Fugitive Prince

Аврор повернулся к нему.

— Если юный Поттер находился рядом со своими родителями на момент нападения... — негромко пробормотал он. — Пока что мы можем лишь догадываться, что на самом деле произошло...

— Хоть раз в жизни вы и я полностью сходимся во мнениях, — кивнул Министр. — Этому может быть лишь одно объяснение. Темный Лорд нашел себе достойных противников в лице этих Поттеров. Они забрали его с собой в могилу. Ну, или какое-то другое объяснение с теми же самыми результатами, — он криво улыбнулся. — Пора заявить миру о том, что пришло время праздновать...

— Но не до тех пор, пока мы не добудем хороших, твердых доказательств! — воскликнул кто-то, но глава авроров отвернулся. Он проигнорировал планы Министра и повернулся к растерянным Уизли:

— Нам надо найти этих Поттеров.

* * *

Гарри в своей анимагической форме слегка повел спиной, пытаясь устроить Лео поудобнее. Ребенок взвизгнул и потянул Гарри за лишь недавно прорезавшиеся рога. Гарри вздрогнул и сильнее вцепился в сумку, которую нес в зубах.

Он оставил метлу еще в нескольких милях позади себя. Гарри отбросил эту мысль, целиком сосредоточившись на том, чтобы продолжать бежать, невзирая на боль в уставших мышцах. Был уже поздний вечер, он отошел от Норы на сотню миль, и еще приблизительно столько же оставалось до дома Ремуса.

Лео заплакал, и по его крикам Гарри понял, что ребенок голоден. Он остановился и медленно встал на колени, чтобы Лео мог без вреда для себя скатиться с его спины. Они скакали весь день, и теперь Лео перестал бояться и даже наслаждался поездкой. Гарри вздохнул и снова принял свою человеческую форму, морщась при взгляде на покрывавшие его тело синяки.

— Гайи, ан, угм, — Лео потянулся за бутылочкой, но она была пуста. Он сморщился и начал шмыгать носом.

— Нет-нет, Лео, чшш, — Гарри перерыл все уменьшенное содержимое своей сумки и нашел какую-то еду, достаточно мягкую, чтобы Лео смог ее прожевать. Вначале малыш не хотел есть что-то непривычное, но Гарри все же удалось уговорить его съесть несколько кусочков.

Они лежали на небольшой поляне, окруженной цветами. Легкие облака плыли по небу, и когда они ловили солнце в свои невесомые сети, его лучики превращались во множество маленьких фей, подмигивавших Гарри и тут же растворявшихся в воздухе. Наевшись, Лео поднялся — теперь он уже гораздо лучше держался на ногах — и начал гоняться за солнечными зайчиками. Он делал по-детски нелепые шаги и заливисто смеялся от радости.

Гарри собрал горсть цветочных лепестков и бросил их в воздух прямо над братом. Лео, не ожидавший, что на него вдруг обрушится каскад лепестков, упал и окинул Гарри разозленным взглядом. Тот смог лишь рассмеяться в ответ, и это оказалось неожиданно сложным. Он уже забыл, когда в последний раз смеялся или просто улыбался. Гарри вздохнул и вдруг обнаружил, что Лео начал выдергивать из земли сорняки и кидаться ими в него.

— Лео!

— Гайи!

— Эй, — в него полетело еще больше сорняков и пучков травы, и Гарри пришлось от них отплевываться, что лишь усилило восторг Лео. Его смех стал громче.

— Думаешь, это смешно? — Гарри сорвал еще больше цветов и кинул их в брата. Лео попытался увернуться в сторону, но снова упал.

— Нет! — протестующее воскликнул он, указывая на Гарри. — Нет!

— Нет? А почему мне нельзя так делать, если тебе можно?

— Нет! — повторил Лео, неуклюже двигаясь к Гарри и засовывая в рот траву. — Нет! Плохо!

— Лео? О, Мерлин!

Несколько часов спустя, когда снова наступила ночь и Лео устало шел следом за братом, Гарри поднялся по ступенькам, ведущим к небольшому дому. Гарри уже поднял руку, чтобы постучать в дверь, но неожиданно замер, глядя на брата. Его вдруг охватило чувство неуверенности. Но Лео зевнул и неожиданно свалился на пол прямо возле двери, по-видимому, полностью изнеможенный.

Гарри глубоко вздохнул и постучался. Когда Ремус открыл дверь, ему пришлось подхватить Лео на руки. Гарри тоже уже был близок к тому, чтобы упасть без сил.

— Гарри?

Гарри моргнул, глядя на человека перед собой, затем негромко сказал:

— Привет, — и потерял сознание.

Глава 8

— Полагаю, все зависит от того, как ты это воспринимаешь, — сказала Мег. — Как правило, что бы ни случилось, люди считают, что во всем виновата я, даже если я не сделала ровным счетом ничего. Но мне действительно жаль, что я чуть было не подралась с ним. У меня была ужасная неделя. Меня просто переполняют негативные эмоции.

Миссис Мёрри провела ругой по пушистым волосам Мег.

— Знаешь, из-за чего так происходит?

— Я ненавижу быть чудачкой, — ответила Мег.

"Скачок во времени", Мадлен Л"Энгл.

Девять лет своей жизни Гарри существовал с всепоглощающим чувством нависшей над его головой беды. Временами он почти забывал об этом. Например, когда играл с отцом, лежал в теплых объятиях матери или проводил время со своими друзьями — Упивающимися Смертью. Но наравне с этим в его жизни были и такие моменты, когда он чувствовал, что захлебывается в накатывающих на него туманных страхах.

— На самом деле, тебе просто надо больше радоваться, — шутливо ворчала мама, когда испуганный Гарри подползал к ней и обвивал руками ее ноги. Она приподнимала его за руки и, поддерживая ребенка ногой, кружилась с ним по кухне, словно в танце. И Гарри чувствовал, что его страхи отступают. Когда он начинал громко смеяться, она легонько щелкала его по носу и говорила: — Видишь? Когда ты счастлив, у тебя просто нет времени на то, чтобы бояться.

А несколько дней спустя она ловила его на том, что он играет в волшебные шахматы с одним из Упивающихся Смертью, и их семье приходилось искать новый дом.

А еще первые девять лет его жизни были покрыты завесой тайн. Гарри никогда не задавал вопросов, никогда не удивлялся их частым переездам. Однажды, когда они только-только приехали в красивую гостиницу, в которой планировали провести несколько дней своего путешествия по Европе, его мама и папа неожиданно столкнулись с незнакомым Гарри мужчиной. Тот выглядел крайне рассерженным.

— Джеймс! Это ты? — резко спросил мужчина, хватая его отца за руку.

Отец быстро переглянулся с матерью и вырвал руку из цепких пальцев мужчины.

— Прошу прощения, сэр, но я... — неожиданно он замолчал, а его лицо побледнело. — Митчелл? Митчелл Флаут?

Митчелл отступил на шаг и хмыкнул:

— А ты неплохо выглядишь, — у самого Митчелла недоставало левой руки.

— Бог мой, Митчелл, что с тобой случилось?

— Ты об этом? — мужчина махнул на обрубок руки. — Или об этом? — он указал на многочисленные шрамы, покрывающие его лицо и тело плотной сетью. — Это война, Джеймс. Война, которую ты так старательно избегаешь!

Мама поспешно затащила Гарри в номер, но крики мужчины продолжали отдаваться у него в ушах еще много дней спустя. Ему тогда уже было лет пять или около того, поэтому он был достаточно взрослым, чтобы увидеть ненависть мужчины, но был слишком мал, чтобы понять ее причины. О чем говорил этот человек? Война? Какая война? Ведь никакой войны не было. Не было сражений, смерти и слез. Только не в его мире. Нет, его мир был совершенным. Маленьким, но совершенным.

Его мир состоял из четырех постоянных величин и из моря хаоса. Первое — и самое важное — его родители любили его, и ничто в мире не могло этого изменить. Затем шел Ремус, который всегда был рядом с ним, когда его родители куда-либо уходили. И люди в черных мантиях, которые скрывали свои лица, но, тем не менее, были его друзьями. Друзьями, которые совсем не нравились его родителям. А последней неизменной вещью было то, что как только кто-нибудь видел его друзей или происходило что-нибудь вроде того случая в гостинице, его семья переезжала. И ничего другого в мире Гарри не существовало. Ничто другое его не волновало, оно просто не имело значения, потому что ему хватало того, что составляло его идеальный маленький мир.

А хаос в его мир являлся во множестве лиц. Это были люди, приходившие к его родителям, по-видимому, их старые друзья или просто знакомые, которые вечно начинали громкие споры. Волшебники и ведьмы, которые повсюду ходили не скрываясь, прямо средь бела дня, слишком угнетенные и сломленные, чтобы скрывать свое существование от магглов. Были в его жизни и поздние уроки магии с мамой, и полеты на метлах с отцом ранним утром. Временами родители расталкивали Гарри посреди ночи, мама вытаскивала его из кровати, брала на руки и уносила прочь от дома, и до него доносились все усиливающиеся звуки сражения. В такие ночи темное небо освещалось зелеными вспышками заклинаний и парящим над крышами домов призрачным черепом, а воздух оглашался отчаянными криками... криками, которые никогда не оставляли его в покое.

Отец всегда оставался позади, там, откуда раздавались звуки сражения, и иногда маме приходилось прятать Гарри в безопасном месте и возвращаться туда, чтобы помочь отцу. Но чаще она все же оставалась с ним, потому что она слишком его любила, и это было самым важным в жизни Гарри. И каждое утро после подобных случаев, когда он просыпался и обнаруживал, что находится в очередной незнакомой гостинице, а его родители негромко перешептываются о чем-то в соседней комнате, он видел следы минувшего сражения в глубоких ранах, покрывающих тело отца. Но он никогда не связывал между собой эти редкие сражения и войну, о которой кричали все те люди, приходившие в их дом.

Его жизнь была покрыта завесой тайн; Гарри никогда не задавал вопросов, потому что очень быстро понял, что не получит на них ответов. Непрекращающиеся переезды с места на место стали последней постоянной в его жизни, и после этого он больше о них не спрашивал. Он не знал, почему иногда его маму с папой куда-то вызывают, потому что Ремус никогда ему об этом не рассказывал — в те редкие моменты, когда он вообще виделся с Ремусом.

Первый раз, когда родители оставили Гарри одного на всю ночь, потому что их куда-то вызвали, еще долго снился ему в кошмарах. Пол на кухне скрипел, словно по нему кто-то тихо крался; ветки деревьев, которые всегда бились в окна, казались ему злыми демонами, пытающимися разбить стекла; вода, капающая из протекающего крана, виделась ему сигналом для злого мужчины, того мужчины без имени, о котором все время перешептывались его родители. И этот сигнал сообщал ему о том, что Гарри сейчас один, что сейчас он беззащитен.

Это был первый раз, когда Гарри искренне принял Упивающихся Смертью, как называли их родители, в качестве еще одной неизменной составляющей своей жизни. Потому что когда он лежал один посреди ночи и тихо плакал, свернувшись калачиком под кроватью, они пришли и утешили его. И с тех пор и до той самой ночи, когда погибли его родители, они приходили каждый раз, когда Гарри оставляли одного или только с Лео, чтобы успокоить его и отогнать прочь кошмары.

Их предательство было хуже незаслуженной пощечины. Он никогда не сможет довериться им снова. Он никогда больше не сможет верить людям.

Ремус. Это была вторая неизменная, но Ремус был не столь постоянен, как требовалось Гарри. Мужчина, который приходил к ним в дом, который улыбался и шутил с его родителями, который всегда находил их, куда бы они не переехали. Который всегда заставлял Гарри смеяться. Мужчина, который посылал ему сладости, который приходил на каждый его день рождения и приносил с собой что-нибудь особенное, который всегда был очень утомлен, но никогда — слишком. Мужчина, чьим проклятьем, как узнал Гарри в одну из ночей, было проклятие оборотня. Мужчина, который иногда не мог прийти, которого иногда не было на месте, когда он был нужен, который иногда засыпал вместо того, чтобы присматривать за Гарри и следить за тем, чтобы страшные звуки снова не превратились в злых демонов.

Мужчина, который был лучшим другом отца, но и лучшим другом самого Гарри, где бы он ни был. Вот почему Гарри не мог придумать лучшего места, куда пойти, кроме как дом Ремуса. Просто потому, что все остальные постоянные его жизни оказались ввергнуты в пучину хаоса.

* * *

— Итак, расскажи снова об этом пророчестве, — начала аврорша, чье лицо скрывал широкий капюшон мантии. Ее перо неподвижно зависло в воздухе, готовое записывать каждое слово Упивающегося Смертью.

Упивающийся, раздетый до нижнего белья и сильно дрожащий от холода сырых мрачных подземелий, с энтузиазмом кивнул, готовый выдать что угодно за возможность очиститься перед лицом закона от своих преступлений.

— Однажды Олень величавый, что борется с ночью и с днем...

— Это все прекрасно, но боюсь, что вам придется дать нам нечто большее, — сказала аврорша, разглядывая свои ногти. — Какой смысл в бесполезном пророчестве?

— Оно б-было сделано Аберфортом.

— И?..

Бывший Упивающийся Смертью сглотнул при виде ее безразличия и судорожно попытался вспомнить все, что когда-либо слышал на службе у своего господина.

— Я... Я могу назвать имена этих людей, сказать, кто их сын, — хрипло предложил он.

Женщина села, почувствовав внезапное волнение, но по-прежнему сохраняя на лице маску безразличия.

— Разумеется, у тебя есть доказательства?

Он кивнул.

— Хорошо. Тогда говори.

— Это... Это Поттеры, Джеймс и Лили...

— Какое мне дело до этих предателей? — гневно воскликнула она.

Он покачал головой:

— Они не предатели. Но в пророчестве они упомянуты как "Олень" и "Цветок".

— Объясни.

Когда Упивающийся Смертью закончил говорить, на губах Риты Скитер, скрывавшей лицо под капюшоном аврорской мантии, заиграла торжествующая улыбка. Поттеры уже считались причиной падения Волдеморта, а если напыщенные слова этого идиота окажутся правдой, то ребенок Поттеров войдет в историю.

* * *

Гарри проснулся и едва не застонал. Последние несколько дней пробуждение не приносило ему ничего хорошего. Его руки и ноги продолжали болеть из-за того, что он бежал весь день напролет, а ночной отдых ничуть не помог облегчить его состояние. Он все еще чувствовал смертельную усталость и, просыпаясь, ничего так не хотел, как снова свалиться в сон. Поэтому он просто перекатился на другой бок, намереваясь опять заснуть.

Откуда-то раздался смех Лео, и Гарри едва не выпрыгнул из кровати.

— Где я? Где Лео? Что случилось?

Он поднялся на ноги, но голова закружилась, а в глазах все поплыло, и Гарри пришлось схватиться за кровать, чтобы не упасть. Он прижал ладонь ко лбу. Но когда Гарри медленно двинулся в сторону двери, на него накатила такая слабость, что он без сознания упал обратно на кровать.

Его мама ждет его, но даже несмотря на то, что она остается неподвижной, Гарри все отдаляется и отдаляется от нее, словно его сносит невидимым воздушный поток.

— Гарри, поторопись, — раздается ее призрачный голос. И вдруг она меняется, превращается в цветок, который кивает ему своими лепестками. — Поторопись.

— Давай же, сынок, — подбадривает его олень, мягко подталкивая в спину своими рогами. — Нам пора идти, слышишь?

— Хорошо, — отвечает он, но его голос звучит так, словно доносится издалека. Гарри взмахивает руками, и по плотному воздуху идет рябь. — Я иду.