Нечистик

Чем ближе селяне подходили к Гуркиному дому, тем нерешительней становился их шаг. Недавние страхи вновь ожили и запульсировали сильнее. Люди молчали, дети неслышно глотали слезы, уткнувшись в материнские груди. Даже палка старца, на которую тот опирался, практически не издавала звуков. Рыжеватый шел впереди, зная, что надобно стать для всех примером спокойствия, но давалось это с трудом. Толпа вошла во двор хаты лесника, не каждая мышь сумела бы так тихонько пробраться в кладовку. Из дома также не доносилось ни звука. Под ногами не сновало ни одной курицы, даже скот молчал. Если бы ни ухоженные огород да подворье, можно было бы подумать, что тут и вовсе никто не живет.

Рыжеватый забарабанил в двери:

— Ядя, Лада, открывайте!

Ответом пролегло гробовое молчание.

— Эй, открывайте!

Вновь никто не откликнулся. Тарас сделал знак — и пара мужиков стала вместе с ним дверь ломать. Но дом не ждал непрошеных гостей и поддаваться не собирался. Всем хорошо была известна эта дубовая охранительница. Она — то не многое, чем при жизни хвастал лесничий. Сам ее изготовил, чтоб в его отсутствие никто в дом пробраться не смог — и жена с детьми в безопасности оставались. По деревне даже молва ходила, что заговоренная эта дверь, что сам ведьмак ее колдовством защитил. Пот пятым ручьем стекал, а деревянная преграда еще ни разу не взвизгнула. Ее уже и рубить пытались и толкали всем навалом — да все бестолку.

Рыжеватый предложил пробраться внутрь через окно. И довольно быстро он наконец-таки проник в избу. Там царствовала темнота, свет только сквозь взломанное подслеповатое окно и сочился. Немота оглушала. Мужик обвел хату взглядом и обнаружил лежащую на полу Ядю. Прытко к ней подскочив, он прислушался — есть ли дыхание. Редкое, слабое, сиповатое, но оно было. Жива!

— Что там? — донеслось с улицы. — Ты б дверь нам отворил.

Замок щелкнул и Тарас объявил с порога:

— Жива, да только, кажись, приходил сюда нечистик сызнова.

Люди ахнули и попятились. Марьяна, мельничиха и старец вошли в дом, остальные страшились, но и не уходили, решив, что хоть и здесь, а все ж вместе безопасней будет.

Рыжеватый подошел к печи. Там спали мальчишки. Они никак не реагировали на происходящее вокруг — видать, нечистик и мимо них не прошел. Вот уж где бедная семья — никак напасти не отвяжутся. Неужто сама Паляндра здесь свой интерес питает? Ядю аккуратно уложили на лаву.

— А где ж Лада? — обеспокоилась мельничиха.

— И правда, где? — удивилась Марьяна.

Тарас зашел в опочивальню, но та пустовала. Несколько человек осмелились обойти хлев, другие спустились в погреб. Но девицы нигде отыскать не сумели.

— Кто ее встречал после Гуркиных похорон? — спросил рыжеватый.

Люди призадумались, но никто не припомнил, чтобы хотя бы мельком видел Ладу.

— Что ж делать-то будем? — спросила Марьяна у возлюбленного. Рыжеватый и сам не ведал. Все что он мог предложить, было высказано еще у бочки. Мужик замешкался.

— Давай-ка их перенесем к кому-нибудь из вас бабы, — обратился к мельничихе и Марьяне старец. — Здесь их одних оставлять нельзя. Нечистик не допил жизни, а, стало быть, вновь вернется. Да и вам не мешало бы объединиться. Все вместе не так боязно.

— Дело, дед, говоришь, — согласился Тарас, а бабы закивали. — Сам же я ведьмака искать пойду. А то не ровен час — ночь наступит. А лес теперь, особливо в темное время — клан врага нашего нечистивого.

Рыжеватый тут же назначил несколько мужиков в подмогу Марьяне и мельничихе. Те попытались сперва увильнуть, но осуждение окружающих быстро вернуло им рассудок.

— Да, куда ж ты один-то? — причитала хозяйка постоялого двора, — Хоть кого бы в подмогу себе взял.

— Перестань, мать. Вон, что вокруг творится! Что если через день и к нам явится этот нечистик?! Нет, надобно как можно скорее до князя добраться. Некогда мне помощников сыскивать. Кони наши резвые — ни одному лиходею не догнать. К тому ж я самого быстрого беру, — отрезал красивый златовласый юноша, закрепляя седло.

— Ой, сынка мой, сынка...— заплакала женщина.

— Ну, будет тебе! Я вмиг обернусь, даже соскучиться не успеешь, — юноша вскочил на коня и, пригнувшись, чуть тише добавил. — Ты о нашем новом постояльце получше заботься. Постарайся так его обхаживать, чтоб не съехал, как все прочие. Хвала богам, что мужик все еще здесь остается. Кстати, человек он по всему видно с деньгами. Авось заплатит щедро. Тогда мы с тобой, наконец, сможем дом хорошенько подлатать. А там и свататься будем.

— Небось, к Ладушке? — улыбнулась мать сквозь сбегавшие по щекам соленые ручьи.

— К кому ж еще? — бросил через плечо юноша и умчался прочь.

Женщина вздохнула и побрела к дому. Надо бы к постояльцу зайти да попытать — мало ль потребно чего. И то правда — возьмет и отблагодарит их с лихвой за хлеб да за соль. А тогда и свадебку сыграть можно. Поторопиться надобно — уж слишком мельников сын к Ладе зачастил. Дочка лесничего — девка статная, разумная, умелая. Старость уважает. Лучше невестки не найти. Не то, что эта кузнецовая бестолочь али бесстыдница-Настасья, племянница гулены. А уж о Варваре да Клавдии и думать не след.

Постояличиха как раз подошла к двери, отделявшей ее от гостя. Спит? Вчерась только под утро заявился — видать, устал. Женщина постучала, никто не отозвался. Она еще немножко покрутилась у входа и повторила попытку. Подождала. Ответа не последовало. Что ж назойливость тоже лишней будет. Надобно позже зайти.

— Да говорю ж — не виновен я! — орал из тюремной ямы, где царили сырость и вонь, Малк.

— Все так говорят, — заржали хором второй охранник и дозорный.

— Где ж ваш обещанный суд?

— Не волнуйся, владыка живо решит, что с тобой делать. Скорее всего, он уже сейчас выбирает между топором и веревкой. Так что у тебя есть пока время насладиться жизнью, мародер! — возобновившийся смех прозвучал угрожающе, но быстро стих — охранники ушли.

Надо же! Вот, спасибо ведьмаку, заслал-таки! Где он сам-то вообще? Для чего тянет время — надо же Ладу, людей спасать! Юноша кипел от злобы и негодования. Ужасно хотелось что-нибудь сломать. И лучше всего шею этому учителю. Для легкого успокоения подошла бы и деревянная стена. Но юношу окружала сырая земля. Даже топнуть в сердцах без дурных последствий было невозможно — сапоги так и не вернули.

— Присядь, сынок, остынь, — прозвучал из самого темного угла ямы надтреснутый голос старика, — злоба только мешает принять неизбежное. Лучше смирись.

— С чем это я должен смириться? С топором али веревкой?! — от таких советов Малк разозлился еще больше.

— Неважно как придет Паляндра, но если уж она на пороге, лучше ее приветить. Барышня-то она капризная. А так задобришь ее немного — все легче будет — обнимет покрепче, и боли не почуешь.

— Волосяник подери, да кто ты такой советовать мне этот бред? — негодовал юноша.

— Никто... Боле никто... — спокойно и одновременно горько продолжал старик, немного высунувшись на свет и тем самым позволив себя разглядеть. Сгорбленную, скукоженную фигурку окутывали лохмотья. Слипшиеся от грязи и сгустков запекшейся крови сероватые волосы обрамляли морщинистое острое лицо, а в нем... Вернее в глазах... Глаза были почти бесцветными, тусклыми. В них словно поселилась вселенская печаль, которая высасывала остатки жизни из и без того слабого тела. Такие глаза имеют глубоко страдающие и мучающиеся люди. Но что же грызло старика? — Меня, как и тебя на кладбище схватили.

— А что ты там делал? — немного поостыв, спросил Малк.

— Внучку искал, — горько ответил старик, размазывая по перепачканному лицу слезы.

— А она что среди погибших? — осторожно уточнил юноша, в котором погас последний уголек ярости.

— То-то и оно: не знаю я, да так и не смог выяснить.

— А что это за кладбище такое? Вообще что тут происходит? Почему люди ни огню, ни земле, ни воде не преданы? Гниют под небесами. Куда этот ваш владыка смотрит?! — внутри молодого сердца снова стало закипать возмущение.

— Он не наш, пришлый. Сам и сотворил это кладбище.

Малк уловил, как глуховатый голос старика при упоминании о местном правителе приобретает стальные нотки ненависти.

— Расскажи, — настроившись совсем дружелюбно, попросил юноша.

Старик недоверчиво покосился.

— Ты не думай, я к ним никакого отношения не имею, — подобно тюремному соседу Малк плюхнулся прямо на землю, так и не обнаружив даже горстки соломы.

Старик на мгновение заколебался, но все же стал рассказывать:

— Что ж слушай. Мы, местные жители этой деревеньки — люди простые. Добрые да мирные. Жили издревле спокойно, гостей привечали радостью, хлебом да солью. Хотя приезжие к нам почти не заглядывали — уж слишком далече наше поселение от всех путей-дорог да трактов торговых. В самой глубине леса затерялось. Но жили мы все равно весело. Богов почитали, да тайну свою преданно хранили...

— А что за тайна? — полюбопытствовал Малк.

Старик сначала замялся, а потом внимательно вгляделся в глаза Малка. И, кивнув сам себе, буквально в следующую минуту продолжил рассказ:

— Вижу я парень ты неплохой. Что ж доверюсь тебе — авось ты и есть тот спаситель, о котором руны мне сказывали. Слушай. Давным-давно сам Белбог отдал Лесуну в охранение дивный дар — живую воду. Велика была ее благодатная сила: душу мертвого могла вернуть из Вырая, недужного — от самых чудовищных болезней исцелить. А еще она могла даровать вечную жизнь. В то время ходила по земле чума страшная. Людей сотнями косила и радостно преподносила Паляндре ненасытной. Не осталось семьи, в которой ужасная хворь не забрала хоть кого-нибудь. А у охотника, что обитал на месте этой деревни, так все малые дети и жена заболели. Бедный мужик всячески старался выходить хворых, да ничего не получалось. Когда же он понял, что беды не миновать — и в родных жизнь протлела бы не больше дня, то решился пойти к Лесуну, добыть живой воды.

Но полудикий страж и слушать не желал о том, чтобы дозволить мужику взять несколько капель драгоценной жидкости. Охотнику ничего не осталось, кроме как убить Лесуна, что стал между жизнью и его семьей. И он это сделал. Взяв всего по глотку живой воды для каждого из родных, мужик сумел помочь — страшная хворь отступила. Но охотник ведал, что рано али поздно придется заплатить Белбогу за убийство стража. И все же, уповая на милость, он каждый день приносил могущественному богу жертвы и дары.

Как-то мужик возвращался домой, неся в охотничьем мешке забитого к вечере дикого парсюка. Похорошевшая и полностью вернувшая после хворобы к жизни, жена приготовила настоящий пир, в центре которого лежала запеченная кабанья голова. Но только вся семья уселась за стол, башка внезапно заговорила. В ужасе от увиденного дети забились за печь, женщина лишилась чувств, а охотник, упав ниц, безуспешно пытался пригладить вставшие дыбом волосы. Устами кабана заговорил сам Белбог:

— Кто дал тебе право на убийство Лесуна?

— О, всевидящий, ты знаешь, что я не хотел этого делать. Я старался спасти свою семью. Молю тебя, пощади!

— Как ты посмел бросить мою чудодейственную воду без стража?

— Я спрятал источник.

— Этого мало! Но раз ты использовал силу во благо, сам не испив ни капли, то я пощажу вас. Однако вода не может оставаться без защиты. Потому я нарекаю тебя и всю твою семью ее новыми охранителями! Теперь вы должны блюсти ее нетронутость!

Вдруг запеченная парсючья голова вспыхнула слепящим облаком и вмиг претворилась карлой. Неужто сам Белбог? Но маленький угрюмый старичок тут же рассеял догадки:

— Я — Велес! Поднимайся и следуй за мной!

Охотник послушался, а вернувшись через некоторое время домой, рассказал семье, где находится источник живой воды. Он поведал только одну тайну: сколько нужно воды для лечения. Охотник был разумным человеком — и не посмел обрекать ни души своих родных, ни собственную на вечное охранение источника. Его семья и стала основательницей нашей деревни. До недавнего времени мы стерегли дар Белбога все вместе.

— Зачем же ты тогда мне все это рассказываешь? — испугался Малк за старика.

— Нет, о том, что где-то в наших краях есть дивный источник, знают многие, но воспользоваться ею, дано не всем.

— Зачем же тогда нужна живая вода, если она не предназначается для людей? Боги и так живут вечно и хвори им не страшны...

— Нет, ты не понял, — остановил юношескую горячность старик, — если люди приходили к нам за исцелением, то мы подсобляли им. Но вода не должна помогать тем, кто желал вечной жизни. К ней нельзя прикасаться и тем, кто хочет вернуть души из Вырая. Теперь источник охранять некому. Все жители деревни лежат там, где тебя поймали. Не погребенные. Тела их сковала смерть. Но души все еще мечутся в поисках покоя. Возможно и внученька, кровиночка моя тоже там.

Голос задрожал, и из водянистых глаз покатились крупные слезы. В груди юноши что-то съежилось в комок. Малк глядел на немощную фигурку — и жалость, подступившая к горлу, собиралась вот-вот вырваться наружу. Парень сглотнул, с трудом ее подавив. Грязный рукав старика стер влажные дорожки с морщинистого лица — и рассказ возобновился.

— Однажды в нашу деревню прибыл иноземный владыка с войском, маврами в сияющих доспехах из черного как уголь металла. Крепкие выносливые кони с трудом тащили богато убранные колесницы, полные сундуков с золотом, серебром и самоцветами. Владыка сказался хворым и всячески показывал, как ему худо. Но когда жрец попробовал его осмотреть — стражи скрестили блестящие и острые, как язык упыря, алебарды у входа в шатер. Иноземец обещал даровать свои сундуки взамен тайны источника. Никто из жителей не давал добро. Тогда посыпались угрозы. Жрец согласился без всяких даров дать владыке ровно столько воды, сколько нужно для полного исцеления, но посвятить в таинство источника отказался. Пришлый сделал вид, что принял условия. А сам приказал рыцарям проследить за жрецом и выведать, где находится источник. Те легко укрылись под покровом ночи — их смуглые лица и черная, словно из копоти, одежа слились с темнотой воедино. А тихие кошачьи повадки не выдали ни одного шага, ни единого движения. Мавры выполнили приказ. И уже на заре жреца пленили и бросили в свежевырытую тюремную яму.

Владыка же светился счастьем. Он сжимал в руке драгоценную флягу с водой, полученную от жреца и рассказывал, что собирается уподобиться богам и стать единственным правителем на земле. Теперь он знал, где находится источник, и почти никто не мог помешать ему заполучить вечную жизнь и бессмертную армию. На лицах жителей деревни пролегла вселенская печаль. Но из ямы неожиданно раздался громкий смех, полный злорадства. А потом пояснением полился дерзкий ответ: "Никогда, слышишь, никогда не постигнуть тебе тайну источника! Вода может использоваться лишь во благо. Ты не узнаешь, сколько нужно выпить живительной влаги, чтоб стать бессмертным, а все твои слепые попытки увенчаются только одним — смертью!".

Владыка на мгновение опешил. И жрец уже решил, что иноземец сдался. Но в чужой голове зрели страшные мысли. И совсем скоро они все претворились в явь. Пришлый правитель приказал маврам принести бочку живой воды. После собрал всех селян на главной площади и на глазах у жреца стал их рубить и тут же пытался оживить каждого. Люди не противились и принимали смерть с радостью, ибо Белбог обещал им за верную службу счастливую вечность в Вырае. Чужеземец постоянно менял пропорции, надеясь, что таким образом ему удастся приблизиться к разгадке бессмертия. Но у него ничего не вышло. Ни одна рана даже не затянулась. Властитель надеялся, вернее, был почти уверен, что жрец сдастся и расскажет хотя бы исцеляющий секрет живой воды. Но этого не произошло. Скоро иноземец умертвил всех жителей деревни, вернее почти всех. Оставались только жрец и его внучка. Но о внучке владыка не знал, а жрец молил Девою, чтоб та сберегла его кровиночку.