Египет. Легенда затерянной пирамиды

За-Ашт, легкой тенью, скользила по коридорам. Она приходила утешить Джосера, но фараон, отстраненно кивнув первой красавице, даже не заметал ее.

Не окинул взглядом точеную фигурку, не пробежал рукой по густым вьющимся волосам. Даже плеча не коснулся! Он был бледен, тих и задумчив. Не слышал ее вопросов, не реагировал на ее слова. Он был равнодушен!

За-Ашт не терпела равнодушия не от кого! Красавица легким шагом скользила по мрачным не освещенным залам, лелея в душе свой гнев.

Подумаешь, Сехемхет исчез! Туда ему и дорога! Наглый высокомерный щенок! А они убиваются по нему, как будто с неба Египта исчезло солнце!

Вспомнив, как принц, высокомерно окинув ее взглядом, отказался от ее тела, когда она в порыве желания (власти, конечно, и трона!) скинула столу и нырнула в его постель, призывно раскинув ножки и распахнув объятия, За-Ашт гневно заскрипела зубами. Он просто предложил ей убраться самой или он позовет охрану. Он даже не дал ей времени одеться, разрешив войти этому своему Кенне. Нахальный телохранитель откровенно глазел на нее, пока она одевалась.

В прочем, — она слегка замерла, покачиваясь на носочках и рассматривая трон, — надо признать, он всегда глазел на нее! А трон хорош! Вот бы самой сидеть на таком. Без всяких там мужей — фараонов! За-Ашт — фараон Египта! Красота!

Мельком убедившись, что вокруг нет даже рабов, она скользнула на мягкое сиденье, повертелась, устраиваясь, и приняла гордую позу, представляя как бы правила отсюда всей страной. От восторга, аж дух захватило!

— Развлекаешься За-Ашт?

Вопрос эхом пролетевший по всему залу, заставил ее испуганно подпрыгнуть, а горько-презрительные нотки такого знакомого голоса — невольно съежится.

— Сехемхет? — Она не смела обернутся, буквально стекая с трона. Лихорадочно пытаясь придумать хоть одно оправдание, которое поможет ей избежать приговора: "Преступление против правящей династии" или "Оскорбление фараона", а то и просто — "Предательство Родины". За это, кажется, недавно казнили половину ловчих и часть охраны принца.

— А говорили, что ты пропал! Ну — ну! А ты просто прячешься!

Пытаясь казаться гордой и независимой, она повернулась на звук шагов. Перед ней покачивался Кенна. Далеко не хилый мальчик двухметрового роста. От него разило дешевым пивом.

— Сехемхет? Ошибочка! Кенна — я! А ты, я смотрю, последний страх потеряла? Место царицы тебе уже не достаточно? На трон фараона залезла...

— Да что ты, Кенна! С ума сошел? Что мне там делать? Соринку смахнула с великого рубина. Не убирают совсем! Да и вообще, как ты со мной разговариваешь? — Она гневно сузила глаза и шагнула к гиганту.

Он не отступил, все также покачиваясь с пятки на носок. С минуту рассматривал ее лицо, а потом, откровенно уставился в вырез. Благо он был так высок, а ее вырез (ее же стараниями), так глубок, что с высоты его роста можно было даже пупок рассмотреть.

— Ты куда это уставился?

— Да так, красавица! Да так...

— Нет, ты совсем обнаглел! Да я тебя...

— Не шибко-то кричи! Мое слово против твоего! Пойдем, поговорим с фараоном об оскорбленном достоинстве?

Она фыркнула, с удивлением отмечая, как сильно сейчас заметно, что он сын Джосера. Тот же взгляд, та же кривая ухмылка, а ведь всегда был таким добродушным! Она уже хотела возмутиться его двуличности, когда он взял ее за руку.

— Ну, так, что! Пойдем, пожалуешься!

Да что это я? С ума сошла — она вдохнула запах его тела. Сандал и что-то еще. Чарующий неуловимо мужественный аромат! Так пахло от принца, так пахнет сам фараон! Кенна тоже пользуется этой смесью?

Она почувствовала возбуждение. Кенна ведь тоже сын Джосера! Почему бы и не попробовать разок? За одно — отвлеку его от глупой идеи. Она расслабилась, и призывно улыбаясь, заглянула снизу ему в глаза. А, когда он рванул ее за руку, побуждая идти, словно бы ненароком, всем телом налетела на него, прижимая упругие грудки к его литым мускулам, обволакивая его, как шелк.

— Ты чего это задумала?

— М — м — м. Молчи, а?

Она закинула ему руки на шею и прижалась губами к его губам, буквально влезая по нему наверх, как по дереву. Неосознанно он поднял руки и подхватил ее под ягодицы, чтобы ей было удобней. Чувствуя, как начинает реагировать его плоть на активно — откровенные действия танцовщицы.

Мозг был затуманен количеством выпитого, но он пытался вести себя правильно. С трудом сохраняя ориентацию, Кенна двинулся прочь из зала.

— Нет, нет! Здесь, пожалуйста! Прошу тебя! Ну, Кенна! Ведь ни кто же не узнает!— Она елозила по нему, разжигая чувства.

— Не могу За-Ашт! Здесь трон фараона! Это прямое неуважение...

— Нет, нет! Я же знаю, что это не так! И потом, в народе ходят легенды, что именно здесь и были зачаты все фараоны. Значит, здесь это уже делали раньше! Ну, Кенна! Ну, миленький! — Она убрала детскость, переходя на хрипотцу. — Мой могучий, сильный, мой мужественный,— она приподнялась, скользнув языком по его лицу достала до уха и жарко зашептала. — Возьми меня! Я не могу ждать! Я так хочу тебя! Всегда хотела! Смотрела на твои мускулы, на твое тело... М — м — м, твое тело...

Она прикусила его ухо, чувствуя, как быстро он избавляется от оружия и набедренной повязки из мягчайше газельей кожи с изящной вышивкой. За-Ашт знала, что вся повязка покрыта небольшими разрезами и проколами — для вентиляции и это знание ее всегда возбуждало, когда она видела воинов или телохранителей. Соскользнув с него, она присела на корточки, обхватив его губами, и услышала потрясенный вздох. Но это было еще не совсем то, чего она хотела. Они отошли от трона...

Лаская руками его живот и ягодицы, с силой царапая их, она целовала его, осторожно и незаметно заставляя его делать маленькие шаги, возвращая к месту фараона. Он споткнулся о ступеньки, ухватился за подлокотник трона и сел у его подножия. За-Ашт тут же выпрямилась, не давая ему опомниться. Скинула платье, рванув замысловатый узел, не думая о последствиях и торопясь отвлечь его от мысли о неуважении.

Шагнула обнаженная на ступеньки и прижала его лицо к своим нефритовым вратам. Что-то простонав, он послушно приник к ней, доставляя ей удовольствие. Издав намеренно страстный стон, она оперлась на трон руками, а потом и поставила на него и колено, якобы помогая Кенне и заботясь о его удобстве.

Гладя пальцами резьбу и каменья, За-Ашт стонала от удовольствия и, когда распаленный гигант, вывернувшись из под нее вскочил, с намереньем завершить начатое, проворно перевернулась, ложась на сиденье и широко разводя ноги.

Он колебался долю секунду, все — таки, это был трон отца! Повелителя! Но она, мурлыкнув, погрузила пальцы в себя, потом широко развела их в стороны, открывая вход в свои недра.

Все мысли были выбиты мощным приливом желания. Забыв обо всем, Кенна врезался в гостеприимно распахнутое тело, подмял его под себя и забылся в наслаждении движения, чувствуя, как ее бедра сжимают его, все сильнее и сильнее.

И уже не замечал, что она обеими руками вцепилась в великий рубин фараонов, лаская его, как мужичину и заглядывая в его глубь, а не любовнику в глаза...

* * *

Коптили факелы. Распространяли горький дым курящиеся эфирные масла. Звучал гимн богине Сахмет — покровительнице царской семьи. Огромная львиноголовая каменная красавица стояла в гордой позе, воинственно вскинув копье, в сильных руках. По бокам от нее, на каменных ложах, задрапированных богатейшими заморскими тканями и шкурами, среди груды подушек, возлежали две пустынные львицы.

Одна — нынешнее воплощение Сахмет, молодая девственная львица, не знающая вкуса человеческой крови. Верховный жрец мессу, являющийся и придворным лекарем, нашел ее в пустыне совсем крошкой.

Вторая была ее домашней копией. Она родилась и выросла в зверинце фараона и никогда не знала вкуса вольного ветра и жара охоты. Она должна была бы стать очередным воплощением божества, но... ее вольнорожденная соплеменница оказалась более удачливой.

Между ними, на коленях стояли двое людей, кланяясь стопам воинственной статуи. Мессу и Джосер молились о возвращении наследника престола Египетского, принца Гор-Сехем-Кнета. Прошла уже неделя, а о нем — ни слуху, ни духу.

Звенели голоса жрецов, выводивших хвалебные гимны. Их, время от времени, перекрывал могучий глас Мессу, что читал молитву — прошение. При этом он бил частые поклоны, а Джосер в это время щедро смазывал ноги божества кедровым маслом, привезенным, за большие деньги, с дальних чужеземных рынков.

Творился обряд.

Молились люди.

Молчала богиня....

Одна из львиц равнодушно дремала, сложив лапы друг на друга и грациозно опустив на них голову. Лишь изредка она прядала ушами, да вздрагивала при звучании особо высоких нот.

Ее сестра, носящая имя Сахмет, с гордым видом созерцала копошащихся у ее ног людишек (как и положено богине!). Иногда она широко зевала, демонстрируя окружающим свою скуку и великолепные здоровые клыки, сверкавшие в свете факелов. И вновь осматривалась, жмурясь от удовольствия каждый раз, когда голос Мессу перекрывал звучание хорала.

Ночной покров укрыл страну от нескромных взглядов, как одеяло, с головой.

Молились жрецы.

Молился фараон.

Но богиня молчала.

Мессу бросил взгляд на вновь опустившегося рядом с ним на колени правителя. У ног, умащенных маслом, прежде чем вернутся на свое место, составил и сложил владыка щедрые дары для храма. Был здесь и дорогостоящий папирус высочайшего качества и ткани, и шкуры, и вина, и каменья, и золото. Все было сложено сбоку от алтаря. Сам владыка возложил на алтарь по небольшому кусочку от каждого дара как пример.

Верховный жрец коснулся рукой жертвенного кинжала, что всегда носил за поясом. Джосер проследил его движение взглядом и кивнул. Богиня молчит. Нужна жертва!

Встав, Мессу дал команду своим подчиненным. К алтарю подвели двух телят, показывая их фараону и богине. Еще не успевшие подрасти, но уже не маленькие, оба они были хороши. Тот, что был черным с позолоченными рогами, был избран первой жертвой. Сзади, двое жрецов, крепко удерживая второго теленка, рыжего с серебром, привязывали его к кольцу, встроенному в пол.

В ноздри первого заранее были вдеты золотые украшения. За них его привязали к кольцам, закрепленных в стене у алтаря. Еще две веревки были пропущены через богато украшенный ошейник и кольца в полу. Все смолкли. Взоры присутствующих обратились к воплощению богини. Львица вскочила и жадно следила за происходящим, хотя еще не разу не принимала участия в подобных ритуалах. Вытянувшись в струнку, она огласила зал громовым рыком. После чего вновь мирно улеглась.

"Идеальна! — Мелькнуло в мозгу у Мессу, — Эта девочка стала идеальным воплощением богини!"

По еле заметному кивку, два кинжала вспороли шкуру животного, глубоко погружаясь в шею. Джосер и Мессу пронзили быка с запада и востока, почти отделив голову от туловища. Его тело судорожно билось. Сзади беспокоился и пытался вырваться второй жертвенный дар. Широко раздувая ноздри, львицы нюхали воздух, настороженно наблюдая за происходящим, застыв на своих местах. Обе они вскочили, едва брызнула первая жертвенная кровь, и сейчас, яростно хлеща себя хвостами по бокам, оглашали зал мощными, гневными рыками.

Фараон утер со лба кровь и отошел в сторону, передав жертвенный нож одному из жрецов. Голову окончательно отрезали и возложили на алтарь. Тушу оттащили в специальную нишу, из которой кровь по желобкам, бежала к резервуару в ногах Сахмет, и омывала умасленные ноги богини войны.

Но ...

Богиня молчала.

Жрецы схватили второе животное и потащили к алтарю. Бык ревел и сопротивлялся, вырываясь из рук. Тогда к ним подошел Мессу. Встав перед животным, он выставил руку, со сложенными в ритуальном жесте подчинения, пальцами. Глядя в глаза обреченному, жрец тихо произнес что-то, на давно забытом языке. Животное дернулось, тряхнуло головой, и сделало шаг.

Шкура его тряслась от ужаса, но он не мог противиться чужой воле и покорно шел. Дойдя до жертвенного камня, он встал как вкопанный, позволяя привязать себя для заклания. Лишь косящие на голову убитого собрата, безумные от страха, глаза, налитые кровью, говорили стоящему рядом Джосеру, что бык укрощен, но не сломлен.

В руку владыки вложили тяжелый клинок. Рукоять, изукрашенная вырезанными сценами ритуального жертвоприношения, была неудобной. От запаха крови кружилась голова. От рева львиц закладывала уши. Ему казалось, или вокруг и, правда, витал запах смерти и ужаса — тяжелый, кисловатый, вызывающий желание выбежать на воздух.

Увы!

Сигнал. И жертвенные клинки взмывают ввысь. В последний миг бык вышел из-под контроля формулы и дернулся в сторону Джосера, разрывая себе ноздри и раня шею, он попытался достать его рогами. Клинок правителя, сбитый ударом, ушел глубоко в грудь, пронзая сердце животного. С другой стороны Мессу, от удара, которого бык уклонился, вместо того, чтобы погрузить кинжал в шею жертвы, сделал длинный бесполезный разрез. Брызнув веером, кровь обдала жрица с ног до головы, окатывая и львицу, что не являлась воплощением богини. Она вздрогнула и замолкла.

Несколько мгновений хищница не двигалась. За тем, неслыханное дело, соскочила со своего места, царственно прошествовала мимо обалдевших людей и, склонившись к резервуару с кровью, принялась лакать ее, как воду.

Воплощение богини с минуту следила за происходящим и, покинув свое ложе, присоединилась к сестрице.

Когда спало первое оцепенение, Джосер отошел от алтаря, спустившись по ступенькам вниз. Жрецы деловито отрубали голову, вырезали языки и сердце — для самой богини, а филейные части — для ее воплощений. Верховный жрец последовал за владыкой.

— Прости, сын солнца! — Мессу склонился перед государем — Богиня приняла жертву благосклонно, но отвечать на твои мольбы не хочет. Мне очень жаль.... Я буду и дальше молить Могучую послать принцу — защиту, а нам — ответы, но.... На сегодня, боюсь, это все. Больше мы сделать ничего не можем....

Тяжело кивнув, на негнущихся ногах, весь покрытый жертвенной кровью, фараон покинул храм. Владыка прибывал в тягостных предчувствиях. Боги молчали, даже приняв, богатые жертвы. Имхотеп, закрывшись у себя в доме, забросив все дела, занимался то ли гаданием, то ли астрологией. Придворные испуганно жались по углам. Военные прочесывали страну, в поисках хоть каких-то следов наследника...

В молитвах государь встретил рассвет.

Новый день не радовал Джосера.

Шел восьмой день с исчезновения сына...

Горе затопило Египет...

ГЛАВА 7.

Ночь обняла Египет, словно молодая невольница, жарко и страстно. В воздухе был разлит аромат лотосов. Казалось, что сам Египет дышит страстью, мечтая слиться с любимой в любовных объятьях. В такую ночь нельзя было спокойно спать.

Нефрет пробиралась дальней тропою мимо храма, к келье, где ее ждал Сехемхет. Она несла ему ужин и вино, а заодно собиралась проверить его раны, что на удивление быстро зарастали, словно бы по ночам их врачевала сама божественная Сахмет! В зарослях звонко пели цикады, и лишь одинокие звезды тоскливо смотрели на землю, тоскуя о Луне.