Фавн вбежал в комнату, бешено вращая глазами, с больших коричневых губ его капала пена, — Обманщик! Что ты мне подсунул? Это же грязная магия!
Баюн захихикал, опустив голову и закрыв глаза лапами, — Ну, гмур, ну жулик! Обманул всё-таки Кота! Вместо монетки подсунул обманку! А если бы Баюн сунулся с этим делом в корчму? А хозяйкой была бы, скажем, рыжеволосая красавица? Вот бы Коту позор был!
— Деньги на бочку, тьфу, за бочку! — попытался снова заорать покусанный сатир, но в его мордочку моментально упёрся кулак с когтями вместо пальцев.
— Не угомонился? Ты мне тут целую деревню испортил! Да, с тебя, брат, за такие мерзкие проделки полагается вено! Не вино, а вено! Ты явишься, как только я тебя позову, и поможешь мне. Два раза, а не один! Кстати, гони монету! — заявил Кот.
— Договорились, — простонал Фавн, с изумлением наблюдая золото на своей ладони.
— А теперь — убирайся вон с чудских земель, пока цел! — и новый могучий пинок заставил совершить Фавна ещё один полёт за пределы жилища.
— О, боги-олимпийцы! Гнусный котяра ограбил старого больного сатира! Да я... да я все селения обойду! Я опять сотворю вино! Пойду в племя водь, там одна знакомая бабка-водка гонит такое... наикрепчайшее! Вы у меня ещё попляшете! — голос козлоного удалялся, и, наконец, затих в лесной чаще.
Кот Баюн некоторое время прислушивался, затем спрятал монетку и с удовлетворением на морде оглядел горницу старого пама.
Стефан всё ещё спал под воздействием волшебного напитка, разбудить его до утра, по мнению Кота, не представлялось возможным. Кика неслышно лежала под одеялом, уткнувшись в матрац и положив поверх головы подушку, очертания её форм явственно проступали в свете огня.
— Мыр-мыр-мыр, — Баюн танцующей походкой, потирая мягкие лапы и улыбаясь страшной пастью с многочисленными острыми зубами, подбежал к ложу. — Кто это тут у нас спрятался? Сейчас я её съем!
Кот зацепил когтем одеяло, стянул его, обнажив молодую женщину, покрытую от страха мелкими капельками пота. Кика сжала ноги и обхватила руками затылок, мечтая провалиться сквозь землю. Ну, их, этих любовников!
Баюн схватил Кику за лодыжки, легко перевернул на спину и придвинул к себе. Она открыла глаза, увидела усатую морду с горящими зелёными глазами, приготовилась визжать. Вот страсть-то! Лучше синяк под глазом от козлоногого.
— Тьфу ты, дура какая! — Кот наклонился, что-то зашептал на ухо распутной бабёнке. Кика поначалу притворно округлила глаза, потом закивала головой.
Баюн повернулся, налил две кружки фалернского из нескончаемой братины, подал одну Кике. Выпив вино и утерев усы пухлой лапой, Кот обнял женщину за плечи, полез щекотать усами груди, весело смотрящие розовыми сосками в разные углы комнаты. Кика выпила, пьяно захохотала, легла тёплой щекой на одеяло, выпятив пухлую задницу. Она не заметила момент превращения, не увидела ледяных глаз Коттина. Древний странник звонко похлопал её по круглым ягодицам, одновременно снимая кожаную куртку.
— По праву захватчика города, — проворчал он, решив всё же снять и красные сапоги. — Положено. Как правило, на спину.
Вскоре, второй раз за вечер дом пама огласился громкими стонами.
В полной тьме, свалившейся на деревню раньше обычного — из-за чёрных туч, набежавших на небо, в дом, где засел Коттин, сползались все пьяницы Гранёнок. Худые беззубые бабы в лохмотьях, грязные мужики с заросшими щетиной лицами. Остекленевшие глаза без следа мысли, язвы на босых ногах, сногсшибательная вонь немытых тел, казалось, не смущали Коттина. Довольный жизнью Коттин сидел на скамье, за его спиной лежала полуодетая Кика.
Бывший Кот налил полную братину волшебного вина, предварительно повелев перетащить Стефана в амбар. Толпа спившихся селян пошатывалась перед Коттином, дыша перегаром. У каждого в руке была деревянная кружка или глиняная крынка — сосуд для пития не забыл никто.
Коттин взял в руку кружку, зачерпнул золотистую жидкость, в глубине которой мерцали таинственные звёздочки, поманил давешнего старика, спавшего в сенях, — Пить будешь? — издевательски ласково спросил он.
— Великие боги на пьяниц угодливы — что ни день, то праздник! — бойко заявил дедок, протягивая сколотую сверху чашку.
— А кто таков будешь? — спросил древний странник, прислушиваясь к говору старика. — Вроде бы, не местный?
— Да, купец бывший. Зовут Аникей, сам из гостей. Вёз товар, да тут застрял. Всё пропил, золото растратил, да и лошадь съели! Во всём этот козёл виноват!
— Ну, а то — кто ж ещё-то! Ловко говорить умеешь, — ухмыльнулся Коттин и взглянул на пьяницу. — Значит, из славян будешь?
— Во хмелю что хошь намелю, а просплюсь, отопрусь! — совсем расхрабрился старик, подставляя сосуд. — Из славян, из должников хазарских. А по роду — из вятичей московских, на реке Москве сидим, где Жужа впадает.
Коттин налил полную, пьяница жадно прильнул к колдовскому зелью.
— Ишь, присосался, словно Богумир к сурье, — заметил белокурый.
— Ась? Что вы, господин, о нашем древнем вожде сказанули? — захмелел дедок. — Это ему бог Квасура раскрыл тайну приготовления... ик! из мёда и хмеля священного хмельного напитка!
— Ну да, — засмеялся странник, — тот Квасура никак родной брат Фавна, рогатого сатира!
Дедок полез, было за добавкой, Коттин грубо оттолкнул его.
Пир начался. Каждый житель Гранёнок получал свою кружку колдовского зелья, в котором, по слухам обитает дух бога вина.
Гранёнцы быстро ухватили стиль разговора нового господина — белобрысого мужчины, слегка курносого, со светлыми, ледяными глазами, говорят — древнего Кота. Каждый получатель пытался рассмешить Коттина какой-нибудь залихватской пословицей, выходкой. Кика тоже полезла за добавкой, светя давешним фингалом, увидев который, бабы зашушукались, зашептались, поглядывая на нового хозяина, посылая ему недвусмысленные вздохи. Бывший Кот налил полную чашу вина, распутная жёнка выпила, хихикнула:
— Нет хуже зелья, чем баба с похмелья, — после чего повалилась на ложе, задрав платье и оголив ляжки. "Пусть пьёт, не жалко — ведь о предыдущей чаше никто не знает, а то подняли бы скандал с мордобоем", — подумал Коттин, продолжая угощение.
Бабы и мужики, выпив, не уходили, ждали продолжения — вдруг новый господин расщедрится, нальёт ещё. А не нальёт — и леший с ним, в лесу припрятана крепкая бражка.
Последние мужики шатались перед хозяином, — То не мудрено, что брага сварена, а мудрено, что не выпита, — гнусил какой-то парень, подставляя кружку.
Вино в братине почти закончилось, мужики ругались, пихались, протягивая пустые чашки.
— Вина в чаше хватит всем! — громогласно провозгласил бывший Кот. — Отлезьте, убогие!
Мужики полезли под стол, забоялись, но пустые сосуды не бросили, тянули к братине.
— Пьяные и за репу дерутся, — донеслось снизу, из-под стола. — За ковш, так и за нож, за чарку, так и за драку! Как пьян — так пам, как просплюсь — свиньи боюсь...
Мужики внизу сцепились, заорали, послушались глухие удары, надрывное дыхание, кашель, наконец, брызнула кровь — кому-то разбили голову глиняным горшком, валявшимся под столом.
Коттин разлил оставшееся вино, перед ним осталась давешняя пьяная ведьма, что предлагала за ногату свою племянницу или дочь. Девушка стояла рядом с гнусной старухой, опустив глаза в заплёванный пол.
Древний странник плеснул старухе в кружку, та быстро выпила, толкнула к мужчине юную девушку. Дева подняла на господина голубые глаза, в которых стояли слёзы, отстранёно посмотрела на хозяина пира.
— Как тебя зовут? — спросил Коттин, щёлкнув пальцем по кружке.
— Меня зовут Мишна, — хрустальный голос прозвучал в грязном вонючем помещении, бывшем когда-то горницей старого пама, словно музыка. При этом девушка выставила ладошку, отстраняясь от братины с вином, наморщив складку на лбу и скорчив забавную гримаску.
Коттин удивлённо поднял брови, Мишна в знак отрицания покачала головой.
— Экая стерва! — заорала толпа. — Одному хочется пить, да не на что купить, а другую потчуют, да пить не хочет! Бей её!
— Уведите её в амбар, чтоб не мешала нашему пиру! — промолвил странник. — Только не бейте! Накажу!
Радостная толпа баб потащила девушку во двор, по пути больно щипая и втихаря колошматя кулаками.
Толпа шумела, кашляла, ругалась, плевала и сморкалась на пол. Небритый купец, когда-то пропивший свой товар, залез старой ведьме за пазуху, тискал грязной рукой высохшие прелести, старуха громко хохотала, широко распахнув рот с одиноким жёлтым зубом.
Кое-кто из мужиков понял, что угощение окончено, тянул пьяных баб на выход — выпить в лесу по ковшу, уползти в конюшню, на сеновал, предаться непотребствам в соответствии с инстинктом, умноженным волшебным напитком Фавна.
— Стоять! Вам кто-нибудь говорил, что на пиру более чаши пить нельзя? — провозгласил Коттин.
Толпа закивала согласно, купец залихватски ответил, — Ну и что? Сегодня веселье, завтра похмелье! — все завизжали, захрюкали — смеялись.
Кто-то выкрикнул: — А у нас всегда сегодня! — мужики заржали, некоторые согнулись пополам, утирая пьяные слёзы. — Пьём, да посуду бьём, а кому не мило — тому в рыло!
— А как же древний закон? Пива, медовухи, браги — по чаше, если ты не богатырь! Или вы богатыри?
— В Козельск, зверюга! — вякнул кто-то за спинами. — Налей ещё — тогда и поговорим за трезвость!
— Ещё? Убей себя о сруб светлицы, отрок! — заметил Коттин. — Сейчас, сейчас повеселимся! Я думаю, всем вам пора выпить полную чашу!
Толпа радостно заорала, мужики и бабы вернулись, подтягивая штаны и поправляя юбки, кто-то нагло застучал кружкой по столу. Коттин вытянул руки ладонями вперёд, остановил толпу, подмигнул бабам, те захихикали, покачивая боками, оттопырив филейные части. Странник полез через ложе к чуланной двери. Перелезая через Кику, на секунду задержался на ней, сделал несколько движений тазом, чем вызвал вопли народа. Затворив дверь, странник повернул деревянную щеколду, что, конечно, являлось слабой защитой, вздумай толпа ломануться винной бочке.
Коттин отцепил с ремня фляжку, сделанную из тыквы, чуть-чуть выдвинул затычку из бочки, наполнил фляжку до краёв. Потом подошёл к двери — в щели никто не подглядывал, да это и бесполезно, тут темно. Коттин сказал Слово, волшебное вино ещё не выветрилось из организма, запустило превращение. Вокруг стало светлее, предметы приобрели чёткость — Кот Баюн словно бы вынырнул из мутной воды. Зверь схватил лапами грубо сколоченную лавку, подставил к бочке, взобрался наверх. Стукаясь головой о потолок, оседлал бочку, словно гигантскую лошадь, ощупал плотно пригнанные дубовые доски. Нашёл сучок, долго колотил по нему когтями, наконец, проткнул внутрь. Кот лёг на живот, прижался мордой к дереву, оскалив страшные клыки, заелозил по доскам. Длинный клык попал в дырочку. Кот замер, слегка сжал челюсти — по внутренней стороне зуба, по выемке, потекла прозрачная капля яда, повисела на остром кончике клыка, упала в золотистую жидкость. Древний Кот полежал, затем поднял морду, разжал челюсти, помотал головой. Осторожно слез, огляделся, что-то прошептал — через несколько секунд уже Коттин отёр лицо руками, его передёрнуло — в превращениях было мало приятного. Необходимость, не более.
Странник нащупал деревянный таз, наполнил его вином из бочки, вышел наружу.
Толпа заревела, выхватила корыто. Вино, не успевая возобновляться, закончилось через минуту. Затем в чулан полезли пьяные бабы, отталкивая шатающихся мужиков, Коттин едва успел отпрыгнуть, чтоб его не затоптали. Пир приобрёл крайне хаотичный характер, начал превращаться в свинскую попойку, никто никого не видел и не слышал — все орали, пили из кружек, из чаш, из грязных ладоней.
Коттин пробрался к выходу из горницы, вышел на крыльцо. На небе сквозь чёрную хмарь тускло просвечивал диск Вайрашуры — Луны, во дворе было тёмно, хоть глаз выколи. Коттин, освещая путь, прошёл через огороды за круг избушек, направился к чернеющему холму, возле которого он со Стефаном ночевал прошлой ночью.
Ругаясь и ворча, бывший Кот пробирался через бурелом, постепенно поднимаясь в гору. Замирая при треске сухой ветки, обходя ямы и промоины, Коттин, наконец, добрался до лысой макушки холма. Взобравшись на отполированный камень, торчащий в небо чёрным зубом, древний странник откупорил фляжку, хлебнул вина, медленно проглотил его, смакуя вкус — через несколько мгновений Кот Баюн протяжно закричал, задрав голову к небу. Полились слова на знакомом, но всё-таки неведомом ныне живущим людям, языке. Небеса молчали, печальная Луна так и не смогла прорвать завесу тёмных облаков. Кот Баюн стоял на вершине холма, пока далеко на восходе не появился призрачный свет, очертивший верхушки деревьев на фоне небосвода чёрной зазубренной пилой. Обернувшись светловолосым мужчиной, древний странник спустился с холма в деревню — факел давно погас, роса омыла руки и лицо, под сапогами шелестела трава.
Стефан проснулся внезапно, подскочил, словно его пнули сапогом под рёбра. Ужасные видения, в которых кривлялись страшные демоны, исчезли. Юноша потряс головой — сердце стучало молотом, виски ломило, во рту свирепствовала засуха. Вокруг была абсолютная темнота, только наверху серым квадратом угадывался пролом в гнилой крыше. Стефан пошарил руками — вокруг солома, значит, он, скорее всего, в сарае или конюшне. А где же проклятый демон? Обманул, враг человеческий! Заманил в деревню, напоил волшебным вином и заключил в узилище, хорошо, хоть, не убил!
Вдруг молодой человек вздрогнул — в памяти промелькнула красочная картинка — козлоногого Фавна держит за шкирку огромный Кот, одетый в красные сапоги, кожаную куртку и клетчатые штаны. Интересно, было это на самом деле? Зачем же он, Стефан, напился вина? Ага! Его опоил проклятый Фавн!
Стефан застонал — он подвёл господина Коттина, названного брата. Вдруг ему показалось, что рядом кто-то очень тихо посапывает, стараясь не выдать своего присутствия. Стефан замолчал, затаился, стал слушать ночь. Во тьме прячется рогатый сатир? Обливаясь холодным потом, конечно от колдовского зелья, не от страха, Стефан протянул руку, очень долго пальцы ничего не ощущали, наконец, наткнулись на что-то тёплое. Юноша вздрогнул и ощутил ответное содрогание живого тела. Проклятый демон тоже испугался? Хорошо, пусть так — руки начали дальнейшее изучение того, что пряталось во тьме. Пальцы Стефана нащупали ткань — так, это тога Фавна, что-то длинное и мягкое — ага, это шерсть, которой с ног до головы оброс демон. Наконец, пальцы ухватили что-то круглое и упругое — и тут же Стефан получил по руке звонкий удар. Полный негодования девичий голосок произнёс:
— Только посмей, я тебе глаза выцарапаю, кто бы ты ни был!
— Кто тут? — ошеломлённо спросил Стефан, лихорадочно обдумывая, может ли демон обернуться девушкой.
— Здесь я, а ты кто?
— Я-то знаю, кто я, — схитрил Стефан, — А вот кто ты? Может, ты демон Фавн?
— Не знаю, кто такой демон, но Фавн всё-таки не девушка, — съязвила невидимая собеседница. — А может ты — это он и есть? Фавн иногда оборачивается мужчиной!
