За разговорами мы быстро подходим к нашей цели. Дом Мунка, пожалуй, один из самых маленьких. Внутри он неуютный. Здесь нет ни роскоши, ни таких удобств, как у вождя. Сам шаман идёт навстречу улыбаясь. Он с типичной внешностью вампира: черноволосый, кареглазый, благородный, но невысокий ростом. Правда, под его пронизывающим взглядом мне лично очень неуютно. Мунк уже в почтенном возрасте. Вампиры не седеют, и у них нет морщин, но с годами и набранным опытом у них меняется выражение глаз. Взгляд становится пронзительным, тяжёлым, и возникает ощущение силы, подавляющей и гнетущей. Похоже, что лорд Родригес нам с Эрни тщательно подобрал 'отцов'. Мой, по крайней мере, отличается своею низкорослостью, но всё равно и в этом поселении я буду ниже всех, а мелким быть обидно.
Мы здороваемся, и нас тут же приглашают за накрытый стол. Мунк оказывается интересным собеседником, он раньше путешествовал и много знает об этом мире. Мы все вовлечены в беседу. Похоже, он к нам совсем неравнодушен, в отличие от Локуса и его приспешников. Закончив разговор и расправившись с трапезой, он задумывается, словно что-то вспоминая, и неожиданно обращается ко мне:
— Рич, мне уже сказали, что ты используешь травы, причём не только для лечения, но и для различных... хммм... экспериментов. Так вот, теперь забудь об этих детских выходках, если не хочешь настоящих неприятностей...
* * *
Этот мир сильно отличается от нашего. Мне непривычно видеть у вампиров желание обзавестись хозяином, а здесь спроси любого из племени Маров, о чём они мечтают, и почти всегда услышишь про доброго, заботливого покровителя. С другой стороны, все выросшие и воспитанные на землях людей вампиры не могут пользоваться магией, что делает их очень уязвимыми и слабыми. Эрни тоже страдает от невозможности её использования. Его любимые заклинания привлекательности, похоже, остались в прошлом, что ввергает его в депрессию. Эрни в какой-то мере страдает нарциссизмом. Возможно, это следствие недостатка внимания к нему в семье — он закрылся от родных за маской созерцания своего отражения, как я отгородился стёклами очков, чтобы почувствовать себя взрослее. Для него отсутствие зеркал — серьёзная трагедия, как и невозможность обучения танцам. Из последнего мы, правда, нашли выход — он изучает... ката. По сути тот же танец, только с пользой. Ему понравились плавные, перетекающие друг в друга движения, сменяющиеся ритмичными, молниеносными и тут же затухающими, как круги на воде. 'Танец журавля на рассвете' — сейчас Эрни изучает его. Мы уже неделю с ним занимаемся, и это помогает ему хоть как-то расслабиться. Я не думал, что он такой сильный и выносливый. Оказывается танцы — серьёзная физическая нагрузка, а я всегда к ним плохо относился, считая, что это недостойное мужчины занятие.
Мне порой кажется, что Эрни было бы лучше жить в доме Локуса, по крайней мере там много всякой техники, а в доме шамана лишь самые необходимые удобства. Мунк говорит, что для него важно единение с природными силами, а использование всяких технических штучек закрывает поток сознания и отупляет разум. Несмотря на то, что срок, отпущенный Эрни вождём Маров для осознания своего проступка, подходит к концу, он ещё не изменил своего мнения. Не знаю почему, но он, видимо, хочет остаться вместе со мной в жилище шамана. Он говорит, что лучше стать изгнанником, чем предателем. Этим он обрекает себя на лишение многих благ этого мира в отдельно взятом посёлке, но если подумать, занятия танцами укрепляют не только тело, но и дух, что, наверное, и помогает принять ему сложное решение.
Эрни вынужден оставаться у Маров. Я всё никак не могу привыкнуть к тому, что это теперь наш единственный дом. Наверное, потому что нашему присутствию в посёлке никто не рад. Хотя Мунк и Солл очень помогают нам освоиться со здешними обычаями и с техникой. Здесь много правил поведения, большинство из которых нам не привычны. Мне тяжело смириться с их необходимостью. Столько запретов я ни разу не встречал: не смотреть в глаза людям, направлять взгляд вниз, не говорить с незнакомцами, не пить напитков в неизвестных компаниях, носить рубашки с высоким воротником и застёгнутыми до самого верха, чтобы никто не догадался, есть на тебе ошейник или нет. Даже улыбаться нельзя, вообще лучше не привлекать к себе внимания. Меня это всё бесит! Нет, в общем-то, мне никогда не хотелось выделяться, и я всегда стремился быть незаметным, но когда ты сам выбираешь — это одно, а когда навязывают такой стиль поведения — совсем другое. Хочется протестовать и тянет на подвиги... почему-то.
Сегодня я первый раз вышел в город на поиски работы. Мои наставники решили, что основные правила поведения я всё же усвоил и теперь не буду сильно отличаться своими манерами от местных вампиров.
Оштен. Это ближайший город к нашему 'дому'. Он фантастически огромен! Столько разных запахов, пестроты и шума. Он мне напоминает гигантский муравейник, где высокие, как отвесные скалы дома, у подножья которых змеятся узкие улицы, а по ним снуют жители... Каждый идёт по своим делам, но по пути вливается в длинные цепочки прохожих. Эта вереница, кажущаяся бесконечной, похожа на суету в гнёздах общественных насекомых. Лишь немногие идут с пустыми руками, они словно муравьи, несущие добычу домой. Но самое примечательное в Оштене, конечно же, его жуткие автомобили и автострады. Ленты последних поднимаются ярусами и забиты потоками машин. Именно отсюда идут самые неприятные запахи — горячего асфальта и перегретой резины, и вонь от бесконечного множества автомобилей. Здесь же встречаются и двухэтажные ужасные чудовища, поглощающие людей — автобусы.
Вначале я шарахался от каждой проезжающей машины. Всё-таки непривычно — повозка без лошади, да ещё и передвигается с такой скоростью, словно её черти толкают. Я, возможно, и не реагировал бы так сильно, но в первые же полчаса моего пребывания в городе стал свидетелем автомобильной аварии. Жертв не было, а впечатление осталось сильное — раздавшийся внезапно хлопок разорвавшейся передней шины, резкий визг тормозов и грохот удара... меня это испугало. Я не привык к таким жутким звукам. Правда, поиски работы, затянувшиеся вот уже на семь часов, способствовали привыканию к уличному движению, и сейчас я уже почти не реагирую даже на близко проезжающий транспорт, хотя сесть в автобус пока не решаюсь.
Не думал, что здесь так сложно устроиться. Мне казалось, что утром или днём найти работу будет легче, и я использовал один из своих эликсиров. Солнце мне теперь не опасно. Но, похоже, здесь смотрят лишь на внешние данные, как будто смазливый красавчик сделает уборку помещения в несколько раз лучше, чем я. После посещений различных фирм по объявлениям о найме мне стало понятно, что слово 'организация' произошло от этих двух — 'организм' и 'канализация'. Я сегодня узнал о себе много нового, причем неприятного, пока пытался пообщаться с секретарями директоров и с отделами кадров для устройства на работу. Честно говоря, один раз я не выдержал и всё-таки подсыпал хорошую дозу смеси ветрогонного со слабительным в чайник, стоявший за спиной у секретарши компании 'Макбелл'. Хорошо, что моя эльфийская магия не сдерживается браслетом, иначе под бдительным взглядом блондинки-мегеры мне не удалось бы применить телепортацию моего снадобья. Думаю, теперь её шеф подтвердит мои догадки о происхождении слова 'организация', предаваясь медитации в небольшом помещении, а может потом даже выгонит эту стерву.
Погрузившись в мечты, я сворачиваю в очередной проулок и оказываюсь в тупике, заканчивающимся светлым зданием с колоннами. В глаза бросается огромная вывеска с названием 'Арена'. Это какой-то клуб, я вспоминаю, что читал объявление: 'Арене требуется уборщица'. На входе возле колонн стоят два огромных вышибалы, в чёрных строгих костюмах и тёмных очках. Сразу и не поймёшь кто они: люди, охотники или вампиры. Последние здесь тоже встречаются днём — в аптеках и магазинах продаётся большое количество солнцезащитных средств. Странно, что в нашем мире их так и не изобрели. 'Нашем'... это слово отдаёт горечью. Хотя там меня ничего хорошего не ждало. Со смертью отца я окончательно потерял свободу, и если бы не лорд Родригес, то меня, возможно, уже не было в живых...
Я с опаской подхожу к дверям и некоторое время наблюдаю за входящими людьми. Они в основном в строгих костюмах тёмных цветов и лакированных чёрных ботинках, в которых только по воздуху летать, а не по земле, точнее — по асфальту ходить. Впрочем, они и проходят всего-навсего десяток метров от своих монстров-автомобилей. Я никак не привыкну к одежде этого мира. Она как вторая кожа, и мне кажется, что люди раздеты. Там, где я вырос, она подбирается более индивидуально и подчёркивает статус её владельца: высокие остроносые сапоги, большое количество кружев и рюшей на одежде из бархата или парчи — у состоятельных людей и вампиров, а длинные рубашки грубого полотна с домоткаными штанами и простой обувью — у крестьян. Здесь же у всех довольно простая одежда, без украшений, и мне сложно различить положение её владельца. Но входящие в клуб люди явно богаты, если судить по их уверенным манерам, несколько отстранённому виду и пренебрежительным взглядам, бросаемым на стоящую у дверей охрану. Почему-то меня пропускают без вопросов, несмотря на более чем скромную одежду — светло-голубую рубашку и узкие штаны из плотной ткани, которые называют здесь джинсами. Только войдя, понимаю, что здесь много вампиров одетых довольно просто, но они обнажают свои шеи без ошейников, явно подчёркивая, что сейчас свободны. Мне становится противно. Они словно продают себя, как товар на рынке.
Огромный полуовальный холл буквально набит такими вампирами — как девушками, так и парнями, а эти богатые сволочи, вылезшие из своих автомобилей и притопавшие в клуб, откровенно лапают и рассматривают приглянувшихся им будущих рабов. Такой участи мне совсем не хочется. Возле окна стоит огромный жирный охотник. Он явно проверяет, подходит ли ему красивый молодой вампир. Ублюдок ощупывает и оглаживает парня. Он задирает на нём рубашку и даже расстёгивает брюки, раздевает, не стесняясь никого из присутствующих. Я злюсь на смирение этого вампира, неужели у него нет ни капли гордости? Вздумай этот толстый гад хватать меня за задницу при всех, я бы ему тут же чего-нибудь насыпал, причём не только слабительного, но и такого, чтобы его морда язвами покрылась как минимум на неделю. А парень терпит, стараясь скрыть, что ему это неприятно. От волнения я даже проверил, застёгнута ли у меня рубашка. Мне очень не хочется чувствовать на себе чьи-то грязные лапы. В этот момент кто-то кладёт мне на плечо руку, и, обернувшись, я вижу вампира — скорее всего, охранника. На нём изящные золотого цвета латы — кираса и похожий на короткую юбку пояс, а на шее широкий ошейник с шипами, сделанными как украшение.
— Мальчик, ты кого ищешь? — снисходительно спрашивает он, но я зверею:
— Я не мальчик! Ищу работу. По объявлению зашёл.
— Ты разве совершеннолетний? — с сомнением произносит этот наглец.
— Да, вот документы, раз не верите, — протягиваю паспорт. Он берёт, рассматривает и, подумав, приказывает:
— Пошли со мной к хозяину.
* * *
Я и не представлял, что внутри это здание настолько велико. Мы идём и идём, и, как мне кажется, просто ходим по кругу. Бесконечные извилистые коридоры, невообразимое количество одинаковых дверей. Они огромны и отделаны под старину — из морёного дуба, окованные черненым железом. Если бы не разные номера на них, то иллюзия бесконечного и бессмысленного пути была бы полной. Наконец-то мы останавливаемся перед одной из них и заходим в просторный кабинет. Его хозяин, довольно пожилой охотник с пронизывающим и жестким взглядом, тут же обращается к моему спутнику:
— Ты что сюда притащил? Мне шлюхи малолетние тут не нужны! — рычит он, покрываясь от злости красными пятнами.
Я чуть не срываюсь в ответ, что сам он шлюха... перезрелая, но всё-таки держу себя в руках и объясняю спокойным голосом:
— В объявлении было сказано, что вам нужны уборщики.
Лицо придурка перекашивает гримаса, а потом он начинает громко ржать.
— Уборщик он! Ой, уморил. Ты швабру-то не удержишь, да и за ней тебя не видно будет.
Я в ярости. Достали меня все! Со злости даже не могу свои эмоции сдержать:
— Как шлюхой, так блин, вполне гожусь! А как помещения убирать, так ростом, блин, не вышел!
Ответом служит гробовая тишина. От такой наглости у обоих присутствующих выпучились глаза. И чует моя задница, что я-таки сейчас словлю на радость ей очередное приключение, но меня уже несёт. И ведь не пил... да и не ел сегодня ничего, наверное, поэтому и злой такой.
— Так что мне делать: уходить или возьмёте на работу? Трепаться с вами у меня времени нет! — совсем с катушек, видно, съехал, уже хамлю. Понятно, что теперь мне тут место точно не обломится, и я разворачиваюсь и направлюсь к выходу.
— Стоять! Засранец мелкий, — рявкает сквозь смех охотник. Я торможу почти у двери. — Вот же гадёныш озверевший! Векс, дай парню всё необходимое и отведи почистить туалеты на нижнем этаже. Если справится так же резво, как тут хамит, то оформляй его, пусть работает. Если нет, приведёшь ко мне... Теперь свободны! — хозяин сразу же теряет ко мне интерес и углубляется в бумаги. Мы выходим, а Векс так и продолжает ржать, аж слёзы катятся из глаз:
— Ну ты и придурок мелкий! Так шефа зацепить — это уметь надо. Если не сможешь вычистить сортиры, то придётся ответить за своё нахальство, тогда тебе небо с овчинку покажется.
Я теперь молчу, следуя за своим провожатым. Мне стыдно, я не помню случая, чтобы так нахамив, умудрился хоть чего-то добиться. Пусть и проверки. Я так устал от этих бесплодных поисков за целый день. Не сорвись я на хозяина 'Арены', опять бы ушёл ни с чем.
Меня снабжают кучей всякого добра: флаконы с густыми жидкостями, щётки, тряпки, вёдра и куча неизвестных приспособлений. Всё это ставят на какую-то блестящую тележку. Естественно, везти её приходится мне.
Когда мы подходим к туалетным комнатам, и я заглядываю в них и вижу, что там делается, а вонь шибает в нос, то честно говоря, начинаю искренне себя жалеть. Охранник нежно заталкивает меня в этот ад и сразу закрывает дверь на ключ, а сам, оставшись в коридоре, мне кричит:
— Малыш, я буду через два часа, и не дай бог ты здесь не уберёшь...
Я растерян, но через минуту — зол. Не просто зол, я в ярости! Но даже если выбить дверь, я сам навряд ли найду выход из этого лабиринта коридоров. Вся ситуация напоминает мне одну легенду про конюшни, которые заставили почистить главного героя. Причём там это объявили подвигом! Но, Тьма, как долго тут не убирали! У них же техники здесь море... я ничего не понимаю.
* * *
Меня толкают в бок... Опять... теперь встряхивают... Я снова сворачиваюсь в тугой клубок.
— Эй, мелкий, пора вставать! — орёт кто-то на ухо. Уже и выспаться не дают.
Вот чёрт! Я ж в туалете сплю. Подскакиваю. Надо мной охранник. Он какой-то нервный. Всклокоченный, я бы сказал.
