика, речка... Но они подарили мне Его! Он должен выжить, речка. Пожалуйста, помоги, речечка, спаси хотя бы Его... Возьми меня, но спаси его, спаси... Ох, речка, какую боль я ему причинил, какую рану нанес сердцу... А он простил! Он, он, он простил, понимаешь!? Я не смогу заглянуть в его глаза, к тем-то я привык... А Эти Очи?!.. Он — чистая душа, спаси хотя бы ее, дух мщения, а меня спрячь от его глаз, даже мысли о которых разрывают заживо, мне не впервой, нет, не впервой, речка, я сдюжу, уж как-нибудь справлюсь... Ох, эти очи...
Сверьялус, Сверьялус... За фантиком помощи мне сам ешь конфету. Я не в обиде, что ты. Помог обезличить, расставил акценты. Я понял посыл, дух-хранитель, подмогну...
— Ты видел орков, Сиолен, — ах вот как его имя. — А теперь посмотри на родную кровь. Смотри, как из благославленных на жизнь ее по капле выдавливают. Смотри, Сиолен, как из разумных клепают безумных, биандров. Смотри, на что обрекают эльфы своих же сородичей, клеймя их позором, обвиняя в отступничестве! — Четверо молодых с клеймом во лбу и на скулах, стихийники, плюс лучник и мечник, ветеран-щитоносец. Они все висели в репликатории, в прозрачном цветочном желудке, как в том, откуда альфары на свет появляются. А вокруг сотни реплеций — людей в таких же слизистых чанах, жутких комков боли, чьи тела перестраиваются. Мал ты или старик, каждый станет двадцатилетним, биандром, в которого вложены навыки эльфов, их сила и способности. И не важны чувства шаблонов, до скелета обдираемых, раздраиваемых на десятки, на сотни частей, погребающих под собой личность реплеций. И среди семерых трепыхалась она, благославленная душа.
— Смотри, Сиолен! Он подобен тебе, он был первым, меня переплывшим. Они извращают, они очерняют, они оскверняют... Сиолен! В чем разница между орком и эльфов, скажи?! Ты видел и тех, и других. Скажи!!! Орки не предают своих, эльф. Орки гуманны — они дают Духу выбор, а эльфы его выпивают, до дна. Ради кого это все, Сиолен? Ради чего? Выживание вида? Ради этих детей, из которых растят исполнителей воли вышних? Ради этого эльфа? Или этого? — уже мое воспоминание об эльфе, проблеявшем про инижение. — Ты видел гульбище орков, Сиолен. Ради чего или кого здесь вот таких губят, которых вот так у орков спасали, а!? Для этого? Или этих с точеными лицами на оркских душах? Смотри, Сиолен, каких демонов эльфы создали, в какой ад превратили жизнь своих соотечественников и тех, кого приручили. Смотри на искру, что еще теплится в чистой душе, что еще верит, надеется, понимая, прощает... Прощает, Сиолен!!! Найди в себе силы, друг, обопрись на меня. Ты станешь звездой для заблудших душ, Сиолен? Ты поможешь благославленным, предательски убиваемым теми, кому всей душой хотели помочь?! Поможешь им добраться до дома? — Жизненные ракурсы поймы Сверьялуса, пропитанные чистым сиянием. Танец фей, птиц ухаживания, шелест листьев под аккомпанемент журчащей воды. Рай земной, с высоты птичьего полета щемящий сердце.
— Сиолен, ты со мной?
— Да, о божественный Сверьялус! Да!..
Браво, но апплодисментов от меня не жди. Ты весь приют отвернул в заводь реки времени. Исключая детей, всем разрешил внимать. Ты оголил нервы, истончил стержни душ. Ты заставил меня вновь пролить эти слезы. Теперь ты за всех этих эльфов в ответе, Сверьялус. Да!
Глава 6. Диэигнисинис
Эн жался к Ли. Я закономерно воспользовался шансом, сделав мша на верхнюю площадку мэл-кедра, из корней которого мы вчера вышли, чтобы в то же мгновение скользнуть дальше, вглубь, с болью совершая безостановочную смену курса. И теперь мы спускались с верхней ветки одного из мэл-деревьев вблизи мэллорна.
Эолос освещался снизу доверху, в длинные зимние вечера это насущная необходимость, а глубокой ночью светильники потушат, оставив одни светящиеся растения создавать таинственный шарм. Активное движение во всех направлениях в центральных райнонах не ощущалась. Здесь царила степенность на широченных проспектах, подражающих наземным мостам. Ажурные перила и фермы, опирающиеся на воздух быки, хрустальные вставки.
Но вся лепота была бессильна унять душевные муки и терзания, все впечатления после показанного Сверьялусом. Обнявшись, мы проносились под мостами и срощенными ветвями, мимо шикарных особняков, занимающих всю крону, и башен, пленивших ствол. Здесь допускались полеты, и запрещалось планирование: не умеешь свободно летать — не мешай другим, не загромождай собою воздух.
Случившее в приюте тряхонуло Акиулюни до основания. Примерно статысячное население, выросшее минимум раза в два за счет притока беженцев в безопасный мажор-эолос, под нашими ногами, головами и боками заметалось, загомонило на все лады, воздушные магистрали стремительно наводнялись летунами, вынуждая придерживаться трасс, обозначенных реберными тросами. На чистой левитации мало кто двигался, в основном поясные амулеты и собственные кантио. И всюду: "Божественный Сверьялус, воссиявший эльф, что будет, как, почему, куда, а вдруг". И все жаждали узнать подробности происходящего в карантинной зоне, в которую превратился бывший приют. Хех, карантинная зона...
Облетев три четверти мэлд-кольца, внял доводу разума, начав поиск пристанища — смерть за пределами мажор-эолоса не отменяли, мне все еще запрещено покидать окрестности. Свободных мест нет, сободных мест нет. Свободных мест нет! И цены не то, что кусаются, они еще и лягаются — солид в сутки за безоконную комнату! А без баронских колец с нами вообще не хотели разговаривать и не пускали даже вовнутрь постоялых гнезд. Хе-хе, назвать эти наросты дворами язык не поворачивается.
Вот, Ли. Молодец. Улыбнись, милый. Эй! Я заслужил не в лоб, а во все губы!.. Рефлексией некогда заниматься — в ней нет номеров, она не пансионат и вовсе не метрдотель.
— Ха, вы не найдете дешевле, этраны! Эолос переполнен, скоро полночь, вам не успеть найти и сьемную комнату! Три солида, и за неделю вперед, — усмехался пепельный альфар.
Его отель располагался на старом мэл-кедре, на его самой верхушке. Непрекращающаяся легкая качка, к которой я быстро привык, перестав замечать, компенсировалась великолепными видами из огромных стрельчатых окон, забранных плавным геометрическим узором, контрастирующим с лозой, оплетшей все строение, скрывающей внутренние дворики и комнаты без потолков.
— Оплата векселем ЦБ устроит? Покажите номер, — скрепя кошелек.
— Вот сразу бы так, — спокойным деловым тоном. Немногочисленная публика в золле провожала нас сочувственными взглядами, и злорадным, и вожделенным.
— А другие варианты у вас есть, атс? — йейль, как не хватает собственного амулета или умений вести тихую беседу, пришлось следовать в шикарный номер-люкс, явно показательный, чтобы задать этот вопрос.
— Аха, размечтались, вайя-барончики, — мы были согласны и на одиночное место, потому дополнившийся добротным ремнем и жилеткой и курточкой костюм лишился плетеных браслетов, волосы обрели сплошной цвет, Инти — виспы не возразили против имени и женского рода — фыркала бледностью, родство глаза выдавали, а кольца статус. — Сбежали из страми-эолоса, а под юбкой мест не хватило? — одинаковый фасон под разными косами.
— Мы хотим всего лишь один из пары беспотолочных, что у вас свободны, атс.
— А зад облизать не хотите?! Аха-х... — язвительный смех оборвался, когда Эн встал на колени и постарался эротично облизнуться.
— Нагибайтесь. Нам обоим?
