Какими были покойные Августы, Октавия отлично знала и без Тиберия, у самой не раз руки чесались, да возможностей не имелось. На как на это отреагируют остальные, если всё станет известно? Очень плохо отреагируют. Действительно ТАЙНА. Октавия уже простила Агриппу за скрытность, в такое действительно никого нельзя посвящать, кроме самых близких и доверенных. Теперь эту тайну знают Марк Випсаний Агриппа, Гай Цильний Меценат, Публий Квинтилий Вар и она. Ни Тиберий-старший, ни Друз, ни, тем более, Агенобарб и Максим не посвящены, а ведь они входят в число самых близких людей Агриппы. И как родственники, и как сподвижники. Октавия такое доверие оценила. Тем более, что у неё не просили взамен ничего, только помочь своей-же собственной дочери

— За это убийство казнили моего сына. Почему ты решил открыться мне? Ведь это именно ты решил.

Опять лучезарная улыбка, очень юный очаровашка.

— Нам нужна твоя помощь, бабушка. С Антонией и не только. А дядюшку Юла казнили за попытку организации мятежа, если ты помнишь. Ещё одна Гражданская война никому не нужна, а он, дурак, никак не хотел угомониться. Августов бы ему простили. Да и не сын он тебе, а пасынок...

— С Антонией? Не считаешь её матерью?

— Да как тебе сказать. У меня ведь в той жизни дети были старше. Но я её очень люблю, правда-правда. И её, и Друза, и тебя.

— Ладно, поняла. Помогу. Чем смогу... А пока расскажи-ка мне, милый Тиберий, какие у вас там были женщины, да поподробнее, внучек, я никуда не тороплюсь.

* * *

Царь Даков, Гетов и Герулов, Комосик, готовил летнее вторжение в Тракию, когда в его столицу, Сармизегетузу, прибыло римское посольство. Царь Дакии вполне обоснованно, как ему тогда казалось, считал, что завязшие в Германии и Иудее римские легионы, можно не принимать в расчёт года три, как минимум, и решил этим шансом воспользоваться.

Больше двухсот тысяч воинов, смог собрать Комосик под свои знамёна. В грядущей войне согласились принять участие даже сарматы с роксоланами, ради чего они заключили временный мир между собой. Армия Комосика, по численности, превосходила сейчас всю римскую вместе взятую, пусть и ненамного, но всю.* (*Тут Комосик ошибается, ему ещё неизвестно о формировании одиннадцати новых Римских легионов)

Нет, о совсем уж дурном, царь Даков, Гетов и Герулов пока не думал, не мечтал, Комосик был по жизни трезвым реалистом и отлично понимал, что и десятку ромейских легионов вполне по силам разогнать ту банду, которую он сейчас гордо именует своим войском, но в Тракии то ромеев нет. А в Нижней Мезии только вексилляция из двух когорт 'Третьего Галльского', которая значимой военной силой не является, она стоит там в качестве символа и, скорее всего, отступит с дороги, не принимая боя.

Сильно ссориться с ромеями, царь Дакии не хотел, он даже Мезию сильно грабить не собирался, только быстро туда-обратно пройти и похватать на проходе всё то, что совсем уж плохо лежит. Обида, конечно, будет, но обида не кровная, такую обиду можно будет вирой уладить — добыча, из разжиревшей, под защитой ромеев, Тракии, ожидалась очень богатая, хватит и ромеям за обиду отстегнуть, и себе оставить.

И вот, от этих, приятных сердцу любого деятельного царя, хлопот, Комосика отвлекло внезапно прибывшее римское посольство. Посол — мальчишка совсем, лет шестнадцать-семнадцать, не больше, но Комосик и сам начинал царствовать примерно в этом возрасте, поэтому отнёсся к послу со всей серьёзностью.

— Мы знаем о твоих летних планах, Царь Дакии...

Луций Антоний Випсаниан очень хотел продолжить службу в легендарном 'Тринадцатом Парном', которому следующим летом предстоит воевать в Скандинавии, но его приёмный отец, Принцепс, Марк Випсаний Агриппа, настоял — пришлось ехать в эту козью задницу. Тракия хоть и не была римской провинцией, но не отдавать же её на разграбление этим косматым дикарям, которые и Мезию по дороге туда-обратно обязательно пограбят.

— ...Знаем о них, но не сможем им помешать, ты всё правильно рассчитал. Наши легионы слишком далеко отсюда, разграбить Тракию ты успеешь.

Комосик не удивился, такие планы не скроешь, тем более от ромеев. Он собственно и не пытался, потому спокойно ждал продолжения.

— Я привёз тебе подарок, царь. Это называется Книга, когда ты её прочитаешь, мы начнём переговоры. Надеюсь, у тебя есть грамотный толмач? Я на всякий случай привёз с собой.

По ромейски Комосик читать умел.

— Благодарю тебя, посол, толмач у меня есть.

'Книга' оказалась сшитой из множества листов того же материала, что и ромейская газета, только более плотных, и написанной всё теми же одинаковыми буквами.

Как им это удаётся, это какое-то колдовство?

'Гер-ман-ская вой-на в ра-пор-тах ле-га-тов и ко-ман-ди-ров век-си-ля-ций с кар-та-ми и схе-ма-ми'.

Довольно бойко прочитал Царь Дакии, хмыкнул чему-то своему, и углубился в изучение ромейской диковины. Но, промучившись пару дней, он вынужден был просить у ромейского посла толмача. Текст изобиловал непонятными словами, видимо армейскими терминами, и, не менее непонятными, рисунками. Толмач помог. Карта — это как будто видит птица, летящая на полночь, бывает, она повыше летит, тогда и видит подальше, а бывает — пониже, тогда видит меньше территории, но больше подробностей.

Эти демоновы ромеи что, приручили птиц, как лошадей? Орлов? Толмач не знал. Жалко, что нельзя его с палачом поспрашивать. Рапорты командиров. Оказывается, они всё каждый день записывают, а потом составляют на основании этих записей отчёты для высшего командования.

С ума сойти, когда-же они воюют то? Увлёкся Комосик, неделю толмача не отпускал, вникал, прикидывал на своё воинство, и тяжело вздыхал. Ромеям оно на один зуб, даром, что большое. В том, что в волшебной книге написана чистая правда, царь Дакии нисколько не сомневался.

А ведь ромеи уже совсем недалеко, судя по этой книге. Один из их легионов остановился на зимовку всего в двухстах лигах севернее Сермизегетузы. Для них это двенадцать-пятнадцать суточных маршей по лесному бездорожью. Даже один легион может натворить тут дел, если увести войско на юг. Может натворить и натворит обязательно, а это — уже война. Большая война с Римом, которую не вытянули все германцы вместе взятые...

— Я прочитал твою книгу, посол. Благодарю тебя за столь ценный подарок и отдельно за толмача. Мы можем начать переговоры.

Луций Антоний Випсаниан кивнул, сел, и расстелил перед собой ещё одну карту. На этот раз, демонова ромейская птица летела над Дакией. Высоко летела, это царь Комосик понял сразу. Он поднял глаза на посла, тот улыбнулся и кивнул.

— Не ходи в Тракию, царь. Это просьба и добрый совет. А ещё, Принцепс, Марк Випсаний Агриппа, мой отец, и Клавдий Нерон Друз, мой командующий, приглашают тебя в гости в Рим. Они тебя ждут, как почётного гостя. От себя добавлю — если ты всё-таки надумаешь идти грабить Тракию, вексилляция 'Третьего Галльского' обязательно примет в Мезии бой, я назначен её командиром.

К этому Комосик был готов ещё вчера и даже раньше, удивило его лишь приглашение Агриппы и Друза.

— Мы не пойдём в Тракию, трибун Луций Антоний Випсаниан. И приглашение твоего отца и твоего командира я принимаю с почтением и благодарностью.

Луций Антоний встал, кивнул, и молча вышел. Карта осталась лежать на столе.

* * *

Книгу 'Германская война', отправленную Комосику, верстали без редактуры и корректуры, с подлинных рапортов, не правили даже орфографические ошибки, подлинник-оригинал, а потому издать её получилось довольно быстро. Боевые действия 747 года, в Германии, Римская армия закончила вести в конце августа, а уже в начале октября книгу отпечатали в Колонии Агриппине.

Марк Випсаний Агриппа по началу возражал против издания такого подробного учебника, которым могут воспользоваться враги Рима, но Счастливчику удалось его убедить. Это книга — учебник прошлой войны, готовиться к которой уже поздно, зато она многих заставит задуматься — стоит ли делать Риму пакости. Мы сами должны решать — кого и когда бить, а не рефлексивно реагировать на провокации.

Да и для истории — это очень важный артефакт. Сами рапорты, со временем, истлеют и рассыплются в труху, а эта книга будет переиздаваться и жить в веках. На её основе ещё напишут десятки, если не сотни приключенческих романов, а потом по ним снимут фильмы. Это важнее, чем скрыть сейчас некоторые возможности.

Именно, что некоторые. Умные люди и без книги составят примерную картину произошедшего, по одним только итогам, ведь они небывалые. Поэтому ничего не нужно скрывать, вообще ничего, пусть все всё читают и боятся. А мы найдём чем удивить в следующий раз. Пилорамы, верфи, лебёдки, стандартизация — это уже не секрет. Пусть попробуют повторить.

* * *

На стыке 747 и 748 годов от основания Города, Римский Сенат принял ещё одну реформу. Как им показалось — реформу административную. К самому Риму, Италии, проконсульским и пропреторским провинциям, прибавились Римские Империи на дальних окраинах Ойкумены. Статус Империям определили, как любым частным владениям — наследственная собственность. Землёй ведь владеть не запрещается, все сенаторы владеют огромными латифундиями в Италии, Греции, Испании, Африке, Сицилии и так далее, так вот это то же самое.

Такие латифундии получатся побольше, конечно, но там ведь и климат гораздо хуже. Климат хуже, холодина, буреломные леса и болота, в которых постоянно размножаются дикари-бандиты, так что чем больше такая латифундия-Империя, тем больше с ней проблем у её владетеля. А ведь он отвечает за безопасность Римских границ со своей стороны, отвечает материально — звонкой монетой за каждый ущерб, случившийся по его вине, или недосмотру, так что завидовать ему не стоит.

Первой Римской Империей стала Германия папы-Друза, теперь Друза Германика Клавдия Нерона. Отличная получилась Империя, с границами по Рейну и Данубию (Дунаю) на юге и юго-западе, побережьям Северного и Внутреннего (Балтийского) морей на северо-западе и севере и Вистуле (Висле), Западном и Южном Бугах на востоке и юго-востоке. Империя от моря до моря. Точнее от двух северных морей, до Понта Эвксинского (Чёрного моря) в междуречье Данубия и Южного Буга.

Поспорили, конечно, поторговались. Император Друз Германик теперь должен в течении десяти лет выплатить Римскому Сенату десять миллионов денариев (сорок пять тонн серебра), за использование Римских легионов, при завоевании своей Империи-латифундии, но это такая мелочь, что даже упоминать неловко... Десять миллионов денариев — это годовое содержание пяти легионов. Использовалось тридцать пять, в течение полугода, но сенаторы посчитали и собственную прибыль — все северные провинции перешли в их управление, стали проконсульскими, а ведь это очень жирные куски: Реция, Норик, Паннония, Мезия и часть Верхней Германии до Рейна* (*современная Швейцария).

Кроме того, Друзу Германику вменялось содержать необходимые ему легионы за свой счёт. Агриппа и Меценат, торгующиеся с Сенатом со стороны 'Марсианского комитета', согласились на это довольно легко. Именно этого они и добивались, а торговались только для приличия. Нельзя унижать уважаемых людей снисходительным великодушием, для них — это очень обидно, пусть считают, что заставили-вынудили. И им приятно, и нам так лучше — сами ведь настояли.

Тридцать пять легионов в Германии стали практически собственностью папы-Друза, то есть 'Марсианского комитета', этого захотел сам Сенат. Сенаторов понять можно. Со вновь формирующимися, легионов в Римской армии уже пятьдесят два, против двадцати восьми, на момент трагической кончины Октавиана Августа. Почти вдвое больше легионов, почти вдвое больше требуется серебра на их содержание, а доходы то вдвое не выросли. Выросли конечно, но точно не вдвое. Да и какой смысл в росте доходов, если все они будут тратиться на новые легионы, а не на что-то хорошее, вроде личного обогащения проконсулов?

После решения вопроса Империи Германия, то есть, создания прецендента, Агриппа пригласил всех желающих отцов-сенаторов поучаствовать в разделе Мира на Империи-латифундии на тех-же условиях, что определили для императора-латифундиста Друза Германика. Кроме Гая Цильния Мецената, после некоторого раздумья заявившего о желании попробовать себя в Британии, других желающих не нашлось. Это Меценату денег девать некуда, и наследников у него нет — пусть дуркует, а 'нас и здесь неплохо кормят'.

Стоит отметить, что предложенная к разделу на Империи-латифундии карта очень мало походила на настоящую. В более-менее реальных размерах на ней была нарисована только Парфия. Примерно равными Парфии территориями выглядели северо-восток Евразии, Африка и Индия; Австралия выглядела крупным островом на далёком юго-востоке, а обоих континентов Нового Света не было вовсе, только россыпь островов между западным берегом Европы и восточным Азии.

Зато на карте в цвета Римской Республики уже были окрашены вожделенные сенаторами Египет и Сирия, а также пропреторские Киликия и Галатия, плюс, пока самостоятельные Каппадокия и Мавритания. Все берега Нашего (Средиземного) моря, кроме небольшого участка взбесившейся Иудеи, были окрашены красным. Цветом Марса, теперь Верховного Бога смертных людей. Всё лучшее. Никуда не нужно ходить, ничего не нужно предпринимать, всё лучшее уже здесь. Нужно только правильно всё разделить на проконсульские кормушки, чтобы хватило всем, а потом этими кормушками меняться, соблюдая республиканские традиции.

Империи-латифундии раздали неугомонным родичам Принцепса, Голоса Марса, Марка Випсания Агриппы: Парфию (Большую Парфию с Аравией, Иудеей, Кавказом, Месопотамией и Арменией) самому Агриппе; Индию — Тиберию Клавдию Нерону; дикую Африку — Луцию Домицию Агенобарбу; а острова на юго-восточном краю Земли — Павлу Фабию Максиму. Владейте на здоровье, неугомонные вояки, только не забывайте легионам платить из доходов от своих владений, Империй-латифундий, ха-ха-ха.

Наследование? А чего над ним голову ломать? Не было ещё такого случая в Римской истории, чтобы законного наследника какой-то собственности не нашлось. Первое завещание все пишут, едва достигнув совершеннолетия и заимев свою первую собственность — не важно — Империю-латифундию, или старую лошадь-корову. Кому завещано — тому всё и достанется, в Риме не варварская беспредельщина правит, а Римский Закон.

Кроме обретения когномена Германик, папа-Друз получил триумф и стал консулом семьсот сорок восьмого года от основания Города (5 г. до н.э.). Одним из преторов этого года стал непосредственный командир Счастливчика, легат 'Четвёртого Македонского', Децим Понтиус Пилат.

* * *

В феврале семьсот сорок восьмого года от основания Города, Тиберию-младшему, то есть, теперь уже Германику Августу Феликсу* (*Римская традиция — когномен отца становится преноменом старшего сына), Счастливчику Майклу О Лири, исполнилось десять лет в этом теле. Первый юбилей в новой жизни, а значит, можно и даже нужно подвести первые итоги.