Правая часть каната вдруг утонула, было заметно, как под водой происходит борьба, чьё-то огромное тело пытается вырваться из крепких сетей. Верёвка дёрнулась раз, другой — и к изумлению путников из воды выпрыгнула огромная рыба. Наполовину запутанная в обрывках сети, с огромной чёрно-зелёной головой, составляющей половину тела, рыба прыгнула выше открывшего рот Коттина. Словно гигантский головастик-переросток — вторую половину туловища чудовища составлял длинный хвост. Рыба изогнулась в воздухе, махнула двухметровым хвостовым плавником, рухнула в воду рядом с карбасом, подняв целый фонтан брызг. Бывший Кот так и остался стоять с открытым ртом, а воевода прошептал, побледнев:
— Сом! Слышал байки стариков про таких чудовищ. Но видеть не приходилось! Думал — брешут.
— Ничего себе! — пришёл в себя Коттин. — Карбас-то у нас десять шагов в длину. Значит рыбка — пять метров!
— Точно! Половина — голова, остальное — хвост! Значит, не врут, что бывают сомы, способные схватить за лапы плывущих собак и утащить на дно!
— Такое чудовище и лошадь может утащить!
— Врёшь! — возмутился воевода, так как любил купаться на лошади.
— Преувеличиваю, — скромно согласился беловолосый спутник.
Беглецы уставились друг на друга, не зная, кто над кем подтрунивает, вдруг Коттин вскочил, заорал, хватая весло:
— Уносит! За работу!
Через пять минут героических усилий, соратники почувствовали, как карбас подхватило течение, понесло в нужном направлении. Коттин рухнул на дно лодки, обливаясь потом, Чудес сполз на носовую скамью, зажимая открывшуюся рану, проклиная коварных заговорщиков, чуть было не захвативших власть в стольном граде. То, что кто-то уже захватил престол, Чудесу и в голову не приходило — ведь, пока жив он, воевода, и этот, как его — Коттин, значит, никакие заговорщики не в силах усидеть на Белозерском столе.
— Это сом! А я уж думал коркодил! — простонал Коттин.
— Кто-кто? Опять байки сочиняешь! Не бывает никаких кроко... коркодилов!
Карбас скрёб дном о песок, вокруг бурлила вода, захлёстывая судёнышко. Беглецы плыли Глебовскими перекатами — русло пошло под уклон, многочисленные пороги заставляли выскакивать за борт, тащить лодку вдоль берега. Часто за верёвку брались вдвоём, хотя сдерживать карбас было всё-таки легче, чем тащить его в гору. Воевода пошёл на поправку, Коттин нажевал какой-то травы, вроде бы подорожника, приложил к ране. Из отверстия вышел гной, долго сочилась сукровица, наконец, всё заросло, остались только две звёздочки на коже, одна супротив другой.
Берега поднялись на уровень человеческого роста, затем выше, выше — наконец, карбас попал в узкое ущелье. Стены каньона, выше самой высокой сосны, уходили в небеса, желтели глинистыми полосами, каменистыми сколами. Тут и там в узких щелях росли искорёженные сосны, тянулись к солнцу, нависая над узкой бурлящей рекой. Кое-где с высоты стекали прозрачные ручьи, падали в воду, поднимая водяную пыль, в которой играла радуга, сверкнув многоцветьем и тут же пропадая.
Воевода с интересом разглядывал высокие берега, поглядывал на Коттина, несколько раз заводил разговоры про меч соратника, но тот беседу не поддерживал, дулся.
— Какие дикие места! — восторгался воевода, узрев круторогого козла, который, казалось, прилип к каменной стене. На самом деле животное стояло четырьмя копытцами на крошечной площадке, образовавшейся на месте упавшего в реку камня. Услышав человеческий голос, козёл испуганно встрепенулся, совершил огромный прыжок, приземлился на невидимую снизу опору, взлетел вверх ещё раз, исчез за краем ущелья.
— Тут и медведей полно — ущелье закончится, добудем одного, — наконец соизволил ответить Коттин.
— Зачем он тебе сдался?
— Шкура хороша — надо бы на полог в сани.
— Какие сани? — изумился Чудес. — Сейчас весна, мы на лодке плывём!
— По зиме назад поедем в санях, — упрямо отвечал новый соратник, подтверждая догадки воеводы о том, что с головой у Коттина не всё в порядке.
— С парой всадников?
— С армией, — ответил Коттин, глядя сквозь воеводу светло-серым взглядом, как будто и не замечая старого воина.
— Ну да, ну да, с армией, — поспешил согласиться Чудес, немного, на ладонь, отодвинувшись от странного дружинника. Но, видя, что Коттин на него не бросается, успокоился, придвинулся вновь. — Добудем твоего медведя, не вопрос. Почему не добыть?
— Тут не только медведи, тут кое-кто пострашнее водится, — наконец пришёл в себя спутник воеводы, и тот вздохнул с облегчением, расслабился.
— Того, кого мы ночью видели?
— Нет!
— А кто же?
— Дивы!
— Опять бабские сказки! Мне, конечно, докладывали, что в лесу живут лешие — так, то навь, древние существа. Не от мира сего. А див — это совсем уж дух.
— Ну да. Он в сказках оборачивается птицей, предсказывает судьбу. Только тут когда-то жили дикие дивы. Настоящие.
— Дикие?
— Ну да! Только, как мне сказывал один знакомый странник, их давным-давно перебили!
— Не бывает никаких диких... — начал, было, воевода, как вдруг мелькнула тень, мимо пронеслось что-то огромное, со страшным грохотом упало в воду возле самого борта. Лодка покачнулась, но не перевернулась, удержалась.
Беглецы упали на дно, их взгляды в ужасе шарили по стенам ущелья, выискивая врагов.
— Сам сорвался? — прошептал воевода побледневшими губами, лихорадочно обыскивая взглядом еловый полог, местами свисающий за край пропасти. В этот момент с высоты посыпались мелкие камни, с оглушительным рёвом на край обрыва выскочило огромное, выше самого высокого человека, лохматое существо. Бурая шерсть висела на нём неряшливыми клочьями, кривые ноги упирались в землю чёрными когтями, непропорционально длинные руки были воздеты над круглой головой. На морде, со сморщенным носом и рыжей бородой, располагались близко посаженные глаза. В руках див держал огромный валун, готовясь швырнуть его в лодочку, плывущую далеко внизу.
— Хватай мешки, — прошипел Коттин.
— Куда бежать-то?
— Прыгай! — заорал белобрысый соратник, на редкость шустро соскользнув в воду.
Сапоги бывшего Кота упёрлись в каменистое дно, при этом Коттин умудрился не отпустить борт. Открыв глаза, он увидел сначала огромное количество пузырей, потом камни, покрытые зелёной шерстью водяного мха. Мимо лица проскочила стайка серебряных пескарей, за ними метнулся полосатый окунёк. Наконец, что-то плюхнулось — тяжёлое, основательное. Воевода замахал руками, барахтаясь, Коттин схватил его за локоть, швырнул вверх — в воде это, оказалось, сделать легче, чем могло бы показаться. Рядом раздался оглушительный удар — словно по воде изо всех сил ударили широкой доской. Огромный камень, едва не задев Чудеса, ударился о дно, подскочил, упал снова. Уши сразу же заложило, в голове запели маленькие птички.
Коттин изо всех сил рванулся вверх, закричал воеводе, как только выплюнул воду:
— Переворачивай карбас!
Воевода навалился на борт, лодка черпнула воду, потом встала на бок, начала медленно крениться назад. Коттин выпрыгнул, уцепился, стал тянуть борт на себя, ругая вполголоса весь род дивов. В тот момент, когда воевода умудрился заткнуть вёсла под лавки, карбас шлёпнулся на воду кверху днищем. Беглецы забрались внутрь, лихорадочно дыша и отплёвываясь. Где-то наверху рычал и бесновался волосатый див. Ещё пара валунов, поднимая ореол брызг, рухнули в воду — но уже далеко — див не стал преследовать путников.
— Отстал? — спросил Чудес, сделав попытку поднырнуть за борт, — Днище не проломит?
— Он просто защищает свои владения. У него там логово, семья.
— Вот! Не всех, оказывается, перебили!
— Не всех, однако. Когда-то они пришли сюда из другого мира, но одичали... А где ж тропа на Тотьму? Почему их никто из наших людей не видел?
— Севернее.... Тут же вон, какие места... Глухомань!
— Слышь, братец Коттин, что скажу-то! — воевода не устоял, вытащил из мешка соратника драгоценный меч, играл с ним, словно дитя с игрушкой.
— Ну? — Коттин орудовал веслом, обходя торчащие из воды мокрые круглые камни.
— Ты из кого армию собирать-то будешь? Из святых волхвов?
— Не продам! — догадался бывший Кот о скрытом мотиве разговора.
— Да я и не собираюсь покупать, — обиделся Чудес. — Нет, ты скажи, как мы возвратимся в стольный град без отряда? Я ж воевода! Мне б такой меч подошёл! И народ бы потянулся.
— И ты свой меч найдёшь, — невозмутимо отвечал Коттин, высматривая путь среди порогов.
— Было бы кого за собой вести, — проворчал Чудес.
— Ничего, поговорим с волхвами, может, что и подскажут!
— Да тебя и на порог не пустят! — надулся воевода. — Ежели меня — то другое дело. Да и то — подумают ещё.
— А я им про Кота Баюна пошепчу.
— А ты его видел? Я вот — нет! И князь говорил, что это сказки.
— Ну, оборотни — тоже сказки.
Воевода отвернулся, опустил руку в речную струю. Потом остыл, подумал, наконец, засмеялся.
— Ты чего? — недоумённо взглянул на старого воина странник.
— Точно ты говоришь! Совсем я дурной стал — своим глазам не верю! Я же и ледяного великана видел, Бергельмира, и оборотня. Значит и Кот существует! Старый Тарас научил покойного боярина Литвина, как его поймать! Только Кот обманул боярина и убил.
— Стрелой в спину? — полюбопытствовал Коттин.
Воевода задумался, потом промолвил, — Это ты хорошо заметил! Не стал бы боярин спину казать. Значит, не Кот его завалил.
— Ты посуди сам. Приходит некто в город с определёнными планами. Плохими, или хорошими — мне не ведомо. Люди знают его только по неясным легендам — и не понимают, что от него ожидать. Но ходят слухи, что кот-оборотень — как тот молотобоец: выбьет опору на склоне и камни покатятся.
— Ну, говори, говори. Интересно.
— А в городе заговор. И князь, на горе всем, случайно погибает. Как же не свалить всё на неведомого Кота Баюна?
— И то верно. Хорошо, что я того негодяя Долгодуба заколол. Сдаётся мне — достал я его. А Кота надо бы поймать. Может, на что и сгодится — ему, чай, лет двести. Многое видел, подскажет что-нибудь. Как ты думаешь, он в военном деле сведущ?
— Достаточно того, что ты да я в том деле сведущи, — проворчал Коттин. — Кстати, как там ледяной великан поживает? Не заморозил вас?
— О! Его же мальчишка по имени назвал — вот что значит, много баек знать! Великан и послушался его, убрался вместе с волками. Да, он же Коту привет передавал!
— Где он?
— Кто? — не понял воевода.
— Да привет же!
— Да он его на словах передавал. Вот ведь бестолковый...
— Да неужели? — Коттин нагнулся к сидящему воеводе, пошарил за ухом, вынул из гривы воеводских волос маленький красный шарик, наподобие спелой вишни, с кисточкой.
— Это как это? — пролепетал потрясённый Чудес.
— Так, привет же, да ещё с кисточкой! А говорил — на словах.
Обалдевший воевода долго сидел, молча, прикидывал — издевается над ним новый соратник или ледяной великан на самом деле незаметно спрятал свой привет в его волосах. Только Чудес решил, что это не иначе, как издевательский фокус Коттина, как тот повернулся — бледный, с испуганными глазами.
Впереди по течению вода кипела серебряными брызгами, катилась на путников сверкающим валом. Искрами на ярком солнце отрывались от поверхности и падали назад в воду огромные серебристые капли, вода шипела, надвигаясь на карбас. Воевода всё понял, закричал:
— Давай на берег! Через пять минут лодку утопят!
— Только ненадолго, воевода! Смываться нам отсюда надо! — увидев непонимающий взгляд Чудеса, Коттин пояснил, — Сейчас медведи набегут — они любят икру сёмги.
— Это да. Как только рыба немного схлынет — в карбас и вперёд. А медведи сейчас злые и голодные — жиру ещё не наели. Они рыбку-то ждут, ждут...
Беглецы выскочили на камни, на полкорпуса подтянули карбас — в этот момент серебристый вал достиг переката. Тысячи рыб стремились к истокам реки, стремительно выпрыгивая из воды, на мгновение зависали в воздухе, падали назад в родную стихию, понимая тучи брызг. Несколько рыб запрыгнули в карбас, бились на дне лодки, оставляя на скамьях и бортиках мелкую чешую. Вот одна сёмга выпрыгнула назад, радостно мелькнула в струе.
— Сейчас пройдёт вал, спустимся вниз по реке, устроим стоянку, — облизнулся Коттин.
— Ага, пожарим рыбки, видишь, сама в лодку запрыгивает.
— Я люблю жареную икру со сметаной, — простодушно признался древний странник воеводе.
— Ну, где ж я тебе тут сметаны, возьму! — удивился Чудес. — Если только в Тотьме — у святых волхвов. Есть там сметана, как ты думаешь?
— В Тотьме всё есть! — с горящими внутренним светом глазами ответствовал Коттин.
Внезапно за спинами раздался рёв зверя.
— Ну вот, косолапые пожаловали, — заметил воевода, доставая короткий меч-акинак.
Из лесу на каменистый берег вышли медведи — сначала один, потом сразу два — помельче, видимо, медведицы. Они мотали большими лобастыми головами, вытягивали рыла, принюхивались. Шерсть на них висела клочьями, опадала на песок, когда звери задевали колючий кустарник. Медведи после спячки были худы, впалые животы отчётливо подчёркивали кости таза, под шкурами ходили широкие рёбра. Большой медведь встал на задние лапы, уставился на людей, обнажив длинные клыки Затем его внимание привлекла огромная сёмга, бьющаяся на мели, он опустился на четыре лапы, стремительно побежал в воду, ухватил когтями рыбу.
С косогора к воде сбежали ещё два медведя, двухлетки, они огрызались друг на друга, но, заметив медведиц, замерли. Один поднял переднюю лапу, словно огромный пёс, стал принюхиваться. Старший медведь-одиночка жадно пожирал икру, терзая ещё живую сёмгу, самки отбежали выше по течению, озираясь на него, медленно крались к воде, высматривая добычу.
Посматривая на молодых медведей, одиночка прижимал сёмгу лапой, поднимал морду вверх, свирепо рычал, показывая, кто тут хозяин. Двухлетки пожирали рыбу, оглядываясь вокруг себя налитыми кровью глазками, похрюкивая от удовольствия. Внезапно один из них не выдержал соседства, стремительно бросился на своего погодка. Схватка продолжалась несколько секунд — встав на задние лапы, медведи наносили удары лапами, наконец, один умудрился больно укусить соперника за морду, затем за плечо. Тот, повизгивая, бросился бежать, за ним поскакал победитель, смешно вскидывая заднюю часть туловища.
Старый медведь выскочил из воды и бросился на молодых, раздавая тумаки направо и налево, от ударов его страшных когтей летела шерсть, брызги крови. Затем, не останавливаясь, медведь побежал на людей, решив навести на своей территории окончательный порядок — убить или прогнать непонятных гостей.
— Ложись на землю и притворись мёртвым! — заорал Коттин, падая на камни.
— Ещё чего! — проворчал воевода, выставив меч навстречу хищнику.
— Он тебя сомнёт!
Воевода Чудес сделал шаг вперёд, гаркнул на зверя, но тот, голодный после спячки, не остановился, приподнялся, пытаясь ухватить человека в смертельные объятия. Чудес сделал выпад, всадил меч в грудь зверю, но многопудовая масса смяла воеводу, они сцепились, покатились по камням. Из пасти косолапого хлынула кровь, он рычал, пытался укусить врага. Чудес умудрился вытащить меч из груди медведя, наносил короткие удары в брюхо зверя, медленно заваливал его на бок. Тот царапал спину человека страшными когтями, наконец, разорвал прочный кафтан. Воевода вскрикнул от боли — на спине остались четыре глубокие раны.
