Вампир-ботаник, общий файл

Название: Вампир-ботаник

Автор: Demi

Беты: help-mate, Denils, Aspartame с 18 главы

Пэйринг: разные персонажи

Жанр: POV, Юмор, Вампиры, Экшен, Слеш (гей-тематика)

Рейтинг: NC-17

Предупреждение — Изнасилование, Насилие, Жестокость, Стёб

Описание: Приключения вампира-заучки, обожающего ботанику...

Благодарности за предварительные правки отдельных глав:

knopka JT (17 глава), Белый Лис и Nightside с 18 главы

Спасибо zov! за помощь)))

Пролог

— Ричард! Ричаааард!! — раздался громогласный бас моей няни.

Это грозило неприятными последствиями — я уже должен был ложиться спать. И угораздило же её заглянуть в мою комнату именно сейчас, когда солнечные лучи уже пробивались сквозь чёрные тучи на востоке. Я понёсся со всех ног к родовому замку правителя клана Айшаров, принадлежащему моему отцу — лорду Раймону.

* * *

Мне не слишком повезло с происхождением. Моя мать была всего лишь наложницей, отданной в подарок главе клана Айшаров при подписании мирного договора.

Когда мне исполнилось четыре года, отец подарил её своему другу, а я почувствовал себя брошенным и никому ненужным. Два моих старших единокровных брата, родившихся от законного брака моего отца и мачехи, были окружены заботой и вниманием, а я рос словно сорная трава. Своим родственникам я был совершенно безразличен. Впрочем, до десяти лет меня ещё повсюду сопровождали придворные. Они усиленно изображали интерес к моим тренировкам и успехам в учёбе, но... затем и они отвернулись от меня. Именно в этом возрасте, который у нас — чистокровных вампиров — считается переломным, глава клана решает будущее детей. Я слышал, как говорили, что от старшего он был в полном восторге, заявив: 'Это настоящий глава нашего клана! Достойный наследник!' Средний тоже порадовал папочку: 'Растёт главнокомандующий войск Айшаров! Правая рука наследного правителя!' Ну а я, впрочем, как и всегда, выделился весьма... оригинально. Хорошо помню, что снова опаздывал на занятия, поэтому не глядя натянув первую попавшуюся одежду, примчался в свою любимую библиотеку, где меня и застал родитель среди пыльных книг, растрёпанного, в мятом одеянии, с заткнутым за ухо чернильным пером и в больших очках с круглыми стёклами. До сих пор помню тяжёлый оценивающий взгляд отца, а потом появившуюся на его лице презрительную мину и произнесённые слова: 'Писец! Это просто полный писец!!' Правда, почему, полный я так и не понял, ведь выглядел весьма худощавым. Но с того времени меня начали учить на писца... а так как переписывание книг было уделом незнатных вампиров, то все разом отказались от меня, быстро перекинув заботы обо мне на няню — женщину дородную, суровую и непреклонную, которая очень не любила вампиров, но ценила своё жалование и поэтому тут же активно взялась за моё воспитание... Под её присмотром я рос совершенно непохожим на знатного лорда — ни своим внешним видом, ни манерами. Она пыталась подчинить меня своей воле, а я изобретал всё новые способы для того, чтобы улизнуть из-под её 'бдящего' ока.

Последнее время у меня это получается всё лучше и лучше.

Я тщательно изучал все предметы, но к тринадцати годам понял, что смогу чего-то достичь в этой жизни, лишь познав естественные науки и особенно... ботанику. Нет, конечно, другие тоже необходимы, например, вампирская магия — это здорово! Но, во-первых, любой опытный вампир сразу же обнаружит её применение, а во-вторых, чтобы достичь уровня мастера, нужно как минимум лет сто пятьдесят учиться, даже такому заучке, как я. А если ещё принять во внимание, что боевую магию чистокровные вампиры начинают изучать с пятидесяти лет, только достигнув совершеннолетия, то становится понятно, как долог и недостижим был для меня тогда этот процесс. А вот изучение ботаники совсем другое дело — сразу и результат виден, и кто напакостил не всегда догадаешься. Вот я и принялся штудировать всякие талмуды о растениях и их применении в магии и медицине. Особенно заинтересовал вопрос повышения мужской потенции. Я никак не мог понять, что именно пытались повысить. Ну, печень, сердце, лёгкие — с этим всё было ясно, а вот об этом... мне ничего не было известно. Только потом я догадался, что знаний о половом воспитании нам в этом нежном возрасте не давали, оберегая детскую психику. Няня прямо озверела на заданный мною невинный вопрос о мужской потенции. Поэтому я и начал изучать его самостоятельно, ну и зелья варить всякие. А со временем появилось желание узнать, как же действуют мои отвары, и остро возникла потребность их на ком-нибудь испытать.

* * *

Поначалу я решил использовать вот этот рецепт, слишком он мне понравился: 20 г семян Адамова семени; 10 г корней женьшеня; 15 г корней Элеутерококка... в общем, двадцать пять трав и ещё шесть различных природных компонентов; в аннотации написано — увеличивает мужскую потенцию, повышает активность, ну и т.д. Звучало настолько заманчиво, что я не удержался и приготовил это зелье. Красивое получилось, и запах пряный, приятный. Но стало интересно, как оно будет действовать, и я решил опробовать полученный эликсир. Хорошо ещё, что дома его не опробовал, а отправился в горы. Там, в одной из пещер, жил снежный человек или Йети, здоровый бугай и совсем одинокий. Я и подумал, что ему скучно, наверное, а так хоть какое-то разнообразие в жизни будет, вдруг кого-то себе и найдёт.

Пробираясь по зарослям так, чтобы меня никто не увидел, я заметил, что из его пещеры идёт дым, да и запах говорил, что готовится что-то съедобное. Когда я прокрался вовнутрь, оказалось, что у Йети варился суп, а хозяин пещеры вышел куда-то, и мне это оказалось на руку. Втихаря я зелье-то ему в еду и вылил. Сразу такой привлекательный аромат пошёл, что я до сих пор не понимаю, как сам удержался, чтобы не съесть....

Я из пещеры выбрался и за большой валун спрятался, оттуда был виден очаг, хорошо он недалеко от входа был, затем принялся ждать. Вернувшийся хозяин запаху своего обеда сильно удивился, но приблизившись к котелку на уже догорающих углях, осторожно попробовал варево. Он даже пританцовывать стал, когда пару ложек метнул, обрадовался, видимо, да и вкус у супа, скорее всего, получился приятным, а когда он этот супчик умял (причём весь), то сразу же наружу и выскочил. Вот тогда-то я даже из-за своего укрытия увидел, как у Йети зрачки начали расширяться. Потом он неверяще стал себя осматривать там, в паху, а затем потянул воздух ноздрями и учуял меня. И рванул в моём направлении с такой скоростью, будто за ним все черти ада погнались. Только в этот момент я и вспомнил, что мои травки сильно нюх повышают в целях поиска полового партнёра. Я пулей рванул из своего убежища и помчался изо всех сил по тропинке, шедшей через магическую рощу вековых дубов, где жили волхвы, — надеялся, что там ему меня не найти, но жестоко ошибся. Этот Йети такие феромоны излучал, что они скорее отпугивали, чем привлекали, и вместо дубовой рощи остались лишь голые скалы, причём даже затрудняюсь сказать, кто вперёд скрылся — волхвы или дубы. А мой преследователь был всё ближе и ближе, мне казалось, что он уже дышит в спину... Ооох, когда я уже начал подозревать, что не доживу, несчастный, до своего совершеннолетия, мне вдруг повезло — недалеко проходила большая группа людей. Мой преследователь, как только их учуял, даже остановился, не веря своему счастью. Что они тут забыли, не знаю, но я смог привлечь их внимание к Йети, и любопытство сгубило их однозначно. Они ведь первый раз снежного человека увидели, а что он горел от желания, сразу не заметили, а потом поздно было. Я немедленно воспользовался ситуацией и скрылся. Говорят, что теперь у женщин, любящих путешествовать через горы, иногда белые и пушистые младенцы рождаются.

А вот мне после этого подниматься в горы никак нельзя. Йети, оказалось, жил в этих местах не один, но таких как он — снежных людей — очень мало осталось, а так как они флегматики, вымирающие из-за отсутствия мужской силы, то этот научный эксперимент повысил их рождаемость благодаря сильно возросшей похотливости моего подопытного. Естественно, никто не понял причины увеличения его темперамента. Активность Йети, кстати, продержалась почти три месяца, поэтому его соплеменники и решили, что я что-то навроде талисмана, приносящего удачу...

В общем, снежные придурки открыли на меня сезон охоты, но я же не дурак, в конце концов, и в горы больше не поднимался. Однако исследовательский интерес у меня не пропал, и я снова погрузился в расчёты и эксперименты.

Вторая моя проба тоже привела к потрясающим результатам. На этот раз испытуемыми были... гномы. Нет-нет, я не совсем конченый придурок, просто в тринадцать лет как-то не задумываешься о последствиях, тем более когда тебе кажется, что план продуман до мелочей, и всё выглядит просто гениально! Разрабатывая ход опыта, я неделю светился от счастья. Мне захотелось испробовать на гномах придуманный мною эликсир, тоже содержащий кучу компонентов. Но они не Йети, подозрительный суп трескать не будут. Зато из книг я узнал, что те, кто работают в кузне, частенько к бочке с холодненьким пивком прикладываются, а так как они не пьянеют, то и работу не портят.

Впрочем, что тут рассказывать, где вы слышали о плохой гномьей ковке? Такого просто не бывает в природе. Но под влиянием зелья...

Мне удалось тихо и незаметно вылить свой эликсир в бочку с пивом, хотя моей заслуги в этом было не так уж и много: во-первых, пиво у них в специальном леднике стоит, а во-вторых, в кузне гномов даже поезд с гудком промчится никем не замеченный. Так уж случилось, как потом выяснилось, что выполняли они заказ какого-то выскочки — должны были изготовить въездные ворота, решётки на окна, водостоки и другие декоративные элементы для его поместья...

Теперь я, наученный горьким опытом, не стал наблюдать за своими подопытными, а тихо слинял домой. О ходе эксперимента всегда можно узнать из новостей. Но... я снова не рассчитал. Разозлённые и возбуждённые гномы учуяли мой след, несмотря на то, что уже прошло довольно много времени. Они явились целой толпой к моему батюшке, и, потрясая испорченными, на их взгляд, изделиями из заказа, потребовали денежной компенсации за учинённое безобразие. Нет, я решительно не понимал, чего они так брызгали слюной. Этот их заказчик мечтал об оригинальности... Так вот он её и получил. Кто бы попробовал со мной не согласиться? Ну где ещё встретится такая замечательная решётка из переплетающихся между собою длинных изящных... фаллосов? А водостоки?! Это просто отдельная песня! Гигантский пенис с двумя округлыми накопителями воды... Мммм... Сказочная работа! О воротах я вообще молчу, никто не смог бы равнодушно пройти мимо двух выпуклых, покрытых красивым пушком ягодиц с аккуратной дырочкой-глазком во впадинке между ними. Об остальном я даже говорить не буду, но всё представленное являлось шедеврами. Правда, мой батюшка почему-то тоже в восторг не пришёл. Он вообще как-то позеленел и с омерзением на лице заметил, что тащить эту гадость в его замок не стоило... здесь есть дети. Упёртые гномы потребовали компенсации за потраченное на эту работу время, заявив, что следы злоумышленника вели прямо в этот дом. Взбешённый отец приказал всем явиться в зал для опознания. Мне опять невероятно повезло — пока все собирались, действие зелья на обоняние уже почти закончилось, и точно указать виновника кузнецы уже не смогли. Смущённые гномы долго извинялись перед разъярённым отцом и, наконец, сконфуженные, ушли. Правда, с тех пор путь в горы окончательно стал для меня закрыт, так как гномы были уверены, что их шедевры каким-то боком связаны именно со мной. Да и рождаемость у них тоже резко возросла, чего они никак не хотели — опять же я виноват. Боюсь, что порка — это меньшее из зол, которое я мог там огрести. А рука у гномов тяжёёёлая. Поэтому ходить в горы я сильно разлюбил.

Следующий опыт я решил провести на русалках.

Недалеко от нашего фамильного замка есть большое пресное озеро. Отсюда берут воду несколько окрестных деревень, да и наши запасы пополняются в основном здесь же.

В этот раз я постарался ошибок больше не допустить и использовал микстуру замедленного воздействия вместе со средством, снижающим обоняние. Всем известно, что русалки пьют воду из Серебряного источника, причём в определённое время. Они специально набирают её в каменную чашу для того, чтобы использовать потом, нагретую солнцем. Вот туда-то я и добавил зелье, а затем сбежал никем не замеченный. Результат был потрясающим! Целый месяц к озеру никто не рисковал приближаться. Воду теперь привозили издалека, да ещё и окольными путями, ибо кто оказывался возле озера, неизменно попадал в цепкие лапки возбуждённых донельзя русалок. Наш управляющий был неосторожен и после двух суток сладкого плена у водных дев превратился в незаметную тень, шарахающуюся от каждого прикосновения. А ведь раньше ползли слухи, что он любил принуждать и насиловать как девочек, так и мальчиков из соседних поселений. Только пострадавшие молчали, запуганные древним вампиром. Кому захочется расстаться со своей жизнью? Моего же отца эти мелочи не волновали никогда, так как он был занят исключительно Детьми Ночи — то есть вампирами, а протесты еды лично им никогда не рассматривались. Ну кому какое дело до домашнего скота? Управляющий теперь даже думать о плотских утехах не мог — если видел кого-то симпатичного, то сразу зеленел, а потом надолго уединялся в ближайших кустах, и оттуда доносились весьма подозрительные звуки. Интересно, как смогли русалки закрепить у него устойчивый рвотный рефлекс на возбуждение? Что они с ним делали??!

Последние испытания принесли мне много неприятностей. Моему отцу были безразличны судьбы и проблемы как людей, так и гномов вместе с русалками, а вот то, что вместо нагоняющего страх на всю округу грозного управляющего осталась вздрагивающая от каждого шороха тень, его взбесило. Да и завоз воды из отдалённых мест, пока русалки не угомонились, тоже раздражал. Отец назначил целую комиссию по расследованию этого происшествия. Проверяли всех — и вампиров, и людей. Но мне повезло. Кто мог заподозрить невысокого, худого, с вечными очками, часто небрежно одетого, перепачканного чернилами, тихого, незаметного и погружённого в книги меня. Тем более что я старался не привлекать к себе внимания. В конечном итоге так ничего и не нашли. Однако настороженность у всех осталась, и мне пришлось отказаться от крупномасштабных экспериментов, хотя бы на время пока всё не уляжется. Естественно по мелочи я всё же пробовал на себе и окружающих действия снадобий, но больше занимался исцеляющими и... так сказать, способствующими похудению. Последние меня весьма заинтересовали в качестве обороны...

Придворные — странные существа, если им светит какая-то выгода, то они постоянно крутятся вокруг тебя, лезут под ноги, поют дифирамбы и стараются залезть в душу. Но стоит им разузнать, что ты вдруг попал в немилость, а значит стал бесполезным для их карьерного роста, как они начинают злиться, беситься и мстить за каждую минуту потраченного на твою персону времени.

Самое интересное — несмотря на то, что раньше они прямо таки излучали ко мне благосклонность, теперь они с большим энтузиазмом стремились выместить на мне своё разочарование. Презрительный взгляд — это меньшее из зол, которым одаривали меня. Смачное ругательство, а порой и незаметный постороннему глазу тычок, я получал периодически. Это продолжалось довольно долго, пока я не стал использовать знания, почерпнутые из моей любимой науки ботаники, а точнее — её раздела 'фитотерапии'. Проведение экспериментов над моими обидчиками постепенно избавило всех наших придворных и слуг от выражения неприязни к моей персоне, по крайней мере в открытой форме. Окружающие стали думать, что я глазливый, хотя на самом деле это были результаты моих новых опытов.

Кто обратит внимание на испытуемого, проводящего всё свободное время в туалете? Ну съел что-нибудь. С кем не бывает?

Впрочем, моё беззаботное детство рано закончилось...

Глава 1

Накануне моего пятнадцатилетия отец с удивлением узнал, что я не изучаю предметы, необходимые каждому лорду: придворный этикет, поэтику, злословие и прочую чепуху — с моей точки зрения. Глава клана пришёл в ярость и заявил, что я позорю весь род. Виновные были тут же наказаны. Только я так и не понял, каким образом ими стали старый конюх и булочница из ближайшей деревни, вроде бы я с ними даже раньше не встречался. Но неисповедимы дела правосудия...

После карательных мероприятий отец стал задумываться насчёт меня, ведь никому не нужен отпрыск, позорящий свой клан. Выход из создавшейся ситуации подсказала моя мачеха. Так получилось, что мой отец во всём полагался на неё. Бесстрашный воин и разумный правитель, он часто шёл на поводу её желаний. Поэтому беспрекословно выполнял её прихоти. Конечно же, это не афишировалось.

А о своей судьбе я узнал совершенно случайно...

* * *

Именно в этот вечер я испытывал на себе зелье, обостряющее слух, и, проходя мимо спальни родителей, неожиданно услышал визгливый голос мачехи:

— Дорогой, твой... сын Ричард...

— Наш сын Ричард!! Не забывайся, дорогая! — пророкотал отец.

— Ну хорошо, наш,— выдала она с нажимом на последнем слове, — позорит всю семью своей безграмотностью, отвратительными манерами и просто ужасным внешним видом!

— Как это можно изменить? У тебя есть идеи?

— Да! Я уже весь вечер пытаюсь достучаться до тебя! Наш сосед Родригес Кровавый снова готовится к войне...

— А вот это не женское дело — ввязываться в политику! — рыкнул отец.

— Да, конечно, дорогой, но у нас есть возможность избежать этой войны! Родригес не откажется взять наложником одного из сыновей...

Наступившая тишина была пострашнее самой жуткой грозы, и меня охватили дурные предчувствия. Мне уже приходилось слышать о жестокости Родригеса. Ходили слухи о том, что у этого лорда садистские наклонности, и поэтому у него ни один наложник больше года не протягивал. Впрочем, моего отца тоже не зря называли Раймоном Жестоким.

Мачеха ненавидела меня, но её можно было понять, ведь моя мама появилась здесь, несмотря на законную жену. А я родился в то время, когда у них уже были дети — два моих единокровных брата. Именно мачеха заставила отца избавиться от моей матери, а сейчас решала мою судьбу, используя хитрость. Однако отец тоже, видимо, посчитал идею отдать меня Родригесу хорошей, и через пару минут я услышал:

— А ты права, дорогая. Мы разом решим кучу проблем. Есть, правда, один момент... Ричард совершенно не обучен манерам, поэтому его можно отдать как заложника-раба. Пусть используют его, как заблагорассудится, должен же он принести хоть какую-то пользу нашему клану...

Я не стал слушать дальше, но ужасно разозлился на своих 'родителей'. Впервые за всё время я решился испытать свои знания на отце и мачехе. О, я был полностью отомщён. Три месяца пролетели как один день. В замке царила полная тишина и суровая дисциплина. Мне некогда было наблюдать за последствием своих снадобий, но вопли, стоны, рычание и визг, раздававшиеся из родительской спальни днём, когда спят все нормальные вампиры, будоражили весь замок. Кроме того, появление мачехи на конюшне приводило к тому, что все жеребцы — даже бесстрашный и злобный отцовский Туман, падали как подкошенные и пытались свернуться на полу денников в незаметный маленький клубочек. А могучий, свирепый бык, которого боялись все окружающие, увидев отца, падал на спину, как деревенская шавка, пытался прикрыть морду передними ногами и тихонько мычал. Но меня всё это нисколько не занимало, главное, что на время забыли о самом факте моего существования. В конечном итоге в нашей семье появились тройняшки — мои единокровные сестры, чем до сих пор не могла похвастаться ни одна семья вампиров...

* * *

После подслушанного мною разговора уже почти год прошёл. Всё это время я как проклятый читал старые, всеми забытые книги, и не только ботанические... Однажды мне повезло найти учебник 'Основы практической и боевой магии эльфов'. Выяснилось, что эльфы изучают её уже с четырнадцати лет, а вампиры — только с наступлением совершеннолетия. Хотя этого возраста мы достигаем одинаково — в пятьдесят лет, не то что люди — в восемнадцать. Мне стало жутко интересно, из-за чего такая разница в обучении магии, и я узнал, что эльфийская использует силу живых растений, а наша — крови. Причём у вампиров может возникнуть привыкание к последней. Теперь понятно, почему возраст обучения у нас так ограничен. Я начал с большим рвением читать о свойствах растений, повышающих уровень магии, а через какое-то время заметил, что это принесло свои плоды. У меня многое стало получаться из эльфийских заклинаний, особенно понравилась телепортация — перемещение и воздействие на расстоянии на различные предметы. Тут такой простор для фантазии открылся! А самое главное, что я мог пользоваться этой магией совершенно безнаказанно и в присутствии взрослых, опытных вампиров. Почему-то они её не ощущали. Нет, её последствия очень даже... а вот кто её применил — это оказалось вычислить сложнее. Ух, какое блаженство запустить еловой шишкой в зарвавшегося придворного или подсыпать ему чего-нибудь в бокал из моих арсеналов.

Очень мне понравилось использовать специальные эликсиры для защиты от солнечных лучей, правда здесь были и свои минусы. Я и так довольно сильно отличался от всех вампиров, прежде всего маленьким ростом, по сравнению с остальными, цветом волос красного дерева, а не чёрным, и ярко синими глазами, когда почти у всех моих родственников они были тёмно-карими. А тут ещё появилась эта напасть... Как-то раз я обратил внимание на руки — мне показалось, что в них въелась какая-то грязь, и я стал пытаться её оттереть, но безуспешно, потом пришло понимание, что это загар. Это было неприятное открытие. Ведь любой чистокровный вампир имел белую кожу с голубоватыми прожилками сосудов, а я со своим хоть и не сильным загаром стал похожим на человека. Золотистый оттенок кожи я не смог свести даже отбеливающими средствами. Вначале я даже расстроился, но потом просто с этим смирился и, похоже, начал... привыкать.

Зато появилось и преимущество — теперь я мог собирать все ингредиенты для своих опытов в дневные часы, пока все остальные вампиры спят. Наслаждаясь при этом теплом солнечных лучей, пением птиц и богатством ярких красок окружающих пейзажей.

* * *

Ричаааард!! — пророкотала опять моя няня.

Я бежал домой, предчувствуя очередные неприятности. Неспроста меня ищут, ой неспроста...

Влетев в свою комнату и не успев притормозить, чуть не сбиваю с ног главного евнуха. Меня тут же грубо и с ругательствами хватают двое его подмастерьев. Я настолько опешиваю, что даже не могу оказать достойного отпора. Хотя, если подумать, три непрошибаемых амбала на одного несчастного меня — это явный перебор. Преодолевая моё яростное сопротивление, они стягивают мне руки за спиной какой-то толстой верёвкой, причиняя боль в запястьях. Связав, вытаскивают меня из комнаты, и, пыхтя от натуги или усердия, волокут по длинному запутанному коридору куда-то вниз, скорее всего в подвальные помещения. В пустынном, словно вымершем, и наполненным только эхом наших шагов подземелье я уже, в общем-то, не сопротивляюсь, а только изредка дергаюсь, пытаясь вырваться из жёсткого захвата этих собак. Но мне это, конечно же, не удается. Меня затаскивают в небольшую комнату, освещённую огнём от жаровни и многочисленных весело потрескивающих факелов. Несмотря на горячий воздух, здесь пахнет плесенью, сыростью и смертью. На вмонтированных в кирпичные стены этой пыточной многочисленных крюках развешены устрашающие инструменты. На полу стоят какие-то ящики, колодки, деревянные и железные орудия, не поместившиеся на стенах из-за их больших размеров, о предназначении которых я предпочитаю не думать. Рядом с жаровней огромный деревянный стол, потемневший от времени, с прикреплёнными к нему различными металлическими приспособлениями. Меня укладывают на шершавую поверхность и, мгновенно развязав запястья, тут же фиксируют так, что теперь я не в силах пошевелиться. В этот момент я слышу тяжёлые шаги, и в комнату заходит огромный вампир в чёрной маске. Я вздрагиваю — это палач. Отец нередко прибегает к его услугам, но так близко я вижу этого поверенного смерти впервые. Один только его вид вызывает ужас у окружающих, а ещё говорят, что он неумолим и невероятно жесток.

— Ну, что на этот раз?.. — Его голос смахивает скорее на рычание сытого зверя, чем на голос человекоподобного существа. Главный евнух дёргается при первых же звуках как от внезапного удара и тут же сбивчиво и торопливо отвечает тонким гнусавым голоском:

— Господин наш, великий и могучий Раймон, да будет вечной его жизнь... приказал заклеймить этого раба, и немедленно...

Палач тут же берёт какое-то приспособление в виде длинной трубки с расширенным концом, которым и касается моего плеча. Резкая боль, кажется, прожигает до кости, но через несколько секунд сменяется холодом. Палач отстраняется, и вдруг его глаза чуть не вылазят из орбит, а челюсть отвисает — в это мгновение он больше похож на жертву удушения, чем на вампира, способного вызывать панический страх одним только своим внешним видом. Остальные невольные зрители такого проявления эмоций стараются выглядеть как можно незаметнее и даже делают попытку ретироваться из помещения, но свирепый рёв:

— Куда?! — мигом возвращает их на место.

— Забирайте, — громыхает последнее слово палача, и он уходит, предварительно меня освободив. Впрочем, поваляться мне тут не дают, а подхватывают и утаскивают наверх, в гарем моего батюшки...

* * *

Возможно, будь я постарше, факт клеймения ввёл бы меня в депрессию, но вместо того, чтобы сидеть и страдать, вселившись в уже новую комнату, я первым делом ищу зеркало, чтобы внимательно рассмотреть рисунок на своём плече. После подслушанного разговора между 'родителями', я долгое время изучал символику рабского клейма и теперь знаю, что наиболее обычный символ — чёрный силуэт летучей мыши, другие изображения встречаются реже. Больше всего ценятся рабы-вампиры с чёрным драконом, но он появляется только у сильных магов и, ясное дело, уже у взрослых... Мне несказанно повезло — на моём плече изображение дракона... правда зелёного, с синими глазами, с телом, усеянным многочисленными шипами и болтающимися на них лентовидными выростами, придающими сходство с внешностью морского конька-тряпичника — мастера маскировки среди водорослей. Учитывая же, что клеймо ставится одним и тем же магическим инструментом, становится понятно, отчего палач выкатил глаза — такого изображения дракона я не видел ни в одной книге. У меня даже слёзы наворачиваются от смеха, ведь он вряд ли сможет объяснить значение этого клейма моему батюшке, раз уж я сам такого не нашёл.

* * *

В соседних землях, в замке Родригеса Кровавого...

Эрни с ожесточением полировал свои ногти — маникюр помогал отвлечься от злобных мыслей. Сегодня любимый папочка заявил, что после празднования совершеннолетия Эрни придётся покинуть родные пенаты, но вот почему-то никто не поинтересовался его желаниями.

Угораздило же его родиться вместе со старшим братом, разница всего-то на три минуты. Похотливый папаша имеет трёх законных жён, да ещё и обрюхатил сразу двоих, вот и родились почти одновременно два брата...

Старшему тут же напророчили стать наследником батюшки, а младшего по закону должны были умертвить, чтобы потом имущественных споров не возникло. В десятилетнем возрасте каждый ребёнок проходит церемонию посвящения главой клана, который и выбирает наследника. Но для старшего сына это скорее формальность. Если нет никаких серьёзных проблем со здоровьем, а у вампиров их, как известно, практически не бывает, то наследником становится тот, кто раньше всех успел появиться на свет. Эрни опоздал... опоздал всего на каких-то несколько минут, и всё потерял. Впрочем, до сегодняшнего дня он ни о чём таком не задумывался. Будучи из всех своих братьев самым любимым и забалованным вниманием родных и придворных, он занимался только своей внешностью. 'А ведь, действительно, такого красавца как я нигде не встретишь', — думал Эрни, прекратив полировать уже зеркально-блестящую поверхность ногтей и вглядываясь в своё отражение. Яркий блондин, со светло-карими, очень редкого для вампиров цвета глазами, не желтыми — кошачьими, а тёплого, чуть красноватого оттенка — червонного золота.

Сделав маникюр, Эрни грациозно поднимается и отправляется на тренировку. Он спешит на... танцы. Ему нравится двигаться под музыку, ну и, кроме того, ловить на себе восхищённые взгляды учителя и окружающих. Гибкий, изящный, с грацией кошки, он постоянно привлекает к себе внимание, как вампиров, так и людей. Правда, родители не догадываются, что вместо тренировок с холодным оружием их сын предпочитает исполнять танец живота. Зачем получать грубые мозоли на руках, когда есть возможность поддерживать свою красоту и гибкость? Радость и предвкушение от любимого занятия омрачает известие отца, заявившего, что он — самый красивый, самый неповторимый и драгоценный — будет отправлен к дикарям... учиться! Более жуткого наказания его дражайший батюшка придумать был не в состоянии!

'Родригес Кровавый! Не зря его так прозвали!! Смерти моей захотел, родного сына в пекло! К жутким человечишкам, к охотникам в лапы. Университет, учёба. Да чему могут научить эти звери?! Им бы только поймать и растерзать дитя ночи, обвинив его самого же в ужасной жестокости. Назвав кровопийцей без души и без жалости!' — скорбные мысли терзают и не отпускают Эрни, пока он идет по длинному тёмному коридору в маленький зал, где проходят занятия. Всю ночь там гоняют рабов и наложниц из папиного гарема, заставляя их красиво двигаться и обучая искусству танцев, а под утро, когда весь замок погружается в дневной сон, приходит на тренировку Эрни. В это предрассветное время всем уже не до любимого сына, ибо родителю нужно решать жуткую стратегическую задачу — кого или скольких затащить на свой потрясающий траходром, а жёнам и остальным претендентам на сие действо провести предварительные манёвры для отсеивания конкурентов и подачи себя любимого в наивыгоднейшем свете для батюшки.

Эрни наконец-то добирается до заветной двери и, потянув её на себя, проскальзывает внутрь.

Сам зал небольшой, но зеркальные стены дают иллюзию бесконечного пространства, зрительно увеличивая помещение. В них отражается множество и множество красавцев-блондинов, на которых Эрни может любоваться бесконечно...

'Жаль, батюшка меня совсем не ценит, избавиться он решил от 'брильянта своей души'. Зачем он мне такие слова говорил, если теперь смерти моей хочет?' — всё никак не отпускает молодого нарцисса. Слёзы так и норовят навернуться на глаза, даром говорят, что вампиры не плачут.

Тренер, завидев своего подопечного, юркает в потайное помещение, и зал заполняется музыкой, заставляя забыть все неприятности и вызывая желание стать одним целым с её ритмом, растворяясь и взмывая к небесам...

* * *

В это же время, в замке Раймона Жестокого. Ричард тоже не сидит без дела...

Почти три месяца тратятся впустую. Меня учат... танцам! Это настоящий кошмар! Я почти не могу читать свои любимые книги и буквально схожу с ума оттого, что никак не получается поработать над новыми зельями. Правда, у меня появился великолепный подопытный, даже двое. Это, естественно, главный евнух, который несколько сдулся за последнее время от приёма моих экспериментальных средств. Сейчас он больше похож на пугало огородное — длинная жердь с колыхающейся на ней одеждой, впрочем, шкура на нём тоже болтается широкими и длинными дряблыми лоскутами. Он начал дрессировать меня как какого-то бесправного раба, как только я попал в его лапы. Даже сейчас вспоминать больно и... страшно. Бил жутко за каждую провинность, я потом спать не мог, хоть и регенерация хорошая, порой казалось, кожу заживо сняли. Но следы быстро проходили. Сейчас же он от меня как от прокажённого шарахается. Думаю, что любой бы на его месте так поступал, а что, сочетание сильнейшего слабительного с таким же возбуждающим мужскую потенцию средством — шикарная вещь. За три дня у этого жиртреста остались одни глаза, и те навыкате. Какой бы он тупой не был, но быстро смекнул, что чем жёстче наказывает меня, тем хуже ему потом, ну и слухи про мою 'глазливость' подтвердились. Теперь он со мной только на 'вы' и 'Ричардушка'. Тьфу, мерзость, какой там '...душка'. Правда, я его до сих пор побаиваюсь, но стараюсь выглядеть невозмутимо. А ещё этот учитель танцев... Он настолько бросается в глаза своей неординарной внешностью и манерами, что пройти, не обратив на него внимания, абсолютно невозможно. Высокий, подтянутый, как большинство вампиров, он подчёркивает свою принадлежность к аристократам чёрной кожаной одеждой. К поясу у него всегда прикреплён такого же цвета плетёный кнут, а при обучении танцам он предпочитает использовать стек. Я когда-то прочёл, как лошадей обучали испанскому шагу. Дрессировка была основана на страхе перед сильной болью. Методика моего обучения танцам очень напоминает использование старинных секретов этой школы выездки, правда кнут здесь заменён на стек, что ни капли не уменьшает болевых ощущений. Эта жердь не ест и не пьёт в моём присутствии, свои любимые средства я ему подсыпать не могу, вот и пришлось вспомнить некоторые приёмы из учебника по эльфийской магии...

Первая же проба меня очень вдохновила. Эта застывшая ледяная мумия не только ожила, но и визжала на весь зал, когда я смог отвести и направить удар стеком, предназначенный для моих многострадальных ног, на его собственные. Я впервые наслаждался восхитительной музыкой в сочетании с прекрасным танцем и трагической маской на утончённом лице моего замечательного учителя. Именно в этот момент я понял, что потерял непростительно много столь драгоценного времени, пытаясь пропустить тренировки и огребая бесконечные наказания за опоздания и нерадивость.

Я спешу в танцевальный зал, хотя мне страшно жаль оставлять недочитанной очередную книгу, но отдыхать всё же периодически нужно. Надо сказать, это самая ужасная комната во всём замке, сплошные зеркала отражают бесчисленное множество одинаковых людей — меня, рядом с этой перепуганной дылдой. Ну что же, пора начать наши танцы. Я захожу, и мой тренер в ужасе мечется по залу, а я усаживаюсь в большое кожаное кресло в углу, предназначенное для моего отца, и тихо, но жёстко произношу:

— Сегодня я хочу увидеть танец живота!

Мой бывший надсмотрщик мигом включает музыку и, переодевшись, приступает к исполнению этого яркого и незабываемого действа...

* * *

Обучение Эрни, сына Родригеса Кровавого...

Музыка смолкает, и Эрни выныривает из нирваны танца. Он чувствует лёгкую усталость, его тело покрыто потом. Эрни морщится, ему не нравится ощущение влажной кожи, но, взглянув на восторженного учителя, он успокаивается, а посмотрев на своё отражение в зеркале, вновь приходит в восхищение. Он видит только себя — прекрасного блондина, имеющего безупречную фигуру с хорошо развитой мускулатурой. Свет от магических ламп, отражаясь от влажного тела, подчёркивает её рельеф. Эрни смотрит на бесконечное множество восхитительных юных созданий и не может от них оторваться, пока голос учителя не пробивается сквозь томные грёзы выпавшего из реальности ученика.

— Эрни, свет души моей, я таю, когда вижу твоё совершенное исполнение, но не хочешь ли сейчас разучить новый? Испытываешь ли ты желание двигаться в огненном ритме современного танца? Я специально подобрал композицию для тебя, думаю, ты будешь неподражаем, как серебряный вихрь, как дикая и прекрасная стихия!

— Раз мой учитель считает, что это будет красиво, то я нисколько не сомневаюсь в необходимости его изучения...

Снова раздаётся музыка, но в этот раз она ритмично-пульсирующая, отдающаяся в каждом нерве, как разряды электричества, подчиняющая и завораживающая, заряжающая энергетикой. Затягивающая и заставляющая раствориться в ней, став одним целым...

* * *

'О нет! Мало мне вчерашнего известия об этой дурацкой идее учёбы среди дикарей, так батюшка меня совсем в могилу свести хочет!' — Эрни кипит от злости, периодически чихая от пыли, летящей из книг в библиотеке. Спёртый воздух и полутёмное помещение не способствует хорошему настроению. Он бы уже ушёл из этого проклятого места, где нет ни зеркал, ни восхищенных взглядов придворных, а только огромное количество различных стеллажей и шкафов с миллиардами неэстетичных пыльных талмудов... Однако отец оказался прозорливым и отправил с ним надсмотрщика, представив его как учителя истории. Этот чёрствый сухарь с колючим холодным взглядом нервирует юного вампира больше всего. Мало того, что он смотрит на Эрни как на пустое место, так ещё и изводит его своими нотациями, да наставлениями, произносимыми безразличным скрежещущим голосом, подобному звукам, издаваемым несмазанной телегой. Чувство прекрасного умерло, едва заметив этого учителя.

Наконец Эрни отыскивает необходимую книгу и, обречённо вздыхая, усаживается её читать. Мерзкая тень, преследующая его весь вечер, тут же устраивается за другим столом и старательно делает вид, что не интересуется делами своего ученика, но почему-то у последнего не создаётся ощущение свободы и независимости. Этот рукописный сборник содержит информацию об устройстве различных стран и обычаях существ, их населяющих. Когда-то Эрни уже приходилось её просматривать, но сейчас он вынужден это изучать, так как в конце занятий жуткий сопровождающий задаст вопросы по прочитанному и, лишь получив необходимые ответы, наконец-то отпустит... до завтрашнего вечера. Безграничное горе затапливает душу, и только страх обретения преждевременных морщин заставляет юного лорда успокоиться и приступить к чтению этой кошмарной вещи...

'...Государство вампиров представляет собой феодально-рабовладельческий строй. Рабство не является основной производительной силой общества, скорее оно как дань старинным традициям. Рабы делятся на несколько категорий: 1. Секьюрити. Наиболее преданные вассалы иногда сами просят своего лорда сделать их своими рабами, показывая безграничную верность и уверенность в своём господине. Иногда это маги, попавшие в зависимость от крови и осуждённые на вечное рабство, они отличаются ношением браслета-ограничителя, подавляющего жажду крови и вызывающего стойкое неприятие этого энергетического напитка. Форма магического клейма чаще всего теплокровный хищник или дракон. 2. Прочие рабы. Используются для различных целей, на это, как правило, влияет форма магического изображения: певчая птица — чарующий голос, конь тяжеловозной породы — вынослив, хоть и медлителен, кролик — ненасытен в сексе, журавль — хороший танцор... но самая обычная — летучая мышь, её обладатель не имеет особенных способностей. Полученный рисунок с возрастом может измениться, но это происходит крайне редко и только если у раба разовьются особые способности...'

Эрни чувствует, что его затапливает раздражение. Не выдерживая больше этой изощрённой пытки, он решительно отодвигает от себя книгу, резко встаёт и направляется к выходу. Уже покидая библиотеку, измученный тяжким трудом на ниве знаний, юный вампир замечает, что его надсмотрщик остаётся и бережно перекладывает оставленные на столе книги, закрывая их и складывая одну на другую. Только сейчас Эрни понимает, что провёл за этим бесполезным занятием всю ночь. Он спешит переодеться и снова окунуться в танцы, где наконец-то сможет забыть этот библиотечный кошмар...

* * *

Эрни вот уже полгода изучает книги. Ему до сих пор не верится, что с ним так жестоко поступили. Эти печатные издания ужасны — он от них чихает, натирает страницами мозоли, теряет зрение, зарабатывает морщины и тёмные круги под глазами... Порой юному нарциссу кажется, что он становится некрасивым и жизнь кончается за тяжёлыми дверями библиотеки. Но его учитель неумолим, а последнее время вообще сошёл с ума, заставляя изучать какие-то страшные вещи. Вот раньше всё было понятно — центр Земли — империя папеньки, остальные владения находятся на периферии, а за внешним магическим кругом живут людишки, которых когда-то вампиры прогнали за предательство... теперь эти потомки жалких рабов мечтают вернуться обратно. Однако эти заблудшие овцы сами себе боятся признаться, что им нужны хозяева и пастухи. А хуже всех некоторые ненормальные варвары — 'охотники за вампирами', как они себя называют, подобные бешеным собакам, пытающиеся уничтожить благородных детей ночи. Эрни вздрагивает от мысли, что ему придётся столкнуться с такими дикими животными, алчущими крови и уничтожающими возвышенных и прекрасных созданий, да ещё и их же называющими кровопийцами, нечистью... выставляющими кошмарными монстрами...

'Нет, конечно же, эти дикари где-то правы — человеческая кровь нужна для нашей магии, к тому же она настолько пьянит, что есть дети ночи, сходящие с ума и начинающие убивать из-за этого нектара. Правда, таких единицы, потерявших благородный облик, постоянно страдающих от жажды. Почему именно по таким павшим человечество судит обо всех вампирах? Хотя у варваров много штампов не только по поводу нас, но и по национальностям, по расовым отличиям, по сексуальным предпочтениям, по религиозности и многому другому... Но почему именно я должен лезть в логово к этим чудищам?! Почему вынужден изучать их жуткое мировоззрение? Как может быть Земля круглой, да ещё и населённой с нижней стороны? Там же никто не удержится, да и вниз головой разве можно ходить? Разве Земля может кружиться вокруг солнца? И где находится центр мира — наша великая империя?'

Эрни чуть не плакал, заучивая все эти глупости дикарей. Правда, он уже приловчился запоминать всю эту чушь на короткий промежуток, для ответов преподавателю, а потом добросовестно вытряхивать её из головы. Но знания уходить не спешили, они тяжким грузом постоянно напоминали о себе, и Эрни со всё нарастающим беспокойством вглядывался в своё отражение, выискивая морщины, образовавшиеся от напряжения, и тихо, горько вздыхал. Справедливости ради надо сказать, что папенька старается для любимого сына и даже привёз в замок массажиста, косметолога и... учителя по фехтованию — наиболее известных и уважаемых в империи. Во что они обошлись для золотого запаса клана, никто не мог сказать точно, но предположения были. Известно лишь, что воинственно настроенный лорд Родригес Кровавый вынужден был свернуть все активные действия на границах с соседями, и, как поговаривали злопыхатели, из-за катастрофической нехватки денежных средств для своей армии.

Эрни оценил страшную жертву батюшки, даже отказавшегося от войн ради поддержания красоты своего сына. Поэтому и грыз гранит науки, порой стачивая зубы, набивая оскомину и мучаясь от тяжёлого бремени всей этой галиматьи. Кроме того был ещё один повод, заставляющий Эрни трудиться над ненавистными книгами — по взаимному решению родителей он поедет учиться не сразу после своего совершеннолетия, а только через несколько лет. Это отсрочка сделана для его ознакомления с азами истинной вампирской магии и обучения правильному потреблению живой энергии — свежей человеческой крови. Именно это обстоятельство радовало юного лорда больше всего. Ему очень не хотелось засовывать голову в пасть к чудовищу, именующему себя человеческим обществом...

* * *

Гаремная жизнь Ричарда...

Мой учитель останавливается вместе со смолкающей музыкой и склоняется в глубоком поклоне. Он такой мокрый от пота, как будто махал мечом на тяжёлой тренировке, а не дурака тут валял под музыку. Я жду, когда танцор испарится прочь с моих глаз, но этот гад никуда не уходит, и вместо этого обращается ко мне, правда с опаской:

— Ричард... мне бы не хотелось просить тебя, ты всё-таки раб... — он словно спотыкается на последнем слове и, откинув в замешательстве волосы со лба и вытерев пот, продолжает:

— Ты первый к кому мне приходится так обращаться...

— Вот кааак, — делаю я глубокомысленное замечание и вдохновлено потягиваюсь на кресле, затем с невинным видом спрашиваю:

— И что тебя заставляет это делать?

— Даже не знаю, как это объяснить, но... мне потом бывает очень плохо, если я давлю на тебя. Однако сейчас грозит серьёзная проблема — твой отец, наш господин, в обязательном порядке будет проверять твою подготовку... а я не смогу признаться, что провалил твоё обучение. Великий Раймон уничтожит меня с особой жестокостью за невыполнение своих обязанностей, — он приближается ко мне и падает на колени, опустив голову:

— Умоляю, снизойти хотя бы до обучения базовым элементам. Клянусь, что не причиню тебе вреда и боли.

Нет, конечно, издеваться над своими врагами здорово, но то, как гордый учитель унижается передо мной... это мне совсем не по душе. Правда, и дурацкими танцами я заниматься не собираюсь, хотя... у меня созревает одна идея:

— Пожалуй, я соглашусь, чтобы ты помог мне с тренировками... Я как-то нашёл одну книгу... В ней говорилось о подготовке бойцов рукопашного боя. Это меня заинтересовало, но сам я заниматься вряд ли смогу. Для занятий мне нужно сделать растяжки, немного подкачать мышцы и научиться правильно выполнять движения...

— Но это же не танцы!!! — обрывает меня горестным воплем учитель.

— Почему? Тот же танец! Например, 'Белый тигр радуется рассвету' — смертельный удар чередуется с жёсткими блоками и уходами, выполняется в основном в нижней стойке... — Вижу, что учитель бледнеет и его взгляд начинает становиться бессмысленным...

— Ну ладно, не будем про тигра, — милостиво произношу я, — а вот это: 'Орёл, охотящийся в небесах' — мгновенные броски сменяются резкими увёртками и финтами... 'Богомол, затаившийся в высокой траве'...

Учитель постепенно приходит в себя, выслушивая различные варианты и, наконец, не выдерживая, спрашивает:

— А есть ли что-то с виду совершенно не боевое... приближенное... эммм... к реальности?..

Я начинаю вспоминать различные комплексы боевых танцев, и вдруг меня озаряет!!! Ну честно, я не знаю более частого явления в наших поселениях, поэтому радостно заявляю:

— 'Пьяный дебошир, веселящийся в кабаке'!!!

* * *

К сожалению, мне приходится обучаться не только танцам. Мой отец заставил меня посещать и... специфические уроки. Как бы я был рад не видеть этого вызывающе одетого павлина и не слышать его самодовольный голос:

— Оближи головку! Нет медленно, чувственно... ещё медленней... теперь кончиком языка проникни в дырочку... чуть-чуть помассируй. Да, так. Обхвати головку губами и начинай делать движения: вверх-вниз... вверх-вниз... Работай языком! Облизывай, массируй... теперь пососи немного. Не чавкай!!! О, Тьма! Ты ведёшь себя неподобающим образом, твоя задача поднять хозяина на вершину блаженства, а эти чмокающие звуки могут вывести из себя кого угодно! — кипятится этот козёл — мастер минета, наблюдая за моими мучениями. Вот кого я ненавижу от всей души! Что такое мужская потенция детям, значит, не положено знать, а облизывать и обсасывать чужой член — это в порядке вещей?!

Но мне приходится смириться с таким положением дел, тем более это действительно... вкусно! Если бы не этот мерзкий тип — мой учитель, то я бы уже давно всё закончил и ушёл, а так приходится терять кучу времени на бесполезные занятия. Впрочем, шоколадки я люблю гораздо больше, чем леденцы. Шоколад, он и в Африке шоколад, но после того как я наглым образом сгрыз произведение искусства, над которым наш повар трудился почти всю ночь... Конечно, это произошло слишком быстро и вызвало шок у мастера, но зачем облизывать то, что можно откусить? Теперь приходится сосать и облизывать леденцы, их грызть особенно не получается, да и этот придурок начинает тогда верещать как резанный, стоит ему только услышать подозрительный звук. Впрочем, он сам виноват, что теперь шарахается от меня как от прокажённого.

Ему, видите ли, было нужно отработать деньги, выданные отцом для моего обучения. Недолго думая, этот баран заставил меня стать на колени, а на мой отказ брать в рот его толстый, вонючий, кривой... член, нажал на какие-то точки, и меня скрутило от острой боли, после чего я перестал сопротивляться. Было мерзко, противно, меня потом долго рвало, а эта сволочь радостно заявляла, что я скоро привыкну, ещё и умолять буду о повторении. Челюсть ныла, напоминая о моём непослушании, но я выпил необходимые эликсиры, а на следующий день изображал страх и покорность, но когда этот болван снова засунул в мой рот свой мерзкий отросток, я с силой сжал челюсти, как голодный зверь. О, это была хорошая месть! Он вначале забыл как дышать, а потом истерично начал звать — маму! На его вопли примчалась охрана и евнухи, но, честно сказать, я был таким злым и возбуждённым, что жёсткие спазмы не позволили мне открыть рот и освободить этого мерзавца, поэтому охране пришлось ножом мне зубы разжимать. Понятно, что страх за своё естество заставил учителя верещать ещё больше, потом я его ооочень долго не видел, даже надеялся, что больше не встречу никогда, но ошибся. С тех пор он давал мне только модели в натуральную величину, изготовленные из сладостей. И где только наш повар достал такую формочку для приготовления подобного лакомства?! Хотя я думаю, что это гномья работа, так как опыт у них кое-какой уже был. Первый шедевр был изготовлен из горького шоколада, ну, я им сразу же и захрустел, а учитель, неотошедший ещё от нашей последней встречи, снова забился в истерике, с тех пор мне и выдают леденцы. Я очень люблю сладкое, поэтому мне безразлично, какой оно формы, да и если этот гад начинает сильно выпендриваться, то мне достаточно внимательно на него посмотреть, и, изобразив голодный вид, медленно облизнуться...

* * *

С учителем танцев мы теперь ладим, он обучает меня движениям, свойственным боевым системам, а я иду ему навстречу, отрабатывая и танцевальные композиции. Вообще, моя жизнь неожиданно изменилась. Меня выселили из гарема, дав отдельную комнатку возле библиотеки. Она хоть и маленькая, но уютная, и в неё никто не заходит — разумеется, кроме меня. Не контролируют и моё свободное время. Я наконец-то снова читаю свои любимые книги, собираю травы и компоненты для зелий, а также практикуюсь в эльфийской магии. В последнее время я даже занимаюсь с одним из секьюрити рукопашным боем и учусь обращаться с холодным оружием, правда такие тренировки бывают редко, но я счастлив, что мне их позволили. Как выяснилось, я единственный кто посещает их, и для меня это преимущество долго было неразрешимой загадкой до тех пор, пока я вновь случайно не подслушал очередной разговор моего отца и мачехи. Надо сказать, меня привлекли её истеричные вопли, доносившиеся из их спальни:

— Я не понимаю, почему этот дерзкий наложник свободно разгуливает не только по замку, но и за его пределами?! Я требую для него суровых условий содержания!

— Дорогая, я не понимаю, по какому поводу ты так кипятишься, для чистокровной леди ты шумишь просто невыносимо...

— Ричард!!! Твой сын!..

— Наш сын, дорогая...

— Ладно, наш, — выдавливает она зло, — он ведёт себя возмутительно! Читает книги, занимается боевыми искусствами, шляется за пределами замка, когда должен сидеть в гареме и осознавать своё ничтожество! Почему он не наказан за то, что чуть не убил мастера, приглашённого для обучения твоих наложниц?! Ты ведь в курсе, что с ним сделала эта маленькая мразь?

— Учитель... ааа, учитель, — задумчиво протягивает отец, — ну что же. Он сам виноват. Нельзя было обходиться так с Ричардом, он умный мальчик...

— У-у-умный, — засипела моя мачеха, — да ты себе даже не представляешь, ЧТО он с ним сделал!!! Этой твари разжимали зубы ножом! Как бешеной собаке! А учитель... бедный учитель... это нужно было видеть! Жуткая рана не заживала в течение недели, и это учитывая вампирскую регенерацию!

— Хммм... как я понимаю, ключевым моментом в твоей страстной речи является именно 'это нужно было видеть'... Объясни мне, как ты это смогла увидеть?! Один раз я уже поддался на твои разговоры и заклеймил своего сына как раба...

— Нашего сына, дорогой...

— Нет, именно моего. Когда-то я хотел избавиться от этого ходячего недоразумения, кстати, с твоей подачи, дорогая, но, как оказалось, я всё же ошибся... Мой сын смог подчинить себе даже главного евнуха, я уже не говорю о гаремных учителях, да и рождение дочерей — это тоже его рук дело. Как и дрессировка придворных... Я точно не могу сказать, какую магию он использует, но теперь ясно, что он способен на многое. Именно поэтому я не отправлю его к Родригесу, по крайней мере, сейчас, а ты, моя дорогая, отныне будешь находиться в гареме. Я всегда смотрел сквозь пальцы на твои игры, но заявить о том, что ты разглядываешь повреждённый орган учителя — это пятно на моей репутации...

После этих слов отца я убегаю в свою комнату никем незамеченный и с чувством глубокого удовлетворения принимаюсь за очередной рукописный труд...

Глава 2

Через двадцать лет

* * *

Замок Родригеса Кровавого

Два года назад Эрни наконец-то исполнилось пятьдесят лет, и с тех пор он изучает вампирскую магию. Ему особенно нравятся заклинания подчинения, зова, привлекательности. Хотя книги он до сих пор читает через силу, но почти смирился с этой необходимостью. Занятия танцами, фехтованием и массаж укрепили мышцы, и теперь фигура у него идеальна. Стройный, пластичный, сильный он похож на дикого кота. Под бархатистой кожей видно как сокращаются при каждом движении мышцы, завораживая и притягивая к себе внимание. Юный лорд уже свыкся с мыслью, что ему придётся учиться в окружении злобных и кровожадных людей. Правда, в этом жутком месте он будет не один, отец обещал дать ему спутника, но... сопровождающий должен поступить в Университет на один курс с Эрни, а подходящей кандидатуры до сих пор не нашлось. Да и время сейчас неспокойное. Охотники на вампиров смогли преодолеть магический барьер и начали войну, которая хоть и закончилась быстро, но успела проредить многие кланы. Особенно досталось соседям — Айшарам, говорят, даже их лорд Раймон Жестокий погиб в одном из сражений.

Зато папа стал таким влиятельным! Он захватил пленных и получил много выгод от этой войны. Теперь потрёпанные кланы пытаются заручиться его поддержкой и присылают различные подарки, в том числе и многочисленных наложников...

Вот и сейчас Эрни читает в проклятой библиотеке объёмный рукописный труд, но, оторвавшись от его изучения и выглянув в окно, видит экипаж, доставляющий ещё одну жрицу любви, а точнее очередную шлюшку... и, похоже, она из клана Айшаров. Странно только, что карета потрёпана, нет пары лошадей из шестёрки, да и вооружённого сопровождения, если не считать нескольких оборванцев, тоже нет. Кажется, эти Айшары вконец обнаглели, присылая такой экипаж. Да и наложница ведёт себя странно — её буквально вытаскивают из кареты, а она, извиваясь, пытается брыкаться. Положение усугубляется ещё и тем, что папины евнухи стараются не уронить покрывало, закрывающее эту сучку. В общем-то, непривычное зрелище, обычно они резво выпархивают, стоит лишь слугам дверцу открыть. Эрни ловит себя на том, что разглядывает этот подарочек. Маленькая для вампиров фигурка отчаянно сопротивляется и на мгновение юный лорд видит мелькнувшие на ногах у привезённой наложницы цепи. Вот этого он точно не ожидал увидеть. Но пока он разглядывает разыгравшуюся под окном нешуточную борьбу, один из сопровождающих экипаж протискивается к бушующему подарочку и, видимо, надавив на какие-то точки на шее, успокаивает наложницу. Она, скорее всего, без сознания и повисает безвольной куклой на руках евнухов, и те быстро уносят ее в замок. Эрни сочувствует маленькой нахалке, посмевшей сопротивляться папиным людям, пожалуй, эта отчаянная мелочь не переживёт сегодняшней ночи, но изменить её судьбу юный лорд никак не может. Поэтому он с сожалением вздыхает и вновь погружается в чтение занудной книги.

* * *

Замок Раймона Жестокого

Отец после подслушанного мною последнего разговора с мачехой сдержал своё слово. Она целых двадцать лет не выходила из гарема, и ей теперь пришлось соревноваться с многочисленными наложницами. Конечно, она сразу же нашла виновного и несколько раз пыталась меня отравить, подсылала убийц, но всё зря. Знание трав и умение готовить эликсиры, наряду с навыками рукопашного боя, помогают мне выжить в этой банке с пауками, именуемой красивым словом 'гарем'. Однако последние события вновь резко меняют мою жизнь...

До последнего времени мне казалось, что наш мир стабилен и ему ничего не может угрожать, но появление охотников на вампиров на нашей границе вызвало настоящую панику. Отец, правда, быстро успокоил своих подданных и организовал войско, но из боя он так и не вернулся, как и большая часть последовавших за ним. Первый и самый грозный удар явившихся сюда людей встретил наш клан, потеряв больше половины воинов. Трагическая весть быстро облетела все наши земли, но, конечно, нашлись и те, кому гибель отца — Раймона Жестокого — была на руку. Мачеха тут же добилась коронации своего сына, моего старшего сводного брата, а сама стала регентшей, так как он ещё был несовершеннолетний. Сразу же после церемонии меня заковали в цепи и бросили в сырой и холодный подвал. Я провёл там почти две недели, показавшиеся мне целой вечностью. Возможно, она решала, стоит ли меня убить или всё же послать в дар теперь уже могучему соседу, но алчность перевесила, и меня временно перевели снова в гарем, где привели, как она выражается, в товарный вид. Перед отъездом я смог выбраться незамеченным и насыпать свою новую забористую смесь возбуждающего и слабительного в почти все вина, хранящиеся в погребе замка, в том числе и ценные, даже тысячелетней выдержки. Каково же было моё изумление, когда целый бочонок такого вина погрузили вместе со мной в качестве второго подарка влиятельному соседу. Но об этом я не стал переживать, страшно обрадовавшись, что мне разрешили взять с собой немного вещей, а главное, что одним из сопровождающих стал мой учитель-секьюрити. Огорчали только ножные браслеты из прочного сплава, скованные между собой короткой цепью, да ещё и с магическим замком, который мог открыть лишь новый владелец...

* * *

Карета скрипит и стонет на каждой кочке. Из-за отсутствия окон я не вижу пейзажа за окном, наверное, мачеха боится, что я сбегу. Мне действительно страшно, я никогда не был так далеко от дома, а ещё меня бросает в дрожь от одной мысли о том, для чего меня дарят Родригесу Кровавому. Я долго находился в счастливом неведении, кто такой наложник, и наивно считал, что минет — это наибольшая неприятность. Совершенно случайно мне попалась в библиотеке книга о сексуальных отношениях между мужчинами, и теперь я холодею от ужаса, когда думаю о том, что со мной будет делать лорд Родригес. Мне хочется испариться, исчезнуть, лишь бы не слышать мерного стука копыт, с каждой секундой приближающих меня к этому кошмару, скрипа кареты, подскакивающей на каждой кочке, подтверждающего реальность происходящего. Из задумчивости меня выводит треск упавшего дерева, резкий толчок остановившегося экипажа, ржание перепуганных лошадей, громкий мат и лязг оружия, а затем воцарившаяся тишина. Я пытаюсь сжаться в комок и не дышать, но кто-то рывком открывает дверцу, и лунный свет затапливает здешнюю темноту, однако похоже заглядывающий сюда незнакомец ничего не видит, и через пару секунд в карету врывается ослепительно-яркий свет факела. Человек вопит от восторга, увидев меня и вино, затем резко открывается дверца с моей стороны, и грубые руки хватают и тащат меня наружу. Я брыкаюсь, пытаюсь уцепиться за сидение, проклятая накидка слетает и остаётся внутри, а мне становится страшно от мысли, что могут сделать со мной эти жуткие люди. Меня хватают за волосы, и от боли на глаза наворачиваются слёзы, я закусываю губу, чтобы не закричать и, наконец, сдаюсь...

— Вот чёрт, это же парень, а не девка! Не повезло, б**ть...

— Какая разница, парень или девка, рот-то у всех одинаков, раз в зад не хочешь.

— Девицы не такие выносливые, этого на ночь должно хватить, вишь бойкий какой, даром, что ноги скованы.

— Эй, ребят, выпьем сначала, потом точно будет без разницы кого и как...

Разбойники гогочут от души, связывая мне руки и заталкивая в рот вонючую тряпку. Их руки шарят по моему телу. Меня трясёт от осознания своей беспомощности и унижения, и с перепугу я забываю даже про магию эльфов, чувствуя себя слабым ребёнком, ощущая бегущие по щекам слёзы. Когда меня тащат вглубь леса, последнее, что я вижу — это как связывают моего учителя.

Открыв бочонок, бандиты глотают дорогое старинное вино, как дешёвое пойло. Тягучее, тёмно-красное, оно источает изысканный аромат — наверное, оно очень вкусное, так как про меня на некоторое время забывают. Слышится смех и пошлые шутки. Веселящиеся разбойники сидят возле потрескивающего и манящего теплом костра, а я замерзаю, мне холодно, но так хочется, чтобы они про меня не вспомнили, хотя чудеса бывают только в сказках... Один из пирующих — огромный, с блестящей в лунном свете лысой головой — пошатываясь, направляется в мою сторону, а от холода и страха я уже не в состоянии сопротивляться. Он жёстко хватает меня пальцами за подбородок и, дохнув перегаром, говорит:

— Что, куколка, ждёшь меня?! Сейчас, милая, мы тебя полюбим... — Неожиданно его кожа покрывается мурашками, лицо зеленеет, а глаза становятся безумными, и, издав какой-то протяжный звук, он... хммм... сверкая пятой точкой, резво исчезает в кустах. Причём он не одинок в своём стремлении к уединению, через несколько секунд на поляне остаются только бочка из-под вина и, не считая меня, пара связанных пленников, а окрестности оглашаются странными тягучими звуками, порой прерываемыми резкими, короткими, словно барабанная дробь, а иногда прорывающимися разочарованными стонами. Но, пожалуй, самым неприятным бонусом становится назойливо-удушливый аромат, по сравнению с которым запах моего кляпа кажется мне нежным и изысканным. Вот эти флюиды и заставляют меня шевелиться. Когда я подползаю к костру, то обнаруживаю там остатки пиршества и брошенное в беспорядке оружие. Перерезаю ножом верёвку, стягивающую руки, и, вытащив кляп, направляюсь к учителю и освобождаю его. Он без сознания, и мне приходится применить эльфийскую магию лечения. Очнувшись, мой телохранитель озирается с отрешённым видом, однако быстро приходит в себя и, взяв катану, отправляется на охоту за возбуждёнными засранцами. А через полчаса мы вновь уже в дороге. Правда без куда-то сбежавших двух лошадей, которых выпрягли пастись разбойники, и всего с парой сопровождающих охранников, вдобавок сильно потрепанных. Зато у меня теперь есть надежда, что лорд Родригес откажется от такого подарка...

* * *

Учитель условным стуком предупреждает об окончании нашего путешествия возле замка Родригеса, в карете ведь нет окон. Меня охватывает паника, я не хочу выходить, но никто не спрашивает моего мнения. Открываются дверцы, и меня вновь вытаскивают наружу, теперь уже слуги лорда. Пытаюсь сопротивляться, вырываясь изо всех сил, нанося удары, извиваясь, выворачиваясь и выскальзывая из рук людей. Я настолько увлечён это борьбой с подчинёнными Родригеса, что совсем забываю о договоре с учителем, которому кажется тоже слегка достаётся в этой потасовке, прежде чем он отправляет меня в темноту...

Мне плохо, кружится голова... слабость... Медленно возвращается память, и я вспоминаю последние события. Первая здравая мысль, возникающая в моём сознании — теперь вряд ли кто-то сможет заподозрить учителя в сговоре со мной. Затем ощущаю пристальный взгляд, открываю глаза и вижу большого чернокожего человека, со злобной усмешкой изучающего мою персону. Только теперь я понимаю, что обнажён и лежу на какой-то жёсткой, холодной поверхности. Руки и ноги затекли от сковывающих их браслетов с цепочками, позвякивающих при каждом движении. Я оглядываю своё тело и с удивлением вижу, как блестит кожа, смазанная маслом, подчеркивающим рельеф моих мышц. Дискомфорт в области паха объясняется плотным кольцом. А вот почему саднит попа?! Мои попытки рассмотреть собственное тело прерывает высокий, тонкий голос, не сочетающийся с комплекцией наблюдающего за мной бугая:

— Очнулся, гадёныш?! Что, зад болит? Ничего, потерпишь. Наш господин сегодня насладится твоим телом, поэтому мне пришлось подготовить твою задницу, чтобы ему было удобно. Ты ведь ещё девственник. — Хихикает он, вращая глазами и придавая своей роже злобный вид. — Но сегодня это будет исправлено...

Меня выводит из себя его хорошее настроение, и возникает острое желание стереть с его лица гнусную ухмылку. Набравшись храбрости и стараясь придать своей речи поучительный тон, я говорю:

— Девственницами бывают только женщины... — при звуках моего голоса он замирает, и его морда изумленно вытягивается от моей наглости, а я как ни в чем не бывало продолжаю: — У них имеется так называемая девственная плева...

Злобный визг прерывает мои намерения прочитать целую лекцию о сравнительной анатомии девушек и юношей:

— Заткнись, щенок!!! Ты просто очередная дырка для нашего господина!!

Повисает напряжённая тишина, я даже не сразу нахожу ответ на такое заявление, но, подумав, выдаю:

— Вот как, и его сиятельство не побрезгует воспользоваться таким ничтожеством?

Глаза у евнуха чуть ли не вылезают из орбит — видимо у него запустился мыслительный процесс.

'Наверное, у него мало места в черепе, вот и глаза повылазили', — мысленно ехидничаю я.

— Замолчи, сучонок! Когда господин сломает тебе целку, ты станешь ему не интересен...

— А у меня она разве есть?!.. — невинно спрашиваю я.

— Кто?! — его глаза становятся размером с чайные блюдца и, кажется, вот-вот выпадут, а я не могу сдержаться и тихо, доверительно озвучиваю:

— Целка?..

Ооо, увидеть его лицо в этот момент — высшее наслаждение, а послушать проклятия, которыми он меня осыпает, ну прямо соловьём заливается — бальзам на душу. У меня отлично получилось убрать его мерзейшую улыбочку и испортить ему настроение. Правда, этот тип ядовито замечает, что мне несказанно повезло, что я нужен его господину именно сегодня, а не через неделю, например. Его слова убивают мой энтузиазм и ввергают меня в беспокойное ожидание...

Перед рассветом этот же евнух сначала угрожает мне карами, если я не угожу своему господину, а потом меня наряжают в прозрачные тряпки, накидывают парчовое гаремное покрывало и ведут в спальню Родригеса. По пути меня мучает мысль о том, что наш с учителем план может сорваться, и тогда мне явно не поздоровится сегодня.

Возле роскошной двустворчатой двери стражники приказывают остановиться и, тихо приоткрыв её, толкают меня внутрь. Я оказываюсь в богато украшенной комнате, освещённой многочисленными позолоченными светильниками. Оглядываюсь и рассматриваю спальню лорда: на полу дорогой персидский ковёр, на котором разбросаны большие подушки, на стенах — дорогущая драпировка, окна закрывают тяжёлые бархатные шторы, а посередине стоит огромная кровать с балдахином, застеленная шелковым пурпурным бельём. Вся гамма в этой комнате красно-бордово-пурпурная, считающаяся у нас наиболее изысканной. Размеры постели поражают моё воображение — под стать рингу для спарринга в рукопашных боях. Когда проходит первый шок от увиденного, понимаю, что я здесь совершенно один, хозяина нет, а в правом углу возле двери замечаю несколько книг, пару коробочек, чернильницу, перья и мои любимые очки!

Я мигом скидываю тяжёлое покрывало, хватаю свои вещи и несусь на кровать, сейчас дорога каждая секунда! У моего учителя всё получилось, но лорд Родригес может появиться здесь в любой момент. Я рад, что моё тело натёрто маслами и теперь чернила будут расплываться на нём, а мука и дорожная пыль должны хорошо прилипать. Мне приходится спешить, подготавливаясь к встрече с моим новым хозяином...

Дверь бесшумно раскрывается, впуская высокого мрачного вампира. А кто бы не помрачнел на его месте, когда торжественный момент ожидания новой постельной игрушки проходит не на шелковых простынях, а в туалете... впрочем, пусть скажет спасибо, что ему не досталось то вино, что мачеха передала. Кстати, у неё в погребе ещё много запасов с адской смесью хранится, хватит и на семью, и на многочисленных гостей. Ну а лорду Родригесу мой учитель подсыпал всего лишь слабенькое слабительное, которое должно было заставить его выйти из спальни и дать мне немного времени побыть одному. Мне почему-то кажется, что с дозировкой я всё-таки переборщил, или мой новый хозяин терпел до последнего... в общем, из одежды на нём только плащ, и тот он мгновенно сбрасывает, как только закрывает дверь. Вот ведь чёрт, под этим одеянием было совсем не видно, что он возбуждён, и там... такоооое орудие, что я невольно отползаю на противоположный конец кровати, и, наконец, применяю защитную магию эльфов. Она уникальна в своём роде и используется ушастыми при сборе кореньев и трав. Эльфы — вегетарианцы, поэтому не охотятся, но в лесу они абсолютно беспомощны перед дикими, голодными хищниками, которым всё равно, что попадется на их пути, лишь бы оно было съедобно. Ушастые и защищаются от этих зверей резким, сильный ароматом скунса. Вот уж что точно отпугнёт кого угодно!! Правда, сами эльфы этот запах не чувствуют. А от такого аромата и помереть недолго. Поэтому я и подумал, что раз мой хозяин не эльф, то вряд ли сможет чем-то перебить запах скунса, если вдруг его устроит моя экзотическая внешность.

Лорд Родригес, разглядев меня в тени балдахина, застывает, поражённый увиденным. Вместо томного, соблазнительного гаремного мальчика у него на кровати развалилось нечто неаппетитное и грязное. У него даже возбуждение прошло — как ветром сдуло. И это он только узрел мою внешность, ведь мой запах ещё не коснулся благородного носа. Но я его понимаю — моё тело покрыто грязными разводами чернил вместе с мукой и пылью, волосы чумазы и взъерошены, на носу огромные очки, за ухом торчит одно гусиное перо, а кончик другого я с усердием жую, лёжа и переписывая пыльную книгу на его шикарной кровати.

— Ты кто такой?! — его вопль оглушает меня, но отступать от намеченного я не собираюсь и быстро отвечаю спокойным, тихим голосом:

— Писец...

— Ктоооо?! — восклицает он поражённо, а я терпеливо повторяю, небрежным жестом поправив гусиное перо за ухом и как бы невзначай снова размазав чернила по лицу.

— Писец?! Писец!! Это полный ПИСЕЦ!!! — рычит он, и в этот момент появляется чернокожий евнух. Увидев состояние лорда и проследив его взгляд, сконцентрированный на моей персоне, он мгновенно сереет, и даже пару шагов делает по пути к бегству, но разъярённый голос хозяина тут же пресекает эту попытку:

— Стоять! — лёд короткого возгласа замораживает даже меня, я чувствую, как покрываюсь гусиной кожей, а что уж говорить о том, кому он предназначен.

— Что это делает в моей постели?! — глаза лорда наливаются красным огнём и, похоже, готовы испепелить несчастного слугу, намертво примерзшего к полу и умудрившегося побелеть ещё больше, хотя всего мгновение назад такое казалось невозможным. Он в растерянности то открывает, то закрывает рот, но с его губ не слетает ни звука.

— Как этот писец попал в мою спальню? — Лорд резко поворачивается к евнуху и, указывая на меня рукой, тихим жутким голосом продолжает: — Может, ты мне сюда свинопаса в следующий раз притащишь прямо из свинарника, для разнообразия?

Этот дородный человек съёживается под сверлящим взглядом Родригеса, даже у меня в животе что-то скручивается и немеет от страха.

— Ггг... гг... господин... он... ннн...новый... нн... наложник. Я...я... ннн... не понимаю, как такое ммм... могло ппп... произойти, — лепечет главный евнух, еле выдавливая из себя слова, словно они застревают у него в горле. Лорд бросает на меня яростный взгляд и холодно произносит:

— Наложник... значит...

Я пытаюсь свернуться калачиком и стать как можно незаметней, но неожиданно для себя поправляю озверевшего господина:

— Заложник. Писец, написавший письмо, перепутал первую букву и вместо 'з' поставил 'н'. — Гробовая тишина служит мне ответом. Стараясь скрыть дрожь, я продолжаю: — Я заложник, и писец к тому же...

Лорд Родригес неожиданно принюхивается и медленно бледнеет, что для вампира большая редкость, так как кожа у него и так белая. Главный евнух тоже ведет носом, и выражение его лица начинает напоминать посмертную маску. Оба превращаются в застывшие статуи. Лорд не выдерживает и сипит как разъярённый кот:

— Откуда эта вонь?..

Мне приходится признаться с покаянным видом:

— А разве моя мачеха не говорила, что когда я пугаюсь, то издаю сильный... запах?

Время тянется как гуттаперчевый сок, повисая тонкими жгутами. Тишина становится осязаемой и тягучей, а через целую вечность становится слышны за окном: гудение шмеля, вылетающего из гнезда, трель ранней птахи, предупреждающей о своих владениях, шелест листьев от лёгкого ветерка... И всё вдруг заглушается диким взрывом хохота! Лорд Родригес веселится так, что в комнату врываются стражники и недоумённо смотрят на своего господина. Я думаю, что стал свидетелем редкого зрелища, но пока не понятно, к чему приведёт реализация моего хитрого плана по спасению места, ищущего приключений. Лорд успокаивается и нежно спрашивает:

— Сколько же тебе лет беленький, пушистенький северный зверёк?

Я даже не сразу понимаю, что это именно меня наградили столь поэтическим описанием, но пристальный взгляд хозяина замка не оставляет сомнений, кому оно адресовано.

— Почти сорок...

Его взгляд становится задумчивым, и мне плохо верится в то, что я слышу дальше:

— Мелкого вместе с кроватью перенести в комнату напротив библиотеки, и завтра же он приступает к занятиям вместе с Эрни, а этому, — лорд показывает на безмолвное изваяние главного евнуха, — всыпать пятнадцать плетей.

После отдачи распоряжений мой новый хозяин гордо накидывает на себя плащ и медленно удаляется из собственной спальни.

* * *

Сын Родригеса Кровавого

Эрни с остервенением чистит зубы. Вчерашнее утро было просто отвратительным, даже насладиться танцами не дали. С шумом перетаскивали что-то по коридору. Маты заглушали не только человеческую речь, но и музыку в зале, а танцевать под такой поэтический слог Эрни не привык. Потом кого-то пороли — визг наказуемого глушил все звуки, казалось, кроме этих высоких, протяжных и резких воплей больше ничего в мире не существовало. Когда у юного лорда не выдержали нервы, и он наконец-то покинул зал, то столкнулся с батюшкой, являвшим собой жуткое зрелище не для слабонервных. Эрни ещё ни разу не видел отца в таком состоянии. Он был каким-то растрёпанным, одетым в дурацкий плащ и подозрительно воодушевлённым. И это его отец, прославившийся холодностью, жестокостью и абсолютной невозмутимостью? Особенно настораживали его слова, сказанные словно в состоянии полного опьянения свежей кровью: 'Ну, Эрни, завтра ты узнаешь, что такое полный писец! Советую тебе приручить этого зверька'. — И, ехидно хихикнув, батюшка скрылся в направлении кухни! Эрни так и остался стоять с раскрытым ртом, провожая взглядом своего предка, явно перепутавшего направление, ведь именно в это время он должен был во всю заниматься 'гимнастикой' с наложниками. Тем более что клан Айшаров подарил ему новую строптивую игрушку. Уж кто-кто, а Эрни-то точно знает, как батюшка любит ломать всякое сопротивление. Поэтому его поход на кухню вместо любимого занятия, воспринимается юным лордом как нечто из области фантастики, особенно учитывая то, что в замке полно слуг, с готовностью выполняющих любую прихоть его владельца.

Нет, определённо вчерашнее утро было просто отвратительным. Теперь же все мысли Эрни вращались вокруг папиных слов, кажущихся полнейшей бессмыслицей. Что за писец? Какой это зверёк? Зачем его приручать? А самое главное, почему он может быть опасен? Хоть отец этого и не озвучил, но его тон и отстранённый взгляд говорили о данном факте.

Закончив умываться и чистить зубы, Эрни немного полюбовался на своё отражение, и, переодевшись, направился на занятия в библиотеку.

Странное дело, сегодня весь замок гудит как рассерженный улей. Оказывается, вчера выпороли Боаса — главного евнуха, а его опасаются не только обитатели гарема, но и слуги, ибо авторитет папиного любимца всегда непререкаем. Боас нынешним статусом и властью обязан отцу, который когда-то обратил искалеченного молодого парня в вампира. Зная крутой норов лорда Родригеса, главный евнух всегда безукоризненно исполнял все его пожелания, а тут каким-то образом оступился и даже был жестоко наказан. Впрочем, Эрни недолго думает о судьбе Боаса, ведь с каждым шагом он приближается к могильнику из пыльных и всеми забытых книг, где ему приходится проводить большую часть своего драгоценного времени.

Когда до врат библиотечного ада остаётся лишь несколько шагов, в юного лорда неожиданно врезается нечто несуразное с кучей всякого хлама в руках. Ноша очкастого чудовища разлетается, обдавая Эрни старой пылью, что-то звякает об пол, обрызгивая его какой-то жидкостью. Сам же обладатель этих сомнительных богатств резво приземляется, по-видимому отбивая себе копчик, и разражается такими витиеватыми ругательствами, каких юный лорд за всю свою жизнь не слышал и даже не подозревал о существовании большей части произнесённых слов и их сочетаний. Наверное, Эрни рассмеялся бы при виде всей этой комичной ситуации, если бы не заметил, что за брызги попали ему на лицо и одежду. Это... чернила! Не нужно даже зеркала, чтобы представить, какой ущерб нанесён внешнему виду лорда. А что уж говорить о любимом костюме, теперь безнадёжно испорченном. Эрни в отчаянии произносит:

— Писец подкрался незаметно...

Ответом ему служит возмущённый вопль:

— Я не крался! Надо было под ноги смотреть, а не ворон считать. — От этого заявления у юного лорда совершенно пропадает дар речи. И Эрни, сверля взглядом нахалюгу, вдруг понимает, что одеяние этого шпендика сильно похоже на любимое папино покрывало, которым застилают его громадную постель в спальне, однако у юного лорда долго рассматривать его не получается, так как этот ёжик в тумане окончательно добивает своими словами:

— Чего уставился? Нет чтобы помочь, так он пялиться вздумал! Ты давай быстрее решай: или мы вместе ликвидируем то безобразие, что ты здесь учинил, или уже топай куда шёл, а я и сам справлюсь. — А затем, немного подумав, хмуря брови и покусывая нижнюю губу, чудовище продолжает:

— А как ты догадался, что я писец, вроде бы мы раньше с тобой не встречались?!

Эрни приходит в ярость — мелкий придурок мало того что обляпал его чернилами, так ещё и требует помощи — поднять эту... гадость. Тогда к жидким брызгам чёрных чернил добавится серый слой пыли. Подумаешь — писец, Эрни всё-таки лорд, а не какой-то слуга. Да и видок у очкастого не вызывает уважения: взъерошенный, в нелепом одеянии. Эрни не сдерживает презрительной усмешки и пинает лежащую поблизости растрёпанную старую книгу.

— Сам как-нибудь справишься, — холодно заявляет он, — этот хлам давно пора сжечь. А я сейчас занят.

С этими словами Эрни величественно разворачивается и удаляется в свои покои. Ему нужно сменить перепачканные вещи на чистые и отмыться от чернил. Но только он сворачивает за угол, как слышит заливистый смех мелкого негодяя. Обида и желание мести захватывают душу юного лорда, но вернуться сейчас для отмщения будет ниже его достоинства, и Эрни героически продолжает свой путь.

Одежда безнадёжно испорчена, а пятна на коже, которые похоже намертво въелись, долго выводят слуги. Эрни кажется, что всё равно остались заметные следы. Он расстроен, но никак не может решить, как заставить это стихийное бедствие пожалеть о содеянном варварстве. Эрни не привык с кем-то общаться, а придумать что-то самому не получается, но вспомнив случайно подслушанный разговор местного хулигана — сына фермера — с другими ребятами, юный лорд достаёт самодельную рогатку, сворачивает трубочку из плотной бумаги и, заскочив на кухню, насыпает в пакетик горсть перловой крупы. Воодушевившись, Эрни влетает в библиотеку и потрясённо останавливается: учитель и мелкий настолько увлеклись обсуждением какого-то исторического факта, что даже не взглянули в сторону вошедшего юного лорда. Эрни в бешенстве хлопает изо всей силы дверью, шумно проходит к последнему столу, стоящему за спиной у наглого писца, и, демонстративно грохнув стулом, усаживается на него. Но эти действия не вызывают абсолютно никакой реакции и юный лорд, мстительно усмехнувшись, готовится к артобстрелу своего врага.

Эрни недолго раздумывает, что применить для прицельного попадания. Трубочка выглядит изящно и благородно, и чем-то напоминает оружие древних убийц, стрелявших ядовитыми иглами. Они бесшумно и эффективно поражали врага. Жаль, конечно, что вместо такой экзотики у Эрни всего лишь перловка, но это всё же лучше чем рогатка — не благородно использовать это примитивное приспособление, оно скорее крестьянам подходит. Юный лорд быстро заправляет трубочку крупой и, прицелившись, наносит точный выстрел, попадая в макушку противника, а затем мгновенно прячет своё оружие. Мелкий вздрагивает, замолкая, и, обернувшись, пристально рассматривает невозмутимого Эрни. Прозвучавший голос учителя заставляет очкастое чудовище вернуться к прежним занятиям, а у юного лорда опять появляется возможность выбрать место для поражения, ведь отвернувшийся писец представляет собой прекрасную мишень для снятия стресса. Вопреки ожиданиям заучка не обращает внимания даже на целую серию выстрелов. Пол под ним покрывается зернами, а у Эрни постепенно пропадает интерес. Кому понравится атаковать истукана? Наконец-то долгожданный перерыв, и юный лорд, пребывая в благодушном настроении, покидает этот книжный рай, но, почувствовав на себе взгляд, оборачивается на мгновение, однако не видит никого, кроме мелкого зануды, тут же погрузившегося в очередную пыльную рукопись...

* * *

Сын Раймона Жестокого

Вчерашнее утро оставило ужасные впечатления. До сих пор не могу успокоиться. Я думал, что за мои проделки хозяин меня убьет, но его приказ — вынести меня вместе с кроватью, — был как бальзам на рану. Сам я вряд ли бы ушёл, ноги не слушались, были словно ватные.

В комнате, куда меня поселили я первым делом применил очищающую магию эльфов. С её помощью они всегда выглядят безупречно, даже после путешествия под проливным дождём. Я уничтожил все чернила, муку и дорожную пыль со своего тела и шикарной постели. Энергии затратил на неё немного, но видимо сказалась усталость целого дня, и я просто отключился, на удобной кровати, огромной и роскошной. Даже у моего отца такой никогда не было...

Сегодняшний день я начинаю с утренней тренировки. Многие вампиры её терпеть не могут, но заниматься единоборствами мне здесь вряд ли разрешат, поэтому нужно поддерживать свою форму. Обитатели замка ещё спят, и я, тихо выбравшись из тёмной громадины, попадаю на внутреннюю территорию, окружающую жилище лорда Родригеса. Солнце ещё не село, но тучи на закате уже окрасились в кроваво-красный цвет, а прорвавшиеся сквозь них золотые прожекторы лучей расчертили ещё голубое небо. С богатством красок заката контрастируют чёрные силуэты зданий, построенных на защищённой территории, примыкающей к замку, и кое-где виднеется стена, опоясывающая всю территорию. Мне не опасно солнце, поэтому я могу любоваться этим природным явлением. Немного постояв на крыльце, я принимаюсь за свою физическую подготовку.

Бег и различные прыжки — это основа утреннего занятия, и неважно, что я сейчас в прозрачных вещах наложника. Видит меня лишь охрана с крепостных стен, но им без разницы, чем я здесь занимаюсь и во что одет, лишь бы не пытался удрать. Впрочем, они довольно быстро теряют ко мне интерес.

Солнце уже закатилось, погрузив окружающий мир в черноту ночи, а замок медленно просыпается. Я спешу попасть в свою комнату до того, как пробудятся вампиры, не хочу щеголять перед ними в этих откровенных одеждах, да и кольцо у меня никто не снимал. Пока замок ещё безлюден, я не задерживаясь, бегу по узким извилистым коридорам. Попав в свою комнату, осматриваю вещи, не идти же в голом виде на занятия в библиотеку. Эти прозрачные тряпки, которыми меня снабдила мачеха, не только ничего не скрывают, а, кажется, ещё больше подчёркивают мою наготу. Я в отчаянии, мне так не хочется выглядеть пугалом. Когда я уже теряю надежду подобрать что-то приличное, мой взгляд находит роскошное покрывало, лежащее на подаренной мне кровати. Оно довольно лёгкое, непрозрачное, пурпурного цвета с чёрным замысловатым рисунком. Я складываю его вчетверо и прорезаю отверстие для головы, а затем ещё два по бокам для рук и подгоняю длину. Надеваю очки, беру пару книг, гусиные перья, чернильницу и спешу на занятия, но, не успев далеко отойти, врезаюсь в какого-то придурка и падаю, больно ударившись копчиком.

'О нет, эта моль белая в полуобмороке с таким ужасом смотрит на чернильные пятна, словно его облили помоями! Нет, чтобы посочувствовать или помочь собрать книги, так он всем видом излучает вселенскую скорбь, словно потерял что-то очень важное, и сверлит меня изучающим взглядом, да ещё хватает наглости заявить, что я к нему подкрался'.

* * *

Как можно пнуть книгу?! Эта бледная немочь едва не уничтожила ценный труд. Обзывает хламом то, что является огромной ценностью. Нужно видеть, как эта нелепость пытается изобразить из себя что-то важное. Перемазанный в чернилах придурок с гордым видом вышагивает, удаляясь по коридору, а меня пробивает на смех — так нелепо выглядит этот клоун.

Собрав свои вещи, захожу в библиотеку, здороваюсь с пожилым вампиром-преподавателем и сажусь напротив него за первый стол. Учитель у нас высокий, с тонкими чертами лица, кареглазый и черноволосый — типичный представитель нашей расы. Мы молча ждём второго ученика, скорее всего эту чувствительную фиалку, что отправилась отмывать следы нашей встречи. Интересно, кем этот цветочек приходится хозяину замка?

Я не привык сидеть без дела и, увидев у преподавателя толстую книгу 'Человечество — мифы и легенды', не выдерживаю и задаю первый вопрос:

— Разве может существовать вместе с нами такая агрессивная раса? Может, её жестокость слишком приукрашена?

От звука моего голоса учитель вздрагивает, но тут же радостно начинает отвечать, и мы активно диспутируем на тему людей, их места в нашей стране, происхождения различных рас и разницы наших миров. Дома мне не с кем было поделиться прочитанным. И сейчас я с радостью восполняю это упущение, да и преподавателю видно не часто приходится обсуждать такие вопросы. В пылу обмена мнениями я не замечаю, как вернулась эта вредная моль, которая напоминает о своём присутствии, чем-то обстреливая мою макушку. Он плюётся в меня крупой, а именно — перловкой! Убил бы гада! Но не могу, я здесь не один, а с преподавателем, который не замечает, что творит его ученик, сидящий на галёрке. Ну что же, я конечно не сахарный, не растаю, потерплю до конца занятия, но после него... этот гад точно забудет, как меня обижать!

Наконец-то перерыв и утончённый мерзавец с важным видом выплывает из библиотеки, а я уже предвкушаю, как он будет реагировать на мой подарочек. Конечно же, это будет не слабительное. Очень не хочется, чтобы меня вычислил хозяин замка, но ветрогонное я ему всё-таки дам, а ещё... а ещё у меня в запасе есть маленький сюрприз и, думаю, это ничтожество сможет оценить его по достоинству. Я складываю свои вещи и спешу за своей последней экспериментальной разработкой, ведь подопытный белый кролик у меня уже есть!

Этот новый состав применяется в виде пудры, я щедро посыпаю им галёрку. Белобрысый мерзавец опять заходит с опозданием и демонстративно плюхается на стул за последним столом, подняв клубы пыли моего последнего изобретения.

— Аааа-пчхииии. — Музыкой в моём сердце отражается это чихание.

— Ааааа-пчхиииии. — И поднимается моё настроение.

— Ааа-пчхии-пчхииии. — И я предвкушаю уже звуки, которые будут раздаваться столь же громко и непрерывно, когда подействует мой состав.

— Апчхи... апчхи... ааапчхии... ааапчхииии. — Изнеженная выскочка не выдерживает и вылетает из библиотеки, нарушая покой и размеренную жизнь замка громким эхом своего поражения, а я наконец-то могу заниматься спокойно и дожидаться плодов своей маленькой мести.

Без расчихавшегося гада оставшиеся уроки проходят интересно, я даже не замечаю, как пролетает время. Мне нравится преподаватель, а он, похоже, доволен моими знаниями и желанием учиться. Это здорово, когда тебя никто не отвлекает от работы прожигающим взглядом, а тем более не обстреливает крупой. Погрузившись в чтение и дискуссии, я забываю об убежавшем парне, но как оказалось — зря.

Как только я выхожу из библиотеки, меня грубо хватает за руку стражник, и молча, не церемонясь, тянет за собой по коридору.

Глава 3

Меня заталкивают в небольшую комнату, точнее — в кабинет, где за столом сидит лорд Родригес. Я падаю на колени, но мне не больно. Здесь расстелен густой, мягкий ковёр, скорее подходящий для гостиной или спальни, чем для простой обстановки рабочего места. Надавив на плечи, стражник заставляет меня согнуться в глубоком поклоне. Но я успеваю поймать тяжёлый взгляд вампира. Он явно раздражён. Его глаза мечут молнии, и интуиция подсказывает мне, что возможность изменения моего статуса в этом доме очень реальна. Я ни на миг не забывал, что являюсь рабом лорда Родригеса, но сейчас сердце сжимается и каменеет от плохого предчувствия. Одна мысль о переменах в моей жизни в худшую сторону приводит меня в ужас.

— Что, щенок, ты совсем обнаглел — так обойтись с моим сыном?!

Я замираю не в силах даже вздохнуть, словно меня заморозил, обездвижил ледяной тон моего хозяина. Только сейчас возникает запоздалое понимание того, кто такой этот Эрни, и оно обжигает меня, словно ударом хлыста. Я же не думал, что этот нарцисс — сын жестокого и закалённого в боях полководца. Мне не остаётся ничего другого, как опустить взгляд и выразить раскаяние. Однако лорд, похоже, не замечает моего покаянного вида и задумчиво продолжает:

— Может, вернуть тебя в гарем? По-моему, Боас будет этому только рад. Думаю, второй раз он ошибки не допустит, и кое-кому не удастся увильнуть от выполнения своих обязанностей.

Я вздрагиваю, уже всей кожей ощущая его цепкий взгляд. А лорд замолкает, и становится страшно от этой гнетущей тишины. Я чувствую, как скручиваются тугим узлом мои внутренности, и меня накрывает волна отчаяния, убивая все чувства и вымораживая душу. Молчание невыносимо, но я не смею его нарушать и впервые понимаю, что означает выражение — липкий страх. Раньше я никогда не испытывал подобного, даже когда меня пыталась подчинить и унизить мачеха. Может быть потому, что я в то время жил дома? А здесь я совершенно один и ощущаю себя беспомощным, беззащитным ребёнком.

— На этот раз я дам тебе шанс всё исправить. Ты сейчас пойдёшь к Эрни и попросишь у него прощения... так, как это положено делать рабу. Не вздумай пытаться быть с ним на равных и помни, если он откажет тебе в своей милости, то уже сегодня ты будешь согревать мою постель.

Эти слова больно ранят мою гордость. Как мне просить этого чопорного гада — Эрни, чтобы он позабыл о нанесённом ущербе его красоте? Наверное, он сейчас сидит в обнимку с зеркалом и рыдает о своей погубленной внешности. Мне страшно даже представить, что именно он может потребовать для перемирия. И я не вижу себя в образе покорного раба. При одной только мысли об унижении желудок начинает яростно содрогаться, мечтая вывернуться наизнанку, хотя я ничего не ел почти двое суток.

— Да, кстати, мне уже давно хотелось увидеть того, кто послужил причиной испорченного заказа у гномов более двадцати лет назад.

Я вздрагиваю и невольно втягиваю голову в плечи, не понимая, как он мог догадаться о моём участии в этом безобразии. Хотя, возможно, сами гномы и пожаловались на меня, ведь они чувствовали мою причастность к этому. Мои грустные размышления прерывают безжалостные вопросы:

— Как ты думаешь, эта выходка стоит пятнадцати плетей или всё же этого будет маловато? И ещё, я теперь не знаю, кого лучше назначить на выполнение столь ответственного дела. Боаса или, может быть, гномов пригласить?

От этих вопросов мне становится ещё хуже, и возникает огромное желание не отвечать на них, но мне не разрешают обойти молчанием неприятную тему, и мой голос становится бесцветным, мёртвым:

— Как будет угодно моему господину.

Вновь воцаряется тишина, но теперь она желанная, и мне хочется, чтобы она не нарушалась подольше. Ехидный тон перечёркивает обманчивый покой:

— Правильный ответ! Тридцать плетей и Боас — это приятная комбинация... — тихий, но злорадный смешок возвращает меня к действительности, но жёсткий приказ снова повергает в отчаяние:

— Стража, отведите его к Эрни. Да, если ему что-то понадобится для подготовки к визиту, я разрешаю ему зайти в свою комнату. Глаз с него не спускать! Помни, раб, у тебя есть ровно два часа, чтобы попросить прощения у моего сына. Если ты не сможешь загладить вину, твоя жизнь сильно изменится.

Как только лорд Родригес замолкает, двое стражников хватают меня и грубо выволакивают из кабинета. И после сумасшедшего путешествия по тёмным коридорам замка вталкивают в мою комнату.

Мне больно думать о том, что нужно теперь извиняться перед этим эгоистом и снобом... эта мысль как по сердцу ножом. У меня нет выхода — только унижение перед самовлюблённым красавцем. Охранники пристально наблюдают за мной, я не смогу воспротивиться воле своего господина, да и избежать обещанного наказания. 'Тридцать плетей и Богас' — жуткое, смертельное сочетание. Мне так не хочется идти к этому высокомерному Эрни, я знаю, он теперь будет издеваться за то, что я с ним посмел сделать, но выбора у меня нет. Глупо пытаться скрыться, да и времени остаётся всё меньше. Я впервые по-настоящему понимаю, каково моё положение в этом доме. Что значит простое короткое слово 'раб'...

Под бдительным оком стражей я тщательно готовлю эликсир для устранения всех последствий моего предыдущего зелья. Его изготовление занимает немного времени, и вот мне уже приходится обречённо идти в комнату к Эрни, да ещё в сопровождении двух жлобов, не спускающих с меня внимательных глаз. Всю дорогу я чувствую себя букашкой, насаженной на булавку — беспомощной, трепыхающейся. Кажется, что уже нет более скверных ощущений, однако стоит только мне оказаться возле нужной комнаты, как меня накрывает паника. Но я беру себя в руки и стучусь в ненавистную дверь, разделяющую мою гордость, пусть даже и её осколки, и моё бесславное падение — признание рабского, зависимого положения.

— Войдите, — звучит ненавистный голос, и я прохожу внутрь, мои конвоиры почему-то остаются снаружи.

Комната небольшая, с большим пушистым ковром, на который я опускаюсь на колени, демонстрируя свою покорность. Эрни лежит в кровати под одеялом и, похоже, не собирается оттуда вылезать. Я ещё не успеваю и слова сказать, как мне неожиданно задаётся вопрос:

— Рич, ты можешь избавить меня от прыщей?

— Да, господин, — бесцветно отвечаю я и тут же достаю из-за пазухи зелье. — Вот это нужно выпить и всё пройдёт через полчаса.

— Правда?! — неуверенный, полный надежды голос приводит меня в замешательство. 'Это не похоже на Эрни, его как будто подменили', — мелькает мысль.

— Да, господин, — мой тон остаётся таким же отстранённым. Почти в ту же секунду я слышу шуршание на кровати. Подойдя ко мне, Эрни выхватывает у меня из рук снадобье и быстро его выпивает. Раздавшееся тихое 'спасибо' добивает меня окончательно.

— Рад вам служить, господин, — вырывается у меня.

— Ричи, встань, пожалуйста, с пола, — эта фраза мне кажется галлюцинацией.

— Господин, я прошу у вас прощения за свою неподобающую выходку. — Наконец-то я смог это сказать, до этого момента слова словно застревали в горле, но то, что я слышу в ответ, ввергает меня в шок:

— Ричи, да поднимайся ты уже, я тоже виноват и прошу прощения у тебя. Давай мириться! — Эрни подходит и протягивает мне руку, я необдуманно её пожимаю и поднимаюсь с колен, увидев в глазах моего врага, теперь уже бывшего, неожиданное тепло.

— И ещё, Ричи, не называй меня больше господином, ты ведь не мальчик для утех. С сегодняшнего дня ты мой секьюрити. Конечно, если ты этого сам захочешь...

Мне даже начинает казаться, что я сплю или нахожусь в наркотическом дурмане. До сих пор у меня перед глазами стояла наша первая встреча и последующее знакомство, но этот Эрни мне совершенно не знаком. Может его подменили?

— Если вам это угодно, я согласен, — осторожно отвечаю, страшась услышать в ответ смех или какую-то гадость, но уверенный, слегка раздражённый тон возвращает меня на землю:

— Да что ты заладил, то 'господин', то 'вы'. Рич, приди в себя, мне нужен друг и секьюрити, а не покорный, запуганный раб. Ну что, согласен?!

Я наконец понимаю, что Эрни говорит серьёзно, и больше никаких экзекуций не предстоит, хотя как-то всё подозрительно просто вышло, я ожидал чего-то гораздо худшего, теперь же страх неизвестности исчезает, и я, подняв голову и твёрдо смотря в глаза Эрни, спокойно произношу:

— Да, согласен! — Торжественный момент перемирия нарушается голодным урчанием моего живота, и Эрни тут же вызывает слугу, приказав нас накормить.

* * *

За несколько часов до встречи с Ричардом...

Эрни трясёт от ярости, он вылетает из библиотеки, стараясь сдержать назойливое чихание. Оглядываясь, он замечает насмешливый и полный торжества взгляд мелкого писца, красноречиво говорящий о его причастности к этому позорному бегству. Путь в комнату кажется бесконечным, от напряжения слезятся глаза, да ещё по дороге попался кто-то из слуг. И это всё оказывается лишь прелюдией к настоящим неприятностям. Войдя в свою комнату, Эрни с ужасом слышит громкое протяжное урчание животом, а затем с жутким рычанием вырывающийся наружу. Юный лорд ещё ни разу в жизни не издавал своим телом таких громогласных звуков.

Он сильно напрягает ягодицы, пытаясь унять зверскую какофонию, но эта мера оказывается бесполезной. Полное ощущение урагана, который пытаются сдержать, прикрываясь бумажным веером. Но самое страшное он видит в зеркале — его нежная шелковистая кожа пошла красными пятнами и покрылась многочисленными мелкими прыщами, которые продолжают увеличиваться. Сначала Эрни хочет умереть... потом убить писца, как виновника своих страданий, но наконец решает, что быстрая смерть не окупит всего этого кошмара. Он будет мстить!! Однако когда раздаётся еще один смачный утробный рык, юный лорд понимает свою беспомощность — по крайней мере, в ближайшее время. Эрни шокирован и чувствует, как его накрывает волна паники и страха, что кто-то может узнать о его состоянии. Он, так и не раздевшись, забивается под одеяло, в свою кровать. Пытаясь отгородиться от всего мира, но не находя успокоения и здесь, Эрни нервничает всё сильнее, воображая дальнейшие ужасы, связанные с прыщами на коже и с не на шутку развоевавшимся организмом. Несчастный и жалкий, дрожащий от напряжения и неизвестности, он ясно понимает, что только этот ненавистный заучка мог довести его до такого плачевного состояния. Эрни старается задушить в себе бурный поток негодования, предчувствуя, что мелкий гад и в следующий раз останется победителем, и снова будет выглядеть как сама невинность — чуть растерянный взгляд за стёклами очков, нахмуренный лоб и рассеянное выражение лица — маленький ангелочек с порочной чёрной душой. Юный лорд не замечает, что от жалости к себе самому у него по щекам текут слёзы, не знает, что покраснели глаза, он только пытается справиться с нервной дрожью и буйным нравом своего тела.

Дверь без стука шумно распахивается, и уверенные шаги вошедшего через пару секунд растворяются в упругом ворсе ковра. Резкий, властный и рассерженный голос прерывает все жалостливые мысли Эрни, вытягивая его в реальность:

— Вот, значит, как ты выполняешь мои советы?! Я ведь, кажется, говорил о том, чтобы ты приручал к себе мелкого, и предупреждал, что он может быть опасен, но ты опять всё решил по-своему. Может, ты думаешь, что я не замечаю твоих прогулов занятий, особенно по рукопашному бою?

Эрни съёживается под одеялом в компактный комочек и даже почти перестаёт дышать. Он знает, что тренер страшно зол на него из-за пропусков. Но сейчас не самый подходящий момент для объяснений с отцом, который, похоже, в ярости и в данный момент точно лишён сочувствия и жалости к сыну.

— Эрни, мне уже передали, каким красавцем ты выглядишь. — Ехидная фраза, произнесённая неумолимым батюшкой, словно острым ножом вонзается в сердце юного лорда. Он вздрагивает и только теперь ощущает, как у него от отчаяния текут слёзы. Но вытереть их юный лорд не решается, даже пытается не дышать. Эрни знает, что отец в ярости подобен грозному урагану, но в таком состоянии он бывает крайне редко. К сожалению, именно сейчас такой случай, и юному лорду становится страшно.

— У меня нет времени с тобой беседовать, — ледяной тон батюшки способен насмерть заморозить несчастного Эрни, — поэтому даю тебе восемь часов на то, чтобы помириться с Ричардом, тем самым писцом, которого ты так вдохновенно оплёвывал рисом вместо того, чтобы учиться. Если не справишься с этим заданием, то сегодня же на рассвете получишь десять плетей от учителя рукопашного боя, а завтра я вышлю тебя к людям одного, без права на возвращение.

Эрни в шоке от такого жестокого решения — мало того что учитель его искалечит, так ещё завтра же его бросят на растерзание страшным и кровожадным дикарям. Неужели он должен теперь просить прощения у раба? Неужели он вынужден унизиться? А вдруг этот мелкий, Ричард, начнёт высмеивать его или станет издеваться?

— Ты сделаешь писца своим секьюрити — конечно, он должен тоже этого захотеть, — и тогда будешь заботиться о нём как о своём родственнике. Хотя я не давал тебе ранее возможности общения со сверстниками, теперь тебе придётся этому учиться. Помни, он должен доверять тебе так же, как и ты ему. Кроме вас двоих к людям никто не пойдёт. Более того, вы будете вместе учиться на одном курсе в Академии охотников на вампиров, если конечно помиритесь, нет — будешь там один. Так что у тебя есть выбор. Да, и ещё, Ричард — несовершеннолетний подросток, он младше тебя почти на десять лет, но тебе придётся общаться с ним на равных. Думаю, твоё поведение на уроке соответствует его уровню... Всё понял, Эрни?!

Юный лорд, выглядывая из-под одеяла, убитым голосом спрашивает:

— Неужели мне придётся унижаться для этого?

— Нет, ты же господин. Но ты должен стать для него другом, и учти, любая фальшь может свести на нет все твои усилия, а я морально подготовлю твоего будущего секьюрити, чтобы и он осознал своё положение. Не ищи Ричи, он сам придёт к тебе, но не упусти свой шанс получить преданного союзника. Помни, что тебя ждёт в случае неудачи.

Наступившая тишина нарушается звуком удаляющихся шагов и закрываемой двери.

Эрни впадает в мрачное отчаяние. Он в ужасном положении: мало того, что пострадал от военных действий очкарика, так ещё от отца никакого сочувствия, а только одни угрозы. Однако полежав и от души пожалев самого себя, он, наконец, успокаивается, и начинает обдумывать предложение батюшки. Единственное, что по-настоящему беспокоит — как выглядит его кожа, изуродованная многочисленными прыщами и пятнами. Сколько будет держаться этот кошмар и закончится ли он вообще?..

Время идёт тягуче медленно, и Эрни уже вспоминает Ричи по-другому. Он пытается представить себя на его месте, и это у юного лорда не получается. В конечном итоге он решает действительно помириться, страшит лишь возможность унижения перед своим же рабом, но вроде бы батюшка упоминал о благоразумии мелкого. Осталось только дождаться встречи с ним...

Осторожный стук в дверь, и Эрни чувствует страшное напряжение. С большим трудом выдавливает 'войдите' и видит в маленькую щель из-под одеяла осторожно крадущегося мелкого, слегка замявшегося возле двери, но всё же проходящего на середину комнаты. Ричи падает на колени, что на него абсолютно не похоже. Эрни слегка шокирован, но быстро взяв себя в руки, он задаёт вопрос о страшащих его прыщах, вместо разговора о перемирии. В ответ мелкий покорно протягивает микстуру, которая, по его словам, излечит эту жуть за полчаса.

Настроение Эрни начинает улучшаться, и он понимает, что все страхи остались позади. Однако потерянный голос Ричи, заладившего 'господин' и 'Вы', очень смущает, а вид мелкого, распластавшегося на ковре, вызывает чувство вины у юного лорда.

Эрни выскальзывает из кровати и уже от всей души предлагает дружбу. На секунду в глазах писца мелькает недоверие, но затем они зажигаются теплом и радостью. Радость от перемирия внезапно нарушает громкое бурчание живота у Ричи, и Эрни вспоминает, что, мелкий, наверное, ещё ничего сегодня не ел, и тут же заказывает ужин.

* * *

Ричард сдерживает себя изо всех сил, чтобы не наброситься на еду, но у него это плохо получается...

Ужин проходит в полном молчании, и я только сейчас понимаю, как сильно проголодался. Кажется, что в этом мире ничего больше не существует кроме этой потрясающей ароматной грудинки, овощного рагу и других восхитительных блюд. Эрни нет-нет, да и предложит попробовать что-то новое, стараясь незаметно положить мне разных вкусностей. Постепенно меня охватывает чувство блаженной сытости, и неумолимо начинают смыкаться веки. Последнее, что я помню — это попытки сосредоточиться и не заснуть...

Просыпаясь, слышу мерное сопение и чувствую жар от крепко прижавшегося ко мне тела... Меня накрывает понимание, что я нахожусь не в своей кровати, да к тому же не один, но выскользнуть из цепких объятий оказывается невозможно.

— Спи, ещё рано вставать, — раздаётся тихий шёпот за моей спиной, но мне уже не до сна, тем более что я должен тренироваться по утрам, чтобы быть в хорошей форме.

— Вот ты непоседа, — осуждающий тон, и меня легко переворачивают на другой бок. Я оказываюсь лицом к лицу с Эрни.

— Ты такой беспокойный, давай полежим ещё немного, — его голос полон заботы, а я вообще не понимаю, как здесь очутился: в его кровати, в его объятиях, да к тому же и голым... в общем, настроение у меня явно не умиротворённое.

— Может, ты мне объяснишь, что я тут делаю, и в таком виде?.. — шиплю я, уже забыв о вчерашних угрозах лорда Родригеса, но даже они не способны сейчас усмирить мой праведный гнев.

— Не кипятись ты так. Ничего я тебе не сделал. Просто не хотелось тащить тебя в твою комнату — ты уснул за столом, вцепившись в кусок мяса, я еле смог забрать его у тебя, — Эрни смеётся, но без издёвки. — Знаешь, я не ожидал, что ты такой тяжёлый...

— А зачем снял одежду?!

— Ну не в ней же спать. И, если честно, я не хотел тебя полностью раздевать, просто так получилось — бельё стянул вместе с одеждой. Я и кольцо снял...

При этих словах мне становится жарко. Вот ведь, блин, даже не знаю, как реагировать: с одной стороны я ему благодарен, конечно, а с другой... он же не только видел меня всего, но и прикасался... пока я, ничего не чувствуя, — дрых.

— Рич, а ты прикольный, когда смущаешься!

Вот этого ему не стоило говорить, и я хватаю первое, что подворачивается под руку и огреваю Эрни одной из многочисленных подушек. Он тоже не отстаёт в стремлении отыграться, и мы затеваем маленькую войнушку. В долгу никто не остаётся. Эта борьба нас настолько захватывает, что, наконец, мы оба падаем в изнеможении. А потом вместе заходимся смехом.

— Ричи, я хотел ещё вчера тебя спросить, но не успел, так как ты быстро заснул. Скажи, зачем ты носишь эти уродские очки? У тебя проблемы со зрением?

— Нет, — я расслабляюсь, и, лёжа на спине, некоторое время рассматриваю нависающий над нами пурпурный балдахин, а затем мне вдруг хочется поделиться своим одиночеством, просто рассказать о себе. Меня никто никогда не спрашивал о моей жизни или здоровье... И я продолжаю: — Просто когда я был маленьким, моему отцу не было никакого дела до меня. А мне очень хотелось, чтобы он хотя бы изредка меня замечал. Но это были лишь мои фантазии, они не могли осуществиться... даже когда мне было плохо или одиноко... — я сглатываю подкативший ком и замолкаю.

— Рич, разве у тебя не было хоть одного близкого, кто бы интересовался, чем ты живёшь?

— Нет, никому, кроме няни, я был не нужен, да и та смотрела на меня как на источник дохода, и рассказывать ей о своих проблемах было бесполезно. Точно так же можно было поделиться со свиньями в свинарнике, да и те бы, пожалуй, проявили больше интереса и сочувствия, — вздохнув, отвечаю я. — Я раньше очень переживал из-за этого. А однажды нашёл способ закрыться от всех, почувствовать себя независимым. Я случайно наткнулся в библиотеке на книгу, изданную людьми, она, по-моему, называлась 'Учёные мира' или 'Известные учёные мира'. В общем, это уже не важно, главное, что большинство изображённых там людей были или с пенсне, или в очках. Последние мне настолько понравились, что я взял эту книгу и показал управляющему. Он потом отвёз меня к мастеру в город, где мне и сделали очки. С тех пор я с ними не расстаюсь. Там простое стекло, но я чувствую себя защищённым и взрослым, а ещё они скрывают выражение моих глаз.

— Ну ты даёшь! Чувствовать себя взрослым, конечно, здорово, но вот на счёт 'выражения глаз' — это какая-то поэтичная выдумка! — уверенно перебивает меня Эрни.

— А вот и нет! Я в зеркало смотрел! Причём специально, — искренне возмущаюсь я, — но если не хочешь, то можешь не верить.

Я вскакиваю и быстро одеваюсь.

— Рич, подожди, не уходи! Я не хотел тебя обидеть. Мне сложно представить кого-то одиноким и ненужным. Я не был обделён вниманием. Давай мириться?!

Напряжение, вызванное его заявлением, проходит, и я радостно протягиваю ему ладонь:

— Давай пять!

Эрни вначале недоумённо моргает, а потом со смехом ударяет меня по ладони:

— Держи!

В этот момент дверь без стука распахивается и вошедший стражник, чётко выговаривая каждое слово, произносит:

— Вас обоих ждёт милорд. Я провожу.

Это невозможно игнорировать, и мы идём за ним...

Лорд Родригес встречает нас с каменным лицом, но сегодня я уже не нервничаю, так как вчера у меня, похоже, появился друг. Он резким взмахом руки даёт понять, что не настроен выслушивать нас.

— Я вижу, что вы помирились, но сразу предупреждаю — никаких шалостей в замке быть не должно, иначе выпорют обоих. — Отец Эрни уже не мечет громы и молнии, и голос его явно потеплел, по сравнению со вчерашним. Однако звучит он всё равно довольно внушительно. — Я разрешаю вам бродить по окрестностям и развлекаться в разумных пределах, чтобы мне потом не пришлось доставлять продукты и воду кружными путями, а моим подданным не нужно было озираться в поисках разъярённых местных жителей. Если всё ясно, то свободны. Я сейчас занят.

Мы синхронно киваем, хотя у Эрни, кажется, возникает масса вопросов, но он делает вид, что в курсе происходящего, и мы вместе чинно выходим из кабинета.

По дороге в столовую, куда мы, не сговариваясь, направляемся, приходится рассказывать о своих приключениях, от которых у Эрни загораются глаза. Мне становится понятно, что я нашёл собрата-экспериментатора — точнее, пока всего лишь ученика и соратника. Уже за завтраком мы обговариваем возможные маршруты для изучения местности и населения. Эрни полон энтузиазма и готов помочь, но я ставлю обязательным условием чтение книг, и он несколько остывает. Правда, подумав, решает, что это не такая уж и большая плата за многообещающие приключения. Так что с этого дня мы с ним становимся неразлучны. Ночью мы тихие, смирные и ответственные ученики, прилежно занимающиеся в библиотеке, а утром, когда все порядочные вампиры ложатся спать, принимаем зелье и намазываемся кремом, защищающими от солнечных лучей, одеваемся как путешественники и отправляемся на поиски приключений...

Первый выход за стены замка оборачивается для нас настоящим боевым походом против людей-работорговцев. Всё начинается случайно, со встречи с плачущей девочкой. Она рассказывает, что её старшего брата забрали эти стервятники, и показывает нам их жильё. Мы с Эрни тут же решаем ей помочь и разрабатываем гениальный, как мне кажется, план по освобождению рабов из лап гнусных безжалостных отморозков.

Честно говоря, наше решение о выборе объекта для нападения сильно меняется под влиянием разговора двух пьяных мужланов, идущих из придорожного кабака. Мы встречаем их по дороге в деревню, когда собираем сведения о противнике:

— Юраааасик... а ты мине ж друх?!

-А то как жа! Друх!

— Вот скажи ж, пошто от миня родычи отказались?

— Как так? Прямо и отказались?

— Да, так, иииик... и есть. Ониик на сеструху... доолжны обииикжаться, а я, иииик... не прииикделах... тто.

— А сеструха-то причём?

— Оооо, а ты, чё... нннне, иик, в курсе?!

— Нет.

— Слухай тада миня!

Нас интригует эта история. Хотя подслушивать нехорошо, да и порою сложно понять рассказчика, спотыкающегося на каждом слове, но мы мужественно продолжаем идти за пошатывающейся парочкой, оставляющей после себя смрадный запах перегара. Впрочем, весь смысл рассказа заключается в следующем:

Сестра наиболее пьяного человека приехала из города в деревню к родственникам, а дорога к ним составляла два дня пути. Нередко путешественникам приходится расставаться со сбережениями, и предприимчивая девица спрятала бумажные деньги на животе, прижав их резинкой трусов. Приехав, она быстро поздоровалась с родственниками и тут же побежала в туалет, на радостях забыв и про спрятанные деньги, которые тут же выскользнули в выгребную яму, заполненную почти до верха. Был вечер, и в темноте она их там не нашла и побежала за помощью. Узнав о размере суммы, все родственники ринулись спасать тонущее в дерьме богатство, прихватив свечи, но всё оказалось напрасно и, пропитавшись духом этого места, уставшие и злые, все отправились спать...

— Аааа утром, Юрааасик, они встааали, ааа... иииик... нужнииик сгорел!

— Как сгорел?

— Сгорел, ииик... всё! Свечку забыли... ииик...

— А ты причём?

— Сеструха сказааала, что это, ииик... моя ииикдея...

В результате подслушанного пьяного трёпа мы делаем туалет главнейшей мишенью для основного удара. Надо сказать, что у большинства жителей эта постройка деревянная, с большой выгребной ямой, которую очищают специализирующиеся на этом маги. Их можно узнать по тёмно-коричневой, специального покроя одежде с чёрной отделкой. Только у очень богатых вампиров и людей туалет представляет собой настоящее произведение искусства: небольшая комната со стенами, покрытыми фресками или украшенными картинами, на полу дорогие ковры, а основная часть представляет собой жёлоб с текущей проточной водой, закрытый сооружением со специальными отверстиями, куда и справляют нужду. Делают седалище из мрамора, гранита, оникса и даже янтаря, в зависимости от статуса владельца. Кстати, янтарный мне больше всех нравится, он всегда кажется тёплым, в отличие от других камней. Такой не нуждается в специальной очистке. Вода из него проходит через магические фильтры, а потом сливается в водоёмы. Такой туалет не подходит для исполнения нашего плана, но для рабов и слуг должен быть и традиционный — из дерева. Теперь только осталось выяснить, где содержат рабов и как давно вычищали отходы из ям...

* * *

Мы приступаем к выполнению плана в этот же вечер. Эрни отправляется к отцу с просьбой о покупке раба-человека. Этим он, конечно же, вызывает недоумение у лорда, но, похоже, наша выдумка о желании получить навыки и изучить привычки человека срабатывает. По крайней мере, Эрни получает разрешение и даже отряд для охраны своей персоны. И ранним утром он отправляется посмотреть на живой товар. Мой сообщник здорово смотрится в роскошной одежде из тонкого шёлка, облегающей фигуру. А сочетание светло-голубого и серебра подчёркивает его статус лорда. Эрни сейчас выглядит как настоящий принц, надменный и холодный. Я даже сам залюбовался его красотой. Кто мог бы подумать, что столь сиятельный лорд на самом деле едет только на разведку? Всадники скрываются за поворотом, а я всё ещё провожаю взглядом готового на подвиги Эрни.

Впрочем, у меня мало времени, и я отправлюсь в свою комнату готовиться к завтрашней вылазке. Выбрав несколько эликсиров и порошков, я прихватываю ещё несколько бутылочек с дрожжами из хмеля. Я готовил их для пивоваров, ну и для выпечки хлеба они тоже использовались. В этот же раз я собираюсь их применить вместе с другим своим арсеналом. Самым трудным оказывается раздобыть специфичную одежду мага, убирающего нечистоты, но мне всё же удаётся найти её у одного из слуг, который чистит уборные в замке. Он раньше ходил в таком одеянии, пока его не пригласил к себе лорд Родригес на постоянную работу. Теперь у мага другая одежда, а старая уже не нужна. Она, правда, на пару размеров больше, чем я ношу, приходится ещё и подгонять на меня.

Пока я вожусь со своими приготовлениями, не замечаю возвращения погрустневшего Эрни. Он расстроено начинает докладывать обстановку, и мне тоже становится не по себе. К торговцам послезавтра придёт купеческий караван с двадцатью вооружёнными охранниками. Это очень плохая новость, так как времени у нас почти нет, но есть и хорошая — Эрни выяснил, что среди собак, стерегущих рабов, нет ни одной суки. Это вселяет надежду на успех нашего мероприятия...

Выяснив обстановку во вражеском лагере и обсудив детали наших действий, мы идём к хозяйственным постройкам и выбираем трёх больших кролов, а к ним в придачу ловим двух котов. Я использую на всех животных эликсир сна. Они постепенно затихают и не пытаются вырваться и убежать. Теперь мы с Эрни аккуратно остригаем им когти, чтобы они не смогли нанести серьёзных ран людям и друг другу во время будущей потасовки. После этого мы подготавливаем наших зверей к путешествию, укладывая их в большие плетёные корзины с крышками, и прячем их в одном из пустых денников на конюшне. Затем, присмотрев спокойного мула, уходим на поиски сук, готовых к продолжению рода. На наше счастье лорд Родригес содержит большую племенную псарню, где мы и добываем всё необходимое. Прихватив весь наш арсенал и добавив к нему бутылочку из тёмного стекла с надписью на этикетке: 'Успокоительное, сердечное. Настойка...', грузим всё на выбранного мула и отправляемся в путь на встречу с противником.

Тёплый солнечный день очень подходит для осуществления наших задумок. По дороге к усадьбе работорговцев мы встречаемся с той самой девочкой, которая просила нас помочь спасти её брата, и клятвенно заверяем её, что уже вечером он вернётся. Она счастливо улыбается, и её вера в наш успех служит нам хорошей поддержкой.

Поместье, являющееся целью нашего путешествия, обнесено глухой стеной из камня высотой около двух метров. Когда-то она была обмазана глиной, скрывающей каменную кладку, но сейчас почти вся штукатурка потрескалась и обвалилась. Несмотря на внешне неприглядный вид, забор, похоже, непреступен для людей, особенно если учитывать, что внутренний двор охраняется злобными псами. За ним расположены многочисленные постройки разной степени ветхости и заброшенности, и только сам дом, где живут хозяева этого злачного места, имеет приличный внешний вид. Запустение и неряшливость заметны даже на большом расстоянии. Удручающую картину дополняет неприятный запах гниющих нечистот, доносящийся к нам вместе с лёгким ветром, дующим со стороны этого поместья. Мне трудно понять, как можно жить в такой грязи. Недалеко от нашей цели раскинулся довольно густой, но небольшой лес, где мы и останавливаемся, скрываясь от любопытных глаз.

Здесь я переодеваюсь в облачение мага, и мы вновь уточняем детали нашего плана. Самое слабое место в нашей стратегии — невозможность предусмотреть, как и в какой дозе охранники получат мой эликсир, в состав которого входят сильные слабительное и возбуждающее. Мы залезаем на верхушки деревьев и начинаем шпионить за врагом. Время тянется медленно, но мы находим себе занятие — изучение противника, стараясь не упустить ни единой мелочи: где находятся собаки, выводят ли рабов из бараков...

Наше терпение вознаграждается одним интересным наблюдением — оказывается, все охранники пьют воду из колодца, стоящего посередине двора. Это радует, зелье нужно будет просто вылить в колодец, хорошо, что я взял его достаточно много. Этот раствор чуть легче воды, так что должно хватить на всех. Хотя всё же не исключёно, что что-то может пойти не по плану, и тогда нам придётся применять, например, дротики со снотворным. Однако разве такая мелочь может удержать нас от подвигов? Мы решаем, что это несущественно. Я спускаюсь и, прихватив необходимые средства для диверсии, направляюсь к воротам негостеприимной усадьбы.

Пыльная дорога сильно петляет, а растущие возле обочин высокие травы настолько закрывают мне обзор, что даже не видно усадьбы работорговцев, несмотря на её внушительные размеры. Я очень надеюсь, что меня — одинокого невысокого путника — тем более не заметят. Правда, чем ближе я подхожу, тем ниже растения, и последнюю сотню метров я чувствую пристальное внимание. За мной наблюдают, но охраны не видно. Добравшись до цели, я требовательно стучусь и жду, когда кто-то откроет. Долго, очень долго тянется ожидание, но наконец кто-то выглядывает через смотровое окошко и хриплым басом произносит:

— Чего тебе? Здесь не подают...

— Ты что, совсем ослеп?! Я маг-чистильщик, а не попрошайка! — зло шиплю я. — Туалеты и выгребные ямы давно обслуживали? Или мне пройти мимо?

— Ох, что же ты сразу-то не представился! Полным-полно у нас этого... добра.

Ворота скрипят и открываются, пропуская меня внутрь.

— Прости, что не признал сразу... — Здоровый громила под два метра ростом оценивающе оглядывает меня и, жестом показывая нужное направление, добавляет: — Ну, иди-иди уже, чего застыл, пора приниматься за нужники, да сливные ямы. Только смотри не утони, а то спасателей у нас нет!

Я весь киплю от такого наглого предположения и, проходя мимо колодца, с особым злорадством выливаю в него приготовленный эликсир...

Добравшись до туалетов, некоторое время изображаю бурную деятельность, а под конец заправляю их заполненные выгребные ямы хорошей порцией дрожжей и накладываю эльфийскую магию — иллюзию пустоты. Затем то же самое проделываю со сливными ямами и наконец покидаю это злачное место.

Эрни, как и было условлено, дожидается меня в лесу. Он уже приготовил нам место для отдыха, и мы используем эту возможность, чтобы немного поспать. Проснувшись, мы понимаем, что на территории работорговцев происходит нечто нарушающее их обычный размеренный образ жизни. Громкие вопли и мат разносятся по окрестностям, перебивая все звуки. А вместе с ними и неповторимый аромат забродившего... дерьма. По крайней мере, хотя бы часть задуманного нами плана уже сработала. Осталось обезвредить всех охранников, как двуногих, так и четвероногих, а потом выпустить рабов. Эрни расставляет корзины со спящими животными, а я их начинаю мазать принесённым секретом, полученным на псарне от течных сук. Котов обрабатываю целиком, а у кроликов оставляю нетронутыми шею и голову, которые Эрни пропитывает жидкостью из тёмной бутылочки: 'Успокоительное, сердечное. Настойка валерьяны'.

Подобравшись к усадьбе работорговцев, через забор отправляем проснувшихся животных: сначала кроликов, а потом и котов. Залаявшие было на нас собаки сразу же смолкают, как только к ним попадает первый кролик. Воцарившаяся тишина говорит об успехе нашей подрывной деятельности против лохматых сторожей.

Почему-то ворота оказались открыты, и мы беспрепятственно заходим во двор. Жуткая картина предстаёт перед нашими глазами. Из туалетов и сливных ям извергается их содержимое с характерными звуками и убойным запахом. Кое-где стоят застывшие и позеленевшие охранники, боясь шевельнуться и прикрывая ладонями причинные места. Между ними носятся совершенно ошалевшие кролики. Самих же охранников в качестве столбиков используют коты, старающиеся не отставать от шныряющих кроликов, распространяющих благоухание валерьянки. Как за кроликами, так и за котами носятся с выпученными глазами и текущими из пастей слюнями озабоченные псы. Некоторые из них крепко обнимают неподвижно стоящих людей и с силой трутся о них своим телом, прокладывая языками мокрые дорожки на одежде. Все настолько поглощены своими проблемами, что никто не обращает внимания на затопляемую пузырящимися нечистотами территорию. Мы пробираемся вдоль забора к баракам и открываем клетки с рабами...

Глава 4

Похоже, просыпаться с Эрни в одной кровати у меня скоро войдёт в привычку. Вставать совсем не хочется. Вчерашний день был тяжёлым и принёс много разных сюрпризов. Как оказалось, не все охранники пили воду с моим зельем, и мы бы сильно поплатились за нашу выходку, если бы не пришедшая нам подмога. Вот уж чего никто не ожидал.

Работорговцы держат в страхе людей, частенько проводя жестокие карательные вылазки. Многие вампиры так же предпочитают не связываться с ними, стараясь не замечать их на своей территории, что позволяет работорговцам действовать безнаказанно. Впрочем, бессмертным не интересна жизнь людей, для них имеет значение лишь регулярное поступление человеческой крови, несущей в себе колоссальную энергию, необходимую для магии. Так что никого не волнуют судьбы пропавших или проданных в рабство жителей. Но в этот раз нам сильно повезло...

Я не знаю, как смогла маленькая девочка уговорить жителей соседних посёлков напасть на эту усадьбу, но появление разозлённых крестьян, вооружённых топорами и вилами, было как нельзя кстати. Попавшие в плен охранники, большинство из которых по понятным причинам находились в беспомощном состоянии, на собственных шкурах ощутили, каково это — зависеть от власти других. Надо сказать, что физически мало кто пострадал в этой стычке, но заносчивые и считавшие себя избранными работорговцы и их прихвостни получили чувствительный удар по самолюбию.

Многие пленники нашли своих родственников, и радость от встречи с пропавшими близкими, захлестнула освободителей и освобождённых. Конечно же, не обошли вниманием и нас с Эрни. Мы стали желанными гостями в каждом доме. Нас чествовали как героев. Победу праздновали до самого утра. У нас теперь полно друзей и побратимов. Мне понравилось общаться с людьми, ведь раньше этого не удавалось...

Я так увлёкаюсь воспоминаниями, что неожиданно появившаяся мысль будоражит и возвращает меня в суровую реальность:

— Ох, чёрт! Сегодня же караван должен прийти, — невольно вырывается у меня. И я как ошпаренный вылетаю из постели. Я не обдумывал и ни с кем не обсуждал этот вопрос, а ведь там довольно много вооружённых охранников, да ещё работорговцы, которые скоро обнаружат, что оказались без своей добычи. Даже страшно подумать, что может произойти. Они ведь могут отомстить за освобождение рабов и вооружённые действия по нашему спасению. Им срочно нужна помощь, и я решаю, что должен спешить к своим новым друзьям. Я тихо собираюсь, стараясь не разбудить Эрни, он и так вчера чуть не пострадал из-за меня, и, одевшись, выскакиваю из спальни... но уйти из замка мне не дают.

* * *

Опять подвал. Темно, сыро и холодно. Снова начался кошмар, как после смерти моего отца... Правда, в цепи не заковали, и даже мягкий тюфяк бросили, да и завтрак хороший принесли, а не кашу из поеденного жучками зерна.

Мне страшно, что всё повторяется. Я не знаю, как теперь всё обернётся, и смогу ли я снова быть рядом с Эрни. Или, может, от меня теперь избавятся... продадут или уничтожат. Меня охватывает холод от этих мыслей, и я плотнее кутаюсь в шерстяное одеяло, которое принесли вместе с удобным тюфяком. С другой стороны, зачем создавать ненужному рабу комфортные условия и тратить хорошую еду... это даёт надежду на то, что не всё так плохо, как кажется. Я стараюсь успокоить себя этими мыслями, но почему-то это плохо выходит...

* * *

Громкое звяканье замка и протяжный скрип тяжелой двери выводят меня из оцепенения. В камеру с каменными лицами заходят два охранника, один из них рявкает:

— Поднимайся, засранец, и пошли к лорду!

Я вскакиваю и с назойливыми сопровождающими направляюсь в уже знакомый кабинет. Лорд Родригес, как и в прошлый раз, сидит за столом, но действующих лиц здесь теперь значительно больше. Это Эрни и пара незнакомых мне людей. Последние сидят на скамье возле стены. А мой друг стоит на ковре и находится явно в растрёпанных чувствах.

— Таак, а вот и второй... Теперь все в сборе, — удовлетворённо хмыкает лорд. — Я же предупреждал — никаких шалостей, иначе выпорю обоих. Похоже, мои слова оказались не поняты.

— Вот эти милые люди, — холодно продолжает он, — пришли ко мне с жалобой на двух щенков, возомнивших себя героями. Признавайтесь, чья эта изумительная идея — освобождение рабов, а по сути, кража чужой собственности?

— Моя! — отвечаю я.

— Нет, это моя идея! — перебивает Эрни. — Он всего лишь мой раб и вынужден выполнять мои приказания.

— Неправда, это я придумал! — обиженный на 'раба' резко заявляю я.

— Я всё решаю, и это моя вина, — чётко парирует Эрни.

Мне даже дышать от возмущения становится тяжело, но лорд Родригес жестом прекращает нашу перепалку и зовёт палача.

Мы замолкаем от ужаса, и, кажется, я больше ничего не слышу, кроме бухающего звука своего сердца. Раздаётся стук в дверь, и от вида появившегося мускулистого гиганта на меня накатывает новая волна страха.

— Привязать к лавкам и всыпать обоим по двадцать ударов, как мы и обговаривали, — ледяной голос лорда Родригеса ясно даёт понять, что просить о милости бесполезно. Эрни от страха сереет. Скорее всего, он ещё ни разу не был так жестоко наказан, но не пытается вымолить прощения, что вызывает у меня чувство гордости за него.

Нас отводят в камеру пыток. Она выглядит устрашающе, напоминая такую же в нашем родовом замке. Здесь жарко. Спёртый воздух с тяжёлым неприятным запахом. Эта комната производит угнетающее впечатление.

— Разделись быстро и легли на скамейки на животы. Всё сделали молча, за каждое слово нарушителю буду добавлять по одному удару!

Последняя фраза заставляет меня сжать челюсти и задохнуться от возмущения. Страх ещё не прошёл, но постепенно сменяется злостью. Ладно, меня приказали пороть. Кто я для лорда? Чужак, раб... Но Эрни! Ему что, своего сына не жалко? Однако задавать вопросы я не решаюсь и начинаю раздеваться. Руки словно чужие, пальцы не могут найти застёжки, путаюсь в собственной одежде, а палач лучится от удовольствия, радуясь нашим мучениям. Мы разделываемся с одеждой почти одновременно и укладываемся на длинные лавки. Эрни держится изо всех сил, стараясь изобразить спокойствие, но у него плохо получается, видно, как он нервничает. Палач крепко фиксирует меня на скамье и надевает на лицо тёмную повязку, а затем я слышу, как он подходит к Эрни. Доносящиеся оттуда звуки и тихий всхлип приводят меня в ярость, но вырваться и помочь другу я уже не могу — пытаясь это сделать, лишь ощущаю боль в запястьях от туго стягивающей их верёвки.

Тяжёлые шаги приближаются, а затем наступает тишина — кто-то остановился возле меня, но пока не предпринимает никаких действий, играя на моих нервах своим присутствием.

— Считай удары вслух, — раздаётся неумолимый голос, и я получаю первый... неожиданно громкий, но почти не болезненный, вполне терпимый шлепок...

Я измотан в ожидании боли, но старательно считаю удары:

— Двадцать... — шепчу обессиленно, и я только теперь понимаю, что всё уже позади!

Радость и недоумение охватывают меня. Не знаю, чем же меня так отлупили... немного горят спина и попа, но ведь могло быть значительно хуже.

— Двадцать... — обречённо выдыхает Эрни, но через пару секунд раздаётся его радостный, полный надежды голос:

— Это всё?! Вы нас теперь отпустите?

— Нет, щенки, это только часть наказания, — после этих слов всё внутри сжимается. Может, это только прелюдия? А сейчас нас ждёт что-то страшное? Правда, лорд Родригес говорил лишь о двадцати ударах...

Меня отвязывают от скамьи и снимают повязку, отвлекая от ужасных предположений, и я тут же оборачиваюсь к Эрни. Он напоминает мокрого встрёпанного воробья, а не гордого высокомерного лорда, представшего передо мной в момент нашего знакомства. Мы встречаемся с ним взглядами и невольно улыбаемся, пытаясь подбодрить друг друга, словно забыв на мгновение о прозвучавшей угрозе палача, который вдруг протягивает каждому из нас по... лимону, сопровождая неожиданную раздачу рычанием:

— Немедленно, засранцы, сгрызите эти витамины. Полностью! Восстанавливают душевное равновесие и стирают счастливые выражения с рож. А ну, живо, я сказал: есть!

И мы давимся этой кислятиной, а палач, издеваясь, добавляет:

— Скажите спасибо, что это просто лимон, а не лайм, от которого скулы на неделю сводит. Наш лорд слишком великодушен, я вам за такие проделки розги бы прописал, а не свёрнутую в трубку бумагу! Паршивцы — жизнями рисковать! Герои малолетние!..

— Бумагу?! — хором перебиваем мы разговорившегося палача, хотя у меня челюсть сводит от съеденного лакомства — похоже, у Эрни такая же проблема, если судить по его унылой, перекошенной физиономии.

— Да, всего лишь чёртова бумага, вот и всё, что было припасено для ваших изнеженных задниц, — он небрежно показывает рукой на несколько измочаленных бумажных трубок. — Но в следующий раз будут розги! А сейчас дуйте в кабинет к лорду, и побыстрее...

* * *

— Надеюсь, теперь... мученики, вы вспомните о наказании, когда в следующий раз полезете на рожон, — голос лорда кажется спокойным, но в нём слышится насмешка и плохо замаскированная угроза. Я смущённо киваю и выдавливаю из себя тихое:

— Да...

Сливающееся с таким же шелестящим ответом Эрни.

— Мне абсолютно неинтересны людские проблемы, — продолжает свою речь хозяин. — На своих землях мы защищаем их от природных стихий, взбесившихся животных и спившихся, потерявших свой благородный облик, вампиров. То, что происходит в их поселениях, нас не касается. Люди нам платят лишь установленные налоги за проживание на наших землях. Чем богаче дом, тем больше снимается подати. Нам выгодно поселение работорговцев, они платят хорошую дань, поставляя свежую кровь или рабов для гурманов.

Мне на мгновение становится стыдно за нашу выходку, но в то же мгновение перед глазами всплывают яркие образы грязных и оборванных узников, со светлыми дорожками слёз на щеках. Я снова вижу, как меняются лица людей, как они озаряются ещё робкими улыбками, из глаз уходит отчаяние, обречённое выражение сменяется радостным, одиночество и холод изгоняются крепкими объятиями друзей, а заливистый смех и атмосфера всеобщего счастья затмевают даже грязь и вонь, царившие в особняке.

Мне становится тяжело сдержать улыбку, даже после съеденного лимона, но я креплюсь изо всех сил, понимая, что не этого сейчас от нас ожидают...

— Но двое малолетних идиотов, никого не предупредив, рискуя жизнями, устраивают диверсию на этой запретной территории. — Каждое слово, словно вдребезги разбивающееся стекло — безжалостное и необратимое. — Разгромив жилище работорговцев и отпустив их товар, вы разворошили муравейник — точнее, гнездо шершней. То, что вы участвовали в бунте, сильно разозлило не только владельцев этой усадьбы, но и всю их гильдию. Они посмели показаться мне на глаза в поисках 'справедливости'. Не нужно много воображения, чтобы представить себе, чем бы окончился для вас дешёвый героизм, если бы местные жители не пришли на помощь. Из-за вас я вынужден был выслать работорговцев за пределы моих владений без права на возвращение, теряя часть выручки от их податей, ибо простой люд понял их уязвимость, и уже готовы вспыхнуть бунты. Мне здесь не нужна война, а репутацию жестоких и неуязвимых работорговцев два мелких мерзавца утопили в море дерьма, которое будет ещё долго наполнять благоуханием мои земли. И вся эта ненужная возня с работорговцами была спровоцирована вашими действиями. Но всё это не так важно, как то, что вам придётся жить среди людей, и там за такие проделки вы можете поплатиться своими жизнями или свободой. Если вы влезете в подобные приключения, то никто не будет вытаскивать ваши задницы. А теперь марш отсюда на учёбу в библиотеку!

Лорду Родригесу даже повторять не пришлось последнее требование, мы исчезаем из кабинета с огромным энтузиазмом.

* * *

С этого дня нас постоянно сопровождают вооружённые охранники, что сильно портит настроение. Правда первое время, не взирая на этот конвой, мы неплохо повеселились — разогнали шайки разбойников, разворошили пару бандитских гнёзд и сожгли несколько пиратских кораблей.

Но сейчас нас одолевает скука смертная. Почему-то в землях лорда Родригеса теперь нет никого, кто бы пытался обижать местных жителей, даже воров и тех не осталось. Как-то не верится, что по-хорошему не развлечешься, не испробуешь новый состав зелий и не расслабишься после занятий. А они насыщены уроками о жизни людей и охотников за вампирами. Оказывается, это две разные расы. Хоть они и имеют общие корни и внешне похожи, но продолжительность жизни охотников такая же, как и у нас — они тоже бессмертные. В их жилах, кроме человеческой, течёт кровь вампиров, эльфов и древней, уже вымершей, расы орнаксов. Кровь последних обладает наивысшей магической силой, но вызывает необратимое привыкание у попробовавших её вампиров. Причём невыносимую жажду способен погасить лишь тот, кто был первым донором этого божественного напитка.

Мир людей сильно отличается от нашего. Там нет магии. Ею не владеют ни охотники, ни люди, именно поэтому они уделяют особенное внимание развитию науки и техники. Вместо повозок, запряжённых тягловыми животными, у них популярны огромные чудовища на колёсах, поглощающие в своё нутро всех желающих воспользоваться этим способом передвижения. Меня, когда я это прочёл, аж передёрнуло от отвращения. Ездить верхом на лошади намного приятнее, чем находиться в коробке из стекла и металла, да ещё и быть прижатым к другим путешественникам, когда в неё много народу набьется. Чем больше я изучаю этот мир, использующий адские приспособления, тем чаще задумываюсь: разве можно жить в таком месте? А тут ещё Эрни мне на ночь ужастик подкидывает — 'Они возвращаются' Невитса Гника. Это жуткая вещь про охотников, истребляющих мирных вампиров с особой жестокостью — вбивая осиновый кол в сердце, отрезая головы, читая молитвы, прижигая серебром... Я почти всю ночь не сплю, впечатленный этим кошмаром. А потом всё же решаю, что это просто страшная сказка. Ну не могут же быть люди такими ужасными монстрами?

Но есть ещё две вещи, которые меня беспокоят. Во-первых, Богас, смертельно возненавидевший меня за своё унижение и теперь частенько добавляющий яд в мою пищу. Что, впрочем, мне больше портит настроение, чем приносит вред. Я быстро вычисляю отравленные блюда, да и не восприимчив ко многим добавкам, так как сам их постоянно принимаю, вырабатывая устойчивость. Мне пришлось их использовать ещё дома, для того чтобы выжить. А во-вторых, прощальный подарок моей мачехи. Перед моим отправлением сюда на меня наложили 'проклятие наложника'. Это сильная магия, заставляющая рабов сходить с ума от похоти, но мне повезло, что лорд Родригес не прикасался ко мне, иначе я бы так долго не выжил. Сейчас меня беспокоят тревожные сны, заставляющие краснеть по утрам, когда я их вспоминаю. Это 'проклятие' может быть снято лишь сильным вампиром, специализирующимся именно в этой области, или оно пройдёт само, как только я начну изучать магию крови. Пока что мне удаётся её приглушать сильными успокоительными и снотворными зельями. Надеюсь, мне хватит сил бороться с этими навязанными желаниями, пока не начнётся изучение магии крови.

Мой статус в этом доме довольно нестабилен, и мне не с кем поделиться этой неожиданной проблемой, ведь в этом случае я становлюсь изгоем, ненадёжным... поэтому я старательно скрываю своё проклятье ото всех, и Эрни тоже. И сплю теперь всегда в своей кровати, чтобы сны случайно не выдали меня...

* * *

Монастырь Сен-Грегори, земли охотников за вампирами. Шесть лет назад.

Белоснежная махина собора казалась лёгкой и устремлённой к облакам. Огромный двор монастыря утопал в зелени деревьев и кустарников. Растениями были обсажены и большая площадь перед собором, и специальная площадка со снарядами для физической подготовки. Узкие дорожки, соединявшие учебные и спальные корпуса, скрывались под сенью могучих деревьев. А сам собор напоминал океанский корабль, бороздящий неспокойное зелёное море. Рябь вызывал лёгкий ветерок, любовно оглаживающий листья. Их тихий шорох дополнял пение птиц, скрывавшихся в густых зарослях кустарников.

На площади чёткими прямоугольниками построились отряды юношей в чёрных одеждах. Они были больше похожи на военных, чем на выпускников монастырской школы. Форма сидела на них как влитая, перевязи кожаных портупей и широкие ремни с воронёными пряжками подчёркивали военный стиль одежды. Посторонний человек не понял бы, каким образом связаны между собой этот парад и служители церкви, находившиеся на трибунах, возвышавшихся над площадью.

Высокий седовласый человек с лицом, обезображенным большим шрамом, зачитывал низким густым голосом слова странной присяги:

— Клянётесь ли вы посвятить свою жизнь борьбе со злом? Клянётесь ли вы не поддаваться чарам лукавого? Клянётесь ли вы...

Ответы мощно разносились по всей округе, спугивая стайки голубей:

— Клянусь!.. Клянусь!

* * *

Замок Родригеса Кровавого

Этой ночью я опять плохо спал, постоянно ворочался и просыпался от малейшего шороха. Я смотрю на свою постель — на сбитые, свёрнутые в тугие жгуты простыни, подтверждающие беспокойную ночь. У меня сейчас практически не бывает нормального сна. И это под воздействием мощных эликсиров! Мне порой кажется, что я долго не проживу, а уж до совершеннолетия не доживу тем более. Меня преследуют жуткие сны и странные фантазии, связанные с наложенным на меня проклятием. За два года, что я живу здесь, они стали лишь навязчивее и ярче. Мне приходится постоянно пить успокоительные средства и снотворные эликсиры, а кроме того я постоянно занимаюсь физическими упражнениями и ещё очень много... ем. Усиленное питание сказалось на моей внешности. Я теперь больше напоминаю шарик, чем вампира. Наверное, скоро Боаса догоню своей дородностью. Такое телосложение в какой-то мере помогает бороться с прощальным подарком моей горячо 'любимой' мачехи, но, к сожалению, с каждым месяцем мне всё тяжелее скрывать свои странные желания. Все удивляются, как при такой комплекции мне удаётся отлично прыгать, добиться хороших результатов в рукопашном бою и беге на длинные дистанции, а это следствие беспощадных тренировок. Выносливость и подвижность являются слабым утешением — моё отражение в зеркале у меня самого вызывает чувство брезгливости. Зато и в гарем уже точно никто не потащит. Всё это, конечно же, не радует, поэтому я стараюсь в зеркало на себя не смотреть, чувствуя свою неполноценность. И я даже ни с кем не могу поделиться своими проблемами.

Впрочем, Эрни за меня переживает, пытается выяснить причины таких перемен. Я каждый раз ухожу от его расспросов. Лорд Родригес порой смотрит на меня изучающее, но пока не говорит со мной на эту щекотливую тему... Чему я очень рад.

Сейчас день, и вампиры в основном спят. В замке царят обманчивое спокойствие и тишина. Открытая война с охотниками на вампиров уже давно закончилась, но к нам через магический щит периодически проникают их небольшие, а потому неуловимые, отряды. Эти вояки магией не владеют, но, к сожалению, и к нашей нечувствительны. Зато в скорости и силе порой превосходят многих из нас. Они применяют не только холодное, но и огнестрельное оружие со специальными патронами. Ходят слухи, что такие отряды не жалеют даже младенцев. Вот и вчера в замок привезли захваченных в плен охотников за вампирами. Говорят, они уничтожили с особой жестокостью несколько семей, живущих в пограничной зоне. Мне правда не верится, ведь живущие в наших землях за магическими щитами к людям никогда не выходят, а значит и не пьют там крови. Кому может быть нужна их гибель? Тем более — детей.

Раньше я охотников видел только на картинках в книгах. Даже во время войны мне не пришлось с ними встречаться, хотя пленников, скорее всего, привозили в наш замок. Возможно, отец считал, что мы ещё малы для этого зрелища.

На меня произвела неизгладимое впечатление наша вчерашняя встреча, и эти пленники до сих пор стоят у меня перед глазами: они выглядят страшно — оборванные, грязные, покрытые ранами и синяками. Шея и руки забиты в колодки, которые связанны между собой короткой цепью, на ногах кандалы. Их гонят, как скот, ударами плети. Они высокие, с хорошей мускулатурой... Тела тренированные и сильные. Не хотел бы я встретиться с кем-то из них в настоящем бою. По сравнению с ними я маленького роста... так и не вырос за всё это время, да ещё и потолстел. В общем-то, вампирам излишняя полнота почти не свойственна. Боюсь, что в университете буду отличаться от всех своей внешностью.

Из вчерашних пленников двое привлекают внимание — один пожилой, с седыми волосами. Его лицо обезображивает грубый шрам, похоже, от удара мечом. Другой, наверное, ровесник Эрни, скорее напоминает тёмного эльфа, чем человека — тёмная, почти чёрная кожа, серебристо-пепельные волосы до плеч, и зелёные, замораживающие своей холодностью, глаза. Остальные парни смотрели на нас со страхом и не отличались от обычных людей.

Я встряхиваю головой, чтобы рассеять навязчивые воспоминания, и неожиданно всплывает в сознании оброненная случайно фраза одного из стражников лорда Родригеса, выходящего на рассвете из пыточной камеры:

— Упёртый гадёныш, так ни разу и не закричал от боли, только терял сознание...

Я подскакиваю и бегу в подвал, где находятся попавшие в плен охотники, стараясь не попасться на глаза никому из обитателей замка. Обычно пыточные камеры закрывают магией тишины — для того, чтобы не были слышны крики наказуемых. Именно поэтому дети ничего не знают об этом месте. Сейчас здесь никого из вампиров нет, и я осторожно проникаю внутрь страшной комнаты. Здесь царит полумрак. Сильный запах крови ввергает меня в шок. В правом углу на специальной растяжке висит истерзанное смуглое тело. Я содрогаюсь, видя у него клеймо в виде чёрного дракона. Этот рисунок занимает почти всё тело. Сейчас же он исполосован багрово-чёрными ударами плети. Я подхожу ближе и, рассматривая охотника, понимаю, что следы пыток, которым его подвергли, выглядят ужасно.

На него больно смотреть, а о том, какие мучения пришлось ему испытать... даже представить страшно. Аккуратно отпускаю натянутые тросы и освобождаю находящегося без сознания парня. Потревоженные раны начинают кровоточить, и, поддавшись необъяснимому порыву, я лечу его. Эльфийская магия забирает у меня много сил, и перед глазами всё начинает расплываться, а ноги становятся ватными. Я оседаю на пол... последнее, что я вижу — парень уже приходит в себя...

Ощущение опасности заставляет меня очнуться, и страх заливает удушливой волной. Я плотно прижат к холодной стене, запястья сведены вместе над головой и стиснуты стальной хваткой, чужая рука шарит по моему телу, вызывая странные ощущения. Мне хочется вырваться из этих безжалостных тисков, но ничего не получается — у меня нет сил, и, даже вытянувшись, я не могу достать до пола. Моё тело содрогается, сопротивляясь тошнотворным прикосновениям, в безуспешных попытках освободиться, а безразличный голос ввергает меня в пучину отчаяния:

— Жирный кровосос — гадкое зрелище! Даже не встаёт на такую мерзость...

Я шокирован, и, открыв глаза, наталкиваюсь на бездушный взгляд парня. В этот миг его рука накрывает мой член, и мои ночные кошмары становятся реальностью, захватывая всё моё существо, обрывая связи с действительностью, концентрируя всю мою жизнь на этих простых движениях. Мир застывает, темнея. Я чувствую себя марионеткой, ведомой жестоким кукловодом, умеющим дёргать за нужные ниточки. Запах горячей крови сводит меня с ума, и я неожиданно ощущаю её живительный, божественный вкус, погружающий меня в нирвану... сменяющуюся адской болью в заклеймённом плече...

В действительность меня возвращает жестокий удар по рёбрам. Я плохо вижу — комнату словно заволокло кровавым туманом, звуки еле слышны. Тяжело концентрировать внимание, хочется свернуться в калачик и исчезнуть из этого мира, но кто-то снова бьёт меня, и тело заходится от новой боли. Плечо пульсирует, как будто из него вырвали кусок, засунули в открытую рану раскалённое железо, да так и оставили его там, забыв вытащить. Я через силу поднимаю тяжёлую, как свинцом налитую голову, и вижу зелёные равнодушные глаза.

— Если хочешь выжить, тварь, целуй мои ноги, тогда я, так и быть, заберу тебя в качестве своего раба... если нет, то сдохни, мразь. Без моей крови ты не выживешь здесь и пары дней, — голос кажется таким же мёртвым, бездушным, как и его глаза. — Давай быстрее, жирный, у меня нет времени ждать!

Он подносит свою ступню к моему лицу, а меня передёргивает от отвращения:

— Ненавижу... ненавижу... — этот тихий, отчаянный шепот не может принадлежать мне. Я сильный. Я гордый. Я чистокровный вампир...

— Ты что-то пытаешься мне сказать? Если клянёшься в верности, то давай громче, мне не слышен твой дрожащий шепот! — Он замолкает, наверное, ждёт моего ответа. Я не могу ничего сказать, у меня нет слов, чтобы передать затопившую меня злобу, с примесью боли и... страха.

— Ладно, толстый, целуй мою ногу, пора уже уходить, — смягчается мой, теперь уже, враг.

Я всё же нахожу в себе силы, и кровавый плевок украшает его ступню, а затем адская боль ввергает меня в спасительную темноту...

* * *

Я не помню, как оказался в своей комнате, не знаю, как убрал следы своего посещения пыточной. Всё происходящее напоминало бредовый сон. Даже отравленная пища не вызвала никаких эмоций, хотя это было моим спасением, моим единственным алиби. Я заставил себя есть её, давился, кашлял, боролся со спазмами в горле и накатывающей тошнотой.

Я слышал какие-то голоса, но не мог отличить, реальны они или плод моей буйной фантазии. Меня бросало то в нестерпимый жар, то в адский холод. Сердце порой чуть ли не выпрыгивало из груди, пытаясь выломать рёбра, а иногда мне казалось, что оно уже умерло и больше не оживёт. Чьи-то руки прикасались ко мне, стирая пот, или оборачивали во что-то холодное, а иногда пытались согреть. Мне сложно различить, что было сном, а что происходило наяву.

* * *

Я проболел почти две недели, большую часть времени находясь между жизнью и смертью. Все решили, что причиной моего тяжёлого состояния является отравленный ужин, и это снимает с меня подозрение об освобождении пленников. Слухи говорили, что их побег был непредвиденной случайностью. По крайней мере, никто так и не был наказан за это. Даже Боасу не досталось за моё отравление, ведь именно он ухаживает за мной всё это время. От прежнего меня осталась только тень. Худющий, с выпирающими костями, шатающийся от слабости и с чёрными кругами под глазами. Мертвецы в гробах и те лучше выглядят. Но жалеть себя я не могу — похоже, это состояние мною честно заслужено.

Вызов лорда Родригеса нельзя назвать неожиданным, всё-таки много чего произошло за это время, начиная с моей встречи с охотником. Я боюсь, что теперь за мои героические поступки мне так легко не отделаться, ведь не зря до сих пор ещё никто не наказан. Сложно перебороть себя и войти в кабинет хозяина, но другого выбора сейчас нет. Если он захочет расправиться со мной за бегство пленников, то мне не удастся этого избежать. Я опускаю голову, открываю дверь и делаю первый шаг...

— Ну что, доигрался? Пожалел пострадавшего от злобных вампиров? — Тихий голос кажется отстранённым, но у меня от него по коже бегут мурашки. — Как ты думаешь, стоит ли тебя наказать за это преступление? Ты отпустил на волю наших смертельных врагов...

Я понимаю, что мой поступок — уже не шалость и не игра, это то, что называют предательством... но даже если наказание — смертная казнь, мне некого винить в том, что произошло. Любопытству и состраданию нет места на этой кровавой бойне, а я был слишком наивен, помогая тому парню. Теперь же произошедшего нельзя изменить, и мне уже не пройти с равнодушием мимо пыточной, не забыть всю свою обиду и боль...

Подняв голову, я встречаюсь с обжигающим взглядом лорда и заставляю себя смотреть ему в глаза:

— Предательство наказывается смертью. Я готов понести наказание. — В напряжённой тишине мой ответ звучит достаточно убедительно, по крайней мере, я надеюсь на это.

— Мальчишка! Самонадеянный, дерзкий мальчишка! Ты хоть понимаешь, что сейчас мне сказал?! Неужели ты думаешь, что я не знал о твоей выходке?

Лорд Родригес одним плавным движением встаёт из-за стола и быстро подходит ко мне.

— Ты пил кровь одного из охотников, — жёстко произносит он, — Она содержит специфические компоненты, которые превращают нас в рабов. Возможно, сам ты этого и не помнишь. Вампиры, особенно молодые не могут контролировать себя при возбуждении, похоже, что пленник воспользовался этим знанием, — Лорд словно пронизывает меня взглядом и мне становится не по себе, — Я прав?

Я чувствую себя ужасно, но всё же киваю в ответ.

— Теперь ты уже никогда не сможешь пить чью-то кровь, а значит, для тебя навсегда недоступна наша магия. Повезло, что ты выжил. Если бы не рабское клеймо, поставленное роднёй, то тебя ждала только мучительная смерть. Магия клейма разрушила силу крови охотника, которая превратила бы тебя в его раба. Выпитая тобой кровь пыталась изменить тебя, но печать не позволила этому случиться. Теперь магия её исчезла. Я и сам планировал убрать твоё клеймо, потому что рабовладельцами, по ту стороны магических щитов, могут быть лишь люди или охотники. Вампирам там запрещено иметь невольников, поэтому твоё клеймо необходимо было уничтожить. Оно сильно мешало моим планам, а это единственный способ сделать тебя свободным. И под присмотром магов тебе всё равно пришлось бы пить кровь одного из охотников. Тогда последствия были бы не такими плачевными. Борьба магий печати и крови забрала все твои силы, из-за чего ты чуть не умер. Скажи спасибо Боасу, которому пришлось вытаскивать тебя почти с того света. Я надеюсь, что в следующий раз ты будешь благоразумнее и не поддашься своему любопытству. А сейчас свободен! Иди!

Мне стыдно, но я благодарен лорду за проявленное великодушие. Я ведь больше не раб. Конечно же, эта свобода достаточно иллюзорна, но служить дому лорда гораздо приятнее, не имея позорной метки. Я рад, что так получилось, а кроме того в последнее время мне совсем не снятся безумные сны. Возможно, проклятие исчезло совсем или только на время, мне пока неизвестно, но больше оно меня не тревожит.

* * *

Через неделю после разговора с лордом Родригесом я приношу вассальную клятву Эрни и становлюсь его законным секьюрити. Клейма у меня действительно нет, но рисунок зелёного дракона остался, даже стал больше раза в четыре. Он утратил кожистые отростки, придающие сходство с рыбкой — коньком-тряпичником, поднял голову, и, развернув свои крылья, плотно обвился вокруг моего плеча.

Таких рисунков я никогда не встречал, только у охотника видел. Но у него огромный чёрный дракон. А в одной книге я прочитал, что это не клеймо, а татуировка.

Мне очень обидно, что из-за своей беспечности я никогда не смогу изучать нашу магию. Я выяснил, что многие вампиры в момент наивысшего возбуждения не могут контролировать себя, и запах крови способен соблазнить даже умудрённого опытом мага. Скорее всего, зеленоглазый ублюдок знал об этом и заставил меня её выпить, а потом лицемерно предложил смерть или рабство. Я жажду мщения. Мне хочется увидеть его беспомощным и жалким. Я мечтаю теперь о нашей встрече и... боюсь её.

Глава 5

* * *

Монастырь Сен-Грегори, земли охотников за вампирами. Месяц спустя.

Тишина, покой и умиротворённость царили под высокими сводами. Казалось, в храме уже никого не было. Но внимательный глаз мог бы заметить, что исповедальня скрывала двух человек. Один из них каялся в свершённых грехах, а второй направлял на путь очищения...

* * *

— Я грешен, отец мой. Меня мучают сомнения и совесть... — сильный, бархатистый голос принадлежал молодому человеку, невидимому из-за плотных штор, но священнику, чьё лицо пересекал огромный шрам, и так было известно имя героя, освободившего его из плена кровососущей нечисти.

— Покайся, сын мой. Расскажи, что тебя беспокоит и отвлекает от дел земных и праведных... — прозвучал ответ, сказанный достаточно громко и убедительно.

— Отец мой, когда мы были в плену у мерзких тварей, меня пытали. Я старался, как вы учили нас, не показать своей слабости, но моё тело не выдержало всей боли... — речь прервалась, словно исповедующийся задумался и погрузился в воспоминания. Создавшуюся тишину нарушил спокойный голос священнослужителя:

— Я слушаю, продолжай, сын мой.

— Простите, что заставил вас ждать. Они пытали меня и, видимо, я потерял сознание... Когда же пришёл в себя, то не ощутил боли ни в сломанных пальцах, ни в исполосованной спине, а самое главное — у меня абсолютно не было ран. Даже кости срослись.

— Сын мой — Бог милостив! Он сотворил чудо, чтобы спасти слуг своих. Жаль, ты не рассказал этого ранее. Нужно будет запечатлеть это проявление Его великодушия и любви.

— Отец мой, сейчас я не уверен, что это был Господь. Хотя в тот момент мне тоже хотелось в это верить, но возле меня без сознания лежал безоружный толстый безобразный вампир, и теперь я думаю, что это именно он вылечил меня...

— Замолчи, грешник! Вера — это то, что никогда не должно подвергаться сомнению! — раздражённо прервал служитель церкви. — Господь послал тебе лекаря, вознаградив за твою стойкость!

— Да, простите меня за сомнения. Это действительно было не случайно, но мне кажется, я поступил несправедливо, обрекая того вампира на смерть...

— Ты убил его во имя Господа?

— Нет, я предложил ему выбор — стать моим рабом или умереть, он сам выбрал второе.

— Эта тварь отказалась от благости служения, и ты об этом жалеешь?! Ты действительно грешен. Две недели поста и молений. Передай наставнику, что ты заслужил десять плетей, и никогда не забывай, что эти кровососущие твари убили твоих родителей, — произнёс священник с нотами сожаления и сочувствия в последних словах.

* * *

Замок лорда Родригеса, Ричард полгода спустя...

Время проходит незаметно в обычной рутине будней. Я уже снова в хорошей форме и теперь тренируюсь, изучая новые приёмы ведения боя. Мне кажется, что моя жизнь после встречи с пленным охотником поделилась надвое. Как же я его ненавижу! Я думаю о мести постоянно, но каждый раз прихожу к выводу, что она вряд ли достижима. Правда совсем недавно я как обычно рылся в книжных завалах в поисках интересных, но не нужных семье лорда Родригеса книг, и одна привлекла моё внимание. Я впервые повстречал тёмную магию эльфов, да ещё и в печатном варианте. Странное оформление этого сборника нехарактерно для ушастых — на чёрном фоне темно-красная вязь рисунка, скорее похожего на дьявольские письмена, чем на изящные изображения, излюбленные древним народом. Содержимое же этой книги и вовсе повергло меня в глубокий шок. Только одни названия чего стоили! 'Лишение магической силы', 'наложение заклятия болезни', 'заклятие на живого мертвеца' — в общем, полный набор чёрной магии, но при этом особенной. Дело в том, что из эльфов мало кто ею владеет, они больше специализируются в светлой. А в этой книге все рецепты расписаны так подробно, что становятся по силам даже слабому магу. Основой этих проклятий служат не простые заклинания, а снадобья из большого количества компонентов. Составы для мазей, эликсиров, примочек настолько экзотичны, что некоторые ингредиенты я вообще впервые встречаю в рецептуре. Например, здесь применяется нефть, красный и чёрный небесные камни, вытяжка из термитов, настойка из жуков малашек, смолакамедь некоторых деревьев, гранит и янтарь, кровь и сперма различных существ, и множество других ингредиентов. Неожиданно взгляд выхватил очередное название — 'наказание неверного мужа', и любопытство заставило меня читать дальше. Это проклятие, наверное, самое страшное для любого мужчины, и теперь я понимаю, почему эльфы любят всего один раз в жизни. Никому не пожелаешь такого проклятья, разве что смертельному врагу. Дело в том, что у наказуемого... усыхает предмет его мужественности. Член истончается и укорачивается, да ещё и становится яркого фиолетового цвета. Прямо фиалка, блин. Я как себе это начинаю представлять, так оторопь берёт. Этот рецепт я бы с большим удовольствием использовал на своём личном зеленоглазом враге. Правда здесь есть несколько трудностей. Во-первых, для приготовления снадобья необходимо раздобыть сперму... селезня, во-вторых, готовую мазь нужно нанести прямо на член наказуемого. В общем, это кажется неосуществимым. Я не знаю, встретимся ли мы ещё раз с этим охотником, и тем более получу ли я такую возможность — прикоснуться к его гениталиям. Как подумаю об этом, так меня всего передёргивает, даже тошнить начинает. С другой стороны, эта мразь оставила меня здесь умирать, предложив на выбор лишь рабское существование, да ещё и грязно облапала и лишила возможности изучения нашей магии. Мне до сих пор не верится в то, что он сделал. Неужели я это заслужил? Чем больше думаю об этом, тем сильнее хочу ему отомстить, и этот рецепт кажется идеальным наказанием, ну а трудности буду решать по мере их поступления...

Первым делом мне нужно достать необходимые компоненты, а главное — сперму селезня, поэтому я решаю поискать информацию о спаривании птиц.

Я долго высматриваю на высоких стеллажах необходимые книги. В приглушённом свете библиотека похожа на фантастический город. Длинные узкие улицы, перекрёстки между домами, где живут воплощённые в бумагу мысли и чувства различных существ. Кое-где стоят небольшие лестницы, по которым можно подняться на верхние этажи. Этот тихий и кажущийся безобидным мир может скрывать и горе, и смерть, и любовь... Стоит только заглянуть внутрь и погрузиться в его изучение. Но мне нужно не это разнообразие эмоций, а научная литература с её сухим, выверенным языком, и я подбираю, наконец, необходимую информацию.

Я раньше никогда не интересовался, как спариваются птицы. Оказывается, у них есть только одно отверстие — клоака, через которое выходят и продукты выделения, и яйца, и сперма. Даже сам процесс, когда самец оплодотворяет самку, так и называется — 'поцелуй клоак'. Выходит, есть такие поцелуи, от которых можно и залететь, всё зависит лишь от того, чем и как целовать. Я сначала сильно расстраиваюсь, узнав эту информацию, но, посмотрев внимательнее, нахожу, что утиные — редкая группа пернатых, имеющих половой член, а у одного из видов он вообще очень длинный — до сорока пяти сантиметров, при таком же размере самой утки... Если честно, я обзавидовался.

Зато у наших диких уток он до пятнадцати сантиметров, а толщиной всего в один, именно таким по размеру и должен будет стать член моего обидчика после применения мази. Я радостно собираю всё необходимое и, захватив с собой силки и подсадную утку, спешу к озеру.

Весенний солнечный безветренный день — как раз то, что мне нужно. Я привязываю утку, натягиваю над ней магические силки, в которые должен угодить селезень, и прячусь в прошлогодние камыши. Моя птичка принимается петь. Её сольное звучное кряканье не оставляет равнодушным громадного селезня, налетающего быстро и неожиданно, но попадающего в мои невидимые сети. Он возмущенно орёт и старается вырваться, а я его, не выпуская из силков, переворачиваю на спину. Птицы впадают в состояние близкое к гипнотическому, если их долго фиксировать в положении лёжа кверху лапами. Мне это давно известно из книг, но удержать сильную крупную птицу оказалось трудной задачей, и если бы не сеть, то я бы не справился с ней. Селезень вырывается всё более вяло и, наконец, застывает. Моя утка продолжает его звать, и я, приготовив сосуд для сбора спермы, начинаю поглаживать тело селезня, надеясь, что те места, которыми он прикасается к самке, будут эрогенными...

Так и есть!! Мгновенно возникающий пенис сразу приходит в боевую готовность, а я начинаю жалеть о своей одержимости в получении этого ингредиента. Не будет же он по команде выстреливать спермой в приготовленную посудину, да и возбуждение может быстро пройти. Мне приходится смазать руки специальной разогревающей мазью — ведь в теле самки высокая температура, гораздо выше, чем на поверхности кожи у человека — и взять всю инициативу на себя.

Вот же похотливая сволочь! Надо же мне было нарваться именно на этого козла с крыльями! Пегас чёртов! Он, гад, стонет и кряхтит, а сперму зажал. Я видел небольшую заметку в каком-то журнале, что утки — одна из немногих птиц, способная получать удовольствие от секса, но этот селезень вообще растёкся безвольной тушкой, глаза закрыл и получает наслаждение, а я как наложник, блин, у шейха... дрочу ему...

Мое терпение уже на исходе... похоже, этот урод просто кайфует, так и хочется его в ледяную воду озера закинуть, чтобы обломался. Это моё желание постепенно становится навязчивым, и сейчас я его точно осуществлю... с непередаваемым удовольствием!..

И стоило мне только увериться в необходимости остудить зарвавшуюся крылатую бестию, как он тут же выдает необходимый мне компонент. От радости я чуть не роняю на землю тяжёлую разморенную тушу, хорошо, что сети ещё действуют, а то пострадала бы моя уточка.

Осторожно освобождаю наглую сволочь, собираю вещи и направляюсь домой, но не успеваю далеко уйти, как раздаётся полный разочарования и отчаяния вопль, и я слышу за спиной топот. Этот селезень мчится за мной со всех ног! Ну уж нет, брать с собой я его не намерен и припускаю домой бегом. Оглядываюсь только у ворот. Как я и думал — он отстал! Куда ему угнаться за мной. Счастливо вздыхаю и собираюсь шагнуть внутрь, как мне на плечо падает тяжелая туша и, радостно покрякивая, зарывается клювом в мои волосы! Это повергает меня в шок! На охранников замка, увидевших эту картину, словно столбняк нападает, и скулы сводит от зависти. А этот му**к расселся на мне, что твой орёл, с гордым видом. Даже и не шевелится, пока я свою подсадную утку в птичник несу. Тут вылетает Грей, наша борзая, и, встав на задние лапы, заинтересованно пытается ткнуться носом в селезня, но тот щёлкает его клювом, и вся округа оглашается обиженным собачьим воем.

Мне стоит большого труда и сноровки, чтобы запихнуть наглую птицу в вольер к другим уткам, где он устраивает настоящее побоище с домашними селезнями, а стражники делают ставки. Побеждает, конечно же, мой боец...

С этого времени мерзкая птица строит всех, и поваров в том числе. Зато все телячьи нежности этого сурового селезня достаются мне. Все наивно полагают, что я приворожил его зельем, но не рассказывать же им, что именно я для него сделал...

* * *

В кабинете лорда Родригеса стоит тишина, иногда прерываемая скрипом гусиного пера по бумаге.

Наконец лорд Родригес заканчивает работу с документами и расслабленно откидывается в кресле. Он расстроен, но привычно скрывает чувства за маской холодности. Приближается время, когда он в последний раз увидит своего сына Эрни. Лорду не хочется расставаться, но не зря закон требует оставлять в живых только одного из сыновей, родившихся в один день. Он не желает терять сына, но и не может допустить кровавого дележа власти после собственного ухода за грань. Лорд Родригес должен думать в первую очередь о процветании своего клана. Хвала Тьме, Эрни не лидер по натуре, да и бремя правления его не прельщает, в отличие от старшего — Маркуса. К сожалению, именно Эрни может стать послушной марионеткой в руках у заинтересованных 'подданных', чего никак нельзя допустить. Лорд Родригес, прославившийся своей жестокостью и кровавыми расправами с врагами, имеет слабость — он любит свою семью, из-за чего и оставил в живых второго сына. Теперь же Эрни должен исчезнуть из этого мира... Лорд понимает, что это звучит цинично и жестоко, но другого выхода нет, если он хочет благополучия и процветания клана в дальнейшем. Он прикрывает глаза и пытается расслабиться, слушая доносящийся со двора тихий шелест листьев и отдалённое пение птиц. Его релаксацию прерывает топот копыт, заливистый смех мальчишек и сдержанный — взрослых, возвращающихся охотников.

Лорд встаёт, подходит к окну и, смотря через стекло, видит живописную группу: сына, держащего сокола, трёх своих парней с беркутами и кречетом и, конечно же, Ричи с неизменным... селезнем. Эта наглая птица сейчас больше похожа на шишку бешеной ели, чем на представителя утиных. Перья дыбом, шея изогнута под немыслимым углом. Селезень громко и рассерженно шипит, когда кто-то неосторожно пытается придвинуться к мелкому вампиру. А кречет вообще выглядит изрядно помятым и заметно вздрагивает от каждого звука, издаваемого обычно мирной птицей. Охотники явно провоцируют нервного субъекта, и каждый выпад агрессии селезня, охраняющего свою собственность, сопровождается дружным хохотом. Лорд Родригес тоже не может спокойно наблюдать за происходящим, и его холодная маска растворяется под тёплой улыбкой. Но через пару секунд раздаётся тихий стук в дверь, и лицо лорда вновь застывает, изображая полное безразличие.

— Войдите, — звучит холодный голос хозяина кабинета, и серая тень бесшумно проскальзывает в кабинет.

— Мой лорд — вот бумаги, которые вы мне поручили сделать, — протягивает она лорду документы.

Хозяин кабинета некоторое время внимательно рассматривает их.

— Да, они ничем не отличаются от настоящих. Они подойдут, но ты уверен, что их изготовитель будет молчать?

— Да, мой лорд, я принял меры, — тихо, бесцветным голосом, произносит вошедшая фигура в бесформенном сером балахоне.

— Вы нашли существ, о которых я говорил?

— Да, господин, они ждут своего часа.

— Трупы должны быть обнаружены кем-то не из нашей семьи...

— Всё уже готово, мой лорд.

— Хорошо, после похорон 'моего сына', ты отправишься в земли охотников в Оштен, где и будешь ждать своих подопечных. Твоя задача — обеспечить охрану Эрни и его спутнику.

— Какой уровень защиты, мой господин?

— Вмешаешься, лишь если почувствуешь, что мальчишки сами не справятся. Иначе они могут тебя вычислить. Эрни не должен пострадать ни при каких обстоятельствах, секьюрити же... главное, чтобы он был жив после потасовок. — Лорд вновь садится в своё кресло и, положив на стол документы, продолжает: — Будешь меня информировать. Мой сын слаб, и я думаю, быстро найдёт покровителя. Проследишь, чтобы он не нарвался на садиста. Эрни достоин быть счастливым. Не забудь, что ему больше нельзя сюда возвращаться, как и его спутнику. Никто не должен знать, что они живы.

— Что сделать с телохранителем, когда в нём отпадет необходимость, мой лорд?

— Ничего. Пусть живёт, если не начнёт настаивать на возвращении. Но, скорее всего, он довольно быстро умрёт — в течение пары лет. На нём сильное проклятие, навешенное его семьёй. Кстати, эта сука, Мелва, жена лорда Раймона, подарившая мне своего пасынка, должна быть хорошо наказана, она посмела подсунуть мне испорченный товар.

— Я всё понял, мой лорд.

— Только пусть это продлится долго...

* * *

Монастырь Сен-Грегори, земли охотников за вампирами.

— Доктор Орелли мне поведал, сын мой, что ты не старателен на его занятиях. Мне плохо верится, что ты не оправдываешь наших надежд. Возможно ли, чтобы ты позабыл свой долг перед богом и страной?! — говорящий пожирал глазами виновато склонившего голову смуглого парня с серебристо-пепельными волосами. — Твоя задача — организовать студентов и поддержать на выборах кандидатуру Орелли на место ректора. Уже давно пора сместить этого мягкотелого вампирофила, нынешнего ректора — Томаса, и поставить на эту должность преданного нам человека. Мир катится в ад. Вампиры пытаются добиться равноправия и отмены рабства. Даже люди, которым мы заморочили голову, выставляя этих существ злобными, неконтролирующими себя кровопийцами, поклоняются им. О них пишут книги, снимают фильмы, но самое страшное, что часть охотников забыла своё служение и тоже потакает этим тварям. Гореть в адском пламени тем, кто поддержал закон, разрешающий браки с монстрами! Ночные твари должны использоваться лишь в качестве рабов. А те, что пока свободны, пусть не высовываются из своих резерваций. Мы обязаны позаботиться о том, чтобы у них не возникали мысли о равноправии. Геенна огненная ждёт тех, кто пытается защищать этих мерзких кровососов. Для укрепления ордена в нашей стране мы неустанно стремимся к власти. Вы — молодое поколение — должны стать оплотом державы, вывести её из темноты и мракобесия, служить отчизне с чистой верой в душе, — пожилой оратор осенил себя крестным знамением, и на миг его обезображенное шрамом лицо приобрело черты умиротворённости и спокойствия, но потом снова стало гневным, а голос угрожающим:

— Древние вампиры должны быть полностью уничтожены! Наш прошлый поход оказался неудачным, и теперь эти демоны закрылись новым щитом, препятствуя нашим приборам для телепортации. Боюсь, дьяволы совратили живущих там людей, ибо те выдали нас грязным убийцам. Но бог накажет каждого, кто виновен в этом низком предательстве! — пророкотал священник последние слова.

Зелёные, обычно безжизненные глаза юноши пылают от яростного желания мести. Он с благоговейным восторгом смотрит на своего седого наставника и ощущает непреодолимое желание быть похожим на этого величайшего охотника, внимать его словам и доносить их заблудшим, запутавшимся душам людей.

Лицо священника становится спокойным, и он тихо, но чётко произносит:

— Пойдём со мной, сын мой, я хочу лично убедиться, что доктор Орелли просто не обратил внимания на твоё искреннее желание расправиться с кровавыми убийцами твоей семьи, — с этими словами священник, не оглядываясь, выходит из комнаты и в сопровождении зеленоглазого спутника спускается в подвал.

Через полчаса оттуда доносится полный боли крик...

* * *

Замок лорда Родригеса, Ричард...

Всё ближе и ближе становится день нашего отъезда, и я уже не знаю, хочу ли уезжать отсюда или нет, тем более что Эрни в последнее время сильно изменился. Он нервничает, иногда подолгу смотрит в зеркала, словно высматривает в них что-то очень важное, отказывается читать книги и даже не желает слышать о новых приключениях. Мне порой кажется, что он всё больше и больше замыкается в себе. Впрочем, и мне не до развлечений, я в основном нахожусь в библиотеке, стараясь найти как можно больше информации о людях и охотниках, а всё остальное время провожу в тренировочных боях. Вчера Лорд Родригес вызвал меня вместе с Эрни к себе и потребовал принести клятву молчания на крови для выдачи нам новых документов, сославшись на их абсолютную секретность. Настоящими в них остались лишь наши имена. Он сделал их нам для использования в мире людей, и если верить написанному, то мы теперь из племени Маров, живущих в резервации недалеко от Оштенской префектуры, Эрни является сыном вождя, а я — совершеннолетним сыном шамана. Я не ожидал такого поворота в своей судьбе, но благодаря бумагам мы стали жителями того мира, а не пришельцами из этого. Боюсь, нас просто вычеркнули из этой жизни без права возвращения. Даже мой постоянный спутник — селезень, и тот чувствует надвигающиеся перемены. Он в последнее время ревнует меня ко всем, даже посмевшему потянуться ко мне за сахаром коню гриву проредил. Зрелище — незабываемое! Вороной жеребец, пытающийся стряхнуть со своей спины разъяренную фурию, и машущий крыльями и шипящий селезень, выдирающий пучки волос из гривы злобно храпящего коня, то встающего на дыбы, то взбрыкивающего задом, привлекли большое количество зрителей. Сейчас я уже почти уверен, что самая страшная птица в мире — селезень, охраняющий свою личную собственность.

Надо же мне было поймать именно его, возможно, другой был бы поспокойнее. В тоже время он привнес разнообразие в нашу жизнь, заставляя забыть про необходимость отъезда. Я никак не привыкну к его неожиданным манёврам, целью которых является моя же персона. Выйти из замка без этого гада просто невозможно, а вдобавок ко всему, похоже, он большой оптимист, мечтающий о продолжении любовных ласк, хотя повода к этому я ему не даю. С одной стороны, он мне уже надоел — то защищает меня от любой живой души, посмевшей приблизиться ко мне на метр, то перебирает мои волосы, издавая клювом какие-то непередаваемые курлыкающие звуки. С другой стороны, я привык к нему и мне жаль с ним расставаться, но с собой его брать опасно — нас с Эрни тогда только ленивый не узнает. В этом мире, пожалуй, другой такой пары — вампир и селезень — нет.

Ощущая каждый день навязчивость своего крылатого спутника, я начинаю задумываться о том, стоит ли мстить охотнику, используя эльфийскую мазь: а вдруг он тоже вместо того, чтобы расстроиться и испугаться, начнёт преследовать меня как эта птица? Даже передёргивает от неприятной мысли, что он будет так же караулить меня под дверью. Но если подумать, то уменьшение мужского достоинства до небольшой и тонкой палочки, да ещё и окрашенной в яркий фиолетовый цвет, не может не вызвать у него эмоций, и сомневаюсь, что это будут чувства любви. Такая красота, по-моему, никого не оставит равнодушным. Хотя кто их знает, этих охотников, вдруг они используют свои фаллосы только для отправления малой нужды? А вдруг компактный и эксклюзивный член вызовет зависть у соратников зеленоглазого?.. Меня внезапно от ужаса прошибает пот — а что если и им понравится? Целую стаю преследующих меня охотников я точно не вынесу... Правда, я быстро успокаиваюсь на этот счёт, ведь и у охотников рождаются дети, так что очереди желающих получить такую прелесть точно не будет, да и фиалковый цвет, по-моему, не самый привлекательный вариант. Несмотря на все здравые размышления по поводу неприятия моим врагом этих экзотических изменений тела, в последнюю ночь, проведённую в замке лорда Родригеса, мне снится кошмар:

'Выхожу за чем-то из замка, на моё плечо привычно пикирует селезень и принимается радостно ворчать и перебирать мне волосы. Я направляюсь к воротам и чувствую, что птица начинает вести себя необычно, словно оглаживает меня крылом — сначала затылок, потом шею... потом спину. Я дёргаюсь и пытаюсь её стряхнуть, но у меня ничего не получается, а обернуться и посмотреть на селезня мне почему-то страшно. Неожиданно мою шею обжигает горячее дыхание и раздаётся зловещий смех, а через пару секунд, переборов себя, я оглядываюсь и вижу, что мой селезень превратился в человека и заглядывает мне в глаза. Я содрогаюсь от ужаса — это лицо моего врага, с мёртвыми, тусклыми глазами!..'

И просыпаюсь мокрым от липкого пота...

* * *

День нашего отъезда наступает как-то незаметно. Возможно потому, что откладывался уже несколько раз, а может из-за наших тайных надежд, что лорд Родригес передумает, оставив нас ещё на один год в замке, но нет — пришло время для путешествия в новый мир. Самое неприятное, что нам даже сопровождение не дают, точнее, вместо почётной кавалькады всадников у нас всего два вампира, и те находятся сейчас почти в опале. Все лучшие воины клана вчера уехали, сопровождая старшего брата Эрни — Маркуса, внезапно отправившегося с визитом к какому-то дальнему родственнику, остались свободными лишь двое телохранителей. Лорд Родригес, замечая выражение наших лиц при виде будущих спутников — проходимцев-охранников, заявляет, что полностью им доверяет. Я свой башмак-то не дал бы им на хранение, слишком уж у них бандитские рожи, а Эрни и подавно в шоке. Он вообще переживает из-за того, что наша поездка слишком смахивает на ссылку в места отдалённые и труднопроходимые. Особенно если учитывать наши невзрачные серые одеяния, скорее подходящие нищим, чем сыну лорда. Эрни закатывает истерику по поводу этого рубища, но на нее никто не обращает внимания. Хотя я и не понимаю такого его настроения, мой изнеженный вниманием друг и господин в какой-то мере прав — всё это больше похоже на бегство, чем на официальный отъезд.

Несмотря на надежду остаться, я ещё вчера закрыл своего селезня в небольшой клетке магическим замком, и к вечеру он станет свободным. А от посягательств поваров мой пернатый эгоист получил защиту — заклинание каменной кожи, так что теперь они его не смогут убить, даже если будут сильно стараться. Мне радостно от этих мыслей, но уже сейчас его не хватает. Я незаметно привязался к этой нахальной птице...

Мы едем по осеннему лесу, и тихий шорох падающих листьев служит нам прощальной музыкой нашего мира. Мне больно расставаться с родными местами, но в тоже время хочется узнать, что находится по ту сторону магических щитов, что всегда скрыто от наших взглядов. Наши спутники едут молча, с каменными лицами, а Эрни, по-моему, близок к панике, и мне приходится отвлекать его от навязчивых страшных мыслей. Я когда-то читал, что при резкой смене привычной обстановки (подъёме на большую высоту, невозможности выйти из небольшого помещения) у человека может проявляться особая боязнь или фобия, резко меняющая его поведение, мне кажется, что и вампиры бывают подвержены таким страхам, по крайней мере Эрни сейчас сам на себя не похож. Такое ощущение, что ещё чуть-чуть и у него начнётся истерика. Мне приходится постоянно подбадривать его и занимать разговорами.

Голубой свет ожидающего нас портала мерцает в глубине леса, и наши кони ускоряют шаг, а в глазах успокоившегося Эрни зажигается любопытство исследователя. У меня наконец-то появляется возможность оглядеться по сторонам. Меня всегда привлекали яркие осенние листья. Пожалуй, ни одна смерть в нашем мире не обладает такой изысканной, но в тоже время броской красотой. Скорее всего потому, что эта маленькая трагедия листа — всего лишь временная необходимость для продления жизни дерева. Так и нам приходится порой жертвовать чем-то малым, чтобы достигнуть чего-то большего...

Мы подъезжаем к порталу и спешиваемся. Эрни опять начинает нервничать, но я беру его за руку, и мы не оглядываясь шагаем в ярко вспыхнувшую синим светом неизвестность...

* * *

Замок лорда Родригеса, два дня спустя...

Трагическая смерть юного лорда Эрни и его верного спутника Ричарда не оставили равнодушными никого из живущих в землях лорда Родригеса. На их похороны приехали не только вампиры из известных семей, но и люди, что оказалось совершенно неожиданно. Слухи утверждали, что на сына лорда устроили покушение маги, ибо возле портала нашли обезображенные останки четверых вампиров, обугленные от сильной магии. Все вещи остались невредимыми, по-видимому, заклятие уничтожало лишь существ. Не пострадали и документы, по которым и смогли определить личности погибших.

Хоронили всех четырёх вампиров с пышностью, в роскошных, но закрытых гробах, юного лорда и его верного секьюрити — в фамильном склепе, а двух охранников — на основном кладбище. Присутствующие вампиры усыпали землю чёрными розами, а люди алыми. И шла вереница провожающих темной широкой рекой. И был плачь безутешной матери, и слёзы, и всхлипы женские. И поклялся тогда лорд Родригес отомстить злобным магам за погибель сына...

Глава 6

Земли охотников, резервация племени Маров, Ричард.

Мне никогда ранее не приходилось проходить через мощный портал. Такое ощущение, что воздух вдруг сильно сгустился, и все движения замедлились. Как будто идёшь под водой, правда дышать здесь всё-таки можно.

Мы выходим под полог густого можжевелового леса. Раскидистые ветви могучих деревьев смыкаются высоко над нашими головами. Они так тесно переплетаются, что солнечные лучи не могут пробиться сквозь верхние ярусы. Нижние же ветви агонизируют и умирают, лишённые живительного света. Их голые, серые скелеты обхватывают стволы и даже после смерти упрямо цепляются друг за друга. Но в природе нет ничего лишнего, и со временем на них поселяются причудливые лишайники разнообразных форм и окрасок. Растущие на поверхности мёртвых ветвей, они создают иллюзию заколдованного сказочного мира. Терпкий аромат, характерный для хвои этого вида можжевельника, подсказывает, что сейчас солнечный день, потому, что только хорошо прогретые растения способны издавать такой сильный запах. Я вспоминаю, что читал в одной из книг про исцеляющую силу такого леса, способную вылечить даже туберкулёз — порой смертельную болезнь для людей.

Из медитации меня вырывает грубоватый голос:

— И долго мы тут будем стоять в ожидании? Вы Эрни и Ричард, как я понимаю?

Мы дружно оглядываемся и встречаемся взглядами с ехидно улыбающимся высоким светловолосым парнем, чем-то внешне похожим на Эрни:

— Я Солл — старший сын Локуса, вождя Маров, — он шагает нам на встречу и протягивает руку Эрни. — Рад тебя видеть, братишка!

Всего лишь несколько слов, и внезапно приходит осознание, что у нас больше нет дороги назад. Эрни сереет и всхлипывает, неожиданно пошатнувшись. Я тут же подхватываю его, чтобы он не упал. Солл тоже оказывается рядом, но оттолкнув его, Эрни мягко отстраняется от меня.

— Я сам справлюсь, Ричард, — произносит он тихо и, повернувшись к встречающему нас вампиру, довольно твёрдо говорит:

— Веди нас, я уже в порядке.

— Прости, Эрни. Я понимаю тебя, не каждый день приходится уезжать навсегда из собственного дома, — говорит Солл, подтверждая мои опасения. — Лорд Родригес предупредил меня, что тебе может стать плохо...

— Я не ребёнок! — шипит Эрни и горько добавляет: — И он мне больше не отец... он отказался от меня.

Мне тоже становится не по себе, словно я участвую в каком-то страшном розыгрыше или просто вижу странный сон. Но Солл уходит в глубину леса, и мне приходится следовать за ним.

Впрочем, мы идём совсем недолго, когда перед нами появляется большое поселение с непривычными для нас домами. Они бревенчатые, высотой не более метра и словно пробиваются из-под земли. Потемневшие и обветшавшие от времени стены и крыши, покрытые растущим мхом, указывают на древность этих жилищ. Вход в каждый дом расположен чуть в стороне, открываясь в довольно длинный подземный ход, ведущий уже в жилые помещения, и все здания напоминают скорее окопы или блиндажи, чем мирные строения. В этом странном посёлке также сумрачно, как и в самом лесу, деревья растут вплотную к зданиям. Солл останавливается и, повернувшись к нам, радостно говорит, обращаясь к Эрни:

— Вот мы и пришли, нас уже ждут. Сейчас мы вместе зайдём в дом Локуса, нашего вождя и моего, а теперь и твоего отца Эрни. Ричард, твой же — шаман Мунк живёт в том крайнем доме, — показывает он на отдельно стоящее жилище, почти не видимое из-за многочисленных стволов можжевельника.

— Следуйте за мной! — продолжает он и уверенно направляется к самому большому строению. Мы спускаемся вниз, в длинный, обитый деревом подземный коридор, и наконец проходим в дом. Внутри он гораздо больше и просторнее, чем можно было бы ожидать. Здесь странное освещение. Мягкий голубоватый свет исходит от нескольких больших светильников. Все вампиры хорошо ориентируются в темноте, но так намного комфортнее. Моё внимание сразу же привлекает странная вещь — большой блестящий прямоугольник на стене в чёрной оправе. Внизу, на узкой панели, расположены многочисленные кнопки и какие-то отверстия. Я подхожу и начинаю рассматривать его, пытаясь понять значение этого прибора. Он явно здесь не просто для красоты — диван и пара кресел так, чтобы его отовсюду было видно.

— Если хочешь посмотреть телевизор, можно его включить. У нас ещё почти час времени до совета, — ехидный голос Солла внезапно раздаётся у меня за спиной, и я невольно вздрагиваю, но быстро прихожу в себя.

— Телевизор? Я таких никогда не видел. Мне можно его включить? — уточняю я на всякий случай.

— А ты хоть знаешь, как это делается? Насколько я помню, у вас нет техники, только магия... — с издёвкой замечает он.

— Ну, если дашь мне пульт, то я попробую, ведь он сейчас в режиме ожидания. Я прав? — холодно парирую я.

За этот час, что есть у нас до встречи с Локусом, мы с Эрни изучаем различные приборы в его доме. Конечно же, я о многих читал и даже видел на картинках, но понять, для чего сделано то или иное приспособление, очень сложно, если не изучить его на практике. Например, душ и ванная используется для купания, а вот унитаз... Я осматриваю его, а увидев большую серебристую кнопку на бачке, нажимаю на неё. Из бачка маленьким водопадом с шумом устремляется вода, а потом слышно, как она набирается туда снова. Фотографии душа и ванной с обнажёнными силуэтами девушек часто встречаются в рекламных журналах для людей, а вот унитазы... их очень много, но для чего они используются — непонятно. В голову приходит реклама 'Утро начинается не с кофе...' и рисунок этого приспособления. И тут меня осеняет — этот прибор предназначен для медитации! Мне ещё учитель говорил, что лучше всего получается сконцентрироваться на слиянии с космосом рядом с бегущей водой ...

Но от гениальной мысли остаются лишь жалкие осколки, когда Солл назидательным голосом говорит:

— Если будете ходить по маленькому, сидушку поднимайте, чтобы женщины на мокрое не садились и не убирали тут за вами, а по большому — используйте её, так комфортнее. Меня сразу же прошибает холодный пот, хорошо, что я свои мысли вслух не озвучил. А Солл смеётся:

— Не знаю, что вы там себе придумали по поводу унитаза, но воду пить нужно из крана, а не отсюда...

А вот об этом я даже и не думал, поэтому холодно произношу:

— Только придурок может придумать такое — пить от сюда воду, — и оглядываюсь на Эрни... краснеющего на глазах.

* * *

Мы осматриваем дом и знакомимся со всеми приборами. В одной из комнат наше внимание привлекает компьютер, мы с Эрни стараемся выяснить, как он работает, и за этим увлекательным занятием не замечаем, как пролетает время. Об этом нам напоминает Солл, приглашая на встречу с его отцом. Вернувшись в гостиную, мы обнаруживаем, что нас уже ждут несколько взрослых вампиров. Они сидят на диване и креслах, ведя между собой неспешный разговор. Высокие, черноволосые, кареглазые, с правильными чертами лица...

С нашим появлением все замолкают, и мы попадаем в центр внимания. Один вампир сильно отличается от остальных. Внешне он очень похож на Солла, только возрастом значительно старше. У него светлые, почти белые волосы с кремовым оттенком, золотисто-карие глаза, благородные черты лица и красиво очерченные губы... Но не внешняя красота выделяет его из всех присутствующих, а холодный пронизывающий взгляд и чуть заметная презрительная усмешка. Он сидит расслабленно, откинувшись на спинку дивана, положив ногу на ногу. Кажется, что ему не интересно происходящее здесь, но это впечатление обманчиво. Я ощущаю, как он словно сканирует мою душу, читает все мысли и видит все сомнения. 'Это Локус, отец Солла', — мелькает мысль...

— Ричард и Эрни?

Мы киваем.

— Такими я вас и представлял. Я Локус, вождь Маров. А теперь и твой 'родной' отец, Эрни, — он поворачивается к нему, и на мгновение презрительная усмешка сменяется ободряющей улыбкой, но потом она гаснет. — С этого дня у тебя нет других родственников, кроме меня и моей семьи. Наш мир сильно отличается от того, в котором ты вырос. Дорн, — Локус поворачивается к вампиру, сидящему слева от него, — дай мне браслеты.

Тот протягивает ему какие-то блестящие украшения.

— Подойдите сюда оба и протяните каждый левую руку, — продолжает отец Солла.

Мы подчиняемся. Локус молниеносным движением надевает на наши плечи по браслету и защёлкивает их. Мне достаётся золотая змея с синими камнями-глазами, а Эрни — изящный дракон из платины, со вставками из прозрачного камня.

— Вы больше не сможете ни использовать магию, ни пить кровь. Браслеты, контролируя вашу энергию, не дадут этого сделать, — удовлетворённо заявляет Локус и, пресекая наше возмущение, поясняет: — Такие блокираторы есть у каждого вампира племени Мара. Мы обязаны носить их по условиям заключённого мирного договора с охотниками. Если найдёте себе покровителей, вам наденут ошейники. Браслет в этом случае снимут или деактивируют. Управлять вашей энергией будет ошейник. С ним у вас появится возможность, как пить кровь, так и применять магию, но это в том случае, если разрешит хозяин. А до тех пор забудьте о своей прошлой жизни и ищите себе покровителей...

Он замолкает, а мне становится не по себе. Опять рабство? Только теперь уже на добровольных началах. Стоило избавиться от клейма, как впереди замаячил ошейник:

— Я не собака! Никому не позволю надеть на меня эту гадость! — с яростью выплёвываю я, а Эрни молчит, возможно, он в шоке или просто обдумывает слова этого самоуверенного придурка.

— Каждый молодой вампир обязан пройти служение у охотников. Стать по-настоящему свободным он может лишь после того, как хозяин отпустит его, — Локус замолкает на пару минут, поправляет непослушную прядь, а затем уточняет: — Только после этого мы можем создавать семью, а подтверждением пройденного служения у нас на всю жизнь остаётся... — Он небрежно расстёгивает воротник своей рубашки, и мне становится виден изящной работы дорогой ошейник.

Я в ужасе от такого отношения к рабству и унижению и, не выдержав, с издёвкой задаю вопрос:

— Все возвращаются или кого-то убивают эти ваши... хозяева?

— Кого-то и убивают, кого-то оставляют себе, как раба, а с кем-то сочетаются браком, но последнее случается редко. Бывают и однополые браки, тогда вампир становится младшим супругом...

Я резко перебиваю, не слишком задумываясь над своими словами:

— А если я хочу быть старшим?..

Взрыв хохота оглушает на мгновение. У некоторых вампиров аж слёзы выступают на глазах.

— Старшим? Да ты посмотри на себя, щенок! С твоими внешностью и ростом можно только надеяться не попасться в лапы садисту, — сквозь смех презрительно бросает Локус. — Тебе светят лишь заработки на панели ... а ошейник — из чёрной кожи, с черепом собаки — символом абсолютного рабства.

Мне плохо после этих слов. Они задели мою гордость. Я никогда не думал, что буду так беспомощен, и что смех так может ранить. Да, я не красавец и ростом не вышел, но ведь и не урод... Хотя... судя по всему у этих взрослых я вызываю лишь неприятие. В глазах плывёт, как будто пыль туда попала. Меня ещё ни разу так не унижали. При всех... высмеивая и презирая...

— Рич — мой секьюрити, — жесткий, замораживающий голос прерывает разнузданное веселье. — Кто оскорбляет моего слугу, тот наносит оскорбление и мне.

Эрни скользит мне за спину и, обхватывая руками за плечи, притягивает к себе, крепко прижимая. Мгновенно воцаряется гробовая тишина. Она звенит от напряжения. Я, честно говоря, совсем не ожидал, что Эрни так заступится, противопоставив себя другим вампирам. Но мне приятно. Рядом с ним я впервые чувствую себя ребёнком, и заботу мне непривычно ощущать.

— Эрни, советую всё же подумать, прежде чем бросать нам вызов. Здесь не подростки и не твои слуги. Лорд Родригес просил приглядывать лишь за тобой, а твой слуга нам как довесок, — зло, но стараясь сдержать эмоции, говорит Локус, подаваясь вперёд и замирая, словно кошка скрадывающая добычу. — Ты можешь остаться в моём доме, не беспокоясь о собственной защите и комфорте, но только если откажешься от мелкого убл... слуги.

Я чувствую, как Эрни вздрагивает от выслушанного требования, но его голос остаётся холодным:

— И что произойдёт, если я не откажусь от Ричи?

— Я выгоню тебя из своего дома! Живи тогда с шаманом и со своим секьюрити. Здесь, в нашем мире, не занимаются благотворительностью. Даю неделю на то, чтобы привести свои мозги в порядок, — рычит вождь Маров. — Солл, проводи Эрни и его слугу в дом Мунка, пусть Эрни тоже там пока что поживёт. На этом наш разговор закончен. Все свободны.

Вампиры бесшумно покидают дом, а Локус величественно удаляется в свой кабинет.

— Пошли, мученики, — чуть посмеиваясь, обращается к нам Солл. — Ну вы даёте, так разозлить отца! Он иногда бывает грубым, когда совсем не в духе.

Мы выходим из этого негостеприимного дома и направляемся к избе шамана. Солл дружелюбно продолжает:

— Не обижайтесь на отца, он отходчив. Просто нам трудно выживать. Работы для нас почти нет, а деньги поступают только от хозяев, покупающих себе рабов или вступающих в законный брак с подданными моего отца. Нас контролируют охотники, не допуская создание семей с вампирами, не прошедшими этап служения. Им нет дела до числа вампиров, живущих в резервациях, но за браслетами они следят, а наши расходы и доходы их интересуют. Поэтому в материальном плане вы здесь действительно обуза. А мой отец сорвался из-за вопросов Ричи, потому что садист-охотник жестоко убил моего двоюродного брата, любимого племянника отца. Его похоронили месяц назад. Локус до сих пор ещё не отошёл...

— Того, кто это сделал... его хоть наказали? — Я помню, что в законах есть статья об издевательстве над рабами, но Солл, вздохнув, отвечает:

— Нет, он слишком важен для Святого Ордена охотников. Ему всё насилие, вплоть до убийства, сходит с рук.

— Ты даже знаешь того, кто это сделал? — Мне не понять такого безразличия к виновнику убийства. Да я бы его на клочки порвал! Жизнь бы ему исковеркал. Я в ярости, киплю.

— Этот человек — преподаватель, доктор Орелли. Ходят слухи, что он, возможно, выдвинет свою кандидатуру на место ректора Оштинского университета. Боюсь даже представить, что тогда произойдёт. Сейчас там безопасно для наших студентов, но Орелли уже готовит проект закона о снятии неприкосновенности с учащихся-вампиров...

Солл замолкает, а я уже мечтаю добраться до этого Орелли, и даже мысль о мести зеленоглазому уходит на дальний план. Потеря близких ожесточит кого угодно, поэтому мне теперь понятна злоба Локуса, вызванная моими неосторожными вопросами про рабство и покорность. Но всё же странно, зачем он так на Эрни отыгрался?

— Я забыл сказать... — врывается в моё сознание голос Солла. — Рич, ты можешь попытаться найти работу в городе. Вот тот портал ведёт в Оштен.

Он показывает на каменную арку с кнопочной панелью на правой стороне. Она стоит

недалеко от того дома, куда мы направляемся.

— Но сразу же предупреждаю — тебе, Эрни, покидать наш посёлок запрещено, — добавляет Солл. — Это предложение работы касается только Ричи. Для тебя одежду и еду буду приносить я. Обращайся, если что-то будет нужно. Это личная просьба лорда Родригеса. Тебя отпустят лишь для сдачи экзаменов в университет, и то с сопровождением. Но если поступишь, сможешь жить и в Оштене. Студентам выдают специальный знак, защищающий их от посягательств охотников... Так что ничего личного...

За разговорами мы быстро подходим к нашей цели. Дом Мунка, пожалуй, один из самых маленьких. Внутри он неуютный. Здесь нет ни роскоши, ни таких удобств, как у вождя. Сам шаман идёт навстречу улыбаясь. Он с типичной внешностью вампира: черноволосый, кареглазый, благородный, но невысокий ростом. Правда, под его пронизывающим взглядом мне лично очень неуютно. Мунк уже в почтенном возрасте. Вампиры не седеют, и у них нет морщин, но с годами и набранным опытом у них меняется выражение глаз. Взгляд становится пронзительным, тяжёлым, и возникает ощущение силы, подавляющей и гнетущей. Похоже, что лорд Родригес нам с Эрни тщательно подобрал 'отцов'. Мой, по крайней мере, отличается своею низкорослостью, но всё равно и в этом поселении я буду ниже всех, а мелким быть обидно.

Мы здороваемся, и нас тут же приглашают за накрытый стол. Мунк оказывается интересным собеседником, он раньше путешествовал и много знает об этом мире. Мы все вовлечены в беседу. Похоже, он к нам совсем неравнодушен, в отличие от Локуса и его приспешников. Закончив разговор и расправившись с трапезой, он задумывается, словно что-то вспоминая, и неожиданно обращается ко мне:

— Рич, мне уже сказали, что ты используешь травы, причём не только для лечения, но и для различных... хммм... экспериментов. Так вот, теперь забудь об этих детских выходках, если не хочешь настоящих неприятностей...

* * *

Этот мир сильно отличается от нашего. Мне непривычно видеть у вампиров желание обзавестись хозяином, а здесь спроси любого из племени Маров, о чём они мечтают, и почти всегда услышишь про доброго, заботливого покровителя. С другой стороны, все выросшие и воспитанные на землях людей вампиры не могут пользоваться магией, что делает их очень уязвимыми и слабыми. Эрни тоже страдает от невозможности её использования. Его любимые заклинания привлекательности, похоже, остались в прошлом, что ввергает его в депрессию. Эрни в какой-то мере страдает нарциссизмом. Возможно, это следствие недостатка внимания к нему в семье — он закрылся от родных за маской созерцания своего отражения, как я отгородился стёклами очков, чтобы почувствовать себя взрослее. Для него отсутствие зеркал — серьёзная трагедия, как и невозможность обучения танцам. Из последнего мы, правда, нашли выход — он изучает... ката. По сути тот же танец, только с пользой. Ему понравились плавные, перетекающие друг в друга движения, сменяющиеся ритмичными, молниеносными и тут же затухающими, как круги на воде. 'Танец журавля на рассвете' — сейчас Эрни изучает его. Мы уже неделю с ним занимаемся, и это помогает ему хоть как-то расслабиться. Я не думал, что он такой сильный и выносливый. Оказывается танцы — серьёзная физическая нагрузка, а я всегда к ним плохо относился, считая, что это недостойное мужчины занятие.

Мне порой кажется, что Эрни было бы лучше жить в доме Локуса, по крайней мере там много всякой техники, а в доме шамана лишь самые необходимые удобства. Мунк говорит, что для него важно единение с природными силами, а использование всяких технических штучек закрывает поток сознания и отупляет разум. Несмотря на то, что срок, отпущенный Эрни вождём Маров для осознания своего проступка, подходит к концу, он ещё не изменил своего мнения. Не знаю почему, но он, видимо, хочет остаться вместе со мной в жилище шамана. Он говорит, что лучше стать изгнанником, чем предателем. Этим он обрекает себя на лишение многих благ этого мира в отдельно взятом посёлке, но если подумать, занятия танцами укрепляют не только тело, но и дух, что, наверное, и помогает принять ему сложное решение.

Эрни вынужден оставаться у Маров. Я всё никак не могу привыкнуть к тому, что это теперь наш единственный дом. Наверное, потому что нашему присутствию в посёлке никто не рад. Хотя Мунк и Солл очень помогают нам освоиться со здешними обычаями и с техникой. Здесь много правил поведения, большинство из которых нам не привычны. Мне тяжело смириться с их необходимостью. Столько запретов я ни разу не встречал: не смотреть в глаза людям, направлять взгляд вниз, не говорить с незнакомцами, не пить напитков в неизвестных компаниях, носить рубашки с высоким воротником и застёгнутыми до самого верха, чтобы никто не догадался, есть на тебе ошейник или нет. Даже улыбаться нельзя, вообще лучше не привлекать к себе внимания. Меня это всё бесит! Нет, в общем-то, мне никогда не хотелось выделяться, и я всегда стремился быть незаметным, но когда ты сам выбираешь — это одно, а когда навязывают такой стиль поведения — совсем другое. Хочется протестовать и тянет на подвиги... почему-то.

Сегодня я первый раз вышел в город на поиски работы. Мои наставники решили, что основные правила поведения я всё же усвоил и теперь не буду сильно отличаться своими манерами от местных вампиров.

Оштен. Это ближайший город к нашему 'дому'. Он фантастически огромен! Столько разных запахов, пестроты и шума. Он мне напоминает гигантский муравейник, где высокие, как отвесные скалы дома, у подножья которых змеятся узкие улицы, а по ним снуют жители... Каждый идёт по своим делам, но по пути вливается в длинные цепочки прохожих. Эта вереница, кажущаяся бесконечной, похожа на суету в гнёздах общественных насекомых. Лишь немногие идут с пустыми руками, они словно муравьи, несущие добычу домой. Но самое примечательное в Оштене, конечно же, его жуткие автомобили и автострады. Ленты последних поднимаются ярусами и забиты потоками машин. Именно отсюда идут самые неприятные запахи — горячего асфальта и перегретой резины, и вонь от бесконечного множества автомобилей. Здесь же встречаются и двухэтажные ужасные чудовища, поглощающие людей — автобусы.

Вначале я шарахался от каждой проезжающей машины. Всё-таки непривычно — повозка без лошади, да ещё и передвигается с такой скоростью, словно её черти толкают. Я, возможно, и не реагировал бы так сильно, но в первые же полчаса моего пребывания в городе стал свидетелем автомобильной аварии. Жертв не было, а впечатление осталось сильное — раздавшийся внезапно хлопок разорвавшейся передней шины, резкий визг тормозов и грохот удара... меня это испугало. Я не привык к таким жутким звукам. Правда, поиски работы, затянувшиеся вот уже на семь часов, способствовали привыканию к уличному движению, и сейчас я уже почти не реагирую даже на близко проезжающий транспорт, хотя сесть в автобус пока не решаюсь.

Не думал, что здесь так сложно устроиться. Мне казалось, что утром или днём найти работу будет легче, и я использовал один из своих эликсиров. Солнце мне теперь не опасно. Но, похоже, здесь смотрят лишь на внешние данные, как будто смазливый красавчик сделает уборку помещения в несколько раз лучше, чем я. После посещений различных фирм по объявлениям о найме мне стало понятно, что слово 'организация' произошло от этих двух — 'организм' и 'канализация'. Я сегодня узнал о себе много нового, причем неприятного, пока пытался пообщаться с секретарями директоров и с отделами кадров для устройства на работу. Честно говоря, один раз я не выдержал и всё-таки подсыпал хорошую дозу смеси ветрогонного со слабительным в чайник, стоявший за спиной у секретарши компании 'Макбелл'. Хорошо, что моя эльфийская магия не сдерживается браслетом, иначе под бдительным взглядом блондинки-мегеры мне не удалось бы применить телепортацию моего снадобья. Думаю, теперь её шеф подтвердит мои догадки о происхождении слова 'организация', предаваясь медитации в небольшом помещении, а может потом даже выгонит эту стерву.

Погрузившись в мечты, я сворачиваю в очередной проулок и оказываюсь в тупике, заканчивающимся светлым зданием с колоннами. В глаза бросается огромная вывеска с названием 'Арена'. Это какой-то клуб, я вспоминаю, что читал объявление: 'Арене требуется уборщица'. На входе возле колонн стоят два огромных вышибалы, в чёрных строгих костюмах и тёмных очках. Сразу и не поймёшь кто они: люди, охотники или вампиры. Последние здесь тоже встречаются днём — в аптеках и магазинах продаётся большое количество солнцезащитных средств. Странно, что в нашем мире их так и не изобрели. 'Нашем'... это слово отдаёт горечью. Хотя там меня ничего хорошего не ждало. Со смертью отца я окончательно потерял свободу, и если бы не лорд Родригес, то меня, возможно, уже не было в живых...

Я с опаской подхожу к дверям и некоторое время наблюдаю за входящими людьми. Они в основном в строгих костюмах тёмных цветов и лакированных чёрных ботинках, в которых только по воздуху летать, а не по земле, точнее — по асфальту ходить. Впрочем, они и проходят всего-навсего десяток метров от своих монстров-автомобилей. Я никак не привыкну к одежде этого мира. Она как вторая кожа, и мне кажется, что люди раздеты. Там, где я вырос, она подбирается более индивидуально и подчёркивает статус её владельца: высокие остроносые сапоги, большое количество кружев и рюшей на одежде из бархата или парчи — у состоятельных людей и вампиров, а длинные рубашки грубого полотна с домоткаными штанами и простой обувью — у крестьян. Здесь же у всех довольно простая одежда, без украшений, и мне сложно различить положение её владельца. Но входящие в клуб люди явно богаты, если судить по их уверенным манерам, несколько отстранённому виду и пренебрежительным взглядам, бросаемым на стоящую у дверей охрану. Почему-то меня пропускают без вопросов, несмотря на более чем скромную одежду — светло-голубую рубашку и узкие штаны из плотной ткани, которые называют здесь джинсами. Только войдя, понимаю, что здесь много вампиров одетых довольно просто, но они обнажают свои шеи без ошейников, явно подчёркивая, что сейчас свободны. Мне становится противно. Они словно продают себя, как товар на рынке.

Огромный полуовальный холл буквально набит такими вампирами — как девушками, так и парнями, а эти богатые сволочи, вылезшие из своих автомобилей и притопавшие в клуб, откровенно лапают и рассматривают приглянувшихся им будущих рабов. Такой участи мне совсем не хочется. Возле окна стоит огромный жирный охотник. Он явно проверяет, подходит ли ему красивый молодой вампир. Ублюдок ощупывает и оглаживает парня. Он задирает на нём рубашку и даже расстёгивает брюки, раздевает, не стесняясь никого из присутствующих. Я злюсь на смирение этого вампира, неужели у него нет ни капли гордости? Вздумай этот толстый гад хватать меня за задницу при всех, я бы ему тут же чего-нибудь насыпал, причём не только слабительного, но и такого, чтобы его морда язвами покрылась как минимум на неделю. А парень терпит, стараясь скрыть, что ему это неприятно. От волнения я даже проверил, застёгнута ли у меня рубашка. Мне очень не хочется чувствовать на себе чьи-то грязные лапы. В этот момент кто-то кладёт мне на плечо руку, и, обернувшись, я вижу вампира — скорее всего, охранника. На нём изящные золотого цвета латы — кираса и похожий на короткую юбку пояс, а на шее широкий ошейник с шипами, сделанными как украшение.

— Мальчик, ты кого ищешь? — снисходительно спрашивает он, но я зверею:

— Я не мальчик! Ищу работу. По объявлению зашёл.

— Ты разве совершеннолетний? — с сомнением произносит этот наглец.

— Да, вот документы, раз не верите, — протягиваю паспорт. Он берёт, рассматривает и, подумав, приказывает:

— Пошли со мной к хозяину.

* * *

Я и не представлял, что внутри это здание настолько велико. Мы идём и идём, и, как мне кажется, просто ходим по кругу. Бесконечные извилистые коридоры, невообразимое количество одинаковых дверей. Они огромны и отделаны под старину — из морёного дуба, окованные черненым железом. Если бы не разные номера на них, то иллюзия бесконечного и бессмысленного пути была бы полной. Наконец-то мы останавливаемся перед одной из них и заходим в просторный кабинет. Его хозяин, довольно пожилой охотник с пронизывающим и жестким взглядом, тут же обращается к моему спутнику:

— Ты что сюда притащил? Мне шлюхи малолетние тут не нужны! — рычит он, покрываясь от злости красными пятнами.

Я чуть не срываюсь в ответ, что сам он шлюха... перезрелая, но всё-таки держу себя в руках и объясняю спокойным голосом:

— В объявлении было сказано, что вам нужны уборщики.

Лицо придурка перекашивает гримаса, а потом он начинает громко ржать.

— Уборщик он! Ой, уморил. Ты швабру-то не удержишь, да и за ней тебя не видно будет.

Я в ярости. Достали меня все! Со злости даже не могу свои эмоции сдержать:

— Как шлюхой, так блин, вполне гожусь! А как помещения убирать, так ростом, блин, не вышел!

Ответом служит гробовая тишина. От такой наглости у обоих присутствующих выпучились глаза. И чует моя задница, что я-таки сейчас словлю на радость ей очередное приключение, но меня уже несёт. И ведь не пил... да и не ел сегодня ничего, наверное, поэтому и злой такой.

— Так что мне делать: уходить или возьмёте на работу? Трепаться с вами у меня времени нет! — совсем с катушек, видно, съехал, уже хамлю. Понятно, что теперь мне тут место точно не обломится, и я разворачиваюсь и направлюсь к выходу.

— Стоять! Засранец мелкий, — рявкает сквозь смех охотник. Я торможу почти у двери. — Вот же гадёныш озверевший! Векс, дай парню всё необходимое и отведи почистить туалеты на нижнем этаже. Если справится так же резво, как тут хамит, то оформляй его, пусть работает. Если нет, приведёшь ко мне... Теперь свободны! — хозяин сразу же теряет ко мне интерес и углубляется в бумаги. Мы выходим, а Векс так и продолжает ржать, аж слёзы катятся из глаз:

— Ну ты и придурок мелкий! Так шефа зацепить — это уметь надо. Если не сможешь вычистить сортиры, то придётся ответить за своё нахальство, тогда тебе небо с овчинку покажется.

Я теперь молчу, следуя за своим провожатым. Мне стыдно, я не помню случая, чтобы так нахамив, умудрился хоть чего-то добиться. Пусть и проверки. Я так устал от этих бесплодных поисков за целый день. Не сорвись я на хозяина 'Арены', опять бы ушёл ни с чем.

Меня снабжают кучей всякого добра: флаконы с густыми жидкостями, щётки, тряпки, вёдра и куча неизвестных приспособлений. Всё это ставят на какую-то блестящую тележку. Естественно, везти её приходится мне.

Когда мы подходим к туалетным комнатам, и я заглядываю в них и вижу, что там делается, а вонь шибает в нос, то честно говоря, начинаю искренне себя жалеть. Охранник нежно заталкивает меня в этот ад и сразу закрывает дверь на ключ, а сам, оставшись в коридоре, мне кричит:

— Малыш, я буду через два часа, и не дай бог ты здесь не уберёшь...

Я растерян, но через минуту — зол. Не просто зол, я в ярости! Но даже если выбить дверь, я сам навряд ли найду выход из этого лабиринта коридоров. Вся ситуация напоминает мне одну легенду про конюшни, которые заставили почистить главного героя. Причём там это объявили подвигом! Но, Тьма, как долго тут не убирали! У них же техники здесь море... я ничего не понимаю.

* * *

Меня толкают в бок... Опять... теперь встряхивают... Я снова сворачиваюсь в тугой клубок.

— Эй, мелкий, пора вставать! — орёт кто-то на ухо. Уже и выспаться не дают.

Вот чёрт! Я ж в туалете сплю. Подскакиваю. Надо мной охранник. Он какой-то нервный. Всклокоченный, я бы сказал.

— Проснулся наконец, — он с облегчением вздыхает. — Ты когда ел в последний раз?

— Рано утром, — мне даже говорить такааая лень. Меня подхватывают на руки, и я снова погружаюсь в темноту...

* * *

Голова гудит. Я слышу голоса, сначала только звуки, но постепенно понимаю речь.

— Док, ты видел запись?

— Да, парнишка странный, у него есть браслет-ограничитель, однако, это явно магия, причём не магия вампиров...

— Как думаешь, нам нужно об этом сообщить?..

— Ты что, мальчишку жалко. А церковники так искорёжат парня, что в страшных снах такого не увидишь. Лучше молчать об этом. Надень на него ошейник, сразу обезопасишь от посягательств других охотников.

— Мне нельзя... я отдаю своих рабов церковникам, мне пришлось им это пообещать, чтобы они не трогали моих вампиров. Когда забрали последнего, он так и умер под пытками. Я не хочу брать на душу грех.

— Так надень ему ошейник сотрудника 'Арены', тогда не тронут.

— Опасно тоже, могут потребовать продать, но другого выхода я не вижу. По крайней мере, он будет лучше защищён.

— Похоже, он уже очнулся! Сейчас я снотворное ему вколю, он должен выспаться.

Я чувствую укол, сознание плывёт...

* * *

Просыпаюсь в незнакомой комнате. Совершенно голый, а на шее тонкая полоска из металла. Снять не могу, как не пытаюсь. Я с ужасом осознаю, что в этот раз действительно нарвался. От накатывающей на меня истерики отвлекает открывающаяся дверь и входящий хозяин 'Арены' собственной персоной.

-Ричард, ты уже проснулся?! Горазд ты спать, — ехидно высказывает он. Я в шоке, мне страшно от того, что он сейчас способен сделать, но на всякий случай я применяю магию с ароматом скунса, а то потом возможно станет поздно. Ему ещё не слышно запаха, но это ненадолго. А меня опять от ужаса ведёт на хамство:

— А не пройти ли вам куда подальше? Я думаю, что ваша дверь левее этой!

Он гад, как в прошлый раз... смеётся:

— И тебе доброе утро!

Но через пару шагов веселье исчезает, сменяясь непониманием, а затем его лицо искажает гримаса:

— Что это за вонь?

— Это я пугаюсь! Вам разве в детстве не говорила мама, что нельзя давить на психику тех, кто младше и слабее?

Он смотрит на меня в шоке:

— Ричард, я поговорить пришёл. Обещаю, что ничего плохого не сделаю.

Я выдвигаю ультиматум:

— Сначала мои вещи отдайте, потом поесть... иначе вонь продержится часа четыре!

— Ну ты наглец! Террорист мелкий. Давай, сначала ликвидируй этот запах, а потом получишь всё остальное. Если, конечно, тебя ещё работа уборщиком интересует...

Глава 7

Резервация Маров, три недели спустя, Эрни

В доме Локка тихо, все ещё спят. Эрни обычно просыпается рано. Ему непривычно, что вампиры в этом мире чаще всего ночью отдыхают, а днём бодрствуют, но это связано с работой в больших городах, таких как Оштен. Её сложно найти, поэтому и приходится подстраиваться под требования работодателей. Хорошо, что здесь производится много различных средств для защиты от солнечных лучей, благодаря которым в мире людей время суток не настолько важно, как на родине Эрни. В общем-то, юный лорд и дома привык бодрствовать днём из-за неистощимой фантазии Ричарда. Во что они только не ввязывались! Правда, от некоторых выходок мелкого Эрни просто мутило. Ему порой требовались значительные усилия, чтобы сохранять невозмутимый вид. Зато и лавры пожинали вместе. Это здорово — ловить восхищённые взгляды, проезжая по владениям отца, и слышать восторженные речи в свой адрес. Да, ради этого стоило потерпеть даже разгромленные туалеты, жуткую вонь и дикую брань...

К счастью или сожалению, но это весёлое, хотя и смутное время, уже прошло.

Ричард сейчас всё чаще задерживается в городе. Похоже, он там обзавёлся друзьями. Это обидно. Ведь Ричард в какой-то степени собственность Эрни. Он же его личный секьюрити, а, следовательно, должен принадлежать только своему господину, а мелкий вместо того, чтобы смотреть только на него, обзавелся еще и приятелями... на стороне.

Однако сейчас между ними стоит запрет лорда Родригеса. Отца... теперь уже бывшего. Как больно об этом думать. До последней минуты, до тех пор, пока был виден замок, Эрни надеялся, что всё ещё можно изменить, и он сможет остаться. Но нет. Его никто не пытался вернуть, и он впервые так сильно ощутил свою беспомощность и ненужность. Такого предательства со стороны отца Эрни не ожидал, ведь он всегда считал себя его любимчиком. Мать отказалась от него сразу же, как он родился, не оправдав её надежд... опоздав... после Маркуса. Потом она попыталась наладить с ним отношения — задаривала подарками, старалась растопить его сердце заботой и лаской. Впрочем, в любви матери он всегда сомневался, считая её показной. И утвердился в этом мнении, когда она захотела настроить его против старшего брата. Возможно, Эрни поверил бы в её бескорыстие, если бы она не отталкивала его так долго, а к тому времени он уже вырос и не смог простить ей предательства. Брат же всегда свысока смотрел на Эрни, считая его изнеженной куклой, хотя и признавая его красоту. Правда, Эрни порой бросало в пот от липкого, словно раздевающего, ощупывающего взгляда Маркуса. Когда-то давно брат испугал его, прижав к холодной шершавой стене в одном из многочисленных коридоров. Он всегда был сильнее, и у Эрни не получилось его оттолкнуть. Кто знает, что могло бы произойти в тот день, не найди их в этот момент отец... Маркус после этого обходил его десятой дорогой, позволяя себе только эти пронизывающие и пугающие до глубины души взгляды, не давая забыть ту беспомощность и страх, которые пришлось пережить тогда Эрни.

Рич... этот вампирчик смог завоевать его доверие. Он словно соткан из противоречий: наивный и дерзкий, прямолинейный и хитрый. Он смотрит на Эрни с обожанием и надеждой.

Отец... теперь просто лорд Родригес, сказал перед отъездом: 'Помни, что любая верность требует жертв с обеих сторон. Если ты не будешь защищать Ричарда, то не жди от него преданности. Не забывай о своём происхождении, и даже если тебе порой будет страшно, ты не должен этого показывать своему слуге. Тогда и он, не задумываясь, отдаст свою жизнь для тебя'.

Слова отца оказались пророческими, и Эрни сразу же пришлось делать выбор между благосклонностью вождя и его гневом, решая судьбу своего секьюрити. Было страшно и не хотелось выбирать, хотелось пустить всё на самотёк... пусть бы решилось без него... Но потерянный вид Ричарда и всплывшие в памяти слова отца сыграли свою роль. Он нашёл в себе мужество и защитил мелкого, получив, пожалуй, больше, чем потеряв. Ричард даже недавно подарил ему огромное зеркало, о котором Эрни мечтал с той минуты, как они оказались в резервации Маров. Почему-то в этом мире вампиры не любят смотреть на свои отражения. Наверное, такая нелюбовь к зеркалам связана с каким-то поверьем или приметой. А может быть, они считают, что в жизни красота не важна, и больше надеются на удачу, которая поможет найти надёжного и доброго хозяина...

Эрни аж передёргивает от этой мысли. Нет, он совсем не против найти себе покровителя, но тот должен беречь, холить и носить на руках молодого, теперь уже бывшего, лорда. Его хозяин должен почитать за счастье, что такое сокровище оказалось рядом, а уж никак не наоборот. Эрни не собирается заглядывать в рот и угадывать желания того, кто решит его защищать, и уж точно не даст надеть на себя рабский ошейник. Но сейчас, к сожалению, все эти мечты слишком далеки и недосягаемы, ведь Эрни так и не отпускают за пределы посёлка. Единственное утешение — общение с Ричардом. Мелкому можно только позавидовать, ведь он уже не зависит от местных вампиров. Он сейчас работает в клубе 'Арена' и возвращается только на выходные, что сильно огорчает Эрни, но он не может не признать, что из-за найденной в первый же день работы местные вампиры изменили свое мнение о нем. С ним теперь считаются и больше не пытаются унизить. Как мало нужно порой для перемены всеобщего мнения. Всего лишь выделиться из толпы неудачников, сделав невозможное для многих других. Так и получилось — в первый же день в Оштене на Ричарда надели ошейник, что и послужило предметом зависти и пересудов в общине. Эрни не понимает, как Ричард на такое согласился, с его-то норовом! Ведь он очень свободолюбив и изобретателен для того, чтобы так быстро сдаться. Однако Ричард даже не пытается снять свой ошейник, хотя вряд ли смирился с ним.

Да, и работа его устраивает. Но вот владелец 'Арены'... он что-то подозревает. Возможно, он догадывается о том, что Ричард не из этого мира. Он уже приезжал несколько раз и задавал кучу вопросов о прошлом мелкого, и, похоже, полученные ответы не удовлетворили охотника, несмотря на то, что объяснения Мунка выглядели очень правдоподобными. Он так убедительно объяснял неприспособленность Ричи к жизни в городе воспитанием в древних шаманских традициях, не приемлющих новинки науки и техники, что даже Эрни поверил этим словам. Теперь остаётся только надеяться, что до поступления в университет они с Ричардом научатся не выделяться из толпы Оштенских вампиров...

* * *

Монастырь Сен-Грегори, земли охотников за вампирами.

— Сын мой, мы ждали, что ты проявишь себя как преданный нашему делу охотник, беспощадно карающий кровососов. К сожалению, доктор Орелли опять не доволен твоими успехами. Нужно помнить, что вампиры — это исчадия ада. Они — тьма, а мы свет. Свет всегда подавляет темноту. Мы развеваем мрак, не оставляя ему надежд на возрождение, — суровый голос отчитывал молодого охотника. — Прошлый раз мне показалось, что ты усвоил урок, как нужно обращаться с вампирами, но видимо я поторопился сделать выводы. Твоя цель — подавление воли, ломка сознания проклятых Богом выродков...

Лицо охотника, обезображенное шрамом, выражало спокойствие, но в проникновенной речи слышались плохо скрываемые гнев и разочарование. Зеленоглазый парень стоял перед ним, смиренно опустив голову и вслушиваясь в каждое слово.

— Запомни, сын мой, вампиры — рабы, твари дрожащие. Ты должен уметь наслаждаться их беспомощностью и слабостью, ибо этим очищаешь землю от скверны. Я до сих пор не видел ни одного сломанного тобой вампира и не слышал, чтобы ты отличился жестокостью к ночным тварям. Мне лично придётся заняться твоим воспитанием в этих вопросах, — монах встал из глубокого кресла с грацией сильного хищника и, подойдя к сейфу, достал оттуда чёрный кожаный ошейник с металлическим украшением, выполненным в виде черепа собаки.

— Тебе давно пора обзавестись собственным рабом. Это моя ошибка, что я не уделил внимания данному вопросу. Держи ошейник... через пару дней мы поедем в Оштен, и ты выберешь себе раба в клубе 'Арена'. Хозяин этого заведения нам должен, поэтому отдаст любого, кто тебе приглянётся. Смотри и выбирай внимательно, кровосос должен быть живучим и дерзким, насколько это возможно. Жаль, нельзя брать тех вампиров, у которых ошейник украшен шипами, но в любом случае там есть из чего выбрать. Ты наконец почувствуешь, что значит распоряжаться чужой жизнью и чужой свободой. Я лично помогу тебе ломать эту тварь.

Молодой охотник, чуть побледнев, молча взял ошейник из рук монаха и почтительно склонился в глубоком поклоне.

— Сейчас можешь быть свободен, я извещу, когда мы отправимся в город.

Лишь когда за парнем закрылась дверь, лицо монаха озарила счастливая улыбка, и он расслабленно опустился в своё кресло, стоящее возле небольшого зарешёченного окна:

— Видишь, Вернер, еще немного и твой сын станет таким же одержимым, как те, кого ты так открыто презирал...

* * *

Город Оштен, клуб 'Арена'.

— Ричаард! Ричард! — голос Амаи отрывает меня от мытья окна в одной из комнат, предназначенных для тайных встреч. — Куда ты подевался, бесёнок?!

— Я здесь! Сейчас приду, осталось совсем чуть-чуть, — выкрикиваю я, и через пару секунд дверь распахивается, впуская красавицу-вампиршу.

— Рич, ты не пришёл на обед! Ты же знаешь, что мы все волнуемся, когда тебя так долго нет. Бросай это грязное дело и пойдём навёрстывать упущенное... — Амая лукаво подмигивает и тепло мне улыбается.

Вот никогда бы не поверил, что смогу свободно чувствовать себя и даже дружить с женщинами, и что мне с ними может быть так легко и уютно. Нет, конечно же, со служанками я общался и дома, и у лорда Родригеса, но здесь совершенно другое... Амая, Элли, Таши и Уна работают вместе со мной, правда, я-то уборщиком, а они... они ночными бабочками. К ним приходят охотники — не только для удовлетворения своей похоти, но и частенько для душевных бесед, а иногда и за советом. Мои подруги красивы и с ними интересно. Я младше их, и они то общаются со мной как с равным, то опекают меня. Последнее порой раздражает, но я бы соврал, сказав, что мне неприятны такие отношения. Вот и сейчас Амая стоит у двери и цепким взглядом прожигает дырку в моей спине. Под её бдящим оком я спешу быстрее закончить свою работу, иначе придётся выслушивать, какой я недисциплинированный, безответственный и вообще разгильдяй. Из-за этого молчаливого пинка пара минут превращается в абсолютный кошмар, но как только мне удаётся завершить мытьё окна, Амая тут же берёт меня за руку и утаскивает за собой в обеденную комнату девушек, по дороге делясь последними клубными новостями.

Мы добираемся довольно быстро, и обрадованные моим приходом девушки усаживают меня за накрытый стол — как почётного гостя. Мне тут уютно и спокойно. Они иногда подшучивают надо мной, но это не обидно, ведь мелькающее в их глазах лукавство сменяется дружелюбием, кроме того, они и над собой смеются нисколько не меньше.

— Ричи. Ты уминаешь всё как саранча, — ехидничает Элли.

— Не саранча, а саранчук! — уточняю я, поглощая великолепный горячий бутерброд с красной рыбой — фирменное блюдо Уны. — И вообще, этого требует молодой растущий организм!

Все смеются, а Элли не выдерживает и спрашивает:

— Рииичи, как можно оставаться таким тощим, столько всего съедая? Поделись своим секретом, а?

Я отхлёбываю ароматный зелёный чай с имбирем и чабрецом, а потом делаю большие глаза, и, поддерживая всеобщее веселье, заявляю:

— Мне приходится много заниматься, я боец!

Девушки, думая, что я их разыгрываю, смеются в голос. Кто поверит, что с моим весом и ростом можно добиться успеха в рукопашном бою? Когда даже первый из тренеров в доме моего отца — мастер по боевым искусствам, увидев меня, презрительно бросил:

— Если это боец, то я сам Бог! — и отказался иметь со мной дело.

Зато второй — личный секьюрити моего отца, который впоследствии сопровождал меня в моём первом путешествии в замок лорда Родригеса, — взялся за моё обучение. С его же помощью мне удалось избежать судьбы гаремного наложника...

— Ричи, не фантазируй! У тебя костяшки не сбиты и расположены не в одну линию, да и силой ты не вышел... — горестно восклицает Таши, но тут же подмигивая, говорит:

— Зато ты наш рыцарь-защитник! И мы тебя любим. Вот как вырастешь, каааак женишься на нас, будет у тебя аж четыре жены, и пусть другие парни обзавидуются!..

* * *

Но, конечно же, не всё в клубе складывается замечательно. К сожалению, девушки должны обслуживать приходящих клиентов, а среди них попадаются довольно мерзкие типы. Вот и сейчас один толстяк с отвисающим брюшком, с блестящей лысиной на полголовы, с блёклыми рыбьими глазами и невыразительной внешностью требует к себе Таши... и отдельную комнату для встречи. Не выдержав, я делаю попытку избавить её от этого неприятного поклонника — перехватываю официанта, доставляющего их заказ, и незаметно подсыпаю слабительное в тарелку с мясным острым блюдом. Я знаю, что Таши не ест ничего острого и не любит рис, так что здесь сложно перепутать. Мне всё удаётся! За сегодняшний день я уже второй раз применяю свои снадобья. Думаю, в этот момент Том-Буйвол трескает своих жареных угрей со смесью слабительного и возбуждающего. Этот му**к со своими приспешниками, застав меня в качалке, где тренируются вампиры-гладиаторы, объявил во весь голос, что моя попа идеально подходит под его... фаллос, да ещё и шлюхой назвал. Я бы хотел за такие слова набить ему морду, но он же огромный накачанный шкаф — драться с ним не резон. Поэтому мне осталось только прошипеть, что я колдун — сын шамана и проклинаю его на весь вечер. Он аж отшатнулся и побледнел. И не зря... по крайней мере я очень на это надеюсь, ведь мои любимые снадобья реализуют посланное 'проклятье'...

Добавив эксклюзивную пряность в блюдо назойливого Ташиного поклонника, я выхожу в коридор из ресторанного зала с чувством исполненного долга. Забрав снаряжение, отправляюсь убирать сцену, где через пару часов состоится концерт...

— Рич, немедленно к шефу! — рычит Векс, и чуть ли не волоком тянет меня за руку в кабинет Джорджа — хозяина клуба. Хорошо, что я успел привести всё в порядок до начала концерта, а то неизвестно насколько меня задержат. Чувствую, что не для вынесения благодарности хотят меня видеть, да и премию вряд ли догадаются выдать. Во всяком случае, если хотят сделать что-то хорошее для скромного работника, то его никогда так не торопят и за шкирку не тянут...

Сумасшедший бег по коридорам завершается только в кабинете. Его владелец, сидя за столом, вглядывается в монитор, развернутый таким образом, что я вижу происходящее. Сейчас сюда идёт передача видео со скрытых камер, и все они явно находятся в одном очень знакомом мне помещении... Джордж напряжённо смотрит за ведущейся оттуда трансляцией, но пока что в туалете никого не видно — у двух кабинок закрыты двери, и именно за ними и наблюдает шеф с азартом дикой кошки, готовящейся к поимке жертвы. На наше шумное появление он даже бровью не ведёт. Но безразличие всё же напускное, иначе с чего бы это ему так пристально следить за туалетом. Он блестяще выдерживает паузу, пока я нервно поглядываю в его сторону, а затем нарочито ласково спрашивает, словно в пустоту:

— Вот интересно, что делают в этом скромном гигиеническом пристанище двое весьма заметных мужиков? Один — почётный гость-охотник, а второй — наш вампир-гладиатор?

Я пытаюсь прикинуться предметом мебели и, ясное дело, молчу, стараясь выглядеть совершенно безразличным, но нежный, сладкий голос босса меня пронизывает как электрошок:

— Риииичиии, я хочу выслушать твои предположения...

Меня, конечно, не обманывают эти интонации, но я шлангуюсь дальше:

— Наверное, что-то съели... — невинно предполагаю я.

— Вот как... — задумчиво и даже с сочувствием произносит Джордж. — Боюсь, в данном случае ты слегка лукавишь. С момента их уединения в кабинках прошел почти час, и, должен сказать, что этим несчастным при попытках покинуть столько полюбившиеся им уютные комнатки не удаётся дойти даже до двери, ведущей в коридор.

Я шумно сглатываю непонятно откуда набежавшую слюну, шмыгаю носом и с покаянным видом опускаю глаза, стараясь выглядеть смущённым и беззащитным... Вдруг он пожалеет и простит меня за эту маленькую месть?..

— Обидели меня...

— Что, оба?!! — с изумлением в голосе и с какой-то нехорошей долей ехидства спрашивает мой шеф.

Вот же ситуация. И как объяснить сразу про двоих потерпевших? А ведь всего пять минут назад я считал себя самым умным.

— Нууу, — судорожно пытаясь придумать какую-то подходящую версию, и в этот момент одна из кабинок открывается и оттуда появляется незадачливый Ташин кавалер.

— Вот он!! — радостно восклицает шеф. — Теперь посмотрим, сможет ли наш почётный гость выйти из туалета. Зуб даю, что до порога не доберётся!

Я молчу, мне нечего ответить. И чувствую, что краснею. Я раньше думал, что вампирам не дано так откровенно загораться от стыда.

Охотник делает пару неуверенных шажков, словно прислушиваясь к своему организму, потом ещё... ещё... и до выхода уже остаётся пара метров, когда он внезапно вздрагивает и юркает обратно в кабинку.

— Рич, я выиграл! Ты проспорил! — счастливым голосом вещает босс.

— А я не спорил! Так не честно! И так было понятно с самого начала, что он не сможет выйти в коридор... — и тут я понимаю, что прокололся, он просто подловил меня, сделав ставку на мой азарт

— Аааа, вот значит как... — Блин, он снова добавил мёда в интонацию, у меня аж зубы слиплись. — Думаю, ты мечтаешь поделиться, чем собственно тебе не угодил такой клиент.

— Нууу, Таши... Она красивая, а этот... — Мысли путаются, и я несу какой-то бред, пытаясь оправдаться.

— Знаешь, Ричи, внешность — не главное. Спроси у Таши, она к нему неравнодушна, и он сделал ей сегодня предложение...

От этих слов у меня горят уже не только щёки, но и кончики ушей. Что я наделал! Не понимаю, как можно полюбить такое... но раз он нравится Таши, то нужно всё исправить. Достаю из секретного кармашка зеленоватую таблетку и смущённо произношу:

— Я виноват, пусть он выпьет это... лекарство. — И добавляю: — Всё пройдёт минут через пять.

Мой шеф берёт её, неверяще рассматривая диковинное средство.

— Не сомневайтесь, она сделана из трав. В ее составе сильнейший компонент против расстройства... он так и называется — 'заткни гузно'.

— А ну-ка, повтори название своего средства, — ошарашено переспрашивает он.

Я почему-то смущаюсь ещё больше, хотя название это, честно, не моё:

— Заткни гузно.

Мой босс уж очень выглядит весёлым.

— Насколько это затыкает?! — вкрадчиво задает он вопрос.

— Нууу, дня на три. Не больше.

— Векс, отнеси таблетку врачу, и пусть он ненавязчиво поможет нашему клиенту.

Мой провожатый быстро выполняет приказ шефа, почти мгновенно исчезая.

— Итак, мне уже не терпится услышать историю про Тома-Буйвола, — с азартом произносит босс, демонстративно устраиваясь в кресле поудобней и показывая на другую закрытую кабинку, спрашивает: — Интересно, что там происходит? Мой боец периодически появляется оттуда с ненормальными осоловелыми глазами. Пробираясь боковой походкой и напоминая краба, он пытается прикрыть подрагивающими красными руками свой возбуждённый орган. Насколько я знаю, такое поведение для диареи не характерно. Так что там происходит с одним из моих лучших гладиаторов?

— Он проходит курс молодого бойца, — теперь мой голос звучит уверенно.

— Какой предмет?

— Умелые ручки!

— А может очумелые уже? — предполагает шеф.

— Нууу, может и такие... — На мгновение мне становится жалко своего врага, но я тут же припоминаю те смачные эпитеты, которые этот ублюдок с издёвкой адресовал мне. — Но он меня обидел!!

— Эх, прямо наказание с тобой. Вот честно, я даже не знаю, что хуже — испугать тебя или обидеть, — задумчиво произносит босс, а потом внезапно возвращается к 'болезни' Тома: — Скажи мне, как долго придется страдать этому заслуженному бойцу после твоего снадобья?

— К утру само пройдёт! — В глазах шефа заметно недоверие, и чтобы его развеять, добавляю: — Я раньше часто применял эту композицию из трав и точно знаю время её действия, поэтому и объявил при всех, что проклял этого урода на весь вечер. Кто не поверил, убедятся... Думаю, теперь меня никто больше не тронет.

Неожиданно весёлость на лице моего босса сменяется злостью:

— Значит так, с сегодняшнего дня ты наказан. Сейчас же езжай домой, и чтобы всю неделю духу твоего здесь не было. Когда прощу, позвоню. Всё понятно?! Свободен!

Я понуро выхожу из кабинета. Мне горько. Но всё-таки я сам виноват в произошедшем, и обижаться больше не на кого. А самое обидное, что из-за этой мелкой мести я могу лишиться найденной с таким трудом работы.

* * *

Кабинет управляющего клубом 'Арена', два дня спустя

Дневной свет заливает просторное помещение. Большой пушистый ковёр раскинут на всю комнату, словно подтверждая своё основное назначение — принимать на себе провинившихся сотрудников клуба. В глаза бросается поражающая красотой пара напольных фарфоровых ваз с немыслимыми композициями флориста, созданными из засушенных и искусственных растений. Они сочетают строгость прямых стеблей бамбука и прихотливые переплетения лиан. Яркость красок отдельных цветов подчёркивается неброскими оттенками высушенных трав.

За большим столом из светлого дерева сидят двое.

— Джордж, я правильно понял, что вампирёныш тебя чем-то зацепил? — спрашивает сидящий напротив владельца клуба человек средних лет, одетый в элегантный темно-синий костюм. В его руках дорогие очки, стёкла которых он протирает специальной салфеткой.

— Ох, не то слово, как зацепил. Мальчик владеет магией и очевидно, что не вампирской, вот посмотри на эту фотографию, — хозяин кабинета протягивает своему посетителю карточку. Тот, положив очки на стол, берёт ее и довольно долго разглядывает.

— Это книга явно не человеческая, да ещё и защищена сильной магией. Крайне редкий и очень ценный артефакт. Где ты сделал это фото?

— Не поверишь — оно было среди вещей этого обормота, в доме его отца. Во всяком случае, вампиры из резервации Маров называют шамана отцом Ричарда. Однако я сильно сомневаюсь в этом...

Человек некоторое время молчит, обдумывая услышанное, затем уверенно говорит:

— Джордж, ты правильно сомневаешься. Ричард не может быть рождён здесь. Судя по всему, это эльфийская книга, причём, если верить символам на её обложке, о редчайшей тёмной магии. Как ты знаешь, эльфы исторически ненавидят вампиров. Они скорее предпочтут умереть, чем отдать в руки своим смертельным врагам такое пособие. Так как вампирёныш владеет этой книгой, выходит, что его предки как минимум стёрли с лица земли род эльфов, владевших этим сокровищем. Но, насколько я знаю, Мары никогда не были воинственны. Именно поэтому они не полностью уничтожены, как многие племена, проживавшие в нашем мире. Отсюда можно сделать вывод, что книга попала к нему из земель вампиров. Но никто просто так не расстанется с военным трофеем предков, даже считая его полностью бесполезным. Значит, Ричард имел доступ к этому артефакту, а, следовательно, жил у кого-то из знатного рода, а может и родился там. Кроме того, с этой книгой можно обучать и эльфов, и других существ...

— То есть ты хочешь сказать, что её можно использовать не только самим эльфам? — нетерпеливо прерывает собеседника Джордж.

— Да, вполне. Эльфийской магией теоретически могут владеть не только вампиры, но и охотники, учитывая ваши родственные связи с ними со всеми...

— Подожди, ты думаешь, что мы можем владеть эльфийской магией?? — взволнованно перебивает хозяин 'Арены'. — Дик, ты понимаешь, какую это может вызвать реакцию у правительства и тем более у церковников?!

— Да, но всё не так просто, иначе охотники, да и вампиры уже давно владели бы ею. Дело в том, что научить можно только ребёнка, и то начиная обучение с четырнадцати-двадцати лет. И чем старше он будет становиться, тем меньше сможет освоить, а после двадцати уже всё бесполезно. Но в детском возрасте и у вас, и у вампиров слишком мало энергии для магических заклинаний. К тому же без учителя дети, как правило, сами не в состоянии понять последовательность и силу их использования. Этот мальчик редчайшее исключение. Если о его способностях узнают, то будут ломать до тех пор, пока он не согласится натаскивать юных охотников, так как вампиры вряд ли подозревают о происхождении магии Ричи. Такое преимущество вашей расы выведет вас на новый уровень господства, а с техникой так и вообще вы станете практически неуязвимы для других разумных существ. Поэтому нужно приложить все усилия, чтобы о вампирёныше не узнали ни церковники, ни другие заинтересованные лица. Тем более, что со дня на день к тебе нагрянет духовенство за очередной 'жертвой во имя Бога', как выражаются эти лицемеры.

— Да, я уже принял меры. Ричарда здесь не будет всю неделю, так что они его не увидят. Кроме того, я заказал ему индивидуальный ошейник с шипами. По нашему договору с церковниками, они не смогут забрать вампирёныша, когда он наденет его.

— А как ты собираешься объяснить на нём такой ошейник, ведь его носят только незаменимые сотрудники? — Человек чуть придвинул своё кресло в сторону собеседника и, положив фотографию на стол и взяв свои очки, придирчиво их осмотрел и убрал в изящный футляр.

— У Ричарда не только способности в области магии, но и в алхимии. Он вызвал страшнейшую диарею у одного из моих посетителей с помощью какого-то средства. Мой врач не смог справиться с ней. А выведенный на чистую воду мелкий обормот сразу же дал эффективное лекарство...

Дик прерывает собеседника весёлым смехом и вопросом:

— За что такое засранство-то?

— Рыцарь он, видите ли. Избавлял одну из моих красавец от урода, по его мнению.

— Приревновал, что ли?

— А кто его знает, всё возможно. Носятся мои девочки с ним, словно с писаной торбой. Но факт остаётся фактом — пострадавший мужик, опасаясь дальнейшей мести неизвестного поклонника, уже успел расписаться с той девочкой, из-за которой весь этот сыр-бор и начался...

— Да, не хотел бы я перейти дорогу твоему вампирёнышу, даром что выглядит таким беззащитным и незаметным. Но всё-таки на чём он спалился? — с трудом сдерживая смех спрашивает гость.

— На одном компоненте с довольно странным названием... Я уже отправлял своего врача за лекарственными средствами для своих вампиров к шаману Маров, считающегося отцом Ричарда, но тот о такой траве даже не слышал, и это подтверждает подозрения.

— Да... ты прав. Твой мелкий с другой стороны магического щита. Это автоматически ставит его вне закона. Ему обязательно нужно поступить в учебное заведение, лучше в наш университет, тогда он будет более защищён и признан в нашем обществе.

— Он уже подал документы на поступление в университет. Конечно, мне бы хотелось найти ему надёжного покровителя из тех, кто лоялен к вампирам и занимает высокий пост, но тут возникнет проблема — сам Ричи категорически против любой зависимости, я часа четыре угробил, уговаривая оставить клубный ошейник ради его же безопасности. Боюсь, от любого другого он категорически откажется. Главное, чтобы его не заставили выпить кровь кого-то из фанатиков. Но и в университете за ним нужно будет присматривать. Ты сможешь это сделать?

— Я возьму его под свою опёку, не переживай. Главное, чтобы о нём церковники раньше не пронюхали...

* * *

Город Оштен, Ричард

Больше не могу оставаться в неизвестности. Да, я виноват, но почему меня так наказали, лишив работы аж на неделю? Выкинули, как надоевшего щенка. Мне даже думать об этом неприятно. Я два дня пытался чем-то заняться, но не получается. Перед глазами всё время возникает разъярённый босс, указывающий на дверь. Мне обидно, что можно вот так, не жалея, взять и выгнать меня из клуба...

А вдруг они за эти дни найдут кого-нибудь другого? Да и мне смотреть на злорадные морды Маров уже невыносимо. Сначала завидовали, а теперь готовы смешать с дерьмом за то, что я потерял такую 'выгодную должность'. А ещё я скучаю по своим заботливым подругам. Я не успел ни объяснить причину своего внезапного исчезновения, ни извиниться за свою выходку перед Таши ...

Если директор думает, что я послушаюсь его запрета появляться в клубе, то он глубоко ошибается. Командовать собою я никому не разрешу. В этом здании мне уже известны все лазейки и чёрные ходы...

Как я и думал, воспользовавшись знанием архитектуры здания, мне без проблем удаётся оказаться в клубе через систему вентиляции и, пройдя по одному из коридоров, я быстро оказываюсь у девушек в их общей комнате-столовой.

Они рады мне. Однако по их вопросам я понимаю, что им многое известно:

— Рич, что ты здесь делаешь?

-Ты ведь должен находиться дома!

— Тебе нельзя приходить сюда ещё четыре дня как минимум!

— Негодник, поставил тут всех на уши своим проклятием.

Амая и Уна строго говорят, но сами не пытаются скрывать, что счастливы видеть меня. Я тоже очень рад, соскучился по ним. Но почему их только двое?

— Где сейчас Таши? Мне очень нужно с ней поговорить, — спрашиваю я.

— Ой Ричик, Таши больше не придёт, она выходит замуж, — Уна светится от радости. — Она просила передать, что на тебя совсем не обижается, и ты самый лучший рыцарь, спасающий прекрасных дам!

Я смущаюсь и краснею, но замечаю, что обе девушки расстроены, хоть и улыбаются.

— А Элли где?

Улыбки сразу гаснут и сменяются какой-то горечью во взглядах.

— Элли сегодня вечером увезут в хоспис для вампиров, — еле слышно произносит Амая.

— Хоспис? Но это же учреждение для умирающих, а мы способны к заживлению даже сильных ран! — Я ничего не понимаю, ведь такое строят только для людей, а охотники, эльфы и вампиры способны к регенерации.

— Рич, ты в каком заповеднике вырос? Как ты можешь не знать таких простых вещей? Современные нанотехнологии позволяют делать калеками вампиров. Это специальная смесь веществ, содержащаяся в микроскопических капсулах, которую применяют охотники. Она забирает энергию и разрушает кровь, делая нас калеками. После таких повреждений долго не живут. Лекарей, способных вытянуть магией смертельно опасные вещества, у нас нет. Сам знаешь, магия нам недоступна из-за браслетов. К нам приходят разные клиенты, среди которых хоть и редко попадаются жестокие садисты. Никто не может предугадать заранее, кем окажется новый посетитель. Хотя Джодрж больше таких подонков никогда в клуб не пустит, помочь пострадавшему вампиру уже никто не сможет. Судить же такую сволочь мирской суд не будет, так как у них есть свой суд — духовный. Уничтожение вампира в глазах церковников не преступление. Теперь Элли только одна дорога — хоспис.

Я в ярости! Что за чёртов мир, с его дурацкими законами? Здесь к каждому вампиру относятся намного хуже, чем к животным. Но разве можно так поступать с разумными? Пытаясь успокоиться, я произношу:

— Хочу её увидеть.

Заметив несогласие и сомнение в глазах девушек, упрашиваю их...

* * *

Небольшая комната отличается от остальных ослепительно белым цветом. Стены, потолок, кровати, постельное бельё — всё стерильного белого цвета. Тяжёлый запах дезинфекции и тишина дают полное ощущение изолированности от внешнего мира. Я когда-то читал, что у большинства народов траурным цветом является чёрный, но, по-моему, именно белый, ослепительно белый цвет отражает боль, одиночество и смерть...

Войдя, я не сразу нахожу Элли, несмотря на то, что других больных сейчас здесь нет. Она лежит на кушетке, накрытой полиэтиленом, стоящей в углу и отгороженной ширмой. Взгляд у Элли застывший, неживой. Зрачки так расширены от боли, что глаза кажутся бездонными и абсолютно чёрными. Черты лица заострились и превратились в маску. Дыхание рваное и редкое.

Подойдя ближе, я чувствую пульсацию уходящей, сворачивающейся жизненной энергии. Мне хочется помочь своей подруге, и я прошу Амаю и Уну оставить нас вдвоём. Мне приходилось раньше применять магию лечения на людях и животных в моём родном мире, но у них были небольшие царапины, по сравнению с этими ранами. Я не уверен, что сейчас у меня что-то сможет получиться — все эльфы изучают магию лечения, но настоящим лекарем может быть не каждый. Чем серьёзнее болезнь, тем больше она может забрать энергии, особенно если врачеватель неопытен или самоучка, как я. Но я не могу уйти, не попытавшись помочь своей подруге. Решившись, я прижимаю к ней руки и вливаю свою энергию. Вначале чувствую, как покалывает кожу на моих ладонях и разливается тепло в её теле. Затем возникает ощущение, что меня кромсают, режут большим тупым ножом, не оставляя ни кусочка целым. Боль затапливает моё сознание, а сила, изливаясь водопадом, покидает меня. Я чувствую, что не могу уже стоять, и оседаю на пол. Последнее, что я запоминаю — сильный привкус крови во рту и вспышку кроваво-красного, резкого, ослепляющего света перед глазами, сменяющуюся холодной равнодушной пустотой.

* * *

Я просыпаюсь, чувствуя себя хорошо отдохнувшим. Мне тепло и спокойно. Потягиваюсь, и, не удержавшись, широко зеваю.

— Рич, ты засранец! Ты в курсе этого?! — резкий голос Амаи жестоко возвращает меня в реальность, и я вспоминаю о своей неудачной попытке помочь Элли.

— Ты придурок! Мы думали, что ты уже умер, а ты всего лишь дрых без задних ног, почти целые сутки, — с укором добавляет Уна.

— Девочки, прочь руки и злые речи от моего Ричика!— Последнюю фразу произносит... Элли.

Но это невозможно! Я подскакиваю и с диким воплем — Элли! Элли!! — кидаюсь ей на шею.

Меня затискивают разом все три подруги, а я от счастья замираю и неожиданно ощущаю бегущие по моим щекам слёзы...

* * *

Кабинет управляющего клубом 'Арена'

Дверь в комнату открывается почти бесшумно, пропуская внутрь фигуру в сером балахоне.

— Я рад тебя видеть во здравии, сын мой, — приветствует входящий гость владельца клуба.

— Проходите, святой отец, — вежливо, но с плохо скрываемым напряжением в голосе отвечает Джордж.

— О нет, надеюсь, мы долго не задержимся в этом проклятом месте. Мой воспитанник уже выбирает в твоём злачном заведении себе раба, и думаю, он это сделает быстро. — Произнеся эту фразу, монах всё же проходит к столу и садится в предложенное ему кресло. Он откидывает капюшон, и становится виден огромный шрам, пересекающий его лицо.

В комнате возникает напряжённая тишина, прерываемая дыханием мужчин.

— Джордж, мой воспитанник сейчас выбирает себе в тренажерном зале раба из гладиаторов. Я должен увидеть, как он там, переключи изображение из камер на монитор. Мне хочется убедиться в правильности его действий, так как в этот раз нам нужна нечисть выносливая и сильная...

— Господи, о какой нечисти вы говорите... — не выдерживает Джордж.

— Не поминай Господа в суе!! В это пристанище греха и порока даже свет Его не проникнет. Не забывай про свои обязанности, — рокочет голос гостя.

Хозяин кабинета вздрагивает и послушно включает монитор, поставленный таким образом, что оба собеседника видят происходящее. В зале довольно много вампиров, есть так же несколько охотников. Кто-то занимается на тренажёрах, кто-то выполняет упражнения на растяжку, а кто-то просто наблюдает или с кем-то беседует. Обычно здесь царит непринуждённая обстановка, но сейчас чувствуется напряжение, особенно среди вампиров. Даже отсюда, из кабинета, легко можно вычислить источник беспокойства по периодически направляемым на него взглядам. Это смуглый молодой охотник в чёрной одежде, сидящей по фигуре, с серебром длинных волос, рассыпавшихся по плечам. Он и так выделяется из окружающих его бойцов внимательным взглядом, словно сканирующим каждого, находящегося в качалке. Джордж нервничает, сжимая и разжимая кулаки, осознавая, что сейчас он снова потеряет кого-то из своих вампиров, но он бессилен что-то предпринять... Неожиданно многие из присутствующих в зале поворачивают головы в сторону распахнувшейся входной двери. Из неё влетает полураздетый разъярённый... Ричард. Он быстрым шагом идёт к охотнику...

— Нет!! Пожалуйста, не трогайте его! Ведь он ещё совсем ребёнок! — отчаянно вырывается у Джорджа, а на мониторе видно, как охотник, злорадно улыбнувшись, достаёт чёрный ошейник и направляется навстречу Ричарду.

— Всё в руках Божьих, сын мой. Выбор сделан, и ничего уже не изменишь, — напутственно говорит монах, и, поднявшись, направляется к выходу. А хозяина 'Арены' захватывает чёрное отчаяние. Не в силах наблюдать за происходящим он выключает монитор и застывает, уставившись остекленевшим взглядом в одну точку.

Глава 8

Клуб 'Арена', Ричард... чуть ранее...

Я чувствую себя счастливым. Элли живая и — в это даже не верится — абсолютно здоровая. Мне до сих пор кажется, что случившееся с ней было просто кошмарным сном. Но... благодарные и радостные взгляды подружек говорят красноречивее слов. Правда, девушки считают, что я опрометчиво поступил, придя сюда — шеф очень не любит, когда нарушают его приказы. Они волнуются за меня.

— Ричард, ты не должен выходить за пределы нашей комнаты, Джордж пока не знает, что ты здесь. Мы успели спрятать тебя до прихода врача к Элли, поэтому тебя никто не видел, — заговорщически говорит Амая. — Вечером, когда будет много посетителей, мы поможем тебе уйти незамеченным.

— Ты сильно рисковал, пробравшись в клуб. Джордж не прощает подобного непослушания и может запросто тебя уволить, но если бы не ты, то быть мне уже в хосписе, — в глазах у Элли блестят слёзы. — Ричи, мы всё сделаем для того, чтобы тебя не нашли, главное, сам не высовывайся. А нам пора идти работать.

Они уходят, оставляя меня одного. Мне скучно сидеть без дела, и я решаю заняться тренировкой. Конечно, полноценную подготовку тут не проведёшь, но разогреть все мышцы, прокачать пресс, сделать растяжки очень даже можно.

Триста отжиманий — длительный процесс, но я выполняю их в быстром темпе. При медленных движениях быстрее нарастает объём мускулатуры, а выпуклые мышцы мне не нужны...

За час занятий я уже от пота весь мокрый... Закончив, сажусь на пол, застеленный ковром, и собираюсь делать упражнения для пресса, когда дверь вдруг распахивается и в неё влетает Илая, подружка Уны:

— Ой, девочки, сюда храмовники пришли! Такой кошмар!! Недавно они убили Вейса, а теперь опять... — осекается она, увидев полуголого меня. Вид у меня, конечно, потрясающий. Сидя я выгляжу ещё меньше, с меня течёт, и волосы аж слиплись, словно после душа только что зашёл, не вытираясь. Из одежды — одни штаны — рубашку снял, чтобы она от пота не намокла, и босиком... Одно лишь утешает, что я хоть не стою на голове сейчас.

— А где все?.. — напряжённо спрашивает она у меня.

— Ушли работать. А кто такой Вейс? И разве могли пустить сюда убийц? Ведь это запрещено правилами! — Я, кажется, совсем запутался во всех законах в этом мире.

— Рич, ты что, с Луны свалился?! Джордж у храмовников на коротком поводке, возможно, они его чем-то шантажируют... вот он и отдаёт им иногда кого-то из вампиров. Сегодня новый парень выбирает, он раньше сюда не приходил. Я таких ещё не видела — красавец, но холоден как лёд. Из разговоров я поняла, что ему нужен смертник, и он сейчас присматривает кого-то из бойцов в качалке. Парни шокированы, но отказаться с ним пойти не смогут. Боятся все, кто не заработал особого ошейника, ведь Вейса ещё помнят — такой красавец был... Племянник Локуса — вождя из Маров.

Я вскакиваю.

— Племянник Локуса?! Они его убили??

— Да, но в тот раз был другой охотник. Сегодня какой-то новенький. Красивый, — расстроено повторяет Илая. — Он скорее похож на тёмного эльфа, чем на человека. Такой смуглый, что кожа почти чёрная, волосы серебристо-белые, а глаза как изумруды зелёные...

— Это тот ублюдок!! — резко прерываю я её и вылетаю пулей из комнаты... Прибежав в качалку и заметив среди толпы этого блондинистого типа, я ощущаю, как поднимается в душе и как затапливает разум ярость. Я теряю голову от злобы: на него, на этот мрачный мир, на наглость храма и покорность здешних вампиров, боящихся уйти отсюда и позволяющих наглому убийце себя рассматривать. Он оборачивается, наши взгляды скрещиваются, и между нами происходит незримая для окружающих дуэль. Бегут секунды, но никто из нас не хочет уступать. Если бы я мог, то спалил бы огнём его заносчивую морду, но это лишь мечты. Мне даже лёд в его глазах не растопить. Он неожиданно с усмешкой говорит:

— Ты, мелкий, подойди сюда! Сменю тебе ошейник! — И с этими словами достаёт... тот черный, для простых рабов...

Эта мерзкая вещь и его самоуверенный вид заставляют меня забыть все правила приличия в этом мире и бросить ему вызов:

— Ты трус! Прикрываешься законом, чтобы сделать из меня раба. Да ты слабак, я бы на ринге так тебя уделал, что мамочка твоя тебя бы не узнала! — с последними словами я чувствую, что во всей качалке изменяется атмосфера. Все вампиры — и новички, и победители боёв — пытаются слиться со стенами и инвентарём... Такая тишина, что кажется никто не дышит и даже не живёт. Глаза охотника же мечут молнии. Он в ярости рычит:

— Щенок! Я принимаю вызов, но проиграв, ты затыкаешь пасть и выполняешь каждое моё желание!

— Как скажешь, я пойду хоть голый! Но в случае моей победы — заплатишь четыре миллиона лидов золотом, и больше ни один храмовник не сунется сюда выбирать себе раба для истязания! — ору в азарте я.

— Ты гонишь, мелочь! С какого перепугу за шлюшку отдают четыре миллиона, да ты всего две тыщи стоишь!

— А, боишься проиграть?! Да ты ссыкло!! — Мне, в общем, нечего уже терять, поэтому напоследок можно понаглеть.

Да, завелись мы явно не на шутку и так орём, как два кота в расцвете марта, и разве что не поливаем друг друга чистым ядом...

В зале тишина, как мёртвые стоят вампиры, а несколько охотников застыли в изумлении. Мы дружно направляемся на ринг...

* * *

Я всегда мечтал быть самым сильным, таким, как настоящие бойцы. Они высокие, с рельефной красивой мускулатурой. А какие у них бицепсы! Аж дух захватывает. Не то, что у меня. Мой учитель как-то сказал мне: 'Запомни Ричард, твой рост и вес — это не только кошмарный недостаток для бойца, но и важное стратегическое преимущество. Поэтому всё зависит от тебя — сможешь ли ты использовать на деле достоинства, данные тебе природой, или будешь всегда проигрывать...'

Мне нравилось наблюдать, как разбивают ударом кирпич, плитку или доску. Я бы тоже хотел так научиться, но когда стал просить об этом учителя, он рассмеялся и приказал раздеться. На моё возмущение он холодно заметил, что прежде чем что-то освоить, нужно узнать свои возможности. Я разозлился... Неужели он сам не видит, как другие это делают? Но мой учитель долго разглядывал меня, а потом заявил:

— Ричард, я, конечно, понимаю, что ты хочешь освоить технику разрушения предметов, но твои руки и ноги явно не приспособлены для этого. Ты скорее сломаешь их, чем пару кирпичей. Голова у тебя тоже слабое место... — Он вновь задумчиво посмотрел на меня и выдал: — Повернись спиной и приспусти трусы!

Я вздрогнул и, стиснув зубы, сделал, как мне приказали. Учитель ещё при первой встрече сказал, что его требования не обсуждаются, если я хочу стать настоящим бойцом.

— О, есть идея! — радостно воскликнул он. — Ричард, я нашёл самое тренированное место на твоём теле. Тут даже мозоли есть!

— Это где?! — Я почувствовал себя уязвленным. — Если вы искали мозоли на локтях, то зачем надо было снимать с меня трусы?

— Нет, Ричи, локти у тебя хрупкие, они не выдержат столкновения с кирпичом, а вот то самое место, на котором ты сидишь, когда читаешь свои книги, как раз сойдёт.

— Э... это какое же... место? — не сдержавшись, задаю вопрос — учитель явно надо мной издевается...

— Задница, Ричард, твоя замечательная задница!

— Но я никогда не слышал, чтобы кто-то разбивал кирпичи этим местом...

— Ты будешь первым! Тайное оружие Ричарда! Представь, как все удивятся, когда ты выйдешь на ринг... ммм... а когда увидят... — словно смакуя каждое слово, произносит он — ... поверь, это зрелище никого не оставит равнодушным! Правда есть один недостаток...

— Какой? — увидев его неприкрытое сочувствие, с испугом спрашиваю я, поддавшись на его провокацию.

— Придётся выполнять этот приём с высоким прыжком и быстрым приземлением, а это опасно... ты можешь себе кое-что отбить... — его голос звучит так, словно он держит речь на похоронах близкого друга, а моё воображение рисует ужасную картину... от которой я теряю мужество и сдавленным голосом пищу:

— Что отбить?..

— Копчик, Ричард, копчик...

После того разговора я больше никогда не просил научить меня разбивать предметы, да и учитель больше не напоминал об этом. Он только сказал:

— Тебе нельзя подпускать противника на короткую дистанцию, ваши силы всегда будут неравны. Это всё равно, что пытаться в одиночку остановить мчащееся стадо обезумевших буйволов. Поэтому твоя техника будет необычной. Когда-то люди владели этим секретным видом боевого искусства — 'смертельное прикосновение', но они давно потеряли знающих его мастеров...

* * *

Подойдя к рингу, я в ожидании своего противника успокаиваюсь. Охотник быстро переодевается. У него отлично тренированное тело, такое мне и не снилось. Он подходит, и я замечаю, что у него снова холодные и равнодушные глаза. Это опасно. Мне нужно или вывести его из себя, или обмануть своей беспомощностью. Охотник уже готов к началу боя, похоже, на провокации он не поддастся, слишком у него отточенные, кошачьи движения... и я выбираю второй вариант.

Делаю нерешительный шажок в его сторону, опускаю голову вниз, чуть заметно вздрагиваю, вытягиваю руки вдоль тела, судорожно сжимаю и разжимаю кулаки, демонстрируя не сбитые костяшки пальцев, и еле слышно всхлипываю. Хорошо бы ещё слезу пустить, но блин, я так и не научился делать это по желанию. Вот если бы у меня был лук или хрен, то разрезав и понюхав их, я бы истёк слезами...

— О, трусишь, мелкий? Так кто из нас ссыкло? Я бы простил, но ты зарвался, так что сначала тебя надо проучить, чтобы знал своё место, негодяй, — тихий, но уверенный голос звучит пренебрежительно, он попался на мою уловку. Да! Цель достигнута. Противник меня совсем не оценил. Тем лучше, больше шансов на победу, хоть он и здоровый такой...

Я очищаю разум, избавляясь от всех эмоций и ненужных мыслей. Я тростник, качающийся на ветру, я гладь большого озера, я ветер, я огонь, я вечный космос. Удар... я плавно отстраняюсь, и он лишь скользит по моей груди. Свои действия я осознаю не сразу, словно тело само решает, как ответить и атаковать. Всё происходит так молниеносно, что разум лишь фиксирует отдельные моменты боя... Охотник, вложив все силы для удара, открывается, становясь мишенью, и я, разжав кулаки и стиснув вместе указательные и средние пальцы, короткими ударами бью в точки смерти на груди и под ключицей. Охотник падает, скрючившись от боли, сейчас он беспомощен и не способен защищаться. Для верности я наношу ещё один удар, теперь ему тут полчаса валяться. Пусть скажет спасибо, что я его не убил! Неожиданно чувствую, что в зале становится как-то неуютно, тихо. Оглядываюсь, на нас устремлены неверящие взгляды. Вдруг кто-то тихо спрашивает:

— Эй, парень, как тебя назвать? Нам нужно боевое имя победителя...

— Мне всё равно... — Я чувствую усталость, одна ошибка мне грозила рабством, но лишь сейчас приходит понимание опасности всей этой ситуации. — Хоть бешеной креветкой назовите...

Ударяет гонг, и чей-то мощный бас провозглашает у меня над ухом:

— Чистая победа! — И поднимает зажатую, словно тисками, мою правую руку вверх:

— Победитель — Бешенный Креветко! Господа, поприветствуем же нашего победителя!!

Зал взрывается аплодисментами и свистом. Я чуть не глохну от такого шума. Внезапно наступает гробовая тишина. Из распахнутой двери выходит фигура в балахоне, но я не могу ее разглядеть. Меня мгновенно закрывают спины других бойцов, а пара молодых парней подхватывает меня и почти силком утаскивает через чёрный выход в комнату моих подруг, где девушки сидят с уже опухшими от слёз глазами.

— Рииичааард! — Моё имя, выкрикнутое высоким истеричным голосом, вгоняет меня в ступор, а парни быстро наводят тишину и что-то говорят, но я почти не слышу. Они уходят. — Ричард, не спи давай! — Встряхивает меня за плечи Амая. — Немедленно садись к большому зеркалу. Сейчас мы изменим твою внешность.

Я, не чуя никакой подлянки, сажусь в кресло и, расслабившись, закрываю глаза...

* * *

Монастырь Сен-Грегори, спустя пару часов.

— Алекс, ты вёл себя как мальчишка! Ты опозорил нас, заключив сделку с демоном! — разъярённый голос священника обрушивался на виновато склонённую голову молодого охотника. — Ты был официальным лицом в этом пристанище разврата и выставил весь орден недоумками. Скажи мне, как такой хороший боец мог проиграть мелкому щенку? Я не поверю, что он оказался сильнее охотника.

— Святой отец... я... я не понимаю, как... но я поверил, что тот вампир испуган...

— Хватит блеять! Ты столько должен этому исчадию ада, что на эти деньги можно вооружить весь орден. Где ты их возьмёшь, нас не касается. Считай это частью твоего наказания...

— Святой отец, я готов понести любое наказание... — Молодой охотник опускается на колени, не поднимая головы. — Я грешен... Святой отец, прошу вас, назначьте мне необходимое послушание, чтобы очиститься от этого греха... Я с радостью выполню любую повинность...

— Вспомни первую заповедь воспитания: 'Не оставляй юноши без наказания; если накажешь его розгою, он не умрет: ты накажешь его розгою и спасешь душу его от преисподней...', — звучит речитативом мощный голос священник. — И наставление отроку псалом третий: 'Наказания Господня, сын мой, не отвергай, и не тяготись обличением Его; ибо кого любит Господь, того наказывает и благоволит к тому, как отец к сыну своему'...

После небольшой паузы церковник произносит:

— Двадцать ударов плетью получишь завтра, а сейчас отправляйся на поимку этого бесовского отродья, поможешь опознать его. Кровосос должен где-то жить и не может вечно прятаться в клубе, а через наше оцепление он не должен пройти. Теперь иди и скажи отцу Патрику, что я его жду...

* * *

Клуб 'Арена', Ричард

Я с трудом открываю кажущиеся свинцовыми веки и вижу странную охотницу почтенного возраста, сидящую напротив меня. О, Тьма!! Такое страшилище только поискать! Её лицо изборождено морщинами — так долго люди не живут, но

несмотря на столь преклонные годы, довольно потасканная внешность этой шалавы выдает разгульный образ жизни, а броское одеяние подчёркивает древний возраст, контрастируя с дряблой кожей рук, груди и шеи. Окрас волос мне сложно описать... Белые, с вызывающе красными прядями, а у корней — серо-бурого оттенка, они к тому же выглядят грязными. Нет чтобы скромно уложить эту дикость в простую причёску, так всё это великолепие свёрнуто в большую дулю, из которой выглядывают какие-то яркие, словно перья попугая, заколки, булавки, шпильки, а сзади как павлиний хвост распустился гигантских размеров алый бант, да ещё и съехавший набекрень. Под стать вороньему гнезду и боевая окраска этой престарелой красотки — на длинных загнутых ресницах тонна туши, висящей кое-где кусками. Глаза подчёркивают наложенные от души желто-фиолетовые тени, как два художественных фонаря, полученных во время драки... Своих бровей у чудища нет, зато есть нарисованные домиком полоски. Губы пухлые, бантиком, с помадой под цвет гигантского банта. На шее зелёная ленточка с кокетливой застёжкой-брошкой в виде бабочки, а откровенный вырез кофты вызывающего красного цвета подчёркивает дряхлые прыщики.

Не выдержав её неземной красоты и изучающего взгляда, я невольно брезгливо кривлюсь. Но неожиданно 'красотка' отвечает мне точно такой же гримасой, и меня охватывает чувство ужаса, даже внутренности сжимаются и холодеют.

— Ричи, только не нервничай! — звучит взволнованный голос Амаи.

— Осталось только цветные линзы надеть, и тебя точно никто не сможет узнать, — радостно заявляет Уна, а я в шоке пялюсь на своё отражение в зеркале.

Хлопает дверь, и, обернувшись, я вижу взволнованного Джорджа. Мазнув брезгливым взглядом по моей персоне, он обращается к растерявшимся подругам:

— Девочки, совесть нужно иметь, Ричи сейчас в большой опасности, а вы вместо того, чтобы ему помочь, носитесь с этой кош... ледью.

Я пытаюсь шумно вздохнуть, но что-то железными тисками сдавливает мою грудь и глубоко набрать воздуха не получается. Из горла вырывается полузадушенный сип, и мой шеф оборачивается. Он вглядывается в меня, словно изучая букашку под микроскопом:

-Кто это?! — Его начинает потряхивать, а потом он буквально сгибается от хохота. — Рииичиии! Это просто шедевр! Девочки, дайте я вас расцелую!

Девушки тоже смеются, а мне обидно до слёз, я срываюсь с места и чуть не растягиваюсь на полу из-за собственных запутавшихся ног, но меня вовремя ловят почти у самой поверхности. Вид собственных пальцев вгоняет меня в глубокий шок. Мои ногти мало того что покрыты красным лаком с цветочками, так их ещё и удлинили на пару сантиметров, если не больше! Меня поднимают и ставят на ноги, а я ощущаю себя куклой — большой неживой игрушкой.

— Ричи, не нужно так нервничать, — назидательно произносит Элли, возвращая меня на место и давая в руки коробочку с линзами. — Надень их сейчас, и мы начнём обучать тебя ходить на этой высокой платформе. Другого способа скрыть твой маленький рост, нет...

* * *

Я выжат как лимон. Уставший до дрожи в конечностях. Мне вспоминается, что в книгах такое предсмертное трепыхание у насекомых называют тремором. Мне страшно представить, как женщины ходят в этих ужасных орудиях для изощрённых пыток. Хотя девушки уверяют, что в этой эксклюзивной модели с шестнадцатисантиметровой платформой на самом деле мало кто может ходить. У меня же нет выбора. Ярко зелёные расклешённые длинные брюки скрывают мою обувь, а кофта с заниженной линией талии усиливает иллюзию высокого роста. Я уже почти не путаюсь в ногах и даже самостоятельно передвигаюсь с грацией отравленного таракана.

Зато мне открылась маленькая женская тайна! Походка от бедра или виляние бёдрами используется для баланса при движении и выглядит привлекательной для мужчин именно потому, что хочется стать опорой для грозящего упасть на их глазах на пол беспомощного существа. Мне тоже хочется найти того, кто смог бы подержать меня во время этих упражнений.

— Ричард, у тебя хорошо получается для первого раза, но твоя походка будет сильно привлекать внимание. Сделаем из тебя подвыпившую леди — так твой неровный шаг не будет вызывать подозрений. Я принесла тебе виски, а для большей убедительности ещё и дорогие ментоловые сигареты, — устало сообщает Элли, — сейчас доработаем твой имидж...

* * *

Монастырь Сен-Грегори.

Дверь в комнату бесшумно открывается, и с грацией крупной кошки заходит крепко сбитый охотник в монашеской рясе.

— Давайте без церемоний, Патрик, — предупреждает церковник со шрамом. — У нас из-за одного сопляка вышла из-под контроля ситуация с владельцем 'Арены', и теперь Джордж категорически отказывается подчиняться, требуя показать ему сына.

— Я не вижу в этом никаких проблем, у нас достаточно похожих парней...

— В том-то и дело, что это не решение проблемы, — резко обрывает собеседника хозяин кабинета. — Джорджу словно вожжа под хвост попала, и он требует не только встречи с сыном, но и проведение генетического анализа.

— Сикхт, у нас есть свои люди в лаборатории, так что сделаем всё в лучшем виде.

— Не получится. У Джорджа теперь есть возможность провести этот анализ независимо от нас, на чём он жёстко настаивает, а это означает, что доступ на 'Арену' нам пока закрыт.

— Пока, — сухо смеётся Патрик. — Я думаю, второго шанса он нам не предоставит, тем более что сына мы ему показать при таком раскладе не сможем ...

— Сможем, — жёстко говорит Сикхт, и его страшное лицо перекашивает жуткая гримаса, а шрам проступает ещё резче. — Не только сможем, но и покажем. Церковь не должна отчитываться перед мирянами в своих действиях. Я обещал, что его отродье умрёт в страшных, длительных мучениях, и Джордж увидит соответствующую видеозапись. Через пару месяцев у доктора Орелли будут занятия... внешность вампира нужно подкорректировать.

— Хорошо, я всё подготовлю, но, честно говоря, не вижу возможности дальнейшего воздействия на хозяина 'Арены'. Он уже потерял всех близких.

— Нет, Патрик, ещё не всех. У него появилась новая привязанность. Не знаю, чем его подкупила эта маленькая шлюха, но она будет у нас в руках уже в ближайшее время. Джордж ещё ни за кого не просил с таким отчаянием, а просмотрев запись гибели своего выродка, он снова станет сговорчивее.

— Главное только в этот раз не переусердствовать с пытками, — усмехнувшись, подсказывает Патрик...

* * *

Клуб 'Арена', Ричард

Ошейник и зелёную ленточку решили снять, чтобы не рисковать, и шеф дал мне напрокат ожерелье с брильянтами, подтверждающее статус богатой дамы. Теперь у меня карие глаза, и от меня несёт алкоголем и дорогими сигаретами, правда в допустимых пределах, как утверждают мои подруги. Последнее, наверное, стоило мне года жизни, ведь до сегодняшнего дня я никогда не курил и не пробовал алкоголя. Боюсь, что после сегодняшнего дня мне больше и не захочется к ним прикасаться...

Длинные коридоры Арены кажутся бесконечными. Я иду, вцепившись в руку Элли, чтобы где-нибудь не познакомиться с полом поближе. Когда мы, наконец, добираемся до выхода, я чувствую себя почти счастливым, но распахнувшаяся дверь и представшая за ней панорама быстро лишают меня радости и показывают, что самое страшное ещё впереди. Мне никогда не приходилось видеть такого количества воинственно настроенных охотников, и сердце сжимается от плохого предчувствия под перекрестьем внимательных глаз. Отступать уже поздно. Я отпускаю руку Элли и начинаю своё торжественное шествие, чувствуя себя настоящей звездой, но в тоже время смертельно боюсь разоблачения.

— Алекс, хватит пялиться на даму! Не видишь, бедняжка подшофе? Ты лучше помоги ей добраться без ущерба до её авто. Или боишься ревнивца мужа? — ехидным тоном произносит один из боевиков, и со всех сторон несутся еле сдерживаемые смешки.

— Почему это я должен ей помогать? — раздаётся рядом знакомый голос. Я чуть сбиваюсь с ритма, и меня заносит вбок. Начинаю падать, но не успеваю приземлиться, оказываясь вновь в руках зеленоглазого охотника. Он помогает мне подняться, а затем произносит:

— Обопритесь на меня, миледи... доведу вас до...

Я покрываюсь потом от предложения моего невольного спасителя...

— Такси, — чуть слышно выдавливаю я, а парни аж захлёбываются смехом. Мы подходим к заказанной машине, и я вновь спотыкаюсь. Проклятье! Эти каблуки-платформы меня до могилы доведут. Оказавшись опять в заботливых объятьях, тихо отстраняюсь, и, подняв голову, встречаюсь с его взглядом. Он снова ледяной, а я, поддавшись глупому порыву, целую его. Почуяв перегар и запах сигарет, увидев старое лицо в морщинах, он брезгливо отворачивается, но я всё же успеваю оставить длинный алый след помады на его щеке. Выдохнув 'Спасибо', я с облегчением влезаю в машину.

Такси срывается и улетает в ночь, а ко мне только сейчас приходит понимание того, что я наделал, и тело охватывает дрожь. Мне крупно повезло, что девочки так сильно изменили визуально мой пол и мою внешность.

В посёлок добираюсь без приключений, уже под утро. Ещё все спят. Иначе мне пришлось бы долго объяснять свой прелестный образ. Представляю себе выражение лица Эрни, увидевшего меня в такой раскраске. Поэтому первое, что я делаю — снова меняю свой облик. Отмываю всю краску, нанесённую на тело, обрезаю и перекрашиваю в чёрный цвет волосы, и готовлю тёмно-серые линзы для глаз, чтобы скрыть их синеву.

Теперь нужно хорошо отдохнуть, потому что завтра надо сдавать вступительный экзамен в университет...

* * *

Монастырь Сен-Грегори. Две недели спустя...

Солнечный луч яркой дорожкой падает на инкрустированный деревянный пол с геометрическим рисунком. Неизвестный мастер выполнил его в стиле эпохи Света, когда вошли в моду замысловатые изящные рисунки и воздушная светлая архитектура, сменившие мрачные грубоватые постройки эпохи Чада.

С красотой паркета, изяществом лепных украшений и распложенными на стенах подсвечниками контрастирует мебель — она аскетична, но в то же время современна. Тут царит полумрак. За большим столом сидит седовласый охотник, карие глаза которого горят от ярости, лицо перекошено от злости, а огромный шрам бугрится и становится более отталкивающим, чем обычно. Кроме него здесь ещё двое мужчин. Один — крепкий, мускулистый и собранный, больше похожий на военного, чем на священника. Он очень внимательно следит за остальными присутствующими. Другой — жилистый — кажется расслабленным и незаинтересованным разговором. Светло-голубые, почти белые, водянистые глаза не выражают никаких эмоций.

— Прошло уже почти две недели, а вы до сих пор не поймали этого гадёныша... — вкрадчиво говорит человек со шрамом.

— Сикхт, у нас есть кое-какая информация о местонахождении двух вампиров, подходящих под ваше описание и не имеющих железного алиби, но, к сожалению, сейчас мы можем лишь наблюдать за ними. Это некий Шед из Дейров и Ричард из Маров. Первый сейчас в Хосписе для вампиров, а второй успел поступить в Университет и получить защитный браслет с маяком, прежде чем его смогли вычислить. Вот фотографии обоих, — военный протягивает хозяину кабинета две карточки, и тот их некоторое время рассматривает.

— Вот этот. Я уверен, что это он был в клубе. Его внешность сильно изменилась, но у меня отличная память на лица, — Сикхт замолкает на время, потом задумчиво продолжает: — Интересно, как он смог пройти через оцепление? Либо у Джорджа есть какой-то неучтённый нами тайный ход, либо у гадёныша была хорошая маскировка.

— Сложно сказать, но я больше склоняюсь к первому варианту, так как мы задержали и проверили всех, выходящих из клуба, кто более или менее подходил по росту и описанию... как парней, так и девушек, чем навлекли на себя негодование общественности. А нашей цели среди них не оказалось, — расстроено произносит военный. Получив назад выбранную фотографию, он говорит: — Значит, это всё-таки Ричард. Жаль. Нам было бы проще забрать вампира из Хосписа. Студенты Оштинского университета находятся под защитой, и закон сейчас на их стороне.

— Патрик, для нас нет ничего запретного, — прерывает его Сикхт. — Нужно всего лишь добиться исключения этого щенка, и тогда он потеряет статус неприкосновенности.

— Я могу подождать столько, сколько потребуется, но повлиять на время пребывания его в стенах учебного заведения не в силах, — со вздохом отвечает военный. — Именно поэтому мне пришлось пригласить сюда доктора Орелли...

Оба собеседника поворачиваются в сторону охотника, до сих пор не участвовавшего в разговоре.

— Я уже принял соответствующие меры и зачислил этого кровососа на второй курс в свою группу, — холодно произносит доктор. — Даже если он будет справляться с учёбой, его вынудят уйти однокурсники.

— На второй курс? Да ещё и в твою группу? Она ведь считается элитной! Невероятно. Как это допустили? — с удивлением спрашивает Сикхт.

— Пришлось убеждать в гениальности этого ублюдка, — рычит Орелли. — Правда, не всё прошло гладко. Специалист по магии гуманоидов, доктор Диккой, яростно сопротивлялся зачислению мелкого кровососа в мою группу, что очень подозрительно, так как он не из тех, кто будет рьяно защищать первого попавшегося вампира. Похоже, у него есть личная заинтересованность в этом щенке, вопросы политики этого докторишку никогда не волновали, следовательно, здесь замешана какая-то тайна.

— А вы что можете на это сказать? — монах обращается к Патрику. — Может ли тут быть замешан какой-то интерес, или это всё же случайность?

— Скорее всего, цель представляет какую-то ценность для владельца 'Арены', — предполагает Патрик. — Выяснено, что накануне вашего посещения клуба, Диккой виделся с Джорджем. А последний в свою очередь до этой встречи успел побывать пару раз в деревне у Маров, что тоже выглядит весьма подозрительно. До появления Ричарда, Джордж практически не интересовался жизнью и бытом своих сотрудников. — Военный протягивает папку с документами Сикхту. — Здесь все собранные материалы по этому делу. Думаю, вам будет интересно с ними ознакомиться.

Священник забирает бумаги и кладёт их в стол.

— Значит так. Патрик, вы продолжаете сбор материалов по делу Ричарда и устанавливаете слежку за ним через спутник. Студентам запрещено покидать город до летних каникул, так что если засечёте его за чертой Оштена, мы сразу же подготовим документы для дисциплинарного взыскания. Сейчас самое главное, чтобы он не скрылся из-под нашего наблюдения. В других мерах, думаю, нет необходимости. А вы, Орелли, пока не предпринимайте никаких враждебных действий против Ричарда, чтобы не вызвать подозрений. Займитесь лучше своей предвыборной кампанией, а то ваша кандидатура как претендента на пост ректора крайне непопулярна. На сегодня всё. Патрик, вы можете идти, а вы, — монах жестом показывает на доктора, — задержитесь.

Как только за военным закрывается дверь, Сикхт обращается к доктору:

— Джордж вышел из-под нашего контроля, мне нужны доказательства мучительной смерти его сына.

— Но он же...

— Не перебивайте меня, Орелли, — с металлом в голосе говорит священник, — я пришлю подходящего вампира, а так же качественную аппаратуру для съёмки. Ваши студенты должны пройти практическое занятия всей группой по вампирологии, пусть это будет 'Определение жизненных сил', или 'Пределы выносливости организма'... ну, не мне вас учить, доктор.

Глаза Орелли на мгновение оживают и кажутся ярче, но постепенно снова тускнеют, становясь бесцветными, словно вылинявшими.

— Да, и ещё, — продолжает священник, — особое внимание уделите нашему дорогому Алексу, пора ему наконец-то проявить себя по-настоящему...

Глава 9

* * *

Оштинский Университет, общежитие. Ричард.

В небольшой комнате, несмотря на солнечный день, царит полумрак. Тонированные стёкла и полузакрытые жалюзи плохо пропускают свет. Такие окна во всех помещениях 'вампирского' крыла общежития. И хотя в настоящее время среди студентов Оштинского университета почти нет детей ночи, оборудованная защита для чувствительных к ультрафиолету существ сохранена.

В маленьком помещении стоят две кровати, довольно большой стол с компьютером, пара тумбочек, шкаф-купе, холодильник и телевизор.

* * *

Я до сих пор вспоминаю, как провёл этих охотников. Знали бы они, что престарелая подвыпившая дама — на самом деле боец-вампир... ну, пусть и не боец... но я же победил того придурка. Йааау... теперь можно посмеяться над недальновидностью святош. Хотя, если хорошо подумать, то, как говорил мой учитель: 'Никогда не чувствуй себя в безопасности, пока твой враг жив, иначе он может ударить исподтишка, в тот момент, когда ты расслаблен и не сможешь защититься'. С ним трудно не согласиться, но так хочется считать себя героем, даже если в глубине души грызут сомнения.

Вот, например, зачем меня зачислили аж на второй курс, да ещё и в группу к Орелли? Язык не поворачивается назвать доктором этого ублюдка. О нём столько разных слухов ходит — один краше другого... прямо страшно становится. Он преподаёт анатомию и физиологию вампиров и поэтому относится к нам как к мясу, которое можно изучать всевозможными способами. Говорят, он любит показывать работу внутренних органов на рабах, отданных хозяевами для проведения опытов, вскрывая под наркозом живот и грудную клетку, вырезая кости, мешающие демонстрации. И всё это он делает специальным инструментом из серебра, препятствующим регенерации, а потом просто зашивает кожу и выбрасывает несчастного подопытного в университетский вампириварий. Если он после этого выживет, то его ждут дальнейшие жестокие эксперименты.

Мне было сложно поверить в подобную жестокость, тем более что подопытных вампиров сейчас нет на территории университета, но всем точно известно о пристрастии Орелли к садизму. Кроме того, смерть племянника вождя Маров тоже его рук дело. По слухам, у этого Орелли в доме есть специальный подвал, оборудованный как пыточная камера, где погибло уже немало вампиров. Самое страшное, что его даже ни разу не судили, лишь пару раз заставив заплатить незначительные штрафы. Его оправдывают, называя борцом с нечистью. И повезло мне попасть в группу, где куратор этот Орелли! Хуже всего, что именно здесь учится охотничья элита, и среди студентов нет никого из других рас, даже людей. Мне не хочется думать о подставе, особенно учитывая, что Эрни угодил сюда вместе со мной. Говорят, мы удостоены этой привилегии благодаря самым высоким баллам, набранным во время экзаменов. Но что-то подсказывает мне... здесь всё очень нечисто, и наше зачисление на второй курс, да ещё и в элитную группу садиста, выглядит более чем подозрительно. Утешает только одно — на нас с Эрни больше нет никаких ошейников, а только студенческие браслеты. Хоть в этом не чувствуешь себя чьей-то шавкой.

Эрни счастлив, что вырвался из деревни, где провёл безвылазно всё время со дня нашего прибытия. Теперь он хочет отметить нашу свободу и поступление. Мне не хочется расстраивать его своими подозрениями, тем более что вдруг они мною придуманы. Сначала надо это выяснить...

Я встаю и разминаю затекшие мышцы. Несколько упражнений помогают снять накопившуюся усталость, и, ополоснувшись в душе, я начинаю выбирать наиболее подходящую одежду для ресторана.

После столь удачного бегства из 'Арены' мне пришлось срочно сменить не только внешность, но и весь гардероб. Честно говоря, на все свои брюки и джинсы я даже смотреть без слёз не могу... Мало того, что они все невыразительных серо-бурых оттенков, так еще и больше на пару размеров, и висят на мне, как мешки с... А учитывая их фасон... бывает одежда с заниженной линией талии, вот и у меня штаны с заниженной линией... задницы — она у меня до колен достаёт. Мне так и кажется, что я их в любой момент потеряю. Но это только ощущения. Когда я эти штаны покупал, они были огромными. Можно было подтянуть их под самое горло. Мои подруги-вампирши подогнали их под мой размер в поясе, где они сидят как влитые. Рубашки у меня под стиль бомжа — словно с чужого плеча сняты и таких же невыразительных цветов. Ботинки на платформе, конечно, не на такой высокой, как в той женской обуви, но тоже приличной. Подошва рифленая, и за счёт этого скрадывается её высота. Кроме того, она не бросается в глаза из-за несуразной, поражающей воображение одежды, в которой меня сложно узнать. Фух, наконец-то оделся, аж весь вспотел, пока эти шмотки перемерял! Осталось цветные линзы вставить. Я вообще последнее время пугаюсь, когда смотрю на себя в этой одежде в зеркало. Мне и от природы-то мало привлекательности перепало, а сейчас я вообще похож на одного волшебника из популярной серии книг — Херли Пойнтера... если не ошибаюсь. Чёрные волосы до плеч, длинная чёлка, которая лезет в глаза, огромные круглые очки и тонкие черты лица. Синий цвет глаз спрятан под коричневыми линзами, и теперь я выгляжу как невзрачная серость.

— Ричард! Ты уже оделся?! Я жду тебя, — зовёт меня Эрни, заглянув в комнату, и мы идём в город...

Оштен встречает нас яркими красками. Мне кажется, что я уже живу здесь вечность. Шум улиц, вереницы машин, спешащие по своим делам прохожие. Высокие дома из стекла и бетона, играющие на солнце яркими отражениями, огромные, привлекающие взгляд вывески, многочисленные небольшие магазины, кафе и ресторанчики. Для Эрни всё это ещё в новинку. Сложно привыкнуть к быстрому и многолюдному городу после спокойной и размеренной жизни в деревне. Мы идём, стараясь раствориться в толпе прохожих и не привлекать к себе излишнего внимания. Останавливаемся возле маленького ресторана с довольно необычной вывеской с двумя обнимающимися ангелочками — 'У близнецов' — и решаем зайти внутрь. Но мы не успеваем сделать и пары шагов в холле, как тут же нарисовываются два амбала в чёрных костюмах и солнцезащитных очках. Эти служаки фейсконтроля словно на одной и той же фабрике клонируются, причём сразу в одежде. Настолько они друг на друга похожи. Каменные морды, жёсткий оскал. Из белых манжет рукавов их костюмов выглядывают волосатые ручищи, и почти всегда с перстнем печаткой. Один из этих шкафов хватает меня за шкирку и дергается в сторону выхода, а другой расплывается в радостной гримасе и приглашает Эрни. Мой друг, увидев, что мне угрожает кратковременный полёт, рычит:

— Он со мной! А ну верни его на место!

Охранник тут же разжимает свои грабли, и я еле удерживаюсь на ногах, пытаясь не растянуться на полу.

— Извините меня, я думал вы один придёте, — невразумительно бубнит он.

— Нам что, вместе пройти нельзя?! — шипит рассерженно Эрни.

— Простите, господин, мы не думали, что вам нужна помощь, — ядовито замечает другой охранник. Я чувствую, что в этом уютном местечке нас ожидают неприятности и предлагаю уйти, но Эрни упрямо тянет меня в ресторан. По пути мы отдаём портье свои плащи и наконец заходим в зал.

Здесь рассеянный слабый свет, небольшие кабинки-комнатки с уютными диванчиками и многочисленными подушками на них. Кое-где сидят люди. Когда мы входим, мне кажется, что большинство посетителей становятся напряжёнными, как тетива в луке перед выстрелом, но через несколько мгновений расслабляются. Только один огромный накачанный мужик продолжает хищно рассматривать Эрни. Да, на него стоит посмотреть. Мой друг всегда привлекает внимание. Высокий, тонкий, грациозный и гибкий, с роскошными ярко-белыми волосами до пояса, собранными многочисленными заколками из серебристого металла с переливающимися вставками из горного хрусталя. Бледная аристократичная кожа, золотые глаза. Он одет в белую рубашку с длинными рукавами с отделкой из дорогого кружева, застёгнутую под горло, и утягивающие чёрные джинсы. Эрни выглядит так, словно сошёл со старинной картины. Под прицелом изучающих глаз мы выбираем свободный столик и усаживаемся на диваны. Неожиданно я замечаю, что взгляд охотника становится разочарованным и каким-то раздражённым, а остальные посетители вновь напрягаются. У меня создаётся ощущение, что они ждут приказа от этого буйвола. Официантка появляется, словно по волшебству, но по ней видно, как она нервничает. Эрни спокойно заказывает блюда и, похоже, не чувствует накалившейся обстановки в ресторане. Я ощущаю себя неуютно и наспех делаю заказ, подозревая, что вряд ли удастся теперь нормально поесть под многочисленными сверлящими взглядами мужиков... Стоп! Точно! Тут одни мужчины, и нет ни одной женщины кроме официантки. Причём в центре сидит явно чем-то обиженный и разозлённый амбал, а по периметру вокруг него, по одному за каждым столиком, словно охраняя — остальные посетители... А ведь действительно охрана! Они как гончие, учуявшие след, смотрят с азартом на нас. Вот только что им всем от нас нужно?..

Официантка приносит наш заказ и ставит перед нами выбранные блюда. Эрни тут же придвигает к себе какую-то маленькую салатницу и начинает внимательно изучать её содержимое. Мужик багровеет и приподнимается со своего дивана, охрана пытается вскочить, но лишь дёргается, успокоенная одним жестом охотника.

— Эрни, нам надо срочно сваливать отсюда... — шёпотом говорю я. — И как можно быстрее.

Он смотрит на меня, как на сумасшедшего, не понимая, чем вызвано моё волнение. Пока он пытается сориентироваться, здоровенный мужик буквально вырастает возле нашего стола, хватает Эрни за подбородок и вздёргивает его на ноги, чуть не сворачивая шею. Я тоже вскакиваю, но мой друг отмахивается от помощи, а его глаза загораются от гнева.

— Сучёнок, сколько можно испытывать моё терпение?! — гремит яростный бас охотника. — А ну-ка, шлюшка, приступай к своим обязанностям и отсоси прямо сейчас, пока я не свернул тебе шею!

По-моему, ещё никто и никогда не обращался к моему лорду таким образом и тем более не пытался его так унизить. Эрни закипает от злости и отвешивает ему громкую пощечину, а затем бьет в солнечное сплетение, отбрасывая разъяренного амбала... Моя школа! И сразу же охрана приходит в движение — бросается со своих мест, выхватывает оружие. В этот момент распахивается дверь и вваливается охранник. Он тащит за шкирку сопротивляющегося и громко возмущающегося белобрысого вампира в откровенной одежде. На шум все оборачиваются, и тут блондинчик, увидев стоящего возле Эрни охотника, начинает верещать:

— Простите меня, господин, я опоздал! Так получилось, что меня задержал хозяин! А здесь ещё и охрана не пропускала, хотя вы заказа не отменяли...

Приготовившийся было к атаке мужик закатывается хохотом, и остальные тоже начинают тихо всхлипывать, содрогаясь от смеха. Эрни, успокаиваясь, спокойно садится за стол и с безразличным видом приступает к трапезе, потом поднимает бокал с вином и громко произносит, когда амбал уже почти успокаивается:

— Ну, за нашу встречу!..

* * *

Охотник решает, что этот тост произносится для него и объясняет:

— Я ошибся, приняв тебя за другого вампира, поэтому предлагаю своё покровительство. Мы сегодня же купим тебе ошейник...

Эрни чуть не захлебывается вином, а в его глазах, несмотря на внешне невозмутимый вид, появляются черти... причём очень злые черти, готовые зажарить охотника на медленном огне.

— Если ты волнуешься насчёт своего хозяина, — продолжает охотник, неправильно истолковывая молчание моего лорда, — то этот вопрос я быстро улажу, мне достаточно ему только позвонить. Так как я в какой-то мере виноват, то не требую от тебя немедленного ответа, можешь подумать до конца обеда.

Эрни начинает изучать содержимое своей тарелки и после паузы, не поднимая головы, говорит:

— Это очень любезно с вашей стороны, дать мне время для решения столь важного вопроса. Только прошу вас не отвлекать меня от этой задачи своим внешним видом и оставить пока нас вдвоем, иначе, боюсь, мне не хватит отпущенного вами времени.

Охотник явно рассержен и такого ответа не ждал, но всё же возвращается за свой стол, по пути говоря что-то охраннику, удерживающему опоздавшего блондина, из-за которого мы влипли в эту историю. Парня уводят прочь, а амбал периодически бросая недовольные, но заинтересованные взгляды на Эрни, приступает к трапезе.

Если бы он видел глаза Эрни! Разъяренные бесы уже не просто поджаривали охотника, а распыляли его на атомы! Честно говоря, если бы взгляд мог убивать, то, пожалуй, от этого амбала и мокрого места бы не осталось. Однако к нашему счастью, погруженный в свои думы охотник совершенно не интересуется настроением Эрни. Из-за напряжённой обстановки у меня кусок в горло не лезет, а эти двое поглощают свои порции с такой скоростью, словно едят в последний раз.

Эрни первым отодвигает пустую тарелку и ленивым движением расстегивает ворот рубашки, словно в ресторане стало жарко. На самом деле он показывает заинтересованному зрителю отсутствие рабского ошейника. Это производит впечатление — охотник впивается взглядом в шею Эрни и через пару секунд торжествующе улыбается. Скорее всего, он уже мысленно видит себя хозяином. Мой лорд грациозно встаёт из-за стола и, разминая затёкшие мышцы, неожиданно изгибается в такой соблазнительной позе, что даже у меня отвисает челюсть, а у назойливого воздыхателя... только что слюни не текут. Эрни направляется в сторону охотника, а я мигом пристраиваюсь рядом с ним. Взгляды всех присутствующих сопровождают каждый шаг моего друга, как будто хотят растащить его на сувениры.

— Вы... вы так великодушны и ваше внимание к моей скромной персоне настолько неожиданно и щедро, что мне сложно подобрать слова для выражения своей благодарности... — Эрни шокирует меня, я его просто не узнаю! Неужели он уже смирился с долей раба?! Он продолжает: — Вы так отличаетесь от всех тех, кого я встречал, что не могу удержаться от нескольких слов восхищения. Вы самый замечательный, потрясающий и запоминающийся... — охотник весь лучится от чувства собственного превосходства, состряпав снисходительную мину, а Эрни заканчивает свою пафосную оду этому мужику последним заключительным аккордом: — ...похотливый козёл.

У напыщенного амбала настроение резко меняется — наверное, он сейчас чувствует себя так, словно нырял в бассейн с изумительно чистой водой, а оказался в канализационном коллекторе. Эрни быстрым шагом покидает зал, охранники явно в замешательстве, а я, пытаясь спасти положение (мало ли что за птица этот придурок), извиняюсь:

— Простите его, мой друг всего пару дней в городе, он совсем недавно поступил в ВУЗ и ещё плохо ориентируется в особенностях здешних правил...

И, не дожидаясь ответа, догоняю Эрни, успев правда заметить, что внезапно развеселившийся охотник делает предупреждение охране, достает какую-то прямоугольную штуковину и полностью теряет к нам интерес. Честно говоря, я ошарашен его поведением, ведь его величество охотника только что оскорбило низшее существо, не имеющее права голоса, а он так спокойно на это отреагировал. Боюсь, нас ещё ожидают сюрпризы...

* * *

Оштинский Университет, общежитие. Алекс.

Алексу часто снится один и тот же кошмар. Он не может пошевелиться. Вокруг очень темно. Истошный, почти нечеловеческий крик боли. Алексу страшно, он пытается бежать, но у него не получается. Вдруг перед ним возникает перекошенное лицо вампира, а потом морды каких-то жутких существ. Он беспомощен, и его сейчас разорвут. Они всё ближе и ближе. Чавкающий звук, и морды исчезают, а что-то горячее, мокрое накрывает его...

После жутких видений Алекс весь в поту. Когда-то он кричал от ужаса во время этого сна. Сейчас просто просыпается. Почему всё не останется в прошлом? Зачем его сознание цепляется за этот эпизод? Для чего он вновь и вновь переживает тот самый день? У Алекса нет ответов на эти вопросы. Ведь к своему стыду он уже не помнит, как выглядели его родители. Он даже во сне не видит их лиц. Но есть в этом эпизоде что-то неправильное, загадочное... Алекс до сих пор не может понять, что именно не так в происходящем действе. Он просто продолжает жить, жить наедине со своим детским страхом и маленькой тайной, о которой никто не догадывается...

* * *

Оштинский Университет. Ричард.

Вот, я так и знал, что нас ожидают сюрпризы! Теперь каждое утро мне приходится первым выбираться из нашей комнаты, чтобы расчистить проход для Эрни, ну и для себя тоже. Дело в том, что нашу дверь баррикадируют... розами. Да, самыми дорогими, самыми красивыми, самыми свежими и самыми... шипастыми букетами. С того самого дня, как мы познакомились в ресторане со странным охотником. Нет, я, конечно, понимаю, что он мстит Эрни за добрые слова, но причём здесь я?! Мой друг так сильно оскорбил того амбала, что тот придумал изысканную месть — дарить охапками дорогостоящие колючки. Ненавижу этого Вайсена! В ту нашу встречу не назвался, а сейчас заваливает визитками, выпадающими из каждого букета. Эх, хорошо быть лордом — отдаёшь приказы и наблюдаешь за их исполнением, а я только и слышу: 'Этот букет дамам из восьмого общежития, комната сто шестьдесят пятая, вот тот — триста двадцать восьмая, тот, что лежит у стены — в седьмой корпус...', и еле успеваю записки писать, куда какие цветы отнести. Здесь в университете всё приходится делать самому, но прежде чем разносить всё это колючее великолепие по адресам назначения, я беру два букета, указанных Эрни, и тащу их на... мусорку. Это уже стало негласной традицией — выбрасывать два веника в утилизатор, рядом с которым припаркован чёрный аэробиль с затенёнными стёклами. Когда розы исчезают в глубине этой адской машины, соблюдающей чистоту в студенческом городке, наблюдатели тут же уезжают. И не надоело же им так каждое утро кататься!

Надо спешить разнести всю эту кипу цветов, а то можно опоздать на пару по истории. Меня препод по этому предмету ненавидит, и я даже не знаю, как с ним помириться. Просто позавчера, когда я впервые зашёл в аудиторию и ещё не был знаком с преподавателями и группой, то сел за первую парту на среднем ряду. Откуда мне было знать, что надпись 'лох' характеризует студента, сидящего за этой партой? Именно поэтому никто не желал занимать её. А я не только сел, но ещё и дописал: 'серебристый, семейства маслинных'. Ну ошибся я с семейством, с кем не бывает. Я даже не подозревал, что препода по истории зовут Сильвер (серебро в переводе), а его тёщу Олия (близко по звучанию с латинским названием семейства маслинных)...

Глава 9

Часть 2

Группа, в которую нас с Эрни зачислили, встретила нас неожиданно дружелюбно. И это притом, что мы попали к прославившейся своей ненавистью к вампирам элите. Даже Орелли, представляя нас другим студентам, произнес подозрительно добрые слова, словно встретил любимых родственников, которых давно не видел.

Впрочем, похоже, сделал он это не по своей воле. Иначе чем объяснить то, что в начале первой же пары он вызвал меня к доске, якобы для проверки знаний по своему предмету Вампирологии? Сначала он задавал вопросы с таким торжеством и предвкушением моего провала, что, кажется, весь светился от радости, но под конец всё же сильно обломался. А то! Я так и знал, что он будет цепляться ко мне, поэтому за неделю выучил толстенную книгу по его предмету. Правда, сто баллов он мне не поставил, заявив: 'Бог знает этот предмет на сто, я — на восемьдесят, охотники — на шестьдесят, а тебе, так и быть, поставлю пятьдесят. И запомни — это высокая оценка. Постарайся не разочаровать меня в дальнейшем'.

В общем, я сейчас, как раб на плантации сахарного тростника, — с утра до вечера учу проклятый предмет, а на всё остальное времени остаётся мало.

Несмотря на внешне хорошие отношения с сокурсниками, под их пристальными взглядами я чувствую себя очень неуютно. Наш курс оправдывает своё звание элитного. Здесь все охотники как на подбор: высокие, широкоплечие, с рельефной мускулатурой. Они носят сидящую по фигурам форменную одежду, скорее напоминающую военную. У всех такая выправка, как будто в армии на плацу вышагивают, а не в университет ходят. Большинство моих сокурсников уже и в боевых действиях участвует. Им открепительные мандаты дают на это время. Сейчас тоже шестеро отсутствуют, в том числе и староста, хотя занятия уже начались. Говорят, он герой войны, даже орденом награждён за мужество. Его тут любят и боготворят. Стараются быть на него похожими.

Эрни почти не отличается от остальных студентов, хотя ростом он пониже и более изящный, но форма ему очень идёт. Я по сравнению со всеми выгляжу просто заморышем. А в этих штанах с заниженной линией задницы, в больших очках и висящих на мне словно на вешалке кофтах, вообще смотрюсь пришельцем из другого мира. Мне повезло, что здесь нет обязательных требований к одежде, просто все стремятся быть лучшими, но мне-то нужно маскироваться. Вот и приходится быть белой вороной.

Больше всего я боюсь предметов по физической и военной подготовке, ведь для их посещения нужна определённая одежда, не скрывающая мой маленький рост и развитые мышцы. Конечно же, по моей фигуре и не скажешь, что я боец, но при определённых нагрузках станет заметна тренированность мускулатуры и её рельефность.

После того боя на 'Арене' с охотником мне необходимо скрываться — думаю, меня ещё ищут. Поэтому пришлось потрудиться, чтобы получить справку для освобождения от физических нагрузок. Я использовал на себе... эльфийскую магию деформации. Меня до сих пор в пот бросает, как вспомню. Боль непередаваемая. Так плохо мне давно не было. Зато к врачу пришёл — вернее, доковылял — белый, как сама смерть. Тот, осмотрев меня, в такой ужас пришел, что с ним чуть нервный тик не случился. Бедный врач даже несколько раз проверял, не привиделись ли ему патологические изменения моего организма. Я его хорошо понимаю, ведь все знают о природном здоровье вампиров, а тут столько всего... и близорукость, и сколиоз, и плоскостопие... у доктора глаза разбежались от такого букета болезней. Он то и дело приговаривал, что в его практике это первый случай вампира-инвалида. И вынес такой вердикт, что, к моему счастью, можно было спокойно забыть о любой физической подготовке.

Мне этот поход в медкабинет обошёлся почти неделей скрюченного состояния и передвижением со скоростью черепахи, пока все кости на место не встали. И именно в это время мне ещё пришлось таскать по всему студенческому городку колючие веники. Почему жизнь такая несправедливая? Всё время норовит к тебе задом повернуться. Одна только радость — у неё не бывает расстройства пищеварения...

* * *

Монастырь Сен-Грегори.

— Орелли, я никак не пойму, почему ваши новые студенты-вампиры чувствуют себя в университете как дома? — рычит побелевший от ярости Сикхт. — Этот гадёныш Ричард абсолютно спокоен, и, похоже, кроме учёбы его ничего не волнует.

— Простите, Сикхт, но случилось непредвиденное. Второй вампир из Маров, которого мы зачислили на этот же курс, оказался другом Ричарда.

— И что? Разве он может служить препятствием для исключения мелкого? Подумаешь, два наглых ублюдка. Раздавить обоих!

— Простите, святой отец, но этот вампир... Эрни... сейчас находится под защитой небезызвестного вам мистера Вайсена.

— Вайсена, — священник задумывается. — Да, он единственный, кто может нам помешать.

— Я уже был у него в резиденции, пытался договориться о том, что он не будет вмешиваться в наши внутренние дела, но добился лишь разрешения на отсрочку. Вайсен пообещал, что как только Эрни будет в его власти, Ричард — наш.

— Думаешь, Вайсен не может надеть на гадёныша ошейник?! — Сикхт приходит в ярость. — Да ему ничего не стоит сделать это! Он нас дураками выставить хочет?!

— Нет, Вайсен просто играет, ему надоели безропотные куклы. Он сказал, что когда сломает свою игрушку, мы можем делать с ней всё, что заблагорассудится. Но пока ему интересно с ней возиться, лучше не вмешиваться в его дела.

— Ладно, думаю, это не займёт много времени. Пусть щенки ощущают себя в безопасности. Так им будет больнее осознавать поражение... — священник ненадолго замолкает.

Наступившее молчание прерывает Орелли:

— Сикхт, после того как тот Марец загнулся, ты обещал мне дать раба. У меня уже давно не было жертвы. Я хочу получить новую игрушку, а на 'Арену' теперь путь закрыт.

— Я пришлю тебе одного вампира. Правда, он почти сломан, но думаю, боль его оживит. Только не убей его раньше времени. По крайней мере до тех пор, пока с Эрни не наиграются. Ты ведь любишь блондинов, насколько я помню. Но вначале подготовь всё для съёмки смерти сына Джорджа. Где-то недели через две получишь обоих. Одного доставят домой, второго в университет. — Сикхт ободряюще улыбается. — Пока придётся немного потерпеть.

* * *

Оштинский Университет. Алекс.

Назойливый звук будильника нагло врывается в его сон, разгоняя смутные видения. Алекс с неохотой встаёт и неуверенной походкой направляется в душ. Контраст горячей и холодной воды очищает сознание и возвращает бодрость телу.

Накинув банный халат, Алекс идёт на кухню готовить завтрак. Стук в дверь отрывает его от созерцания почти пустого холодильника, и зеленоглазый охотник впускает раннего гостя.

— Здоров, Алекс. — И нехрупкого сложения хозяин попадает в медвежьи объятия громилы, грозящие его раздавить. — Мы тут без тебя заскучали.

— Здорово, медведище, ты мне рёбра поломаешь, — фыркает и пытается вывернуться Алекс. — Проходи, я сейчас как раз собираюсь завтрак готовить.

— Я уже поел, но от кофе не откажусь. Впрочем, я не желудок набивать заявился, — смеется гость, — а поделиться последними новостями. Староста всегда должен быть в курсе происходящих событий...

— Дерик, только не говори мне, что за мое отсутствие съехали успеваемость и дисциплина ...

— Не в этом дело, — перебивает гость. — Даже не знаю, как тебе сказать. На наш курс зачислили двух вампиров, и ты не поверишь, но Орелли не только не протестовал, но и, по-моему, остался доволен этим обстоятельством. По крайней мере, прежде чем познакомить нас с кровососами, он всех предупредил, что мы обязаны общаться с ними на равных.

— Погоди! Как это на равных?! — звереет Алекс. — Сам Орелли всё время говорит о недопустимости снисхождения к этим тварям. Стучит моему дяде, когда я, видите ли, слишком мягок с вампирами. Да я уже на зебру похож от бесконечных наказаний. Если бы не быстрая регенерация, давно бы без шкуры разгуливал...

— Не кипятись. Сбавь обороты. Тут не всё так просто. Мы тоже шум подняли, но Орелли объяснил, что один из них — блондинчик — сильно заинтересовал Вайсена. Сам понимаешь, что трогать его пока нельзя.

— Ничего себе! Самого Вайсена заинтересовать! Это что же за куколка такая?.. Держи свой кофе. — Алекс протягивает Дерику кружку с ароматным напитком, и тот с нескрываемым удовольствием вдыхает его горьковатый запах.

— Хороший кофе. Это у тебя Арабика?

— Да, мне он больше всех нравится.

— Насчёт интереса... — задумчиво произносит Дерик. — Блондин — красавец, но, думаю, Вайсена не так просто привлечь смазливым личиком. Характер ершистый у вампира, что сейчас крайне редко можно встретить, не в пример мелкому недоразумению.

— Подожди, ты сказал, что трогать запретили обоих, но вряд ли Вайсен заинтересован сразу в двоих, — предполагает Алекс.

— Мелкий — очкастый ботан, ничего интересного из себя не представляет, но этот блондинчик с ним дружит, — отвечает Дерик, а потом словно что-то вспомнив, посмеиваясь продолжает: — Представляешь, очкарик уже успел отличиться своей инвалидностью и недальновидностью. У него обнаружили плоскостопие и сколиоз, и теперь он не ходит на предметы по физподготовке. Кроме того, он довёл до белого каления Сильвера. Наш мнительный историк, видя мелкого кровососа, просто звереет. На первой парте кто-то написал 'Лох', а вампир дописал 'серебристый, семейство Маслинных'. Ты ведь знаешь, как Сильвер свою тёщу терпеть не может, а тут его мало того, что лохом назвали, так ещё и породнили, как он выражается, с 'быдлом'. Однако он ещё больше разъярился, когда мелкий исправил ошибку в названии семейства и написал... Лоховые.

Оба охотника согнулись в приступе хохота.

* * *

Оштинский Университет. Ричард.

Я влетаю в аудиторию и, заняв своё место, быстро раскладываю всё необходимое по Вампирологии. Мои сокурсники взбудоражены, и по их репликам я понимаю, что сегодня придут на занятия охотники, вернувшиеся после успешного уничтожения гнезда обезумевших вампиров. Мне тех не жаль, они слишком опасны для живых существ. Опустившиеся из-за неконтролируемой жажды, такие вампиры способны пить кровь даже крыс и мышей. Меня аж передёргивает от собственных мыслей. Эти кровожадные твари, не задумываясь, убивают любого, кто попадается у них на пути, будь то женщина или ребёнок. У людей похожая деградация наступает из-за алкоголизма, но мы ещё и хищники по своей природе, поэтому и последствия деградации личности у нас более страшные и опасны для других существ.

Группа студентов заходит в нашу аудиторию большой гомонящей толпой. Рядом с заместителем старосты Дериком я вижу своего должника — смуглого охотника с зелёными глазами. От его ледяного взгляда мое сердце, кажется, останавливается. Я опускаю голову, завесив лицо длинной чёлкой, сильно надеясь, что этот гад пройдёт мимо. Но мне не везёт. Староста останавливается возле меня и с издёвкой, чуть растягивая слова, произносит:

— Вот значит ты какой, ботаник маленький...

Честно говоря, я еле сдерживаюсь, чтобы не ответить. Случайно слышал подобную фразу про 'цветочек аленький', вот и разъярился. Но мне положено быть тихой серой мышкой, поэтому я подавляю желание ответить своему противнику. Эта же сволочь, видимо, не собирается оставлять меня в покое и нависает надо мною, как скала. Ещё и упёрся руками в мою парту. Я чувствую его горячее дыхание, и по коже бегут мурашки. От напряжения сводит скулы.

— Алекс, сдался тебе этот заморыш. Двадцать пять килограмм вместе с весами. Пойдём, сейчас уже занятия начнутся.

Я не узнаю говорящего, всё словно в тумане. Медленно, очень медленно охотник разгибается и уходит. Его место возле окна. Он небрежно отодвигает стул и плюхается на сиденье. А у меня рождается план жуткой мести. Я теперь знаю, как унизить эту самонадеянную сволочь, мне нужно лишь немного подождать...

* * *

Оштинский пригород, особняк Вайсена. Три недели спустя.

В просторном зале с богатым и изысканным убранством ужинают двое.

— Лемми, я знал, что ты любишь этот мускат и специально его заказал, — произносит хозяин дома.

— Спасибо, Вайсен, но меня сейчас очень волнует другое. Я хотел бы узнать, почему ты так носишься с этим вампиром. Можно подумать, он какой-то особенный. — Гость пробует на вкус вино в своём бокале.

— Да, Лемми, можешь мне не верить, но он действительно другой. Обычно вампиры не рискуют смотреть нам в глаза. Нет, конечно, такие особи встречаются, но они рассчитывают своей дерзостью привлечь к себе внимание, выделиться из безликой толпы, чтобы выбрать себе хозяина. Я про этого зверёныша так и подумал, но вышло, что я не прав. В тот день, когда мы с ним впервые познакомились, мне захотелось увидеть его сломанным, но не физически, а морально. Я хотел, чтобы он бросился в мои объятья, рассчитывая на любящего хозяина. Считал, что будет интересно потакать его прихотям, завоёвывать его сердце. Вначале это показалось мне лёгким, не стоящим больших усилий делом. Таким же простым, как марш-бросок по холмистой местности. Но я ошибся! Покорить вампирёныша, получить его благосклонность так же трудно, как штурмовать высоченные отвесные скалы с вершинами, возвышающимися над облаками...

— Так тебе это уже удалось, покорить свою высоту? — не сдерживает смешка Лемми.

— Хммм... пожалуй, я только на середине пути...

— Потрясающе! Великий и несравненный Вайсен лишь на полдороги к сердцу какого-то вампира, — откровенно веселится гость.

— Я бы посмеялся вместе с тобою, — задумчиво и многозначительно произносит хозяин, — но, видишь ли, в последнее время я всё больше и больше хочу спуститься обратно вниз и обнести все эти скалы колючей проволокой под высоковольтным напряжением, да ещё и прихватить с собой снайперку.

— Хочешь выстрелить в самое сердце вампиру? — участливо спрашивает Лемми.

— Нет, перестрелять всех браконьеров, посмевших приблизиться к моему Эрни...

Глава 10

Оштинский Университет, общежитие... Эрни.

Дождь льёт, с самого утра не переставая. Сейчас уже полдень, но на улице темно, как поздним вечером. Тяжёлое свинцовое небо нагнетает мрачные мысли. Эрни наблюдает за бегущей по стеклу водой. Он расстроен и не знает, что ему делать. Только сегодня он случайно узнал о том, кто такой его назойливый поклонник по имени Вайсен. Эрни до сих пор не может отойти от шока и понять, зачем этот охотник забавляется с ним, словно кошка, играющая с пойманной мышью.

Тяжёлые капли воды с мерным стуком бьются в окно, разбиваясь на мелкие брызги, сливаясь в полноводные 'реки'. Кажется, что сама природа плачет вместе с душою Эрни. Он обхватывает себя за плечи, и впервые ему хочется исчезнуть из этого мира. Таким беспомощным и жалким ему ещё ни разу не приходилось себя ощущать. Эрни только теперь понимает, что всё время играет с огнём. Сейчас же, когда открылась вся правда, он чувствует себя беспомощным мотыльком, случайно оказавшимся рядом с коварным пламенем, обжигающим крылья. Эрни больно от этих мыслей. Ему холодно. Появилось ощущение, что где-то внизу живота, внутри, спазмом скручивает, словно сматывает в большой клубок, все внутренности от леденящего ужаса. Вайсен. Это имя было на всех визитках, выпадавших из многочисленных букетов. Мало ли в мире разных Вайсенов?! Эрни не знает, но возможно, их сотни, а может, и тысячи... но этот 'системный администратор', как значилось на простых чёрно-белых карточках, оказался таким, что его опасно игнорировать, тем более ему перечить. Эрни не вчитывался в тексты на бесконечных подношениях. Он как-то не задумывался, откуда у простого служащего может быть аэробиль, каждое утро дежурящий возле проклятой мусорки, куда по традиции Эрни отправляет два роскошных букета. Ведь должен был обратить на это внимание... должен, но... не обратил. Сейчас же, когда Эрни совершенно случайно узнал о своём поклоннике, это просто выбило его из привычной колеи. Словно накатанная, хорошо известная дорога внезапно раскрылась ощерившейся пастью пропасти, и теперь есть только два варианта — рискнув мчаться прямо в неё, надеясь, что она лишь жуткая, очень правдоподобная иллюзия, или пытаться избежать страшной участи. В любом случае по-прежнему уже ничего не будет... Все надежды и будущее Эрни разбились при встрече с охотником по имени Вайсен. Одной из самых загадочных и самых могущественных личностей в государстве...

— Эрни! — от неожиданно раздавшегося за спиной громкого голоса, юный лорд еле сдерживается, чтобы не подскочить. Он не слышал, как в комнату вошёл Ричард. — Ты долго ещё собираешься любоваться этой непогодой?! Почему ты так и не пошёл на занятия? Тебе плохо? Заболел?

Эрни не хочется сейчас говорить, и он просто кивает, надеясь, что Ричард, поверив, уйдёт. Но неугомонный секьюрити обнимает его сзади, плотно прижимаясь к нему. Эрни поёживается от неожиданной ласки, но затем расслабляется, чувствуя тепло, исходящее от своего друга.

— Рич, не беспокойся, мне уже лучше, но на занятия я сегодня всё же не пойду.

— Ладно, тебе может чай или кофе сделать? Ты действительно какой-то бледный.

— Не нужно, иди, а то тебя и так Сильвер терпеть не может. Лучше не опаздывай...

Ричард медленно, словно нехотя, разжимает свои объятия и отстраняется. Через минуту доносится звук закрывшейся двери, а Эрни снова остаётся один на один со своим страхом и неизвестностью.

Этот Вайсен... его можно назвать системным администратором только... всей страны. Он числится на должности заместителя министра внутренних дел, но на самом деле именно Вайсен — карающая рука, серый кардинал этого общества. Самое интересное, что его фотографий — как чиновника, занимающего важный пост — найти невозможно. Он будто чувствует фокусировку направленной техники и уходит с линии её поражения. На смутных, размытых снимках одного из значительных чиновников правительства этой страны невозможно разглядеть его внешность. Есть ещё один Вайсен — организатор бесшабашных попоек, диких оргий, чопорных вечеринок. Его имя редко не упоминается в новостях и газетах, но что странно — фотографии этого смутьяна тоже отсутствуют, точнее, на них видны либо многочисленные лица, либо изображения размыты до неузнаваемости. Самое страшное, что эти двое — один и тот же охотник, назойливый поклонник Эрни...

Осознание мощи и власти странного знакомого, вызывает дрожь и понимание собственной уязвимости. Прежде юный лорд всегда мог рассчитывать на помощь и защиту своего отца. Эрни никогда не был настолько одинок и не чувствовал себя брошенным.

Неожиданно сплошной полог туч, нависающих низко, разрывается, и яркий столб света оживляет серый, унылый пейзаж. Словно неизвестный волшебник разрисовывает мир сочными красками. Эрни наблюдает, как изменяется мир за окном, наполняясь жизнью, и появляется огромная радуга. Юный лорд успокаивается и впервые за всю свою жизнь принимает серьёзное решение, он не будет больше жалеть себя и расстраиваться из-за своей участи. Эта слабость останется только в его душе, его воспоминаниях. Он будет бороться, насколько хватит сил. Вайсен не должен знать о его страхе и неуверенности, и завтра, как обычно, два букета отправятся в утилизатор. Эрни начинает улыбаться возникшим мыслям, и его настроение наконец улучшается. Пусть охотник и важная птица, но Эрни всё-таки лорд...

* * *

В соседнем общежитии, под самой крышей, расположены оконца чердака. Туда, наверх, уже давно никто не ходит, поэтому там царство пауков. Хотя, если внимательно присмотреться, то возле стекла застыла неясная тень. Она наблюдает за Эрни через специальный прибор слежения, по своим функциям больше похожий на мощный бинокль. Но он компактный и почти незаметный, по сравнению со старинными оптическими моделями. О внешности наблюдателя сложно что-то сказать. Нет ни одной запоминающейся черты — просто безликая, беззвучная тень, сливающаяся с темнотой чердака.

Наблюдатель, по всей видимости, тут уже давно. Увидев перемену в настроении Эрни, он облегчённо вздыхает. Радуясь, что успокаивать своего подопечного в его функции не входит. Да и вроде бы парень не собирается наделать никаких глупостей. Значит, не нужно лишний раз беспокоиться о его безопасности. Жаль, конечно, что пришлось испортить настроение Эрни, подкинув информацию о влиятельном охотнике, но это лучше, чем держать юного лорда в полном неведении о преследующем его поклоннике...

* * *

Оштинский Университет. Ричард.

Последнее время моя студенческая жизнь приносит мне немало неприятностей, самой главной из которых является Алекс. Ненавижу этого напыщенного индюка! Кажется, он только для того и приходит на занятия, чтобы публично меня унизить. Вокруг него постоянно увивается группа поддержки, а точнее жополизов, готовых каждую его фразу растаскивать на цитаты. Прозвище — ботаник маленький — произносимое чуть растянуто, прочно приросло к моей персоне. Зубами не отдерёшь. Каждый готов пошпынять меня, пока другие не замечают, а зелья я пока не рискую применять, вдруг кто догадается, что это всё неспроста. Рисковать всё же не хочется. А тут ещё несколько однокурсников, под угрозой побоев меня заставили делать им рефераты и писать лекции. Честное слово, так бы и вколотил эти бумаги им в одно место... но нельзя. Изображаю из себя немощь. Видимо, получается, так как наглеют всё больше и больше. Точнее наглели, пока меня не взял под свою защиту Дерик и не отшил половину бездельников. Конечно же, за всё нужно платить, и ему тоже я делаю чертежи и пишу курсовые по некоторым предметам. Ну, ничего, когда-нибудь я рассчитаюсь со всеми, а пока что займусь Алексом.

Хорошо, что Эрни не пришёл сегодня к Сильверу на занятия, по крайней мере он будет вне подозрений. Я уже давно подготовился к этому дню, заранее купив... суперклей. Как говорится в аннотации, этот продукт является новейшей разработкой одного из институтов города Левши. Он получен с помощью нанотехнологии и состоит из множества микрокапсул и наполнителя, реагирующего на давление. Пока клей находится в тюбике, он не застывает, когда его наносишь на поверхность, он не сохнет. Однако стоит только придавить его — мигом застывает, причём намертво! Избавиться от него возможно лишь при помощи специального растворителя. Что мне особенно понравилось — это густая консистенция геля, что не позволяет ему глубоко впитываться. Приклеивая одежду, он не будет приклеивать кожу, зато никто не почувствует как будет пойман в эту мгновенную ловушку. А название у этого средства меня вообще покорило — 'Миг' — словно древний сверхзвуковой самолёт. Теперь главное не оставить следов, чтобы никто меня не смог заподозрить!..

* * *

Монастырь Сен-Грегори.

В комнате на столе горит лампа, стилизованная под горящую свечу в изящном подсвечнике. Иллюзия мерцающего пламени безупречна. Тёплый свет контрастирует с темнотой неба и шумом дождя за окном.

Здесь сидят трое увлечённых беседой охотников.

— Сикхт, мне кажется, мелкий кровосос не может быть тем, кто победил Алекса. Бойцы всегда имеют чувство собственного достоинства, а об эту тварь разве что ленивый ноги не вытирает. Он безропотно сносит все издевательства над собой, — говорит мужчина с неприятно белесыми глазами. — Один из студентов, как я понимаю, из меркантильных интересов взял этого очкарика под свою защиту. Не думаю, что владеющий искусством боя смог бы унизиться до такого сомнительного покровительства.

— Да, как ни странно, я, видимо, ошибся, — задумчиво отвечает охотник со шрамом, — хотя память на лица никогда меня не подводила. Очень жаль. Похоже, мы встретили двойника. Такого ещё не случалось... — Он на какое-то время замолкает, потом, повернувшись к военному, спрашивает: — Патрик, каковы результаты ваших наблюдений за ним?

— Кровосос редко покидает студгородок и университет. Ни с кем подозрительным не общается. Спортивные клубы и секции не посещает. Другой информации у нас нет.

— Что ж, приходится признать, что занимаясь им, мы только теряем время.

Орелли, положив на стол какие-то бумаги и подвинув их в сторону Сикхта, докладывает:

— Подтверждением нашей ошибки является заключение медика, обнаружившего у этого вампира болезни, препятствующие изучению единоборств. Врач — наш человек и не станет скрывать или искажать информацию.

Сикхт просматривает документы, и некоторое время в комнате слышны лишь шорох страниц и звук стучащегося в окно дождя. Через пару минут охотник неопределённо хмыкает и поворачивается к военному:

— Патрик, сейчас ваша задача — заново проверить все имеющиеся у нас по делу этого бойца документы. Постарайтесь добыть информацию из клуба, наблюдение за вампирами пока снимите. Если вопросов нет — вы свободны.

Военный быстро встаёт и почти бесшумно исчезает за дверью. Сикхт снова обращается к Орелли:

— Что со вторым вампиром? Вы ещё раз говорили с Вайсеном, какие у него планы?

— Да, святой отец, я спрашивал об Эрни. Вайсен заявил, что этот вампир его личная собственность, и скоро он его заберёт...

— Одного, надеюсь?

— Да, мелкий его не интересует. Правда, Вайсен предупредил, что пока его игрушка учится вместе с очкариком, трогать его запрещается. Он планирует забрать своего вампира в течение года.

— Вот сволочь. Эти чиновники совсем зажрались, что хотят, то и делают. Управы, к сожалению, на этого Вайсена нет. Но, если вынудить кровососа забрать документы, то, скорее всего, никто возражать не будет. Я подумаю, как это сделать, и подключу к этому Алекса. Надеюсь, он не в курсе, почему вампиры оказались в вашей группе?

— Нет, я никого из студентов в наши дела не посвящал...

— Вот и хорошо. Да, что там насчёт оборудования для съёмок? Вы его уже установили и проверили? Послезавтра я приглашу сюда Джорджа для показа ему прямой трансляции с вашего урока. Мне нужно, чтобы это мероприятие прошло без проблем. У вас всё готово для этого?

— Да, Сикхт, я уже расставил камеры и убедился в их работоспособности. Осталось только дождаться вашего подарка.

— Вот и хорошо, послезавтра утром вы получите свою кинозвезду и обещанный приз за проведение съёмок...

* * *

Оштинский Университет. Ричард.

Чтобы незаметно нанести этот клей, я долго тренировался в использовании эльфийской магии телепортации. Конечно же, сам клей я не применял, а заменял на похожие тюбики с зубной пастой. В отличие от клея она легко удаляется с любой поверхности. Куда она только не разлеталась во время моих упражнений! Наверное, нет ни одного уголка в нашей комнате, который не пришлось от неё отмывать. Даже потолок пришлось вытирать, одно хорошо — на нём почти не заметны мелкие брызги. Учась выдавливать содержимое тюбика при телепортации, я использовал пасту в огромных количествах. А уборка занимала столько времени, что страшно вспоминать.

Эрни удивляется, откуда у меня такая маниакальная страсть к наведению чистоты. Как он не придёт, я всё комнату мою. То холодильник, то стол, то над люстрой колдую. Магией стараюсь пользоваться только в крайнем случае, а то мало ли какая здесь техника имеется. Будет обидно, если меня опознают.

Сегодня я наконец-то созрел для своей мести! Надеюсь, что время, которое я потратил на подготовку, не будет потеряно зря. Сейчас большинство студентов пошло на обед, и в коридорах почти пустынно. Я спешу в аудиторию, где сейчас у нас будут занятия по истории. Открыв дверь, вижу лишь несколько человек, что-то обсуждающих. Они стоят недалеко от места Алекса и шумно разговаривают, яростно жестикулируя. Под их гомон я быстро прохожу к своему столу, сажусь и опускаю голову на скрещенные руки, делая вид, что собираюсь подремать. Достаю тюбик с клеем, открываю и при помощи телепортации незаметно отправляю на стул Алекса.

Теперь остаётся самое трудное — намазать его так, чтобы никто не заметил... Но мне везёт! Мои сокурсники так горячо спорят, что я быстро и без особых затей выдавливаю всё содержимое, покрывая полосками клея сиденье и спинку стула. Закончив, подбрасываю пустую тару в открытую сумку Секки. Этот охотник — мразь конченная, так что его подставить — благое дело, главное, что он ничего не заметил, да и остальные тоже. Меня вряд ли заподозрят. Вот теперь можно расслабиться и ждать, когда Алекс влипнет в мою ловушку. Я уже весь в предвкушении этого действа! Время бежит быстро, и уже настаёт начало занятий — раздаётся рёв звонка, и в аудиторию сплошным потоком стекаются студенты. Они какие-то возбуждённые, даже Алекс проходит мимо, не замечая меня, но я зря решил, что в этот раз меня оставят в покое. Раздавшийся за спиной резкий бас Дерика пугает меня, и я вздрагиваю — хорошо хоть не подскакиваю от неожиданности.

— Секка! Сейчас звонил Орелли, послезавтра у нас будет урок практической Вампирологии, ты должен приготовить инструменты и написать сценарий. Док велел не сдерживать фантазию, но продумать всё так, чтобы кролик не загнулся сразу, а хотя бы часа два прожил. Освобождение от других занятий тебе выпишут. Давай, иди готовься!

Меня прошибает пот. Что это за занятие с мучением кролика? Да ещё таким долгим! Причём здесь вампирология и этот маленький зверёк?.. Ну, что Секка будет помогать — неудивительно. Он всем известен своим садизмом. Трудно найти более подходящую кандидатуру.

Размышляя о послезавтрашнем занятии, я пропускаю тот момент, когда Алекс по привычке плюхается на своё место, расслабленно откинувшись на спинку стула, словно у него нет позвоночника. Вот это радость! Теперь-то он точно намертво приклеится!..

Сильвер заходит как всегда вразвалочку и, поднявшись на кафедру, начинает вещать. Впрочем, мне сегодня неинтересно его слушать, ведь Алекс уже понял, что попался, решив изменить свою позу. Думаю, он ещё не знает насколько влип, так как пытается незаметно приподняться со своего стула. Но не тут-то было! Я сижу, предвкушая конец занятий, когда нашему старосте придётся встать и явить себя во всей красе нашему курсу. На фоне его смуглой кожи будет отлично смотреться белая форменная рубашка, которая вряд ли прикроет трусы, надеюсь, что яркого цвета. Я представляю, как Алекс будет освобождаться от намертво приросших к сидению штанов, и с большим трудом сдерживаю одолевающий меня смех. А в довершение этого образа, вспоминаю о том, что наш староста любит носить светлые носки... Ох и картинка получается. Какое зрелище нам предстоит! Герой войны и староста группы! Наконец-то я отыграюсь за все причинённые мне неприятности.

Мои мечты грубо разрушаются ледяным голосом Сильвера:

— Алекс, в чём дело? Какая муха вас сегодня укусила?

Мой враг вздрагивает, а потом неожиданно расслабляется, нахально отвечая:

— Доктор Сильвер, сегодня очень душный день. Я, пожалуй, сниму свой пиджак.

На глазах у изумлённых зрителей Алекс изящно освобождается от своей портупеи и пиджака, расстёгивая их и небрежным жестом откидывая назад, словно решил повесить их на спинку стула. Оставшись в рубашке, этот гад вольготно облокачивается на стол, готовясь записывать лекцию. Такой спокойный, будто его совершенно ничего не беспокоит. Если бы я не знал, что его одежда намертво приклеилась к стулу, то как и остальные решил бы, что ему хочется подразнить нашего мнительного учителя истории. Тот аж застыл, раскрыв рот от такой наглой выходки старосты, и внешне стал напоминать душевнобольного. Впрочем, воцарившееся в аудитории затишье убеждает его в необходимости продолжить занятия. Доктор Сильвер возвращает себе унылое выражение лица и продолжает бубнить про любимые исторические факты и события.

Честно говоря, я еле дожидаюсь окончания занятий. Обиженный препод быстро исчезает за дверью, как и большая часть моих однокурсников. Я притворяюсь увлечённо читающим книгу по курсу истории — при моей репутации заучки, такое занятие кажется естественным. Но, несмотря на предвкушение мести, меня постигает чувство глубокого разочарования. Вместо того чтобы паниковать, Алекс вытаскивает складной нож, несколькими уверенными движениями ловко разрезает брюки, снимает ботинки и носки и, избавившись царственным жестом от рубашки, остаётся в одних тёмного цвета трусах, напоминающих плавки. Он спокойно встаёт, словно в аудитории никого нет, и под потрясённые взгляды сокурсников гордо удаляется из аудитории. Он настолько хорош в своей наготе, что девушки провожают его восхищенными взглядами. От Алекса исходит такая уверенность и магнетизм, что все смотрят только на него, а на вещи, сиротливо висящие на стуле, никто не обращает внимания.

Только сейчас я понимаю, как мог выглядеть голый король.

* * *

Сегодня моё дежурство. Впрочем, почти все время дежурю я один, как самый слабый и безобидный студент. Когда Алекс эффектно удаляется, у оставшихся в аудитории возникает интерес к висящим на стуле вещам, но к ним даже подойти никто не успевает — неожиданно с грохотом распахивается дверь и с воплем: 'На помощь! Наших бьют!' — влетает Томми. Конечно же, всех сокурсников как ветром сдувает, а я пользуюсь сложившейся ситуацией и снимаю со стула одежду Алекса, применяя специальный растворитель. Никто не обратит внимания на то, что я остался, ведь заучка драться не умеет. Тем более с таким букетом заболеваний, как у меня. Да и вмешиваться я не хочу, тут стычки бывают довольно часто, но ещё никто серьёзно не пострадал.

Быстро убрав аудиторию, я отправляюсь в общежитие и кладу свёрток с одеждой на пороге комнаты старосты. Стучу в дверь и убегаю в надежде, что меня никто не увидит.

Мне не хочется возвращаться в свою комнату, и я решаю пройтись по городу. Самая короткая дорога от общежитий идёт через парк. Я не успеваю пройти и половины аллеи, как натыкаюсь на Секку. Таким счастливым мне его ещё видеть не приходилось. Правда, его улыбка скорее похожа на оскал акулы, а взгляд кажется осоловелым, словно он находится под влиянием какого-то сильнодействующего наркотика. Проходя мимо, он вдруг крепко хватает меня и притягивает к себе, заставляя посмотреть ему в глаза:

— Крольчонок! Маленький беззащитный крольчонок! Послезавтра мы вместе будем препарировать живого взрослого кролика, и ты не сможешь отвертеться от этого весёлого мероприятия. Я лично прослежу, чтобы ни ты, ни наш уважаемый староста не мухлевали...

— Причём здесь ты?! Ты такой же студент, как и я. Занятие будет вести доктор Орелли...

— Заткнись, кровосос, и не смей сравнивать меня со всякой вампирской швалью. Вы только для экспериментов годитесь. А Орелли оставляет меня за главного, ведь у него дома будет еще один такой же кролик, а он уже давно не развлекался.

Секка начинает заливисто смеяться, а я вдруг понимаю, кто будет подопытным на послезавтрашнем уроке вампирологии, и меня прошибает холодный пот. Я зол. Я в такой ярости, что с трудом сдерживаю свои эмоции. Мне хочется убить его прямо сейчас, но это совершенно ничего не изменит. Не будет Секки, урок проведёт сам Орелли. Мне не под силу остановить время или изменить будущее. Но избавить мир от этого урода я могу и начинаю слабо трепыхаться в его руках, изображая испуганного слабого зверька. Этот скот только заводится от моей беспомощности и сильнее сжимает мои плечи. Я наношу почти нечувствительные удары по его телу, они кажутся беспорядочными и безобидными, но это не так. Моя техника 'смертельное прикосновение' применяется специально для убийства врага, причём можно нанести такую комбинацию по точкам жизни и смерти, что противник погибнет не сразу, а через определённое время. Я решаю, что Секка умрёт через месяц, если не изменит своё отношение к нам. У него будет возможность пересмотреть свой взгляд на вампиров. Ему придётся испытать на себе мучительную боль и физическую слабость...

Секка отшвыривает меня как нашкодившего щенка, и, не удержавшись на ногах, я кубарем лечу в кусты под язвительный смех своего соперника.

— Крольчоооонок, ты так любишь пряяятаться! Скоро я приду за тобой, мой мягонький, пушистенький зверёк. Мне хочется насладиться твоим писком и сопротивлением. Жди меня, крольчонок, и я буду тебя любить, мой сладкий...

Секка уже ушёл, а у меня такое чувство, словно я вывалялся в вонючей грязной жиже. Нет сил, как хочется отмыться...

* * *

Монастырь Сен-Грегори.

Лучи солнца взрывают ночную темноту, расцвечивая мир золотыми красками. Трель соловья пронизывает застывший прохладный воздух. Капли росы отражают рождение нового дня...

Алекс спешит на встречу с наставником. Ему не до красот окружающего пейзажа. Из головы все не выходит вчерашнее происшествие. Кто мог сделать такую пакость, кто его так мечтает унизить? Кроме Секки, пожалуй, вряд ли кто смог бы на такое пойти. Этот парень его ненавидит, считая мягкотелым. Алекс, конечно же, понимает, что ему очень далеко до этого прирождённого садиста, наслаждающегося мучениями своих жертв. Секка скорее похож на порождение ада, питающегося исходящей от корчащихся от боли существ энергией, чем на члена ордена, несущего свет и чистоту. Но, наверное, так считает лишь сам Алекс. Сикхт часто приводит Секку в пример как преданного святому делу рыцаря.

Алекс незаметно для себя оказывается возле двери, за которой его, конечно же, ждёт неприятный разговор. Молодой охотник много бы отдал за то, чтобы не появляться здесь хотя бы пару месяцев, но это, к сожалению, невозможно...

— Заходи, сын мой, я жду тебя, — раздаётся голос в ответ на стук, и Алекс, задержав дыхание, будто ныряя в ледяную воду, проходит внутрь.

— Ну, наконец-то ты пришёл. Я хочу знать, как продвигается предвыборная кампания. Надеюсь, ты ещё не забыл своих обязанностей?

— Мы прилагаем все усилия, святой отец, но по предварительным данным только двадцать процентов студентов будут голосовать за кандидатуру Орелли, сорок — за ныне действующего Томаса, остальные пока не определились...

— Алекс! Это твой долг — сменить неугодного ректора. Орелли — наилучшая кандидатура. Он принципиален, ненавидит вампиров и готов поддерживать политику нашего сената. Так что тебе придётся постараться.

— Но я не вижу возможности...

— Он не видит! — резко обрывает Сикхт. — Да кто ты такой, чтобы рассуждать! Твоё дело — добиться получения преимущества Орелли перед Томасом в глазах студентов Оштинского университета и получить перевес голосов. Наше правительство столько всего делает для населения, а этот Томас лезет не в своё дело и пытается дискредитировать работу авторитетных людей. В стране сложилась сложная ситуация с демографическим ростом, с экономическими проблемами...Наш парламент всегда принимает решения, пользующиеся популярностью у народа. Например, последний закон о запрете пропаганды вампиров гласит, что она совращает людей и является причиной низкой рождаемости в семьях...

— Святой отец, извините, что прерываю, но вампирами ведь рождаются, а не...

— Молчать, мальчишка! Нам нужно найти повинных в наших бедах, и мы это успешно делаем.

— Простите, но алкоголизм, домашнее насилие, наркотики...

— Алекс, не лезь во взрослые вопросы! Всё это свойственно нашему народу, считай национальная черта. Затрагивать такие проблемы — значит вызвать общенародный гнев. Гораздо проще найти виноватых в меньшинстве. Поэтому твоя задача — обеспечить победу Орелли. — Взяв со стола большую стопку бумаг, священник протягивает ее Алексу. — Возьми эти бюллетени и брось их в урны. Если попадешься — твои сложности, но если Орелли проиграет, ты пожалеешь об этом. В следующий раз за подобные вопросы и политическую неграмотность получишь пятьдесят плетей. Сейчас я прощаю твою тупость ради нашего общего дела... Иди работай!

* * *

Оштинский Университет. Ричард.

Мне снился странный сон. Обнажённый Алекс, обнимающий и целующий меня. Какие-то неясные ощущения, тревожащие мой покой...

Лишь проснувшись, я понимаю, что проклятие наложника снова возвращается ко мне. Это страшно. Я не хочу вновь испытывать похоть и неудовлетворённость в своих иллюзорных видениях. Мне хочется нормальной жизни, незапятнанной этими безумными снами...

К сожалению, мне не удастся изменить своё будущее. В этом мире нет магии, а значит, придя сюда, я подписал себе смертный приговор. Хотя есть и преимущество: я могу не бояться разоблачения...

Жалеть же себя я не буду. Нужно просто прожить оставшееся время с пользой. Я решительно звоню Элли и прошу её купить в аптеке пятьдесят пачек неопургена...

* * *

День проходит в томительном ожидании. Мне сложно сосредоточиться на изучении предметов. Все мысли только о завтрашнем дне. Есть правда ещё один момент, который не даёт мне покоя — почему Секка сказал, что Алекс уклоняется от садистских занятий? Слава тьме, мне пока ещё не пришлось оценить отношение старосты к вампирам, попавшим в полную зависимость от него. Есть лишь свой собственный опыт, когда в благодарность за своё освобождение Алекс оставил меня умирать. Я стискиваю зубы, вспоминая, как он пытался унизить меня в пыточной камере после того, как сам перестал испытывать боль... Если бы не лорд Родригес и рабская печать, я бы тогда не выжил. Мне становится не по себе, и я ощущаю, что моя жажда мести еще не остыла, хотя после неудавшейся попытки и особенно после слов Секки, я начал сомневаться в стремлении насолить своему личному врагу.

Вечером я выхожу в парк и встречаю там расстроенную и взволнованную Элли.

— Ричард, может ты всё-таки изменишь свои планы и не станешь использовать эти таблетки? Я ведь не поверю, что ты регулярно страдаешь запорами. — Она вопросительно смотрит на меня в надежде, что я одумаюсь.

— Элли, я должен обеспечить себе и Эрни убедительное объяснение нашего отсутствия на следующем занятии...

— Подожди! Ты хочешь сказать, что это всё вам на двоих?! Это какой же предмет вы так мечтаете прогулять, кушая горстями слабительное? Может, нужно было вам и таблетки от жадности прихватить? — возмущается она.

— Они не только для нас двоих, — прерываю я её. — Нам нужно стопроцентное алиби, и я планирую накормить ими по меньшей мере треть курса... Поэтому и попросил столько неопургена.

— Фух... Рич, ты меня напугал! Не забудь, пожалуйста, что тебя ещё ищет орден...

— Я помню это! Осторожность — моё второе имя!!

— Ладно, мистер Осторожность, держи... — Она протягивает мне пару больших пакетов и осуждающе качает головой. — Выдрать бы тебя от души, но некому... да и Джордж теперь заступится. С ним вообще что-то странное происходит, в последнее время он сам не свой. А сегодня утром ему звонили из ордена и, видимо, передали хорошие новости, так что он теперь как на крыльях летает. А многие из нас опасаются, что храмовники готовят очередную мерзость, ведь они столько лет управляли Джорджем. После твоей победы на ринге что-то произошло, и они отступились, но, похоже, они опять хотят вернуть свою власть.

Я молчу, не зная как успокоить Элли. Мне тоже тревожно за Джорджа, но эти взрослые игры, полные тайн и жестокости, мне неподвластны. Мне кажется, своё будущее может изменить лишь он сам.

— Я постараюсь не попасться, — говорю я, наверное, не слишком уверенно, потому что она бросает на меня недоверчивый взгляд, а потом, словно подумав, протягивает руку и ерошит мне волосы на макушке.

— Какой же ты всё-таки ребёнок, Рич. Если возникнут затруднения или нужно будет затаиться, не забудь, что ты не один. Мы всегда поможем.

Она уходит, а я ещё долго смотрю ей в след.

* * *

Придя в общежитие, вижу сидящего за столом страшно расстроенного Эрни. Он смотрит в небольшое зеркало, держа его обеими руками, и тяжко вздыхает. Я прячу пакеты, которые мне отдала Элли, подхожу к нему, и, обняв, спрашиваю:

— Что случилось? Я могу тебе чем-то помочь?

— Нет, Рич... — вздыхает он. — Но если нальёшь мне чай, я буду очень благодарен.

Честно говоря, довольно неожиданная просьба, когда я вижу, что у Эрни даже глаза покраснели, а в таком состоянии я его ещё не видел. Не задавая дальше вопросов, я быстро накрываю на стол и наливаю ароматный чай. Эрни ещё раз с надрывом вздыхает, откладывает зеркало в сторону и приступает к трапезе. Однако я рано расслабился — стоило мне только хлебнуть побольше чая, как мой друг неожиданно выпаливает:

— Рич, а как ЭТО происходит между двумя мужчинами?! Тебя же учили...

Я чуть не давлюсь, понимая смысл вопроса, но затем, не удержавшись, прыскаю от смеха, заливая стол летящими изо рта брызгами.

— Тебе смешно! — обижается Эрни. — Я даже книжки пытался смотреть! У женщины внизу... ну... там... есть такое место, а у мужчины... только одно отверстие и то... предназначено совсем для другого...

— Извини, Эрни, я не хотел тебя обидеть, просто ты задал уж очень неожиданный вопрос...

— Рич, мне важно знать это, но я не могу пока тебе рассказать для чего.

— Нууу, вообще-то используется то, что у нас есть, — произношу я, подальше отодвинув свою чашку.

— Но это же грязно! — срывается на крик обычно спокойный Эрни.

— Как бы сказать... не всегда то, что кажется грязным, бывает таким на самом деле. Вот, например, возьмём птиц...

— Причём тут они?

— У большинства из них имеется всего одно отверстие под хвостом, через которое они справляют все свои потребности, поэтому его и назвали клоакой. От латинского слова cloaca, означающего подземный канал для стока нечистот или канализацию, выражаясь современным языком. Оплодотворение у них происходит тоже через него... про него так и говорят — 'поцелуи клоак'.

Эрни с безразличным видом отхлёбывает чай и, кажется, уже не слышит меня, погрузившись в свои мысли.

— Птицы и яйца откладывают через него, так что иногда ты как раз ешь то, что проходит через это 'грязное' место. А ещё существует блюдо 'девственные яйца', которое готовят из яиц, варёных в моче десятилетних мальчиков...

Теперь уже Эрни давится чаем, заливая им стол со своей стороны.

— Рич, не может такого быть! Представь себе, КАК ЭТО будет вонять!

— Ну, я, в общем-то, догадываюсь, но жители, употребляющие их в пищу, как написано в книгах, называют эту мерзость 'запахом весны'.

Эрни медленно отодвигает свою чашку.

— Я хотел сказать, что если ты кого-то полюбишь, то у него не будет для тебя грязных мест...

— Но, Рич, если даже не называть или не считать что-то грязным... оно ведь не станет от этого чище...

— Просто сделай клизму, — перебиваю его я.

Глава 11

Сегодняшний день — один из самых худших в моей жизни. Во-первых, Эрни ведёт себя очень странно. Он задумчив и замкнут — слова из него не вытянешь. Во-вторых, этот проклятый урок Вампирологии мне просто покоя не даёт. Он идёт последней парой, но я всё время только о нём и думаю. В-третьих, на практическом занятии по высшей математике я отхватил замечание за то, что не ответил на вопрос: 'Какова вероятность, что вечером пойдёт дождь?' А мне, если честно, как-то не до дождей... Я надеюсь, что выпадут осадки совсем другого рода...

Спустившись вниз на занятия по этике, я сталкиваюсь с группой из трёх охотников, ведущих за привязанную к кольцу ошейника веревку вампира. Среди гогочущих парней особенно веселится Секка. Скорее всего, несчастный раб — тот самый 'кролик', и его тащат в кабинет Орелли. Вампир выглядит ужасно. Взгляд невидящий, отстранённый и пустой. Тело измождено и покрыто ссадинами и синяками. Он даже двигается как робот, не сопротивляясь и выполняя приказы ведущих его студентов. Не могу смотреть на это издевательство, но и сделать для него я тоже ничего не в силах. Сейчас самое важное для меня — получить законным образом освобождение от сегодняшней Вампирологии, на которой будут 'изучать выносливость' измученного и сломленного существа. Я сворачиваю в ближайший коридор, чтобы уйти подальше от жуткой группы, но желание учиться пропадает окончательно.

Мне настолько плохо, что с трудом дотянул до конца занятия по этике. Я ощущаю себя так, будто все эти два часа сижу на гвоздях. Еле дожидаюсь перемены и спешу в столовую, мечтая всыпать в какое-нибудь блюдо растёртый порошок неопургена. Добравшись до цели и войдя внутрь, вижу, что здесь немноголюдно, и всё внимание присутствующих поглощено орущими друг на друга Секкой и поваром. Не знаю, что они там не поделили, но мне это очень на руку. Пользуясь шумихой, я незаметно высыпаю своё снадобье в кастрюлю с гороховым супом, стоящую недалеко от разъярённого однокурсника. Большая удача, что в меню это блюдо — я не очень люблю гороховый суп, но Эрни обязательно его выберет! Секка настолько увлечён склокой, что даже свою сумку поставил на пол. Наверное, она мешает ему жестикулировать. Вот в неё я и подкидываю пустые пачки из-под неопургена. Избавившись от улик, становлюсь в конец небольшой очереди за обедом. Ещё некоторое время все присутствующие наслаждаются режущими слух громкими воплями моего сокурсника, напоминающими визг собаки, которой прищемили хвост. Но наконец всё заканчивается, и Секка с раздражением хватает свою сумку и пулей вылетает за дверь. Повар успокаивается и приступает к раздаче еды, а наша очередь начинает двигаться.

В отличие от студентов, неведающих об особом составе супа, я чувствую себя самоубийцей. Мне ещё не приходилось пробовать на себе действие подобных рецептур, тем более собственного изготовления, но сегодня выбора нет. И собрав в кулак всё свое мужество, я беру эту адскую смесь и несу поднос с обедом к свободному столику возле окна...

Как же мне не хочется это есть! Кажется, что в моей тарелке, свернувшись, лежит смертельно опасная змея. Мне приходилось когда-то читать о том, как люди в древние времена принимали в малых количествах сильнейшие яды, так как отравление своего врага было одним из самых распространённых способов убийства. Человек постепенно становился невосприимчив к смертельно опасным дозам. Сейчас я начинаю понимать, что могли чувствовать эти люди, осознанно обрекавшие себя на мучения от воздействия токсинов. Я перебарываю рефлекторную тошноту и ложку за ложкой ем свой гороховый суп. Погрузившись в этот процесс, не сразу замечаю, что за соседний столик садятся Алекс и его помощник — мой покровитель Дерик. Обмениваясь колкими фразами по поводу предстоящей нам через две пары Вампирологии, они быстро уминают... гремучую смесь и приступают ко второму блюду.

Я первым встаю из-за стола, не доев и половины порции, но мне всегда выговаривают за плохой аппетит, так что можно из-за этого не волноваться. Теперь главное — успеть добраться до своей комнаты, и я немедленно покидаю столовую. Выйдя из учебного корпуса, почти бегом направляюсь в сторону нашего общежития, но через несколько шагов потрясенно застываю от неожиданного зрелища... Эрни с безразличным и независимым видом идёт в сторону города, а рядом с ним, отставая на пару метров, передвигается аэробиль. Я даже забываю о необходимости побыстрее оказаться в спасительном уединённом местечке и вместо этого следую за своим лордом, желая выяснить, что происходит...

* * *

Монастырь Сен-Грегори.

Джордж летит как на крыльях, ведь сегодня он увидит сына! Как долго ему пришлось ждать этого момента. Честно говоря, он даже начал подозревать, что его ребёнка давно нет в живых, но вчера позвонил Сикхт и предложил встретиться с сыном, да ещё и разрешил взять всё необходимое для генетического анализа. Джордж уже проконсультировался, как и что необходимо для этой процедуры. И всё же... где-то в глубине души ворочаются смутные подозрения и возникают неприятные вопросы, на которые нет однозначных ответов. Слишком долго церковники водили его за нос, не разрешая встречи с сыном, угрожая страшными карами. Почему же сегодня они соизволили снизойти до его многочисленных просьб? Нет ли на самом деле здесь какой-нибудь ловушки? Джордж пытается прогнать эти назойливые мысли, но у него ничего не получается. Они жалят как дикие пчёлы, охраняющие свой мёд от незадачливого путника...

Джордж быстро приходит к кабинету Сикхта, и ему остаётся только войти... но именно сейчас обрушиваются страшные сомнения в правильности прихода сюда. Ведь всем известно, что орден часто пользуется грязными методами. Впервые за много лет у охотника быстро и сильно бьётся сердце. Он задыхается от волнения. Однако перебарывая страх и недоверие, толкает дверь...

* * *

— Наконец-то я вижу тебя здесь! — радостно улыбается Сикхт. — Ты совсем забыл сюда дорогу. Присаживайся, я сейчас сообщу помощнику, чтобы тебе показали сына.

Джордж вздрагивает и зло говорит:

— Показали?! Не ты ли утверждал, что я смогу с ним пообщаться и взять анализы?

— Не кипятись... всё в руках божьих! Или ты хочешь уйти, не получив ответов? Путь свободен! — Сикхт пафосно показывает рукой на дверь. — Тебя никто и ничто здесь не держит, но больше не оскверняй своим присутствием святое место!

— Сикхт, я согласен на все твои условия, но прошу, не откажи мне во встрече с моим ребёнком, — сдаётся Джордж.

— Сядь! — властно произносит священник, и гость покорно садится на единственное кресло странной конструкции, стоящее почти в середине комнаты. Как только Джордж бессильно откидывается на нём, раздаётся странный звук, и тело хозяина клуба оказывается прочно закреплённым в этой ловушке. Охотник дёргается в попытке вырваться, но у него не выходит даже привстать, а Сикхт, снисходительно улыбаясь, следит за отчаянными, но бесполезными действиями своего гостя.

— Джордж, не трать зря свои силы, они тебе ещё понадобятся. Я предупреждал тебя, что смерть твоего сына будет ужасной. Мне в какой-то мере жаль твоего отпрыска, но это только твоя вина. Ты защищаешь кровососов, жертвуя своим собственным ребёнком. Разве это не твой выбор?! Ты сам решил, кто тебе дороже, а сейчас пришло время расплаты. Ты все увидишь своими глазами.

— Сикхт, пожалуйста, не делай ничего моему сыну!..

— Это твоя вина и твоё наказание! — обрывает его священник. — Ты сделал ошибку, пойдя за Вернером, и сейчас его сын будет истязать твоего выродка...

— Алекс? Он жив?! Но ведь ты говорил, что вампиры вырезали ВСЮ семью Вернера? — потрясённо спрашивает Джордж.

— Я усыновил своего племянника и дал ему духовное воспитание...

— Ты?! Духовное? Неужели он теперь такая же мразь?..

— Замолчи, грешник! Дела божественные не тебе обсуждать. Карающая длань Господня уже коснулась твоей семьи, а ты продолжаешь богохульничать. Не буду мешать вашему последнему свиданию. Надеюсь, ты усвоишь этот урок... — Сикхт включает большой висящий на стене монитор и разворачивает кресло таким образом, чтобы Джордж хорошо видел происходящее. Удовлетворённо усмехнувшись, он выходит из кабинета. Священнику не интересно зрелище на экране, для него гораздо важнее проследить за своим гостем. Сикхт спешит в соседнюю комнату, где можно наблюдать за тем, как ломается сильная, уверенная в себе личность. Скрытые камеры давно включены и показывают крупным планом потрясённого испуганного отца, на глазах которого начинается страшное действо...

* * *

Джордж видит своего сына, и от злости и бессилия у него сжимаются кулаки. Охотник стискивает зубы, и видно, как мышцы его каменеют от напряжения, как стекленеют глаза. Сикхт знает, что сейчас происходит. Вампира избивают и режут ему кожу серебряным инструментом. Молодые охотники, разгорячённые пытками, возбуждаются быстро, и тогда беспомощная жертва подвергнется изнасилованию. Сикхт с удовольствием потирает руки, ему нравится, как Джордж мучается на его глазах. Ещё немного и этот несносный охотник будет просто глиной в его руках. Видеть, как целая группа студентов рвёт на части, ломает и медленно убивает беззащитное существо — страшно. Для Джорджа всё гораздо ужаснее — эта жертва ему дорога, а помочь ей он не в силах. Сикхт любит подобные зрелища. Манипулируя беспомощными жертвами, Сикхт чувствует себя почти Богом. От одного его слова может решиться судьба умирающего. Храмовник наслаждается такими минутами и любит продлить мучения существ, давая бесплотные надежды, но не в этот раз. Сегодня он размажет высокомерие Джорджа и заставит его ненавидеть самого себя. Пусть этот чванливый охотник поймёт, что он всего лишь пешка в большой игре...

Но неожиданно Сикхт замечает потрясённый взгляд объекта своих наблюдений, затем видит, как охотник расслабляется и даже начинает с интересом смотреть на происходящее на экране насилие. Джорджа трясёт, его лицо искажается от... хохота. Сикхт мчится к своему гостю. Да, он хотел сломать этого упрямого и прямолинейного охотника, но только никак не ожидал таких последствий. Не думал, что Джоржд может сойти с ума. Какой прок от потерявшего разум? Только мыслящее существо способно осознанно страдать. Внушением вины можно заставить подчиниться даже самое гордое существо, но безумному она не страшна, он не испытывает ответственности...

Сикхт торопится, он должен успеть, нельзя допустить полное уничтожение личности Джорджа — это обойдётся слишком дорого ордену, а главное — окажется совершенно бесполезным.

Влетев в свой кабинет, Сикхт мельком видит на экране искалеченное тело, покрытое серо-бурыми разводами, и переключается на заходящегося от смеха Джорджа, у которого по лицу текут слёзы. Священник быстро освобождает своего гостя, тот замолкает и медленно, словно нехотя встаёт, а затем вдруг целует орденца и, отстранившись, говорит:

— Знаешь, Сикхт, я счастлив, что принял твоё приглашение, оно того стоило. Я знал, точнее, догадывался, что мой сын давно мёртв. К сожалению, человеку всегда хочется верить в лучшее, и мне тоже хотелось надеяться... Сегодня, благодаря тебе, я прозрел. Это было больно... очень больно. Мне казалось, что такое нельзя пережить, невозможно выдержать... Однако я очень благодарен тебе за возможность посмотреть это шоу... до самого конца. Спасибо Сикхт, я теперь свободен. И передавай привет величайшему каскадёру. А теперь прощай, мне больше нечего здесь делать...

Джордж уходит, а священник застывает не в силах сдвинуться с места от потрясения. Он не может понять смысла прозвучавшего безумного бреда. Но быстро придя в себя, Сикхт внимательно смотрит на монитор, где крупным планом стоит лицо ещё живого вампира... 'Но это же совсем не вампир!' — пронизывает молнией мысль. Осознав, кто является замученной жертвой, священник чувствует, как у него холодеют руки, а ноги слабеют и становятся ватными. Он не может в это поверить, но сквозь потёки косметики, крови и спермы проглядывают слишком знакомые черты... хорошо известного охотника, которого тут не должно было быть... По крайней мере не сейчас и не в таком изуродованном состоянии. Бессмысленно уставившись в монитор, Сикхт безвольно опускается в кресло, но через несколько минут достаёт телефон и набирает номер Секки...

* * *

Оштинский Университет. Ричард, несколькими часами ранее...

Идти вслед за Эрни было плохой идеей. Я убеждаюсь в этом, даже не успев уйти достаточно далеко. Во-первых, Эрни явно владеет ситуацией. Он злой как черт, но несмотря на своё нежелание садиться в аэробиль, видимо, направляется на какую-то важную для него встречу. Во-вторых, сопровождающие его охотники явно не агрессивны, а, пожалуй, даже чересчур вежливы. И в-третьих... Вот это самое последнее и способствует моему прозрению.

Мне раньше попадалась фраза 'у него порхали бабочки в животе', и я, честно говоря, никогда не понимал её смысла. Но сейчас я чувствую, что такое возможно... у меня порхают целые стада этих насекомых. Вообще-то, о них говорят 'скопления', ну на худой конец — 'рой', а определение стадности служит характеристикой некоторых млекопитающих, например, буйволов или бизонов. К сожалению, в моём случае именно эта фраза лучше всего выражает моё состояние. Зверские бабочки не просто порхают, а целеустремлённо пытаются прорваться наружу, чего я никак не могу допустить. Мне нужно как можно быстрее вернуться домой, но быстро идти не получается. Когда живот сводит очередная судорога, я застываю не в силах пошевелиться, и даже волосы поднимаются дыбом, а проклятое стадо пытается вырваться и посмотреть на мир. Когда оно успокаивается, я медленно продвигаюсь, стараясь не выпустить наружу назойливых насекомых. Мелкими шажками с периодическими остановками, весь мокрый от пота, с покрытой мурашками кожей я добираюсь до университетской территории и вливаюсь в толпу таких же страдальцев, пытающихся дойти до своих общежитий. Время от времени кто-то не выдерживает этого марафона и ныряет за живую изгородь, посаженную вдоль дорожек, и тогда оттуда доносится характерный звук вырвавшегося на природу стада. Как я хочу туда!! И надо же быть таким склеротиком, чтобы совершенно забыть о приёме собственного чудо-средства с вулканизирующим эффектом! Я пытаюсь отвлечься от своего бедственного положения, но это плохо выходит. Разъярённые крылатые червяки боевым строем атакуют выход наружу, и моя оборона с каждым натиском становится всё слабее и ненадёжнее. Я ощущаю близкую капитуляцию и устремляюсь в первые же попавшиеся на пути густые заросли, уже не оглядываясь на собратий по несчастью и в глубине души радуясь, что хоть захватил с собой телефон, в котором есть функция диктофона, причём последний хорошей чувствительности...

* * *

Нирвана... я погрузился в это чувство... чувство любви, единения с природой, абсолютного покоя, безопасности, лёгкости, блаженства... В эти мгновения весь мир потерял для меня свою форму и звуки, я словно растворился в его бесконечности...

Впрочем, мне не дают пребывать в таком состоянии долго, грубый и раздражённый голос возвращает меня в реальную жизнь:

— И долго мне ещё любоваться твоей задницей?!

Я аж подпрыгиваю на месте — как вспугнутый тушканчик, блин. Хорошо ещё штаны не роняю, а то мог и запутаться в них, а мерзкий тип, естественно, Алекс.

— Мало того, — продолжает он, — что мне чуть на ботинки не попал, снайпер хренов, так теперь ещё и сигает, сверкая голой жопой, как чёртов заяц.

Я нервно оглядываю кустистые окрестности и натыкаюсь на несколько пар внимательных глаз. Оказывается, я далеко не один такой умный и... бабочки берут штурмом не только мою крепость. Правда, в отличие от других я съел не так много, поэтому и получаю временную передышку, которой должно хватить на то, чтобы добраться до дома. А здесь остаются лишь неудачники, в особенности те, что еще и добавку стрескали. Жадность она никогда до добра не доводит, вот теперь и расплачиваются... Быстро вытащив влажные салфетки для рук, я под завистливые и измученные взгляды менее удачливых студентов привожу себя в порядок. Затем пытаюсь покинуть это уютное, но слишком многолюдное местечко. Резкий рык Дерика останавливает меня уже почти на выходе из этих неожиданно ставших такими популярными зарослей.

— Куда направился, мелкий?! Быстро гони салфетки!

Ну, мне же не жалко, и под прожигающим злобой взглядом старосты я отдаю всю оставшуюся упаковку Дерику. Если бы он мог убивать на расстоянии, то я бы явно стал первой жертвой этого маньяка. Впрочем, мне некогда об этом думать, ведь мои милые червячки отнюдь не спокойны. Они снова начинают беспорядочно порхать, и я уношусь к себе в общежитие, пока не начался новый штурм...

Вовремя прибежав домой и успев уединиться в нужном месте, я делаю очередную запись моей капитуляции, а после этого, наконец, принимаю своё фирменное средство от диареи и готовлюсь к партизанской вылазке в университет.

* * *

Как же мне нравятся возможности этого мира! Вот где ещё можно так сочетать магическую силу с использованием техники? Записал пару арий своего организма и потом за какие-то несколько минут целый сольный концерт на пару часов из них сварганил, добавив пару стонов для лучшего понимания происходящего. Теперь размещаю колонки в туалете и, открыв этот музыкальный шедевр одним из программных проигрывателей, устанавливаю в его опциях реверс. Вот теперь у меня есть железное алиби — не думаю, что кто-то будет выламывать дверь, обстоятельно пообщавшись с моей... задницей. Пришло время применить остальные покупки, одна из которых — плащ-невидимка. Нет, конечно же он не слишком высокого качества, да и недостатков у него хоть отбавляй. Например, в дождь отлично видны его контуры, а осевшая на нём пыль и грязь ещё быстрее выдают присутствие владельца этой штуки. Но применив его, я смогу экономить магические силы при использовании невидимости, и даже с моими скромными способностями мне его хватит на долгое время. Упаковав несколько необходимых мне вещей в небольшой рюкзачок и надев его, я накидываю сверху плащ. Ух, красота! Теперь я совсем как человек-невидимка, правда, в отличие от него, мне не нужно голяком носиться по университету.

* * *

До кабинета Орелли я добираюсь без приключений и сравнительно быстро. В аудиторию тоже прохожу без помех. За чуть приоткрытой дверью специальной лабораторной комнаты слышны голоса Секки и самого Орелли:

— Сейчас пойдёшь на следующую пару и проследишь, чтобы на мое занятие явилась вся группа. Меня не будет, ответственным назначаю тебя, как наиболее талантливого ученика. Особенно удели внимание мелкому кровососу и Алексу. Желательно, что бы их лица попали в кадр. Посмотри, они должны хотя бы пару раз встать или пройти в этом месте комнаты...

— Но я не смогу этого сделать!.. — прерывает инструктирующего визгливый голос Секки. — Эти двое чего-то нажрались и теперь на законных основаниях отсутствуют вместе с десятком других студентов.

— Получается, что нет двенадцати человек из сорока?

— Так точно, мистер Орелли!

'Ещё бы каблуками щёлкнул...' — думаю я.

— Жаль, конечно, что отсутствуют именно те, кто мне нужнее всего, но занятие отменять не будем. Дубликаты ключей у тебя есть, а документ на стажировку я уже подписал, так что занятие проведёшь с официального разрешения. Потом отчитаешься. Сейчас свободен!

Я вжимаюсь в угол между стеной и шкафом и вижу, как мимо меня проносится счастливый Секка, напоследок хлопающий дверью в аудиторию. Орелли остаётся один...

* * *

Я стараюсь пройти в лабораторию незамеченным, но у нашего куратора, стоящего почти в её центре, слишком хороший слух. Он оборачивается, как только я подхожу к нему на пару метров. Я неподвижно застываю, а Орелли внимательно смотрит в сторону двери — похоже, прямо сквозь меня. Если бы он не был столь увлечён фиксированием своей жертвы для предстоящего занятия, то я бы, скорее всего, не смог приблизиться к нему так близко. Мне приходится задерживать дыхание. Кажется, что даже сердце стучит слишком громко. Орелли вновь возвращается к прерванному занятию. На первый взгляд он выглядит увлечённым, но я замечаю, как напряжены его мышцы — словно у хищника перед прыжком... Мне становится страшно. Холодом сковывает спину. Орелли опытный охотник и отличный боец, поддерживающий себя в хорошей форме. Я непроизвольно сглатываю, и это будто служит сигналом охотнику — он быстро двигается в мою сторону, совершенно бесшумно и угрожающе. Миг, и он уже возле меня! Но Орелли просчитывается с моим местонахождением и не успевает блокировать мой удар, а его глаза выражают недоумение и обиду. Он сейчас почти беспомощен и несколько минут для меня не опасен...

* * *

'Как же мне хочется быть Благородным героем — ну как из книг. Врываться к злодею, вышибая двери, и ураганом набрасываться на перепуганных негодяев!'

Услышав такие мысли, мой учитель отвесил мне потрясающий подзатыльник, от которого потом полдня в голове звенело, а из глаз сыпались искры.

— На войне проявлять благородство можно только к поверженному врагу. Для победы же приемлемы любые приёмы. Пытаться честно победить превосходящего силой противника — дело горячей юности или неисправимой глупости...

— Но нападение исподтишка — это подло! — возразил я.

— Если от твоих действий зависит чья-то жизнь, то считай это стратегическим приёмом, ведь главное — результат...

* * *

Вот и сейчас я следую наставлениям своего учителя, хотя на душе аж кошки скребут. Орелли меня не видит, только чувствует мои прикосновения. Мне ещё не приходилось убивать противника, но оставлять живым такого сильного врага я не могу. Поэтому воздействуя на жизненно важные точки определенной комбинацией ударов, я лишаю его голоса и парализую мышцы рук и ног. Сейчас он уже не опасен. Наконец-то можно не применять эльфийскую магию невидимости. Когда Орелли видит меня, его взгляд становится злым и недоверчивым. Но теперь уже можно не опасаться куратора, он никому не расскажет про меня. Впрочем, и жить ему осталось какую-то пару-тройку дней...

Я подхожу к вампиру, находящемуся в жуткой на вид конструкции. Его тело зафиксировано неподвижно, из-за перетягивающих грудь широких кожаных ремней он с трудом дышит. У меня мало времени. Быстро, но осторожно, я раскрываю многочисленные защёлки карабинов и развязываю узлы. Затем помогаю выбраться из этого станка обессиленной жертве, и, раздев Орелли, с трудом затаскиваю его на место вампира. Он практически не сопротивляется. То ли я перестарался, то ли он сам от шока ещё не отошёл. Закрепляя его в этой конструкции, я чувствую, как летит время, и неумолимо приближается тот момент, когда сюда заявятся мои сокурсники — даже думать страшно, что тогда произойдет. Теперь Орелли беспомощен. По комплекции он схож с вампиром, черты лица можно изменить, наложив макияж, а проблемы цвета кожи и оттенка волос решаемы наложением иллюзии. Главное, что применив подручные средства, я смогу затратить гораздо меньше магии... Я достаю коробочку с гримом и поправляю физиономию куратора, превращая его в копию жертвы. Водостойкая краска обошлась мне в круглую сумму, но она стоит этих денег. Вампира же подгоняю под Орелли и заставляю надеть его одежду. Все остальные различия скрываю с помощью магии. Став вновь невидимым, увожу бывшую жертву из университета — благо все носятся с диареей и на нас не обращают внимания...

* * *

В клуб 'Арена' мы проходим потайными ходами, где нас встречают мои подруги. Я очень хотел бы с ними поговорить, но времени у меня уже нет, и, сдав им спасённого вампира, я даю ключи от дома Орелли, где в подвале должна быть вторая жертва. Девушки обещают, что сейчас же займутся освобождением несчастного, а я возвращаюсь к себе в общежитие...

Мне так плохо... Я чувствую себя совершенно разбитым, когда добираюсь до своего этажа в общежитии, и вижу, как несносный староста со своим помощником пытаются вломиться в мою комнату. Спрятавшись за углом, я тихонько наблюдаю за их действиями. Они громко тарабанят в дверь, иногда прислушиваясь к звукам, идущим из моей комнаты. Наконец им, видимо, надоедает бесполезная возня, и, приняв решение, они уходят за запасными ключами, а я мигом ныряю к себе. Первым делом заношу колонки обратно в комнату и удаляю уникальный концерт, потом раздеваюсь, прячу все улики среди остальных вещей и, нырнув в постель, укрываюсь одеялом почти с головой...

* * *

Оштен. Эрни. Несколько ранее...

Эрни злится. Ему предъявили ультиматум! Вчера днём он получил письмо от несносного Вайсена. Этот хам посмел предложить выбор! Точнее, он настаивает на встрече, куда Эрни предложено прийти самому, по собственной воле... иначе его насильно привезут на запланированный обед в ресторане. В письме нет прямых угроз или оскорблений, в какой-то мере там написано... признание. Впрочем, в нём не найти ни одного слова, обозначающего любовь, зато полно других, вызывающих у юного лорда раздражение.

'Мой... моё... моим' — и всё в таком же духе — собственник нашёлся! — кипит Эрни. С одной стороны приятно, что тебя ценят и хотят видеть, но с другой стороны — дух свободы воинственно размахивает крыльями и готов заклевать на смерть любого, посягнувшего на его сущность.

Эрни не находит Ричарда после пары, тот быстро исчез после звонка. Спускаясь в холл, юный лорд видит спешащего к нему телохранителя Вайсена.

— Мой господин предоставляет вам свой транспорт... — начинает охотник, но Эрни, злой как тысяча чертей, совсем не согласен с таким предложением и прерывает вежливую речь:

— Я и сам в состоянии дойти, можете так и передать вашему хозяину. Где он меня ждёт?

— Молодой господин, прошу вас, поедемте вместе, машина уже ждёт.

— Я люблю свежий воздух и пешие прогулки. Если вы не сообщите место нашей встречи, то она, естественно, не состоится.

— Мне приказано доставить вас в ресторан 'У близнецов'...

— Я знаю туда дорогу! — Эрни решительно направляется на свидание к обнаглевшему поклоннику, не обращая больше внимания на причитания и вопли несчастного телохранителя...

* * *

Монастырь Сен-Грегори.

Сикхт не может отойти от шока. Вид истерзанного тела Орелли кажется невероятно дикой фантастикой. Разговор с Секкой ничего не дал, и теперь остается лишь одно — начать расследование этого вопиющего случая. На Орелли возложены колоссальные надежды. Через две недели должны пройти выборы нового ректора, ведь Сикхт добивался этого несколько лет, а сейчас вся его работа оказалась бессмысленной... Хотя Орелли-то остался жив, значит, ещё ничего не потеряно, выборы всё равно пройдут, даже если претендент будет в больнице. Он же не будет находиться там вечно. Регенерация, что у вампиров, что у охотников очень хорошая, да и парни — как только поняли кто перед ними — сразу же прекратили насилие, так что ещё есть шанс направить политику университета в необходимое русло.

Сикхт звонит Патрику и, договорившись с ним о встрече, выезжает в Оштинский университет...

Глава 12

Оштен. Ресторан 'У близнецов'. Эрни.

Эрни проходит фейсконтроль уже совершенно спокойным. Как и в прошлый раз в ресторане играет тихая музыка и в центре зала, освещённого рассеянным светом, создающим особое настроение, накрыт роскошный стол, и Эрни понимает, что его здесь ждут. Могущественный охотник радостно улыбается, приветствуя юного лорда, и приглашает разделить с ним скромную трапезу...

'...Ага... скромную' — эта фраза вызывает у Эрни невольный смех, но Вайсена это нисколько не смущает.

— Эрни, я не буду ходить вокруг да около, нам нужно выяснить очень важный вопрос. Меня срочно отправляют в командировку в одну из соседних стран, поэтому у нас мало времени. Видишь ли, я большой собственник и эгоист, а ты мне нравишься, и значит, мы поедем вместе... Только вначале выслушай меня, — резко произносит он последнюю фразу, замечая, что Эрни звереет. — Я предлагаю оформить законный брак. Как ты понимаешь, это не принято и очень непопулярно в нашей стране, но ради тебя я готов на это пойти.

Эрни неверяще смотрит на Вайсена. Он потрясён таким невероятным предложением, больше похожим на сказку. До этого момента он был уверен, что такое невозможно. Честно говоря, Вайсен не оставил его равнодушным, но положение раба Эрни совсем не устраивало. Теперь же ситуация резко изменилась, и, пожалуй, судьба вряд ли ещё подарит подобный шанс... Но...

— Сколько у меня времени? — спокойно и равнодушно спрашивает Эрни.

'Вот же засранец!' — восхищённо думает Вайсен, но вслух говорит:

— Ровно до конца обеда. Надеюсь, его хватит для твоего решения...

— Возможно, — заявляет юный лорд.

* * *

Оштен. Джордж.

Прямая трансляция, продемонстрированная в монастыре, вызвала у возвращающегося в клуб Джорджа смешанные чувства. Происходящее на экране неожиданно обернулось для него торжеством справедливости. Орелли подверг мучительной смерти много вампиров и до сих пор ни о чём не жалел, снова и снова возвращаясь за новыми жертвами. Джорджу не хочется думать об этом, но скорее всего этот фанатичный садист и сына его тоже убил... Охотнику было страшно, он думал, что сойдёт с ума, наблюдая, как подвергают насилию его родного 'сына', но в тот момент, когда в терзаемом и насилуемом существе он признал Орелли... Джордж рад, что досмотрел эту кошмарную съёмку до самого конца, он видел, как свершается возмездие за все страдания, причиненные беспомощным жертвам. Только ради этого стоило приехать и выдержать нечеловеческое напряжение во время жуткого действа, когда не показывают ни лиц участников, ни места, где производится пытка. Сложно передать, как меняются чувства, когда жуткое бесчеловечное зрелище вдруг превращается в твою неосуществимую фантастическую мечту.

Джордж уже давно подозревал, что его сына нет в живых, но именно сегодня убедился в этом, когда в очередной раз ему не разрешили провести анализ, ограничившись лишь демонстрацией. Это больно, но в тоже время появилось чувство облегчения и независимости, исчезли неуверенность и сомнения. Он свободен... Его сын тоже свободен. Больше не нужно оглядываться и переживать за него, а тот, кто виноват в его смерти, уже понёс наказание — сам Джордж такого сделать со своим врагом никогда бы не смог...

Оштинский университет. Ричард.

Я прихожу в себя от того, что по моему телу скользит что-то холодное, а во рту такая пустыня, что кажется язык намертво приклеился к нёбу. Будто сквозь вату доносятся звуки... через некоторое время я начинаю различать голоса, один из них явно Дерика:

— Мы вовремя успели, в таких случаях умирают от обезвоживания...

— Мелкий говнюк, похоже, приходит в себя. И с чего ты решил, что это обезвоживание? — рычит в ответ Алекс.

— Посмотри на него внимательно. У него чёрные круги под глазами, посиневшие губы и кожа сухая, потерявшая эластичность... Вот глянь, я сдавливаю здесь, и остаётся след, словно я пальцы так и не разжал. Он весь холодный, как лягушка... в гроб и то краше кладут!

Я чувствую, как мне разжимают челюсти, пытаясь что-то засунуть внутрь, и в рот вдруг льется холодная, да ещё и солёная жидкость. От неожиданности я делаю вдох, и вместе с воздухом в горло попадает вода... я кашляю, захлебнувшись.

— Алекс, придурок, ты его хочешь угробить? Он очень ослаб, набери в рот воды и давай ему пить потихоньку.

— Я должен поить его так?!

— А у тебя какие-то проблемы? Ты же староста, значит, несёшь ответственность и за мелкого, раз он в нашей группе.

— Ты сам придурок! Он же кровосос! Таких, как он, уничтожать надо. А я его выпаивать должен?!

— Ну как хочешь. Можешь идти тогда отсюда, но сначала посмотри на него — он кажется совсем ребёнком. А ты здоровый жлоб! Гони сюда воду, я сам его выхаживать буду.

— Жлоб, говоришь, здоровый?! Да эти сволочи только выглядят невинно! Я уже обжёгся как-то раз, поверив, что мой противник намного слабее...

— Не будь занудой, Алекс, я знаю, за что ты ненавидишь вампиров, но мелкий ничего плохого тебе не сделал. Давай стакан...

— Да ладно тебе, я сам его напою.

Я чувствую тёплые, мягкие губы, они прижимаются плотно к моим, словно для поцелуя, но через них меня пытаются напоить... Несмотря на сухость во рту и ощущение жажды у меня не получается пить, лишь сводит спазмами горло ...

Мне так холодно. Я весь дрожу и чувствую дикую слабость. Алекс отстраняется, и я слышу, как он уходит. Я беспомощен и жалок, но тепло держащего меня Дерика успокаивает, и я постепенно расслабляюсь в его крепких объятиях. Через несколько минут раздаются шаги, и мне с трудом удаётся открыть глаза. Я вижу, что он несёт... клизму! Такое только в страшном сне может присниться! Я дёргаюсь, но меня крепко держат руки Дерика, и он мягко, успокаивающе произносит:

— Так нужно, успокойся, Рич. Тебя здесь никто не обидит...

Честно говоря, я плохо помню, что было дальше. Мутные, ускользающие образы реальности переплелись с яркими картинками сна. Я то отчаянно мёрз, то горел от невыносимого жара. Весь кошмар этой ночи закончился темнотою беспамятства...

* * *

Пробуждение прямо под стать последним воспоминаниям. Мало того, что я обнаруживаю, что лежу на чьём-то горячем теле, так ещё и обвился вокруг него, словно дикий хмель вокруг могучего дуба, вцепившись, как голодный клещ.

— Упырь мелкий, может разожмёшь свои объятья, мне же дышать трудно, — сипит мне в ухо Алекс. Конечно, ну кто бы сомневался, что по закону подлости это именно он!

Я тут же пытаюсь уползти на кровать, но он сам обхватывает меня руками и шипит:

— А ну лежать, гадёныш! Сначала согрейся, а потом дёргайся, мы тут с тобой всю ночь провозились, а ты сбежать решил? Не выйдет, давай-ка грейся, сейчас Дерик придёт, тогда я ему тебя сдам, как переходящее синее знамя. — На последних словах он начинает смеяться, а я, кажется, начинаю понимать происходящее...

* * *

Магия вампиров сильно отличается от эльфийской прежде всего использованием энергии. Без накопления последней мы не можем творить заклинания, а источником для неё служит свежая кровь. Нет крови — нет и магии. Всё очень просто и ясно. Именно поэтому любое её ограничение или уменьшает, или полностью лишает нас магической силы. Эльфийская же магия использует силу живых растений и внутренние резервы организма, в том числе и жизненную энергию. Постоянные тренировки и определённое питание увеличивают как возможности, так и действие заклинаний. Но я никогда не ставил себе целью стать могущественным магом, да и наставника у меня нет, поэтому мои вчерашние похождения чуть не стоили мне жизни. Хорошо, что симптомы потери энергии оказались схожими с симптомами сильнейшей диареи, а именно — обезвоживанием организма. Теперь у меня стопроцентное алиби, и можно надеяться, что меня не заподозрят.

Кроме этих мыслей меня ещё не отпускают сомнения по поводу Алекса и тревожат вопросы. Почему он мне помог? И за что он так ненавидит вампиров?

Впрочем, долго думать мне не дают, дверь с грохотом распахивается, и в комнату врывается страшный старикан с перекошенной от злобы физиономией, которую и так портит огромный шрам, пересекающий всё лицо. Я узнаю его — он был тогда в плену вместе с Алексом, но в тот момент выглядел более смирным.

— Алекс! Я не поверил, когда узнал, что ты возишься с нечистью! Ты опустился до жиреющего обывателя. В университете происходят страшные вещи, а ты греешь и отпаиваешь всякую мерзость! — Озверевший священник срывает с нас одеяло и приходит в ещё большую ярость, увидев наши тесно сплетенные, обнаженные тела. Он тут же хватает меня за волосы и внимательно смотрит мне в глаза, словно пытаясь что-то выяснить для себя. Затем молча разжимает мне челюсти и бесцеремонно запихивает в рот палец, проводя им по языку и нёбу. После этого он с силой, причиняя боль, сдавливает и щипает кожу на моих руках. Закончив унизительный осмотр, священник скидывает меня с тела Алекса на кровать и, глядя на старосту, жестко произносит:

— Через две минуты жду внизу возле входа! — Резко повернувшись, он покидает мою комнату.

Алекс, лежавший без движения и, казалось, не подававший признаков жизни, быстро вскакивает и, мгновенно одевшись, вылетает за ним. Я не уверен, слышал ли Алекс тихое 'прости', произнесенное Дериком ему вслед. Не знаю, что там произойдет между озлобленным священником и Алексом, но сегодня я впервые чувствовал бешеный стук сердца нашего всегда ледяного старосты...

* * *

— Не переживай за него, Рич. Сикхт, конечно, гад, но любит его по-своему. — Дерик подходит ко мне и заставляет пить тёплую, солоноватую воду. — Они с Алексом родственники. Причём единственные. Отец Алекса — родной брат Сикхта. Его вместе с женой жестоко убили вампиры. Алексу тогда четыре года было. Сикхт спас его от смерти и воспитал. Да, святой отец ненавидит таких, как ты. Понятно, что и Алекс тоже. Правда в отличие от наставника он осознаёт, что не все вампиры убийцы, а это сильно не нравится приёмному отцу. Говорят, он Алекса прямо из рук убийцы вырвал, от пережитого шока тот даже разговаривать не мог... немым был почти десять лет. Зато Сикхт его настоящим мужчиной вырастил! Все на нашего Алекса похожими хотят стать. Так что своих плетей он как всегда огребёт, но он парень сильный, выдюжит, уже не впервой... — Дерик вздыхает и ставит на стол уже почти пустую чашку, а я снова проваливаюсь в сон...

* * *

Монастырь Сен-Грегори.

Сикхт в ярости влетает в свой кабинет, за ним входит Алекс, натянувший на лицо маску полного безразличия. Он пытается примирить себя с неизбежностью нового наказания, но неожиданно священник успокаивается и, сев за стол, говорит потерянным, расстроенным голосом:

— Алекс, я разочарован в тебе... и не только я... Ты предал память своих родителей. До сегодняшнего дня я был уверен, что ты станешь достойной заменой своему отцу, но я ошибся... Не вижу смысла даже назначать наказания. Тебе больше нет никакого доверия, я зря надеялся на твою преданность нашему делу. Твой отец не заслуживает подобного сына. Души твоих родителей останутся не упокоенными, а для таких есть место только в чистилище. Они будут бродить вечно по нашему миру, изредка спускаясь на землю. И будут они молиться, чтобы их отправили в ад — лишь бы не обрекали на вечность в чистилище. И в их муках будешь виноват только ты, их единственный и любимый сын. Отныне я больше не хочу тебя видеть, убирайся с моих глаз, грешник!

Алекс бледнеет и опускается на колени:

— Святой отец, я виновен, позвольте мне понести наказание!

— Алекс, мне жаль, но пока ты не очистишься от скверны, что прикасалась к тебе сегодня, я не могу назвать тебя сыном. — Каждое слово словно ножом режет сердце послушника, заставляя его плакать кровавыми слезами раскаяния. — Только одно может вернуть тебе доброе имя... раздави гадёныша! Заставь его покинуть стены университета, опозорь и унизь, растопчи его гордость и любовь, а затем сделай своим рабом. Ты сохранил ошейник, который я дал тебе для твоего будущего раба?

Алекс вскидывает голову и смотрит в глаза своему духовному отцу, он не может поверить услышанному. С другой стороны он понимает, что лишь выполнение этого приказа вернёт ему доверие своего единственного родственника, того, кому он обязан своей жизнью...

* * *

Алекс давно уже ушёл, а Сикхт до сих пор не может прийти в себя. Со вчерашнего дня произошло несколько непредсказуемых событий, которые больно ударили по самолюбию орденца. Особенно чувствительной оказалась непонятная подмена грязного вампира доктором Орелли, преданным святому делу и лично Сикхту. Это невероятный в своей наглости удар по репутации Ордена и Церкви. К сожалению, расследование этого дела пока ничего не даёт. Доктор Орелли со вчерашнего дня находится в самом лучшем госпитале, но его состояние до сих пор нестабильно. И это с его-то регенерацией и отличным уходом! Более того, оно ухудшается, чего никак не должно происходить. Врачи пытаются как-то объяснить его состояние: 'скорее всего — это обострение из-за стресса и давнишнего, вялотекущего, а потому необнаруженного ранее заболевания'. Причём никто точно не может определить течение этой болезни и её последствия, но Орелли мучается от болей, находясь практически в пограничном состоянии. Опрашивать его бесполезно, речь он совсем не понимает...

Сикхт злится, что один из самых верных соратников оказался в тяжёлом состоянии. И это накануне долгожданных выборов, когда на Орелли возлагаются очень большие надежды. Такого преданного ордену охотника и замечательного воспитателя нового поколения сложно найти. Поэтому Сикхту остаётся только надеяться на улучшение состояния здоровья Орелли...

В довершение ко всему ещё и его любимец — Секка — замешан во всей этой грязной истории, а Алекс и мелкий вампир с ещё десятком студентов получили неоспоримое алиби. К сожалению, все улики в организации крупномасштабной диареи указывают именно на Секку. Однако выглядят они крайне подозрительными! Не мог Секка прятать в своей сумке пустые пачки из-под неопургена и носить с собой почти два дня пустой тюбик клея. Кто-то явно пытается или подставить Секку, или замести следы. Но кто?! Вот это пока самая сложная задача. Как и то, куда исчезли оба вампира — подопытный из лаборатории университета и подаренный, что был у Орелли дома. Сикхт мог бы обвинить Джорджа, но тот явно не знал о произошедшей замене, его чувства были слишком натуральны, так невозможно сыграть. Да и Орелли все же хороший боец, он никого не подпустил бы к себе так близко, не дал бы без боя зафиксировать себя в станке и тем более нанести грим. Следов же сопротивления нет, словно он добровольно залез в это сооружение.

Честно говоря, Сикхт хотел бы обвинить во всём мелкого кровососа, особенно потому, что подобная мерзость победила на ринге 'Арены' Алекса... но эта мразь действительно обезвожена, что подтвердилось лично произведённым осмотром. Если бы не эти два осталопа, вампир бы уже вчера вечером сдох, что совсем не согласуется с явно продуманным похищением жертвы и её подменой на Орелли. Впрочем, нечистый ещё пожалеет, что выжил, как и Алекс, что его спас...

* * *

Оштинский университет. Ричард.

Я только недавно начал задумываться о своём отношении к Алексу. В последнее время он сильно изменился... а может, это я раньше старался не замечать его положительных качеств. Наш староста так заботлив и внимателен ко мне, что теперь я испытываю угрызения совести. Мне стыдно за ту проделку с суперклеем, но боюсь, Алекс не примет моих извинений, несмотря на мое болезненное состояние.

Ошибка при использовании эльфийской магии чуть не стоила мне жизни, и я до сих пор никак не поправлюсь. Алекс даже врача ко мне привёл, и тот предписал аж целую неделю постельного режима. Наш староста сам ухаживает за мной! Выпаивает меня солоноватой тёплой водой и приносит диетическое питание.

Последний раз таким беспомощным я помню себя в замке лорда Родригеса, когда Боаса заставили присматривать за мной. Алекс же всё делает сам, он и Дерику запретил появляться, сказав, что справится без его помощи. Тот правда вначале повозмущался, что это эгоистично, но потом смирился и сейчас почти не приходит. Мне почему-то кажется, что они поругались — возможно, из-за меня. При мне они почти не общаются и словно избегают смотреть друг на друга. Из-за этого меня совесть гложет. Кроме того, они оба ещё и диареей по моей вине мучились, пока врачи не выяснили причину и не оказали им помощь. Я думаю, что нравлюсь Алексу. Он такой собственник! Дерик просто заходит ненадолго в гости, а Алекс проводит со мной почти всё свободное время. Он так внимателен и осторожен со мной, словно я хрупкая драгоценность... С одной стороны, это бесит — я не игрушка в конце концов, а с другой стороны, очень приятно, что ты кому-то нужен. Самое же паршивое, что когда я вечером остаюсь один, то возникает ощущение какой-то пустоты и одиночества. Мне самому не верится, но я каждый раз с нетерпением жду утра, когда смогу услышать уже привычное: 'Мелкий, это я!'

От этой небрежно сказанной фразы становится тепло в груди и появляется чувство защищённости. Я уже не обижаюсь на 'мелкого' и не обращаю внимания на внешнюю холодность охотника, он действительно смог перебороть свою ненависть — по крайней мере, ко мне. И очень хочется верить, что я ему всё же небезразличен. Он даже называет меня красивым! Он единственный, кто так говорит обо мне, и я к этому постепенно привыкаю, надеясь, что его слова искренние. Кроме него и Дерика у меня сейчас никого нет. Конечно, есть ещё Эрни, но он слишком далеко, да и я ему ничего не сказал о своей болезни — не хочу расстраивать. Он так счастлив! До сих пор не может поверить , что они с Вайсеном сочетались браком. Эрни прислал мне сообщение о свадьбе, а потом закидал фотографиями. В общем, теперь я могу не переживать за его безопасность. Плохо только, что они аж на целый год уехали в свадебное путешествие и так и не сказали куда. Но Эрни обещал, что иногда будет звонить. Я рад, что у моего лорда всё хорошо, а теперь и у меня появился заботливый друг.

После болезни опять усилилось проклятие наложника, и по ночам меня мучают ужасные сны. Пока ещё я могу всё это терпеть и поэтому не говорю о своих неприятностях Алексу, но думаю, что если его попросить, он пойдёт мне на встречу и сможет помочь. Он мне нравится всё больше и больше, и хочется верить, что это чувство взаимно, а раз так, то не страшно попасть под влияние того, кто волнуется и переживает за тебя... Я заметил, что когда Алекс считает, что я не смотрю на него, у него изменяется взгляд. Он словно раскаивается за что-то передо мной и даже жалеет. Мне тоже стыдно за свои прежние выходки, и я собираюсь с духом, чтобы извиниться перед ним...

* * *

Монастырь Сен-Грегори.

Сикхт ещё никогда не чувствовал себя таким беспомощным и злым. Все надежды на избрание своего человека руководителем основного учебного учреждения страны пошли прахом. Смерть Орелли была страшной. Никто из врачей так и не смог поставить точный диагноз, и вскрытие не прояснило её природу. Причина смертельной болезни, вызывающей распухание лимфоузлов, изъязвление желудочно-кишечного тракта и нарушение кровообращения сердца и мозга, осталась не разгадана. Сикхт не привык так легко отступать от намеченной цели, но сейчас сложилась отвратительная ситуация, даже Секку пришлось забрать из университета. Если бы только Орелли был жив! Сикхту почти удалось замять официальное расследование, но смерть одного из виднейших преподавателей не могла остаться незамеченной. Сбежались все стервятники и подняли шумиху вокруг неё. Много грязи полилось как на Орелли и Сикхта, так и на Церковь! Вразуми их всех Господь! Большей мерзости, чем демократия нынешнего правительства и объявление толерантности по отношению к нечистым, ещё не изобретено Сатаной. Сколько крику поднялось, что Церковь и, в частности, сам Сикхт благословляют на насилие! Ведь это обычная ложь мерзких грешников! Церковь должна предавать Геенне огненной бездушных тварей, совращающих людей и охотников с пути истинного. Сикхту становится душно от этих мыслей, немерено вылилось злобы от нечестивцев, а тут как назло заговорили о бракосочетании Вайсена с кровососом, и тупое быдло решило, что это новый писк моды. Высокопоставленные охотники и люди стали подавать заявления на заключение браков с вампирами. Только за последние несколько дней их подали сотни пар! И ладно бы только однополые, так нет, они ещё и ублюдков нарожают, таких же, как сын Джорджа! Сикхт не может найти себе места и меряет шагами кабинет. Теперь и Секка стал проблемой, его требуют отдать под мирской суд, а он слишком много знает о делах ордена и Орелли. Хорошо, что через парламент удалось провести закон о наказании духовных лиц судом Церковным. Пусть всё уляжется, тогда Секку можно будет снова восстановить в университете. Может этот перспективный молодой охотник поможет со смещением ректора с должности. К сожалению, это произойдёт очень не скоро...

* * *

Оштинский университет. Алекс.

Алекс до сих пор не может понять, как поддался на уговоры Дерика о спасении этого кровососа. Из-за проявленного малодушия дядюшка нашел повод для очередного воспитания жестокости. Присутствие на пропущенном занятии было бы и то менее болезненным. По-крайней мере, там все действуют как в стае и не в состоянии проследить друг за другом. Честно говоря, Алексу никогда не нравилось насилие, и до сих пор он обычно его избегал — в общем-то, довольно успешно. Помощь умирающему вампирёнышу неожиданно обернулась против него самого... Алекс стоял перед болезненным выбором. Он может потерять единственного родственника, который спас его почти ценой своей жизни. Алекс не может этого допустить. Ведь жуткий шрам через всё лицо Сикхт получил именно тогда, сражаясь с убийцами его родителей и потом спасая самого Алекса из горящего дома. Пусть дядя и применяет жестокие наказания, но делает это для воспитания характера и силы духа самого Алекса, чтобы он стал достойным продолжателем дела своего отца.

Правда теперь дядя по-настоящему разочаровался в своём племяннике. Алексу придётся переступить через жалость и сострадание, чтобы вернуть доверие единственного родного человека, посвятившего ему всю свою жизнь...

Поэтому он и пытается завоевать доверие нежити, и у него это неплохо получается. Вампир поверил, что о нём заботятся и переживают за него, но чем больше он открывается перед Алексом, тем тяжелее становится на сердце. Мелкий словно расцвёл, как неказистый колючий кактус. Они иногда поражают своими огромными, хрупкими, благоухающими цветами, отвлекающими на себя всё внимание и скрывающими все недостатки некрасивого стебля.

Алексу больно думать о том дне, когда вампирёныш поймёт, для чего добивались его любви... но тогда уже будет поздно. Как же не хочется видеть его униженным и раздавленным! Однако на одной чаше весов доверие и гордость дяди, а на другой — любовь существа, родичи которого возможно уничтожили его семью. Выбор, между тем, существует только один. И Алекс его уже сделал. Он пройдёт этот путь до самого конца, чего бы это ему не стоило...

* * *

Оштинский университет. Ричард.

Наконец-то я чувствую себя значительно лучше, и хотя доктор не разрешил вставать, мне хочется сделать сюрприз Алексу, а заодно и попросить прощения за свою глупую выходку с клеем. Надеюсь, он не будет сильно обижаться на меня. Я быстро одеваюсь и иду в общежитие к Алексу. Дерик мне как-то сказал, что он утром приходит к старосте, а затем они вместе идут на занятия. Думаю, он нам не помешает.

Дверь комнаты приоткрыта, и я вхожу в жилище Алекса. Мне ещё не приходилось бывать внутри таких апартаментов! У старосты не маленькая комнатка с санузлом, как в нашем общежитии, а целая квартира. Из кухни восхитительно пахнет чуть горьковатым кофе и горячими булочками с корицей...

Я набираюсь решимости, чтобы пройти туда, но меня останавливает злой голос Дерика:

— Алекс, но ведь Ричи ни в чём не виноват, неужели тебе его совсем не жалко?

— Дерик, не наступай мне на больную мозоль! Мне жаль мелкого. Я, похоже, уже привязался к нему. Но мой дядя пожертвовал жизнью ради меня, и я...

— Да, да, я уже слышал эту историю! Причём не раз! — обрывает его Дерик. — Ты лучше расскажи, как ты потом с этим предательством жить будешь! Жестокость твоего горячо любимого дядюшки в этот раз переходит все границы. Мало того, что он тебя за малейшую провинность порет, так теперь и морально сломать хочет...

— Замолчи!! Ты ничего о нём не знаешь! — яростный рык Алекса причиняет мне невыносимую боль. Я холодею и, пошатнувшись от внезапно охватившей меня слабости, прижимаюсь спиной к стене. Мне не хочется верить в происходящее, но доносящийся голос неумолим, он вгоняет меня в ещё большее отчаяние.

— В чём-то ты прав... — тихо продолжает Алекс. — Я бы лучше выбрал порку, чем такое наказание. Мне жаль, что так получается, но другого выбора у меня нет, придётся выполнить этот приказ.

— Алекс, я не могу тебя потерять как друга, поэтому вмешиваться в ваши отношения, конечно, не буду. Но может, просто стоит всё рассказать мелкому, вдруг он поймёт? Возможно, нам всем вместе удастся найти другое решение или подыграть...

Я слышу тяжёлый вздох Алекса, но сочувствовать ему не могу. Меня знобит, словно от сильного холода, а руки становятся совсем ледяными. Такое ощущение, будто я никогда не согреюсь. Я обхватываю себя за плечи и, обессилено скользя спиной по стене, опускаюсь на корточки.

— Мне хотелось бы ему всё рассказать, только дядя поставил чёткие условия — Ричард должен уйти из университета и стать моим рабом, но прежде я должен унизить его и предать его любовь...

— Подожди, о какой любви ты говоришь? Он же тебя всегда избегал?

— Да, избегал, потому что чувствовал мою неприязнь, а сейчас я ему уже небезразличен, ещё немного времени и он станет моим...

— Твоим? Ты хочешь добиться его любви, чтобы потом разбить ему сердце?!

— Я этого НЕ ХОЧУ!! Но мне придётся это сделать...

— Алекс, это убьет вас обоих, слишком велика будет жертва...

— Дерик, мне и так сейчас тяжело, но выбор в любом случае сделан. Как только мелкий окончательно поправится, я выполню требование моего дяди, чего бы это мне не стоило. Всё уже решено...

* * *

Я медленно поднимаюсь на ноги и тихо выхожу в коридор. Мне кажется, что мир рухнул, оставив после себя больно режущие осколки. Я еле заставляю себя дойти до своей комнаты и бессильно падаю на постель...

Теперь рядом со мной никого нет. Это страшно — когда остаёшься один, когда тебя предают близкие... Хотя Алекс меня пока не обманывал и не давал никаких надежд. Я сам навоображал себе его любовь и симпатию, за что и расплачиваюсь. Я очень надеялся, что он сможет помочь мне снять смертельное проклятие, но теперь к нему обращаться бессмысленно. Неужели он думает, что я стану его рабом?..

Постепенно я прихожу в себя и чувствую хорошую, качественную, ничем не замутнённую... злость. 'Алекс обломается увидеть меня рабом!' — эта мысль придаёт мне силы, и я решаю вступить в его игру. Мне нечего терять. Я достаю свою книгу по тёмной эльфийской магии и начинаю подбирать подходящий рецепт для своей мести.

* * *

Как давно я не просматривал её, а ведь даже закладочку сохранил, когда добывал компоненты для проклятия под названием 'наказание неверного мужа'. Это то, что нужно! Тем более что сейчас я и нанести эту мазь смогу куда нужно, раз эта сволочь зеленоглазая хочет меня унизить. Главное, чтобы сам Алекс ничего не заподозрил. Может, предложить ему интимный массаж? Правда, слово такое... слишком завуалированное. Ладно, разберусь с этим позднее. Сейчас нужно рецепт правильно выдержать, сохраняя пропорции. Главное — все компоненты есть, а остальное уже дело техники. Хорошо, что у эльфов есть магия, позволяющая сохранять все ингредиенты свежими, а то опять пришлось бы искать селезня. Мне и одного тогда хватило... Но странное дело — как только вспоминаю о нём, понимаю, что даже соскучился ...

* * *

Однообразные дни потянулись в моей жизни серой чередой. Алекс теперь заходит за мной перед занятиями и помогает нести мою сумку. Все сокурсники завидуют мне, а я притворяюсь счастливым. Дерик избегает встречаться со мной и даже перестал просить делать контрольные, сказав, что ему пора самому осваивать науки. Меня сейчас никто не трогает, так как я под защитой самого старосты. И лишь только я знаю, чего он этим добивается. Мне сложно было бы не полюбить такого парня, ощущая его постоянную заботу. Правда, он так ни разу и не сказал слова 'люблю', что довольно честно, если знать причину его отсутствия в речи старосты.

Я жду, когда же он сделает первый ход, но пока мне приходится восстанавливать свои силы. Алекс честно соблюдает своё обещание Дерику и пока не пытается соблазнить меня или унизить. Впрочем, и ложных надежд он мне тоже не даёт. Теперь я понимаю, почему Алекс избегает смотреть мне в глаза, и почему, когда я тайком смотрю на него, его взгляд выражает сожаление. Наверное, если бы я полюбил его, то ничего не заметил, сейчас же это очень бросается в глаза...

В университете после смерти Орелли произошли изменения. Нашим новым куратором стал специалист по магии гуманоидов доктор Диккой, который отнёсся ко мне очень хорошо. Надо сказать, что с его приходом стало меньше открытого выражения неприязни к вампирам. Скорее всего, Орелли просто заставлял при себе презрительно высказываться о нас. Да ещё и жуткие занятия устраивал. А Диккой такие вещи пресекает, и никто не выражается в презрительной манере о 'кровососах'. Конечно, среди однокурсников есть такие, кто действительно нас ненавидит, но существуют и те, кто явно вздохнул с облегчением, избавившись от давления этого фанатичного вампирофоба. Причём последних всё же больше. Алекс тоже оказался среди них.

Но если днём всё довольно спокойно и уныло, то по ночам меня мучают кошмары. Моё проклятие становится невыносимым, и я всё больше боюсь ложиться спать...

В книге я нашёл похожее эльфийское проклятие, где говорится, что состояние наложницы может улучшиться, если при занятии любовными утехами со своим господином к ней попадет его семя, и лишь долгое отсутствие внимания хозяина может привести её к смерти. Похоже, я нашёл средство, как продлить себе жизнь и избежать неприятностей от наложенной на меня магии. Единственное, что меня смущает — 'наказание неверного мужа' тоже снимается при занятии сексом с 'любимой, наложившей его на изменника'. Правда, при желании это заклятие можно обновлять каждый раз, накладывая новую порцию мази...

Глава 13

Я наконец-то чувствую себя здоровым!! Приятно, когда не мучает одышка во время тренировки и сердце не выскакивает из груди после пары упражнений. Самое интересное — на моём плече снова появился зелёный дракон. Во время болезни его не было, но как только у меня восстановился запас магии, он тут же вернулся, словно и не исчезал. Хорошо, что Алекс его не видел, а то мог бы и опознать. Конечно, тогда, на ринге, он вряд ли меня внимательно рассмотрел, но все же изображение обвившегося вокруг плеча зелёного дракона c распахнутыми крыльями очень необычно и притягивает к себе внимание. Я такого ни у кого больше не видел. И поэтому у меня возник вопрос — вдруг он показывает уровень моей магической энергии? Думаю, это нужно проверить, проведя новые эксперименты. Правда на этот раз, прежде чем применять магию, наверное, стоит посоветоваться с Джорджем. Как-то мне не по себе от последствий её недавнего использования. Надеюсь, он пойдёт мне на встречу, всё-таки он беспокоился за меня и помогал уйти неузнанным из клуба, а больше мне всё равно не к кому обратиться. Из-за Орелли я старался больше там не появляться, тем более что и девочки просили лишний раз не светиться. Сейчас уже можно не нервничать, ведь за мной некому больше следить. Кроме того, если я буду ходить в клуб, то и с Алексом буду реже встречаться...

Мне трудно поверить, что он жестоко играет со мной. Он с Дериком спас мне жизнь, но теперь мы с ним в расчёте. Хотя, если подумать, Алекс все равно остался моим должником... Он ещё не вернул мне четыре миллиона лидов! Я не меркантильный, просто память у меня хороооошая. Так что я теперь на нём отыграюсь...

* * *

День начинается неожиданно весело. У меня в университете есть любимая преподавательница по всеобщему языку. Она любит комнатные растения. Её кабинет похож скорее на оранжерею, чем на место для серьёзных занятий, но это многим нравится. Уютно, и глаз радуют зеленые папоротники, яркие цветы сенполий, разноцветные листья бегоний и многообразие красок других растений. Несмотря на такое увлечение, доктор Даная многих научных названий своих любимцев не знала, но когда мы познакомились, я подсказал ей те, что уже встречал, и сейчас периодически ищу для неё остальные.

Наша преподавательница выглядит потрясающе, словно сошла с какой-то картины. У неё все вещи подобраны в одном романтическом стиле, и вообще она очень следит не только за внешностью, но и за каждым своим жестом и словом. Даная много знает, и с ней интересно общаться.

До занятий ещё почти полчаса, и я решаю зайти в преподавательскую.

— Рииичик! Вот ты-то мне как раз и нужен! — радостно приветствует меня Даная и тут же спрашивает, показывая на большое растение с длинными голенастыми стеблями и довольно большими широкими зелёными листьями в белую крапинку. — Скажи мне, как называется этот красавец, а то я, кажется, вчера на уроке его неправильно обозвала...

— Диффенбахия...

— О, действительно... значит, я перепутала. — Она на секунду задумывается, а потом продолжает: — Помню, что оно как-то было связано с Бахом, поэтому и обозвала его Трахенбахией...

Что мне нравится в докторе Данае, так это полное отсутствие снобизма. Она, конечно, бывает очень строгой, но и чувство юмора ей не чуждо. Немного повеселившись над причудами памяти, она быстро переключается на вопросы по уходу за своим новым питомцем, оказавшимся довольно прихотливым.

Хорошее настроение продержалось у меня до самого обеда. Бывает, я не хожу в столовую, чтобы не стоять в очереди, а выбираю свободную аудиторию, где можно спокойно перекусить. Вот и сейчас я захватил с собой чай с бутербродом и иду по коридору, надеясь быстро найти пустой кабинет. Неожиданно из-за одной двери слышу голос Алекса и дружный смех нескольких парней. Заинтересовавшись происходящим, решаю узнать, над чем там смеются. Но вот не зря есть поговорка: хочешь узнать о себе гадость, подслушай разговор. Так и выходит...

— Алекс, а ты уверен, что наш нежный ботаник даст себя трахнуть?! Ботаники — они такие... непредсказуемые! — доносится издевательская фраза одного из сокурсников.

— И очень нежные! — захлёбываясь смехом, поддерживает его другой.

— О, да, цветочек аленький будет, конечно же, выёживаться, но задницу подставит, могу поспорить на один лид, — уверенно отвечает Алекс. Его тон настолько спокоен и холоден, словно речь идёт о бездушной кукле, а не обо мне. Пожалуй, узнай я только сейчас о таком его отношении, мне стало бы плохо — намного хуже, чем тогда в общежитии. Сейчас же меня лишь гложет любопытство и загорается азарт.

— А почему так мало? Боишься, не выгорит дельце?! — смеётся кто-то.

— Нет, не боюсь, но большего такая нечисть не заслуживает.

Несмотря ни на что эти слова меня всё-таки ранят... и очень больно. Не думал, что Алекс способен такое произнести.

— Бог любит троицу, так что три лида... — раздаётся чей-то бас.

— Алекс, не слушай никого, Бог не дурак, любит пятак... Пять лидов! — перекрывает все звуки высокий голос.

— Пять, так пять. Согласен, раз других предложений нет.

Уверенный ответ старосты меня разъяряет. Пять лидов! И за такую сумму Алекс предал бы мои чувства?! Не могу поверить... Что ж, хорошо... Ты получишь то, что хочешь, а я взамен возьму то, что необходимо мне. Только вот сможешь ли ты радоваться своей победе?.. Мои злобные мысли прерывает Дерик:

— Алекс, одумайся!

— Хватит мне указывать, что делать! Можешь не спорить, но не вздумай мешать моим планам. Реши, наконец, что для тебя важнее: наша дружба или судьба очередного кровососа. Тебе нужно хотя бы раз поучаствовать в операции по уничтожению этих тварей, тогда ты сам поймёшь, чего они стоят, а то вечно какие-то отмазки придумываешь...

Я ухожу. После услышанного, меня гложет любопытство, когда же Алекс решится выполнить просьбу своего ненаглядного дядюшки. Я-то знаю, что мне предстоит и для чего Алекс хочет со мной встречаться, а вот его будет ждать сюрприз, за подготовку которого я тут же и принимаюсь.

Первым делом я звоню подружкам и прошу купить мне необходимую для исполнения моего плана вещь, точнее — две. Давно присмотрел в интернете эти цацки, но надеялся, что они не понадобятся. К сожалению, подобные радости продаются в таких магазинах, куда меня на пушечный выстрел из-за возраста не подпустят, а девочки всё смогут купить: не только эти игрушки, но и пару дополнительных бонусов. Играть, так играть, только теперь по моим правилам!

* * *

Оштинский университет. Алекс. Несколько ранее...

Алекс никак не может понять, что происходит с мелким. Создаётся такое впечатление, что его чувства наигранны. Раньше его глаза, казалось, загорались тёплым светом, а сам он расцветал от счастья с каждым приходом Алекса. Сейчас же лицо вампирёныша напоминает счастливую маску. Охотник так и не уловил того момента, когда произошли изменения. Ему хочется снова увидеть искренность и открытость во взгляде мелкого, но в то же время он понимает, что привязывать к себе ботаника — слишком жестоко. Ведь его любовь должна быть осмеяна. Наверное, мелкий всего лишь играет. Возможно, вампиры тоже ощущают неприязнь к охотникам, просто тяжёлая болезнь на время её победила... Впрочем, выяснять все эти подробности сам Алекс не будет. Данное Дерику обещание — не трогать мелкого пока он болеет — староста выполнил. У него самого нет желания делать больно парнишке. Алексу уже не раз приходилось убивать озверевших, потерявших облик кровососов. Один раз он по настоянию дяди участвовал в карательной экспедиции за магические щиты. Тогда они все чуть не погибли, и спасло их лишь чудо. Но несмотря на негодование Сикхта, Алекс всё-таки испытывает вину за убийство того уродливого вампира. Он точно не выжил — староста даже информацию об этом нашёл. Жирный предпочёл смерть рабству. Вдруг Ричи окажется таким же? От этой мысли Алекса передёргивает, и он неожиданно понимает, что впервые назвал мелкого по имени... Значит, нужно немедленно приступать к делу. И охотник решает сегодня же заключить на первый взгляд глупое, но очень унизительное для мелкого кровососа пари.

* * *

Оштинский университет. Ричард.

Вот за что мне нравятся эльфы, так это за их легендарную верность. Ещё бы! Любой на их месте постарался бы хранить целибат. Это, наверное, единственная раса, придумавшая и воплотившая в жизнь столь качественные и жестокие наказания для неверных супругов. Правда, раньше у эльфов не приветствовались однополые браки, поэтому и все инструкции по применению изощренных изобретений для неверных мужей писались исключительно для женщин. Но когда им пришлось признать господство людей и охотников, они стали считаться с традициями победителей. Тогда и появились брачные кольца верности. Эти изящные украшения предназначены только для мужчин. Они надёжно защищают избранников от измен. Причём снять подобную вещь может лишь тот, кто ее надел.

Смотрю я на эту красоту и никак не могу налюбоваться. Девочки даже денег с меня не взяли, сказав, что эта прелесть — подарок от них. Оба колечка сделаны из белого золота. Они не блестят из-за особой обработки поверхности, и в каждом из них прозрачный камень, напоминающий по форме каплю воды: в одном — зелёный, в другом — синий. Замечательно то, что надеть эту красоту может любой профан — быстро, безболезненно и безопасно для избранника. Это намного лучше обычного пирсинга 'Принц Альберт', который может сделать только специалист. Хотя кольца верности внешне практически не отличаются от него, они намного более функциональны.

Представляю, как 'обрадуется' Алекс этим игрушкам! Зато теперь он от меня никуда не денется. Самое обидное, что соблазнить и использовать невинного ягнёночка многие посчитали доблестью. Алекс тоже так думал, заключая пари. Не пойму — почему унижение другого существа так порадовало моих однокурсников и никто, кроме Деррика, не попытался за меня заступиться? Неужели это может быть таким интересным — растоптать и унизить? Что в этом может быть геройского?! Но Алекса ожидает глубокое разочарование. Я покажу ему, каково это — быть использованным, быть игрушкой в чужих руках. Ему придётся пройти через то, что он уготовил мне...

* * *

В приготовлениях к нашему первому интимному свиданию незаметно промелькнула пара дней. Я, конечно же, переживал и нервничал, но старался своим видом этого не показывать. Алекс тоже ходил какой-то хмурый, но сегодня все-таки решился пригласить меня к себе в общежитие, сказав, что хотел бы со мной поужинать. Ага... знаю я такие романтические ужины при свечах, после которых съедают беспечного гостя. Но тот, кто предупреждён, тот вооружён. Поэтому я тщательно готовлюсь к нашей встрече. Тут главное не проколоться и не переиграть. Надеюсь, Алекс надолго запомнит наше первое интимное свидание. Я стою возле зеркала и, глядя на себя, не могу удержаться от смеха. Амая и Элли помогли мне подобрать особые вещи чёрного цвета. Во-первых, кожаные стринги с аккуратными оборочками-складочками в области паха, идеально маскирующими мужское достоинство; во-вторых, пояс с резинками и чулки в крупную сетку с кружевом по верхнему краю. А на всём этом великолепии — невзрачная серая мешковатая рубашка. Ну и неизменные огромные круглые очки. В общем, сверху вылитый Херли Пойнтер, а снизу... ночная бабочка в Стране Чудес. Надев свои обычные штаны с заниженной линией задницы и захватив всё необходимое, я направляюсь в общежитие к Алексу...

Мой бедный староста извёлся от ожидания, ведь я, как и положено юным прелестницам, опаздываю почти на полчаса. Я ещё поднимаюсь по лестнице, а он уже мне дверь открывает. Увидев меня, Алекс тут же изображает радостную... душевную такую улыбку, больше похожую на оскал голодного тигра. Мне тут же хочется оказаться подальше от этого места, но, заметив мою нерешительность, Алекс мгновенно оказывается возле меня и почти силком затаскивает к себе не то в комнату, не то в квартиру. Как только за нами захлопывается дверь, он превращается в радушного хозяина.

— Мелкий, я боялся, что ты передумаешь, испугаешься... — начинает он.

— Я уже готов к приёму пищи! — оптимистично прерываю его я и похлопываю себя по животу. — А ещё клизму сделал!

От последнего моего заявленьица Алексу как-то плохеет, и оскал на его лице сменяется недоумевающей улыбкой. Давно бы так, хоть на человека стал похож, а то встретил с таким видом, словно месяц голодал. Алекс медленно отстраняется и пропускает меня в комнату. Дааа, всё как я и думал: романтический ужин — стоящие на столе свечи, вино и куча разных вкусностей, но у меня во рту всё от волнения пересохло, и есть мне совсем не хочется. Однако я делаю вид, что очень рад такому гостеприимству и плюхаюсь на диван, возле которого стоит накрытый стол. Алекс как-то не очень стремится начать трапезу, и, похоже, тоже нервничает.

— В таких случаях полагается выпить! — предлагаю я, решительно взяв бутылку и протянув ее хозяину. Он как-то резко дёргается и тихо спрашивает:

— В каких 'таких' случаях?

— А что, ты сам не в курсе, зачем меня приглашал? — неожиданно для него произношу я с надрывом. Он нервно сглатывает и подрагивающими руками наконец-то откупоривает бутылку.

— Вообще-то поужинать...

— ...и потрахаться, — продолжаю я за него, от чего ему, явно, становится не по себе, а вино вместо бокала льется прямо на стол.

— Только не говори мне, что ты этого не хотел! Я ведь уже весь извёлся, так хочется увидеть твоего малыша! — истерично начинаю я, умудряясь при этом выдавить слезу. Алекс вскакивает и, не сказав ни слова, мчится в ванную. Через пару секунд я слышу шум воды. Мне тут же вспоминается поговорка: сделал гадость — на сердце радость. Я достаю снотворное и высыпаю его в бокал Алекса. Хорошо, что оно мгновенно растворяется, так как староста является неожиданно быстро. Он, судя по всему, смог взять себя в руки и выглядит теперь совершенно спокойным. Мы выпиваем за нашу встречу. Я делаю лишь пару глотков, а вот Алекс залпом опустошает бокал и резво заедает вино салатом. Некоторое время мы молча поглощаем пищу. К счастью, аппетит вернулся ко мне сразу же после того, как я подсунул снотворное своему гостеприимному хозяину. Алекс, не желая со мной разговаривать, ест, бездумно уставившись в свою тарелку. Это молчание меня напрягает, и я разряжаю неловкую тишину:

— А может сейчас по минетику вдарим?!

От моего голоса его, бедного, передёргивает, а потом до него доходит смысл сказанного, и он давится очередным салатом.

— Ааалекс, ну что ты как неродной?! — заканчиваю я, плотоядно облизнувшись и глядя на его ширинку. — Сам же в гости позвал, а я так давно хочу попробовать тебя на вкус!

Это его добивает! Алекс вскакивает с явным намерением удрать отсюда куда-нибудь подальше, но, по-видимому, действие снотворного уже началось, и он беспомощно растягивается на ковре. Дернувшись пару раз, он затихает.

Первым делом я прохожу в спальню хозяина и внимательно её осматриваю. Она мне нравится, особенно большая кровать с металлическими коваными спинками. Я так опасался, что их или не будет вовсе, или они будут сплошными — например, деревянными. Я и к этому был готов, но обнаруженное мной затейливое железное кружево идеально подходит для воплощения моих планов — это ведь просто мечта для садо-мазо игр. Теперь остается уложить сюда Алекса...

* * *

Я взмок, пока перетягивал сюда этого бугая. Но это стоило того! Он такой красивый в своей беспомощности и наготе. На красном шёлке простыни серебром играют разметавшиеся длинные пряди волос. Почти чёрная кожа оттеняется розовым мехом — им подбиты браслеты наручников, надёжно приковавших старосту к спинкам кровати. Алекс сейчас напоминает морскую звезду, которой можно лишь любоваться. Жаль, что нам никогда не быть вместе по доброй воле... Я постараюсь сделать так, чтобы ты принадлежал только мне, пусть и на короткое время. Ты уже один раз оставил меня умирать, а теперь собирался уничтожить морально. Я буду с тобой столько, сколько смогу, но не дам тебе ни единого шанса меня полюбить, чтобы потом ни о чём не жалеть. Возможно, вся моя дальнейшая жизнь зависит только от тебя — от твоего желания и даже любви, но ты никогда не узнаешь об этом... Не хочу быть зависимым или рабом. Я был бы счастлив остаться с тобою, но для этого нужно заплатить слишком высокую цену.

Я пожираю глазами Алекса, пока он этого не видит, запоминаю каждый изгиб его тела, завороженно смотрю, как подрагивают его ресницы... Осталось всего несколько мгновений до нашей новой игры. Мне хочется надеяться, что и на этот раз меня не покинет удача. Просыпайся... просыпайся скорее, Алекс. Тебя ждёт большой сюрприз...

* * *

Оштинский университет. Алекс. Несколько ранее...

Заключив с однокурсниками пари, что совратит ботаника, Алекс чувствовал себя паршиво. Ему жаль этого несуразного вампирёныша. Охотник понимает, что такое унижение не пройдет бесследно, и он намеренно тянет время, каждый раз откладывая задуманное. Но долго отлынивать от исполнения этого мерзкого дела ему всё равно нельзя, так как нерешительность может угробить любой авторитет, и Алекс наконец приглашает мелкого на ужин. Вампирёныш аж светится от счастья, словно исполнилось его заветное желание, охотник же чувствует себя предателем. Алекс уже решил, что не причинит мелкому физической боли, раз не может оградить его от морального унижения. Последнее всегда ранит сильнее. Алексу жаль, что нет другого выхода. Он попытается сделать всё возможное, чтобы став его личным рабом, вампирёныш не боялся близости — вдруг удастся уговорить дядю после морального унижения оставить мелкого себе. Пусть лучше ботаник возненавидит его, чем будет сломанной и дрожащей от каждого прикосновения игрушкой. Алексу хочется стать единственным хозяином мелкого и так приручить его к себе, чтобы тот больше всего боялся быть проданным. Он выполнит основное требование дяди, но потом сам поставит условия, потребует вампирёныша в своё личное распоряжение, тем более что у многих взрослых охотников есть такие рабы. Алекс воспитает его покорным, а не забитым, боящимся боли существом.

Охотник накрывает стол в небольшой комнате, служащей ему гостиной, и достаёт креплёное красное вино. Сейчас главное — споить ничего не подозревающего наивного парня, после этого его будет легко соблазнить. Несколько салатов и нарезок рыбы и мяса он украшает зеленью. Затем ставит на стол свечи, которые, мерцая в темноте, создадут уютную, расслабляющую атмосферу.

Закончив все приготовления, Алекс смотрит на часы и видит, что мелкий опаздывает почти на пять минут. Это странно, учитывая откровенное желание ботаника поужинать вдвоем. Это желание вполне объяснимо, ведь живший в одной комнате с ним Эрни давно уехал, а больше Ричард ни с кем не общался. Вот он и обрадовался возможности провести вечер с другом... От этой мысли Алексу становится плохо, и он начинает чувствовать себя так, словно его самого облили грязью. С другой стороны он понимает, что иначе ему не вернуть единственного родного человека. Да, это жестоко, мерзко, но в тоже время Алексу кажется, что если он пожалеет мелкого, то предаст своего дядю, что намного хуже. Охотнику приходится смиряться с неизбежностью и необходимостью такого шага. Однако долгожданный гость явно не думает поторапливаться, и Алекс начинает нервничать — вдруг вампирёныш решил не приходить, а завтра с него спросят о выполнении условия дурацкого пари. Он подходит к окну и, опершись обеими руками на подоконник, смотрит на улицу, пытаясь успокоиться. Через пару минут взгляд Алекса выхватывает знакомую несуразную фигурку, своеобразной походкой направляющуюся к подъезду его общежития. И снова начинает грызть совесть из-за свинского пари, но ноги сами несут охотника в коридор, и через пару мгновений он распахивает дверь, пытаясь изобразить радушную и гостеприимную улыбку. Впрочем, мелкий не оценивает актёрское мастерство хозяина и, похоже, собирается улизнуть, так как на мгновение застывает, видя напускную радость, и делает пару нерешительных шажков в сторону лестницы...

'Нет! Только не это!' — мысленно вопит Алекс, мгновенно оказывается возле пугливого гостя и, крепко схватив его под руку, быстро затаскивает внутрь. Щелчок закрывшегося замка ясно говорит, что путь для отступления отрезан, и охотник расслабляется, теперь уже искренне радуясь приходу вампирёныша. Последний неожиданно успокаивается, видимо поверив, что здесь он в безопасности, и даже красноречиво похлопывает себя по животу. 'Какой же ты ещё ребёнок!' — мелькает у Алекса мысль, но произнесённая мелким фраза приводит его в полное замешательство.

— А ещё я клизму сделал!

Она совсем не вяжется с образом наивного и чистого ботаника. Тем более что сам Алекс до сих пор не решил, стоит ли пугать его данной процедурой или попытаться обойтись без неё. Охотник уже сомневается, стоило ли затевать пари. Одно дело — соблазнить скромного, стесняющегося одногруппника, и совсем другое — нарваться на развязного парня. Впервые поговорка про тихий омут с буйными чертями кажется не красивой фразой, а мудростью, проверенной временем. Алекс сам не поймёт, чего ему больше хочется — вышвырнуть этого гадёныша за дверь или всё-таки попытаться осуществить задуманное. Но выбора нет, ему нужно вернуть доверие дяди, а кроме того необходимо выполнить условия заключенного пари, каким бы дурацким оно теперь не казалось. В конце концов, он ведь сам его предложил, никто за язык не тянул. И представив себе веселье однокурсников по поводу несостоявшегося соблазнения какого-то невзрачного студента, Алекс гостеприимным жестом приглашает вампирёныша войти.

Мелкий решительно проходит в комнату и по-хозяйски нахально плюхается на диван. Охотник чувствует себя скверно: к такому повороту он, явно, был не готов. Сев за стол, Алекс понимает, что сейчас он не в состоянии что-то есть, да и вообще ему хочется оказаться где-нибудь подальше от этого места. От внезапно раздавшегося: 'В таких случаях полагается выпить', Алекс дёргается, ощущая непреодолимое желание свалить отсюда и бросить гостя наедине с этим проклятым ужином. А неугомонный упырь уже протягивает ему бутылку с вином. Охотнику приходится проявлять гостеприимство, и он начинает её открывать. Алекса терзают сомнения: неужели до сих пор он не знал мелкого? Или это какая-то непонятная игра? Ведь подойдя к входной двери, Рич проявлял нерешительность и готов был удрать. А сейчас он становится слишком развязным и даже делает недвусмысленные намёки. Алекс не может понять, что происходит с мелким. Разве это тот вампирёныш, которого все считают незаметным и тихим ботаником? Неужели этот незнакомец и есть настоящий Ричард, и под маской невинного ягнёнка скрывался опасный хищник? Алекс никак не может принять такого чужого, пугающего своей распущенностью и осведомлённостью в интимных вопросах мелкого. Охотник нервничает и всё больше склоняется к мысли о бегстве. Оказаться бы подальше от этого места... гори оно всё ясным огнём и синим пламенем! Душевные терзания Алекса обрываются всего лишь одним вопросом:

— А что, ты не в курсе, зачем меня приглашал? — чуть ли не плача произносит это исчадие ада.

Охотник, чувствуя, что лучше на эту провокацию не поддаваться, решает ответить нейтрально. Он нервно сглатывает и наконец-то откупоривает проклятую бутылку. Но перевести разговор в спокойное русло не удаётся, а вскоре мелочь закатывает истерику, бесстыдно сексуально домогаясь. Это переполняет чашу терпения Алекса, и, решительно стартовав с места, он исчезает в ванной. Заперев дверь, охотник постепенно приходит в себя, его трясёт от слов так резко изменившегося тихого ботаника, которого словно подменили на точную копию маленькой шлюхи ... Боже, ведь кому скажи — не поверят! Более того, засмеют, заявив, что цветочек аленький оказался для него неприступным. Алекс сам не может поверить происходящему, но нужно взять себя в руки... и довести дело до конца. Включив холодную воду, охотник умывается, пытаясь успокоиться. Да, ему крупно не повезло, что попался не скромный стеснительный мальчик, а скорее распущенная шлюха. В этом мире многие носят маски. Алекс думал, что всё знал об этом гадёныше, но, похоже, жестоко ошибся... Возможно, это и к лучшему. В конечном итоге он ведь спорил всего лишь на то, что просто вы

* * *

т эту суку. Теперь Алекса не будут так сильно мучить и терзать сомнения, что он причиняет боль целомудренному и неопытному ребёнку.

Военная выдержка и закалка помогают собраться с духом, и охотник решительно возвращается за стол. Он с олимпийским спокойствием приступает к трапезе, но первый бокал всё же выпивает залпом, хороня последние свои сожаления о нечестности по отношению к невинному ребёнку. Ибо, раз нет ребёнка, то нет и честности...

Алекс больше не испытывает желания общаться с вампиром и молча поглощает пищу, стараясь не думать о предстоящем действе. Но гость недоволен наступившей тишиной и разрушает остатки самообладания хозяина неожиданным предложением о 'миньетике'. Особенно Алекса выводит из себя плотоядный взгляд мелкой шлюшки. Охотник, не сдержавшись, вскакивает и решительно направляется к двери, но внезапно появившееся головокружение переворачивает всю комнату, и подпрыгнувший ковёр, ударив в лицо, погружает Алекса в темноту...

* * *

Пробуждение приходит постепенно. Первое, что он ощущает — прохладный воздух, касающийся всей кожи... Впрочем, нет. Не всей. Что-то согревает его пах, а на руках и ногах какие-то мягкие тёплые полоски, не дающие повернуться, опустить руки, согнуть ноги. Алекса моментально накрывает понимание, что на самом деле это браслеты наручников, которыми он зафиксирован. Он дёргается, и с него окончательно слетают остатки сна. Охотник распахивает глаза. Он действительно прикован! И чем! Опушка этих браслетов скорее подходит шлюхе, а не опытному воину. Парня приводит в ярость розовый дурацкий мех, но даже это так не унижает, как розовощёкая кукла, держащая чайную чашечку и блюдце и закрывающая своим пёстрым платьем, сшитым в виде колокола, его пах! А рядом с кроватью стоит с серьёзной рожей мелкая сволочь...

Оштинский университет. Ричард.

Алекс медленно приходит в себя. Я замечаю, как изменяется его взгляд — от недоумевающего до откровенно злого. Мне даже жаль его, такого беспомощного, но не сдающегося. Боюсь проявить малодушие и отпустить его, но чем больше звереет он, тем спокойнее становлюсь я. Всё это время, пока мой пленник приходит в себя, я делаю вид, что не наблюдаю за ним, хотя это довольно сложно...

Пах Алекса прикрывает шикарная кукла — специальная грелка для чайника, а иначе — баба, вот на неё я и смотрю, стараясь выглядеть погружённым в размышления, но сам еле сдерживаюсь от смеха, глядя на эту красоту.

— Ссссука! Немедленно отпусти меня! — вопль Алекса радует моё сердце. Я даже начинаю гордиться собой: ещё никому не удавалось так сильно пробрать нашего ледяного короля, чтобы он занервничал. Моя жертва пытается освободиться, но у неё это плохо получается, а я никуда не спешу. Все в курсе, что сегодня здесь насилуют мерзкого вампира, поэтому никто на помощь не придёт. Терять дружбу и расположение старосты из-за какой-то швали, по всеобщему мнению, не стоит. Разве что завтра пожурят за садизм. Я вздыхаю и приступаю к выполнению задуманного.

— Милый! Какой ты горячий!! Наконец-то ты станешь моим! — с пылом произношу я, а Алекс перестаёт дёргаться и начинает шипеть от ярости:

— Убью, гадёнышшшш, расстегни эти чёртовы наручники...

На что я, жизнерадостно смотря на грелку, продолжаю:

— Я долго выбирал подходящий наряд для встречи с тобой!

В глазах у Алекса появляется недоумение, и оно вполне объяснимо: моя одежда всегда одинакова, как зелень на ёлке в любое время года, но когда я с грацией солдата после команды 'отбой!' снимаю свои штаны, то прямо физически ощущаю исходящие от моего пленника волны ужаса. Ботиночки я вместе с брюками скинул, а вот рубашку оставил, чтобы сохранить сразу два стиля одежды. Всё же я сюда пришёл не для того, чтобы он удовольствие получал, да и свою татуировку показывать не намерен.

— Боже! За что мне это... — Алекс оценил мой эксклюзивный прикид — не зря я старался, — но сейчас мне уже не терпится перейти к главному блюду тщательно разработанного меню моей мести.

— Малыш, объясни своему хозяину, что я разговариваю только с тобой, и если он не заткнётся в ближайшее время, то у меня есть очень хороший кляп, причём твоя точная копия в возбуждённом состоянии.

При этих словах мой пленник заметно настораживается и с ненавистью пожирает меня глазами.

— Моя малюточка, давай-ка мы с тобой поцелуемся! — Алекса начинает трясти, но говорить он не решается, хотя, скорее всего, ему есть куда и как меня послать.

Я жестом фокусника снимаю грелку и... староста выпадает в Астрал. Неудивительно, на его месте любой бы туда заспешил и назад не торопился. Не знаю, как бы я сам на такое отреагировал. Его мужское достоинство... хмм... скажем так, несколько изменилось. Во-первых, член стал всего около пятнадцати сантиметров в длину, а в толщину — один. Правда, не мерил, а в книге прочёл, где подробно описывался эффект от проклятья. Теперь по форме он напоминает пенис селезня, только у последнего нет мышц, и он более эластичен — это я успел проверить. Во-вторых, цвет изменился на фиолетовый... Он сейчас прям как весенний цветок фиалки. Мне вдруг приходят на ум стихи, и я, не выдержав, произношу их вслух:

Нежная фиалка тянется за поцелуем,

На рассвете...

Из утренней травы, покрытой инеем.

Ответом мне служит подозрительная тишина, и я впервые решаюсь посмотреть в глаза Алексу. И прихожу в ужас от увиденного... Похоже, я перестарался! Глаза Алекса пустые, стеклянные, зрачки расширены, словно в комнате темно, лицо превратилось в застывшую маску, и лишь подрагивающие крылья носа показывают, что он жив. Я мгновенно опускаю на место бабу и бегу на кухню за холодной водой, которую нахожу в холодильнике. Прихватив ещё и лёд, мчусь назад приводить в сознание охотника. Не ожидал, что он такой хлипкий. Раствор нашатыря и ледяной душ возвращают Алекса к жизни...

Не знаю, что лучше: его молчание или эти злобные вопли. У меня от них уже уши завяли. Стооолько нового о себе узнал! Жаль только, что большинство слов мне незнакомы. Единственное, что я понял точно, так это то, что Алекс хочет вступить в сексуальные отношения со мной, с моим отцом, с моей мамой, со всей группой... и со всем университетом. Не ожидал, что он настолько распущенный! Я ему честно отвечаю, что с моими родителями у него ничего не выйдет, так как маму я даже не помню — её подарили другому хозяину, когда я был совсем маленький, — а отца убили. Насчёт группы и университета — это, конечно, его личное дело, но не сегодня. А со мной, так уж и быть, сейчас и начнём. Не знаю, что я такого сказал, но староста как-то подозрительно икает и резко замолкает, выглядя при этом испуганным. И в сознании!

Мне больше не хочется его откачивать, поэтому бабу для чайника я ставлю ему на грудь, перенеся её так, чтобы охотник не увидел вновь свою изменённую плоть, и достаю специальный гель для интима. Алекс, заметив его, оживает, да ещё и как!! Он начинает отчаянно дёргаться, обзывая меня нелестными прозвищами. Я зверею:

— Хватит изображать тут буйно помешанного, Алекс. Ты мне за сегодня уже надоел. Говорят, у военных крепкая психика, но по тебе это совсем не заметно. Прекрати метаться, я всё быстро сделаю...

— Сволочь ты, а не цветочек!! Освобожусь — убью! — рычит он, но дёргаться перестаёт.

Я быстро смазываю его член, вернее, то, что от него осталось, и, приспустив стринги, медленно начинаю насаживаться на него...

* * *

Первые ощущения неприятны. Почти как клизму вставляешь, только толще, всё-таки один сантиметр это больше, чем толщина её наконечника. Правда, последний холодный и жёсткий, а этот горячий...

Мне лично очень не нравится эта процедура, но если верить книгам, это должно быть приятно, особенно если массируешь 'волшебный бугорок', как чаще всего называют простату в литературе. Только как бы ещё найти эту заразу! Я ёрзаю, пытаясь выбрать правильное положение, но у меня ничего не выходит. Через какое-то время я настолько увлекаюсь этими поисками, прислушиваясь к собственным ощущениям, что даже забываю о самом Алексе, и лишь случайно брошенный взгляд выхватывает не его лицо, а маску зверя из фантастического ужастика. Следов паники уже нет, только бессильная злость. Неожиданно я понимаю, что заставляло старосту активно освобождаться и вызывало панику: он решил, что я воспользуюсь его беспомощностью и пощупаю его драгоценную задницу. Сейчас же, когда гроза миновала, он не скрывает своей злости. Мне приходит мысль его подразнить, и я заявляю:

— Скоро и твоя очередь настанет!..

Больше я, правда, сказать ничего не успеваю: Алекс тут же пытается меня сбросить, и все мои усилия теперь направлены на то, чтобы не слететь с взбесившегося жеребца.

Во время нашей борьбы его член что-то задевает внутри меня, и я ощущаю резкую боль, словно кто-то запихнул мне колючий шарик, к тому же пронизывающий электрическим током. В глазах пляшут белые пятна. Судорогой сводит ноги. Эти неприятные ощущения длятся лишь краткий миг, а затем сменяются какой-то щемящей пустотой. Мне снова, как прожжённому мазохисту, хочется заполнить её, и я принимаюсь с удвоенной энергией за поиск нужного положения своего тела. Постепенно замечаю, что мы с Алексом двигаемся в одном ритме, и у меня кроме редких вспышек яркого удовольствия, смешанного с убивающей все мысли колючей болью, возникает чувство наполненности. Мне кажется, член Алекса вернулся в нормальное состояние, ну или просто стал значительно больше, чем после нанесения моей мази. Взгляд охотника изменился, стал каким-то отрешённым -похоже, мозг выносит не только у меня. Неожиданно тело Алекса выгибается, его бёдра начинают двигаться в быстром рваном ритме, а член пульсирует внутри меня. Он кончает. Мне только остаётся ему позавидовать. Я ощущаю лишь пустоту, неудовлетворённость и странные желания. Но показывать ему я ничего не хочу: если написанное о семени партнёра — правда, то у меня хоть ненадолго должны пройти кошмарные сны, а если нет, то всё это было сделано зря.

Я встаю, медленно освобождаясь от расслабленной плоти Алекса, и ужасаюсь её размерам. Вот это всё было у меня внутри?!

Отойдя от первого шока, я замечаю изучающий взгляд моего невольного партнёра...

Глава 14

Оштинский университет. Алекс.

Хотя сегодня выходной, Алекс просыпается рано. Эта привычка выработалась у него ещё в монастыре, где царили довольно жёсткие правила. Потягиваясь, он разгоняет остатки сна. Неожиданно замечает на прикроватной тумбочке стакан, графин с водой и закрытую лимонницу. Алекс удивлён — сам бы он их сюда не поставил, — но в памяти тут же всплывают воспоминания о вчерашнем вечере, от которых его прошибает холодный пот. Он откидывает одеяло и замирает... его взгляду открывается кошмарная картина... Он в стрингах...Розовых кружевных, мать его, стрингах! И если бы только в них! Бл**ть! В ажурных чулочках на подвязках... под стать девичьим трусам, ещё и подобранным в тон стрингам!! Алекс стаскивает, разрывая, эту мерзость, мечтая поймать и придушить наглого дарителя. Он, всегда славящийся своим ледяным спокойствием, швыряет на пол ненавистные тряпки и с яростью топчет их, громко матерясь. Однако злость обуревает его недолго, до тех пор, пока он в очередной раз не опускает горящий гневом взгляд вниз, словно желая испепелить шмотьё окраски фламинго. То, что Алекс видит, заставляет его замолчать, и он на некоторое время застывает, не в состоянии больше ругаться... рассматривая свой утренний стояк, подогретый буйной расправой над мерзкой 'одеждой'. Бессильно опустившись на свою кровать, он недоверчиво ощупывает небольшое украшение серебристого цвета, поблёскивающее на крайней полоти. И в страшном сне он не мог представить себе такого кошмара. Раньше ему всегда удавалось почувствовать неприятности и ретироваться от поклонниц, мечтавших лишить его свободы. Дядя не раз говорил, что семья делает любого охотника слабым и зависимым и что исключений из этого правила очень мало. К ним относился отец Алекса, которым наставник очень гордился. Он часто приводил его в пример как человека, ставившего интересы ордена выше интересов своей семьи. Но побрякушка на пальце — безобидное украшение, а вот брачные кольца верности, изготовленные эльфами — самое ужасное, что могла изобрести их культура. У Алекса волосы встают дыбом, и кожа покрывается мурашками от осознания предназначения внешне безобидного пирсинга. Такие вещи решаются носить лишь экстравагантные или очень уверенные в себе пары. Брачные кольца верности не только препятствуют изменам — у этих дивных штучек есть ещё одна магическая особенность. Обладатели подобных артефактов на любом расстоянии чувствуют боль друг друга. Говорят, что смерть одного партнёра ведёт к полной импотенции другого. Снять же колечко может лишь тот, кто его надел...

Алекс вздрагивает от пронзившей его мысли — ведь это украшение закрепил на нем мелкий шантажист, и по доброй воле он этот артефакт точно не снимет. По крайней мере будь он сам на месте Ричарда, то не стал бы рисковать здоровьем, освобождая взбешённого пленника... обманом пойманного в ловушку и окольцованного без согласия.

Внезапно появляется мысль, что пока он спал, мелкий ублюдок мог превратить его жильё в настоящий бордель. Например, подгадить, разбросав по комнате вещи, которым место в публичном доме... а в ближайшее время должен явиться Дерик.

Завернувшись в простыню, Алекс пулей вылетает из спальни, но, всё осмотрев, не обнаруживает ничего подозрительного, да и самого гостя уже след простыл.

Остались только воспоминания о вчерашнем вечере, которые ему услужливо рисует память в виде ярких гротескных картинок. Сейчас они кажутся просто ночным кошмаром.

* * *

На душе у Алекса муторно, и его разбирает злость оттого, что он так глупо прокололся с ботаником. Вместо безобидного цветочка-недотроги ему попался плотоядный агрессор, и из охотника он сам превратился в жертву. Алекс долго принимает контрастный душ, пытаясь смыть все прикосновения мелкой твари. Злость на себя и на чёртового ублюдка растёт с каждой новой всплывающей из памяти подробностью жуткого свидания.

Неожиданно Алексу вспоминается удивлённый взгляд мелкого после их странного секса. Судя по словам и поступкам наглого вампирюги, тот выдавал себя за прожжённую шлюшку, однако сам так и не получил удовольствия в процессе этого действа. А всплывший в памяти Алекса ошарашенный вид кровососа, увидевшего его агрегат, красноречиво показал, что у Рича это, скорее всего, первый такой опыт с парнем. Выходит, его попытки выдать себя за развязного и распущенного типа были лишь лживой игрой? Но для чего? Единственным объяснением произошедшего может быть лишь то, что гадёныш узнал про пари. Тогда не понятно, зачем этот упырь вообще приходил, тем более что хоть он и поимел его самого, но всё же только морально... А ведь у мелкого была возможность вволю поиздеваться над ним, оказавшимся беспомощным и беззащитным. Он всё равно не смог бы оказать достойного отпора...

Алекс с остервенением вытирается, растирая докрасна кожу. Затем, одевшись, направляется на кухню, но громкий стук заставляет его изменить маршрут и открыть дверь. Удар в грудь сбивает его с ног, но он быстро группируется и молниеносно бросается на противника. Завязывается нешуточная потасовка в полутьме прихожей. Гость и хозяин от души угощают друг друга тумаками. В пылу борьбы раздавшийся злобный рык Деррика: 'Скотина! Ты изнасиловал мальчишку!', заставляет Алекса прекратить сопротивление и вызывает гомерический хохот.

После активных боевых действий его веселье кажется настолько неуместным, что весь пыл гостя мгновенно остывает, как костёр, залитый водой из ведра. Огромный накачанный парень беспомощно опускает руки и со страхом наблюдает за своим другом, заливающимся истерическим смехом.

— Ссс чего ты решил, что я изнасиловал это маленькое чудовище? — с трудом выдавливает Алекс.

— Вчера все твои соседи не могли уснуть от крика мальчишки, а потом видели, как он неровной походкой ушёл, пытаясь тайком вытереть слёзы. Ты поимел вампирёныша, а потом выкинул его!

— Слушай, Деррик, не пудри мне мозги, я его не трогал. Он, похоже, знал о нашем пари...

— Пари! — перебивает гость. — Да ты этим мелкому всю жизнь перечеркнул! Корвин, узнав о твоём поступке, тоже поспорил.

— При чём тут Корвин? — искренне недоумевает Алекс. — Он же уже на последнем курсе.

— Не знаю, но точно известно, что когда ты наиграешься и выбросишь мелкого, он из вампирёныша общественную подстилку сделает. По крайней мере на это и спорили Корвин и его прихвостни. А ты знаешь, какой он настойчивый. Тем более что его отец содержит бордель.

— Дерик, знаешь, что... пошёл ты на х*й со своими проблемами. У меня своих хватает, и мне совсем не интересны желания и сделки Корвина. Мелкого я никому не отдам, сам воспитывать буду.

— Мало тебе попало, как я посмотрю, — ворчит гость.

— Больше, чем ты думаешь... — задумчиво отвечает Алекс и ведет Дерика на кухню, где из небольшой аптечки достаёт мазь от ушибов. Ею они вдвоём натирают изрядно помятые бока. Хорошо, что никто из них не бил в лицо — не придется объяснять однокурсникам причины расцвеченных физиономий.

Крепкий горячий кофе поднимает настроение недавно повздоривших друзей, и они окончательно мирятся. У Дерика нет оснований не верить Алексу, и он успокаивается насчёт мелкого и только потирает саднящие рёбра.

— Дерик, ты в курсе, кто отец мелкого? — неожиданно спрашивает Алекс.

— Шаман. По-моему, его Мунком зовут. Он из племени Маров.

— Он ведь сейчас жив?

— Да, конечно. А что случилось? Почему ты им заинтересовался?

— Рич сказал, что его мать якобы была рабыней, которую затем подарили другому хозяину, а отец погиб. Но, насколько я помню, именно отец привозил его документы для поступления в университет, а вот мать как раз убили несколько лет назад... — говорит Алекс.

— Если бы кто-то совершил покушение на шамана Маров, это вызвало бы настоящий скандал, — замечает Дерик.

— Получается, мелкий врёт. Я должен узнать всю правду, — ровным голосом произносит Алекс. — Надеюсь, ты мне поможешь, так как дяде я пока об этом говорить не хочу...

Оштинский университет. Ричард.

Утро, как известно, добрым не бывает. Хотя сегодняшнюю ночь я проспал без сновидений — впервые за довольно длительное время, — есть один вопрос, который не даёт мне покоя. Вчерашнее свидание с Алексом...

Если верить многочисленным книгам и сайтам, то от близости со старостой я должен был получить удовольствие. Как почитаешь о том, что изнасилование и то порой вызывает оргазм у жертвы, так сразу мысли появляются — может я какой-то неправильный... Вроде всё как нужно сделал, и даже острые ощущения были, но вот во что-то большее они так и не переросли. У меня, похоже, с восприятием что-то не то. Возьмешь какой-нибудь эротический рассказ, так там герои обязательно с первого же раза неземное удовольствие получают. Ещё в таких произведениях непременно расписывается красота члена, а порой, и его длина, словно герои этих историй с линейкой на свидание ходят. У меня подобных мыслей не возникло — ни про красивость, ни про линейку, но на мой взгляд, так у Алекса просто монстр... я в шоке был, когда внимательно его рассмотрел. Во время секса я его размеров особо не почувствовал, а до него — нанося мазь, изготовленную по рецепту тёмной эльфийской магии 'наказания неверного мужа' — как то совсем не думал о величине сего мужского достоинства. В тот момент я пребывал в состоянии какой-то эйфории от осознания воплощения своей мести. Жаль, мне так и не удалось получить удовольствия от нашего бурного совокупления. Думаю, Алекс тоже бы не кончил, если бы в мою мазь не входило возбуждающее средство, так что мне хоть в этом повезло. Главное, что эффект от этого безумства действительно есть, и я наконец-то выспался. Теперь бы только старосте на глаза не попасться. Представляю, как он озверел, увидев стринги и чулки! А ему идёт розовый цвет. Я это, конечно, предполагал, но, надев на спящего красавца такое великолепие, сам был потрясён. Прелесть же! Особенно если учесть, что у Алекса ноги не волосатые, да и вообще он повышенной лохматостью не страдает, ну, за исключением, подмышек, паха и груди — здесь волосы есть... и они все светлые, выделяющиеся на тёмной коже. Но это не портит общего впечатления. А бельё выгодно оттеняет цвет кожи, да ещё и рельеф мускулатуры подчеркивает...

Чёрт! Что-то я не о том думаю. Ведь стопудово Алекс кинется искать меня, когда колечко внимательно рассмотрит! Значит, нужно делать ноги отсюда, и желательно не возвращаться до самого вечера. Пусть староста пока остынет немного, а то и пришибёт ненароком.

Я быстро переодеваюсь и покидаю общежитие. Хорошо, что сегодня не нужно идти на занятия.

Мне удаётся уйти незамеченным ни одним из однокурсников. Город мрачен из-за тёмного, затянутого облаками неба. Моросящий холодный дождь никак не способствует хорошему настроению. Воздух пахнет пылью и особым характерным ароматом, возникающим только во время дождя.

Я спешу в центральную городскую больницу, где сейчас находится Секка. Его полностью оправдали за отсутствием доказательств участия в гибели Орелли. Даже не представляю, как это смогли провернуть, но уже через неделю после случившегося Секку восстановили в университете, вновь зачислив в нашу группу. Правда, по состоянию здоровья он ещё ни разу не появился. Ходили разные слухи о его странной болезни, однако никто так и не понял её истинную причину. Вылечить её можно лишь в течение ближайших дней, потом уже ничего нельзя будет изменить. Мне как-то не по себе, что Секка находится при смерти, но радует, что он всё же помещён в одну из самых дорогих и лучших больниц Оштена...

* * *

Дождь уже прекратился, и ветер почти разогнал тучи. Омытые улицы выглядят по-особому привлекательными. Солнце, отражаясь в каждой лужице, пускает весёлые зайчики в лица редких прохожих, в окна и на проезжающий транспорт.

Я подхожу к огромному зданию центральной больницы. Оно белоснежное, чем и выделяется на фоне остальных, в основном, серых строений. Я взбегаю по широкой мраморной лестнице и захожу в холл. Здесь просторно, но неуютно. Вокруг царит чистота, граничащая со стерильностью. Слабый запах лекарств явно указывает на предназначение этого места. Я подхожу к окошку администратора и пытаюсь узнать, где сейчас находится Секка, но, оказывается, его нет в списках больных. А я ведь точно помню, куда его положили! Мы громко препираемся с администратором — я пытаюсь доказать, что Секка ещё не выписан, так как его нет в университете, а мой оппонент говорит, что такой охотник сюда не поступал. Через несколько минут я прихожу к мысли, что нужно идти к заведующему... Неожиданно за моей спиной раздаётся старческий голос:

— Мальчик, ты, случаем, не того темненького кареглазого парнишку ищешь, что с внучком моим вместе в палате лежал? Его Секкой зовут.

Я, конечно же, на 'мальчика' очень обиделся, но, разглядев пожилую женщину, решаю не нервничать, заставляю себя успокоиться и спрашиваю:

— Да, по описанию, вроде, подходит. А где он сейчас?

— Ирод к нему приходил в поповской рясе. У него ещё морда, перекошенная шрамом. Глаза б мои его не видели, духовника этого. Он добился, чтобы перевели парнишку... выкинули умирать. Всё мало денег этим святошам. Поищи своего друга в хосписе на Артельной. Там одна беднота. Плохой он был, уже нежилец, но, может, еще и свидишься.

Старушка разворачивается и медленными шажками, шаркая, направляется к палатам.

А я, воспользовавшись советом, быстро добираюсь до Артельной.

* * *

Четырёхэтажное здание хосписа когда-то было выкрашено в белый цвет, но со временем краска во многих местах потрескалась и осыпалась, обнажив серые пятна; кое-где поселился грибок, разъедая и покрывая стены светлым, похожим на кристаллы, налётом; в местах, где вода просачивалась сквозь проржавевшие желоба и прогнившую крышу, образовались жёлтые потёки. Внутри вид ещё непригляднее. Тяжёлый запах хлора, лекарств, немытых тел и других гнетущих запахов бедности и болезни шибают в нос, и я начинаю задыхаться от этого смрада. Выровняв дыхание, подхожу к грязному окну, в котором виден неряшливый старик, сидящий на стуле. Он в драном шерстяном свитере на голое тело, каких-то линялых штанах с лампасами, и босой, с воняющими потом ногами. Растоптанные ботинки стоят рядом, с вложенными в них носками.

На моё появление дед не реагирует. Он занят разгадыванием кроссворда в какой-то газете. Я уже собираюсь прервать его занятие, когда он сам вдруг задаёт вопрос:

— Северная орхидея, четыре буквы? — И изучающе рассматривает меня светло-карими, почти жёлтыми глазами.

— Мне нужно найти Секку, он поступил сюда где-то дня два назад. Возможно, его привезли орденцы.

— Пятнадцатая палата, северное крыло...

— Ирис, — говорю я, и старик обрадованно записывает недостающее слово.

* * *

Секка сильно изменился. Потухший бессмысленный взгляд, направленный в грязное окно, частично прикрытое застиранной белой шторой. Сбитые в колтуны потускневшие волосы. Пожелтевшая кожа, обтягивающая выпирающие кости. Мой приход не производит на него никакого впечатления, как и пробегающая по полу мышь...

Он сломан. Его убила не болезнь, а отношение к нему, как к ставшей ненужной, использованной вещи.

— Секка, я пришел повидаться с тобой...

Мой голос кажется бесцветным и тихим в затхлом и неподвижном воздухе. Мне становится страшно здесь находиться. Впервые я вижу подобное ожидание смерти. В отчаянии и полнейшем одиночестве.

— Секка! — зову я громче, но он не шевелится и, похоже, не понимает, где сейчас находится. Мне хочется схватить его за плечи и встряхнуть, вернуть хоть на мгновение в реальность, но я боюсь, что он рассыплется в моих руках. Я просто подхожу, опускаюсь рядом на стул и осторожно беру его ладонь.

— Секка, не молчи, скажи хоть что-нибудь...

— Уходи, — слабый голос, больше похожий на шелест ветра, чем на речь разумного существа.

Мне становится холодно.

— Я могу тебе помочь. Ты поправишься, но есть одно условие...

Он поворачивается ко мне, и в его глазах появляется недоверие, смешанное с надеждой. В нём больше нет ни ненависти, ни гордыни. Он молчит, но это молчание красноречиво.

— Ты не будешь причинять никому напрасной боли для своего удовольствия и во имя служения...

Он обрывает меня, произнося еле слышно:

— Я больше не верю ордену. Мне открылась сама смерть... Жаль, что нам не дано прожить жизнь заново, чтобы исправить все свои ошибки...

* * *

Мне известно, какие страдания причиняет противнику использование 'смертельного прикосновения'. Мастер подробно объяснял, даже дал ощутить на собственной шкуре некоторые эффекты от различных приёмов. Мне пришлось освоить и основные методы лечения от их последействия. Для этого не нужно каких-то лекарств и снадобий — только знания о расположении точек жизни и смерти человека, а также о правильном на них воздействии. На этом-то и основано само боевое искусство. Хорошо, что его уже давно забыли в этом жестоком мире. Мне даже думать не хочется, как могли быть использованы эти знания здесь, например, тем же родственником Алекса или Секкой. Но несмотря на то, что мой однокурсник всегда был жесток, мне хочется надеяться, что он действительно изменился и больше никогда не причинит никому зла.

Я достаю специальное масло и прошу Секку перевернуться на живот. Золотистая ароматная жидкость льётся мне в ладонь, переливаясь, словно прозрачный янтарь. Она тонкой струйкой стекает на спину охотника, а потом я втираю масло круговыми движениями в кожу и делаю массаж, с помощью которого и прикрываю настоящее лечение — специфическую комбинацию почти невесомых ударов по определённым точкам 'жизни'. Теперь Секка точно поправится...

Правда, никто не поверит, что можно вылечить смертельную болезнь у охотника, уже одной ногой стоящего в могиле, простым разминанием мышц. Я бы тоже сильно засомневался, если бы узнал про такое. Боюсь, что орденцы сразу же начнут копаться, выясняя природу 'чудесного исцеления'. Хорошо, что выздоровление, как и смерть, при применении моей техники наступает обычно не сразу, поэтому Секка почувствует себя лучше лишь через пару часов. За это время можно попытаться сбить с толку желающих выяснить настоящую причину избавления от этого недуга...

Достаю изготовленный эликсир, поддерживающий силы, и ставлю его на прикроватную тумбочку, туда же кладу свои очки. Я заставляю Секку выпить пару глотков своего снадобья. Он морщится, но не сопротивляется. Тяжело с непривычки пить эту гадость: наверное, цианистый калий — и тот на вкус приятнее будет. Но вреда от моего зелья точно не будет.

Теперь настало время для декораций. Я беру одеяло со свободной кровати и расстилаю его на полу. По моему плану нужно уложить на него Секку на спину, головой на восток. Это выполнить очень сложно — он от слабости еле шевелится , тяжело дышит и почти полностью опирается на меня. Эта неимоверная слабость скоро начнёт отступать, и состояние улучшится, поэтому нужно торопиться. С хриплым стоном Секка опускается на импровизированное ложе, а я помогаю ему лечь на спину. Страшно смотреть на эти мощи, обтянутые сухой кожей. Прямо живая мумия, вылезшая из гробницы. Ну, могу себя только утешить, что всё это — заслуженная кара, а если бы мы не встретились, то, возможно, он и продолжал бы безнаказанно убивать таких, как я, вампиров...

Надеваю браслеты с колокольчиками и беру в руки... бубен.

Конечно, хоспис — не место для таких игр, но зато всем станет ясно, что приходивший целитель вылечил орденца с помощью знаний, передаваемых из поколения в поколение шаманами племени Маров. Хорошо, что Секка находится в палате один, и можно не стесняться потревожить чей-то покой. Теперь сажусь в позе лотоса, почти касаясь головы лежащего охотника, и тихо начинаю подвывать, вторя ритмичным звоном браслетов и при этом раскачиваясь:

— Ууууаааллооо... тех-тех-тех...уаааааллоооооу... тех-тех-тех...

Мои движения становятся всё быстрее и быстрее, бубенцы и мои завывания дополняются ударами в бубен, и сам я настолько увлекаюсь этой игрой, что забываю про всё на свете. Мне кажется, что даже мои горечь и боль покидают меня вместе с этим бессмысленным танцем, они исчезают из моего сознания, так же как ветер уносит опавшие листья ...

Жаль, нельзя находиться в этом трансе вечно. Чувство свободы и выросших крыльев завораживает, но приходится возвращаться обратно в реальный — скучный и жестокий — мир.

Когда я прихожу в себя, то вижу благодарный взгляд Секки и слабую улыбку на его лице. Он раньше никогда не улыбался и выглядел расчётливым и жестоким. Впрочем, таким он и был. Надеюсь, что сейчас все изменится, но возможно и нет. Это покажет лишь время. Если бы не следы страшного измождения на лице после изнурительной болезни, то охотник стал бы даже красивым...

От созерцания моего счастливого пациента меня отрывает чьё-то сопение. Оглядываюсь и замираю от неожиданности. За моей спиной возле дверей собралась толпа народа, даже несколько крепких на вид санитаров, с каким-то вожделением поглядывающих на меня. Однако эту нервирующую меня немую сцену разрушает звонкий девичий голос с нотками отчаяния:

— Вы ведь шаман? Вы всё можете! Спасите мою сестричку. Пожаалуйстааа!!

Вот так и начинаются мои трудовые будни шамана Ричарда из племени Маров. Я это уже чую одним закалённым и мозолистым местом...

* * *

Странное дело: использование бубна и погружение в астрал во время проведения 'обрядов' даёт подпитку моей магической силе. Я раньше не задумывался над фразой 'черпать энергию из космоса', но, похоже, это и происходит со мной сейчас. Желающих попасть ко мне оказалось очень много, хорошо, что у меня открылся дополнительный источник энергии.

Запущенность и убогость этого места настолько отталкивающи, что здесь оказываются лишь самые нищие и одинокие люди, но даже тут не нашлось места для вампиров, которых презирают и ненавидят все. По крайней мере ненавидели до тех пор, пока не столкнулись со мной. К сожалению, не всем людям я смог подарить новую жизнь, но облегчить участь, сняв сильную боль и неприятные симптомы, получилось у многих. Первую свою пациентку я смог вылечить, как и остальных детей — у них организм быстрее реагирует на магическое исцеление. Наверное, впервые с момента существования, по хоспису разносились счастливые тонкие голоса и радостный смех. Нескольким старикам я так и не смог серьёзно помочь. Моей магии оказалось недостаточно, но мою душу греют слова, сказанные пожилой женщиной:

— Не расстраивайся, сынок, мне всё равно некуда возвращаться, но ты подарил мне счастливый день: я чувствую себя молодой и совершенно здоровой. Спасибо тебе, милый, жаль, что я не встретилась с тобой раньше...

Это лечение вымотало меня совершенно. Я чувствую себя как выжатый лимон, предварительно побывавший в кипятке. Каким образом мне удалось добраться в свою комнату, я не помню. У меня даже галлюцинации начались на почве усталости. Когда я падал, засыпая на ходу, на кровать, то обнаружил на ней миролюбивый мираж в виде Алекса, произнёсший:

— Где ты шляешься, маленькое чудовище?

Я только успел ответить этому наглому видению:

— И тебе доброй ночи... — как провалился в сон.

* * *

Утро подтверждает, что вчерашний нахальный гость был лишь игрой моего воображения, расшалившегося в результате сильного переутомления. Вчерашняя моя выходка с шаманскими танцами напоминает о себе резкой болью некоторых мышц, и мне приходится тратить время на самолечение. Примчавшись в учебный корпус, отчаянно стараясь не опоздать, пробегаю мимо газетного киоска, стоящего в холле, и в последний момент замечаю свежий номер 'Новостей', где почти на всю первую страницу моя фотография, сделанная вчера кем-то в хосписе... Название статьи меня сражает наповал: 'Молодой вампир-шаман возвращает к жизни пациентов хосписа на Артельной'. Что же касается моего изображения, то это дурдом на выезде. Очень 'удачно' в кадр попали два дюжих и не равнодушных ко мне санитара, а вид у меня явно невменяемый...

И какого дьявола эту газетёнку на самое видное место поставили! В общем, хорошо я замаскировался. Своим глазам и то не верю.

* * *

Оштинский университет. Алекс.

Занявшая весь день поездка к Марам оказалась безрезультатной. Алексу было жаль зря потраченного времени — надежды узнать хоть что-то новое о мелком не оправдались. В этой резервации ни с ним, ни с Дериком почти никто из Маров общаться не захотел. У обоих создалось впечатление пребывания на вражеской территории. Они словно попали под перекрёстный обстрел презрительных и откровенно злобных взглядов вампиров, чья ненависть окутывала их тёмной и липкой паутиной, выпивая жизненную силу. Царившие в поселке нищета и запущенность только усиливали гнетущее ощущение.

Пожалуй, только жильё вождя выглядело современно и обеспеченно, хотя снаружи дом практически не отличался от других. Низкие строения, потемневшие от времени и вросшие в землю, были похожи друг на друга как близнецы. И проживали в этих убогих постройках мрачные и угрюмые вампиры. Даже дети здесь, похоже, были не способны на обычную улыбку...

Всё говорило о том, что Ричард не мог быть выходцем из этой деревни, но наиболее дружелюбные Мары, согласившиеся на беседу, в один голос утверждали, что шаман Мунк действительно отец мелкого... Алекс понимал, что это ложь, однако больше ему ничего выяснить не удалось, сколько бы он не старался.

От недомолвок и скрытности вампиров, от их неприкрытой неприязни Алекс чувствовал себя разбитым. Покинув, наконец, негостеприимное место и выйдя из чащи хвойного леса, он лишь порадовался избавлению от гнетущей враждебности Маров и от сумрака можжевеловых зарослей с их насыщенным тяжёлым запахом. Яркий солнечный свет и тёплый ласковый ветерок разительно отличались от холодной сырости воздуха в резервации, и казалось, что пребывание в этом месте — просто кошмарный сон.

Дорога домой заняла около часа. Алекс рассчитывал, что ему хватит этого времени на восстановление сил, но был неприятно удивлён, почувствовав себя ещё более утомлённым. Он ощущал себя настолько уставшим, что, наплевав на занятия по рукопашному бою, куда планировал пойти с Дерриком, отправился прямиком в общежитие, чтобы выпить крепкого кофе, для бодрости и поднятия духа.

Несмотря на все попытки расслабиться и отдохнуть Алекс чувствует себя всё более и более уставшим. Утомление растёт, словно он занимается тяжёлым физическим трудом... например, разгружает товарные вагоны. Но самое страшное, что ему хочется двигаться в определённом ритме, играя при этом в... бубен! В голове постоянно прокручивается образ этого музыкального инструмента, причём довольно примитивного. Возможно, разгадка кроется в поездке к Марам и общении с отцом Ричарда — Мунком, шаманом этого племени, чье жилье поражало воображение своей экзотичностью, в том числе и несколькими разного размера бубнами, висящими на стенах. Это странно, так как впечатлительность ему, вообще-то, не свойственна. Не снятся же ему битвы с вампирами, после кровавых зачисток, а ведь на войне всякое бывает ... и нет места изнеженным мальчикам. Между тем мысли Алекса постоянно возвращаются к шаманскому бубну. Хочется потрясти им, выбить какой-то чудной ритм и даже... заплясать в такт с навязчивой музыкой. Такие желания попахивают клиникой. Как по заказу, на периферии сознания возникают размытые образы санитаров, запечатлённых вместе с Ричардом в хосписе...

Алекс всеми силами пытается избавиться от преследующего его наваждения и вдруг чувствует эйфорию. Он будто купается в лучах счастья, мечтая всем подарить надежду и... любовь. Последнее его пугает неимоверно, до дрожи. Через пару минут это состояние проходит, сменяясь окатывающей как приливной волной усталостью. Внезапно Алекс понимает, кто является причиной его сегодняшних неприятностей. От переизбытка резко сменяющихся и совершенно изматывающих эмоций он рычит:

— Ричард! Убью засранца!!

Одевшись почти на ходу, он бегом направляется в общежитие, где обитает этот зловредный упырь. Разозлённого Алекса не останавливает закрытая дверь, она не охлаждает его желание увидеть гадёныша, и, взяв запасные ключи, он вихрем врывается в комнату мелкого... однако никого там не находит. Разочаровавшись в своих надеждах надрать задницу наглому вампиру, он осознаёт, что это исчадие ада развлекается где-то на стороне, и найти его Алекс уже не сможет.

Новая вспышка слабости заставляет его сесть на кровать, тело становится ватным... Неожиданно Алекса пронизывает мысль, что все испытываемые им ощущения — не его, и что охватившее его изнеможение — это проекция состояния, в котором находится Ричард... Но если сам Алекс ощущает себя настолько разбитым, то что должен чувствовать вампирёныш? Воображение живо рисует страшные картинки — одну ужаснее другой. Ведь мелкий не может устать так от физического труда — из-за состояния здоровья ему нельзя поднимать тяжести или выполнять непосильную работу. Вдруг он влип в какую-нибудь историю? Хоть студенческий статус и защищает вампиров от принуждения и рабства, но мало ли что может произойти...

Ощущения и чувства гадёныша так осязаемы и ярки, что Алекс лишь сейчас понимает, насколько тесно могут связывать супругов кольца верности. Оказывается, они очень эффективно и ярко передают эмоции и состояние пары даже на расстоянии. Теперь он полностью уверился, что больше никогда и ни за что не наденет такие артефакты, во всяком случае добровольно... И нужно во что бы то ни стало избавиться от этих.

* * *

Сон нарушает скрипучий звук открывающейся двери. Алекс спросонья пытается вспомнить, где он и как оказался в незнакомой комнате. Появление вампирёныша возвещают шаркающие тяжёлые шаги. Пошатываясь, словно пьяный, он добредает до постели, не замечая лежащего на ней Алекса. Гадёныш явно не расположен к общению и с прямолинейностью танка стремится завалиться на боковую. В ответ на вопрос, где его носило, недружелюбно буркает пожелание спокойной ночи и вырубается, едва коснувшись подушки.

Через несколько секунд доносится ровное сопение умаявшегося за день террориста. Он так и дрыхнет, не раздевшись. Алекса раздирают противоречивые чувства. Руки чешутся разбудить и хорошенько отшлёпать этого гада за все проделки, чтобы больше неповадно было, но при этом появляется желание взять его под свою защиту... Вечно он влипает в какие-то неприятности. А когда спит, кажется невинным и слабым ребёнком.

Впрочем, Алексу точно известно, что все вампиры могут выглядеть привлекательными, им же нужно завоевать доверие своей жертвы. Дядя много раз говорил, что попасть в зависимость от чар этих кровососов очень легко и только по-настоящему сильные охотники не покупаются на такие фокусы. Главное — всегда помнить о том, что ночные твари являются их смертельными врагами. И Алекс всегда был убеждён в правдивости дядиных слов, но сейчас... сейчас он в смятении. Ему не раз приходилось убивать, и он никогда не раздумывал, не испытывал жалости или симпатии к клыкастым исчадиям ада. Ведь те, кто проявлял слабину и поддавался чарам этих существ, давно уже кормят могильных червей. Но это маленькое отродье ядовитой змеёй пролезло в его душу, пытаясь подчинить, подвергнуть сомнению его опыт и знания. Возможно, Ричарду бы это и удалось, но, слава богу, дядя часто рассказывал о коварстве и настоящих желаниях вампиров, поэтому Алекс уверен, что не купится на обман мелкого, каким бы беспомощным и милым тот ни выглядел. И всё же... жаль, что ему нельзя доверять. Алекс хочет быть единственным для вампирёныша, а для этого его нужно приручить к себе; но нельзя забывать о его коварстве и открывать ему душу. Погружённый в безрадостные мысли он тихо встаёт и аккуратно раздевает мелкого. Укрыв его одеялом, он долго вглядывается в кажущегося во сне счастливым Ричарда. Затем ложится рядом с ним, но так и не может больше уснуть. Он уходит к себе домой лишь когда начинает светать...

* * *

Утром из-за очередного сюрприза Алекс вновь начинает сомневаться в уже устоявшихся взглядах на вампиров, которых он всегда считал алчными и злобными порождениями тьмы. Автором его, естественно, мог быть только один ... явно опаздывающий на занятия мелкий гадёныш, чьи вчерашние похождения перестают быть для Алекса загадкой. Так же ему становится понятна и природа видений вместе с испытанными ощущениями.

Спеша на занятия и войдя в университет, Алекс случайно выхватывает взглядом знакомую физиономию, запечатлённую на первой странице местной газеты. Он подходит ближе и потрясённо изучает статью с фантастическим заголовком: 'Молодой вампир-шаман возвращает к жизни пациентов хосписа на Артельной'. Но этого не может быть! Алекс, всегда безоговорочно веривший дяде, никогда не сомневался, что бескорыстных кровососов не бывает. В тексте же чётко говорится, что мелкий, вылечив чуть ли не половину хосписа, отказался от денег, объяснив, что дар шамана может исчезнуть, если его владелец меркантилен. Искренность этого поступка Алексу трудно признать, скорее он склонен объяснить его своеобразной рекламой, пиаром, являющимися часто обманом. Выросший и воспитанный в ненависти и подозрительности к ночным тварям, он не может поверить странной статье, посвященной кровососу-целителю. Эта информация, окажись она правдивой, пошатнёт весь его привычный мир, разделённый на чёрное и белое, где вампир — это тёмное и жуткое создание ночи, а орден — свет, разгоняющий и делающий бледными тени, дарящий надежду на лучшее. Но в таком случае выходит, что написанное в местной газете — ложь? Зачем вампиру бескорыстно лечить такое количество людей? Тем более что мелкому это далось нелегко, ведь Алекс сам почувствовал всю тяжесть процесса исцеления из-за мерзкого кольца, надетого ему мелкой бестией хитростью.

Промучившись над непонятным поступком Ричарда, Алекс решает выяснить, что же произошло на самом деле в хосписе и какую роль в 'чудесном' выздоровлении умирающих людей и охотников сыграл Ричард. Для этого нужно всего лишь туда пойти и всё узнать лично. Запланировав это сделать в ближайшее время, Алекс успокаивается и настраивается на учёбу...

Он не успевает достать все письменные принадлежности, как в аудиторию врывается взъерошенный и запыхавшийся вампирёныш...

* * *

День пролетает довольно быстро. Несмотря на бросаемые в его сторону любопытные взгляды, никто из студентов не решается спросить о пари. Мелкий же ведёт себя как ни в чём не бывало. Вот у кого железные нервы! Находясь под перекрёстным огнём въёдливых взглядов однокурсников, беззастенчиво обсуждающих последние новости, в том числе и разнёсшийся слух — будто Алекс изнасиловал этого придурка, он кажется задумчивым и отстранённым. Причём мелкий даже не пытается ничего опровергнуть, словно подтверждая эту новость, хотя его независимое поведение и нарочитое спокойствие несколько будоражат общественность. Самому же Алексу сплетня не вредит, скорее, наоборот: его действия воспринимаются как доблесть. Странное дело, но подобные подлые вещи ценятся в обществе. Право сильного признаётся как в стае волков.

Не верится, что возможно такое отношение к вампирёнышу. Алекс на перепутье, он не знает что делать. Если сказать правду, то пострадает его репутация, а если смолчать, то о Ричарде будут думать всё хуже и хуже. Даже с друзьями сложно объясниться на эту тему, и он так и не решается на откровенный разговор, а вечером происходит событие, заставляющее его сильно понервничать.

Стоило Алексу немного задержаться после занятий, как ботаника уже окружили старшекурсники во главе с Корвином... В памяти услужливо всплывает предупреждение Дерика о встречном пари, заключённом этим ублюдком. Одна подлость всегда порождает другую: озвучив унизительное для мелкого пари, Алекс дал повод и другим считать, что они имеют право опустить вампирёныша. Увидев ухмыляющегося Корвина, пытающегося схватить за руку Ричарда, Алекс, сорвавшись с места, подлетает к агрессивному старшекурснику и закрывает собою мелкого. Его тут же поддерживают остальные студенты из группы, появившиеся внезапно огромной толпой. Это сильно сбивает спесь с Корвина, предвкушавшего лёгкую добычу.

Однако больше всего потрясает своей непосредственностью Ричард, с гордостью отвечающий на вопрос Корвина 'Чем тебе дорога эта шлюха, Алекс?': 'Мы встречаемся!'

Вот так просто заявляющий, без всякого смущения...

И только собственнически обняв мелкого, Алекс чувствует, как у внешне иронично-спокойного вампирёныша колотится сердце и как его тело сотрясает дрожь. Он искренне восхищён выдержкой Ричарда и поражён, как быстро тот успокаивается, словно вверяя свою жизнь и судьбу в его руки.

Глава 15

Проводив Ричарда, Алекс возвращается к себе в общежитие. Наглое притязание Корвина на мелкого не даёт ему покоя и до сих пор злит. Правда после открытого 'признания' Ричарда, никто не рискнёт здоровьем унизить или обидеть вампирёныша. Всем ясно, что любое поползновение на ботаника бросит тень неуважения и на его пару. А с самим Алексом иметь дело решится не каждый. Да и сегодняшний выпуск 'Новостей', благодаря которому стало известно о помощи Ричарда в хосписе, многие читали. Мелкий теперь стал публичной личностью. Впрочем, бескорыстию вампирёныша нельзя слишком доверять и необходимо проверить напечатанную информацию. Хуже всего, что всё это благородство может оказаться очередной уткой журналиста, стремящегося поднять рейтинг своей газеты подобными публикациями, или — что ещё более мерзко — хитрой уловкой самого хосписа, старающегося привлечь внимание потенциальных спонсоров к своим проблемам. Такие с виду невинные обманы характерны для общества и часто происходят в Оштене.

После происшествия с Корвином Алекс опять убеждается в том, что его заинтересованность в единоличном владении мелким только растёт и делиться им он ни с кем не собирается. Сложно понять, чем притягивает его этот засранец... не исключено, что вампир использует врождённую привлекательность, а брачные кольца её усиливают. Такой вариант тоже нужно проверить. В конце концов, Алекс не собирается носить эту побрякушку всю свою жизнь. Он найдёт способ, как избавиться от неё, тогда и выяснится, насколько его приворожили. А потом настанет и час расплаты. Пока же можно разыграть покорного и послушного любовника, чтобы ослабить бдительность мелкого. Тем более что это не так уж и трудно сделать. Конечно, гадёныш на славу поиздевался над ним, но, в общем-то, непоправимого вреда не причинил, хотя Алекс был полностью в его распоряжении. Окажись он на месте мелкого, то, наверное, зашёл бы гораздо дальше, и уж точно бы не стал 'нижним', держа в своих руках беспомощного вампира. Он бы просто и без затей поимел своего пленника, но судьба распорядилась иначе...

Громкий оклик отвлекает Алекса от мыслей о нелогичных поступках Ричарда:

— Алекс!

Обернувшись, он замечает среди прохожих уже немолодого охотника. Его внешность была бы ничем непримечательной, если бы не цепкий пронизывающий взгляд тёмно-карих глаз. Именно это приковывает внимание, выделяя охотника из безликой и равнодушной толпы.

— Алекс, вы ведь сын Вернера, я не ошибся? — Охотник подходит к нему и протягивает руку для пожатия. Алексу странно и непривычно, что посторонний может так запросто произносить имя его отца. До сегодняшнего дня никто из чужих охотников или людей о нём не заговаривал. Алекс в смятении, и в тоже время ему становится интересно, откуда этот впервые встретившийся ему охотник знает о его отце.

— Да, вы правы, я Алекс. Чем могу быть полезен? — ему с трудом даётся вежливый холодный тон, ведь очень хочется расспросить об отце, но он не выдаёт своего нетерпения. Он помнит, что только тот, кто умеет прятаться за безразличной маской, лишённой эмоций, выигрывает и добивается большего. Это всегда подчёркивает дядя. Поэтому Алекс и старается выглядеть ледяным и отстраненным. Порой ему бывает трудно скрывать свои чувства, но до последнего времени это все же получалось. Ранее ему не попадались существа, способные вывести его из себя настолько сильно, чтобы он потерял контроль, сейчас же судьба решила подшутить над ним, столкнув с необычным вампиром. Мелкий поганец — ботаник заставляет его выплескивать эмоции. И что странно, это даёт возможность почувствовать себя живым...

— Меня зовут Джордж. Я был близким другом вашего отца... Хочу предупредить ваше возможное удивление по поводу того, что мы раньше не встречались — поверьте, на то были серьёзные причины, и прошу меня выслушать... — Охотник заметно нервничает, словно от ответа Алекса зависит что-то очень важное. В монастыре, где Алекс вырос, не принято так открыто демонстрировать неуверенность. Однако этот незнакомец, похоже, искренен в своих чувствах, а Алексу хочется побольше узнать о своём отце. Недолго подумав, он решается на разговор, тем более что кроме посещения хосписа у него на сегодня больше никаких планов нет. Последний же находится недалеко.

— Что ж, давайте поговорим. Наверное, будет лучше подняться ко мне, раз мы всё равно возле моего общежития.

— Хорошо. Я рад, что вы согласились побеседовать...

* * *

Оштен. Джордж. Несколько недель назад.

Вернувшись из монастыря, охотник чувствует себя разбитым — всё же выдержать прямую трансляцию насилия над тем, кого считаешь собственным сыном — это ужасно, а самое страшное — что ты не можешь ничего изменить... не можешь вмешаться и помочь. Джорджу казалось, что ещё чуть-чуть, и он не выдержит этой боли и... сойдёт с ума.

Пусть Джордж и не слишком доверял словам церковников, но внешне Орелли выглядел точь-в-точь как его ребёнок, пока не спала магическая маска, и не открылся его настоящий облик.

Изменение внешности жертвы было неожиданным и странным. Оно вызывает много вопросов. Ясное дело, церковники выступают здесь пострадавшей стороной. На Орелли возлагались большие надежды, которые теперь будет сложно воплотить. Ведь после такой физической, а уж тем более — психологической травмы этот и так по жизни больной ублюдок вряд ли сможет претендовать на пост ректора. По крайней мере сейчас по нему точно плачет больница, причём экстренная реанимация. Впрочем, эта мразь не заслуживает ничего, кроме смерти. Сколько попавших к нему в лапы вампиров погибло или осталось инвалидами! К сожалению Джорджа, в их гибели есть и его вина. Ведь он добровольно пускал в свой клуб орденцев, надеясь на то, что они пощадят его ребёнка. Они постоянно шантажировали угрозами подвергнуть его мучительной и медленной смерти. Но все жертвы оказались напрасными.

Джордж вспоминает, как убивали его жену, заставляя его на это смотреть...

Его накрывает чувство безысходного ужаса, тело покрывается холодным потом, как и тогда, когда всё это происходило на его глазах. Охотник только теперь ясно осознаёт, что его подставили сами орденцы, устроив случайное знакомство с рабыней, скрыв её положение и принадлежность к монастырю. Ему позволили вступить в брак, но документы были подложными. Кто во время свадьбы станет проверять подписываемые бумаги?! Джордж не предполагал, что такое возможно. Два года, казалось бы, безоблачной счастливой жизни: и любимая жена, и появившийся затем ребёнок. Эти мгновения пролетели так быстро... словно яркий красивый сон... Он развеялся в ту жуткую ночь, события которой Джордж помнит до мельчайших подробностей. Вломившиеся, как стая шакалов, озверевшие орденцы, потрясающие фальшивыми документами и забирающие его жену и ребёнка для возвращения 'истинному' хозяину.

Несмотря на все усилия, Джорджу так и не удалось выкупить своих любимых.

Через неделю погиб его лучший друг и соратник Вернер. Его вместе со всей семьёй убили вампиры — это подтвердили многочисленные независимые эксперты, но на вопрос — почему это произошло, ответить так никто и не смог. Церковники же утверждали, что вампиры — просто безмозглые животные, норовящие уничтожить любого человека или охотника из-за жажды крови.

У кровососов нет души, они прокляты богом, — так утверждает церковь. Они несут лишь зло в этот мир, сбивая всех с пути истинного, даруя смерть другим разумным существам и передавая своё проклятие. Вот только сам Джордж до сих пор не верит в эти бредни, как не верил и погибший Вернер, который должен был занять в ордене ответственный пост. Он был Джорджу близким другом. Неисправимый мечтатель, он хотел сделать лучше этот жестокий и расчётливый мир. Ему казалось, что для этого достаточно изменить отношение верующих и церкви к вампирам, но его внезапная смерть всё перечеркнула. Наиболее выгодна она была одному орденцу — родному брату погибшего — мрачному фанатику и садисту Сикхту. Пожар, возникший во время ожесточённого боя с убийцами, уничтожил почти всё, но сохранившиеся останки отправили на экспертизу. Хотя следствие имело все основания подозревать в совершении преступления Сикхта, многочисленные экспертизы этого не подтвердили. Зато они чётко указывали на причастность к уничтожению семьи Вернера вампиров. Сам Сикхт, якобы пытавшийся спасти брата и его семью, в тяжёлом состоянии был доставлен в больницу. Его отвага была оценена по заслугам. Все признали героический поступок орденца.

Пожалуй, только Джордж не мог поверить в этот фарс и тщетно старался найти хоть малейшую зацепку, способную раскрыть причину произошедшего...

Однако очень скоро ему пришлось отказаться от расследования этого дела, так как его начали шантажировать, добиваясь ухода из руководства орденом, угрожая убийством дорогих ему существ. Охотник не поверил, что эти угрозы серьёзны, но ему вырвали крылья и вывернули наизнанку душу, казня на его глазах любимую. Он ушёл из ордена, но так и остался жить наедине со своим страхом... точнее, животным ужасом — потерять единственного сына. Но сегодня он, наконец, освободился от этого прессинга, да вдобавок узнал, что сын Вернера Алекс остался жив. Странно, что об этом умалчивалось. Во всех документах, виденных им, говорилось о гибели всей семьи...

Джордж решает с ним встретиться. Вдруг Алекс сможет сказать что-то новое, дать хоть какую-то зацепку для раскрытия этой кровавой тайны. Ведь церковники не зря скрывали, что Алекс выжил.

Кроме того, Джорджу интересно, каким стал сын его лучшего друга, за которого он, к сожалению, так и не смог отомстить. Слишком откровенно Джорджа держали под контролем. Теперь же он уверен, что смерть Вернера была подстроена Сикхтом и его окружением — теми, кому это было выгодно.

Настало время заплатить по счетам...

* * *

Неожиданно в кабинет влетает взволнованная Элли.

— Джордж, как твоя поездка в монастырь?! Мы все за тебя переживаем! — выпаливает она почти на одном дыхании, остановившись возле стола.

— Не волнуйся, всё хорошо... И я рад, что поехал туда... Теперь я освободился от влияния ордена. Думаю, что уже навсегда.

Охотник задумчиво смотрит на запыхавшуюся девушку. Она нервно теребит в руках что-то побрякивающее.

— Подожди, ты сказал... освободился?! — Элли поражена и испугана. — Джордж, не говори, что... твой сын...

— Он давно умер... — перебивает её охотник. — Просто мне хотелось надеяться, что он всё-таки ещё жив. Но меня лишили сына, теперь я в этом уверен. И мне сейчас уже ничего не страшно... моего мальчика больше не будут мучить, не смогут угрожать и мне. Мы оба освободились от страха и боли. Теперь я хочу расплатиться с Сикхтом за все эти годы, прожитые, как в ужасном сне. Не буду ни казнить себя, ни оправдывать за бездействие: от этого никому легче не станет. Я лучше займусь делом...

— Джордж, тогда у тебя есть первое, очень серьёзное, хоть и непростое, задание. Нужно срочно вызволить из неволи одного вампира... Вот адрес! — Элли порывисто кладёт на стол всё, что держала в руках, и охотник несколько секунд потрясённо смотрит на небольшую связку ключей и клочок бумаги с адресом...Адрес кажется знакомым... Это же загородный дом Орелли! Но сам владелец только что был в ужасном состоянии! Джордж сам видел, как пострадал орденец, безжалостно изнасилованный целой толпой молодых похотливых студентов-охотников. Однако если есть вампир, отданный на потеху этому мяснику, то необходимо успеть освободить его из плена, пока Сикхт со своими приспешниками не очухались после происшествия в университете.

Джордж нажимает на кнопку экстренного вызова охраны и встаёт из-за стола.

— Элли, не волнуйся, мы спасём этого вампира, но откуда у тебя адрес Орелли... и ключи от его дома?!

— Мне их дал Ричард...

— Ктооо? Ричард?! — Джордж застывает, но в это мгновение в кабинет врываются с озабоченными лицами два охранника. Окинув удивлёнными взглядами хрупкую фигурку хорошо знакомой им девушки, они останавливаются и вопросительно смотрят на директора Арены.

— Босс, нас вызвали экстренным сигналом по внутренней связи. Здесь нет никакой ошибки? — на всякий случай уточняет один из них.

— Нет, мы сейчас выезжаем. Подготовьте аэробиль 'Туман' и позовите дока. И Норта-медвежатника. Через пять минут чтобы все были в сборе.

Отдав приказания, Джордж жестом отпускает парней, и те бесшумно исчезают, словно их тут и не было. Охотник поворачивается к Элли и как ни в чём ни бывало продолжает прерванный разговор:

— А больше этот засранец ничего мне не передал, кроме адреса и ключей?

— Ну, вообще-то, он ещё привёл вампира, которого спас от опытов, похитив из университета...

— Этот вампир... он похож на моего сына?.. — перебивает девушку Джордж.

— Да, очень, но, к сожалению, это просто двойник. Его хотели использовать для того, чтобы преподать вам урок, — тихо произносит Элли, с сочувствием глядя на шефа.

— Я уже об этом догадался. А Рич всё равно заслуживает трёпки, хотя, конечно, я ему очень благодарен за эту выходку. Мне нужно торопиться. Церковники в любой момент могут забрать свою жертву в монастырь. Оттуда нам освободить вампира уже не удастся, там и мышь незамеченной не проскочит... — Джоржд уверенным шагом пересекает кабинет, но, дойдя до двери, останавливается и, обернувшись, произносит:

— Элли, подготовьте с девушками тайную комнату на цокольном этаже. Там будет госпиталь. И 'подарок' Ричи тоже туда переведите. Скорее всего, нас ждут очень неспокойные дни...

* * *

До дома Орелли Джордж со спутниками добирается быстро. Аэробиль останавливается возле ворот загородного особняка. Пожалуй, это жильё вполне в духе закоренелого садиста, каким является хозяин этого места.

Густо посаженные деревья почти полностью скрывают невысокую постройку из тёмного камня. Открыв калитку, одетые в принятые у орденцев серые балахоны Джордж, охранник и Норт-медвежатник устремляются по узкой дорожке, обсаженной высокими вечнозелёными кустарниками, к тёмной металлической двери. Она легко открывается ключом из связки, переданной Ричардом. Группа спасателей, маскирующихся под церковников, без помех проникает в дом.

Здесь темно и очень неуютно. Даже воздух кажется спёртым и влажным. Длинный коридор с несколькими дверями по обеим сторонам тянется через всё строение, скорее напоминая своей планировкой общежитие, чем частное жильё. Бросающиеся в глаза пустота и заброшенность внушают неприязнь к этому месту. Впрочем, у незваных гостей нет желания задерживаться тут, и они быстро идут по гулкому коридору к ведущей вниз винтовой лестнице. Спустившись, они попадают в ещё более неприятное место.

Скорее всего, архитектор был страстным поклонником фильмов ужасов или готических романов. Весь этаж представляет собой потрясающий образчик тюремных казематов. Открытые двери пустых клетушек похожи на ощерившиеся пасти голодных зверей. Так и кажется, что сделай всего один шаг в любую из них... и будешь похоронен заживо в каменном мешке.

Джордж первым выходит из оцепенения, вызванного этим безмолвным адом, и, подавая пример спутникам, направляется к единственной закрытой камере. Он быстро подбирает ключ, и медленно, с противным лязгом открывающаяся тяжёлая дверь неохотно впускает нежданных гостей. Охранник включает крохотный фонарик, и яркий свет выхватывает из темноты худое, свернувшееся калачиком на грязном каменном полу тело пленника. Его руки зафиксированы за спиной наручниками. К широкому ошейнику пристёгнута тяжёлая цепь, которой он прикован к металлическому кольцу на стене. Джордж знает, что в любой момент сюда могут нагрянуть орденцы и поэтому тут же отдаёт приказ Норту освободить вампира. Вор быстро направляется в камеру, слышится щелчок открывшихся наручников и через мгновение — звон падающей на пол расстёгнутой цепи... Обратная дорога занимает всего несколько минут, и четыре фигуры в серых бесформенных балахонах покидают мрачный дом Орелли...

* * *

Операция по спасению вампира из дома Орелли была успешно завершена и не привлекла ненужного внимания соседей. Этому способствовали как серые бесформенные балахоны орденцев, так и аэробиль 'Туман'. Последний гарантирует неприкосновенность своему владельцу, при этом защищая его и от обычных штрафов за нарушение правил дорожного движения. Конечно, такая модель ценится и стоит очень дорого, однако, для её приобретения одних денег недостаточно. Позволить себе эту роскошь могут лишь наделённые государственной властью люди или охотники — члены правительства и верхушка ордена.

Когда-то Джордж был одним из духовных наставников и входил в состав священной Армэрии, высшего совета ордена. Кому-то стало нужно его место, как и место Вернера, только вставшего во главе их совета. Переворот свершился жестоко и слишком быстро, а в состав высшего правления церкви вошли Сикхт и Орелли. Никто не успел опомниться, как это уже произошло... За день до этих событий Джордж смог приобрести свой 'Туман', но так и не успел его опробовать. Вначале было не до него, а после аэробиль стал напоминанием о потерянном счастье — любимой и лучшего друга. Джорджу тяжело было даже смотреть на него. 'Туман' вновь и вновь заставлял его мысленно возвращаться к тем трагическим дням, переживать заново боль и страх из-за гибели семьи.... вплоть до спасательной операции в доме Орелли.

Зато первый выезд на аэробиле был великолепен! Он принёс громадное моральное удовлетворение. Именно благодаря 'Туману' удалось без лишнего шума вырвать добычу из жадных лап орденцев. Воспоминание об этом действует как бальзам на исстрадавшуюся душу Джорджа. Первая ласточка в огромном счете к церковникам — операция по спасению вампира — была спланирована быстро и с учётом привычек садиста-Орелли. Тот был важной фигурой, и его часто навещали высокопоставленные члены ордена и наставники из монастыря. Не желая быть узнанными, они скрывались под серыми бесформенными балахонами, но их принадлежность к верхушке неизменно выдавали припаркованные возле дома 'Туманы'. Так что подобные гости здесь уже примелькались и не вызывали ненужного внимания или подозрения. И все равно было не лишним обезопасить себя от внезапной проверки властей. На случай если она нагрянет в клуб, Джордж велел приготовить потайные комнаты и разместить в них пострадавших вампиров.

У вампира, спасённого мелким поганцем Ричардом в университете, на коже видны многочисленные отметины, свидетельствующие о жестоком обращении: ссадины, порезы, синяки и заживающие раны. А вот у другого, освобождённого узника Орелли, явных следов недавнего насилия нет, есть только тонкие шрамы, покрывающие его тело замысловатой вязью, да сильная худоба и ужасная запущенность... Но он полностью сломан. Джорджу ещё не приходилось видеть разумных существ в таком состоянии, когда от них остаётся лишь одна пустая, бездушная оболочка. Похоже, этот вампир забыл своё прошлое, и даже имя. У него нет никаких желаний, и он готов выполнить любой приказ, словно заводная механическая кукла с невыразительными пустыми глазами. Кем является этот вампир и откуда он родом так и осталось загадкой: никто из тех, кому Джордж мог доверить эту тайну, не сумел его опознать. В отличие от потерявшей память жертвы утончённого насилия, второй спасённый выглядит намного лучше. Он быстро отошёл от шока и начал общаться. Его зовут Ледом, и он охотно рассказывает о себе и своей семье. Джордж много узнал о прошлом этого парня, но шокирован тем, что они, оказывается, родственники — спасённый приходится племянником охотнику по линии жены. Он родом из племени Текши. Его ещё несовершеннолетним подростком забрал в рабство один из орденцев, передав позже Сикхту. По личной просьбе последнего, так как этот вампир — почти идеальный двойник сына Джорджа. Лед сирота, его родных уничтожили церковники. Повод был более чем весомым: его отец — один из опознанных убийц семьи Вернера. Сам Лед не верит, что его близкие были замешаны в этом преступлении, но доказательства говорят обратное. Конечно, молодой вампир вполне может и ошибаться, пытаясь вольно или невольно обелить память своего отца, но это подталкивает Джорджа на дополнительное изучение всех обстоятельств уже почти забытого в официальных кругах преступления.

До сих пор охотник даже и не подозревал о существовании каких-либо родственников со стороны своей любимой. По словам церковников она была сиротой. Но оказалось, что у неё была семья, в том числе и замужняя сестра. Джордж только теперь узнал их имена и потрясён новым открытием — анализ останков одного из бандитов доказывал, что нападавший на Вернера являлся ее мужем. Имена преступников стали известны уже на следующий день после произошедшего, однако то, что один из них был родственником Джорджа, скрыли путём подлога документов. И если бы Лед умер, то унёс бы эту тайну с собой в могилу...

Ошарашенный этими новостями, Джордж вновь берётся за изучение копий документов следствия, стараясь выделять, на первый взгляд, незначительные детали, на которые ни он, ни экспертиза не обратили внимания. Джордж перелопачивает горы документов, тщательно сверяя их слезящимися от напряжения глазами, снова переживая те страшные мгновения ужаса и безысходности. С яростно колотящимся от волнения сердцем, сцепленными от клокочущей ненависти зубами и чёрным отчаянием он упорно ищет зацепки, позволяющие хоть на чуть-чуть приоткрыть тщательно скрываемые тайны жестокого убийства Вернера и страшной гибели своей семьи... Но, несмотря на все его усилия, выверенные сухие строчки скупо и чётко говорят о непричастности Сикхта к смерти своего брата. Более того, получается, что Джордж должен выразить признательность этому ублюдку за сокрытие своего родства с вампиром-убийцей. Если бы все это выплыло, то ему, как члену Армэрии, пришлось бы понести суровое наказание за деяния близких жены. Но этого не случилось, а в альтруизм Сикхта Джорджу не верится, поэтому необходимо найти ключ к разгадке произошедшего...

Постепенно Джордж теряет надежду найти что-то стоящее. Он заново пересматривает все бумаги, в бесчисленный раз перекладывая их из одной стопки в другую, пытаясь найти какие-нибудь противоречия. И не находит... Джорджу кажется, что он уже все документы знает наизусть, но, перечитывая заключение патологоанатома, он неожиданно обращает внимание на способ, каким были обезглавлены убийцы, и ему открывается маленькое, незначительное на первый взгляд обстоятельство — у всех вампиров удар клинка приходился в верхнюю треть шеи. Нет ни одного надреза ниже, словно у этих парней было что-то, защищавшее как минимум две трети шеи... Похоже, именно здесь и кроется разгадка тщательно замаскированной тайны убийства. Нужно обязательно поговорить с единственным выжившим в этой кровавой резне свидетелем — Алексом, возможно, он что-то запомнил. Образы убийц могут всплывать в подсознании, например, в сновидениях. Он единственный, кто всё видел, не зря же церковники изолировали его от светского общества. Считалось, что он умер в больнице, так и не приходя в сознание. Это была ложь, но в неё все поверили, даже сам Джордж. Теперь же ему предстоит нелёгкий разговор с самим Алексом, чудом уцелевшим в этом аду. Хотя, скорее всего, Сикхт заранее предвидел опрос своего племянника и тщательно подготовил его к таким встречам... а в том, что это был именно Сикхт, Джордж больше не сомневается. Остаётся лишь собрать доказательства...

* * *

Встреча с Алексом разочаровывает. Молодой охотник фактически выставляет Джорджа за дверь, как только понимает, что его опекун подозревается в убийстве. Алекс отказывается выслушать неизвестно откуда появившегося 'друга' отца, забывшего на многие годы о самом существовании семьи Вернеров. Все доводы про незнание того, что он выжил, встречаются в штыки и пресекаются единственной фразой: 'Если бы вам действительно было интересно, что произошло со мной и моими родными, то вы бы уже давно нашли время для нашей встречи. Когда-то я очень нуждался в чьей-то поддержке. Но рядом были не вы, а мой дядя, и я не позволю вам очернять его имя!'

Джордж уходит, так и не узнав ничего нового, но и обижаться на Алекса он тоже не может. Всё-таки парень пытается защитить единственного родного ему человека, вырастившего и воспитавшего его. Это расстраивает и в то же время вызывает уважение. Джордж жалеет о такой первой встрече, полной недоверия и враждебной защиты, но ведь Алекс может и не помнить, что произошло в тот ужасный день в доме Вернеров. Впрочем, у Джорджа есть и другие пути для раскрытия этой тщательно скрываемой тайны.

* * *

Город Оштен. Алекс.

Алекс направляется к хоспису злой и расстроенный. Из головы не выходит встреча со странным охотником. Как мог Джордж подозревать Сикхта в причастности к убийству собственного брата?! Он пытался очернить дядю, намекая на его выгоду в этом деле! Но если бы это было так, то разве отец Алекса был бы причислен к великомученикам и в монастыре проводили бы специальную службу, посвящённую святому Вернеру? Разве Сикхт почитал бы тогда своего брата? Нет, он ни в чём не виноват! И имя отца не предано забвению — весь орден открыто восхищается деяниями и поступками трагически погибшего главы Армэрии. Иногда Алексу кажется, что, наказывая его за малейшую провинность, дядя бывает слишком жестоким, но ведь он хочет, чтобы сын Вернера стал достойным имени своего отца. Да и в священном писании говорится о наказании: '...кого любит Господь, того наказывает, благоволя к нему, как отец к сыну своему', а значит, и дядя всегда старается сделать, как лучше. Поэтому встреча с Джорджем оставила неприятный и горький осадок. Хоть незнакомец и не говорил напрямую, что подозревает дядю, но задаваемые им вопросы явно указывали на это. Алекса разозлили несправедливость и цинизм нежданного гостя. Кто как не Сикхт, рискуя своей жизнью, спас его, перепуганного насмерть ребёнка, от алчущей крови нежити? Алексу тогда было так страшно, что с тех пор ему снятся ужасы... А этот... заявившийся неизвестно откуда... охотник, пытался ковыряться в прошлом и выяснял подробности его ночных кошмаров... Не понятно только одно, как Джордж узнал, что его беспокоят видения? Даже дядя никогда не спрашивал о них. Джордж же уверенно задавал вопросы, словно кто нашептал ему о снящейся Алексу кровавой резне...

Вздрогнув, Алекс встряхивает головой, пытаясь отогнать навязчивые мысли. А успокоившись, обнаруживает, что он уже у цели.

Неприглядное здание в реальности оказывается более удручающим, чем на фото в газете. Видимо утренний газетный пиар не остался незамеченным, так как вокруг хосписа толпятся какие-то люди в спецовках с измерительными приборами и проводят замеры, предвещающие грядущий ремонт.

Многочисленные посетители в холле атакуют окошко регистратуры, потрясая кипами документов. Особого шума здесь нет, но нет-нет и проскальзывает тихое крепкое словцо, порой больше похожее на шипение змеи, чем на нормальную человеческую речь.

Убедившись, что за ним никто не наблюдает, Алекс проскальзывает в коридор, ведущий к палатам. Юркнув в первую же дверь, он застывает от неожиданности. Вот с кем он здесь не ожидал встретиться, так это с Секкой! Всего пару дней назад дядя говорил, что навещал этого скользкого типа, но даже словом не обмолвился, что парня могут перевести в такое мрачное и мерзкое место. Алексу особенно запомнились его слова о том, что орден заботится о своих членах, предоставляя самые лучшие условия для излечения, но... они явно не соответствуют этому убогому приюту нищеты.

Секка медленно поворачивает голову в сторону скрипнувшей двери, впускающей посетителя, и, заметив Алекса, звереет.

— Убирайся пррочь, я не хочу тебя видеть! — яростно рычит он. — Если твой дядюшка надумал чужими руками из огня каштаны таскать, то пусть обломается! Я не соглашусь на перевод обратно в госпиталь, не нужно было меня вышвыривать оттуда, отнимая надежду на выздоровление, бросая на произвол судьбы...

Ошарашенный обрушившимся на него потоком ненависти и злобы, Алекс молчит, не зная как поступить. Секка, не встретив противодействия, заметно успокаивается, но продолжает свою речь уже с явным злорадством:

— Дааа, вы думали, что мне осталось жить максимум неделю, а вышло не так, как планировали! Теперь же, когда меня вылечил вампирёныш, заявляетесь с утверждением, что это воля Господня. Я не хочу слышать ваш бред о чудесном божественном исцелении и тем более о переселении души Орелли в тело мелкого, — постепенно голос больного затихает и наконец он замолкает: возможно, о себе ещё даёт знать слабость, заставляя его закрыть в изнеможении глаза и полностью расслабиться.

Алекс шокирован неожиданными обвинениями в свой адрес, но ещё больше его поражает бред о переселении душ и особенно то, что это, якобы придумано Сикхтом. Хотя, возможно, дядя действительно уверен, что исцеление Секки — воля Господня, ведь внушил же он Алексу, что их спасла не помощь уродливого толстого вампира, а божественное предначертание. От мысли о том, на какую смерть он обрёк пусть и тёмное, но помогшее ему существо, Алексу становится стыдно. Он согласен с Секкой, что его исцеление — не дела божественные, а заслуга мелкого гадёныша. А если признать, что Ричард способен помогать бескорыстно и его деяния в хосписе не являются хитростью или ложью, то тогда утверждение, что все вампиры порождение тьмы и адские существа, тоже не является правдой... Алексу становится плохо от таких сильно отдающих ересью мыслей. Его трясёт от чудовищного открытия, переворачивающего весь привычный мир, разбивающего на мелкие осколки его убеждения. Он тихо уходит из палаты, оставляя заснувшего Секку.

— Юноша, что вы здесь делаете?! Сюда запрещено приходить посторонним! Здесь много пациентов, нуждающихся в полном покое. Вы зачем сюда пришли? — Алекс изумлённо поворачивается на голос молодой девушки-работника хосписа, торопливо произносящей гневную речь. Эта пигалица, не достающая ему до плеча, яростно сверкает глазами и, видимо, горит желанием отправить его, рослого охотника, в пешее эротическое путешествие, неприятное во всех отношениях.

— Я хочу увидеть вашего шефа... — вежливо начинает Алекс, но девушка, словно злобная фурия, немедленно прерывает его:

— Это ещё для чего?! Может, ты тоже из этих... орденцев? — Заметив кивок Алекса, она ещё больше горячится: — Как оказать реальную помощь людям, так вас тут нет! Всё только о храмах, да о своих доходах печётесь! А как услышали о чудесном исцелении половины наших пациентов, так сразу пригрести себе всю славу хотите и забрать нашего вампирёныша! Не выйдет. Только попробуйте это сделать, мы на вас в суд подадим!

Алекс шокирован её выпадами. Но получается, что мелкий действительно лечил здесь людей и охотников, раз его так яростно защищают. И почему все ополчились на орден, когда тот столько делает для безопасности граждан, очищая от скверны землю?.. И Ричард... он тоже... порождение тьмы, или всё-таки нет? На это у Алекса нет ответов. Впервые он не доверяет своим знаниям об устройстве этого мира и о происхождении и значимости существ для Всевышнего...

**

Уже у выхода из хосписа Алекса неожиданно накрывает такая слабость, что темнеет в глазах...

Приходят в себя, он слышит неразборчивые глухие голоса, доносящиеся словно сквозь вату. Он с трудом открывает тяжёлые веки, будто налившиеся свинцом, и видит ту самую девушку, работницу хосписа, так яростно защищавшую мелкого. Она с сочувствием смотрит на него, лежащего на кровати в одной из палат хосписа. Алекс не успевает осознать произошедшее, как всё его существо захлёстывают адская боль и чёрное отчаяние. Уже теряя сознание, он вздрагивает, понимая, что жуткий, нечеловеческий вой смертельно раненого животного издаёт он сам...

Глава 16

Оштинский университет. Ричард.

Алекс уже ушёл, а я всё никак не могу успокоиться. Старшекурсник... Корвин, если я правильно запомнил его имя, напугал меня до дрожи. Я думал, что поседею за время разговора с ним. Откровенный презрительно-похотливый взгляд этого парня пробирал до костей. Я ощущал себя таким беспомощным и одиноким, что хотелось спрятаться, забиться в маленькую норку, словно пугливому зверьку. Оценивающие и глумливые выкрики толпы сводили меня с ума. Я не рассчитывал на поддержку Алекса, хотя и слышал, как он подошёл. Мне казалось, что после всех проделок он не станет меня защищать, да ещё от старшекурсников. Я ведь ему сильно подпортил позавчерашний вечер... Да и следующее утро для него тоже было не радужным...

Не знаю, как Алексу удалось сдержаться и не навешать мне от души за нежно-розовое одеяние, в которое я его обрядил для поднятия духа. До сих пор не верится, что он ничего об этом не сказал...

Мне повезло нарваться на ледяного принца, а не на какого-нибудь неврастеника. Правда, Алекс ... несколько истерично отреагировал на 'проклятие неверного супруга'... Но, может, это и я перестарался немного. Впрочем, это уже не важно, главное, что он всё-таки спас меня от Корвина и его приспешников. А на Алексе я больше не буду экспериментировать с эльфийской мазью. Жаль, конечно, что такой ценный материал пропадать будет, да ещё и приготовленный специально для него, но Алекс слишком сильно впечатлился. Не оценил моих стараний. А я в своё время хорошо голову поломал, размышляя, как сперму селезня добыть...

И как сейчас живется моей эгоистичной птице? Успокаивает, что из-за защитной магии убить его почти невозможно, а то он ужасно наглючий. Я уже скучаю без него. Тогда, в доме Эрни, он всех будоражил своей бурной ревностью. Интересно, как бы на него отреагировал Алекс?.. Он тоже жуткий собственник и решил владеть мною единолично... к моему счастью. Поэтому и Корвина щёлкнул по носу. Как бы они с селезнем меня делили?.. Но этого я, похоже, никогда не узнаю: возвращаться мне нельзя, так что вряд ли мы ещё встретимся с... моей птицей, а я даже имени ей тогда не дал...

Ну да ладно, я что-то совсем раскис... Наверное, слишком сегодня перенервничал. А мазь пусть полежит — вдруг для чего-нибудь и сгодится. Благодаря магии она может храниться доооолго...

Плохо, что мы с Алексом так за два дня и не поговорили, не выяснили наших отношений, и я толком не успел поблагодарить его за защиту от старшекурсников. Я до сих пор боюсь, что он может припомнить мне вчерашнее утро. Думаю, оно было нескучным... Кроме того, Алекс сам прибывает в задумчивости и не в настроении беседовать со мной. Самым неприятным открытием для меня становится тот факт, что я испытываю всё большую и большую зависимость от него, а когда-то жил одной местью... Он мне и ночью привиделся. Будто бы ждал меня, да ещё и в моей постели. Причём образ Алекса во сне был слишком реальным: целоваться не лез, не приставал — только спросил, где меня носило... Скорее всего, он и в реальной жизни повел бы себя так. Но, к сожалению, это видение — отражение моих желаний...

А сегодня я даже радовался как ребёнок, когда он обнял меня на глазах изумлённой толпы. Мне понравились защищённость и тепло, которые я ощутил в его объятиях. Жаль, что эти чувства не настоящие, а просто эффект от магических колец верности. Плохо, что я начинаю теряться возле Алекса, боясь сделать что-то не так... и хочу, чтобы он смотрел лишь на меня. Я ведь тоже тот ещё собственник... Как собака на сене — ни себе, ни людям, ни тем более охотникам...

Если так предаваться ностальгии и самоедству, то можно и весь вечер посвятить себе любимому и сгрызть под корень все ногти на руках. Поэтому необходимо заняться чем-то более существенным и нужным. Кстати, я же собирался поговорить с Джорджем насчёт моей татуировки — она исчезает, когда я использую слишком много магии. Заодно и с девочками повидаюсь...

* * *

До 'Арены' я добираюсь быстро. Войдя внутрь, сталкиваюсь с куда-то спешащей Уной. Выясняется, что Джорджа сейчас нет, он уехал в город по каким-то делам, а мои подружки подготавливают то ли лазарет, то ли центр реабилитации для вампиров. В общем, я мало что понимаю из сказанного Уной, спускаясь с ней вместе на нижний этаж. Одно ясно: в клубе будет организован центр по спасению и лечению пострадавших рабов ордена. Когда до меня доходит, что я посвящён в страшную тайну, мне хочется пуститься в пляс, и я еле сдерживаюсь от этого маленького безумства — станцевать на крутых ступенях с риском свернуть себе шею. Но за вырвавшийся торжествующий вопль я всё-таки огребаю нехилый такой подзатыльник...

— О тьма, когда же ты, наконец, повзрослеешь?! Рич, веди себя прилично и смотри под ноги, — голос моей подружки возвращает мне душевное спокойствие...

Тайная комната оказывается довольно большой. Здесь находятся несколько кроватей, небольшой телевизор, огромный обеденный стол, шкафы для одежды и куча всяких необходимых для длительного проживания вещей. Стены покрашены в светло-бежевый цвет, и девочки клеят фотообои, создающие впечатление открытых окон и небольшой застеклённой веранды с видом на горное озеро и весенний лес. Красиво получается. Какой-то молодой вампир помогает моим подругам. Я его здесь не видел. И что-то мне кажется, что он Амае глазки строит, а она, похоже, совсем не против этого. Я даже слегка зверею, но неожиданно вспоминаю Таши и её парня... теперь уже супруга, и мне становится стыдно. Я, точно собственник: и Алекса никому отдавать не собираюсь, и подружек не хочу отпускать. Они разъедутся, заведут семьи, а я останусь совсем один... Ага, эгоист я, причём хронический!

Но я их очень люблю, а когда любишь, нужно уметь отпускать. Даже не знаю, откуда появляется эта мысль, наверное, прочёл в какой-нибудь книге. Этот вампирище куда симпатичнее Ташиного мужа. И раз он нравится Амае, то значит, и мне тоже должен... Не зря есть пословица: любишь меня, люби и мою собаку. Раз я люблю Амаю, то придётся смириться и с её... псом. На этой грустной ноте мне приходится прервать свои размышления, так как только сейчас я замечаю лежащего на кровати вампира. Такой безжизненный взгляд, как у него, я видел у Секки, когда пришёл к нему в хоспис. Но мой однокурсник был практически при смерти и мучился от адской не прекращавшейся боли. А этот мужчина хоть и истощён, но не похож на умирающего. Я подхожу ближе, и становятся заметны тонкие белые ниточки шрамов, покрывающие узором тело вампира. Странно, но он не выглядит измождённым от физических мук, здесь дело в чём-то другом. Что удивительно, этот пациент мне знаком; по-моему, я его где-то видел, но не могу вспомнить, кто он и где мы встречались... Меня разбирает любопытство: нестерпимо хочется поговорить с ним, узнать, кто он и откуда, но, скорее всего, он не сможет мне ничего сказать. Я вспоминаю, что в каком-то манускрипте находил, как можно вылечить такое состояние. По-моему, нужно руки разместить на висках у больного и постараться обменяться энергией... Там ещё какое-то предупреждение было... Но думаю, если попробовать, вреда от этого никому не будет. Я приближаюсь вплотную к заинтересовавшему меня вампиру, накрываю ладонями его виски и, медленно выдыхая, расслабляюсь, мысленно направляя свою энергию ему...

* * *

Лёгкое покалывание кожи сменяется ощущением тянущей боли, а руки словно наливаются свинцом. Я пытаюсь отстраниться, но не могу пошевелиться, как будто меня намертво приклеили к этому вампиру. Мне становится страшно, но я стараюсь не поддаваться панике, а направить все свои силы на разрыв этого жуткого контакта. Неожиданно я ощущаю холод и... тоску. Эти чувства так сильны, что мне хочется кричать, выть, как одинокому, отбившемуся от стаи волку, выплёскивающему своё отчаяние на безразличную бездушную луну. Мне не удаётся этого сделать, горло сводит спазмом, а во рту всё пересыхает. Мир медленно погружается в темноту, но я в сознании. Пол вздрагивает, и под ногами разверзается пропасть. Я стремительно падаю, без надежды остановить безумный слепой полёт. Мощный ветер подхватывает меня и вращает, опуская вниз в гигантской воронке вихря. Сколько длится этот путь вниз, я не знаю — кажется, проходит целая вечность, прежде чем яркая вспышка ослепляет меня, выводя из абсолютного мрака в нестерпимо белый пульсирующий свет, режущий до боли в глазах и сменяющийся густым кровавым туманом...

Я стою на абсолютно ровной поверхности, мимо с огромной скоростью летят багрово-черные клубящиеся облака, густой завесой стелящиеся по земле. Стремительные потоки воздуха словно огибают меня, мягко прикасаясь к коже... Я оглядываю себя и обнаруживаю, что почти раздет. Стою босиком, в коротких рваных штанах, без рубашки. Я здесь совсем один. На мчащиеся рядом вихри жутко смотреть. Постепенно они успокаиваются, и передо мной возникает чёрная громада замка и это... мой родной дом. Небо ядовито-зелёное, с медленно бегущими зловещими облаками, поднявшимися высоко над землёй. Похожее на колючую снежинку яркое оранжево-жёлтое солнце выглядит зловеще. Не выдержав длительного ожидания, я направляюсь домой. Гладкая поверхность чуть холодит и покалывает ступни. Мне не хочется идти к замку, но и безделье невыносимо, тем более что есть предчувствие непоправимой беды. Тут оставаться опасно...

Замок почти разрушен, выбиты окна, остатки дверей зловеще скрипят. Вокруг ни души. Через центральный вход я попадаю в зал. Здесь гудит, завывая, ветер. На цепях, спускающихся с потолка, висит тело, пронзённое крючьями. Подхожу ближе и узнаю вампира, которого сейчас пытался лечить. Под ногами чувствую тёплую и вязкую жидкость, вздрагиваю, понимая, что это кровь, только теперь ощущаю её характерный металлический запах. В ужасе пытаюсь убежать, вырваться отсюда. Мне становится душно, я задыхаюсь. Неожиданно вижу, как от висящего полумёртвого вампира тянутся чёрные щупальца нитей, они прикасаются к моей коже, а потом с адской болью вгрызаются в тело и высасывают из меня жизнь. Последнее, что я помню — как поднимается голова пожирающего мою жизнь, и я узнаю... своего отца. Его адский смех сплетается с моим отчаянным криком боли и ужаса...

* * *

Голова невыносимо болит, всё тело ломит. Ощущаю под собой что-то тёплое, уютное. Мне лень пошевелиться, открыть глаза, веки такие тяжёлые. С трудом перебарываю себя и... вижу глюк. Назойливый мираж. Полное ощущение дежа-вю. Лежу на животе, растянувшись на Алексе. Я уже однозначно помешался на этом парне. Привидится же такое! Но раз это мой глюк, то что хочу, то и делаю. Устраиваюсь поудобнее и снова засыпаю. Сквозь сон мне слышится по-домашнему мирный голос Алекса:

— Упырь мелкий, когда же ты угомонишься... Поправишься — выпорю...

'Разбежался, — мелькает мысль, — ещё мираж мне будет угрожать...'

* * *

Просыпаюсь как всегда совершенно один. Правда, в этот раз туго завёрнутый, как куколка бабочки, в тёплый пушистый плед. Осматриваюсь. Да это же комната для... интимных свиданий в клубе 'Арена'! Однако насколько я помню, я должен находиться сейчас в лазарете! Тут же пытаюсь освободиться от плена моего одеяла, но даже пошевелиться толком не получается. Меня спеленали, как младенца, лишний раз и не рыпнешься. Я им не ребёнок! И валяться тут, беспомощный и беззащитный, не буду! Я точно знаю, для кого эти комнаты. Вдруг сюда заявится извращенец?! А я тут лежу, словно на блюдечке... кушать подано — жрите, не подавитесь!

Ну уж нет, надо катиться отсюда... в прямом смысле этого слова, раз уж сесть и то не получается. Я начинаю вращаться, стараясь сползти на пол. Медленно, тяжело двигаюсь, ощущая себя альпинистом, покоряющим отвесную вершину, но желание скрыться из этого места заставляет меня бороться за свою свободу. Мой героизм сходит на нет у самого края постели. Меня словно насаживает на булавку гневный окрик нежданно материализовавшегося Алекса:

— Куда собрался?! Так и знал, что попытаешься смыться, оставь тебя без присмотра хоть на минуту. Вот засранец!

Он быстро приближается и берёт меня... на руки, как щенка. Мне до слёз обидно, что он обращается со мной как с маленьким. Сильный бычара. А я даже вырваться не могу.

— Вот так-то лучше, тебе нужно спать ещё сутки. Так док сказал, а иначе он не отвечает за твоё здоровье. И нечего тут сырость разводить, вампиры не плачут. Ты нас обоих чуть не угробил своим любопытством.

— Не буду я спать! Немедленно отпусти! Иначе я петь начну, а голоса у меня от рождения нет, и медведь на ухо не только наступил, но ещё и потоптался для надёжности. Так что тебе точно небо с овчинку покажется, если я начну воспевать красоту окружающей местности! — злюсь я. Не хватало зависеть от этого бугая! Вертит меня как пушинку, укладывая на кровать.

— Спи, маленькое чудовище... — произносит он с какой-то нежностью в голосе. Я ощущаю укол в руку и погружаюсь в сон...

* * *

Хоспис. Алекс.

Алекс приходит в себя, не сразу понимая, где находится. Медленно возвращающееся сознание услужливо напоминает, что его плачевное состояние — заслуга мелкого.

— Этот поганец опять во что-то вляпался! Чёрт, как же плохо... — ворчит Алекс, чувствуя себя так, словно его только что сняли с креста. Но если в таком состоянии он, то что тогда должен испытывать Ричи! Преодолевая слабость и тихо матерясь, Алекс медленно встаёт. Его шатает, однако с каждым движением ему лучше и лучше. Пробираясь сквозь гомонящую толпу в холле к выходу, он окончательно приходит в себя.

А оказавшись на улице, наконец с облегчением вздыхает. Всё-таки хоспис совсем не место для отдыха, даже такого кратковременного. Уже вечереет и поднялся лёгкий ветерок. Алексу нравится такая погода, и он решает пройтись домой пешком. Мысли о мелком поганце не оставляют его, и он ускоряет шаг, но, не пройдя и половины пути, понимает, что Ричард всё ещё в городе.

— Где его нелёгкая носит?.. — в сердцах рыкает Алекс, пытаясь определить направление. Через некоторое время ему удаётся поймать идущие к нему от мелкого слабые потоки боли, и он устремляется к их источнику с азартом гончей, взявшей кровавый след дичи. Увлечённый поиском мелкого, Алекс неожиданно для себя оказывается возле клуба... 'Арена'. Он помнит, какое фиаско потерпел в стенах этого заведения от вампира с необычно синими глазами.

— А ведь он очень похож на моего паршивца, только у мелкого глаза карие и волосы без красного оттенка... — Алекс даже останавливается при этой мысли. Однако он вспоминает выражение лица соперника и понимает, что кроме некоторого сходства во внешности между этими двумя вампирами ничего общего нет. Ричи не боец с его хроническими заболеваниями, несвойственными тёмному племени, да и в неприятности слишком уж часто вляпывается. В общем, ходячее недоразумение, да и только. Теперь вытащить бы его из этого заведения. Главная задача сейчас — остаться неузнанным вышибалами, чтобы не поднять лишнего шума. С последнего посещения прошло довольно много времени, но его окончание сопровождалось слишком запоминающимся шоу со старой перечницей.

Алекса передёргивает от воспоминаний о её мерзком поцелуе, оставившем на щеке весьма заметный след трудно смываемой помады... Пытаясь не привлекать внимания, он направляется к главному входу, но бдительные охранники начинают движение в его сторону с отсутствием всякого дружелюбия на застывших каменных лицах...

* * *

— Спокойно, мальчики! Этот парень со мной, — звонкий девичий голос останавливает вышибал, и они возвращаются на свои места выглядя слегка разочарованными.

Оглядываясь, Алекс видит симпатичную вампиршу, приближающуюся к нему лёгкой походкой. Невысокая, стройная, с тёмно-карими выразительными глазами она привлекает его внимание, но внезапно он замечает на ней ошейник... проститутки. Это отталкивает и вызывает брезгливость. Быстро подойдя, девушка цепко хватает его под руку и бесцеремонно затаскивает в клуб. Потрясённый её нахальством, Алекс безропотно даёт вести себя по коридору до первого поворота, скрывающего их от наблюдения охраны. Только здесь он резко останавливается и тут же освобождается от, кажется, намертво прицепившейся к нему вампирши. Его поражает такая развязность и бесцеремонность. Заметив его настроение, она торопливо предупреждает возможные разборки:

— Вы Алекс? Мне о вас Ричик много рассказывал, но сейчас не время болтать... Если вы пришли помочь, то я вас к нему провожу, если нет, то тогда уходите.

— Где сейчас Рич? — рычит Алекс, удивлённый её осведомлённостью. — Я должен немедленно видеть этого засранца!

Вампирша, нисколько не смутившись, уверенно заявляет:

— Если ты посмеешь навредить мелкому, то я из тебя изготовлю суповой набор. Разорву в клочья.

Алекс несколько ошарашен её напором. Сегодня ему везёт на привлекательных фурий, защищающих мелкого. Они что, сговорились тут все в этом городе? На секунду перед глазами Алекса появляется картинка, как тоненькая и хлипкая вампирша будет разбирать на запчасти тренированного накаченного парня, и это вызывает улыбку. Ричард, похоже, имеет талант выводить Алекса из душевного равновесия не только личным участием... Каким-то образом мелкий вызвал к себе расположение у кучи разных девиц — поистине могучее оружие, способное повлиять на спокойствие даже серьёзного бойца. Однако хорошее настроение быстро исчезает: Алекс вспоминает, что перед ним не невинная девушка, а шлюха, зарабатывающая на жизнь продажей собственного тела.

То, что работница хосписа благосклонно относится к Ричарду, легко можно объяснить. Вампирёныш, вылечив её подопечных и изменив судьбы обречённых на смерть пациентов, не мог не заслужить признательности. Наверняка именно эти мотивы и послужили основой для высказываний защищавшей его медсестры. А вот как удалось этому поганцу получить расположение проститутки — заставляет задуматься... и вызывает желание устроить ему допрос с пристрастием. Хоть Рич и прикидывался многоопытным в любовных делах, скорее всего он всего лишь пытался поиграть на нервах, что ему и удалось... Теперь-то Алекс понимает, что смог бы его раскусить, не пойди он на поводу у собственных эмоций. От беспомощного и жалкого ботаника сложно было ожидать такого развязного и похотливого поведения, Алекс ведь рассчитывал, что будет соблазнять недалёкого пай-мальчика.

Но каким образом могут быть связаны эта нахальная вампирша и хитромудрый гадёныш? Даже не хочется думать об этом... И в расстроенных чувствах Алекс, не выдержав, рявкает:

— У нас есть время на пустые разговоры? Или ты соизволишь, наконец, отвести меня к Ричарду?

— Идём, — бросает уже на ходу проститутка, устремляясь в глубину здания.

* * *

Бесконечные повороты и разветвления внутренних коридоров в клубе составляют гигантский лабиринт. У Алекса с каждой минутой растёт подозрение, что его специально водят таким запутанным путём, стараясь сбить с толку. По всей вероятности обитатели 'Арены' ещё не сталкивались с военными, поэтому и надеются пресечь желание самостоятельно выбраться отсюда. Дилетант действительно может тут потеряться, но Алексу уже не раз приходилось прочёсывать подобные коридоры, очищая их от алчущих кровососов, и он привык полагаться только на себя, а зная правило 'правой стороны', заблудиться невозможно.

Неожиданно вампирша останавливается возле одной из стен. Чуть завибрировав, та раздвигается, открывая путь в тёмный тоннель. Проститутка жестом приглашает Алекса пройти внутрь первым. Он на мгновение задумывается: если воспользоваться её приглашением, то можно угодить в ловушку. Но усиливающееся ощущение боли мелкого, находящегося где-то рядом, и открытый честный взгляд спутницы убеждают его продолжить движение...

Как только Алекс делает пару шагов, загорается свет. На стенах расположены сенсорные датчики, бесшумно включающие освещение. Оно не только разгоняет темноту, но и оповещает о приходе нежданных гостей. Алекс уверен, что этот проход не только хорошо спрятан от чужих глаз и любопытства, но и наверняка защищён от вторжения вражеских лазутчиков.

Очередная потайная дверь, замаскированная под стену, ведёт в узкий коридор, из которого Алекс с вампиршей попадают в просторную комнату. Она залита светом из огромных окон и застеклённой веранды, что создаёт ощущение комфорта и свободы... однако позже приходит понимание — всё это лишь великолепная иллюзия, созданная в подземном помещении.

Невольно залюбовавшийся открывшейся перспективой необычного дизайна Алекс на мгновение забывает о цели своего визита, однако очередной всплеск боли приводит его в чувство. На стоящей в углу кровати он видит маленькое, свернувшееся в позе зародыша существо, укрытое плотным одеялом. Алекс прошёл бы мимо, но, судя по ощущениям исходящим от этого комка, именно здесь и расположен источник всех его сегодняшних неприятностей. Он быстро подходит к скрючившемуся созданию и, откинув покров, содрогается — ведь этот полутруп с посиневшим лицом и чёрными кругами у глаз совсем не похож на его наглючего Ричи. Опустошённость и отчаяние мелкого убеждают его в том, что он не ошибся. Слетевшие с потемневших губ еле слышные слова о помощи вместе с именем Алекса заставляют его подхватить на руки и прижать к себе бессознательного, чуть вздрагивающего вампирёныша. Потрясённый увиденным, Алекс совсем забывает о том, где находится и что он пришёл сюда не один. Об этой оплошности ему напоминает грубоватый мужской голос:

— Вам нужен более тесный контакт с Ричардом.

Обернувшись, Алекс видит врача, бесшумно подошедшего и рассматривающего их обоих.

— Он потерял слишком много жизненной энергии 'Пси', отвечающей за сознание живых существ. По вашему внешнему виду я догадываюсь, почему вампирёнок ещё жив — он черпает вашу энергию. Между вами имеется связь, как ни странно...

Алекс садится на кровать, опустив мелкого на колени, всё-таки вампирёныш слишком тяжёлый, чтобы его удерживать на весу, а вид у этого лекаря очень серьёзный — похоже, он настроен на длительную болтовню... Действительно, доктор тут же начинает вдаваться в пространные размышления о возможности симбиоза энергий вампиров и охотников. Не желая обижать философствующего говоруна, Алекс с усиленным вниманием рассматривает Ричарда, который, кажется, начинает медленно расслабляться и погружаться в глубокий сон. Внезапно почувствовав чьи-то взгляды, он замечает троих покрасневших проституток-вампирш, которые тут же начинают старательно рассматривать окружающую обстановку, Ричарда... и явно избегают смотреть на него. Док же продолжает бубнить, не обращая ни на кого внимания:

— ...и он смог пополнить её запас, забрав часть вашей...

Алекса бросает в жар от понимания, кто посоветовал мелкому окольцевать Алекса таким изощрённым способом. Значит, эта компания девиц сомнительного поведения в курсе его проблем? Это неимоверно злит, но сейчас главное привести в себя этого засранца... Прильнувший к нему засыпающий вампирёныш, постепенно перестающий вздрагивать, заставляет выбросить все остальные мысли из головы.

— ...когда ребёнок находится в утробе матери, — продолжает свою лекцию доктор, — ...он связан с ней пуповиной, через которую получает не только питание, но и энергию. После рождения такая связь обрывается, но образуется новая — с космосом. Не зря многие существа в древности ассоциировали слово 'живот' со словом 'жить'...

— То, что вы мне сейчас говорите, безусловно, очень ценно, но мне важно как можно быстрее привести Ричарда в чувство, — бесцеремонно прерывает врача Алекс.

— О, да! Вам нужно лечь на спину, а вампирёнка разместить на себе, желательно раздетым, чтобы ткань не мешала энергетическим потокам... и так продержать его хотя бы часов шесть...

* * *

Алексу кажется, что он лежит на этой треклятой кровати целую вечность. Время тянется долго и муторно. Полутёмная комната и громадный траходром — это всё, что имеется в его распоряжении. Мелкий, бывший вначале как пушинка, сейчас ощутимо давит своей массой. Хуже всего, что Алекс не знает, куда девать свои руки. Если не придерживать вампирёныша, то он начинает медленно, но неотвратимо сползать вниз, на кровать. Алекс вспоминает, как он уже однажды нянчился так с Ричем по просьбе Дерика... Но в тот раз мелкий воспринимался холодной и мерзкой лягушкой, и лишь данное обещание лучшему другу проследить за этим исчадием удерживало Алекса от желания смахнуть его на пол. Теперь же всё изменилось. Причём за слишком короткий срок. Мерно посапывающий паразит не только не вызывает отрицательных эмоций, но и словно напрашивается, чтобы его потискали. Синюшность кожи и спазмы давно прошли, да и вообще мелкий больше не выглядит больным, а скорее нагло использующим его тело в личных целях. Задумавшись о превратностях судьбы, Алекс не сразу понимает, что его руки уже по-хозяйски ощупывают и оглаживают дрыхнущего без задних ног вампирёныша. Когда же он замечает, что творит, то не спешит прекратить бессознательно начатое дело. Несмотря на маленький рост, Рич хорошо сложен и у него довольно развитая мускулатура. Упругое тело так и просит его потрогать. Красивая линия спины и маленькие крепкие ягодицы подвергаются тщательному досмотру. Тёплая бархатная кожа вызывает приятные ощущения... Алекс вспоминает, что мелкий-то по заключению университетского врача — калека. Деформирующий сколиоз какой-то степени и ещё целый букет инвалидностей. Каждый студент знает, что нет таких лазеек для искажения или подмены диагноза, более того — их медицинское светило терпеть не может вампиров... Как получилось, что мелкому нарисовали явную ложь? Алекс вновь и вновь водит руками по его спине, но прощупывает идеальное положение позвонков. Да и в целом у мелкого красивое тело. Не хрупкое девчачье, а точёное, хорошо обмускуленное мальчишеское сложение. Просто маленький рост делает Ричарда зрительно младше и слабее, чем он может быть на самом деле. Алекс тут же вспоминает, в какой одежде гадёныш таскается в университет, и его губы расплываются в ироничной усмешке. Ну кто позарится на такое серое недоразумение, ботаника-заучку, который даже ходить нормально не может! А учитывая его фирменные штаны с мотнёй до колен и особенности походки, создаётся полное впечатление обгадившегося вампира, не успевшего дойти до туалета. Незавидная, надо сказать, перспектива — встречаться с таким отталкивающим типом. Алекс внимательно изучает своего — теперь уже точно только своего — Рича. Осмотренное, вернее, ощупанное и потроганное его вдохновляет на новые перспективы для исследований...

Мелкий просыпается слишком неожиданно. Но ненадолго. Что-то пробормотав и повозившись на Алексе, он снова погружается в сон.

— Вот обормот, ещё и устроился поудобнее! Приклеился ко мне, как паразит, высасывая энергию, и вдобавок использует вместо... дивана, — тихо ворчит Алекс.

Загоревшийся яркий свет нарушает уют полутьмы и оповещает о появлении гостя.

— Алекс, мне нужно с вами поговорить, — раздаётся низкий, тихий голос врача, предписавшего нежить мелкого на животе.

— Мне не хочется будить Ричарда, а вот кое-что выяснить я должен! Мечтаю увидеть того, кто довёл моего паразита до такого сказочного состояния! — в ответ рычит Алекс.

— Вы правы, будить вампирёнка не стоит, но оставлять без присмотра его нельзя: после пережитого шока он может удрать.

— Сбежать у него точно не выйдет, — с этими словами Алекс осторожно укладывает свою ношу на одеяло и одевается. Потом быстро и туго спелёнывает своего подопечного, уделяя особенное внимание рукам и ногам гадёныша.

Мелкий сердито сопит и фыркает во сне, но просыпаться явно не торопится. Закончив профилактическую процедуру, предупреждающую побег в его отсутствие, Алекс вместе с врачом тихо выходит из комнаты. Поднявшись в кабинет к владельцу клуба и войдя внутрь, он узнаёт приходившего к нему гостя.

* * *

— У меня к вам есть вопросы, касающиеся Ричарда, — говорит Джордж. Он не удивлён появлением Алекса у себя в кабинете и выглядит совершенно спокойно, словно не было их сегодняшней незадавшейся встречи.

— Почему вы решили, что я буду отвечать на них?

— Потому что я беспокоюсь о вампирчике и его будущем...

— Вы?! — ледяным тоном обрывает Алекс. — Беспокоитесь? Практически убив его?..

Видя, как хмурится Джордж от этого обвинения, он тут же добавляет:

— Я понимаю, что вы лично не участвовали в этом, но допустили, что он оказался в плачевном состоянии.

— То, что произошло с Ричардом, никто не мог предвидеть. Он избавил вампира от тяжёлой психической травмы. За такое лечение вряд ли бы кто взялся. — Джордж вздыхает и опускает взгляд на свои сцепленные в замок руки, лежащие на столе. Лишь напряжение сомкнувшихся пальцев выдаёт, что на самом деле он нервничает. Это не вяжется с той несдержанностью и открытостью, которую он проявлял в разговоре об отце и дяде. Чуть помолчав, Джордж продолжает:

— Знаете, как ведут себя тонущие? Их поведение не поддаётся объяснению. Они способны утащить за собой того, кто протянул им руку помощи. Надеюсь, вы умеете правильно спасать людей на воде...

Алекс вздрагивает. Он помнит далёкий день своего детства, когда однажды гуляя возле озера, расположенного недалеко от Оштинского монастыря, случайно заметил тонущего мальчишку — ровесника и бросился ему помочь выплыть. До того момента он ещё ни разу не выступал в роли спасателя. Сам научившись плавать, он ещё не знал, что это опасно. Алекс хорошо помнит, как не задумываясь прыгнул в воду, спешил, стараясь не потерять барахтающегося парня из виду, как протянул руку захлёбывающемуся и паникующему мальчишке. Тот вцепился как клещ, но то, что произошло дальше, оставило жуткие воспоминания...

Парень мгновенно оказался за спиной Алекса и стал взбираться ему на плечи, ухватив за волосы и топя своего спасителя. Алекс пытался сбросить его, освободиться от железной хватки, но всё было напрасно, и они начали тонуть вместе...

Каждый глоток воздуха как драгоценность... лёгкие рвёт на части... шум в голове, кровавая пелена... страх смерти, желание жить...

Кажется, это было совсем недавно. Алекс помнит все ощущения и безысходность борьбы с убивающим его парнем. Подмога пришла неожиданно. Их обоих спас Дерик. С тех пор они и дружат, а тот парень долго извинялся потом, оправдываясь тем, что от ужаса ничего не соображал...

— Слышал, но при чём здесь утопающий? Я не вижу связи между тонущим существом и Ричардом, находящимся в таком тяжёлом состоянии. — Алекс старается не выдать свои эмоции, возникшие от воспоминаний, и это ему удаётся, лёд в голосе так и звенит, замораживая своей холодностью.

— Алекс, вы не правы, — вмешивается в беседу док, — точно так же как утопающий старается бессознательно спастись и топит своего благодетеля, так и вампир, потерявший энергию, восполняет её за счёт донора. Нужно уметь перекрывать её источник, в противном случае есть риск потерять всё, что и произошло с Ричардом. Ему повезло оказаться связанным с вами и частично восполнить эти потери. Он вряд ли бы выжил без вашей подпитки, и никто из нас, к сожалению, не смог бы ему помочь...

— Вот кааак... теперь мне понятно его состояние, — задумчиво произносит Алекс.

— Если Рич проспит ещё хотя бы сутки, то будет полностью здоров... — спешит ответить врач.

— Да, к тому времени он восстановит свои силы, — подтверждает Джордж.

— Вот и славно, — заявляет Алекс, намереваясь покинуть кабинет. Джордж, поняв настрой своего гостя, пытается его остановить:

— Алекс, мне хотелось бы узнать, как вы относитесь к Ричарду?

— Я не думаю, что должен кому-то отчитываться за своего подопечного.

— Жаль, что мы так и не нашли общего языка, но хочу предупредить: не пытайтесь его испугать... иначе вы надолго запомните его реакцию, — тихо произносит Джордж.

— Думаю, у вас богатый опыт по этой части, — парирует Алекс и решительно направляется в комнату к спящему мелкому.

По дороге его догоняет доктор и, протянув небольшой шприц, поясняет:

— Рич проснётся уже скоро, но сон ему жизненно необходим, для этого и нужен препарат. И, пожалуйста, не оставляйте его одного...

Глава 17

Клуб 'Арена'. Ричард

Меня будит не тихое посапывание уткнувшегося в мою макушку Алекса, а отвратительные ощущения занемевшего от длительного лежания на кровати тела. Интересно, сколько же времени я проспал?

В комнате царит сумрак. Из-за отсутствия окон не ясно день сейчас или ночь.

Алекс ворочается во сне и плотнее обхватывает меня руками, словно боится, что сбегу... но если так, то он прав. Я ещё не готов объясняться с ним, особенно по поводу нашего свидания. У меня самого накопилось много вопросов. Как я оказался с ним в одной комнате? Что со мной произошло во время лечения измученного вампира? Я ничего не помню кроме странных видений, но про них говорить совсем не хочу. Слишком они красочные и жуткие.

Медленно и аккуратно пытаюсь освободиться. Алекс как-то нервно выдыхает и неожиданно стискивает меня. Вот ещё собственник нашёлся! Мне аж не по себе становится. Он такой горячий, словно печка, да и в бедро мне утыкается явно не полицейская дубинка и не бейсбольная бита... а утренняя экрекция... Вот блин! Нужно сматываться, пока он не проснулся! А то картина маслом — оба голые, лежим в обнимочку. Вдруг он захочет отыграться на мне за все мои проделки? Поэтому приходится освобождаться для побега, потихоньку разжимая его руки. Это сложно — стоит чуть отстраниться, как он снова пытается меня обхватить, и лишь замена меня любимого новым объектом для затискивания помогает избавиться от его объятий. Наилучшим предметом для моего отвлекающего манёвра оказывается подушка. Вот она возражать точно не будет. Ей всё равно, ведь у неё нет чувств и нет души... почему-то при этой мысли вырывается непроизвольный вздох. Стараясь не беспокоить своего соседа, я с непреодолимым желанием как можно быстрее оказаться подальше от Алекса начинаю отползать к краю постели, но резкое 'Лежать, засранец!' замораживает на месте.

— Куда это ты собрался? Сбежать надумал? — Холодный тон вгоняет меня в дрожь. — Нам с тобой есть о чём побеседовать. Например, о том чудном вечере, когда ты впервые пришёл ко мне в гости...

'Ага, в первый и последний раз', — мелькает мысль. После того свидания мы только на занятиях и виделись, да и не очень-то хотелось встречаться...

— А может не стоит объясняться? — пытаюсь я оттянуть время и ещё чуть-чуть отодвигаюсь.

Мой манёвр явно замечен и, отбросив подушку, Алекс хватает меня и подтягивает к себе. Я не сопротивляюсь, зачем будить зверя? Вдруг всё-таки получится договориться по-хорошему.

— Знаешь, мелкий, у меня было время подумать над твоим предложением...

Алекс явно готовит какую-то гадость, но промолчать у меня не получается:

— Это каким же?

— Ты же хотел по минетику вдарить во время ужина, в то наше первое свидание... вот я и созрел.

'Он что, издевается?! Возможно так и есть, но по глазам этого не видно, и морда каменная... А вдруг на самом деле хочет? И что, я теперь должен всякую гадость в рот брать? Не хочу!..' — Мысли роятся как пчёлы, и они такие же кусачие. Наконец отвечаю:

— Долго же ты думал над этим! Во-первых, я уже забыл, когда это было, а во-вторых, даже если когда-то и хотел, то этот вопрос уже давно отпал! — Не выдержав, я ехидно хихикаю...

Лучше бы я промолчал! Алекс даже повеселиться толком не даёт, одним резким движением переворачивает меня вверх тормашками и распластывает на себе словно жабу. Перед моими глазами во всей красе открывается... его возбуждённое естество.

'Какой огромный!' От его вида мне становится плохо... и... обидно — мой меньше раза в два. Конечно, в доме отца мне приходилось обучаться минету и на таких размерах, но леденец или шоколад — это одно, а живая упругая плоть — совсем другое. Боюсь, на вкус он мне точно не понравится... разве что шоколадной глазурью его покрыть или залить сахарным сиропом, но, думаю, здесь сам владелец будет категорически возражать — всё-таки высокотемпературная обработка. Однако непроизвольно представшая перед глазами картинка — Алекс в шоколаде — поднимает мне настроение, и я еле сдерживаюсь, чтобы не засмеяться. Ощущения непередаваемые — адская смесь эмоций от неуместного веселья до холодного пота из-за переживаний за собственную шкуру. Пока я пытаюсь разобраться в своих чувствах, Алекс подло пользуется моей беспомощностью. Раздвинув мне ноги, он с наглыми словами тыкает пальцем в самое дорогое:

— Кто это тут говорил, что вопрос отпал? Вот он, ещё висит, если меня не подводит зрение.

Я дергаюсь в попытке освободиться и задать стрекача, но у меня не выходит даже пошевелиться: 'Вот же гад, вцепился намертво, не рыпнешься'.

— Ричард, я тут подумал и решил тебя наказать... — он делает небольшую паузу, а затем продолжает совершенно серьёзным голосом, — минетом.

'Мама! Раз решил наказать, то наверняка покусает! Но у него же зубы как у акулы! Это настоящая гильотина!' Я начинаю в панике метаться, вырываясь из железной хватки, забыв, что это бесполезно... Через пару секунд слышу надрывный кашель Алекса, и его руки безвольно разжимаются. Мне некогда задумываться над тем, что происходит с моим партнёром,— главное, вовремя смыться. Я лёгкой птичкой вылетаю из злополучной кровати, сдёргивая простынь. Очутившись возле двери, оглядываюсь на Алекса, и лишь тогда меня накрывает понимание произошедшего. Я невольно применил защитное заклинание, и на ничего неподозревающего Алекса обрушился резкий запах скунса. Он так силён, что мой партнёр лежит беспомощный, безвольно растянувшись на постели. От едкой вони Алекс стал серо-зелёным, скорее похожим на орка, чем на охотника. С мощными накачанными мышцами. Из общей картины выбиваются красные, как у вампира, глаза, и еще у него текут слёзы... и не только они. Ох, страшно представить, что он со мной сделает, если только поймает. Нужно не дать этому осуществиться!

Завернувшись в похищенный трофей, как победитель Древнего мира в тогу, я устремляюсь к моим подружкам. Жаль, не хватает лаврового венка. Правда, Алекс мне быстрее организует терновый венец... всё-таки он мстительный тип! Надеюсь, девочки помогут сейчас избежать гнева моего пока беспомощного партнёра... Я быстро добираюсь до их комнаты, но почти у самой двери меня внезапно посещает мысль, что Алекс меня просто разыграл. Не для того же он со мною возился, чтобы потом кусать, да и эльфийские кольца защищают от опрометчивого причинения боли партнёру... Почему же я ничего не чувствую? Состояние Алекса мне не передалось, а ему действительно плохо. Может, у нас нет обратной связи, потому что артефакты верности надевал только я? Значит, у нас неравноправные отношения? Я в шоке от этой мысли. Выходит, что Алекс заложник этих колец, но... дать ему власть надо мной нельзя! Он, скорее всего, сразу же постарается освободиться от зависимости, а это в мои планы не входит... я очень хочу жить.

Но он мне нравится! А если любишь, нужно уметь отпускать. Я совсем запутался. Боюсь, что сейчас всё равно ничего не смогу решить. Тем более, у меня есть кому подсказать, как лучше поступить в таком случае. Я беру себя в руки, делаю пару шагов и наконец прохожу к своим девушкам...

Монастырь Сен-Грегори.

В полутьме кабинета с трудом угадываются силуэты трёх сидящих за письменным столом мужчин. Свеча уже погасла, но этого словно не замечают. Тихие голоса собеседников не нарушают царящий покой в помещении, но если прислушаться, то можно понять, что у них далеко не мирный разговор...

— Сегодня нам нужно обсудить детали одного важного дела... важного государственного дела... Полагаю, все понимают секретность нашей встречи, и это значит — никаких имён, — звучит уверенный голос Сикхта. — Один мой воспитанник должен был разобраться с вампиром и стать на путь истинной веры, но он оступился. Его душой завладел коварный демон. Думаю, его отсутствие в последние дни вызвано не противостоянием искусителю, а упрочением с ним связи...

— Святой отец, всем нам дано свершать ошибки, — прерывает его Патрик. — Послушник должен быть сурово наказан для его же блага.

— К сожалению, я не могу этого сделать сам, так как уже официально отказался от воспитания заблудшей души в попытке вернуть ей благоразумие, но дьявол редко выпускает свою жертву. В данном случае исчадие ада не только обманом заставило свернуть с пути истинного моего воспитанника, но и, прославившись чудесными исцелениями, смогло обеспечить себе защиту от карающего возмездия церкви, склонив на свою сторону людей и охотников...

— Кажется, я понимаю, о ком идёт речь. О некоем Ричарде — шамане-целителе хосписа на Артельной, — раздаётся хриплый бас третьего собеседника. — Это хороший товар. Многие владельцы гладиаторов дадут за него достойную плату. Я уже присматривался к нему, но браслет с маяком скверная штука, а снять его очень рискованное занятие...

— Да, браслет служит хорошей защитой, но не он является непреодолимым препятствием. Необходимо, чтобы или на вампира надели ошейник, или чтобы он исчез... испарился... растворился в воздухе... само его имя стёрлось из памяти ... Я дам своему воспитаннику последнюю попытку на очищение от скверны, и если он провалит ее, то вампир ваш. Можете делать с ним всё что угодно, главное — не оставляйте следов. Не нужно превращать его в святого мученика инквизиции...

— Я понял, сделаем чисто. Вы помните наш уговор?

— Да, конечно, вот плата... остальное получите после...

Один из сидящих встаёт и, подойдя к одной из стен кабинета, скрывается за неприметной дверью. Молчание, возникшее после ухода гостя, прерывает Сикхт:

— Надеюсь, у Вернинского выродка хотя бы получится заставить вампира снять университетский браслет, если не хватит духа надеть на него ошейник...

— Ты хочешь подарить этого кровососа послушнику, после всех его грехов?

— Нет, я дам ему ошейник абсолютного подчинения. Целитель для храма — хорошая находка. Тем более что здесь не всё просто. Мелкая тварь явно использует какую-то магию, но не крови.

— Интересно... Это что-то врождённое, как и природное обаяние вампиров? — задумчиво спрашивает Патрик.

— Скорее всего, так и есть, правда в этом случае он не представляет для нас особенного интереса. Именно поэтому я его и отдаю. Алекс более ценен.

— Ты уверен? Может, стоит сначала изучить природу его магии?

— Нет времени для этого, да и я не уверен, что этот сучий выкормыш наденет ошейник на вампира. А исчезновение же столь популярного нечистого всколыхнёт волну недоверия к церкви у тех, чья вера недостаточна крепка... Боюсь, и среди послушников найдутся нестойкие к обаянию этого кровососа. Слух об исцелении Секки и его пребывании в обнищавшем хосписе уже распространился. Поэтому мы должны быть вне подозрений. К тому же ошейник открывает большие возможности для использования способностей этого вампира.

— Я правильно понял, что ты хочешь применить один из тех экспериментальных образцов? — звучит неуверенный голос Патрика.

— Именно так, да прибудет с нами вера Господня!

— Мне кажется, что использовать их... слишком рискованно.

— Не волнуйся, про те ошейники так никто и не вызнал. — Чуть помолчав, Сикхт продолжает: — Уже пять десятков лет как минуло. Один из них и послужит Алексу для послушания... пусть наденет его на кровососа. Пора, наконец, их использовать.

— Алексу?! Ты хочешь отдать его Алексу? Я не ослышался?

— Да, ему. Он должен хранить верность ордену и его главе, а не прислуживать нечистому. Думаю, мы ничем не рискуем — время умеет скрывать все следы прошлого...

— Но как ты заставишь вампира снять университетский браслет? Ведь добровольно он вряд ли это сделает...

— Ты ошибаешься, вампир поступит так, как нам нужно. Скоро он останется без этой защиты...

* * *

Клуб Арена. Алекс.

Кажется, проходит целая вечность... С той минуты, как мелкий удрал из комнаты, Алекс ощущает себя рыбой... нет, скорее, китом, выбросившимся на берег. Дразнить Рича было чистой воды самоубийством, и Джордж об этом предупреждал. Но, к сожалению, тогда его слова больше воспринимались насмешкой, брошенной вслед, поэтому Алекс и не принял их всерьёз... о чём сейчас сожалеет.

Так глупо, беспомощно и плохо он чувствовал себя, наверное, лишь во младенчестве... Даже в плену у вампиров он смог держать себя в руках и сдержать крик, не дать пролиться слезам во время пыток. А сейчас... сейчас происходит что-то невероятное, он рыдает как... ребёнок. Мир расплывчат, болит голова... И виноват во всём этом один мелкий, на вид беззащитный гадёныш. Кто бы мог подумать, что он ядовитый? А если следовать стереотипам, то каждому охотнику с детства внушают, что вампиры стараются покорить свою жертву видимой покладистостью и красотой. Ошейник или браслет, контролирующие поведение нечисти, не дают возможность пить кровь и использовать магию. Но даже лишившись всего этого, вампиры не теряют способности очаровывать и ловко ею пользуются. Так где же у Ричарда всем известное вампирское обаяние, которое он должен был испробовать на Алексе?! Если верить утверждениям дяди, то мелкий обязан был применить своё секретное оружие, против которого трудно устоять и не потерять голову... Сикхт постоянно говорит, что стоит только немного расслабиться, как сразу же угодишь в невидимую, но прочную сеть зависимости от нечисти... Впрочем, последняя уже имеется... через кольца верности. Хотя природа их магии совершенно другая и её никак нельзя назвать незаметной, особенно учитывая материальность надетого артефакта. В общем, по общеизвестным фактам выходит, что обаяние Рича сшибает с ног, заставляет пускать слюни и... сопли, — правда, они обыкновенного цвета... не розовые.

Как этому поганцу удаётся застать его, опытного охотника, врасплох? Почему все правила поведения и жизни вампиров рассыпаются в прах... как только пытаешься применить их к мелкому? Что в нём такого особенного?

Но... если подумать, таких как он больше нет, и это дикое чудо надо потихоньку приручать.

Алекс задумывается. Он теперь уверен, что до него у мелкого точно никого не было. Ведь не станет же кто-то в противогазе сексом заниматься?! В резиновой душной маске не до интимных отношений, а без этого средства защиты появляется риск умереть от удушья, нанюхавшись 'благовоний', щедро отмерянных вампирёнышем.

Резкий запах постепенно выветривается из проклятой комнаты в клубе, и отступают слёзы, застилающие окружающий мир. Прорисовываются очертания мебели... Потихоньку прибывают силы. Наконец-то их хватает, чтобы подняться с кровати, с которой Алекс уже сроднился за это долгое время. Его шатает от слабости, но нужно идти в университет, ведь дядя наверняка заметил длительное отсутствие на занятиях как самого Алекса, так и Ричарда, и сделал соответствующие выводы.

Наказание вряд ли будет. Сикхт чётко заявил, что Алекс не оправдал его доверия... Он так и не заставил мелкого покинуть университет. С другой стороны, дядя, скорее всего, не знает, что Рич очень отличается от всех известных вампиров. Конечно, Сикхту говорили о его шаманском даре и работники хосписа, и Секка, но дядя мог не придать этому значения. Слишком редко такое встречается. Алекс уверен, что вампиров-целителей, да ещё и бескорыстных — единицы. Ему, по крайней мере, не приходилось даже слышать о таких. Нужно попробовать уговорить дядю не забирать Ричарда, позволить оставить его себе... Вдруг получится? Алекс не питает иллюзии на этот счёт, будет трудно, почти

невозможно... но он станет бороться за мелкого. У Алекса не было ничего своего, сколько он себя помнит: ни комнаты, ни стола, ни кровати... всё менялось с такой частотой, что не удавалось привыкнуть к новой обстановке, а уже нужно было снова переезжать в другое помещение, захватив лишь пару носильных вещей. Дядя всегда говорит, что служители господа не должны страдать зависимостью от мирских забот... Лишь бы он не решил, что и Рич должен принадлежать кому-то другому.

'Главное, сделать так, чтобы он смог полностью доверять мне и стал действительно моим... нахальный, пугливый вампирёныш...'

* * *

Алекс быстро оказывается на территории университета, но попасть к себе в общагу не успевает.

Его окликает отец Патрик:

— Алекс! Ты где был?! Сикхт переживает за тебя!

Алекс пытается объяснить, что он был в безопасности, но Патрик в ответ только начинает злиться и, схватив его за руку, тянет к стоящему на обочине 'Туману'. Алексу приходится подчиниться. Он понимает, что сопротивляться бесполезно — отец Патрик сильный воин, один из лучших охотников на нечисть и преданный делам церкви, для него не существуют личности, есть только приказы. А распоряжения Сикхта для него первостепенны.

Машина срывается с места, как только они садятся в неё.

* * *

Монастырь Сен-Грегори

Сикхт, словно зверь в клетке, ходит от стены к стене своего кабинета. Он очень зол на своего подопечного, впервые так явно вздумавшего ему перечить. Мелкий кровосос уже давно должен был покинуть учебное заведение. Но вместо этого два придурка, которые обязаны быть злейшими врагами, где-то вместе проводили время. Похоже, оправдались самые худшие предположения — они действительно симпатизируют друг другу.

Ну ничего, они поплатятся за свои привязанности! Осталось лишь уговорить Алекса надеть ошейник на вампира. Для этого всего лишь нужно заставить племянника раскаяться за сочувствие к нечисти.

Сикхт останавливается и, ухмыльнувшись возникшим мыслям, садится за свой стол. Сделав пару упражнений для восстановления дыхания, он успокаивается. Придав своему лицу выражение глубокой скорби, при котором его шрам становится особо уродливым, и сцепив кисти рук в замок, он набирается терпения для новой встречи. Ждёт он недолго. Торопливые шаги предупреждают о приближении гостей. Дверь открывается и заходит Патрик, а Алекс, заметив настроение дяди, застывает на пороге и явно чувствует себя неловко.

— Заходи, сын мой... — в тишине сумрачного кабинета шелестит голос Сикхта.

Алекс вздрагивает и, потупив взгляд, приближается.

— Молодость склонна совершать необдуманные поступки, — горестно продолжает хозяин кабинета, заставляя почувствовать своего воспитанника неблагодарной скотиной. — Я переживал за тебя. Исчез, не оставив записки, не послав весточки... А ведь у меня так много врагов! Я обзвонил все морги и больницы, надеясь не услышать плохих вестей. Но слава Богу, он оградил тебя от самого страшного: ты так и не выполнил своего послушания и случись с тобой что, то сама твоя душа бы не нашла покоя!

Интонация его голоса становится всё более обвиняющей и тяжёлой.

— Зачем, скажи мне, мы молимся в наших храмах? Для чего взываем к Господу в своих молениях? Почему лишаем себя земных радостей?

— Чтобы вечно служить Отцу нашему, — смиренно отвечает Алекс, опускаясь на колени и не смея поднять головы.

Зловещая гримаса на мгновение искажает лицо священника, а в глазах Патрика загорается торжество, но искренне раскаивающийся юный грешник не замечает эту смену настроения у своих наставников, потому что судорожно думает, как вернуть доверие своего дяди. Даже мысли о вампирёныше временно исчезают из его сознания.

— Сын мой, ты обязан искупить свою вину, покаяться в совершённых грехах и очистить свою душу от скверны. Я назначаю тебе новое послушание, — лицо Сикхта вновь принимает горестное выражение, — ты должен надеть на вампира... Ричарда этот ошейник.

Звук выдвигающегося ящика стола заставляет вздрогнуть Алекса, застывшего в покорности. Однако слова, что он произносит в следующее мгновение, ввергают в шок обоих священников:

— Я не могу согласиться с вашим выбором. У меня никогда не было своих вещей, но я и не просил их. Сейчас же... Ричарда считаю своей собственностью. Только в том случае, если вы признаете мое право владения им, я надену на него ошейник. Пока же прошу назначить мне другое послушание.

Сикхт бледнеет, его глаза загораются от ярости, но он быстро берёт себя в руки и вновь надевает маску глубокого сожаления.

— Сын мой, я действительно иногда был слишком суров с тобой, но ведь мне приходилось заботиться о твоей заблудшей душе. Я разрешаю тебе взять в своё владение раба... и назначаю сорок плетей за ослушание. Получишь их после того, как приведёшь Ричарда в этом ошейнике. — священник протягивает Алексу упомянутый аксессуар с необычной отделкой.

Он встаёт с колен, подходит ближе и, немного замешкавшись, берёт его, а затем застывает, словно ожидает дальнейших инструкций.

— Ты свободен. Можешь идти.

* * *

После ухода послушника Патрик не выдерживает первым:

— Ты отдашь ему Ричарда?!

— А разве я это обещал? Насколько я помню, то предложил раба, но не назвал его имени, — откровенно веселясь, заявляет Сикхт.

— О, тогда нашего героя ждёт большой сюрприз! Но что может помешать ему снять этот проклятый ошейник, когда он поймёт, что обманулся в своих надеждах?

— Он не в состоянии его расстегнуть... этого никто не сможет. Ксиф — мразь, он надул меня! Скорее всего, он думал, что сможет сохранить себе жизнь, если не посвятит нас в тайну открытия этого чёртового замка, но... забыл об этом сказать. Только обезглавив вампира можно освободить его шею, именно поэтому кровосос никогда не сможет освободиться из-под моей власти. Так что осталось совсем немного до того момента, когда Алекс и эта мелкая тварь окажутся у нас в руках. Я наконец-то сломаю упёртого выродка Вернера, заставив смотреть, как насилуют его 'собственность', а затем и участвовать в этом действе. Вампир же станет изображать из себя развратную шлюху, не взирая на боль и собственные желания. Думаю, что это послужит великолепным уроком...

— Сикхт, ты гений! Можно я приведу ещё пару парней для групповухи?

— Конечно можно. Если наберётся человек десять, то Алексу очень понравится такое представление! Но прежде, чем вести его на это шоу, нужно сначала тщательно проверить его на наличие оружия. Нам не нужны проблемы.

— Я понял. Всё будет исполнено.

* * *

Оштинский университет, Ричард, чуть ранее

Я до сих пор не могу придти в себя...

Мне так попало из-за Алекса! И от кого?! От моих девушек! Еле ноги унёс! И когда это он успел их так к себе расположить? Чем они без меня там занимались?.. Думаю, он им в чём-то помог, иначе почему еще им быть такими недовольными из-за того, что я сбежал и не объяснился с Алексом?

Мне не по себе от их напористости. Да и невесёлые мысли посещают: а вдруг Алекс в кого-нибудь из них влюбился? Они же красавицы. Но в этом случае мне бы, скорее всего, посочувствовали, а не устроили вселенский нагоняй, отвесив пару подзатыльников. Вот и верь после этого в дружбу! Ага, стоило их без присмотра оставить, так сразу же все ополчились против меня. И если бы это были все неприятности!.. А то мне сегодня прямо везёт на них...

* * *

— Бедный Алекс! Мне его жаль, хоть мы никогда и не были друзьями, — это громкое высказывание одного из парней, ведущего беседу со старшекурсником, заинтриговывает меня.

Я стараюсь смешаться с небольшой группой студентов, изучающих стенд с расписанием занятий, висящий неподалёку от заинтересовавших меня охотников.

— Я ему не сочувствую. Он сам во всём виноват! Променять единственного родственника на какого-то незавидного вампира... — говорит один из беседующих.

— А мне кажется, тут не все так чисто! Просто так родственников не бросают, особенно тех, кто ради тебя рискнул жизнью! Возможно, Алекса удерживают насильно... но он ведь в шантаже не признается. Слишком гордый.

— Да брось ты! Кто может удержать старосту элитной группы?! Он же боец. Да и просьба была вполне выполнимая: чтобы чёртово отродье ушло из университета. Не убить же просили, а только очистить стены. Короче, слабак этот Алекс! И ты меня не убедишь в обратном.

— Откуда ты можешь знать про условия? Может, сам придумал?! — недоверчиво спрашивает первый.

— Нет, Дерик рассказывал, ну и невеста самого Алекса...

От этих слов мне становится больно... но в тоже время как-то не верится в её существование. Иначе об этой девушке говорил бы, по меньшей мере, весь наш факультет. Как будто услышав мои мысли, звучит голос, полный недоверия:

— Невеста?! Ты ничего не напутал?

— Как я могу напутать, если меня на свадьбу приглашали?! Она состоится через полгода, — уверенно произносит второй парень.

Это меня пугает. Через полгода... время летит слишком быстро. И мне все еще хочется верить, что это лишь слухи.

— А почему об этом никто не знает?! Его девушка была бы очень известна в универе.

— Она жила за границей, но недавно приехала. Алиссия сегодня придёт, ты и сам скоро увидишь её. Она прелестна! Я так завидую ему...

От услышанного мне становится сложно трезво мыслить.

Алиссия? Невеста?! Бракосочетание?!

Но с другой стороны, я действительно мало знаю об Алексе. Ещё и кольца верности на него надел... не зная ничего о его жизни и интересах. А теперь расплачиваюсь за это, оказавшись лишним.

Как я был слеп! Мне всегда хотелось чего-то добиться в жизни, но не такой ценой. Нужно исправить свои ошибки, и освободить Алекса от магических оков. Я должен уйти с его пути.

Сейчас самое простое — это расстаться с университетом, ведь без Алекса я всё равно не смогу выжить... а там посмотрим. Вдруг это окажется сплетней! Мало ли есть в мире любителей перемывать чужие косточки.

Слегка успокоившись от этой мысли, я направляюсь на занятия.

* * *

Две пары пролетели, словно одно мгновение. Я мало помню, что обсуждалось на них. Все мои мысли были только об Алексе и о его... невесте.

Неужели это действительно правда?..

* * *

Оштинский университет, Алекс

Разговор с дядей оставил неприятный осадок, но худшие ощущения произвел на Алекса ошейник. Странное чувство не оставляет в покое, словно ему пришлось встретиться наяву со своими кошмарами. Он так и не разобрался, почему не хотел прикасаться к этому предмету. Сложно понять, чем такое может быть вызвано. Просто возникает ощущение, словно ты трогаешь ядовитую змею, готовую наброситься на тебя в любую секунду. Учитывая различные переделки, в которых ему пришлось побывать, Алексу приходится доверять своим инстинктам. Они-то и подсказывают, что этот ошейник очень не прост.

Чего одна его отделка стоит! Наружная сторона покрыта крупными металлическими пластинами, изображающими искажённые от ужаса лица, уродливо выгнутые и заходящиеся от крика. Обычные ошейники таких чудовищных украшений не имеют: двойная чёрная кожа с небольшими заклёпками, иногда с маленькими фигурными штамповками или шипами. А тут... такого Алексу видеть ещё не приходилось. У него аж мурашки по коже от этого 'произведения искусства'. И где дядя его взял?

От одной лишь мысли одеть его на мелкого бросает в дрожь. Алексу страшно. Ему кажется, что может произойти что-то непоправимое и кошмарное. Впервые он не может довериться своему дяде, разговор с которым оставил горький осадок неискренности и недосказанности.

Алекс ясно понимает, что снова не выполнить его приказ он не сможет, такого предательства Сикхт точно никогда не простит. Внезапно мелькает мысль о том, что, может... стоит показать этот ошейник Джорджу? Вдруг он сможет подсказать что-нибудь стоящее? Алексу, стыдно, что у него зародилось недоверие к единственному близкому родственнику, пожертвовавшему многим ради его жизни и будущего. Но даже это не помогает, и по дороге в университет ему очень неспокойно, словно в сумке с учебниками и конспектами вместо простого ошейника лежит подрывное устройство с часовым механизмом.

И отсчёт времени уже пошёл...

* * *

Оштинский университет, Ричард...

В параллельной группе есть невзрачный студент — Йохан. Он потрясающе информирован обо всём, что происходит в мире. Если Йохан вдруг скажет, что через полчаса будут падать камни с неба, то хорошо бы сразу начать поиски укрытия, а ещё лучше — у него же и узнать адрес ближайшего. Тут же выяснится, что в тени большого крыльца находится скрытый проход, или что канализационный люк, скрытый литой крышкой, на самом деле ведет к заброшенному бомбоубежищу, а под покосившимся надгробием на старом кладбище есть катакомбы. Откуда он черпает все эти знания всегда остаётся загадкой, но все его предсказания обязательно сбываются. Правда, Йохан, категорически отказываясь подработать гаданиями, с удовольствием заглядывает в будущее страждущих этого личностей. Он обосновывает это тем, что его источники надёжны и материальны, а остальное — шарлатанство.

Сам Йохан настолько неприметная личность, что его никто не замечает... до тех пор, пока он сам о себе не напомнит. Вот и сейчас он неожиданно появляется передо мной.

— Рич, жизнь такая несправедливая штука!.. Я знаю, что вы встречались с Алексом, но о его невесте я тоже услышал вчера впервые. Это настоящая сенсация! Все девушки просто умрут от зависти, увидев её... но ты сильно не переживай, я выяснил, что староста тебя не бросает на произвол судьбы. Он даже договорился, что возьмёт тебя к себе! Алиссия тоже не возражает против твоего присутствия. Всё-таки иметь вампира-раба довольно престижно. Многие из вашего племени захотят оказаться на твоём месте и с именным ошейником. Надеюсь, ты поймёшь всё правильно и не разрушишь жизнь того, кто отнёсся к тебе с симпатией...

Йохан уже растворился в толпе, а я все еще слышу его последние слова, словно древнее заклинание, уничтожившее мои надежды. Нет, я не стану мешать счастью Алекса, но и не дам сделать себя рабом. Слишком долгим и трудным был путь к моей свободе, а оценить её вкус может не каждый. То, что получено без труда и усилий, обычно ценится мало. Сейчас некогда расстраиваться, и поздно локти кусать...

Нужно просто исчезнуть из его жизни. Пожалуй, я напишу ему письмо, где объясню причину своего ухода. Мне нужно снять кольца и оставить ему свой браслет, но это всё можно сделать и ночью, а сейчас я постараюсь замести следы и ввести в заблуждение однокурсников. Благо сейчас пара высшей математики будет. Не скажу, что преподаватель меня выделяет: она относится к каждому студенту ровно и без излишней любви. Как она скромно выражается: 'Бог знает мой предмет на пять, я на четыре... вы же можете претендовать на всё остальное'. Но, честно говоря, она лукавит, ведь у Алекса, Дерика и ещё у нескольких известных охотников с нашего курса есть высокие оценки, в том числе и отлично. Она объясняет эти 'завышения' тем, что против системы выступать бесполезно, иногда приходится чем-то жертвовать. Но я, понятное дело, не имею такой защиты, поэтому мои знания всегда оцениваются весьма скромно, как и у остальных студентов. Мы настолько её обожаем и шлём лучи нашей симпатии, что прозвали её 'Биссектрисой'. Однако если бы кто-то начал искать первоисточник, то был бы слегка разочарован, ибо дословно он звучит так: 'биссектриса — это такая крыса, что бегает по углам и делит их пополам'. Впрочем, наши шутники порой подбирали и более обидные выражения, не имеющие никакого отношения к математике, но созвучные с остальной частью текста.

* * *

Тяжёлые, ярко-белые облака постепенно затягивают небо. Но в просветах между ними оно сверкает чистой синевой.

Я сижу возле окна и украдкой поглядываю в него. Какой-то старик кормит голубей в университетской аллее, и птицы доверчиво тянутся к нему. Некоторые безбоязненно едят прямо с его рук, садятся на плечи, а огромный неуклюжий нахал и вовсе пытается пристроиться на голову человека. Мне не слышно воркования и шума хлопающих крыльев, но происходящее завораживает.

— Ричард, — суровый голос Биссектрисы застает меня врасплох, — решите задачу...

Под цепкими взглядами своих одногруппников я выхожу к доске.

— Итак, — продолжает она, — вычислите, сколько мужчин-добровольцев мы можем набрать в отряды быстрого реагирования по борьбе с вампирами в городе, население которого равно ста тысячам жителей.

Она любит издеваться и задавать подобные вопросы, подчёркивая, что я не охотник, но решение задачи довольно простое, и я быстро отвечаю:

— В городе пятьдесят процентов мужчин, из них тридцать подходят по возрасту, лишь десять мечтают прославиться, но из них только десять могут решиться участвовать в боевых действиях... — тут я не выдерживаю и ехидно замечаю, — а из последних семьдесят процентов толерантны к вампирам!

Нужно было видеть её округлившиеся тёмные глаза, превратившиеся в бездонные чёрные колодцы! Я чуть от радости не заплясал, но закончил расчёты:

— Итак, по закону перемножения вероятностей определяем вероятность интересующего нас события: А=0,00045. При умножении этого значения на число жителей города мы наберём всего сорок пять потенциальных бойцов, но учитывая, что возможность нового призыва появится лишь через год и единично, то не стоит затевать такую кампанию.

Сокурсники откровенно заливались хохотом, сквозь который прорывались изредка фразы:

— Рич, ты жжешь!.. Толерантность на семьдесят... Сорок пять — это круто! Снимаю шляпу... Хана тебе, мелкий!..

Лицо Биссектрисы покрылось пунцовыми пятнами: давно её так никто не выводил, точнее, мне лично такого не приходилось наблюдать. Однако она не привыкла сдаваться и яростно прошипела:

— Как ты думаешь, что тебя ждёт за срыв занятия?

— У меня есть четыре варианта событий, — отвечаю занудно и внешне безразлично, словно решая очередную задачу. — Вылететь в окно, в дверь, остаться у доски или вернуться на место. Так как первый вариант совершенно не приемлем для учебного заведения, то его можно исключить...

В аудитории уже мало кто сдерживается, но смех пока не сотрясает стены, и присутствующие находят в себе силы прикрыться учебниками. Математичка звереет окончательно:

— Если сейчас на шум придёт кто-то из администрации, я напишу на тебя заявление о срыве занятия. А сейчас — вон из аудитории!

— Наиболее вероятно появление старосты — это легко рассчитывается с помощью... — я перехватываю инициативу, но не успеваю договорить, как дверь бесшумно распахивается и в аудиторию входит... Алекс.

От хохота сокурсников закладывает уши, а появившееся мое персональное наказание, похоже, готово испепелить меня взглядом прямо на месте. Алекс мгновенно вычислил из-за кого он был подвергнут осмеянию, но ясное дело, что понять саму ситуацию он ещё не в состоянии. Биссектриса в его присутствии становится адекватной, она понимает, что герой военных действий — это не пустой звук, и его жалоба может омрачить жизнь бедной женщины написанием объяснительных и других документов. Поэтому она быстро находит наивыгоднейшее для себя решение и, поставив 'неуд', возвращает меня на место. В аудитории тут же наступает тишина, и она приступает к дальнейшему опросу.

Очень скоро мне начинает казаться, что эта математика растянулась на целые годы. Кроме того, не покидает ощущение образования дымящихся серьёзных ран в моей спине от сверлящего взгляда Алекса.

Долгожданный звонок воспринимается мною как лучший подарок! С Алексом встречаться мне сейчас страшно, я не знаю, что он может со мной сделать. Пусть остывает без меня! Хватаю учебники и пулей вылетаю в коридор в попытке удрать от него подальше, но еле успеваю притормозить, чуть не сбив с ног незнакомую девушку. Огромные карие глаза, по-детски наивные, распахнуты, словно в изумлении. Её лицо озаряет улыбка, и она делает шаг ко мне, говоря глубоким бархатным голосом:

— Я так скучала по тебе!

У меня аж мурашки по коже, и кажется, будто я попадаю в сон... невероятно приятный сон, который тут же кошмарно заканчивается:

— Алекс, милый! — она отодвигает меня небрежным жестом и на моих глазах его целует. Мир рушится... он отвечает! Обнимая её и теснее прижимая к себе. Они счастливы, и им никто не нужен. А я... меня грызёт ревность и стыд. Я ведь привык уже считать, что Алекс мой.

— Алиссия! — он нежно произносит её имя, а мне становится понятно, что это за невеста... Завидую ему... не только я. Вся группа застывает при виде этой сцены. Девчонки в шоке, куда им всем до этой королевы...

Я тихо, незаметно ухожу.

* * *

Оказывается, написать обычное письмо так трудно! Испортив несколько листов, я уже подумываю бросить это дело, но через некоторое время всё-таки решаю, что мне нужно объяснить свои поступки Алексу. Как он отреагирует, уже неважно для меня. Пусть будет счастлив со своей принцессой!

Я подготовил пару зелий сна, чтобы спокойно снять кольцо, не дёргаясь от мысли, что он проснётся. Кто знает, вдруг ему браслета будет мало для того, чтобы получить прощение дяди, а я ошейник не перенесу.

Мой телефон взрывается звонком, уже шестым за этот час. Это Эрни... но я не в состоянии говорить сейчас, поэтому просто отключаю аппарат. Уже темнеет, дождь так и не пошёл, но воздух влажный, плотный, душный. Мне тяжело дышать. Наверное, гроза сегодня ночью всё же будет. От Алекса я пойду к девушкам, — надеюсь, они помогут мне с работой. Не думаю, что теперь они будут настаивать на наших объяснениях, тем более я на всё ответил в своём письме. Оно мне руки жжёт, но было б подло не сказать, кто я на самом деле, и почему с ним так поступил...

* * *

Оштинский университет, Алекс

Алекс решает не заходить в общежитие, иначе он рискует опоздать на математику. Как обычно, стараясь не привлекать излишнего внимания, он проскальзывает в аудиторию, но дружный хохот сокурсников срывает его планы.

Над ним смеются! Такого ни разу не случалось! И кто зачинщик?! Конечно, мелкий... камикадзе. Ну ничего, теперь он точно объяснит и свой побег, и эту выходку.

Звонок с занятия звучит как выстрел стартового пистолета. Рич мчится вперед, стараясь первым вылететь из аудитории и беспрепятственно исчезнуть.

'Наивный, сегодня мы обязаны поговорить', — мелькает мысль у Алекса, почти догнавшего спасающегося бегством мелкого.

Но неожиданно Рич резко тормозит, и оба еле успевают остановиться, чуть-чуть не врезавшись в стоящую за дверью девушку.

Алекс поражён: он узнал её.

'Алиссия! Глазам своим не верю! Мы столько лет не виделись! Как она сумела меня найти?.. Ведь дядя был всегда настолько против наших встреч, что выслал ее вместе с матерью из Оштена, пригрозив лишением денежного пособия. А может, она нашла хорошую работу и теперь в состоянии ему перечить?'

Она подходит ближе и целует Алекса, сказав приветственные фразы. Обычный поцелуй, но он вызывает вздох разочарования у других девиц.

'Ну, мелкий, я отомщу тебе за утреннюю выходку!' — мелькает мысль, и Алекс отвечает бережно и нежно, как будто девушка из хрупкого стекла. Он смущён, но ощущая, буравящий взгляд Ричарда, старается не выдать своих чувств.

Она отличный повод, чтобы поставить мелкого на место:

'Пускай ревнует, ему полезно! Возможно, будет думать, прежде чем удрать или напакостить. Вот это взгляд! Он должен знать, как я обожаю свою сестру, дочь Сикхта... Тем более я её действительно люблю. Она единственная, кто понимал меня в монастыре, поддерживал, и... мне было легче переносить все наказания благодаря ее заботе. Так было тяжело переживать разлуку с ней, как будто мне вырвали сердце. Пусть мелкий наслаждается пока свободой, а завтра мы с ним поговорим. Ричарду полезно думать, что у меня есть девушка, тогда, возможно, сам захочет всё выяснить и больше не сбежит от разговора'.

Глава 18

* * *

Город Даленбург. Эрни. Чуть ранее.

Эрни уже привык просыпаться в объятиях Вайсена, настолько, что иногда с содроганием вспоминает, как в доме отца ночевал один в огромной холодной кровати. Жарко протопленная утром комната остывала к вечеру, и вылезать из-под тёплого одеяла было неприятно. Постель казалась ледяной, за исключением им самим нагретого места. Неуютной была и одежда, всю ночь провисевшая в стылом помещении. Иногда Эрни дожидался, пока прислуга затопит камин и станет теплее, но чаще приходилось надевать холодные вещи и согревать их своим телом. В родном мире, где все преимущественно пользуются магией, большинство лордов, в том числе и его отец, лишали себя многих удобств, считая, что суровые условия жизни позволяют воспитывать закалённых воинов, а не изнеженных отпрысков. Здесь же, за магическим щитом, всё выглядело иначе. Широкое использование технологий, в том числе и в быту, позволяло расслабиться и наслаждаться уютом. Впервые Эрни ощутил это преимущество ещё у Маров, затем и в университетском общежитии. Но всё это лишь временные убежища. Только недавно он осознал, что настоящий дом — здесь, рядом с Вайсеном.

* * *

Потянувшись, Эрни аккуратно выскальзывает из кровати и, накинув тончайший шелковый халат прямо на голое тело, плотно заворачивается в него. Затем он направляется к зеркалу.

Эрни по-прежнему любит смотреть на своё отражение. Он вспоминает своё детство, казавшееся тогда беззаботным, безоблачным. Ту показную любовь его родителей и зависть своих братьев. Тогда он думал, что в нём души не чают, но только сейчас ему стало понятно, что среди всей напускной благосклонности никто так и не дал ему настоящего душевного тепла и чувства защищённости. Нет, юный лорд не обижается за это, особенно на отца, который так много сделал для своего сына. Он подарил ему жизнь и... Вайсена, давшего ему то, чего Эрни был лишён с самого детства. Когда-то встреча с Ричардом помогла осознать ему, что жизнь более многогранна и изменчива, чем казалась до их знакомства. Эрни, несмотря на самовлюблённость и эгоизм, вынужден был измениться, подстроиться под темперамент и энергию мелкого. Именно тогда, участвуя в совместных проделках, он понял, что за всё нужно платить, а порой и исполнять чужие желания. Это было трудно, иногда казалось и вовсе невозможным, но награда часто того стоила: известность и почитание местных жителей грели его самолюбие. Возможно, именно осознание этого и помогает в жизни с Вайсеном, периодически открывающей ему новые грани бытия, которые требуют определённых перемен. Суровый и могучий охотник сильно зависит от него, а сам Эрни окружён заботой и постоянным вниманием. Только благодаря этому он остро понимает, чего его лишили в детстве. Но если бы ему случилось оказаться на месте отца, смог бы поступить со своим сыном также?..

Эрни влюблён... он никогда не думал, что будет так кем-то дорожить. Он уже не представляет себя без него. Вайсен вскружил ему голову, занял все его мысли. Жаркие ночи, горячая кожа, сплетение рук, рваное дыхание, капельки пота на теле, сводящие с ума поцелуи... наверное нет в их квартире ни одной поверхности, которую они бы не опробовали. Эти воспоминания всколыхнули всего лишь малую толику ощущений, а Эрни видит в зеркале, как легкий румянец окрашивает бледную кожу, как тяжело вздымается грудь и как тонкая поволока покрывает золотые глаза. Он уже возбуждён, но взглянув на спящего мужа, раскинувшегося на супружеском ложе, понимает, что не хочет его будить. Вчера был слишком тяжёлый день для любимого. Эрни тихо проходит в душ и встает под ледяные струи, успокаивающие его сердце и жаждущую ласки плоть. Он уже научился управлять своими эмоциями, подчиняя их разуму, и это часто помогает им сохранять мир в семье.

Вайсен отчаянный, распутный, развратный, но у хрупкого и с виду покладистого юного лорда он на коротком поводке. Эрни не устраивает сцен ревности и не пытается выяснить степень любви, но если ему не нравится поведение Вайсена, он молча одевается в свои лучшие одежды и тихо покидает дом. Однако ему еще ни разу не удавалось уйти далеко. Его всегда перехватывал обескураженный Вайсен, боящийся потерять своё ледяное и упрямое счастье.

Одевшись, Эрни идёт на кухню и начинает варить кофе. В доме много различной техники, в том числе и две кофеварки, но юному графу не нравится водянистый напиток. Он готовит его по старинным рецептам. Сильный горьковато-терпкий аромат разносится по всему помещению. Эрни с наслаждением вдыхает этот божественный запах и на секунду замирает, прикрывая глаза.

Крепкие руки обхватывают его тело, и он прижимается спиной к рельефному торсу мужа. Эрни ощущает на шее его горячее дыхание, прикосновение губ... мурашки пробегают по его коже, а внизу живота скручивается стальная пружина желания.

— Доброе утро, — звучит хрипловатый голос, — мммм, кофе... с корицей. Я его очень люблю.

Эрни хочет ласки. Он мечтает о крепких объятиях мужа, его глубоких поцелуях, его нежности и страстности. Он знает, каково это — умирать и снова возрождаться, будучи захваченным целой гаммой чувств. Но он не оборачивается, а сосредотачивается на кофе, и только невзначай, совсем чуть-чуть гладит руки, пленившие его. Когда кофе готов, он аккуратно разливает божественный напиток в полупрозрачные фарфоровые чашечки. Вайсен отпускает своего упрямца, и Эрни, подхватив их, идёт к столу. Но его свобода длиться недолго, и как только стол накрыт, Вайсен опять подхватывает его и усаживает к себе на колени. Эрни фыркает и для порядка пытается освободиться, но муж предупреждает его порыв, и поцелуями лишает воли. Эрни млеет. Он замирает, все мышцы натянуты как струна. Теперь посмеивается Вайсен, отстраняясь от уже припухших губ любимого вампира, и с равнодушным видом берёт горячий кофе. В подобные моменты у Эрни появляется одно непреодолимое желание: стукнуть мужа чем-нибудь потяжелей. Но, сдержав свои эмоции, он тоже с показным безразличием берёт свой напиток. Впрочем, встать с колен Вайсена он не пытается, ибо знает, что это совершенно бесполезно.

Завтрак, как обычно, проходит в тишине. В этот раз мысли Эрни не только о любви — он беспокоится о Ричарде, от которого уже давно не было никаких вестей. Правда, в первое время после приезда он настолько был захвачен новыми впечатлениями, что забыл о существовании мелкого, но тот сам периодически звонил, тревожась о своём лорде. Со временем и Эрни стал беспокоиться о нём. Но в последнее время у юного лорда возникло отвратительное ощущение собственной беспомощности и предчувствие чего-то непоправимого... Уже пару недель Рич не выходит на связь, его телефон разряжен. И хотя директор клуба 'Арена' уверяет, что с мелким всё в порядке, плохое предчувствие все равно не покидает его.

— Вайсен, я беспокоюсь о Ричарде. Боюсь, как бы с ним ничего не случилось, — голос Эрни заставляет вздрогнуть супруга.

— О каком Ричарде? — уточняет Вайсен, — Том мелком уродце, который прислуживал тебе?

— Не говори так о моём единственном друге! К тому же он ещё несовершеннолетний ребёнок, и я несу за него ответственность.

— Насколько я помню, он уже несколько лет назад отметил своё пятидесятилетие.

— В его документах завышен возраст, — парирует Эрни. — Это было сделано для поступления в университет, ну и для того, чтобы он не привлекал к нам лишнего внимания. Я всё-таки мало похож на его папочку, а путешествие с несовершеннолетним вызывало бы много вопросов.

Вайсен уже знает всю подноготную Эрни, но до этого он ни разу не интересовался Ричардом, так как отдал его церковникам. Зачем ему информация о мертвеце? Но сейчас, когда Вайсен узнал про настоящий возраст мелкого, его прошибает холодный пот. Впервые за короткую супружескую жизнь Вайсен понимает, что между ним и Эрни возникло серьёзное препятствие. Когда он милостиво отдавал вампира, то не задумывался над его судьбой, а тем более важностью для своего любимого. В тот момент это казалось ему справедливым, подходящим договором с орденом. Теперь же всё предстаёт совсем в другом свете: предательство и ложь в самом начале их совместного пути.

— Попробуй дозвониться ему сегодня, и если не получится, то завтра я постараюсь выяснить, где он и что с ним происходит, — задумчиво произносит Вайсен.

Для себя он уже решил, что вырвет мелкого из лап церковников. Чёрт с ним, пусть хоть слугой будет. Терять доверие и любовь супруга он точно не готов.

* * *

Оштинское общежитие. Алекс.

Алиссия уже ушла. За окном темнеет. Усталость навалилась так, что лень пошевелиться лёжа на диване. Все мысли Алекса сейчас вращаются вокруг одного злополучного ошейника.

Что в нём не так? Понять так сложно, но ведь не зря все инстинкты вопят, что он опасен. Только чем? Алекс даже его надел, чтобы проверить, действительно ли тот представляет угрозу. Ничего не произошло, но страх в душе так и не прошёл. Алекс решает завтра всё же обратиться к Джорджу, хотя ему этого ужасно не хочется. Он ведь сам выгнал его из дома, а теперь придёт просить о встрече, но ему действительно тревожно. Он чувствует грозящую мелкому опасность.

Алекс встаёт, проходит в спальню и, откладывая все свои душевные метания на завтра, ложится спать. Сон приходит почти мгновенно, а вместе с ним и кошмар...

* * *

Большая комната. Он бежит, подгоняемый протяжным жутким женским криком. Перед ним диван, обитый зелёно-жёлтой тканью, и он мгновенно залезает под него, спасаясь. Там темень. Тяжело дышать и почти невозможно шевелиться. Неожиданно раздается последний предсмертный вопль и прямо пред его взором появляется жуткое лицо вампира. Но не оно, с пустыми мёртвыми глазами, залитое слезами и перекошенное от жалости и боли, пугает Алекса, а ошейник, на котором изогнуты в мучительном крике лица. Лица, пытающиеся его достать, тянущиеся к нему, все ближе и ближе... Но вдруг раздается звук мощного удара и голова вампира отлетает, а эти лица мгновенно нападают на него. Он кричит, чувствуя, как тело заливает кровью...

Алекс вскакивает. Он шумно дышит и весь мокрый от ледяного пота. Ошейник! Вот чего он так боялся все эти годы! Он быстро мчится к сумке, в которой оставил эту дрянь, и по дороге в темноте задевает столик. Что-то звякает и катится по полу, но это не имеет никакого значения. Ошейник — вот что сейчас важно. Такой конструкции Алекс не встречал за всё это время, лишь приходил во сне искажённый образ, оборачиваясь непонятным ночным кошмаром. Он зажигает свет и достаёт этот 'подарок' дяди, предназначенный для мелкого. Сомнений нет! Такой же ошейник был на шее погибшего вампира! Но тогда выходит, что это были хозяйские рабы?.. А как же они тогда посмели напасть на семью охотника? Ими кто-то управлял? Дядя... как он может быть замешан во всём этом?..

Алекс бессильно оседает на диван, так и не выпустив из рук жуткий ошейник.

Его приводит в чувства голос Алиссии:

— Алекс! Ты на мертвеца похож!.. Что здесь произошло?

— Не знаю... — бесцветным голосом шепчет он в ответ.

— О Боже! Да расстанься ты с этой гадостью! Ты порезал пальцы об эту дрянь!!!

Взглянув на свои руки, Алекс видит застывшие дорожки крови. Он с трудом разжимает ладони, и ошейник с грохотом падает на пол, покатившись совсем как во сне, но уже к Алиссии. Он вскакивает, но тут же оседает.

— Алекс, приди в себя! Твоя невеста не простит мне такого твоего состояния!

— Какая ещё невеста? — заторможено спрашивает он.

— А то ты сам не знаешь! Отец просил, чтобы я её отвадила...

— Что? Кого отвадила?

— Твою невесту, — вздыхает Алиссия. — Я только сегодня поняла, что не посоветовалась с тобой. Вдруг я ошибку совершила? Хотя, надеюсь, поцелуй она простит...

— Алиссия, не морочь мне голову, она и так болит. Нет никакой невесты...

— Погоди! Так ты ни с кем не встречаешься? Я правильно тебя поняла?

— Встречаюсь... с мелким.

— С кем?!

— С вампиром, с парнем... Чёрт, я так устал от твоих вопросов, — равнодушно сообщает Алекс.

Он смотрит в пол и замечает белый лист бумаги, чуть-чуть выглядывающий из-под дивана. С трудом подняв его негнущимися, распухшими от жёсткой хватки пальцами, он рассматривает странное послание.

'Алекс, я виноват перед тобой, прости. Когда ты прочтёшь моё письмо, не пытайся меня искать: я буду уже слишком далеко. Передай своему дяде мой университетский браслет, надеюсь, ему этого хватит, чтобы простить тебя. Мне бы не хотелось и дальше создавать тебе ненужные проблемы.

Надеюсь, ты меня поймёшь, если я скажу честно, что когда-то люто ненавидел тебя. Во время войны в мире вампиров ты попал в плен одному из лордов. Тебя много и долго пытали, но я вылечил все твои раны. Взамен же ты заставил меня выпить твою кровь, пытаясь сделать своим рабом, хотя этого ты уже, наверное, и не помнишь. Да и во мне нынешнем сложно было бы узнать меня прежнего: тогда я был слишком толстым. Можешь не беспокоиться обо мне и оставить четыре миллиона лидов, которые ты мне задолжал на 'Арене', себе на мелкие расходы.

Знаешь, мне слишком большой ценой досталась свобода, так что я никогда не стану твоим рабом. Именно поэтому я отпустил тебя, сняв кольца верности. Теперь нас ничего не связывает. Желаю вам с Алиссией счастья!

Прощай,

Твой ботаник, Ричард'.

Алекс снова и снова перечитывает письмо, плохо понимая написанное. Расплывающиеся перед глазами строчки и головная боль не слишком-то помогают разобраться в сути послания, но одно ясно — Рич ушёл, сбежал, бросив университет и оставшись совсем без защиты! Алекс в шоке от произошедшего, но в тоже время у него нет сил, чтобы начать немедленные поиски мелкого.

— Что с тобой? — раздаётся тихий шёпот Алиссии, заставляющий вздрогнуть забывшего обо всем, в том числе и о ее присутствии, Алекса.

Он с трудом поднимает голову и их взгляды встречаются. Сестра отшатывается от него, словно от прокажённого. Она бледнеет и застывает, не в состоянии отвести взгляд от лица Алекса. Он первый прерывает молчание:

— Мне нужно увидится с Джорджем, владельцем 'Арены'. Срочно.

* * *

Клуб 'Арена'. Джорд, немного ранее

Джордж с удовольствием наблюдает за развитием отношений Леда и Амаи. Тут всё идёт к свадьбе. Они красивая пара. Жаль, конечно, терять девушек, но они обретают счастье, а он, Джордж, всегда найдёт им замену. Есть только одно препятствие законному браку: Лед — раб ордена, выкупить которого сейчас невозможно. Особенно учитывая то, что в клубе есть еще один вампир, спасённый из дома Орелли. Церковники слишком разъярены неожиданной пропажей обоих пленников. По слухам, они до сих пор ищут обоих беглых рабов, надеясь выяснить обстоятельства гибели их собрата.

Если о Леде уже всё известно, то о происхождении второго вампира до сих пор никто ничего не знает. Даже имя его остаётся тайной. А ведь Ричи за его спасение чуть не поплатился жизнью! Только сейчас он наконец-то пошёл на поправку, но бывший узник Орелли за это время ни слова не произнёс. Док осматривал спасенного пленника и установил, что общее состояние этого вампира стабилизировалось, но жажды жизни в нём как не было, так и нет. Такое ощущение, что он замкнулся в скорлупе, отгородившись от мира прочными стенами.

Джордж не приближался к этой застывшей скорбной фигуре, пока не удостоверился, что вампирёныш будет жить, так как боялся, что прибьёт энергетического кровососа. Он и сейчас сдерживается изо всех сил, чтобы не надавать пощечин и тем самым привести гада в себя, но терпения становится всё меньше. Злость поднимается в нем каждый раз, когда Джордж вспоминает мелкого умирающим, почти начисто высосанным этой скотиной.

За что Рич-то пострадал?! Для того чтобы все имели счастье наслаждаться слегка ожившим полутрупом? Ричарда еле откачали, точнее его спас Алекс... Надо отдать должное молодому охотнику: он, кажется, сделал невозможное, вдохнув жизнь в вампирёныша. И похоже, что он неравнодушен к мелкому... Одна сцена ревности чего стоит! Как он на предупреждение 'не пугать вампирёныша' отреагировал.

Похоже, Джордж несколько отвлёкся, а ведь его основной задачей сейчас является вернуть к бренному существованию несостоявшегося — волей неба, не иначе! — убийцу нахалёныша. Джордж очень тяжело пережил его болезнь, он к Ричи прикипел душой, совсем как к собственному сыну. Он вздрагивает от пришедшего на ум сравнения, но, подумав, решает, что так оно и есть. Когда он узнал, что Алекс остался жив, то загорелся напрасной надеждой на встречу с родным человеком. Как оказалось, зря.

Алекс ничего не помнит о своём прошлом, и, к сожалению, они теперь совсем чужие друг другу. Глупо было мечтать о взаимопонимании, но он все же был небезразличен Джоджу. Сын лучшего друга. Но Сикхт постарался на славу и настолько задурил мальчишке мозги, что сядь этот ненаглядный дядюшка в тюрьму из-за него, то они с Алексом станут злейшими врагами... как это горько звучит, но отступиться — значит предать своих близких. Джордж продолжает искать хоть какую-нибудь зацепку, которая поможет ему раскрыть убийство семьи Вернера. Именно поэтому так необходимо оживить эту замершую мумию: вдруг выплывут детали интересующего его преступления, так как, по всей видимости, Сикхт держал её в рабстве уже давно. Кто знает, может, при бесправном рабе что-то обсуждалось, а Джорджу нужны любые, самые незначительные зацепки. Единственное, что удручает его, — это собственная агрессивность по отношению к ослабленному пленнику. Хотя из-за последнего он чуть не потерял своё неугомонное сокровище — мелкого вампирёныша. А это так трудно простить...

Вампир, несмотря на всю его замкнутость и отрешенность, очень красив. Джордж уверен, что они ровесники. Это радует, так как более молодой после застенков Сикхта, скорее всего, уже бы тронулся умом. Окончательно и бесповоротно. А у этого ещё есть шанс вернуться к нормальной жизни. Джордж подходит к нереагирующему на его появление упрямцу. Роскошная, оттенка воронова крыла, шевелюра скрывает выражение лица пострадавшего вампира, сидящего на кровати, но так даже лучше, ведь она не позволяет увидеть его пустые, безжизненные глаза.

— Я понимаю, что кажусь назойливым, но моё терпение уже на исходе. Ты полностью здоров, и твоё молчание — это скорее вызов мне и моим помощникам, — стараясь держать себя в руках, начинает он свой монолог. — Ты чуть не убил моего мальчика, поглотив его жизненную энергию, и только счастливый случай оставил его в живых. После этого мне сложно относиться к тебе как к смертельно больному.

Вампир вздрагивает от неожиданной злости и напористости этих слов. Он словно пытается проглотить ком в горле, а голос его звучит бесцветно:

— Прости, я не хотел причинить ему вреда, хотя я мало что помню. Вся моя жизнь словно покрыта дымкой тумана. Не больно... физически не больно, но словно во мне что-то умерло. Нет прошлого, нет будущего. Только лишь странное существование сегодня. Скажи, зачем мне сохранили жизнь? Я потерял всё: дом, родных, честь, гордость... но я это в какой-то мере заслужил. Мне приходилось сносить пытки и унижения от своих врагов, а сам... Когда-то по прихоти жены отдал своего сына в наложники... сам, добровольно, — он замолкает и опускает голову ниже, будто бы тяжкий груз вины придавливает его к земле. — Я тогда особо не задумывался, что такое рабство, и только сейчас понимаю, как исковеркал ему судьбу.

Джордж в шоке. Да он и в страшном сне не мог себе представить, что можно так поступить со своим ребёнком! Он молчит, буравя взглядом сидящего перед ним вампира, и понимает, что в его душе пусто: сочувствия к этому пострадавшему чудовищу нет. Разве он, готовый не задумываясь отдать всё, даже свою жизнь, за своего ребёнка, может понять такой поступок? Нет! Его разум противится общению с подобным недосуществом. Он медленно разворачивается и направляется к выходу. И лишь оказавшись возле двери, Джордж слышит тихие слова, что несутся ему вслед:

— Мне показалось, что я убиваю собственного сына, стараясь выжить за его счёт...

Произнесённые слова будоражат ненависть и неприязнь, уже проснувшиеся в душе Джорджа:

— Мало ли что тебе показалось, ты чуть не убил моего сына, мразь! За Ричи я готов тебя сравнять с землёй.

— Ричи?! Моего сына тоже зовут Ричардом! У него красноватый оттенок волос и ярко-синие глаза, что очень редко встречается у вампиров. Он маленького роста. Его сложно с кем-то перепутать...

После этих слов Джорджу кажется, что у него земля уходит из-под ног, и вот-вот сам он рухнет в бездну. Ричи! Маленький бесёнок, прочно занявший сердце безутешного отца, принадлежит ублюдку, который его предал. Джорджа кровавой пеленой захлёстывает ярость. Убить, стереть с лица Земли подонка!

Но вместо этого он равнодушно произносит:

— Ваш сын жив, он свободен и учится в университете, хотя ты его чуть не угробил. Но я советую молчать о ваших родственных связях. Здесь все любят Ричарда, поэтому я не ручаюсь за твою жизнь... — и добавляет мысленно: 'ублюдок'.

Ответом служит гробовая тишина, но Джордж уходит вон из ставшего невероятно душным помещения.

* * *

После той беседы к вампиру вернулась жажда жизни. Джордж старается к нему не приближаться, всё ещё чувствуя желание прибить скотину. Хотя, вынужден признать, весьма красивую... скотину.

Джордж, чувствует свою вину за то, что так и не успел сказать Ричарду о его отце, — вначале мелкий был слишком слабым, а потом сбежал, чуть не угробив Алекса своей защитой скунса. Но сегодня придётся поговорить о нежданно найденном родственнике, раз вампирёныш решил найти в клубе временное укрытие от своего спасителя. Похоже, что охотник последнюю шалость не простил, иначе почему мелкий ищет здесь защиту? Рич вечером звонил, прося убежища, а это неспроста. Девчата, воодушевившись поселением поганца, для него уже костюмчик феи и грим достали, осталось лишь принарядить модель — родная мама не узнает. Последнее пришедшее на ум сравнение внезапно вызывает боль. Вдруг Рич уйдёт насовсем со своим нечаянно найденным отцом? Конечно, это его право, но Джордж так прикипел к вампирчику, что его тяжело терять. Не стоит объяснять, какую роль ему готовил родной отец, скорей всего, Рич сам всё понимает.

Директор клуба не удерживает тяжёлый вздох, и в это время дверь в кабинет распахивается, впуская внутрь живописную компанию. Джордж хмурится: он зол, что фейсконтроль пропустил к нему троих бомжей. Точнее, двух ходячих мертвецов с раздутыми лиловыми физиономиями, с серой, землистого оттенка кожей, и весьма помятую девицу между ними. Причём соперники друг друга поедают едва проглядывающими из-под набрякших век глазами. Джордж незаметно тянется к замаскированной кнопке экстренного вызова, но коснувшись её, понимает, что один из этих трупов... Алекс!

О боже! Вот это вид! Где ледяной, язвительный охотник? Грязные лохмотья вместо подогнанной по фигуре одежды. Кисти рук замотаны замызганными, свисающими ошмётками бинтами. Пока владелец клуба с трудом отходит от шока, гости, словно сговорившись, бросают свою безмолвную дуэль и в один голос с тревогой выдают:

— Где Ричи? Он должен был придти сюда. Нам надо срочно с ним поговорить!

* * *

У Сикхта сегодня замечательное настроение. Он провернул такое дело! Наконец-то разделил мелкого упыря и Алекса. Неважно, что вампир не стал рабом ордена, неважно, что сбежал, — в любом случае племянник с кровососом уже не будут вместе. Сикхт предвкушает наказание родственничка: давненько он не порол его, лишив себя по глупости такого удовольствия! Но больше он не допустит подобных ошибок. Пора Алексом заняться всерьёз. Сегодня нужно написать ректору прошение об академическом отпуске на пару месяцев для своего любимого воспитанника — этого должно хватить, чтобы сломать наконец упрямца. Сикхт научит его наслаждаться болью и страхом жертвы, её покорностью и обречённостью. Жаль, что ошейник будет не на Ричарде, тогда бы пытки показались еще слаще... Но ничего, он подберёт ему похожего вампира...

Неожиданный телефонный звонок прерывает мечты Сикхта. Высвечивается незнакомый номер. Странно. Его личный телефон мало кто знает, но ещё меньше тех, кто рискует беспокоить его. Он с любопытством поднимает трубку и слышит голос... Джорджа.

Хорошее настроение мигом улетучивается — вот куда помчался его воспитанник! К этой крысе — всё вынюхивающей и пытающейся подобраться к доказательствам гибели семьи Алекса! Чёрт, а ведь ошейник-то остался у племянничка!

Сикхту остаётся лишь надеяться, что никто не сможет разгадать предназначение данного атрибута. Его разработку держали в строжайшей тайне. Сикхт так расстроен, что пропускает часть монолога Джорджа, но произнесённая с угрозой фраза заставляет его насторожиться:

— Я не шучу, Сикхт! У тебя есть ровно полчаса рассказать мне о местонахождении Ричарда! Если промолчишь, я подаю на тебя в суд за убийство своего брата, и поверь, доказательств на сей раз будет достаточно!

— Ты уверен, что сможешь взвалить на меня чужое преступление? — рычит Сикхт.

— О нет, я обвиню тебя лишь в нескольких убийствах, и прежде всего, — Ксифта, конструировавшего потрясающе редкие ошейники...

От этих слов орденца бросает в холодный пот. Ксифт! Не может быть, как эта ищейка подобралась к нему?! Он давно сдох! Сикхт лично заметал следы! Откуда стало известно это имя?!

— Твоего вампира здесь нет, хоть обыщись. И нечего мне угрожать. Я чист перед богом! — он бросает трубку с остервенением. Впервые чувствует, как нарастает страх, вытягивающий силы.

Очередной звонок пугает. Вновь незнакомый номер. На этот раз он узнаёт холодный, замораживающий тон Вайсена:

— Сикхт, мне нужен Рич, и это не обсуждается. Я заплачу за него столько, сколько ты попросишь, но сделка будет совершена немедленно!

Вот это неожиданный поворот судьбы! Зачем ему покупать бесперспективного раба? Так хочется запросить цену в четыре миллиона, но с Вайсеном так лучше не шутить, и Сикхт усталым, измождённым голосом сипит:

— Его нет у нас. Мальчишка исчез в неизвестном направлении. Ты можешь обыскать всё, но только подтвердишь мои слова. Его здесь нет...

— Понятно. Верю. У тебя есть полчаса на размышления о том, куда или к кому попал вампир. Поверь, это не тот случай, когда склероз полезен. Я сам тебе перезвоню...

Гудки звучат зловеще, словно приговор. Сикхт понимает, что угрозы Вайсена серьёзны. Что ж, придётся рассказать, куда пропал змеёныш, хоть это в его планы и не входило...

* * *

Оштенское общежитие. Ричард, ранее.

Я так расстроен, что чуть не заявился к Алексу практически неподготовленным. Ведь зелье сна действует совсем недолго, кроме того, его как-то нужно влить в парня, который дрыхнет богатырским сном. А вдруг, проснувшись и прочитав письмо, он кинется за мной в погоню? Мне кажется, что, скорее всего, он сразу же заявится в 'Арену'. Куда я и планирую слинять. Боюсь, что девочки не выдержат его напора и могут сдать меня. Я не хочу быть пойманным. Ему-то что, он женится, а мне достанется ошейник. Раб в этом случае не самое большое зло, есть название гораздо хуже — Пет. Видел я таких в дорогих журналах. Там Петами зовут собак и кошек, крыс и хомяков, и самых дорогих рабов. Владельцы печатают статьи и помещают туда фото своих любимцев. Хуже всех — домашние вампиры. Ошейник в тон другим аксессуарам, перчатки и носки изображают лапки, хвост держится анальной пробкой, и уши дополнительно одеты, а больше ничего... ну разве иногда кусочек ткани прикрывает пах, но чаще генитальное кольцо надето. Кто зайчик, кто котёнок, кто леопард — всего лишь яркие игрушки господина. Я не хочу так жить! Пусть Алекс даже не мечтает о таком!

Раз так, то нужно отыскать такой рецептик, чтобы он утром не смог пуститься за мной в погоню. Хотя на улице темнеет, но у меня пока есть время в запасе. Я достаю свой уже потрёпанный учебник эльфийской магии и быстро вычитываю названия. Мой глаз намётан! Я тут же нахожу состав! Он громко именуется 'Для девственицы-орктессы', а рядом, мелким шрифтом пояснение — 'безопасный секс'. Ух ты, такие строчки, что дух захватывает! Эльфы слабее и меньше орков, однако, есть дамы, желающие пленить изящных аристократов. Для этого скрывается до секса, что дева ещё ни с кем ни разу не была. А по законам орков парень, лишив невинности орктессу, обязан на ней жениться, — иначе смерть. Нет, конечно, если ему нравится гигантская зелёная, клыкастая и безволосая скала, то можно дальше не читать, а делать предложение. Но если парень только любит пробовать экзотику и уточняет у партнёрши, действительно ли она уже не девушка, а в процессе приходит к выводу, что его жестоко обманули, то есть такой рецепт, спасающий от брака. У средства этого просто замечательные свойства! Во-первых, из-за головной боли девица не поймёт, что с ней произошло; во-вторых, из-за накатившей слабости, не кинется бежать, просить защиты у брата, отца, деревни... пока несчастный эльф не унесёт свой зад от этих ярких приключений; а в-третьих, всё пройдёт само собой, без оглушающих последствий: и слабость, и головная боль. Как раз для Алекса такое подойдёт! Рецепт простой и компоненты есть! Я принимаюсь за его изготовление...

* * *

Сейчас уже почти полночь, и я только что закончил все приготовления. Собираю небольшой рюкзак, куда кладу всё необходимое — ведь возвращаться сюда уже не буду, — и тороплюсь на встречу с Алексом...

Душно. Звёзд нет, небо чёрное от затянувших его туч. И у меня такое же тяжёлое и тёмное предчувствие. Жаль, что мне уже никак не изменить произошедшего. Не попросить прощения за кольца. В раздумьях я быстро подхожу к общаге Алекса. Почти все окна зияют чернотой, свет есть лишь в паре комнат. Возможно, Алекс спит или, что хуже, пошёл проводить свою невесту. У девушек другие общежития. До свадьбы им не разрешается быть вместе со своим избранником. Формальность — ведь в их постель не заглянешь, — но соблюдается беспрекословно.

Войдя внутрь, оглядываюсь, мне везёт — вахтёр куда-то отошёл, и я краду ключ-дубликат от апартаментов старосты. Надеюсь, что он здесь и сейчас спит. Я поднимаюсь на второй этаж, стараясь не шуметь, чтобы меня никто не обнаружил. Сейчас безлюдно, но каждый шорох в этой тишине звучит ужасно громко. Дверь открываю быстро и бесшумно. Свет не горит, но мне достаточно и скудного освещения от уличных столбов, сочащегося сквозь занавеси окон.

Только сейчас я остро понимаю, что это будет наша последняя встреча. Внезапно мне становится тяжело дышать, но, скорее всего, из-за погоды — очень горячий, влажный воздух, — наверное, будет ливень. Поэтому так болит в груди, и сердце сжалось...

Я прохожу в гостиную и вижу отражающийся свет на пряжках расстегнутой сумки, лежащей на диване. Блеск есть и на поверхности странной вещи, выглядывающей из неё. Мне страшно любопытно, и подойдя поближе, я вытаскиваю заинтересовавший меня предмет. Ошейник!! Жуткий, как будто его сделали в Аду, слепив из масок жертв, горящих в Геенне огненной. Мне страшно! Понятно же, кому он предназначен! Я, к сожалению, оказался прав... Алекс готовит мне участь диковинной зверушки, не зря же он где-то заказал такой приметный и, наверно, страшно дорогой и эксклюзивный аксессуар. Мне больше ничего не остаётся, кроме как уйти, исчезнуть, затаиться...

Странно, но я испытываю радость от того, что мне осталось недолго жить из-за пока что спящего проклятья. Наверное, я никогда бы не смог смириться с потерей Алекса, особенно быть в это время рядом и видеть, как он любит... не меня. Угораздило же меня влюбиться в своего врага, пусть и бывшего... Мне грустно от этих мыслей. Кладу обратно в сумку случайно обнаруженный и вызывающий чувство необъяснимого подспудного кошмара ошейник и направляюсь в спальню к Алексу. Захожу и слышу его размеренное, ровное дыхание. Будить не хочется, но зелье не заставишь выпить спящего, — вдруг захлебнётся? Я аккуратно, стараясь не потревожить, приковываю его к кровати захваченными заранее наручниками.

Алекс просыпается медленно и неохотно, не понимая где он, и что его движения не свободны. Когда я попадаюсь на глаза, он улыбается спросонок. Такой расслабленный и беззащитный внешне... но это всё обман, он настоящий воин — если бы он почувствовал угрозу, то мне бы мало не показалось.

Здесь, в комнате, кошмарно жарко. Тело Алекса блестит от пота. Протягиваю ему в бутылке для воды смесь зелий сна и то самое... для совращения. Он аккуратно пьёт, наверное, считая, что я играю с ним. Я ловлю себя на том, что не могу отвести взгляд от его накачанного торса. Он так красив! Но нужно помнить, что мне нет места в его семейной жизни. Допив мой эликсир, он снова засыпает, но успевает прошептать:

— Рич, я рад, что ты пришёл, мне очень нужно с тобой поговорить...

Мне очень тяжело на душе от этих слов. Мне кажется, что мир разбился на мелкие и острые осколки. Они так больно ранят. Я знаю всё: и про невесту, и ошейник, но благодарен Алексу за то, что он хотел об этом предупредить. По крайней мере я так хочу поверить, что он сказал бы правду.

Алекс уже уснул, теперь он не проснётся до утра. Снимаю его кольцо верности, затем своё, соединяю их. Теперь не знаю, куда их деть. Они мне больше не нужны, а жалко выкинуть. Хотя... я одеваю их на свой университетский браслет. Пускай на память Алексу останутся. Захочет — выбросит. Мне будет всё равно, я этого уже не буду знать.

Освобождаю Алекса и возвращаюсь в гостиную. На столик, стоящий около дивана, кладу письмо и все украшения, ставшие уже ненужными. Я ухожу. Мне жаль, что Алексу с утра не позавидуешь — так плохо ему будет, но выбора у меня особого нет.

Спускаюсь вниз — вахтёр даже не глянул, кто прошёл, — и выхожу из общежития. Передо мною на дороге стоит какой-то парень, у него в руках прибор, похожий на тот, что в ресторане был у Вайсена, узнавшего о том, что Эрни учится в университете. Незнакомец кивает? Или мне это только кажется? Я чувствую укол... перед глазами всё плывет... темно...

* * *

Шум мотора... Меня везут куда-то... Резкий запах прижатого к лицу платка, и снова темнота... Я слышу голоса, они такими кажутся далёкими:

— Вампир-шаман?

— Да, он самый. Возьмёшь — не пожалеешь. Триста тысяч лидов конечная цена.

— Вот жлоб! А скинуть?

— Нет, это не обсуждается. Не возьмёшь, найду другого покупателя.

— Ладно, по рукам!

* * *

Меня вытаскивают и несут куда-то. Нет сил пошевелиться. Я чувствую, как кто-то трогает меня и одевает что-то мне на шею. Щелчок замка... Я снова раб... Опять укол... Проваливаюсь в тёмный сон, как в пропасть...

Глава 19

* * *

Монастырь Сен-Грегори

Время течёт неумолимо, а Сикхт никак не может решить, как ему поступить. Он знает, что угрозы Вайсена — это не пустой звук, но что касается шантажа со стороны Джорджа, то здесь всё тоже очень не просто. Хотя, скорее всего, он не имеет серьёзных доказательств причастности Сикхта к убийству брата, иначе дело давно бы рассматривалось в суде. Однако имя Ксифа всплыло совсем некстати. По всей видимости, в этом виновен дорогой племянничек, притащивший с собой проклятый ошейник. Надо же было так проколоться! С другой стороны, Сикхт лично осматривал все имеющиеся в наличии экземпляры — ни на одном нет особых отметок, указывающих на изготовителя этих аксессуаров. Ксиф работал под жёстким контролем и не мог ничего вынести из своей лаборатории, к тому же он был страшно зол на тех, кто содействовал его увольнению из университета. А Джордж был именно из таких энтузиастов, ополчившихся, как они заявляли, на 'бесчеловечные опыты'. Можно подумать, что вампиры достойны иного отношения! Сикхт всё просчитал, но кто же знал, что Алекс ради мелкой вампирской шлюхи побежит к Джорджу, его заклятому врагу, да и с редчайшим ошейником в придачу?! Ну что же, раз племянничку так дороги исчадия ада, то ему придётся с ними повозиться. Сикхт не в силах сдержать короткой усмешки, берёт телефон и вызывает Патрика...

* * *

Расслабившийся после разговора с военными церковник вздрагивает от раздавшегося в гробовой тишине звонка. Вайсен — точен как часы.

— Я хочу услышать твою версию исчезновения Ричарда.

— Да, конечно, — Сикхт отвечает холодно и безэмоционально. — Скорее всего, его похитили работорговцы. Вампир-шаман, исцеливший пациентов хосписа, — заманчивая добыча для продажи организаторам подпольных боёв.

— Имя. Координаты, — рычит Вайсен.

— Увы, — с ноткой сожаления в голосе произносит Сикхт, — я планировал оставить этого вампира в монастыре для своих целей, но эти люди вышли на меня после публикации статьи о парне в центральном издательстве. Всё, что у меня имеется, это электронное письмо с просьбой о встрече.

— Лжёшь, должны быть какие-то его фотографии! — безапелляционно заявляет Вайсен.

— К сожалению, я сам не знал, как он выглядит, вплоть до нашей встречи. А на неё он принёс устройство, не позволяющее делать какие либо снимки и записывать голоса, но я пришлю его фоторобот, специально составленный для вашего запроса. Однако хочу предупредить, что поиски ведёте не только вы. Джордж — владелец клуба 'Арена', прикидывающийся когда-то лучшим другом моего брата и оказавшийся замешанным в его убийстве через родственников жены, — тоже мечтает получить парня в безраздельное пользование. Кроме того, мой племянник вбил в себе в голову, что он непременно станет владельцем Ричарда. Они уже ищут, и, как понимаете, победитель напоит вампира своей кровью. Надеюсь, вам не нужно объяснять последствия такого шага?

Ответом на его проникновенную речь служат отменные ругательства, прервавшиеся длинными гудками.

Второй звонок раздаётся почти сразу после окончания напряжённого разговора, во время которого у Сикхта было ощущение, что он бредет по хрупкому льду, грозящему расколоться при любом неверном движении. Теперь же церковник злорадно улыбается, предвкушая большую игру. Он говорит Джорджу о работорговцах, предупреждая об охоте, открытой на Ричарда большим чиновником Вайсеном. Всё складывается весьма удачно для ордена. Теперь все будут заняты поиском вампира, мешая друг другу, а если выяснится, что мелкое ничтожество уже вкусило кровь своего нового владельца, то Сикхт остаётся в выигрыше. Никто не сможет заподозрить его в устранении гадёныша, ведь он лично помогал поискам, сообщая всю известную информацию. Необходимо лишь вывести из этой игры своего 'любимого' племянника.

Патрик проскальзывает в кабинет абсолютно бесшумно, но Сикхт замечает прокравшуюся тень:

— Оставь свои военные игры. У нас возникла серьёзная проблема. Алекс помчался в клуб 'Арена' с ошейником абсолютного подчинения. Джордж почему-то сразу вычислил Ксифа. Думаю, только Алекс может дать действительно ценную информацию об убийстве своего отца, поэтому нам нужно немедленно его изолировать и заставить изменить своё мнение, даже если для этого придётся его сломить. Всё нужно успеть до того, как дело будет передано в суд.

— Да, времени у нас очень мало, — соглашается гость.

— Как только мой племянничек будет один — нам не нужны свидетели, — забираешь его и немедленно везёшь сюда. Работай с ним в пыточной камере по двенадцать часов в сутки. За малейшую провинность пороть. Пусть выберет, что ему дороже — собственная шкура или его любимые вампиры. Про меня говори, что я в глубокой депрессии из-за его предательства. Никаких встреч со мною не будет, пока он не сломается окончательно. Да, ещё вот что: он обязательно попытается попасть ко мне в кабинет, насколько я знаю его упрямую натуру. Пусть придёт сюда, я на столе оставлю те самые документы, об убийстве моего брата. Пусть увидит, как сильно замешан Джордж в этом деле, и как мы пытались спасти честь ордена, не арестовывая этого мерзкого подстрекателя. Надеюсь, эти факты остудят его горячую голову, и он, наконец, поймёт, что служение ордену — его единственный долг.

— Сикхт, ты гений! — восхищённо выдыхает Патрик и тут же исчезает за дверью.

* * *

Клуб 'Арена'. Джорд, несколько ранее...

Требование гостей увидеть Ричарда удивляет Джорджа. Он знает, что мелкий не появился в клубе.

— Скорее всего, Рич задержался где-то по пути сюда. Его здесь нет, хоть он и предупредил девушек, что придёт сегодня.

— Он уже давно должен быть тут! Рич ушёл от меня не позднее четырёх утра, а до 'Арены' всего минут сорок идти, — нервно высказывает Алекс.

— Что он делал у тебя в комнате, мразь?! — рычит и пытается приблизиться к своему сопернику оборванный, грязный и покрытый синяками и ссадинами спутник Алекса.

— Господи, да угомонитесь вы уже! Поубиваете же друг друга, вместо помощи Ричарду! — уставший и бесцветный голос девушки заставляет успокоиться обозлённых друг на друга парней.

— Алекс, ты лучше покажи ту дрянь, которую тебе подсунул мой дражайший батюшка, — два последних слова она произносит с непонятной ненавистью, словно говорит не о родителе, а как минимум о враге народа.

Джордж в растерянности от странного поведения этой живописной группы. По всей видимости, они уже не раз выясняли отношения по пути сюда.

Алекс мрачнеет от слов своей спутницы, молча достаёт странный предмет и, подойдя, кладёт его на стол. Все остальные тоже приблизились к нему. Джордж с недоумением разглядывает необычно изготовленный ошейник. Жуткие изображения лиц, вытянувшиеся в гротескном крике, — такое, хоть раз увидев, не забудешь. И воспоминания, как лавина, обрушиваются на него...

* * *

— ...думали, что вышвырнув из университета, вам удастся меня заставить забросить исследования, на которые я потратил столько лет?! Хааа-хаа-ха! Как бы не так! Ты пожалеешь об этом. И не только ты! Вы все пожалеете. И Вернер, и Дик, и другие. Нашлись те, кто понял, что моё изобретение перевернёт мир. Оно позволит нам достичь господства! Смотри, видишь это?! — Джордж вздрагивает, вспоминая, как к нему на стол Ксиф швырнул одну из таких пластин. Она звенела и вращалась некоторое время, невольно притягивая взгляд, создавая иллюзию ожившей головы, зашедшейся в предсмертном вопле. — Когда тебе попадётся на глаза эта вещь, вспомни, что настал час расплаты — ты умрёшь. Это твоя чёрная метка! Я всем вам пришлю её! Вы ответите за то, что изгнали меня из лаборатории. Да, да — ответите!..

Через неделю Ксиф погиб при странных обстоятельствах. Друзей и родных у него не было, а с бывшими сослуживцами он уже успел рассориться. Никто из знакомых Джорджа на похороны не ходил. А через пару лет, когда забылось и само имя этого сумасшедшего учёного, произошёл ряд трагических событий. Последние, казалось, были совсем не связаны со странными угрозами Ксифа. Да и кто бы воспринял их всерьёз, когда они скорее походили на детские ссоры в песочнице, чем на заявления взрослого человека.

Только сейчас, рассматривая необычный ошейник с закреплёнными на нём пластинами, Джордж понимает, что это и есть то самое изобретение, несущее смерть. Осознание страшного открытия накрывает удушливой волной. Вот почему головы напавших вампиров были отрезаны так высоко — на них были эти позорные атрибуты рабства! Но сейчас сложно сказать, каким образом они воздействуют на вампиров. Это может определить лишь экспертиза, и чем быстрее, тем лучше.

* * *

— У меня есть одна подобная пластина, — с трудом, словно преодолевая ком в горле, выдавливает из себя Джордж. — Я обладаю отвратительной привычкой не выбрасывать вещи, даже если они подброшены мне врагами. Это изобретение одного из моих бывших знакомых. Он прославился своей жестокостью и садизмом, проводя опыты в университете на вампирах. Твой отец, Алекс, потребовал его увольнения и лишения возможности дальнейших экспериментов, а я лично курировал это дело. Мы надеялись, что он так и не закончил свои работы, но ему всё же удалось найти спонсора и завершить начатое дело.

— Откуда у вас она?! — с нескрываемым подозрением спрашивает Алекс.

— Ксиф принёс мне её в качестве чёрной метки, — задумчиво отвечает Джордж, не показывая, насколько уязвлён недоверием. — Он предупредил меня, что именно так будет выглядеть моя смерть. Но она обманула его, и сначала пришла за ним. А вот каким образом эта вещь попала к тебе?!

— Мне её дал дя... Сикхт, — неожиданно для себя Алекс понимает, что больше не может называть дядей единственного родственника — по крайней мере до выяснения всех обстоятельств гибели своей семьи. И это причиняет сильную боль.

Взгляд воинственно настроенного парня, вошедшего вместе с ним, становится жёстким и более враждебным, стремясь распылить на атомы и без того расстроенного Алекса.

— Сикхт не разбрасывается редкостями просто так, — в интонации Джорджа звучит подозрение, а его голос становится напористым, — он должен был дать тебе задание. Я хочу знать, для кого предназначался этот ошейник!

Глубокая тишина служит ему ответом. Алекс опускает голову: он чувствует себя потерянным.

— Мой отец всегда был порядочной сволочью, — разряжает накалившуюся до предела атмосферу девушка. — Мама сбежала от него, когда я была совсем ребёнком. Она часто повторяла: 'Сикхт — сумасшедший ублюдок'. Она искренне боялась его. Я ей не верила, да и он не давал мне такого повода. Пока мне не пришлось увидеть, как он ломает Алекса. Я пыталась ему помочь и заступиться за него, но отец быстро выпроводил меня из монастыря, запретив общаться с братом. Я писала ему гору писем, но ответа так и не получила.

Алекс потрясённо смотрит на свою спутницу и затем произносит:

— Алиссия, ты мне писала?! Сикхт говорил, что ты ненавидишь меня за то, что вас выслали. Он, правда, обещал, что когда-нибудь ты обязательно вернёшься, и я ждал тебя, надеясь на нашу встречу.

— Отец обвинял тебя в предательстве, в подробностях рассказывая, как ты сжигаешь мои письма, а несколько дней назад предложил мне поссорить тебя с невестой в наказание за твоё отношение ко мне, сказав, что если твоя избранница действительно любит, то будет бороться за тебя, а если нет, то невелика потеря.

— У тебя ещё и невеста есть?! — от вопля враждебно настроенного спутника Алекса закладывает уши.

— Секка! Нет, никакой невесты и не было! Мой отец всё это выдумал, для того чтобы всех нас поссорить! — Алиссия беспомощно разводит руками и вздыхает. — Как же с вами тяжело. С обоими.

— Думаю, что ваша перебранка совсем неуместна. Нужно искать Рича, а не препираться. Алекс, если не возражаешь, то я отдам этот ошейник на экспертизу в нейрофизиологический центр. Сейчас я позвоню Сикхту, постараюсь прояснить ситуацию: думаю, он замешан в исчезновении вампирёныша. Вы пока приведите себя в порядок, мои девочки проводят вас в душевые и дадут во что переодеться.

* * *

Город Даленбург. Вайсен.

Огромное окно было распахнуто настежь. Тёплый ветер забавлялся, играя лёгкими дорогими шторами. Они были сделаны из модной сейчас паутины, так подходящей для хозяина этой комнаты. Вайсен, как гигантский паук, дёргая за нити своей сети, задействовал целый штат официальных лиц, для поиска одного невзрачного вампира. Но все усилия оказались напрасны. Если бы на сутки раньше! Всего-то на одни сутки и Ричард был бы уже здесь. Впервые за свою карьеру важного чиновника он потерпел фиаско. Он стоит, совершенно растерянный, и бездумно смотрит в окно, не замечая ничего вокруг. Он сделал всё, что мог. До сегодняшнего дня он не представлял себе, что может испытывать человек, осознавая, как разваливается его семья, рушатся его надежды на будущее. Вайсен уже тысячу раз проклял себя за недальновидность. Но ничего уже не вернуть назад. Счастье оказалось таким недолгим, и вина за его крушение лежит только на нём самом.

У Вайсена с самого начала не получилось встречаться с девушками. Подростком он мечтал о большой любви и искал романтичных встреч, но его внешность гадкого утенка никого не привлекала: высокий, нескладный и тощий. 'Выдавленный из тюбика' — смеялись над ним юные девы. Семья Вайсена не имела ни богатства, ни связей. Бесперспективному и некрасивому юноше с насмешками отказывали. У девушек были всегда свои стандарты. Кто-то на его месте опустил бы руки, возможно, запил, но только не он. Он работал, создавая себе имя, занимался спортом, изменяя фигуру. И как-то незаметно для окружающих неожиданно вышел в люди. С ним стали считаться, его заметили, и тут же потянулись вереницей невесты. Правда, сам Вайсен не простил прежних обид, и к ним добавились новые. Его пытались напоить и уложить в постель, с ним заигрывали, ему писали письма... но он уже успел вкусить свободной жизни без обязательств. Теперь он отвергал любовь. Он больше никому не верил: не задумываясь, разбивал девичьи сердца и избегал длительных отношений. А однажды понял, что для таких встреч вполне пригодны и симпатичные юноши, которые вдобавок не беременеют.

В тот день, когда Вайсен встретил Эрни, он не подозревал, насколько изменится его жизнь. Не заметил, как жажда обладания этим красавчиком переросла в нечто большее. Гордый и независимый вампирёныш прочно обосновался в его сердце. Сейчас же из-за ошибки в прошлом, в то время казавшейся незначительной мелочью, он может остаться один. И самое страшное, что изменить произошедшее уже не в его силах. Вайсен

тяжело опускается в кресло, стоящее напротив окна, и застывает неподвижно.

Он так погружён в свои мысли, что не слышит ни тихого звука открывающейся двери, ни лёгких шагов и лишь вздрагивает, когда ощущает на плечах руки своего любимого. Любимого, которого он потерял.

— Дорогой, ты заболел?! Ты такой бледный, — серебристый голос Эрни заставляет вернуться из горьких мыслей.

— Нет, я здоров. Физически здоров, но давно и неизлечимо болен тобой, — Вайсен поднимает голову и пристально смотрит в глаза своему юному мужу, внешне кажущемуся таким хрупким и уязвимым. Эрни не отводит встревоженного взгляда, словно предчувствуя беду.

— Не знаю, сможешь ли ты простить меня, но я не нашёл Ричарда, и вряд ли теперь смогу его когда-то вернуть, — Вайсен опускает голову и продолжает:

— Я оставил Ричарда в Оштене по договорённости с орденцами, не зная, что он для тебя что-то значит. Вчера он исчез: как выяснилось, он ушёл из университета, сняв свой защитный браслет. Его похитил работорговец по кличке Манни. Сегодня его нашли на одной из тайных баз. Он и его люди убиты. Манни и его помощника пытали перед смертью. Я всё проверил — это не Сикхт. Единственный подозреваемый — старик-пилигрим. Его случайно заметили выходящим из особняка дети, идущие на рыбалку. Будь это орденцы, они бы убрали свидетелей — они не стали бы так рисковать. Скорее всего, Манни стал жертвой извечной войны мафиози за 'место под солнцем', но теперь мы потеряли след Ричарда и его тяжело будет найти.

Вайсен не может себя заставить взглянуть на Эрни, лишь тишина служит ему ответом. Время кажется вечностью. Руки, лежащие на его плечах, вздрагивают и отстраняются. Холодно и пусто становится в душе. Но неожиданно ладони возвращаются на место.

— Вайсен, посмотри мне в глаза, — раздаётся спокойный голос Эрни. — Я не хочу тебя терять, но и мелкого нужно найти. Нам придётся поехать в Оштен, чтобы связаться с Джорджем, бывшим работодателем Ричарда.

— Джорджем?! Владельцем Арены? Он же тоже ищет его, но для того чтобы сделать своим рабом!

— Кто, Джордж? Ты что-то путаешь, у него было много времени для этого, но он наоборот помогал Ричу.

— Ты уверен? — и встретив твёрдый взгляд Эрни, Вайсен произносит:

— Я сделаю всё, чтобы найти твоего Ричарда. Собирай вещи, я скоро вернусь, мне нужно оформить отпуск. Мы возвращаемся в Оштен.

Уже находясь возле двери, Вайсен оборачивается и с теплотой говорит:

— Спасибо, что не держишь зла. Я боялся, что потеряю тебя.

Он уходит, а Эрни обнимает себя за плечи и бессильно опускается в тёплое после мужа кресло...

* * *

Оштен, клуб 'Арена'. Джордж.

Джордж сидит за столом, погрузившись в раздумья. Он кажется спокойным, лишь периодически сжимаемые в кулаки, до белеющих костяшек пальцев, руки выдают его волнение. Со дня исчезновения Ричарда прошло уже шесть дней, но до сих пор не найдено никаких подсказок, куда он мог запропаститься. Появление Вайсена вместе с Эрни в клубе было неожиданным для всех. Однако гости смогли договориться об объединении усилий для поиска вампирёныша. Вайсен организовал кипучую деятельность и подключил свои связи. Джордж рад, что так получилось, и попытка Сикхта их поссорить провалилась. Но если проанализировать всю известную информацию, то они уже неделю топчутся на месте. Похитителями Ричарда оказались работорговец Манни и его люди, которых уже нет в живых. Странная смерть... Орденцам она явно невыгодна, ведь за покупку Ричарда Вайсен предложил большие деньги, а наживать врагов в его лице из-за вампира вряд ли кто рискнёт. Убийца так и не опознан: неизвестно ни кто он такой, ни зачем он пытал своих жертв. Единственным подозреваемым является старик, замеченный на территории секретной базы, но, скорее всего, его образ — это хитроумная маскировка, за которой преступник скрывал свою настоящую внешность. Не зря же выжили свидетели. Впрочем, дети так и не смогли описать особые приметы — длинные седые волосы, борода и усы, скрывающие лицо и глаза, обычная для сельского жителя одежда, средний рост. Учитывая то, что существуют парики и накладные брадобрейские штучки, можно сказать, что половина сельского населения попадает под это описание.

Исчезновение Ричарда не только взбаламутило орден, но и вызвало широкий резонанс по всей стране. Слава шамана, излечившего пациентов хосписа, обрастала новыми слухами и дарила надежды остальным семьям обречённых на смерть, особенно детей. Теперь для общественности мало имел значения тот факт, что кудесник был вампиром. Это шокировавшее вначале известие теперь переросло в полное убеждение, что вампиры тоже разумные существа, а не представители животного мира. Конечно, убеждённые вампирофобы ещё пытаются отстоять свои позиции, заявляя, что лучший вампир — с колом в сердце и отрубленной головой, но их агрессия захлёбывается под давлением общественности. Лишь закостенелые в своих взглядах старики и некоторая часть молодёжи, одурманенная религиозностью ордена, поддерживают эту версию, но всё чаще и чаще выражается недовольство таким отношением к 'детям сумерек' — как их теперь называют и в средствах массовой информации, и в высказываниях высоких чинов. Этот напор возмущения, направленный против дискриминации вампиров, вызвал ответную реакцию у церковников, и они попытались спасти положение. Выбросили в массы теорию о преследовании и очернении ордена и его главы Сикхта. Однако последнее вызвало ещё больший негатив среди населения. Конечно, одна единственная история с пропавшим целителем-вампиром вряд ли наделала бы столько шума. Скорее, это послужило ярким дополнением к другим непопулярным действиям орденцев: строительству многочисленных церквей, неучтённым доходам служителей, их стремлению войти в правительство, пагубному влиянию на образование и медицину, и по многим другим вопросам, где была более наглядна забота о своих карманах, чем о благополучии страны и народа. Сейчас эти отрицательные последствия пытаются исправить наиболее мудрые священнослужители, разделяя вампиров на две категории — кровопийц, потерявших душу, ставших истинно тёмными, и созданий тени, имеющих право на свободное существование среди других разумных рас. Они утверждают, что тень — это неотъемлемая часть света, подчёркивающая его яркость и чистоту. Правда, эти свободы довольно ограниченны, но о них уже заговорили, что раньше было абсолютно невозможным.

Жаль, что это брожение в стране никак не помогает продвинуться в поисках мелкого. Джордж горестно вздыхает, встаёт из-за стола и, покинув свой кабинет, направляется в импровизированную штаб-квартиру, куда поступает вся информация о поисках вампирёныша.

Ещё на подходе к этой комнате он слышит возмущённые голоса и, ускорив шаг, быстро заходит в комнату.

— Каждый проведенный впустую день, — зло звучат слова Вайсена, — только оттягивает освобождение Ричарда.

— Почему вы так решили? — Алиссия прерывает его. — Алекс чувствует, что Рич жив и здоров. Неужели вы ему не верите?

— А с чего мы ему должны верить?! — возмущённо бросает Секка.

— Я же нашёл мелкого, когда он был здесь, — ледяным тоном заявляет Алекс. — У меня видение было. Я чувствовал, что ему плохо.

— И где же сейчас твоё видение? Может быть, ты его нам продемонстрируешь?! Ведь прошло уже достаточно времени! — подначивает его Секка.

Алекс опускает голову и тихо произносит:

— Я не ценил тот дар, теперь не получается его найти, но Рич здоров, хотя и устаёт. Это всё, что мне известно, — он поворачивается и направляется к выходу.

— Почему вы думаете, что у нас мало времени, если этот... — Секка пренебрежительно кивает головой в сторону уходящего Алекса, — считает, что мелкий сейчас в безопасности?

— Если Рич окажется ценен для своего нынешнего хозяина, то его могут подсадить на кровь охотника, тогда мы уже никогда не сможем дать ему свободу. Законы же такого не запрещают, к сожалению.

Алекс останавливается и резко поворачивается к оставшимся собеседникам:

— Его не смогут напоить чьей-то кровью, — отрывисто, с примесью горечи говорит он.

— Конечно не смогут! Ведь это утверждает великий охотник, гордость нашего университета! — ехидничает Секка.

Алекс не пытается одёрнуть однокурсника и продолжает:

— Он действительно не сможет выпить чужую кровь, так как он уже давно связан моей...

Секка звереет и молнией кидается в сторону своего врага, но его успевает перехватить Джордж, а потом и подоспевший к нему Вайсен. Алексу ещё не приходилось сталкиваться с такой открытой яростью своих сверстников. Разбушевавшегося Секку, ещё ослабленного после хосписа, с трудом удерживают два опытных охотника. Он шипит, пытаясь испепелить взглядом своего противника:

— Сволочь! Как ты позволил ему выпить свою кровь! Ты обманул его?! Что ты пообещал взамен? Он же не сможет выжить без твоих подачек!

— Я заставил его сделать это...

Все настороженно замирают, Алиссия не выдерживает двусмысленности наступившего затишья:

— Только не говори, что ты изнасиловал его...

— Почти, — тихо произносит Алекс, — я просто физически не смог бы это сделать после пыток, так получилось.

Вайсен первый понимает, о чём говорит расстроенный охотник: не зря же он изучал документы на Ричарда и расспрашивал Эрни:

— Как он смог выжить без твоей крови несколько лет? Это же смертельно для вампира — не получать её постоянно.

— Я не знаю, думал, он давно умер. Только неделю назад из его письма узнал, что этим вампиром был Ричард, из его письма. Хорошо, что мой дядя не в курсе всего этого. Боюсь себе даже представить, как бы он поступил с мелким, — тем более, я и сам не понимал, что он для меня значит...

* * *

Предместье Оштена. Ричард. Шесть дней назад...

Не могу заставить себя проснуться. Сознание словно окутано плотным туманом. Веки тяжёлые. В воспоминаниях крутятся какие-то обрывки реальности или сна. Мне сложно понять, что произошло со мной на самом деле. Я только понимаю, что лежу на кровати, прикрытый тонким покрывалом. Когда же мне удаётся осмотреться, то вижу, что нахожусь в полутёмной комнатушке с маленьким окном. Здесь никого, кроме меня, больше нет. Я снова погружаюсь в сон...

* * *

Пробуждение просто варварское — от яркого света. Чуть привыкнув к нему, осторожно приоткрываю глаза. В этот раз я уже не один. Напротив меня на стуле сидит охотник, словно стерегущий мой сон. Замечая, что я уже не сплю, мой охранник неожиданно дружелюбно говорит:

— Вставай, пичуга, солнышко уже попу прогрело, а ты всё дрыхнешь!

Мне как-то не по себе от такого отношения, учитывая, что я сюда пришёл не по доброй воле, да и ошейник никуда, к сожалению, не делся.

— Где я?! И что ты тут делаешь? — хотелось мне спросить холодным тоном, но получилось как-то нервно, почти фальцетом.

— Тебя купил наш хозяин. Ты ведь тот самый вампир-шаман, который вылечил больше половины пациентов хосписа, — он говорит скорее убеждённо, чем задавая вопрос. — Тебе здесь ничего не угрожает. Твоя задача — лечить бойцов нашего хозяина. Ты можешь попросить всё, что для этого потребуется: лекарства, травы, книги, оборудование, бубны и даже комнаты под склад и лабораторию, если нужно. Тебе это предоставят в ближайшее время. Так что подумай, что тебе может пригодиться, — он протягивает мне блокнот и карандаш.

Я встаю, чувствуя себя немного слабым, беру орудия труда и возвращаюсь на свою кровать.

— Ричард, к тебе все будут хорошо относиться, если ты сможешь справиться с лечением гладиаторов, и, конечно же, если не станешь предпринимать попыток к бегству или суициду. Эти вещи у нас строго наказываются, — с этими словами он встаёт и скрывается за дверью, оставив меня одного.

Я даже не успеваю обдумать своё положение, в котором оказался, как дверь открывается и заходит пожилой вампир с подносом, накрытым белоснежной салфеткой. Он ставит его на маленький столик и молча уходит, словно не заметив меня. Комната наполняется ароматом свежего хлеба и ещё чего-то притягательно-вкусного, и я понимаю, что голоден. Просто зверски голоден.

Только плотно перекусив, чувствую себя способным на размышления. Похоже, что в этом месте к вампирам неплохо относятся, — по крайней мере нормально кормят, дают возможность работать и заботятся о своих рабах. Последняя мысль очень сильно портит мне настроение. Я так стремился стать свободным, что сбежал даже от Алекса, того, кто мог бы продлить моё существование. Но, с другой стороны, здесь больше свободы, если верить словам охотника. Можно будет учиться управлять своей энергией и использовать эльфийскую магию лечения. Главное, что у меня всё будет: и своя лаборатория, и необходимые ингредиенты, и даже бубен! Жаль только, я так и не знаю, сколько мне даст прожить проклятие. Но, может, это и к лучшему...

* * *

Оштен. Клуб 'Арена'. Шесть месяцев спустя...

Джордж мечется по кабинету: последний разговор со следователем вывел его из себя.

— Полгода! Шесть грёбанных месяцев, а так ничего и не произошло. Рич до сих пор не найден, Сикхт на свободе, и до сих пор неизвестно, удастся ли хоть что-то сдвинуть с мёртвой точки.

Казалось, всё очень просто — найти потенциального покупателя вампирёныша и убедиться, что его бойцы после серьёзных травм вновь выходят на ринг. Но новый владелец видимо предусмотрел подобные поиски. Скорее всего, он использует Ричарда для лечения бойцов и у других крупных владельцев, по крайней мере у всех семи наиболее возможных кандидатов гладиаторы выздоравливают неимоверно быстро. Обыск же делать у этих уважаемых граждан не представляется возможным, так как они занимают высокие должности в правительстве — даже Вайсен со своими связями оказался бессилен. Такого никто не ожидал. В первый месяц после исчезновения Ричарда была поднята шумиха в прессе, появилось много энтузиастов, желающих помочь в поисках, но постепенно всё улеглось. На сегодняшний день, похоже, только он и Вайсен вместе с Эрни не теряют надежды отыскать мелкого. Что же касается Сикхта, то только при одном этом имени у Джорджа сжимаются кулаки — убил бы эту орденскую сволочь! Но нельзя. Не подобраться. Даже суда ещё не было — никак не решат, гражданскому или духовному следует его подвергнуть. Только подписка о невыезде и смещение с должности главы ордена — единственные изменения в жизни ненавистного церковника. Да, пожалуй, избавление Алекса от его влияния. Последнее, правда, далось очень дорогой ценой. От парня одни глаза остались и те, не от живого разумного существа, а от дешевой пластмассовой куклы — словно нарисованные на лице, без чувств, без эмоций. Когда пришли результаты тестирования ошейника, то выяснилась кошмарная правда — Ксифу удалось сделать открытие и на его основе изготовить совершенное орудие подчинения.

Джордж откидывает со лба мешающую прядь волос и, подойдя к своему столу, обессилено опускается в кресло. Его прошибает холодный пот от мысли, что Алекс мог бы одеть на мелкого это изобретение. А ведь мог, вполне мог это сделать. Кто знал, что чёртова штуковина не снимается, а раб становится безраздельной собственностью Сикхта? Алекса еле удержали, чтобы не покончил с собой, когда он об этом узнал. Особенно когда нашли и другие такие же ошейники в монастыре. Нет, конечно, о бытовом суициде даже речи не было, он слишком сильный для такого опрометчивого шага, но Алекс стал рваться в горячие точки с явной целью геройски сдохнуть, раз до Сикхта нельзя дотянуться. Отрезвило лишь то, что Рич без его крови не выживет. Джордж вздрагивает от ясности зрительных образов, как Дерик и Секка вместе с Алиссией уводили разъярённого Алекса от ухмыляющегося дяди-орденца. Хорошо, что парень не видел оставленные в кабинете поддельные документы, указывающие на вину Джорджа в убийстве Вернера. Полиция и так почти два месяца трепала ему нервы. Если бы не вмешательство Вайсена, то сам Джордж мог бы и в тюрьму попасть. Кто он по сравнению с Сикхтом? Букашка. Выгоднее спихнуть всю вину на него, чем судить главу ордена и подрывать авторитет церкви, а значит и правительства. Вот из-за этого и тянется следствие, откладывается судебное разбирательство. Но всё-таки польза от выдвинутого обвинения есть — по крайней мере, орден вынужден был отпустить на свободу находящихся у них рабов, в том числе и Леда, да ещё и выплатили компенсации. Жаль, что для некоторых из пленников это уже оказалось поздно: их успели сломать, подобно подарку для Орелли — отца Ричарда. Джордж до сих пор не может простить этому вампиру то, как тот смог поступить со своим сыном — отдать ребёнка в рабство, в наложники. С той самой первой встречи, после того как Рич вылечил своего отца, Джордж с ним больше не встречался и тщательно избегал, боясь, что не сдержится и свернёт шею этой проклятой бестии.

Джордж разворачивается к включённому монитору, где отображаются съёмки скрытых видеокамер, и взгляд невольно выхватывает фигуру, медленно идущую в сторону душевых. Увидев этот живой труп, он непроизвольно издаёт звук, больше похожий на рычание. А как иначе? Помяни чёрта и он объявится — так и этот ублюдок, имя которого он не запомнил, плетется, держась за стены.

— Чёёёрт! — Джордж шокирован. Он помнит, что вампир уже поправился ко времени их встречи, а сейчас он очень похудел, истаял. Сейчас он являет собой образец готовых покинуть бренный свет, поднятых злобным некромантом, мощей. А как же Рич? Он зря, выходит, вытаскивал с того света неблагодарного папашу? Джордж злится, и впервые в жизни включает камеру в той душевой, куда заходит это существо.

Вампир так медленно снимает свои тряпки, как будто он играет роль на съёмках эротического фильма. Но худоба тела, открывшегося взгляду, отталкивает. Вампир снимает заколку со своих волос — и чёрным водопадом они скрывают тело, как шёлковым плащом. Пройдя под душ, он долго стоит под бегущей тёплой водой, словно раздумывая, что дальше делать. Джордж уже не может отвести от него взгляд — и жалко, и поколотить придурка хочется. Как можно было довести себя до столь ужасающего состояния? Ему жизнь, что ли, не нужна? Внезапно лицо вампира меняется. Оно сначала содрогается, как в судороге, от боли, а сквозь неё проглядывает... похоть! Нет, не желание, а зверское неконтролируемое чувство, такое сильное, как сход лавины или волна цунами. Захватывающее, пленяющее и причиняющее муку. Джордж вскакивает: он не может спокойно наблюдать за этим природным магнетизмом. И уже плевать, как выглядит сейчас измученный вампир. Он быстро выходит в коридор и направляется к душевым кабинкам, обуреваемый коктейлем чувств: злостью, возбуждением, стремлением помочь и убить урода. Хотя, пожалуй, всё-таки красавца, хоть и значительно потрёпанного жизнью.

* * *

Хлопает дверь, распахнутая в нетерпении. Сброшены вещи, почти на ходу. Джордж врывается в кабинку, слыша высокий стон вампира, бьющий по нервам. Он видит изломанное в порыве желания тело, взгляд, затягивающий, как омут, манящий, умоляющий и разрешающий. Безумие захватывает Джорджа, когда он улавливает волны страсти, стремление отдаваться, вызывающие жажду обладания. Немедленно, не рассуждая, подчиняя, подавляя волю. Вампир опирается на стенку душевой, обернувшись к нему лицом. Он всем телом подаётся навстречу Джорджу — уговаривая, завлекая. Открытый, желанный, чувственный. Хочется впиться ему в шею зубами и так и держать: чтобы не рыпнулся, не соскользнул, не удрал. Джордж сдерживает свой внезапный порыв и, подойдя, обхватывает руками пойманную добычу, не обращая внимания на льющиеся струи теплой воды. Вампир дрожит от напряжения, предвкушения или от страсти, только распаляя и так заведённого охотника. Поставить метку, заклеймить, сделать только своим. Жажда обладания сильнее разума. Сколько прошло времени с тех пор, когда Джордж был не один. Он не помнит. Забыл, похоронив прошлое, в желании мести. Он яростно целует своего неожиданного любовника, терзая тонкую кожу. Зверь, проснувшийся от долгого воздержания, из-за умоляющего взгляда, просящего тела. Отбросить тяжелое покрывало волос, провести руками по выступающим рёбрам, найти затвердевшие комочки сосков, спуститься вниз по мокрой коже вместе с потоком воды, найти изнывающую в нетерпении плоть, заставить голос сорваться низким бархатным звуком, от которого начисто выносит из реальности. Добыча уже готова, и Джордж врывается в это горячее тело. Он задыхается от нахлынувших ощущений, а вампир выгибается в его руках, мечется в объятиях, пока не запрокидывает голову на его плечо, обдав новым потоком воды со своих волос. Они застывают, словно привыкая друг к другу, как будто проверяя, нет ли ошибки в их выборе. Идеальный хищник и идеальная жертва сплетаются в жарком танце страсти. Плеск воды, стон нетерпения, горячее, узкое тело и сводящая с ума огненная страсть.

Джордж приходит в себя сидящим в душевой, держащим вампира так крепко, словно боясь, что он незаметно уйдёт. Доверчиво прижавшееся тело в вихре тёплой воды, смывающей следы безумного секса. Тихое, измученное 'спасибо', срывающееся с губ невольного пленника окончательно протрезвляет. Джордж в шоке. Он никогда ещё так не терял над собой контроль. Что он испытывает к сидящему с ним существу? Ненависть? Желание? Нет, пожалуй, стыд и усталость. Как он мог так поступить, не зная даже его имени?..

Он аккуратно помогает встать измотанному вампиру, поднимается и сам. Выключает душ и, видя, что его любовник совсем не держится на ногах, подхватывает его на руки и выходит в раздевалку. Надев свои вещи, одевает и его, а потом несёт его в госпиталь. Лёгкий как пушинка истощённый вампир постепенно кажется тяжёлым. Джордж справляется со сбитым дыханием и слабеющими от ноши руками. Он добирается до кровати вампира и аккуратно укладывает его, прикрыв одеялом. 'Извини', — шепчет он, понимая, что это уже не поможет стереть из их памяти бурную страсть, от которой сейчас не осталось и следа. Вампир уже спит, не выдержав напряжения, и Джордж не задумываясь, поддавшись внезапному порыву, нежно целует его в висок и собирается выходить. Неожиданно он натыкается на сочувственный взгляд Леда.

— Я должен тебя предупредить кое о чём, но нам лучше выйти отсюда, — тихо произносит племянник.

— Пошли, — соглашается Джордж. Они молчат всю дорогу, и только зайдя в кабинет, Лед нарушает неловкую тишину.

— Джордж, постарайся не влюбиться в этого парня. Иначе он разобьет тебе сердце.

— С чего ты решил, что можешь давать мне такие советы?

— Он не жилец. Сикхт очень долго его ломал. Говорят, вначале болью, — он выдержал. Тогда извращёнными ласками и своей кровью. Я думаю не нужно тебе объяснять, что значит зависимый вампир. Ричард единственный, кто так долго держался без новой порции, но это исключение из общего правила. Этому вампиру осталось слишком мало, постарайся держать свои чувства в узде, иначе потеряешь ещё одно дорогое тебе существо. И это может произойти уже очень скоро.

Джордж застывает от услышанного, ему становится больно. И возникает странное ощущение, что предупреждение пришло слишком поздно. Уже ничего нельзя изменить...

Лед уходит, стараясь не потревожить погрузившегося в отчаяние Джорджа, но уже у самой двери он произносит:

— Только не вини себя в произошедшем, ты действительно ему помог. У него просто нет другого выхода.

* * *

Вампир уже давно скрылся за дверью, а Джордж не может отойти от нахлынувших на него воспоминаний. Он всегда умел сдерживать свои гормоны, но то, что произошло в душевой, не поддаётся разумному объяснению. Он сорвался. Как дикий зверь... без мыслей, без чувств, поддавшийся только своему желанию. Как могло такое произойти? Почему понимание этого только сейчас резануло с особенной ясностью?

Джордж раньше слышал о природном магнетизме вампиров, но никогда не приходилось сталкиваться со столь сильным его проявлением. С одной стороны, злость на этого нерадивого папашу и в тоже время его привлекательность вполне могли сработать, как катализатор притяжения. С другой стороны, ни один вампир из этого мира не обладает подобной мощью, но и по ту сторону щита, пожалуй, только лордам такое доступно. Выходит, этот заморенный пленом красавец из благородных. Тогда получается, он попал в плен ещё во время войны, а это было довольно давно. Странно, что он до сих пор жив. Скорее всего, Сикхту понравилось ломать непокорного и сильного духом вампира, именно поэтому он и давал своему узнику кровь. Джорджу теперь очень хочется узнать всё о семье Ричарда и, особенно, о его отце.

Резкий звонок телефона застаёт его врасплох. Он подходит к телефону и, посмотрев на высветившийся номер, отвечает:

— Шейн, я тебя слушаю.

— Джордж, срочно приезжай ко мне в отдел расследования, желательно один. У меня есть для тебя неприятные новости.

— Вы нашли Ричарда?! — голос почти срывается на крик.

— Нет, ещё нет. Информация по делу Сикхта. Без разглашения...

— Хорошо, сейчас выезжаю.

* * *

Оштен, клуб 'Арена'. Алекс. Ранее.

В небольшой комнате на диване, стоящем возле окна, сидит задумчивый Алекс. За прошедшие несколько месяцев он сильно изменился: осунулся, под глазами появились тёмные круги, даже взгляд потерял живость. Создаётся ощущение, что это тело владелец уже покинул, оставив его наблюдать за происходящим, а сам отправился в неведомые дали.

Ему всегда казалось, что в жизни легко найти свой путь. Несмотря на гибель родителей, у него был любящий дядя, спасший от смерти. Пусть иногда он казался жестоким и несправедливым, но он всё делал для своего племянника. Даже наказания — и те, казалось, были направлены на усиление духа, подобно закалке стали. Алекс безмерно доверял Сикхту, считая его надёжным и сильным. Всё было ясно — в мире есть много врагов, но самые подлые, хитрые и мерзкие — это вампиры. Орден всегда стоял на защите интересов и жизней людей и охотников от этих кровожадных тварей. Алекс убивал их без сожаления, не задумываясь ни на минуту, но вот измываться над попавшими в плен вампирами он не хотел. Он выполнял приказы Сикхта, требующие причинять боль, терзать плоть, растаптывать их гордость... но делал это отрешаясь от происходящего, стараясь не думать, не чувствовать происходящего. Закончив свою работу, он уходил, словно зомби, из помещения, пропитавшегося кровью и чужими страданиями. Он приходил в себя только на улице: глотнув свежего воздуха, попав под дождь или ветер. Он уговаривал себя, что это было не с ним. Просто ужасный сон. Врага можно и нужно убить в бою, но не так, пользуясь его беспомощностью. Алекс взволнован, эти мысли его нервируют. Он никогда не мог понять наслаждения в грубом изнасиловании, полной власти, вызывании панического страха у жертвы или унижении. Сикхт страшно злился, видя такое отношение к ломке пленников. Ему хотелось добиться у Алекса, терзающего жертву под его присмотром, проявления наслаждения, превосходства, желания унижать. Дядю бесило видимое безразличие и автоматическое подчинение племянника.

Он только сейчас понимает, что Сикхт уготовил для Ричарда. Ошейник не зря вызывал у него недоверие. Мелкий правильно сделал, что сбежал, ведь стоило только примерить эту мерзкую вещь — и вампирёныш попал бы в вечное рабство, контролируемое именно дядей, без единого шанса на освобождение. От этой мысли тело Алекса напрягается из-за мышечного спазма, и он непроизвольно стискивает кулаки.

Ему страшно представить себе, что мог бы сделать Сикхт с Ричардом. Абсолютное подчинение... Алекс никогда о таком эффекте не слышал. Ему бы просто в голову не пришло, что юный вампир находится под контролем. Его бросает в жар от представления Ричарда в пыточной и ледяного, вымораживающего душу голоса Сикхта, приказывающего причинить боль. Алекс не смог бы отрешиться от своих действий, и он не знает, какие бы чувства ему пришлось испытать. Чтобы им пришлось пережить в такой ситуации? Ему сложно сказать, как дядя мог бы манипулировать ими обоими. Алекс рад, что этого не произошло.

Благодаря снятым кольцам он смог убедиться, что его чувства не вызваны магией. Ему действительно дорог мелкий бесёнок. Но теперь отсутствие связи с Ричардом Алекса угнетает. Раньше он мог найти его по усиливающейся волне ощущений. После побега он смог лишь понимать, что с вампирёнышем всё в порядке, но определить место пребывания у него не получалось, как бы он не старался. Примерно через два месяца на него неожиданно обрушилась острая боль, тошнота, и он больше ничего не чувствует. Ни-че-го! Связь прервалась...

Судьба заготовила ему новый удар: именно в этот день выяснилось предназначение 'подаренного' дядей ошейника. Сбылся страшный кошмар, преследовавший его во снах. Сикхт, которому он всегда доверял, считая родным, оказался убийцей его семьи. Алекс не помнит, что было потом, когда он узнал эту весть. С тех пор он не чувствует себя живым, здесь его держит лишь долг перед тем, кому он сам изломал жизнь. Мелкий зависит от его крови — вдруг его смогут ещё найти. Если в течение года о нём не будет известий, то больше не будет смысла его искать, — тогда Алекс убьет Сикхта, пусть и ценой своей жизни. Она всё равно теряет свой смысл... без Ричарда.

Глава 20

Предместье Оштена. Ричард. Два месяца спустя...

Каждый вечер меня шатает от усталости. Я не помню, как оказываюсь в кровати. Но утром, выпив эликсиры, восстанавливающие магию и силы, мне кажется, что я способен свернуть горы. Ирония судьбы — сбегая от рабства, угодить сюда. Совсем как в детской сказке: круглый шарик хлеба ушёл из дома и пришёл... к лисе.

Но если хорошо подумать, то кроме ошейника и запрета покидать значительную территорию поместья и связываться с кем-либо из знакомых или друзей, тут вполне терпимо. Своя лаборатория и комната, обширная библиотека, а главное — работа, заставляющая забыть все неприятности. Я лечу гладиаторов, участвующих в боях без правил. Для этого мне пришлось научиться следить за зелёным драконом — рисунком на моём плече, определяя уровень потери магии. Главное, не стать беспомощным и жалким, растеряв свою жизненную энергию, ведь Алекса рядом нет. Наверное, меня уже никто не ищет, но это и к лучшему, пусть считают, что я погиб.

Алексу теперь не о чем беспокоиться. Он свободен. Жаль, что ни девочкам, ни Джорджу, ни Эрни я не могу сообщить, что со мной всё хорошо. Мне стыдно, что я выключил телефон перед своим побегом, так и не ответив на звонок друга. Отсюда не вырваться, да я и не стараюсь. Не вижу в этом смысла. Мне хотелось надёжно спрятаться, и я это сделал. Здесь искать не будут, да и дело нашлось по душе. Меня всегда привлекало лечить обречённых на смерть существ — этим я и занимаюсь.

Но иногда, когда приносят искалеченного на арене воина, мне становится не по себе при виде тела с порванными связками и поломанными костями. На это так страшно смотреть. Всё нужно заново срастить и восстановить регенерацию, очистив раны от состава, препятствующего этому. Только после оказания магической помощи пострадавшему, ему предоставляется донор — охотник, попавший в нелегальное рабство. Их здесь довольно много. Они сильно выделяются среди остальных своей внешностью, безжизненным взглядом и автоматизмом движений. Несмотря на отсутствие ошейников и других рабских атрибутов, они не пытаются сбежать или сопротивляться, только умоляют не трогать, когда к ним подходят для взятия крови. Я никогда не думал, что в этом мире могут сделать настолько бесправными существ своей же расы. Их содержат в специальных загонах, как скот. У них нет ни имён, ни кличек, лишь номера в виде татуировки на правом плече. Меня передёргивает от этого. Разве можно так поступать со своими?

Выбранных жертв, как объяснил мне один из охранников, по разрешению владельцев своим укусом зомбируют вампиры. Но молодые вампиры не могут оказать значительного влияния на охотника, сами попадая от них в зависимость. Такой же эффект возникает у взрослых, находящихся под действием рабского ошейника или браслетов. Я вспоминаю, как Алекс в первую нашу встречу напоил меня своей кровью. Мне интересно, а знал ли он об этом обратном эффекте? Или просто рисковал, не зная, что может нарваться и на взрослого мага? Хотя ему никто, кроме меня, не помог бы. Лорд Родригес тогда сказал, что если бы не моя самодеятельность, то под его присмотром я, выпив кровь, перенёс бы всё намного лучше. Значит, Алекс стал бы марионеткой, пищей, скотом? Я вздрагиваю от такой перспективы. Мне претит видеть безжизненный взгляд пустых и покорных зелёных глаз.

— Пичуга, — кричит один из охранников, стучась в дверь, — тебе работу подкинули.

'Вот бесит эта вросшая намертво кличка! Я не птичка, не рыбка, не котик! Достааалиии!!' — взрываюсь про себя, но иду осматривать нового пострадавшего — надеюсь, мне повезёт, и я смогу вернуть к жизни ещё одного израненного и искалеченного вампира.

Берсек — так зовут этого воина. Он огромен для вампира. Скорее охотника напоминает.

Похоже, что мой пациент сражался на саблях, обмазанных той дрянью, препятствующей заживлению ран. Берсек выглядит, словно его через мясорубку пропустили. Длинная коса и та срезана. Этот воин хорош в рукопашном бою, но с саблей ему не хватает скорости, а каждый небольшой порез вызывает слабость из-за яда. Он второй раз у меня.

Владелец его не бережёт совсем... Вздохнув, погружаю подопечного в глубокий анабиоз и начинаю промывать порезы и раны нейтрализующим яд эликсиром.

Закончив, обхватываю ладонями его лицо и отдаю ему свою энергию. Покалывание ладоней сменяется жаром, и я заставляю себя отпрянуть от пациента, но тут же бессильно оседаю на пол. Дракона на моём плече уже не видно. Кружится голова. В глазах двоится, но вижу, что вышедший из анабиоза Берсек впивается в шею донора. 'Будет жить', — лениво всплывает мысль.

Мне помогают добраться до своей комнаты, но, войдя, я ощущаю странный запах. Запах крови! Перед этим ароматом не устоит ни один молодой, да ещё и уставший вампир. Но я-то завишу от Алекса, его кровь божественна для меня, а эта отдаёт тухлятиной!

Я подхожу к своей кровати: к ней жёстко привязан ремнями обнажённый парень, без возможности пошевелиться и с кляпом во рту. На шее небольшой, ещё кровоточащий, хотя и неопасный, порез. Глаза такие огромные от безмерного ужаса. Его колотит нервная дрожь. Взгляд невменяемый. Мне становится тоскливо от его страха.

— Успокойся. Я не причиню тебе вреда, и кровь твою пить не буду. Только не ори, я спать хочу! — он заметно успокаивается. Я развязываю его и, бесцеремонно подвинув к стене, ложусь рядом и засыпаю.

* * *

Просыпаюсь от непонятного чувства дискомфорта. С минуту пытаюсь понять, что не так в моём обиталище, но в комнате ничего подозрительного нет. Всё выглядит как обычно, в рассеянном утреннем свете, струящимся через окно. Несмотря на это мне тревожно, а повернувшись к стене, замечаю на своей кровати объект моего беспокойства — сверлящего меня взглядом парня. Ярко всплывает наше вчерашнее знакомство. Я был полностью вымотан лечением гладиатора, и поэтому плохо помню произошедшее — лишь безмерный страх моего неожиданного гостя. Сейчас, хоть охотник и вжался в стенку, словно пытаясь раствориться в ней, в его взгляде скорее любопытство и желание прояснить возникшую ситуацию.

Смутно припоминаю, что он был связан и обнажён, но сейчас, стянув мою простынь и плотно завернувшись в неё по самую шею, он напоминает спеленатую мумию. Только глазами зыркает на меня, разрушая эту иллюзию. Сейчас видно, что они светло-карие, а вчера казались чёрными от огромных зрачков. Он смуглый, но намного светлее Алекса, да и волосы тёмно-каштановые выглядят не так красиво, как серебристые. Мой гость выше меня, но ниже... Ловлю себя на том, что я всё время сравниваю этого охотника с Алексом, словно кроме него никого больше нет.

— Ты вампир? — неуверенно спрашивает парень, отрывая меня от созерцания его персоны.

— А что, не похож?

— Нет, совсем не похож.

Его ответ меня несколько нервирует:

— Ты прав — я добрая фея! — не скрывая сарказма, заявляю.

— И на фею ты не похож, — задумчиво произносит он.

Я злюсь: нет, чтобы спасибо сказать, так ещё меня дразнит!

— Хочешь проверить? Так я сейчас как нафеячу! — рычу я.

— Погоди, — вздрагивает охотник, — ты же сам сказал, что добрая!

— Я передумал. Злая я фея, очень злая! Могу и покусать!

Мой гость бледнеет и становится таким же белым, как простыня, заменившая ему одежду. Он шумно сглатывает, а затем тут же начинает тараторить:

— Нет, не надо! Прости, я не хотел тебя обидеть! Просто ты не стал пить мою кровь! Вот я и подумал, что ты, наверное, не настоящий вампир.

Тут я вспоминаю, что вчера у этого припадочного был кровоточащий надрез на шее и из-за него воняло в комнате тухлятиной.

— А как ты здесь оказался? — вырывается у меня очень своевременный вопрос, зато прекращающий надвигающуюся истерику. — И кто ты такой?

Парень замолкает, словно обдумывая услышанное.

— Я Итан. Меня отец за свои игорные долги продал. Здешний владелец купил, — упавшим голосом произносит он, — три дня назад, на аукционе. Я так надеялся, что для уборки помещений, но вчера решили тебе скормить. Я однажды видел, как страшно выглядит питание вампира и какой потом становится жертва! Очень боюсь превратиться в подобное существо...

Мы молчим, рассматривая друг друга, — впрочем, я в более выгодной ситуации, ведь у меня не было сил раздеться: так и спал в обычной одежде, только сняв обувь. Наконец я не выдерживаю этой гнетущей тишины и пафосно заявляю:

— Здесь тебе ничего не угрожает, твоя кровь мне не подходит — она воняет!

На секунду Итан кажется обиженным, но почти тут же его настроение сменяется радостью и надеждой:

— Правда?!

— Да, ты совсем несъедобный,— вроде как гадость сказал, а мой гость засиял от счастья; но неожиданно он расстраивается и вновь выглядит испуганным.

— Ты меня выгонишь? — звучит так горько, словно я уже решил отдать его на растерзание другим вампирам.

— Если будешь ныть — выгоню, а мне помощник нужен. Если думаешь остаться, то вставай, и пойдём работать.

Вдвоём оказалось намного быстрее и легче приготовить необходимые эликсиры и зелья. Только мы закончили работу, я тут же почувствовал, как проголодался. Обычно еду мне приносили в комнату и оставляли на столе, но сейчас её нет.

Я решаю узнать у охранника, когда же нас будут кормить. Выхожу в коридор и, дойдя до первого поста, застываю. Мне сегодня 'везёт'! Из всех надсмотрщиков самый жуткий тип — это Нед. Говорят, что он пришёл сюда немногим меньше двух месяцев назад, но смог за это время заработать себе репутацию самого безжалостного и жестокого охотника. Внешность у него на удивление невзрачная — простого офисного работника, каких много в Оштене. Даже внимательно рассматривая его, не найдёшь особых примет, и нет рельефа мускулатуры. Но стоит посмотреть ему в глаза — сразу понимаешь, что это сама смерть: неумолимая, бездушная и быстрая. Они безжизненные, словно две дыры, но ощущение такое, словно тебя сканируют рентгеном. Не спрячешься, не увернёшься.

Нед поднимает голову от заполняемого им журнала и молча впивается в меня своим смертельным взглядом.

Мне тоскливо находиться рядом с ним, но есть-то хочется.

— Нед, мне забыли завтрак принести.

— Еда у тебя в комнате, в твоей постели, — чеканя каждый слог, произносит он и тут же погружается в работу, как будто меня здесь нет. С ним спорить бесполезно — скорее льды на полюсах растают, чем этот гад изменит своё слово. Я расстроен так, что не сразу ощущаю боль от впившихся в ладони ногтей, но делать нечего — и возвращаюсь в свою комнату.

— Рич, что случилось? — раздаётся беспокойный голос Итана.

Не знаю, как ему ответить, что, пожалуй, в ближайшее время нам вместе придётся поголодать. Впервые за всё это время я чувствую злость на хозяина этого места, на его верного пса Неда и на чёртов ошейник, одетый на меня. До сих пор моя участь казалась мне вполне сносной, так как никто не пытался открыто указать мне на моё рабское положение — наоборот, все относились дружелюбно.

— Рич, почему ты молчишь? Какая муха тебя укусила?

— Нам придётся поголодать некоторое время, — выдавливаю из себя.

— Я согласен. Только... только пообещай, что не съешь меня.

— Не беспокойся, тебя я не покусаю. Может только залижу до смерти!

Ответом служит смех, срывающийся на истерику.

* * *

Сегодняшний день из-за голода меня вымотал до изнеможения, а вернувшись в свою комнату, я застаю вчерашнюю картину — ужин подан, прямо в кровать и со всеми удобствами для истощённого клиента. Правда, Итан не испуган так сильно, как вчера, но всё же он опасается, да и рана на шее в этот раз больше кровоточит. Я вновь его освобождаю и заваливаюсь спать. Последней мелькает мысль: 'Это становится традицией'.

Пробуждение очень грубое — меня бесцеремонно расталкивают два охранника. Они нетерпеливо ждут, пока я оденусь, и быстро тащат в кабинет к хозяину. Ещё один, не отставая, ведёт за нами Итана.

Прибыв на место, все заходим в большую комнату, где вместо обычных стен прозрачное стекло. Ощущаешь себя выставленным на витрине, что подчёркивается огромным тёмно-пурпурным ковром и небольшим количеством мебели ему в тон.

Здесь находится несколько человек и охотников. До этого времени мне не приходилось видеть хозяина, но сложно не понять, кто здесь главный. Он одет в роскошный пурпурный костюм, более тёмный, чем обстановка в его кабинете. Высокий и полный, лысеющий тип с тёмными буравчиками-глазами, от пронизывающего взгляда которых хочется спрятаться. Справа возле него стоит Нед, подтянутый, гибкий и внешне расслабленный. Но это обманчивое впечатление, за маской безразличия спрятался опасный противник — его глаза, абсолютно пустые, выдают отсутствие души.

— Что, пичуга, — раздаётся хриплый голос хозяина, — выделываться решил? Почему брезгуешь угощением?!

Вроде бы всё это произнесено безразличным тоном, но я чувствую ярость в его словах. Он зол на меня за эту вольность, за то, что я позволил отвергнуть его подарок. На секунду мне становится страшно, и я почти готов рассказать о своей зависимости от крови Алекса, не упоминая его самого. Но неожиданно понимаю, что этот безжалостный собственник не остановится ни перед чем, чтобы сделать из моего... нет, теперь уже не моего, гордого и независимого зеленоглазого проклятья, покорного тупого зомби, живущего лишь для еды вампирам. Я не могу с ним так жестоко поступить. Мне лучше умереть, чем видеть это.

— Я не хочу пить кровь. Мне приходилось видеть те безумства, которые творят вампиры под действием её. Я не хочу потерять свой дар лечения.

Сухой, холодный, словно мёртвый смех обрывает мою придуманную на ходу, почти что пафосную, речь.

— Нед, в пыточную их, там напоить вампира кровью этого щенка.

Нас немедленно уводят прочь и в спешке конвоируют по коридорам, вниз на лифте, словно в глубь земли.

Перед нами открывают дверь — она толщиной почти в полметра, похоже, что звукоизоляция здесь абсолютная. Сами стены ещё толще, а окон нет совсем. Включают свет. Я замираю ненадолго: огромное помещение, пол отделан плиткой, здесь цепи, крюки, щипцы, плети и много различного инвентаря, предназначения которого я не знаю.

— Ну что, гадёныш, доигрался? — шипит на ухо мне незаметно подошедший Нед. — Сам будешь пить или насильно заливать?

— Я не стану этого делать, — стараюсь говорить спокойно, хотя внутри всё сжимается от страха: помню, как меня кормили, приводя в товарный вид, по приказу мачехи.

Нед немногословен, он чётко, резко отдаёт приказы. Меня распластывают на спине, обездвижив ремнями и наручниками так, что я не могу пошевелиться. В рот запихивают жёсткий пластик, препятствуя смыканию зубов, затем через него вводят зонд. Кашляю, пытаюсь сопротивляться, но это бесполезно. В пылу борьбы не замечаю ничего. Но всё моё противоборство вызывает у них только смех — я слишком слаб и наконец сдаюсь. Нед лично заливает мне кровь через воронку. Он словно айсберг — идёт на корабли, ломая чужие судьбы, сея смерть, не испытывая ни одной эмоции при этом. Меня развязывают, освобождают от кандалов. Оглядываюсь и вижу Итана: живой, но бледный очень, а на запястье левой руки плотная повязка. Он улыбается, но в его глазах тревога.

Мне снова связывают руки и, приковав к одному из многочисленных столбов, уходят вместе с моим невольным другом.

Сколько прошло времени, как меня оставили здесь, не знаю — кажется, что это было так давно. Мне больно, все внутренности горят, словно залитые огнём, тошнит, и голова кружится так сильно, что безумно хочется лечь на пол, но я привязан сидя, и изменить положение невозможно из-за удерживающих меня верёвок. В глазах темнеет от диких спазмов и накатившей внезапно слабости. Слышен какой-то шум, но он так далеко. Испуганное лицо Неда, внезапно появившееся перед глазами. Но это бред — он вне эмоций, даже убивая. Меня несут куда-то. Неясные, расплывчатые тени, обрывки фраз, какой-то шум.

* * *

Не помню ни того, что произошло в тот день после попытки напоить меня кровью Итана, ни того, что случилось в последующие несколько. Когда я осознал, что ещё жив , от прежнего меня практически ничего не осталось. Мне кажется, что выгляжу, как сломанная жалкая игрушка в руках безжалостной судьбы.

Итан не отходит от меня — поит эликсирами, согревает и успокаивает, но из-за слабости от отравления ко мне вернулось проклятие, превращая каждую ночь в ужасную пытку, забирая последние силы, не давая возможности отдыха.

Я лечу гладиаторов, но уже не запоминаю их лиц или имён — делаю всё автоматически, словно неживая машина. Мне теперь не больно, совсем не больно. Не хочется ни жить, ни умереть.

Вчера или позавчера, а может, и два дня назад, я не смог встать на ноги даже с помощью Итана, а сегодня он ушёл, оставив меня одного. Холодно.

Прикосновение рук к моему лицу. Нед. Что он здесь делает? Шприц в его руках несёт освобождение. Всё плывёт перед глазами...

* * *

Оштен. Джордж.

Встреча с Шейном прошла отвратительно. Джорджа трясёт от злости и бессилия. Сикхт теперь недосягаем для правосудия: его дело передано церкви, а все улики бесследно исчезли. Джорджа предупредили, чтобы он забыл о существовании ошейников полного подчинения, а так же и о самом Сикхте, если ему дорога жизнь. Мало ли вокруг несчастных случаев, никто от них не застрахован. А к кому тогда перейдёт клуб? Кто позаботится о вампирах, работающих в нём?

Он бьет кулаком по спинке переднего сиденья своего автомобиля. Его водитель делает вид, что не замечает этой вспышки гнева. За это Джордж ему благодарен: он понимает, что это слабость, но справиться с ней тяжело.

Машина останавливается перед 'Ареной'. Её владелец, тяжело вздохнув, берёт себя в руки и направляется в свой кабинет.

Ещё на пороге он слышит звонок телефона и, быстро подойдя, отвечает:

— Я слушаю вас.

— Джордж, я получил информацию о местонахождении Ричарда, — голос Шейна, как всегда, чёткий и официальный. — В одном из подразделений сейчас находится мальчишка, сбежавший от своего хозяина, и он утверждает, что твой вампир остался там. Только не пори горячку, наш приезд должен быть неофициальным и тайным. Репутация владельца должна оставаться безупречной.

— Выезжаю. Немедленно.

— Встретимся возле седьмого отделения.

* * *

Испуганный, но решительный мальчишка, назвавшийся Итаном, уверенно показывает дорогу по закоулкам трущоб. Служебная машина с каждой минутой приближает встречу. Кто мог подумать, что полгода поисков окажутся безрезультатными и только этот издёрганный, полуголый и тощий мальчик приведёт наконец к мелкому. Джордж слышит, как бешено бьется его сердце. Он нервничает. Кто знает, что могло произойти за время плена? Главное, что скоро, очень скоро он сможет вырвать Ричи из этого гнусного рабства. Чего бы это ни стоило.

Массивный забор с мощными воротами внезапно показывается из-за потрёпанных временем лачуг. Автомобиль пропускают внутрь, не задерживая из-за опознавательных знаков. Весь двор набит вооружёнными вояками, а территория огромна. Строений здесь мало. Самое крупное и привлекающее внимание — длинное трёхэтажное здание, к которому ведёт центральная широкая дорога. Джордж оглядывается и, оценив качество охраны, не понимает, как смог сбежать отсюда неопытный юнец. Тут каждая пядь земли находится под контролем! Вдруг это какая-то подстава? Но Итан сжался, стараясь не привлекать внимания, он побледнел, его трясёт от ужаса. Такие чувства сложно разыграть. Их встречают и ведут по длинным коридорам на самый верх. Похоже, мальчишке этот путь известен. От страха Итан забывает, как дышать, и его кожа покрыта потом. Это не фальшиво — ведь Джорджа сложно обмануть. Дорога кажется бесконечно долгой, и лишь попав в огромный кабинет, чем-то напоминающий большой аквариум, он наконец переводит дух. Скорее бы увидеть Рича! Слова приветствия и пара пустых фраз, сказанных лишь из вежливости и для контакта, раздражают. Речь Шейна, загоняющая в угол проклятого рабовладельца, произвела эффект, но его ответ повергает в шок.

— Вы опоздали. Сегодня утром вашего вампира усыпили и отвезли в утилизатор. Охранник, исполнивший задание, исчез, оставив свою машину в гараже. Его сейчас разыскивают мои люди. Если найдут, могу рассказать подробности. В качестве компенсации, если хотите, оставьте себе этого щенка.

Джордж плохо помнит возвращение домой. Мелькали какие-то здания, люди. Небо стало серым. Всё можно изменить, но только смерть не отдаёт свои права на жертву. Шейн молчит, боясь очередной истерики Итана, которого в участке продержали почти два дня! За это время могли бы Ричарда найти. А Джордж не знает, как сказать об этом Алексу. Тот только ради мелкого и живёт ещё. Теперь его ничто не остановит.

Машина ещё не успевает остановиться, как кто-то из охранников мчится к ней.

— Алекс! Он убежал как сумасшедший! Мы не смогли его остановить!

Джордж чувствует себя как человек, который только что всё потерял.

* * *

Оштен. Ричард.

Свет бьет в глаза. Я чувствую себя намного лучше, чем до усыпления, но умершие должны совсем не ощущать своего тела. Или я не прав? Открываю глаза и вижу бетонный облезший потолок, покрытый старой пыльной паутиной. Не может быть! Такой жуткий кошмар увидеть можно только в жизни. Но я-то умер, а чувствую себя почти здоровым! Чудес на свете не бывает, мне в них давно не верится. Медленно приподнимаюсь, смотрю вокруг. Это хоспис для умирающих вампиров! И как сюда попал? Здесь сыро. Пол прогнил давно. Кроватей нет, вместо них сколоченные из потемневших от времени досок лежаки, застеленные ветошью. На них вампиры, чья жизнь тихонько гаснет. Я замечаю одного из них — он так похож на Джорджа! Только страшно худой, измученный. Вдруг он родственник ему? Встаю. Меня шатает от слабости, но идти могу! С трудом добираюсь до этого вампира. Мне хочется, что бы он выжил, моей энергии ему должно хватить. Обхватываю его лицо ладонями и открываюсь, пусть забирает мою жизнь...

Ветер сбивает с ног. Ярко-оранжевое солнце печёт так сильно. Под ногами чувствую песок. Я босой, одет в короткие штаны. Впереди море с бушующими волнами. Я иду к нему...

* * *

Мне неудобно на жесткой ребристой поверхности, к тому же, слишком выпуклой и шевелящейся, словно вздымающаяся грудь при дыхании. Слышу мерный стук сердца. Сердца?! Я мгновенно открываю глаза и, как в самом жутком сне, обнаруживаю, что лежу обнаженным на животе на чьем-то теле, уткнувшись носом в чужое плечо! Поднимаю голову и понимаю, что я пьяный! Кружится голова, весь мир плывёт в тумане и двоится, меня охватывает чувство эйфории. Старясь сфокусировать взгляд, натыкаюсь на внимательно разглядывающие меня зелёные глаза, и только тут доходит, что это Алекс, мать его. Он жутко выглядит — худой, небритый и, кто бы сомневался, абсолютно голый! Я тут же вспоминаю, из-за чего мы с ним расстались, и первым делом пытаюсь улизнуть. Не тут-то было — он в меня, как бультерьер, вцепился! Не вырвешься, не удерёшь. Ещё и морду кирпичом состроил и рявкает:

— Лежать, засранец! Куда собрался?!

— Мне это... в туалет!!

— Сейчас сам отнесу.

Он выглядит обеспокоенным. Но я не верю. Всё это только сон. Наверное, у меня предсмертная галлюцинация. Так забавно наблюдать игру моего больного Алексом воображения.

— Уже не надо, — заявляю, поддерживая странный разговор.

Он в лице меняется! И эту мину нужно только видеть — растерянность, непонимание и недоумение:

— Как, уже??

Я не могу удержаться от смешка. Холодный настоящий Алекс меня бы заморозил взглядом, а этот мнительный и нервный.

— Не дёргайся, я пошутил.

Он слабо улыбается в ответ:

— Понятно. Мелкий, где тебя носило? Паршиво выглядишь.

Можно подумать, что сам он выглядит по-королевски. Огрызаюсь:

— Ты тоже не красавец. — Моим бы ядом комаров травить. — Вкусил семейной жизни? Теперь решил питомца завести?

Странно, он как-то сник и взгляд потух.

— Рич, у меня нет ни невесты, ни жены. Алиссия моя двоюродная сестра.

— Ага, так ты сестрат, — выдавливаю я, — и как давно?

Он как-то с подозрением косится на меня:

— Вообще-то, она старше, так что сестра у меня ещё с рожденья, и к тому же она сейчас с Дериком встречается.

Но это невозможно! Я видел, как Алиссия и Алекс целуются, и все шептались о его невесте.

— Ты врёшь! Меня Йохан просветил о ваших отношениях.

— Йохан?!

— Да, он самый. У меня нет повода ему не верить. И ты ещё принёс домой ошейник! Может, ещё заявишь, что он предназначался не для меня? — меня совсем развозит, и я хихикаю открыто.

— Рич, ты пьян? О боже, сколько тебе лет?

Он в шоке, кажется, а мне смешно:

— Это важно? Как трахаться и душу растоптать, ты возрастом не интер...ррресовался.

Что-то заплетается язык, клонит в сон, и я мгновенно отключаюсь.

* * *

Странно, моя галлюцинация никуда не делась. Она ещё и руки распускает! Я взбрыкиваю, пытаясь освободиться от откровенного поглаживания, но это мало помогает.

— Так сколько тебе лет, мелкий? Я первый раз такое опьянение встречаю у совершеннолетнего вампира: похоже, кто-то или уникальный, или слегка преувеличил возраст.

— Я что-то про ошейник так и не услышал.

Мой мираж меня же игнорирует с ответом.

Он вздрагивает так, что я мгновенно протрезвляюсь.

— Прости, малыш, я тогда не знал об этой дряни. Сикхт обманул меня, подсунув засекреченную гадость. Боюсь, если бы ты не убежал, то мы могли бы примерить ради интереса тот ошейник. Я не знал, что он опасен. Я виноват, прости.

Я Алекса совсем не узнаю, одних 'прости' сто тысяч слов.

— Как ты меня нашёл? — спрашиваю я, чтобы уточнить размах моей галлюцинации.

— Мне позвонили, сказав, что в камере хранения я найду письмо, где указан адрес того, кого давно ищу. Там была приписка: 'Поторопись, если хочешь застать его живым'. А в той записке был адрес этой конуры, — он замолкает, и плотнее обхватывает меня, словно боясь, что я исчезну. — Знаешь, мелкий, когда увидел, как ты умираешь, отдавая свою жизнь кому-то, я думал, что сойду с ума. Просто повезло, что меня нигде не задержали. Ты всё, что у меня осталось.

— А дядя? Он что, не простил тебя?

Алекс аж закаменел от моего вопроса.

— Я не простил его...

— Но он же тебя любит, и он твой единственный родственник! Вам нужно помириться!

Он молчит: мне кажется, что Алекс стиснул зубы так сильно, словно стремится их стереть, и глаза прикрыл. Такое ощущение, что ему больно, безумно больно говорить о нём. Мне страшно, я никогда не видел таким разбитым уверенного и гордого красавца. Теперь понятно, почему он так плохо выглядит: скорее всего, произошло что-то серьёзное в их отношениях. Не знаю, как извиниться за то, что невольно вторгся туда, куда чужих не допускают.

Внезапно возникает чувство надвигающейся опасности. Оглядываюсь, и сердце замирает. Тот вампир, которого мне захотелось оживить, идёт к нам, как зомби. О Тьма! Мне только сейчас приходит в голову, что если умер мозг, то вампира можно оживить, в отличие от других существ, но это будет кровожадный, неуправляемый монстр. Я в шоке. Алекс совсем беззащитен, а ведь его кровь и привлекла вампира. Мне ещё не приходилось видеть такой жути — глаза багровые, с чёрными прожилками и маленьким зрачком, клыки огромные, из-за них такое ощущение, что рот не закрывается, и когти — глянцевые чёрные, такими жертву раздирают. Покрываюсь холодным потом и вздрагиваю от напряжения. Алекс тут же приходит в себя, но он беспомощен сейчас: нет ни одежды, ни оружия, и я ещё на нём валяюсь. Мне хочется перемотать обратно время, ведь этот ужас я сам поднял из мёртвых, поддавшись мимолётному желанию оживить, раз он похож на Джорджа. Теперь мне предстоит узнать цену своей ошибки.

— Успокойся! — хлёсткий голос приводит меня в чувство — Рич, соберись. Прикажи ему остановится. Смотри ему в глаза и мысленно приказывай: стоять!

Я подчиняюсь Алексу и выполняю его распоряжения. Страшилище мгновенно замирает.

— Теперь верни его на место, где он лежал. Давай, не сомневайся, он тебя услышит. Пусть спит пока.

Как только зомби затихает, погружаясь в сон, я слышу:

— Расслабься, мелкий, — слегка ехидный тон. — Теперь я постоянно буду видеть тебя в своих ночных кошмарах!

Вопреки своим же словам, он нежно гладит меня по голове так, как успокаивают маленьких детей. Опускаю взгляд на свои руки и вижу... огромные, как у зомби, когти!

Меня мгновенно скручивает обида, что я такой же внешне, как и тот урод. И такие же клыки отросли! Они ощущаются губами и языком. Меня трясёт, и всё плывёт перед глазами. Я плачу? Вампиры разве могут плакать?

Алекс, похоже, решил, что я испуган оживлённым мной вампиром. Он садится, не выпуская меня из рук, умудряясь не сбросить наше одеяло. Затем начинает нежно целовать меня:

— Тише-тише, всё закончилось, малыш. Он будет спать, пока ты сам его не позовёшь.

Как объяснить, что мне не страшен этот зомби? Больно от осознания того, что таким же страшилищем стал и я. И так по жизни не красавец, а теперь я сам себе противен. Но почему же Алекс не брезгует целовать чудовище? Лёгкие и нежные, как крылья бабочки, они порхают по моему лицу. Мне хорошо, но на большее нельзя рассчитывать, раз я сам себе настолько неприятен. Нужно уйти отсюда. Больше не беспокоить зеленоглазого охотника, избавить от дополнительных проблем.

— Эй, мелкий, ты опять куда-то засобирался смыться? Не выйдет больше, голубок, мне надоело тебя искать, я скоро поседею от твоих побегов. Я тебе эльфийское кольцо уже надел, пока ты спал.

Дёргаюсь, от этих слов мне душно.

— Малыш, я не хочу тебя унизить, ты пойми, мне страшно потерять тебя. Держи, — он на ладони протягивает свой артефакт с зелёным камнем, — прошу, надень мне его сам.

Вздрагиваю, такого предложения я не ожидал.

— Ты, правда, хочешь опять связать нас магическими узами? А если девушка тебе понравится?

— Глупый, мне никто не нужен кроме тебя...

Он прикасается к моим губам, словно, смакуя, пробует их на вкус. Чувствую, как проникает его язык, лаская дёсны, проходя по зубам. Мне кажется, что опьянение не прошло, не мог я так легко поддаться Алексу. Как он поглаживает нёбо и словно изучает мой язык... Я же не конфета, в конце концов! Но мысли мягко убегают. Мне уютно и тепло, хочется делиться этим с ним. Перевожу дыхание, и снова этот танец и губ, и языков, то нежное, то грубое касание. Я задыхаюсь и оживаю вновь, и чувствую как сердце, словно в клетке бьется, сливаясь в унисон с другим. Теряю голову от счастья, не замечая ничего вокруг, и отдаюсь ему на милость, сливаясь в долгих поцелуях.

* * *

— Рич, приди в себя! Нам нужно ехать!

Мне так тяжело собрать глаза в кучу, по-моему, что-то мычу в ответ.

— Ричаард! Очнись сейчас же, нам еще нужно поднять и погрузить в машину оживленного тобой вампира. И он не должен никого там покусать!

Я встряхиваю головой. О Тьма, как такое шоу мог я пропустить! Тут же толпа народа смотреть на наши поцелуи собралась! Здесь и Джордж. Он страшно бледен и смотрит в сторону того чудовища, которое хотело крови. Правда, оно вернулось в прежний вид. Джордж, кажется, считает этого монстра сыном. Я первый раз такое вижу, чтобы уверенный в себе охотник так нервничал. Он даже боится притронуться к нему своими дрожащими руками. А вдруг этот вампир ему не родственник, хотя они действительно похожи? А если сын, но так и останется безмозглым кровососом? Мне холодно. Я покрываюсь гусиной кожей. И тут же слышу голос Алекса:

— Не нервничай, всё будет хорошо.

Он так убедительно говорит, что я просто хочу ему верить. Надеюсь, эта встреча не причинит много боли Джорджу. Он ведь уже поверил в смерть собственного сына.

Алекс аккуратно кладёт меня на лежанку и быстро одевается. Потом подходит к Джорджу, обнимает его за плечи и что-то тихо говорит. Так они стоят долго, почти не двигаясь, только Джордж неуверенно касаясь, перебирает волосы спящего вампира.

* * *

Предместье Оштена.

По сравнению с блестящим и ухоженным центром Оштена, с его высотными, легкой изящной конструкции зданиями, серпантинами многоуровневых автострад, этот район выглядел тяжеловесно и безвкусно. Серые бетонные дома с решётками на окнах, расписанные граффити заграждения и фасады, мусорные баки, одноуровневая, давно требующая ремонта дорога — всё это нагоняло тоску. Небольшое здание, выглядевшее заброшенным, уже много лет служило хосписом для вампиров и бродяг, подобранных на улицах города. С чьей-то легкой руки данное ему название 'кладбище домашних животных' давно сменило официальное. Здесь, в этом приюте бедности и нищеты, совершенно неуместным казался припаркованный у входа эксклюзивный 'Туман', ожидающий пассажиров.

За ним из окна соседнего дома наблюдала старушка, сидящая за столом и наслаждающаяся чаепитием. В её внешности нет ничего необычного — седые волосы уложены в аккуратную причёску, тонкие губы, глубокие морщины на лбу и разбегающиеся лучиками вокруг глаз. Она одета в светлое несколько старомодного покроя платье с высоким воротником и расклешённой длинной юбкой. Старушка кажется спокойной и удовлетворённой, но это длится лишь до тех пор, пока не открываются двери хосписа, пропуская очередного посетителя. Хищный, оценивающий взгляд совершенно не вяжется с образом старой женщины, а через минуту глаза уже становятся безжизненными и бездонными, характерными для человека, привыкшего убивать. Мгновение, и взгляд снова безмятежен.

Сложно быстро менять личину, если шесть долгих месяцев вынужден был постоянно играть одну и ту же роль безжалостного убийцы, учитывая, что это и есть твой истинный облик. Но лучше изображать умудрённую жизнью даму, чем жеманную красавицу. Разыскиваемый сейчас мафией и полицией бывший охранник Нед в этом уверен. Впрочем, это имя одно из многих, какими он пользовался при выполнении различных заданий. Он всего лишь безымянная тень, преданная своему лорду. Само задание он уже выполнил — Лорд Раймон приказал следить за неугомонными мальчишками в этом мире, но подчеркнул, что важна только безопасность Эрни, а последний сейчас имеет отличного защитника в лице по уши влюблённого Вайсена. Неда передёргивает от мысли, что важный государственный чин способен на такую слабость, с другой стороны, это к лучшему — за судьбу юного лорда можно не волноваться. Вот кто действительно стал проблемой, так этот недомерок Ричард. Выпорол бы гадёныша, так чтобы сидеть не смог минимум неделю! Браслет он снял, щенок. Хорошо, что Нед успел приехать из Даленбурга и заметить похитителей. Задержись он хоть на пару минут, и потерял бы этого идиота наверняка. И так ему пришлось туго, пока не узнал имени работорговца. Остальное было делом техники, пытки и страх смерти открывают многие двери. Образ старика сыграл неплохую службу, сбив кучу ищеек с верного следа. Хуже было играть роль охранника-охотника Неда, находясь всё время под перекрестьем чужих глаз. Лишь один раз он чуть не допустил ошибку, насильно напоив кровью раба — Ричарда, чуть не потеряв его. Если бы этот Итан не рассказал про зависимость от другого охотника, то последствия могли быть тяжёлыми. Лорд Родригес нисколько не был бы огорчён, он сам намекнул на такой исход, хотя не настаивал на прямом убийстве, но это бы спутало планы самого Неда. Недомерок оказался единственным учеником школы 'Смертельного прикосновения', секреты которой считались давно утерянными. Однако все ошибались, Раймон Жестокий где-то нашёл учителя этого вида боевого искусства, и почему-то мастер, многие столетия не берущий к себе учеников, охотно согласился заниматься с этим щенком. Сам же он смог договориться с мастером, но взамен поклявшись защищать и обеспечить безопасность Ричарду. Какие бы он чувства не испытывал к этому шалопаю, но клятвы даются для того, чтобы их выполнять.

Вот и выполняет её на свою голову, организовав побег Итану, вколов снотворное мелкому засранцу, отвёз его не на утилизацию, а на 'кладбище домашних животных', ещё и энергией поделился для того, чтобы спящая красавица дождалась своего рыцаря на белом коне. Правда, у последнего далеко не царственный был вид, а скорее загнанного зайца, удиравшего от стаи волков.

Теперь и король пожаловал на 'Тумане'. Только что-то они подозрительно долго не появляются. Давно бы пора им уже проваливать на 'Арену'. Хочется нормально выспаться за последние пару суток.

Помяни чёрта, и он появится. В очередной раз открываются двери хосписа, и из них выходит долгожданная компания. Нед вглядывается в каждого, замечая любую, даже кажущуюся незначительную деталь. Алекс — осунувшийся и посеревший, небритый пару месяцев. У охотников очень медленно растут борода и усы, поэтому им легко поддерживать гладкость кожи. На левой руке медицинский напульсник из чёрной кожи, такие выдают донорам крови для вампиров, если делается глубокий надрез запястья. Алекс бережно несёт на руках заморыша, закутанного в застиранную и ветхую простыню. Тот льнёт к нему всем телом.

'Вот так бы они и ходили в обнимочку, чтобы поменьше неприятностей налипало на эту тощую задницу', — мелькает мысль у Неда. Следом за этой сладкой парочкой он замечает Джорджа и очень похожего на него вампира. Сам Джордж какой-то мрачный и потерянный. Только внимательно присмотревшись к идущему рядом с ним вампиру, Нед вздрагивает от понимания, что видит перед собой управляемого зомби. Не то, чтобы он боялся такую нежить, но ему приходилось с подобными сражаться. Если мозг мёртв, то поднятый вампир становится машиной для убийств с неиссякаемой жаждой. Его очень сложно уничтожить: отрежь руку — она всё равно будет пытаться тебя убить до тех пор, пока не иссякнет магическая энергия, поддерживающая её активность. Такими могут управлять только очень сильные маги, но, судя по всему, он слушается этого недомерка! У Неда возникает горячее желание побиться головой об стену или стол, чтобы стряхнуть возникшие видения. Ричард теперь кажется не просто занозой в заднице, а колом, на который посадили, обманом затянув в ловушку его, опытного шпиона и убийцу. Анализируя процесс посадки этой компании в 'Туман', он понимает, что у зомби всё-таки остались зачатки сознания, он довольно сносно выполняет команды оживившего его Хозяина, а им в свою очередь управляет Алекс. Работников хосписа, вышедших провожать этих неописуемых гостей, Нед не подвергает тщательному осмотру. Ему не интересны ни люди, ни охотники, ни какие— либо другие существа, если они не важны для выполнения очередного задания. 'Туман' наконец уезжает, а наблюдатель с огорчением понимает, что придётся ещё торчать в этом проклятом городе, пока не будет решён вопрос с зомби, иначе он не сможет сказать мастеру, что жизнь Ричарда в безопасности.

Дама глубоко вздыхает и, убрав со стола, направляется в спальню. Нужно набраться терпения и сил для исполнения кабального договора.

* * *

Оштен, клуб 'Арена'. Джордж, несколько дней спустя.

Каково это, знать, что твой сын жив, но существует как монстр? Чудовище, жаждущее крови, сдерживаемое лишь чьей-то волей и прочными прутьями клетки? Как можно сделать выбор между его убийством и разрешением и дальше влачить это бесполезное существование? Джордж не знает. Ум требует очистить мир от зомби, слишком опасного для окружающих, не мучить себя и его, наблюдая, как он проверяет на прочность прутья своей тюрьмы, пытаясь выбраться наружу. Глупое сердце просит сохранить ему жизнь и обливается кровью, видя, во что превратился его когда-то маленький любимый ребёнок, похищенный из дома в святых целях ордена. Джордж мечтает о смерти Сикхта, не той, что подкрадывается ночью, не той, что острой болью перерезает нить жизни, а той, что вызывает длительную агонию, разложение, непрекращающуюся муку, и в конце концов становится желанной, сулящей избавление от страшного существования.

Сколько раз приходилось Джорджу наблюдать за пытками своего дитя, сколько раз он мечтал о том, чтобы забрать хотя бы часть мук выпавших на участь его сына. Как было тяжело смириться с его потерей. Судьбе оказалось недостаточно пережитого горя, она вновь решила поиграть.

Наверное, Джорджу было бы легче думать, что похожий на сына вампир всего лишь копия, но генетический анализ не оставил сомнений в их близком родстве, убив подобную надежду. Впервые за многие годы Джордж сорвался — он пил. Нет, не пил — он тонул в алкогольном океане, рыдал как ребёнок, закрывшись ото всех, и спрашивал, спрашивал у мироздания: за что? Но оно безмолвствовало, и тогда Джордж начинал хохотать безумным смехом, от которого веяло могильным холодом.

Отсмеявшись, он вновь тянется за бутылкой, но промахивается, хватая только воздух. Неожиданно его обхватывают поперёк груди чьи-то руки и притягивают назад, прижимая его спиной к чужому телу. Джордж расстроен, он не может теперь достать заветный горячительный напиток, слишком велико становится расстояние, но он не сопротивляется чужой воле, лишь тихонько всхлипывает, как ребёнок, у которого отняли любимую игрушку.

— Тише, тише, всё будет хорошо, — шепчет ласковый голос, и кто-то сначала прижимается к его затылку, а потом словно кошка, аккуратно трётся, чуть массируя кожу головы. Это приятно расслабляет, и Джорджу хочется обернуться назад, чтобы увидеть подарившего ласку незнакомца, но тот не даёт оглянуться, рывком поднимает его с пола и почти несёт прочь от вожделенных бутылок. Ноги не слушаются, они не способны удерживать вес тела, заплетаются и разъезжаются на полу, поэтому наглому похитителю приходится практически тащить свою жертву.

Дверь возникает как-то сразу, словно по мановению волшебной палочки. Перед ней выходит небольшая заминка: незнакомцу тяжело приспособиться, одновременно открыть эту дверь, не выпустив из объятий Джорджа. Тот хихикает, наблюдая тщетные потуги похитителя при выполнении двух задач одновременно, но веселье быстро проходит с осознанием, что он находится в душе, и сменяется протяжным жалобным воем, когда его накрывает поток ледяной воды.

Боль. При каждом вдохе, при попытке открыть глаза, пошевелиться. Ослепляющая кровавыми вспышками. Режущая, давящая, выкручивающая...

— Пей! — резкий, суровый голос, не терпящий возражения, отдающийся обжигающим взрывом в голове и не дающий возможности противоречить. Джордж с трудом разлепляет, словно склеенные, губы и тут же чувствует прикосновение к ним чужих, несущих такую желанную влагу, смывающую мерзкий вкус во рту и ликвидирующую жуткую пустыню.

— Пей! — в этот раз открыть рот намного легче, и теперь есть предвкушение новой порции живительной воды, и ожидание не обманывает Джорджа. Полежав ещё чуть-чуть, он проваливается в глубокий сон, впервые без кошмаров и сновидений.

Это пробуждение приятно. Джордж чувствует себя отдохнувшим и полным сил. Слегка пошевелившись, он понимает, что в кровати не один! Вскакивает и, оглянувшись, видит спящего около стены отца Ричарда.

'Чёрт! Чёрт!!' — Джордж готов рвать на себе волосы от переполняющих его эмоций и негативных мыслей. После того звериного секса в душе он тщательно избегал этого вампира, боясь встречи с ним. А теперь, мало того что они спят вместе, так ещё честь победы над запоем тоже принадлежит этому живому скелету. Хотя сам Джордж не уверен в необходимости отрезвления, а кроме того, он ненавидит оставаться чьим-то должником, тем более этого гада , уже один раз подчинившему его своими чарами.

А упомянутый недобрым словом незваный гость, тем временем открывает глаза и томно потягивается на его кровати. Тут же хочется вышвырнуть этого паразита из собственной постели, но Джордж сдерживается изо всех сил:

— Что ты хочешь за свою помощь?! — шипит он.

Вампир принимает задумчивый вид, а потом с придыханием произносит:

— Трахни меня, детка!

Джордж шокирован. Услышать такое открытым текстом без капли смущения кажется нереальным. Но ухмылка, мелькнувшая на лице его персонального проклятия, подтверждает реалистичность сделанного предложения. Впрочем, вампир быстро напускает на себя серьёзный вид и заявляет:

— На самом деле, я пришёл поговорить серьёзно. Скажи, как далеко бы ты мог зайти для спасения своего сына? Смог бы убить или повергнуть в вечное рабство, переступить закон, став изгоем?

— Нет, я бы отдал свою жизнь, но чужими мы не вольны распоряжаться.

— А если это будет Сикхт? — перебивает его собеседник — Ты будешь корить себя в его гибели?

Джордж вспыхивает и, чеканя каждое слово, выплёвывает:

— Этого я готов уничтожить без всякой цели. Поэтому, если от его смерти будет хоть какой-нибудь толк, то мне плевать на общественное мнение или суд. Я сделаю всё, чтобы спасти своего сына.

— Если ты мне поможешь, я смогу снять проклятие с Ричарда и вернуть разум твоему сыну.

Имя мелкого слетает с губ вампира с таким безразличием и холодностью, как будто речь идёт о постороннем, а не о кровном родственнике. Джордж вспоминает, что до сих пор так и не узнал имени этого вампира, не сказал Ричарду, что его отец жив, и его начинают мучить угрызения совести, пока не всплывает слово 'проклятие'. Он вздрагивает, и его кожа покрывается мурашками и липким потом:

— Что за проклятие у Ричарда? Чем оно опасно?

— Это сексуальная зависимость от определённого партнёра, приводящая к гибели. У Ричарда оно очень давнее и какое-то смазанное, но несмотря на это, ему отпущено мало времени. Если я смогу восстановить свои силы, то избавлю его от смертельной магии. Но мне тоже для этого нужен Сикхт.

Видимо, заметив промелькнувшее в глазах Джорджа сомнение и беспокойство, вампир улыбается, становясь хрупким и уязвимым, и добавляет:

— Не волнуйся, нам хватит и одного Сикхта для выполнения всех задач.

* * *

Оштен. Клуб 'Арена'. Ричард.

Последнее время меня не покидает ощущение, что я похож на зайчика. Нет, не на такого, чьи фотографии печатают в эротических глянцевых журналах, не на живого пушистого зверька и даже не на игрушку, а на механического зайца участвующего в забегах борзых собак. Он мчится лишь в одном направлении, не сбежать, не свернуть в сторону, а охотники всё ближе и ближе — обжигают горячим дыханием, пытаются ухватить. Так и мне кажется, что я маленький приз в этом конкурсе между Алексом, Секкой и Итаном. Они и грызутся между собой, как псы на соревновании. Причём всё это началось не сейчас. Алекс с Секкой схлестнулись в ту ночь, когда я сбежал. Секка искал меня, а встретив Алекса с ошейником в руках и узнав о моём исчезновении, устроил серьёзную драку. Если бы не Алиссия, бросившаяся разнимать этих двух бугаёв, то боюсь подумать о последствиях их потасовки. Они и теперь, лишь только оказываются рядом, косятся, как волки, друг на друга. А с появлением Итана и ему прохода не дают. Вся эта чудесная троица постоянно преследует меня, и каждый старается угостить чем-нибудь вкусным, но глядя на их ревнивые рожи, у меня аппетит пропадает.

Спрятаться от них невозможно, несмотря на то, что мне всё время предлагают убежище и Дерик с Алиссией, и Лед с Амаей, и с ними Джордж. Стоит мне только поддаться искушению и запрятаться в чью-нибудь нору, как механический заяц превращается в лисицу. И это всё благодаря Алексу! Пока я пребывал в невменяемом состоянии, этот гад нацепил на меня университетский браслет, причём модернизированный, который открыть и снять может лишь он сам. Мои охотнички живо раздобыли приборы слежения за сигналом от моих оков и развлекаются ещё одной игрой: 'выкури лисичку из норы'. Совсем покоя от них нет. Причём каждый шлангуется, прикрываясь тем, что охраняет меня от неприятностей! От Итана я совсем не ожидал такого энтузиазма. Он просто нервирует меня своим преданным щенячьим взглядом. Обидеть его не хочется, вот и приходится изворачиваться. Секка тоже хорош, готов служить до гробовой доски, а у меня всё в голове мысли крутятся, что будет, если он узнает, кто стал причиной его ужасной болезни? Правда, такая банда поклонников помогает мне увильнуть от разговоров с Алексом. Я только сейчас понимаю, что значит связь через кольца верности. Мне передаются его настроение и чувства. Он испытывает страх, боль, неуверенность и раскаяние. Это тяжело принимать, когда он кажется уверенным, насмешливым и сильным. Неужели, он так же считывал мои ощущения? Мне страшно об этом подумать, особенно сейчас, когда сон для меня превращается в ад. Кольцо верности я Алексу так и не одел, а он не настаивает, обвиняя себя в моём нежелании продолжать отношения с ним. Пусть лучше его грызут свои демоны, чем к нему придёт понимание настоящей причины моего отказа.

Каждый раз просыпаюсь от безмолвного крика, сводящего мышцы тела спазма, с опухшими красными глазами, покрытый потом и ощущением не проходящего ужаса. Задыхаюсь во сне, оставляю на горле царапины, словно пытаюсь вырвать его, избавиться от удушья. Приходится закрывать дверь в комнату на ключ, чтобы никто не вошёл без спроса и не видел меня, захваченного кошмаром. Мне страшно. Так хочется довериться Алексу, но боюсь быть обманутым вновь. Я люблю его, не могу без него жить, но пусть это останется тайной. Каждый раз, готовясь столкнуться с проклятием, становится жаль, что он спас меня — не было бы этой пожирающей боли и ледяного ужаса, возникающего перед необходимостью сна. Его кольцо храню, как талисман, сжимая в своей ладони, когда ложусь в постель. Держу крепко, словно хватаясь за спасительную нить и стремясь избавиться от безумия, но это бесполезно. Зелёный камень под цвет его глаз помогает мне выдержать битву с проклятием, я ведь знаю, что утром, когда приду в себя, Алекс вместе со всеми ворвётся в мою комнату и снова начнётся охота за механическим зайцем, безжизненной игрушкой без души. Вижу и его пустые глаза, наигранное веселье, желание быть вместе и муки его совести, но мы на разных полюсах. Я не сделаю шага навстречу, нам уже не быть вместе. Мне стыдно за поведение в хосписе, за оживление зомби, но больше всего меня волнуют слова, произнесённые Алексом перед нашим последним поцелуем. Он не мог сказать 'я люблю тебя', это послышалось. Алекс слишком гордый, слишком холодный и слишком скрытный, чтобы такое сказать. Он лишь произнёс 'я хочу тебя', и я растаял.

* * *

Странное умиротворение, нет ни болезненного напряжения, ни жуткого сна. Словно нет и убивающего меня проклятья. Я могу дышать. Мне ничего не мешает. Боюсь открывать глаза, чтобы не прогнать такой потрясающий сон. Потягиваюсь, напрягая мышцы, наслаждаясь каждым движением, не причиняющим боли. Хотя... не может быть! Саднит моя задница, словно её поимели! Вздрагиваю, распахиваю глаза и вижу сидящего на полу Алекса, с тревогой заглядывающего мне в глаза.

— Рич, ты как себя чувствуешь?

— Какого чёрта ты в моей комнате, делаешь?!

— Лечу. Точнее лечил тебя от кошмаров, и, кроме того, мы теперь супруги, так что и комната наша общая.

— ...мммм... кхм... что?! — с огромным трудом выдавливаю вопрос, застревающий в горле.

— Да, ты не ослышался. Нас сегодня ночью сделали супругами по одному малоизвестному вампирскому обряду с использованием колец верности, — ехидно произносит он. Но, видимо, заметив мою обиду и обречённость, я ведь когда-то так же с ним поступил, он быстро встаёт и почти незаметным движением подхватывает меня на руки, крепко прижав, шёпотом говорит:

— Не обижайся, малыш. Ты сегодня чуть не погиб, а я себе этого бы не простил. Моя жизнь принадлежит тебе. Лишь ты удерживаешь меня в этом мире. Надевал кольца и проводил обряд Хойя. Он обещал, что избавит тебя от проклятья, тогда ты сам сможешь выбрать свою судьбу, но до тех пор мы должны быть связаны. Я должен чувствовать твоё состояние, а оно сейчас нестабильно.

Алекс опускается на кровать и сажает меня на колени, прижимаясь грудью к моей спине, вдыхая запах моих волос. Я чувствую жар его тела, ровный стук его сердца и расслабляюсь в его руках.

Только один вопрос не даёт мне покоя, но и он кажется уже малозначимым: Кто такой Хойя? Ведь Хойя — это безымянный...

Глава 21

Часть 1

* * *

Оштен. Клуб 'Арена'. Алекс, чуть ранее.

С момента возвращения на 'Арену' прошло почти две недели. Алекс задумчиво рассматривает свои руки, сидя на диване в небольшой комнате, предоставленной для него Джорджем. Он впервые не знает, что делать. Ричард словно не замечает его, играя, дразня вместе со всеми. Охотник звереет, стоит ему только вспомнить счастливые рожи соперников — Секки и Итана. Придушил бы обоих! Нет, скорее всего такие меры не помогут, тут же найдутся другие им на замену. Сейчас всех потенциальных желающих отпугивает мрачный убийственный взгляд Секки, напоминающий волка охраняющего свою территорию. Ну, и, наверное, не менее дружественный вид его самого, вынужден признаться он себе. Итан просто мальчишка, щенок, затесавшийся среди них, но вот он-то по-настоящему и опасен своей доверчивостью, прямотой и открытым обожанием. Что будет, если мелкий выберет его? Вдруг влюбится?

Алекс судорожно вздыхает, а его сердце то увеличивает ритм, то просто сжимается от острой боли. Это страшно, потерять того, ради кого держишься в этом мире. Как можно продолжать жить, когда осознаешь тщетность своих прежних замыслов, теряешь мечту, ради которой живёшь, понимаешь глубину предательства самого близкого родственника и выясняешь, что преданно, безоговорочно служишь убийце своей семьи? А ведь он верил, любил, надеялся стать похожим на Сикхта, хотел быть его правой рукой. Он тогда переживал, что у него не получается оправдать доверие дяди, наслаждаться мучениями врагов, сколько бы он не пытался. Сикхт всегда смеялся над его мягкотелостью, приводил в пример Орелли и Секку. А нерадивому племяннику лишь приходилось страдать, что не может измениться, как требует его единственный родственник-наставник, но старался, стремился переступить через себя. А ведь это случайность, что мелкий не стал его жертвой. Первый раз на 'Арене', когда вампирныш вылетел вихрем — полуодетый, встрёпанный — похожий скорее на воинствующего воробья, чем на серьёзного противника. С глазами, метавшими молнии. Алекс был потрясён их синевой, и плескавшейся в них чистой незамутнённой яростью. Только потом он понял, что Рич был единственным, бросившим ему вызов, единственным из всех присутствующих вампиров-гладиаторов. Именно тогда он решил, что этот паршивец будет его, и только его... личной собственностью. Такую дерзость и гордость ему ещё не приходилось встречать. Но он просчитался и, сделав ошибку, проиграл бой мальчишке. И это он — опытный воин?

Алекс долго искал его, хотел и в тоже время боялся с ним встретиться. Нет, второй раз он бы не допустил поражения, но Сикхт исходил от злобы и мог бы легко забрать вампирёныша, чтобы отомстить хозяину клуба за унижение, по крайней мере, именно этот вариант считался правдоподобным. Это сейчас ясно, что с помощью Ричарда хотели воздействовать на Джорджа, освободившегося от влияния ордена. Церковнослужители рассчитывали вновь растоптать его свободу, подчинить и заставить прогнуться под свои нужды.

Алекс вспоминает о письме мелкого, в котором говорилось о первом их знакомстве. Он не может сдержать дрожь. Как бы не храбрился, но иногда ему снился тот плен и пытки. Смеющиеся палачи. Собственная беспомощность. Пронизывающий холод. Жар раскалённого железа. Запах палёной кожи. Собственный мучительный крик. Охотник встряхивает головой, отгоняя отголоски прошлого. Он знал, что так может получиться, и это был его выбор. А Рич... Рич пожалел его. Он убрал следы насилия, вылечил раны, но не ожидал предательства, не думал, что сам станет жертвой. Алексу становится противно от своего поступка и стыдно от того, как пытался найти себе оправдание, ссылаясь на Бога. Приписывая низменный поступок воле всевышнего, успокаивая себя предоставленным выбором всего лишь умереть или стать бесправным рабом, ещё ребёнку. А если бы вампирёныш согласился? Алекс не хочет об этом даже думать. Что ждало наскучившую игрушку — смерть или просто забвение? Скорее всего, первое.

Предательство. Его вкус горек. Оно разъедает душу, забирает силы. Только случай помог предотвратить его. В то время он был согласен на всё ради Сикхта. А знает ли сам Рич, что Алекс на него спорил? Что хотел унизить и растоптать? Как после этого можно любить, доверять?.. Ричард видел только один ошейник, а ведь он был далеко не единственным, не первым. Что он скажет, когда узнает обо всех предыдущих попытках сделать его рабом? Такие вещи никогда не прощаются. Для них нет вынужденных обстоятельств. Есть только одно определение — предательство. О нём нельзя рассказать мелкому, это означает его потерять, потерять навсегда. У него сейчас кольцо верности, но тот не спешит его надевать. Сомневается? Или просто не хочет? А может он уже выбрал Итана? Чистого мальчика и такого искреннего в своих чувствах.

Алекс уже решил, что примет любой выбор, он ведь это сам заслужил. Страшно потерять того, кто тебе не безразличен, но за свои поступки нужно платить. И он будет платить, будет существовать ради вампирёныша, который не виноват, что не может жить без его крови. Это и есть его наказание — видеть счастливого Ричарда рядом с другим...

— Я понимаю, что у тебя много важных дел.

Алекс подскакивает от этого ледяного презрительного тона, неожиданно раздающегося рядом с ним. Этот вампир, неслышно материализовавшийся перед охотником, выглядящий, как жертва длительной голодовки, обычно старается не попадаться никому на глаза. Он всегда увиливает от разговоров и предпочитает отмалчиваться, уходить от вопросов. Странно впервые слышать его голос, за длительное время. Не короткие вежливые фразы, а попытку вмешаться не в своё дело.

— Как ты относишься к Ричарду? — упреждая гневный выпад невольного собеседника, он продолжает, — От твоего ответа зависит его жизнь. У тебя нет времени думать, я должен получить ответ немедленно!

Алекс ошарашен его напором, и не пытается сопротивляться, когда этот наглец берет его за запястье. Но больше всего его удивляет доверие к этим словам.

— Я живу только ради него... — вырывается у охотника.

— Глупец, у тебя нет времени играть со своими демонами. Он сейчас умирает. Ричард слишком гордый, чтобы признаться в своей слабости, и слишком свободолюбив, чтобы быть зависимым. И если ты сейчас не пошлёшь к чёрту сомнения и не потащишь свой зад к предмету собственных раздумий, то завтра у тебя уже не будет ради кого жить, — вампир окидывает его презрительным взглядом, и уходит из комнаты, не оборачиваясь, словно не сомневается, что Алекс последует за ним.

* * *

Первое, что бросается в глаза — изогнутое в мучительной судороге тело. Тихий болезненный стон бьёт по нервам. Рич задыхается, царапает горло, хрипит. Ещё секунда и Алекс его уже пытается к себе прижать, но удержать не получается, мокрое от пота тело выскальзывает из захвата при очередном спазме. Вампир подхватывает подмышку мелкого и голосом, не терпящим возражения, говорит:

— Сними с него кольцо верности, а своё возьми в его правой руке. Быстро!

Алекс безропотно подчиняется, но выполнить указания нелегко. Рич бьётся, как выброшенная на берег рыба.

— Раздевайся. Кольца дай мне. Теперь держи его крепче, — охотник прижимает к себе бессознательного вампирёныша, неожиданно затихшего.

— Добровольно ли ты берёшь младшим мужем Ричарда? Станешь ли ты ему старшим? Клянешься ли ты его защищать? — речитативом начинает задавать вопросы вампир, а Алекс только отвечает короткое 'да'.

Странный обряд бракосочетания не останавливается на одних вопросах, а завершается толи молитвой, толи заклинанием на незнакомом языке, и посреди комнатушки загорается ослепительно-белый шар света.

— Бери Ричарда и войди внутрь света вместе с ним.

Алекс берёт на руки мелкого, и, прижимая к себе, шагает внутрь вращающейся сферы. Он не ожидает абсолютной тьмы. Это кажется не вероятным. Тихо. Ни шороха, ни звука. Абсолютное спокойствие пугает. Но доносится тихий голос, подобный шелесту ветерка:

— Говори: 'Я подтверждаю'.

— Я подтверждаю, — соглашается Алекс.

— Я подтверждаю, — шепчет Ричард, не приходя в себя.

Медленно исчезает чернота, словно тает таинственная сфера. Наконец, от неё не остаётся и следа. Алекс видит, что вампир сильно осунулся и ослаб после этого ритуала. Но не придавая этому значения охотник решительно направляется к кровати, чтобы положить на неё своего теперь уже мужа, но озвученное предложение повергает его в ужас:

— Ваше бракосочетание ещё не завершено. Выполни обязанности старшего мужа. Твоё семя должно быть в нём. — речь звучит устало, с придыханием, но требовательно.

— Но он же без сознания! Это подло! Я не смогу...

— Значит, твой супруг не доживёт до утра. Твоя кровь, которую ты дал ему, чтобы спасти от смерти, мне помешала увидеть это раньше. Я чуть не потерял его.

— Вы родственник Ричарда?

— Нет. Хватит болтать. Займись делом.

— Но скажите хоть ваше имя.

— Меня зовут... Хойя. Да, забыл предупредить, кольца верности вы уже сами не снимете. Захотите ли вы потом расстаться или нет, время покажет. Сейчас главное это жизнь Ричарда.

Хойя уходит, а Алекс потрясённо смотрит ему в след.

Раздавшийся жалобный стон отрезвляет, напоминая о неумолимости времени. Охотник мгновенно возвращается к своему избраннику и поражается увиденному. Вопреки опасениям мелкий не лежит безвольной тряпочкой, его тело жаждет соития, хотя разум ещё спит. Рич прижимается к постели грудью, стоя на широко разведённых коленях, с немыслимо прогнутой спиной, отставленным и вздёрнутым вверх задом, словно животное в течке. Алекс теряется в своих ощущениях, он к такому совсем не готов, но вампирёныш вскидывает голову вверх, чуть не ломая себе шею, и всхлипывает. Затем жёсткая судорога сводит тело, заставляя его открыться ещё больше, хотя всего несколько секунд назад казалось, что сильнее, чем есть не возможно.

Душной волной накатывает возбуждение, не то, от которого предвкушаешь получение наслаждения, а болезненно-невыносимое до кровавых всполохов в глазах, дрожи в слабеющих ногах, в нехватке дыхания. Алекс понимает, что это не его ощущения, а передающееся ему малая часть возбуждения мелкого. Он в шоке, ведь под рукой нет ничего, чтобы облегчить проникновение, не разорвать, не причинить боли. Опустив в бессилии взгляд на своё естество, он вдруг понимает, что ничего не понадобится. Ему не надели кольцо, лишь виднеется цветная татуировка, не мешающая выполнению супружеского долга. Сейчас охотник благодарен судьбе, что видел во что, Ричард когда-то превратил его мужскую гордость — тонкую фиолетовую... фигню. Он холодеет от воспоминаний бабы для чайника и стихов про фиалочку в свете тех изменений. Сейчас они тоже есть, но не столь радикальные, хоть и способные повергнуть в шок любого мужчину. Однако благодаря своеобразной форме и увлажнению можно не готовить себя для соития. Слава богу, что в этот раз хоть сохранился естественный цвет, да и внешне это больше напоминает нормальный член, чем та невообразимая палочка.

Ещё один низкий болезненный звук, и Алекс перебарывает все сомнения. Он быстро оказывается возле мелкого и, разведя ягодицы, обильно смачивает своей слюной нетерпеливо пульсирующее отверстие, а затем медленно и бережно входит в жаждущее тело. Время уходит безвозвратно, некогда думать об удовольствии для обоих, и он начинает двигаться в жаркой тесноте, порой сжимающей до сильной боли. Тело мелкого то жадно подаётся на встречу, легко принимая его, то пробегающей судорогой сводит мышцы, заставляя остановиться. Алекс взмок от пота, капли которого падают на спину мужа. Рваное, сбитое дыхание. Бухает сердце. Сейчас не время для нежности, для любви, поцелуев. Весь процесс как обязанность, не несущая радости и удовлетворения. Тонкий вскрик. Ричарда подбрасывает вверх, до боли вжимая в грудь охотника. Яркое, острое возбуждение захватывает его в невероятно зажатом теле и он изливается, чувствуя лишь только сожаление и горечь. Вампирёныш тут же расслабляется и обмякает в его руках. Он выходит из безвольного супруга и, убедившись, что тот спит, осматривает его. Затем встаёт и, взяв первое попавшееся полотенце, приводит себя и его в порядок, обнаруживая, что на них обоих надеты эльфийские кольца верности, а татуировка исчезла. Ему некогда раздумывать над этим фактом, но приходит осознание, что от этого секса никто из них не получил удовольствия. Одевшись, он уносит использованную тряпку и выкидывает в мини-утилизатор, установленный в коридоре. Возвращаясь, Алекс вспоминает, что в тот единственный раз, когда он был с Ричем, тот не получил разрядки и страшная догадка обрушивается на него. Уже тогда мелкому нужно было его семя. Значит, проклятие действует давно. Его вампирёныш оказавшись в этом мире, был полностью зависим от него. Гордый упрямец не мог довериться даже тогда, когда следил за ним влюблёнными глазами, подобно распускающемуся нежному цветку в суровой безжалостной пустыне.

Зайдя в комнату, Алекс смотрит на спящего Ричарда, и понимает, что ему здесь не место. Он надевает на него пижаму, лежащую на стуле. Бережно укрыв его, опускается на пол рядом с кроватью, и незаметно для себя так и засыпает в неудобной позе.

* * *

Оштен. Клуб 'Арена'. Джордж.

Джородж просыпается от ощущения дискомфорта. Вначале кажется непонятным, что не так, но постепенно доходит. Он спит в одиночестве. Несносный вампир куда-то исчез, даже постель не примята с его стороны, ближе к стене.

Не то что бы они были вместе, просто с того самого дня о котором даже вспомнить стыдно, наглый упырь не спрашивая разрешения, ночью потихоньку забирается к нему в кровать и дрыхнет не раздеваясь по верх одеял. Он больше не применяет своё обаяние. Не прижимается к нему телом, не ищет ласки или участия, а просто спит. Тихо посапывая, иногда издаёт еле улавливаемый стон, или его тело вздрогнет от пробегающей молниеносной судороги. Джордж всё чаще ловит себя на мысли, что хочется обнять, успокоить, крепко прижать к себе... но для этого нужен повод, которого нет. Кроме того его постоянно преследует с иронией произнесённая фраза. 'Детка!' Какая ещё к чёрту детка!! От этого воспоминания бросает в жар. А независимый гад приходит только тогда, когда считает нужным и так же незаметно исчезает под утро. Он умудряется в течение всего дня никому не попасться на глаза. Его невозможно найти, чтобы поговорить, объясниться. И это в собственном клубе! Бесит!!

Сегодня этот упрямец впервые не появился. Охотник даже вздохнул с облегчением, что не нужно с кем-то делить свою кровать. Но оказывается это не так. Он привык быть не один, и теперь ворочается, вот уже полночи не в состоянии сомкнуть глаз, отдохнуть, расслабиться. Не выдерживая давящего одиночества, и, плюнув на свою гордость, Джородж встаёт, одевается и направляется на поиски клыкастого доходяги.

Почему он направился к комнате Ричарда, пожалуй, внятно он сам бы не объяснил. Возможно предчувствие, или что-то ещё, но лишь повернув в коридор, где находится комната мелкого, он видит, как открывается дверь, выпуская объект его поиска, причём в очень паршивом состоянии. Вампир проходит лишь пару шагов и начинает безвольно оседать на пол. Джордж сам не успевает понять, как оказывается возле теряющего сознание беглеца, и подхватывает на руки безвольное тело. Он шокирован тем, что его персональное проклятие так мало весит. Это плохой знак. Джорджу известно о том насколько вампиры зависят от крови охотников. Лишь сильные маги способны ей противостоять длительное время. Они сжигают кроме магических резервов, свою жизненную силу, не только энергию, но и мышцы, используя белки и жиры в организме. Такой малый вес свидетельствует лишь об одном — у них очень мало, точнее совсем не осталось времени. Быстрее бы приехал Вайсен — только он может помочь воплотить в жизнь их сомнительную авантюру.

Джордж укладывает на кровать беспомощного вампира, и впервые решается на первый шаг. Он раздевает податливое, тощее тело и крепко притиснув его к себе, накрывает обоих тонким пледом, и проваливается в долгожданный сон.

* * *

Оштен. Клуб 'Арена'. Ричард.

Так хорошо и спокойно сидеть в объятиях Алекса. Не хочется даже шевелиться. Хотя немного саднящая задница к активному движению тоже не располагает. Мне как-то не по себе от его заявления, что мы стали супругами, слишком уж это неожиданно прозвучало. Не в его стиле, да и к тому же что скажет ему дядя? Он меня ненавидит, если я не ошибаюсь, а мне не хочется вставать между ними.

Да и вообще, козёл этот Алекс, он у меня даже не спросил, согласен ли я на его дурацкую женитьбу! Хотя если подумать, конечно, я совсем не против, но только не так, как всё произошло, словно моё мнение ничего не значит. Привык, что перед ним девчонки стелятся, заглядывая в глаза, поэтому и решил, что я должен плясать от радости из-за его выходки.

Только сейчас до меня доходит, почему чувствую себя, словно меня поимели. О, Тьма! Он же ещё и первую брачную ночь себе устроил, без моего согласия! Становится обидно, несмотря на его оправдание необходимости моего лечения... Стоп! Как он узнал про проклятие, или он имел в виду что-то другое? Его слова о нестабильном состоянии и возможности смерти во время сна. С чего это вдруг такие мысли? Он же не может, точнее не мог меня чувствовать. Тогда как узнал? Вообще мне не нравится его настроение, словно он в жутчайшей депрессии. Только бы знать из-за чего. Столько разных предположений. Может, жалеет из-за женитьбы, совесть мучает, как объяснить это дяде? Ну, ладно, сейчас оживим!

— Вот никак не могу, понять везучий я или нет?

— А что у тебя вызывает сомнение? — вопрос Алекса звучит очень участливо, а может просто виновато, мне сложно понять только по интонации.

— Ну, я орёл!!

— Я в этом не сомневаюсь, — парирует он.

— Когда-то я встретился с гордым волчарой...

— Ты уверен, что он был гордым?

— Конечно уверен, волк был ранен, но непокорился своим врагам.

— Он был глупым и самоуверенным — не смог отличить врагов от друзей, — тихо с какой-то горечью в голосе произносит Алекс, и я чувствую, как моё персональное проклятие тихонько трётся щекой о мои волосы, а затем вздыхает.

— Ну, он мог обезуметь от ран, поэтому и не понял, что встретил не только врагов.

— Возможно и так, — соглашается Алекс.

— Орёл тоже был зол, и хотел убить того волка.

— Их жизни слишком переплелись для убийства, — он обжигает своим дыханием шею, но не решается коснуться её губами.

— Да, а ещё оказалось, что этот хищник очень красив и силён.

— Он проиграл из-за своей самоуверенности целое состояние.

Я откидываю голову ему на плечо и продолжаю:

— Орёл прикинулся слабым птенцом, а волк обманулся.

— Хороший охотник не поведётся на хитрость.

— Но он не один оказался введён в заблуждение, а целая стая, — неудержавшись хихикаю я, и в свою очередь трусь о его щёку.

— Что-то не помню я остальных обманутых, — задумчиво тянет мой зеленоглазый охотник.

— Ну, орёл оставил метку на своём волке. В виде следа губной помады, у всех на глазах, когда его отпускали на волю.

Алекс напрягся. Его дыхание становится шумным.

— Уж не хочешь ли ты сказать, что та старая ведьма?!

— Так уж и старая! И совсем не ведьма! — дуюсь я.

— Вот говнюк, надо мной потом всю неделю ржали! — он поворачивает ко мне голову и легко целует в губы, а потом с придыханием говорит, — Ты за это ещё ответишь.

Я вздрагиваю и отстраняюсь, словно хочу удрать.

— Э нет, поросёнок, теперь уже не убежишь! — он заваливает меня на кровать, перевернув на спину, и придавливает своим весом, не смотря на мои трепыхания.

— И что же случилось дальше? — посмеиваясь, задают мне вопрос.

— А дальше... — задумываюсь я, — дальше орёл закогтил своего волка.

— Ты уверен, что он именно это сделал? — чувствую поцелуй в шею, а затем легкое касание губ, словно пощекотали пёрышком.

— Да, он так и сделал, — я смотрю Алексу прямо в глаза, — но вначале он спас орла от гибели по настоянию своего друга.

— Даже так, — он первым отводит взгляд, — Возможно, это было случайностью.

— Скорее всего. Ведь волк поспорил с другими, что сможет приручить, а потом вырвать крылья у птицы, чтобы она никогда не смогла летать.

Алекс вздрагивает и его взгляд изменяется на пристально-недоверчивый.

— Ты знал это и всё равно пришёл?

Я вздыхаю и прикрываю глаза, не хочу, чтобы он видел в них боль.

— У орла не было другого выбора, именно тогда он и закогтил своего волка...

— Я надеюсь, что орёл не пожалеет о своём выборе, у волка никого больше нет. Он ушёл из стаи.

Алекс начинает меня целовать. Сначала медленно, осторожно, смакуя, словно пробуя меня на вкус, как дорогое вино, перемежая прикосновения с горячим дыханием, на шее, губах, ключицах, сосках. Это непривычно, это заводит. Меня охватывает словно огнём, мне хочется больше уверенных, требовательных прикосновений. Я пытаюсь прижаться к нему, откровенно требуя ласки. Он срывается, не выдерживая моего напора, и мы сливаемся в яростном поцелуе.

Глава 21

Часть 2

* * *

Оштен. Клуб 'Арена'. Алекс.

В руках трепещет горячее страстное тело. Алекс дразнит его, целуя — то нежно, то более требовательно, то просто прикасаясь дыханием. Мелкий плавится от нахлынувших ощущений. Синие глаза распахнуты, в них открыто горит желание. Провести ладонями по груди, почувствовать дрожь предвкушения. Чуть куснуть, а затем зализать сосок. Сорвать еле слышный стон с податливых губ. Накрыть ладонью пах и ощутить возбуждение. Быстрым движением перевернуть на живот. Стянуть штаны и, разведя ягодицы, провести языком — сильно, требовательно, с нажимом. Ухватить метнувшуюся прочь жертву, испугавшуюся откровенной ласки, вырвать стон, но уже от недовольства и, взяв в руку возбуждённую плоть, начать массировать круговыми движениями головку, поглаживать ствол, а потом провести языком по испуганно сжавшемуся колечку мышц.

— Мммм, не надо так! Я грязный! — вырывается отчаянный вопль.

Посмеиваясь, укусить за ягодицу и тут же поцеловать красноватый след, удержать извивающегося, старающегося уползти вампирёныша. Подмять под себя, поцеловать в шею, куснуть за ухо и прошептать с придыханием:

— У тебя нет грязных мест для твоего волка.

Пройтись поцелуями вдоль позвоночника, не забывая массировать плоть, требующую внимания, ощущать, как расслабляется и сжимается захваченное в плен тело, как нарастает его внутренний жар, как теряется контроль над чувствами. Вновь облизать языком, но уже слыша нетерпеливый стон, видя бессильно опущенную голову между локтями, поставленными на подушку. Перевернуть на спину, вызвав неожиданный вздох, судорогу предвкушения по мышцам пресса. Затуманенные глаза. Отстраниться, рассматривая раскрытого, податливого и полностью своего вампирёныша. Дождаться протестующего шёпота. Полюбоваться телом, жаждущим новой ласки. Покрыть поцелуями разведённые бёдра, со сведёнными от напряжения мышцами. Легко, невесомо касаясь напряжённого от желания члена, а потом одним движением взять его в рот. Заглотить, дразня языком, услышать вырвавшийся стон, почувствовать руки в своих волосах, ощутить нетерпение. Рассмеяться, не выпуская плоти, вызывая новую судорогу возбуждения, но не дать ему достигнуть пика, сжав основание изнывающего от ощущений органа. Закинуть ноги на плечи и войти, полагаясь на магию эльфийских колец. Тесно, жарко. Рич первым начинает движение и от этого кружится голова, туманится разум. Упругое, сильное, податливое, жадное и такое родное тело. Поглотить без остатка, стать единым целым. Наслаждение захлёстывает обоих. Два сердца, бьющихся в унисон. Шум в ушах. Безумное желание и наступивший покой. Тёплая влага на животах. Оба потные, мокрые после безумного секса.

Выйти из разгорячённого тела. С трудом дотянуться до простыни и вытереть обоих. Подтянуть и прижать к себе мелкого — для того, чтобы больше не выпускать, потому что теперь уже Рич только его. И пусть кто-то попробует увести это неугомонное сокровище!

* * *

Город Даленбург. Вайсен.

Вокзал Дайленбурга мало чем отличается от многих в других городах. Из подземных тоннелей приходят скоростные поезда. Посадочные площадки находятся на поверхности, но опутаны ограждениями и лентами переходов. Шум и гомон. Характерная разноцветная толпа. Мигание электронных и свет визуальных табло и карт. Чёткие голоса роботов, регулирующие передвижение пассажиров, встречающих и провожающих.

На одной из площадок ожидает свой транспорт Вайсен. Он одет по-военному, но в окружающей толпе внимательный глаз может вычислить нескольких телохранителей.

Он уезжает с тяжёлым сердцем. Ему не хочется оставлять Эрни, но, судя по всему, в Оштене творится что-то невообразимое. Запой у Джорджа, наличие в клубе какого-то невменяемого зомби, странное нежелание Ричарда приехать сюда — возможно, из-за зависимости от крови Алекса — молодого охотника. Со всем этим необходимо разобраться на месте, и втравливать в неприятные выяснения обстоятельств младшего мужа не хочется. Вайсену хватило и прошлого раза, когда поиски не увенчались успехом, а с каждым известием Эрни становился всё более замкнутым и задумчивым, и где-то в глубине его глаз проглядывали боль и недоверие. Вайсен хочет отогнать от себя эти воспоминания, но понимает, что непросто всё изменить. Его муж сильный и умный, хоть и хрупкий по внешнему виду мальчик. Такого хочется баловать и защищать, носить на руках, что, в общем-то, он и старается делать. Но только ребёнку хватило бы такого внимания, а Эрни — гордое и независимое счастье, которое нужно ещё заслужить.

Вайсен предупредил своего супруга, что уезжает на несколько дней. Если получится, он лично привезёт Ричарда, даже если придётся тащить вместе с ним Алекса: надоели уже все эти недомолвки и отговорки по телефону.

Чуть шипя, раскрываются двери экспресса 'Даленбург-Оштен' и Вайсен заходит, располагаясь на месте возле окна. Он расслабляется, откинувшись на спинку сидения, и прикрывает глаза. Уже через пару часов он будет на месте: пора разобраться, что происходит там на самом деле.

* * *

Оштен. Клуб 'Арена'. Джордж.

Он просыпается, чувствуя ускользающее тепло. Так и есть, вампир-доходяга старается улизнуть, но не успевает, оказываясь вновь захваченным в цепких объятиях.

— Куда это ты собрался спозаранку?! — возмущённо сипит Джордж.

— Нельзя сейчас никого пускать в комнату к Ричарду! У них с Алексом первая брачная ночь, точнее день, но если не поспешить, то к нему, как всегда, толпа народа ринется.

— Вот каааак!! — хозяин клуба на миг забывает нормальную речь, — С чего это ты наплёл про брачную но... день?! Насколько я знаю упёртый характер Рича, он вряд ли бы подписался на эту свадьбу.

— А его-то как раз никто и не спрашивал, — холодно заявляет наглый вампир. — Точнее у него лишь поинтересовались настоящими чувствами, необходимыми для этого союза. — и, меняя тон на требовательный, добавляет, — Немедленно отпусти меня! Ричард не заслужил толпы свидетелей во время исполнения супружеского долга!

— Лежи спокойно! Не рыпайся! — рычит разозлённый Джордж, — Сейчас я охрану задействую, а ты мне потом ответишь, по какому праву ты учинил это безобразие!

В ответ сверкает яростный взгляд:

— Вызывай своих вышибал, только побыстрее.

Джордж заинтригован, впервые он видит такие сильные эмоции на лице нелюдимого одиночки, исключая, конечно же, магию.

Переговоры с начальником охраны не занимают много времени. Убедившись, что все распоряжения выполнены, Джордж переключает своё внимание на вампира:

— Так каким же образом это произошло? Почему с Алексом и тайно?

— По-моему, вариантов особо нет, — тянет задумчиво вампир, — Ричард и Алекс — отличная пара, а тайно потому, что я чуть не просмотрел ауру смерти, возникшую из-за проклятия наложника...

— Проклятие наложника?! Я о таком не слышал, — перебивает Джордж.

— Да, это редкая магия, даже в нашем мире. Я даже знаю, благодаря кому Ричард её заработал, как и я получил в бою отравленный дротик в спину, — шипит вампир.

— Удар в спину? Это мог сделать только кто-то из своих.

— Да, так и есть. Это месть моей жены. Теперь уже бывшей.

— Она развелась с тобой?

— Нет, она устроила мне пышные похороны, а Ричарда отдала в рабство, как наложника!

На некоторое время воцаряется тишина.

— Я, видно, что-то недопонял, ты как-то говорил, что сам отдал его в наложники из-за своей жены. Я перепутал?

— Нет, так и есть, вначале это сделал я, распорядившись заклеймить своего ребёнка, но мелкий оказался смышлёным не по годам и целеустремлённым. Мне пришлось признать свою ошибку. Моя жена тогда взъярилась, забыв свой статус и растеряв остатки всякого приличия. После этого она отправилась в гарем, а Ричард был освобождён и получал образование, необходимое для сына графа.

— Почему ты так холодно говоришь о Риче — он же твой сын?! — не выдерживает Джордж.

— Нет, он сын графа Раймона, погибшего на войне с охотниками. Он не заслуживает такого отца, как я — сломанной орденской подстилки.

— Ты соображаешь, о чём сейчас мне сказал?!

— Лорд Раймон был жестоким, но гордым лордом. Ричард почти его не видел. Они редко встречались, к сожалению. Да и потерял Рич своего отца слишком рано, так что вряд ли он его помнит. Меня зовут Хойя — что означает 'безымянный'. У меня нет прошлого, да и будущего тоже нет. Сикхт, — вампир невольно вздрагивает и морщится при упоминании орденца — долго и упорно делал зависимым меня от собственных сексуальных желаний, поняв, что болью немногого можно добиться. Это унизительно, подло и страшно, если ты теряешь контроль над своими чувствами, когда тот, кто уничтожает твою гордость, делая похотливую шлюху, открыто смеясь над твоей слабостью, дарит тебе наслаждение. От такого никогда не избавиться — грязь пропитывает твоё тело, разъедает душу. Ты всё понимаешь, страдаешь, что от неё не отмыться, а сам же вновь и вновь дрожишь в его руках от предвкушения, желания, ненавидя себя и его, но больше себя, за эту беспомощность и бесстыдство. Ричард достоин не такого отца. Он — сын могущественного лорда, — Хойя закрывает глаза и кажется, что там глубоко, скрытые за ресницами, дрожат непролитые слёзы. Он молчит. Джордж ощущает, как вампир мелко дрожит, но он не уверен, что может сейчас защитить от страшных воспоминаний своего собеседника.

— Знаешь, я благодарен за своё спасение, и помогу обоим твоим детям, но сам не заслуживаю чего-то большего.

Джордж не выдерживает и рывком переворачивает Хойю на спину, угрожающе нависает над ним:

— Ты сумасшедший!! Ты мне нужен! Ты нужен Ричарду.

И в подтверждение своих слов он впивается жёстким и требовательным поцелуем в чуть приоткрытые губы Хойи...

Джордж разочарован, он не чувствует ответного желания, словно вампир лишь терпит его домогательства. Это убивает и заставляет чувствовать себя безжалостной скотиной. Хозяин Арены отстраняется с едва заметным разочарованием и неожиданно слышит тихий и немного злой смех Хойи:

— Это я сумасшедший?! Ты решил целовать меня в губы! Пойди лучше умойся, а то ведь стошнит, когда узнаешь, что именно ты хотел сделать.

Джордж покрывается холодным потом. Затем он ощущает, как медленно, но неотвратимо начинает захватывать бешенство и неуёмное желание постучать чем-то тяжёлым по голове этого упрямца.

— Я бы попросил воздержаться от комментариев такого рода. Мне всё равно, что и как было до нашей встречи.

— Ах, да, конечно же... — прерывает его вмиг озверевший Хойя, — действительно, зачем знать, чем раньше занималась какая-то вампирская подстилка! Вот только одно мне непонятно — этот поцелуй такая своеобразная жертва ради моих обещаний помочь детям, или просто решил, что он будет оплатой?!

Хлёсткая пощечина заставляет замолчать Хойю, и он, словно не веря, дрожащими пальцами осторожно касается покрасневшей кожи.

— Я не буду сейчас извиняться за свою несдержанность, — глухо говорит Джордж, — Тебе не следовало так далеко заходить, унижая не только себя, но и пытаясь очернить моё к тебе отношение.

— Очернить? Ты в этом уверен? Может, я тебя хочу предупредить, чтобы ты не запачкался и потом не жалел о содеянном в порыве своих желаний? Меня нельзя любить — это слишком грязно, детка, — он выдаёт это всё с почти истеричным смехом, таким жутким, что Джордж пропускает мимо ушей обидное прозвище, — Я когда-то знал, для чего можно использовать рот, кроме естественных потребностей, необходимых для жизни, точнее думал, что знал. Мой отец содержал огромный гарем, там были и женщины, и молодые мужчины. Меня обучали, как получать удовольствие от рабов обоего пола, как доставить боль, подвергнуть унижению или поощрить свою собственность, но я не предполагал, что любое отверстие в теле можно использовать для пыток или как отхожее место. Ричард, когда-то отправленный обучаться минету, укусил своего учителя, чуть не лишив того мужского естества, как же я его понимаю! Особенно тогда, когда мне насильно раскрывали челюсти, фиксируя их хитроумными приспособлениями, а потом использовали так, как позволяла извращённая фантазия. Я ничего не мог с этим поделать: все мои попытки подавлялись специальными орудиями, не позволявшими оказывать сопротивления. Тело раскрывалось настолько, насколько его хотели видеть; настолько, чтобы его можно было касаться везде и делать с ним всё, что хочется. Я грязен. Не прикасайся ко мне, иначе ты сам не отмоешься. Даже сам Сикхт, — Хойя презрительно усмехается — начал мной брезговать и решил избавиться от меня, подарив какому-то садисту. Он в красках расписывал, что будут делать со мной, пока я кончал от смеси боли, ненависти и наслаждения в его умелых руках. Отступись от меня. Я просто применил магию по отношению очарования и призыва, когда не смог выдержать столь длительного воздержания. Твои чувства — всего лишь обман.

— Ты идиот! — Джордж обрывает Хойю — Какой же ты идиот. Я знаю о твоей магии, но мне приходилось раньше охотиться на вампиров, поэтому у меня есть умение ей противостоять. Да, я сорвался тогда, услышав твой зов, злился, что не смог удержаться, но прежде всего — на себя! Ты — мой! Слышишь — мой, и только мой!

Вампир потрясённо смотрит на Джорджа, словно вместо него видит зелёного человечка из космоса, неожиданно занявшего место охотника.

— Плевать на Сикхта вместе со всеми его последователями! Я постараюсь сделать всё возможное, чтобы ты забыл о тех унижениях и издевательствах. За Рича я бы и сам тебе ввалил с удовольствием — отдать ребёнка на обучение извращенцу, — хозяин 'Арены' на пару секунд замолкает, а потом тихо добавляет, — Но того, через что ты прошёл, не заслуживает ни одно живое существо... и нет такой грязи, от которой нельзя отмыться. Поверь мне, я многое видел и многое пережил. Ты мне нужен. Любой — такой, какой ты есть.

Джордж замолкает и, пристально посмотрев в глаза совершенно растерянного вампира, вновь требовательно и с каким-то отчаянием целует Хойю и тот, наконец, отвечает.

Попробовать на вкус слегка горьковатые губы, чуть прикусить, а потом легко провести языком, словно извиняясь за грубость. Вновь прикоснуться, нажать, сминая, поглаживая. На миг отстраниться, а затем захватить, словно в плен, стараясь подчинить даже дыхание. Слышать, как стучит сердце о рёбра, чувствовать разливающийся жар, нарождающуюся страсть, но знать, что ответ будет не сегодня. Сейчас только дразнящие, сводящие с ума поцелуи. Слишком измождённое тело, исковерканная, изломанная душа. Лишь частота дыхания, лишь полное доверие и искреннее желание. Джордж уверен, что он разбудит желание жизни, заставит Хойю вновь возродиться в этом мире, подарив ему свои чувства. Пусть на это уйдёт много времени — ведь так просто не заживают открытые раны, не исчезают в тонкую нитку шрамы. Но он добьется ответа у этого гордеца.

* * *

Оштен. Клуб 'Арена'. Ричард.

Отчего-то мне тяжело дышать. Окончательно проснувшись, понимаю, что готов сгореть от стыда. Я сплю, уткнувшись носом в подмышку Алексу, забросив на него по-хозяйски ногу и вцепившись руками, как клещ, причём ооочень голодный клещ. На тёмной коже даже следы от моей хватки остались. Вот блин, это я-то вчера думал, что Алекс -воплощение секс-машины? А сам нарываюсь на продолжение даже во сне! Я осторожно отодвигаюсь от него и сбегаю в ванную, чтобы привести себя в порядок. Первым делом хочу умыться, и возле раковины в зеркале вижу своё отражение — ну и рожа у меня! Словно неделю не спал: чёрные круги под глазами, заострившееся лицо, бледная, чуть с желтизной кожа — как у больного, находящегося при смерти. Шея вся в засосах, ну и не только она, задница саднит. В общем, я весь из себя красавец писаный, талант непризнанный. Включаю душ и долго привожу себя в порядок, потом залечиваю все следы вчерашнего секс-марафона и тихо пробираюсь в комнату. Алекс ещё дрыхнет. Быстро одеваюсь и выскальзываю за дверь.

Дааа, если я и рассчитывал сбежать без приключений, то это зря. Мало того, что тут под дверью дежурят два амбала, так ещё и Секка с Итаном караулят! Такой хай устроили, что мёртвого поднять можно, а уж Алекса однозначно разбудили, и его явление народу оказалось фантастически быстрым, как чёрт из табакерки вылетел. Обхватывает меня за плечи, выдёргивая из рук обрадованных нашей встречей парней, и твёрдо заявляет — Рич — мой! Мы сочетались браком!

О, Тьма! Какие лица! Я даже не мог представить, что Итан будет в злобе, а Секка словно пёс, которого выгнали из дома. Аж страшно стало от их эмоций.

— Это правда?! — они с огромным недоверием задают мне почти одновременно волнующий вопрос.

Я шкурой чувствую, как закипает Алекс. И не выдерживая бурного напора со стороны других моих поклонников, чётко подтверждаю:

— Да, Алекс — мой! И это правда!

Он тут же перемещает руки мне на талию, целует в ухо, паразит, радостно смеётся.

— Твой, твой и только твой, орлёнок!

Вот после этих слов у всех присутствующих челюсти отпали! Я, кажется, услышал их чуть слышный стук об пол, хотя, скорее, всё же показалось.

Глава 22

* * *

Оштен, клуб Арена, кабинет Джорджа.

В полутьме комнаты возле стола сидят трое мужчин и ведут деловую беседу.

— ...И каким же образом вы предлагаете раздобыть Сикхта? — басит изумлённый Вайсен, — Хоть эту мразь временно и понизили в должности, охраняют её ничуть не меньше. А когда завершится фарс с духовным судом, где приговор будет явно не соответствовать деяниям, то все скоро забудут о совершённых преступлениях. Простят всё, даже убийство семьи Алекса, ведь 'виновные' давно наказаны.

— Я подготовил пакет документов, в которых предлагаются пути реабилитации пострадавших от действий ордена вампиров и просьба курировать несколько хосписов и больниц, — с этими словами Джордж протягивает бумаги Вайсену, и продолжает, — Здесь говорится о совместном финансировании, но под эгидой церкви. Надеюсь, что это послужит хорошим прикрытием для наших целей.

— Хорошо, я их посмотрю, потом и подумаем над планом захвата Сикхта.

— Я уже работал над этим, — прерывает Хойя, — Нам двоим нужно пойти на встречу с храмовником. Тебе как посреднику, а мне в качестве секретаря. Я хотел взять с нами Денни, но трое уже вызовут подозрения, так что придётся самим

— Кто такой Денни? — спрашивает Вайсен, видя, как при упоминании этого имени дёргается Джордж.

— Он зомби, — пробует ответить вампир.

— Он мой сын, — парирует Джордж.

— Зомби?! Это что шутка? — словно не слыша последней реплики, переспрашивает гость.

— Реальность, к сожалению, — произносит Хойя, — Ричард оживил парня в хосписе, находящегося в пограничном состоянии между жизнью и смертью. Пока есть ещё шанс ему помочь, но время уходит слишком быстро. Поэтому мы не должны затягивать с нашим походом, — немного помолчав, продолжает, — Кроме того нужно взять с собой дистанционный шокер.

Оба вздрагивают, и почти одновременно спрашивают:

— Шокер?!

— Да, нам необходимо обездвижить Сикхта. Мне придётся его подчинить своей воле, а для этого я должен быть сильнее, но боюсь, что у меня ничего не получится, если он будет в сознании.

— То есть мне не нужно будет тащить на себе его бесчувственную тушу? — не скрывая облегчения в голосе, уточняет Вайсен, — Он сам пойдёт, своими ногами?

— И по 'доброй' воле, много позже нашего визита, так что никто ничего не заподозрит, — добавляет Хойя.

— Ладно, попробуем отработать этот вариант, если документы окажутся подходящими для нашей цели. Детали позже, — чётко произносит гость, — Сейчас меня интересует Ричард.

— В каком смысле, — не даёт продолжить Джордж.

— Я хочу взять над ним шефство, и забрать в Даленбург, после того, как разберёмся с Сикхтом.

— С чего бы это? Ричард без Алекса никуда не поедет, они супружеская пара, — заявляет Хойя.

— И он наш сын, — его поддерживает хозяин кабинета.

Вайсен потрясённо молчит, видимо пытаясь осознать это известие. Наконец не выдерживает:

— Вы в курсе, что он несовершеннолетний? И чей, это — ваш, прошу уточнить.

— Да, конечно же, мы знаем о его возрасте, но он уже не ребёнок и при необходимости может вступать в брак, — парирует вампир.

— Наш — это мой и Хойи, — чуть позже поясняет Джордж.

В глазах гостя застывает немой вопрос, а вампир с подозрением смотрит в сторону хозяина клуба, непрерывающего беседу:

— Мы тоже пара, и нам нужно узаконить семейные отношения в ближайшее время. Хотелось бы видеть тебя свидетелем на нашей свадьбе.

Вампир тихо икает, но старается выглядеть невозмутимо, однако Вайсена сложно перехитрить, и он тут же обращается к молчаливому изваянию:

— И когда же намечается этот счастливый день?!

— Лично я без понятия! Лучше спросить у Джорджа, это он предложил, вот, пусть сам и отдувается.

— А ты, что совсем не в курсе событий?

— Я даже без понятия, и первый раз слышу. Все аргументы против нашего брака, уже расписаны в красках, так что его решение зависит не от меня. Мне же остаётся только надеяться на его здравомыслие.

— Так ты против?! — не выдерживает Вайсен.

— Почему? Мне просто об этом не сообщили раньше, поэтому я в замешательстве, но никаких препятствий делать ему не буду, — с видимым безразличием замечает вампир.

Гость долго молчит, поглядывая то на одного, то на другого, и наконец, взрывается хохотом, постепенно сменяющимся тихими всхлипами:

— Артисты, блин! — и с видимым удовольствием завершает, — Конечно, пойду свидетелем, давно я так не развлекался!

— Вот и славно, — замечает Хойя, — Вы тут можете ещё по обсуждать дальнейшие подробности, а мне нужно подготовиться к встрече с Сикхтом.

Он встаёт и уходит из кабинета, провожаемый взглядами оставшихся собеседников.

— Ну, ну, сразу хватаешь быка за рога, — с сомнением произносит Вайсен, — А ты уверен, что он захочет стать твоим супругом? А сам готов связать всю свою жизнь с такой ледышкой? Да и вообще такое неожиданное предложение, мягко говоря, даже меня шокировало, представляю какие эмоции, оно вызвало у Хойи.

— Ты его не знаешь. Совсем не знаешь, — потеряно отвечает Джордж, — я не могу сказать, что он задумал сделать для спасения детей, но меня не покидает одно чувство — после этого он постарается исчезнуть. Мне бы не хотелось его искать по двум мирам, не зная жив он, или нет. Я просто привяжу его к себе, и никогда не отпущу.

— Уверен? Точно, не отпустишь?

— Постараюсь, во всяком случае.

* * *

Оштен, монастырь Сен-Грегори. Сикхт.

Сикхт сидит за столом в своём кабинете, стараясь сохранять невозмутимый вид, но это сложно когда внутри всё клокочет от ярости. Проклятый Джордж, объединившись с Вайсеном, разрушили его спокойствие. Сбросили с верхних ступеней служебной лестницы. Это больно — внезапно падать вниз с большой высоты. Слава богу, что везде есть свои люди, репутацию которых он прочно держит в своих руках. Они помогут восстановить ему доброе имя, и через пару лет у Сикхта снова будет возможность карьерного роста. Но сейчас, ещё находясь под судом, ему приходится смиряться со своим положением и вынужденным бездействием, а тут ещё этот Вайсен. Его просьба о личной встрече сильно настораживает. С одной стороны его предложение поможет отмыть своё имя от выплесков жёлтой прессы, заодно поспособствовует и скорой реабилитации в обществе и возврату к своей должности. С другой стороны, почему обращаются именно к нему? Зная Джорджа и его отношения с этим чиновником сложно не заподозрить какой-то подлог. Конечно, на открытые провокации здесь никто не решится, но потрепать нервы могут.

* * *

Гостей оказывается двое. Сам Вайсен и его секретарша. Орденец от одного только взгляда на эту ведьму, понимает, что у высокопоставленного лица очень ревнивый муж. Иначе кто бы захотел каждый день встречаться на работе с изрядно подсушенной и престарелой рыбиной. Длинная жердь с надменным взглядом, вымораживающим всё живое в округе. Сикхта передёргивает от отвращения, не хотел бы он видеть таких подчинённых постоянно возле себя.

Обменявшись приветствиями, вошедшие садятся возле стола. В кабинете воцаряется деловая атмосфера. Секретарь достаёт небольшой блокнот, ручку и диктофон, а из небольшой на вид дамской сумочки извлекается внушительный пакет документов, который переходит к Сикхту. Тот просматривает бумаги и задаёт вопросы, уточняя детали, гости отвечают, потом совместно корректируют. Резкий звонок телефона нарушает установившийся темп работы. Священник, посмотрев на высветившийся номер, улыбается и отвечает:

— Я слушаю.

— ...

— Нет, всё как обычно, вечерняя молитва и отпущение грехов послушникам.

Он кладёт трубку, и яркая вспышка боли в груди, пронизывающая всё тело, сводя его жёсткой судорогой, заставляя стиснуть зубы. Шум в ушах. Глаза обжигает ослепительный свет, а затем наступает тьма...

* * *

Сикхт медленно приходит в себя. С ним происходит что-то странное — создаётся ощущение, словно собственное тело ему не подвластно. Всё воспринимается как во сне, кошмарном сне — он сидит за столом, беседуя со своими гостями, но это обманчиво, на самом деле Сикхт не может говорить, не может закрыть глаза, не может пошевелиться. Он лишь способен наблюдать, не вмешиваясь в представшую реальность. Жуткое впечатление раздвоения личности. Ему хочется вскочить, вызвать охрану, но вместо этого долетают отрывки произнесенных им фраз:

— ...конечно, согласен. Я думаю, что наше сотрудничество будет взаимно выгодно. Орден пойдёт вам навстречу.

'Этого просто не может быть!' — Сикхт захлёбывается в немом крике, но ничего не происходит в реальности — его никто не слышит.

— Значит, вы подпишете договор? — задаёт вопрос Вайсен.

'Нет! Ни за что! Убирайтесь немедленно!!' — мысленно проклинает церковник.

— Да, — звучит собственный голос, и рука подмахивает бумаги, ставя его собственную подпись, а затем из ящика извлекается печать и подтверждает написанное.

— Я рад, что нам удалось договориться, — и высокопоставленный гость забирает документы, оставляя один экземпляр, — Спасибо за понимание.

— Скоро увидимся, — скалится секретарша.

При этих словах Сикхту становится неимоверно холодно, и страшное осознание собственной ошибки накрывает его — это вампирша!

'Боже, за что!! Как я мог не увидеть за личиной старой карги — злейшего врага ордена!' — эти мысли повергают в шок, но непослушное тело встаёт и провожает гостей, а самого орденца корёжит от ужаса: 'Господи, что они со мной сделали?! Боже, не дай дьяволу власти над твоим сыном!'

* * *

Сикхт опустошён. Он устал от многочисленных и безнадёжных попыток управлять своим телом. Даже Патрик так и не понял, что с ним происходит. Они вместе предполагали, что Вайсен не просто так решил прийти сюда. Одним из предположений был шантаж или какое-либо давление. Было ясно, что прослушка будет глушиться, и они договорились о телефонном звонке с условными фразами, но никто не предполагал, что этот чиновник решится на разбойное нападение, да ещё и притащит с собой сильную ведьму из вампирского клана!

Паника усиливается с каждым часом. Страх перед неизвестным заставляет разум биться в постоянном стремлении вернуть своё тело, дать понять, что он сейчас находится под контролем. Но всё тщетно. Остаётся только надеяться на чудо. Сикхт слышал, что после первого укуса вампира охотник может ещё вернуться к нормальной жизни, правда на это требуется время. Много времени. Но есть ли оно у него?

Он просыпается, уже одеваясь, и увидя, что за окном сплошная темень ночи, понимает — спасение ему вряд ли удастся. Происходящее мелькает словно сменяющиеся картинки в калейдоскопе: он пробирается из монастыря, стараясь не попасться никому на глаза; идущий по тёмным улицам; садящийся в какую-то машину на пол в ногах у хозяина. Последняя мысль словно выцветшая краска ускользает из его понимания, оставляя неприятный след. Ему завязывают глаза и ведут по длинным гулким коридорам. Он приходит в себя в небольшой полутёмной комнате, куда его заталкивают конвоиры. Здесь кроме кровати, стола и пары стульев ничего нет. Однако самое страшное, что он не знает кто его настоящие похитители и какова их цель. Не может Вайсен пойти самостоятельно на такое преступление. За ним должен кто-то стоять. Тот, кому нечего терять, или он более могущественный — из мафии.

Поток света врывается из открывшейся беззвучно двери и внутрь этой комнаты-камеры заходит знакомая фигура, но только теперь становится понятно, где Сикхт допустил роковую ошибку. Секретарша — это не женщина, не охотница, а бывшая сломленная и надоевшая ему игрушка — лорд-вампир, захваченный во время боя по сговору с его женой! Та дура думала, что сможет добиться мира с орденом, отдав ему часть воинов и муженька. Ей просто повезло, что высшие чины правительств заключили перемирие раньше, чем войска смогли подойти к её владениям. Но как, как этот червь, осмелился подчинить, владеть его телом?! Сикхт уверен, что сломал своего раба. Он не посмел бы укусить. Он был уже на грани сумасшествия и смерти!

'Хоспис на Артельной', — услужливо подсказывает память, — 'Вампир-шаман. Проклятый Ричард! Он, и только он, мог вытащить вампира из забвения. Тогда Орелли...'

Сикхту не дают додумать. Властный голос, словно удар хлыстом:

— Убери волосы и открой шею!

И собственный жалкий шёпот:

— Пожалуйста, не надо...

Боль и слабость, страх и недоумение, и ясное понимание последующего рабства.

* * *

Оштен, клуб Арена, Джордж.

Его вампир! Джордж никак не может налюбоваться своим сокровищем. Он красавец! Даже не верится, что только сегодня утром Хойя скорее напоминал высушенную жалкую мумию, чем живое создание, но смог восстановиться всего лишь за половину суток. Из желтоватой сухой и жёсткой на ощупь кожи, похожей больше на пергамент — посветлевшая бархатная и эластичная. Волосы блестящие и шелковистые, переливаются даже при свете ламп. Теперь все кости спрятались, пусть и под тонким слоем, но всё же появляющихся мышц. Хойя ещё из камеры выйти толком не успел, как оказался в объятьях охотника, который так в комнату с собою и утащил, не выпуская, не слушая ни грамма возражений.

Теперь его вампирище расслабленно лежит вместе с ним в постели. Джордж прижал его спиной к своей груди, а тот не возражает против обхватывающих крепко рук. Он счастлив. Стараясь незаметно, вдыхает запах кожи. Чуть— чуть подышит в шею. Слегка потрётся носом о чёрный шёлк разметавшихся волос. Ему не видно глаз, и выражения лица, но нет попыток вырваться или избежать прикосновений. Похоже, что Хойя совсем не против подобного внимания.

— Пока вы с Вайсеном отсутствовали, я подготовил тебе сюрприз.

— Только не говори о свадьбе, — обрывает его вампир, — Не понимаю, с чего ты так решил оформить наши отношения. Я ведь тебе сказал, что твоя симпатия лишь результат магического действия. Ты потом сам пожалеешь об этом шаге.

— Вот только не нужно сказок! Я не подросток, не страдающий от комплексов юнец. Да, ты поступил со мной не слишком честно, но прошло уже достаточное время для снятия такого обольщения. Это не приворот, а временное колдовство. Так что мои чувства — искренние и настоящие. Завтра утром тебе придётся примерять костюм...

Хойя ужом выкручивается из хватки Джорджа и, повернувшись к нему лицом, шипит:

— Какой ещё костюм?! Ты что задумал?

Но этот манёвр нисколько не смущает владельца клуба:

— Обыкновенный строгий белый. Он тебе пойдёт.

— Дааа, я польщён. А почему не подвенечное платье с фатой до пола?

— О, хорошая идея насчёт фаты! Хотя, пожалуй, паранджа тебе больше подойдёт.

'Вот, чёрт! Зачем я ляпнул это?' — беззвучно, лишь шевеля губами, ругается вампир, но через мгновение успокаивается и принимает нахальный вид:

— Я согласен!

Джорджа от этих слов подбрасывает. Он переспрашивает в шоке:

— Согласен? На паранджу?

— Да, на неё, но с одним условием!

— Каким же, мой любимый?

— Если она пойдёт в комплекте с роскошными усами и бородой, конечно накладными.

Охотник представляет себе картинку, как перед всеми невольными свидетелями, заинтригованными столь редким атрибутом, он приподнимет покрывало для поцелуя, а оттуда выглядывает заросшая мужская рожа. Джорджа начинает трясти от смеха. Лишь подавив желание истерично захохотать, он говорит:

— Боюсь, что после свадьбы нас обвинят в самоубийствах, инфарктах многочисленных гостей, и новом неизвестном пока науке — синдроме 'паранджафобии'.

— Ну что ты, за последнее нас наградят — открытия всегда почётны.

— Сомнительно. Давай уж как-нибудь без покрывала, по старинке, в классических мужских костюмах. Я даже заказал цветы.

— Дай-ка угадаю? — Хойя кажется спокойным, но во взгляде читается нескрываемая ярость, — Конечно символ чистоты — букет из белых лилий!

— Не угадал!! — радостно заявляет охотник, — Две орхидеи — чёрную и белую в петлицы наших с тобой костюмов. Ты первый выбираешь.

Вампир смеётся явно с облегчением и говорит:

— Мне чёрную! Но всё же, кажется, со свадьбой слишком быстро получилось.

— У Ричарда, насколько помню — вообще молниеносно.

— Ладно, умеешь ты уговорить, я согласен, — и с этими словами Хойя придвигается поближе к своему будущему мужу и сам его целует. Легко, почти неощутимо, и очень быстро прячет своё лицо, уткнувшись в подмышку Джорджу.

* * *

Клуб 'Арена', Ричард.

Раньше мне приходилось слышать девчачьи разговоры о шопинге, успокаивающем нервы. Я представлял себе, что мои однокурсницы медленно и со вкусом, словно находясь в картинной галерее, прогуливаются по магазинам. Сам же я их практически не посещал, не видел в этом большой необходимости — зашёл в первый попавшийся гипермаркет взял всё необходимое и забыл про эту толчею посетителей, их гомон, и невообразимые запахи в помещении. Но после вчерашнего дня я теперь точно знаю, что такое подобрать себе целый гардероб, и что означает это жуткое слово — шопинг! Оно хорошо замаскировалось, потеряв ещё одну букву 'п'.

Из-за утреннего шума, поднятого охраной, Секкой и Итаном, пропала моя мечта исчезнуть никем незамеченным, а наказание было чудовищным. Мой новоиспечённый супруг захотел поменять мне имидж, закупив новые шмотки. Сопротивление оказалось бесполезным, более того именно тогда я понял значение обманчиво привлекательного слова 'шоппинг' составленного из 'магазин' и... 'свистеть', вот мы и просвистели по всем магазинам Оштена. Нас везде встречали радостные оскалы продавцов, которые к концу дня казались всё более плотоядными, и каждый раз начинались изнурительные примерки: повернитесь на лево, повернитесь направо, поднимите руку, поднимите ногу, поднимите другую ногу... а я между прочим на шпагат в воздухе садиться не умею!! Досталиии! Как я теперь понимаю встреченную нами молодую пару — здоровенного мужика и хрупкую почти прозрачную девицу, выходящих из бутика, и этот бугай с обрёченностью смертника тихо спросил у своей спутницы:

— А теперь куда?

— Мы возвращаемся домой, — по-деловому ответила она.

— Боже, какое замечательное слово 'домой', — засветившись от счастья, словно смакуя каждое слово, радостно произнёс он.

В тот момент я его не понимал, ведь мы только собирались зайти в первый попавшийся нам магазин. Где нас ожидали с вожделением продавцы. Я тоже хорош! По своей неопытности мне пришло в голову не соглашаться с большей частью предложенного на примерку, а под конец дня, я уже был готов скупить весь магазин, лишь бы избавиться от этого успокоительного для нервов похода. Вот только чьих именно, сложно сказать, так как Алекс был тоже на взводе из-за нашей прогулки. Набрали целую кучу вещей, от зубной щётки до зимнего пальто. Расплачивались чьей-то пластиковой картой, думаю, что либо она была безразмерной, либо мы кого-то пустили по миру. И всё для чего? Что бы одежда теперь соответствовала моему новому статусу — мужа известного охотника и старосты группы!

Возможности избежать этой каторги не было, так как все мои вещи остались в комнате и лаборатории моего прежнего 'владельца', где я жил последнее время. Но больше всего мне жаль книгу по чёрной эльфийской магии, хоть её вряд ли кто-то увидит — из-за охранного заклятья, однако для меня она уже точно потеряна.

* * *

Сегодняшняя моя вылазка удаётся в отличие от вчерашнего утра. Алекс так и спит, не чуя, что я сбегаю из-под его опёки.

Как вспоминаю прогулку по магазинам, так кожа мурашками покрывается!

Первым делом выясняю, что Джордж с Хойей и Вайсеном уже куда-то исчезли, а хотелось бы посмотреть на того вампира, который меня поженил без моего согласия. Не скажу, что я против, но ведь уточнить то совсем не мешало, зачем ему это понадобилось. Не повезло, его уже и след простыл. Впрочем, у меня и без него дел достаточно. Сначала нужно в университете показаться, и уточнить сроки сдачи экзаменов, а потом зайти в библиотеку посмотреть книги о зависимости вампиров от крови охотников. Нужно выяснить можно ли от неё избавиться.

Первым делом я решаю договориться на счёт математики, всё-таки Биссектриса на меня злая, кто знает, как она отреагирует на моё появление, и сколько будет потом мурыжить со сдачей экзамена. Узнав, в какой аудитории сейчас находится преподавательница, иду туда. Издали замечаю группу расстроенных девушек. У некоторых из них глаза, покрасневшие от слёз. Подойдя ближе, понимаю, что здесь идёт переэкзаменовка, и ведёт её, конечно Биссектриса. Мне жаль этих студенток, старавшихся понапрасну поднять свою успеваемость и дело не только в их знаниях, но и мерзком характере преподавателя. Остаюсь ждать окончания аттестации здесь же вместе со всеми. Время всё тянется и тянется, так долго, что кажется уже прошло полдня, а не четверть часа. Дверь в аудиторию медленно открывается, выпуская ещё одну плачущую девушку, но не она привлекает моё внимание — идущая следом математичка светится от счастья, словно энергетический вампир, напробовавшийся многочисленных жертв и нажравшийся в конечном итоге. Она даже руки потирает, выражая сытое довольство.

— Ну, вот, я не ошиблась в ваших знаниях. Вы все сейчас подтвердили выставленные вам оценочки.

Мне становится гадко от её вкрадчивого сладкого голоса, но предмет-то сдавать всё равно придётся. Приходится сосредоточиться, чтобы не выдать своей брезгливости.

— Все свободны! — величественно озвучивает она.

Девочки начинают расходиться, и в этот момент я остаюсь один перед распахнутой дверью.

— Вы ко мне? — звучит вопрос. Меня действительно трудно узнать, вместо моей любимой бесформенной одежды — чёрные джинсы в обтяжку и светло-бежевая рубашка. Про очки пришлось забыть, но контактные линзы, скрывающие синеву глаз, и меняющие её на карий цвет, Алекс всё-таки купил. Но, несмотря на это, узнать меня сложно.

— Да... — отвечаю я.

— По какому вопросу?

— Пересдача предмета.

— Я полагаю, что сегодня вы не готовы? — с издёвкой спрашивает она, и дождавшись моего кивка, продолжает, — А с завтрашнего дня я в отпуске. Так что идите к декану, а он если сочтёт нужным меня отзовёт из отпуска.

Становится не по себе, когда представляю её принимающей у меня экзамен вместо отпуска. О, Тьма! Такое и в страшном сне не приснится.

Но я зря опасался. Всего лишь одна фраза, произнесённая деканом, сразу возвращает хорошее настроение:

— А может ну её эту, кхм, мегеру? Давай я сам приму у тебя математику.

С остальными предметами оказалось намного проще, даже Сильвер настроен дружелюбно и удаётся быстро договориться о сроках переэкзаменовки. Правда, возникшее желание проучить Биссектрису у меня никуда не делось и, вернувшись в нашу с Алексом комнату, я уже мечтал о возмездии, жалея о пропавшей книге.

Появление взволнованного Дерика отвлекает меня от планов мести первым же вопросом:

— Рич, где тебя носило?

— Я в универе был, договаривался насчёт... — не успеваю сказать, как меня перебивает, стремительно белеющий друг.

— Ты сам туда ходил?

— Сам конечно, — и плохое предчувствие накрывает меня с головой, — А где Алекс?!

— Будь здесь! Никуда не уходи, я сейчас всех соберу. Рич очень прошу, дождись меня тут, и никакой самодеятельности. От этого зависит его жизнь.

Дерик мгновенно исчезает, а я медленно оседаю на пол.

* * *

Оштен. Клуб 'Арена'. Алекс.

Проснувшись, не застав Ричарда в комнате, Алекс нервничает, ведь неизвестно куда в этот раз может направиться его сокровище. "Слава богу, что хоть браслет снять невозможно. Сейчас выясним, где он находится" — мелькает мысль. Охотник быстро одевается, и достав навигатор слежения за сигналом университетского артефакта, включает его, настраивая на вампирёныша.

— Так и знал! Как всегда, мелкий засранец проявил инициативу: ни с кем не посоветовавшись, тихо удрав на сдачу экзаменов или в любимую библиотеку. Хоть привязывай! Он совсем не хочет думать об опасности! — тихо рычит Алекс. Он понимает, что Сикхт, потеряв 'племянника' в ярости, и может пойти на любую подлость. Не важно, что орденцы, замешанные в убийстве, не попали в суд, скорее всего подкупив высокие чины, но нервы им всё-таки потрепали, да и казну облегчили. Такое быстро не забывается.

Алексу всегда попадало за малейшую провинность, а за передачу ошейника абсолютного подчинения Джорджу, что повлекло за собой все неприятности, бывший наставник заживо шкуру спустит. Учитывая же его грязные методы — Ричард сильно рискует. Теперь и браслет может не остановить озверевшего Сикхта. Дерик предупредил Алекса, что 'любимый дядюшка' оформил академический отпуск для племянника на неопределённый срок, и, что его появления в университете, ждут орденцы, выставив соглядатаев.

Узнав об этом Джордж, выделил комнату для временного жилья, как он выразился: 'до тех пор, пока всё устаканится'. 'Арена' безопасное место, сюда они не посмели заявиться в поиске беглеца. Но теперь, мелкий отправился прямо в руки к обозлённым храмовникам, не догадываясь о грозящих неприятностях.

Алекс впервые за полгода спешит в университет, надеясь, что с непоседливым вампирёнышем ничего не случится.

До главного учебного корпуса остаётся каких-то метров двести. Словно по мановению волшебной палочки дорогу перегораживает орденский 'Туман', из которого с каменным лицом выходит Патрик.

— Мы тебя уже заждались, — цедит он сквозь зубы, и распахивает заднюю дверцу автомобиля:

— Сам сядешь, или помочь?

Алекс резко выдыхает, понимая, что сопротивляться бесполезно. Ему страшно, но не за себя, а за сбежавшего упрямца, чей маршрут сейчас высвечивает навигатор. Этим, отморозкам, нельзя показывать, что ему дорог Рич — они ни перед чем не остановятся. Вряд ли им нужен мелкий, раз его ещё не схватили, но если догадаются, что он здесь, то сбудутся самые плохие предчувствия. Нужно время, совсем немного, чтобы успеть стереть все данные с проклятой электроники, сейчас находящейся в кармане брюк. Алекс медленно опускает руки, словно в отчаянии. Кровь стучит в висках, в животе холодный тугой комок. Не делать резких движений, заставить не дрожать руки, не показать что нервничаешь. С огромным трудом удаётся расслабить спину, чуть шагнуть вперёд, ухмыльнуться, и только теперь запустить руки в карманы. Не суетиться. Пальцы уже оглаживают корпус навигатора в поиске перезагрузки программы.

— Что-то дядя обо мне не слишком беспокоился всё это время. Может, просветишь меня, зачем я ему сейчас понадобился?

— Ты слишком много болтаешь! Залазь в машину. Не испытывай моё терпение, щенок.

— Сейчас, сейчас, я только свежим воздухом чуть-чуть подышу.

У военного глаза наливаются кровью, оживая на застывшем лице. Он в бешенстве. Эти слова обойдутся дорого, за них придётся расплачиваться, но это потом — зато теперь есть несколько секунд и с облегчением воспринимается лёгкая вибрация злополучного прибора. Алексу удаётся замести все следы. Затем он с независимым видом подходит к 'Туману' и быстро проскальзывает на заднее сидение, пока Патрик не отошёл от его наглой выходки. Орденцы привыкли видеть его покорным и смиренным, что же в этот раз им придётся разочароваться.

По приезду в Оштинский монастырь Алекса не ведут по обыкновению в кабинет к Сикхту, а обыскивают, и отводят к Патрику.

— Значит, решил самовольничать? — ледяным тоном спрашивает военный, когда бывший послушник не опускается на колени и не отводит наглого, пронизывающего взгляда, — Ты должен в пол смотреть, мразь!

Удар кулаком проходит лишь по касательной, чиркнув по скуле увернувшегося отступника.

— Вот значит как. Жаль, Сикхта нет, а без него я не хочу портить твою шкуру. Но не спеши радоваться, — в ответ на проскользнувшую усмешку Алекса, произносит он, и, подойдя к столу, вызывает охрану с помощью звонка.

До прихода конвоя в комнате царит напряжение, оба охотника схлестнувшись в молчаливом поединке взглядами, ненавидяще смотрят глаза в глаза. Военный привык, что ему подчиняются, а Алекс стискивает зубы от напряжения. Он всегда подчинялся в течение многих лет. Каждый раз, настраивая себя на неизбежности и необходимости безропотного послушания, стараясь найти свою вину в происходящем. Но только сейчас ему кристально ясно, что все те чувства были ему внушены, и он держался за них, как за спасательный круг, оправдывая те унижения и сопутствующие им жестокие наказания. Теперь ему остаётся лишь пережить очередную боль, а вытерпеть сейчас должно только тело, а душа, его душа ордену более не принадлежит.

Звук распахнувшейся двери и грохот подкованных сапог не в силах заставить Алекса отвернуться от его противника. Патрик бледнеет, он вспотел и первым отводит взгляд, яростно отдавая приказ зашедшим подчинённым:

— Этого сучёнка в кандалы и в каменный мешок надвое суток! Еду и воду не давать, пусть облизывает стены, — а потом, хмыкнув, добавляет, — Разрешаю предварительно продезинфицировать камеру уриной, думаю, он оценит.

Громко хохотнув, охранники заламывают Алексу руки за спину, и сковав наручниками, уводят из комнаты.

* * *

Оштен. Клуб 'Арена'. Джордж.

'Сегодня предстоит трудный день для нас обоих' — думает Джордж, любуясь спящим Хойей. Он уже почти полностью восстановился, остались лишь тонкие нити шрамов на теле, но они не портят красоту, служа лишь свидетельством пережитых кошмаров. Охотник нервничает, его счастье кажется таким хрупким и ненадёжным, оно может раствориться в любое мгновение, стоит только ослабить контроль за своим любимым вампиром. Ему нужно помочь оправиться от ран, нанесённых гордости и чести. Заставить поверить в себя. Научить жить с чистого листа. Это сложно. Невероятно сложно, учитывая его независимость и упрямство. Но и сейчас Джордж боится за его жизнь. Ему кажется, что за видимым безразличием и холодностью бывшего лорда скрывается желание ухода за грань. Туда, откуда уже нет возврата. Сейчас самое главное — не сорвать бракосочетание. Лишь после него Хойя уже не сможет лишить себя жизни, даже если он захочет попробовать это сделать. Его ждёт большой сюрприз во время свадьбы, главное, чтобы обряд всё же состоялся.

— Вставай соня, — мягко говорит Джордж и не удержавшись целует в висок своего избранника, — Нас уже ждут.

— Кто ждёт? — бухтит спросонок вампир, с видимой неохотой открывая глаза.

— Ни кто, а что — приключения! — посмеивается охотник.

— Они всегда ждут. И как им не надоело?

Хойя встаёт взъерошенный, ещё окончательно не проснувшийся и скрывается в ванной. Слышится шум воды. Он появляется уже освежившимся, и с подозрением смотрит на счастливого Джорджа. Тот весь аж светится, словно флюоресцирующий гриб в темноте, и явно что-то задумал.

— Любовь моя, ты мне доверяешь? — мурлычет хозяин 'Арены'.

— Да... нет... иногда, да, — в замешательстве отвечает вампир.

— А спорим, что никогда не доверяешь, и всегда сомневаешься в моей надёжности?

Всего лишь один вопрос, но это явная ловушка! Согласишься — обидишь Джорджа, а откажешься — он потребует доказательств, а кто знает, насколько они безобидны?

Хойя молчит обдумывая выход из этой щекотливой ситуации, но самый лучшим вариантом, похоже, будет именно спор. Тем более что приз можно попросить любой, а учитывая отношение этого рыцаря к нему самому — существенного вреда не предвидится. Хотя возможно испытание будет не из лёгких.

— На что ты предлагаешь спорить, если я с тобой не соглашусь?

— Давай на желание?

— Ты хочешь сказать, что выполнишь любое моё желание? А если я захочу уйти?

На миг в глазах Джорджа мелькает боль, но твёрдо говорит:

— Любое. Всё что ты захочешь. Но и ты выполнишь моё, если проспоришь.

Вампир вдруг бледнеет и отшатывается чуть в сторону от не вовремя пришедшей мысли о рабстве и пытках. Он берёт себя в руки и заставляет успокоиться. Это не Сикхт! Только тот мог втаптывать в грязь, истязая не только тело, но и душу. Джордж не может причинить ему вред. Не может? Внезапно вспыхнувшее сомнение подавляется силой воли.

— Я согласен. Я доверяю тебе, — севшим голосом отвечает вампир.

Охотник достаёт плотную повязку, и, подойдя молча её завязывает, лишая вампира возможности видеть. Это страшно! Жуткое чувство беспомощности накрывает его с головой, вызывая к жизни кошмарные воспоминания.

— Не нервничай я с тобой. Я всегда буду рядом с тобой! Никогда, слышишь, никогда не дам тебя в обиду, — шепчет Джордж, притягивая его к себе, и крепко обнимает до тех пор, пока Хойя полностью не расслабляется в его руках.

* * *

Оштен. Клуб 'Арена'. Хойя.

Темнота — это начало кошмаров. Она бывает разной. Липкой, властной, жестокой, мёртвой. От неё хочется избавиться. Иногда руки беспомощно скребут по кожаной маске, которая кажется, уже срослась с лицом, выпивает глаза, стягивает голову, причиняя всё большие мучения. Но даже дотронуться до неё самому — счастье. Это хоть какое-то изменение в жизни. Чаще любое движение наказуемо вспышкой боли. Чувствуешь себя абсолютно беспомощным. Грубые прикосновения к истерзанной коже. Очередной насильник врывается в твоё тело, используя тебя как куклу. Ему плевать, что ты уже висишь несколько часов распятый, подвешённый в воздухе на цепях, хорошо, если в кандалах, а не на крючьях. Рывок за волосы и вонючий член заходит в рот. Хочется сомкнуть зубы, аж скулы сводит от напряжения, но металлическая распорка надёжно фиксирует челюсти. Рвутся губы, задыхаешься, давишься чужой немытой плотью, зарываешься носом в мокрую от пота шерсть. Ты лишь подстилка с хорошей регенерацией. Никому нет дела до твоих чувств. Тебя просто используют так, как хотят и это длится до бесконечности, пока не придёт Хозяин. Он вырвет из этого кошмара, будет заботлив, а потом заставит испытывать извращённые оргазмы, вновь причиняя боль, смешанную со странным удовольствием, но продолжая разрушать тебя самого.

Призраки прошлого становятся реальными, словно они только и ждали этой плотной повязки. Хойя дрожит. Его кожа покрывается мурашками и холодным потом. Живот сводит от судороги. Но властные руки вырывают из этого кошмара, а уверенный голос помогает придти в себя:

— ... я с тобой. Я всегда буду рядом с тобой.

Глава 23

Часть 1

Джордж, обнимая его за плечи, ведёт куда-то по коридору, — Хойя слышит гулкое эхо шагов. Ему сейчас сложно ориентироваться в пространстве — скрытый, но ещё не ушедший страх мешает сосредоточиться и запомнить дорогу. Очередной поворот и становится ясно, что они зашли в какое-то помещение — здесь звук почти не отражается от стен.

— Повязку не снимай, если хочешь выиграть. Тебе ещё долго в ней находиться, — шепчет на ухо Джордж. — А сейчас нужно переодеться...

— Только не говори мне, что я собственную свадьбу не увижу, — тихо шипит Хойя, начиная понимать глубину коварства этого несносного охотника.

— Нет, конечно! Я не допущу, чтобы ты оставался в неведении, кто станет твоим мужем! Ты же мне доверяешь?

— Кажется, я погорячился, согласившись на этот спор!

— Ты сдаёшься? — вкрадчиво спрашивает коварный соблазнитель.

— Нет! Пока ещё нет, — улыбаясь, отвечает Хойя.

Странно чувствовать чужие прикосновения рук, сменяющиеся шелковистыми ощущениями прохладной ткани. Бережно расправляются складки одежды, иногда нежно, а чаще нетерпеливо. Слышно, как сбивается дыхание невольным вздохом восхищения. Невесомые касания и бережное обращение, словно надевается одежда не на лорда, хоть уже и бывшего, а на хрупкую статуэтку, способную рассыпаться от дуновения ветерка. Такое внимание позволяет отрешиться от прошлого. На время забыть о так не вовремя проснувшихся страхах. Хойя полностью успокаивается и вверяет себя счастливому охотнику.

Этот день полон сюрпризов. На переодевании они не заканчиваются — это становится понятно, когда воздух насыщается тонким ароматом ванили, и похоже, Джордж закрепляет цветок на лацкане пиджака.

— Это обещанная орхидея? — не удержавшись, задаёт вопрос вампир.

— Да, она самая, — выдыхает охотник.

— А какого она цвета?

— Ты сказал, что доверяешь мне, значит, сможешь сказать и сам. А заодно я смогу убедиться, что ты мне действительно веришь.

— Вооот даже как. Дай-ка подумать...

— Оу, тебе нужно ещё и время на размышления? — ехидно прерывает Джордж.

Хойя тяжело вздыхает — явно в расчёте на единственного зрителя этого представления — и грустно говорит:

— Хорошая болезнь склероз — каждый день новости.

Ответом ему служит сдержанный смех.

— Но, похоже, я вспоминаю, — изобразив обиженный вид, продолжает вампир. — Она чёрная.

— Ты угадал, мой любимый. Я пока проигрываю, но не сдаюсь, у нас впереди ещё много времени.

* * *

Долгая поездка в автомобиле. Затем самолёт и длинная пешая прогулка, заканчивающаяся подъёмом в гору. Всю дорогу Джордж обнимает своё сокровище, словно боясь потерять, говорит успокаивающие слова, и Хойя ему благодарен за это, он впервые чувствует себя защищённым, несмотря на лишающую зрения плотную повязку. Даже сквозь неё угадывается улыбка охотника, чувствуется его задумчивый или ироничный взгляд, ощущается тепло заботы. Наверное, это и есть счастье.

Подъём по высоким ступеням, и они вместе проходят в какое-то помещение.

— Мы уже на месте! — радостно сообщает Джордж. — Я сейчас сниму повязку, но наш спор ещё не завершён.

Открывающееся зрелище поражает Хойю — они находятся в небольшом святилище. Это древнее сооружение, а не новая, кричащая роскошью и безвкусием постройка. Закопчённые стены освещаются потрескивающими факелами. Длинный проход заканчивается небольшой прямоугольной камерой со стоящим в ней каменным алтарём и огромным из тёмного дерева распятием с изображением солнца. Потолок выложен из плит, уложенных пустотелой пирамидой таким образом, что его верхняя часть находится высоко и растворяется в темноте. Здесь стены украшены фресками и мозаикой, изображающей жизнь и деяния святых. После нескольких часов, проведённых в темноте, тут кажется очень светло, несмотря на то, что электричество заменяют многочисленные свечи. Они придают этому месту налёт торжественности и праздничности.

— Наконец-то вы пришли, — радостно приветствует выходящий из почти незаметной ниши Вайсен, а за ним идёт священнослужитель в тёмном одеянии.

— Только не говори мне, что мы приехали на собственную свадьбу, — потрясённо шепчет вампир.

— А если скажу, что так и есть, — поверишь?

— Придётся, я не хочу проиграть. Боюсь, ты уже продумал своё желание, но, возможно, меня оно не устраивает.

— Значит, нам нужно сочетаться браком, и именно сейчас, — уверенно заявляет он.

— Согласен.

Священник быстро зачитывает взаимные обязательства для будущих супругов и, получив их согласие, просит расписаться в документах, туда же ставит свою подпись свидетель. Обычная, ничем не примечательная церемония подходит к концу, но неожиданно в помещение заходит молоденький служка и передаёт чёрную бархатную коробку. В ней оказываются два браслета из платины. Хойя вздрагивает, узнавая эльфийскую работу и догадываясь об их предназначении.

— Милый, ты согласен, что нам необходимы брачные браслеты? — с нажимом спрашивает Джордж, и поясняет: — Они практичнее обычных колец и выглядят просто потрясающе. Я их специально заказывал для этой торжественной минуты.

Хойя застывает от такого наглого вопроса. Эльфийский артефакт может снять лишь тот, кто его надел. Вампиру нравится настойчивость и уверенность охотника, но он уже давно решил уйти, невзирая на брак. Призраков прошлого изгнать нелегко. Тяжело собирать себя из осколков — при каждом обидном слове или брошенном многозначительном взгляде снова погружаешься в ад. И выхода из него не видно. Жить за счёт Сикхта, видеть его, пить его кровь, прокусывать его кожу — от одного этого можно сойти с ума. Постоянно вспоминать о том, что он с тобой делал, кем ты был для этого орденца — игрушкой, подстилкой, шлюхой. Каждый раз заново проходить эти пытки Хойя не может. Он чувствует смертельную усталость и хочет освобождения. Сначала только необходимо избавить Денни и Ричарда от проклятия, а потом полностью высушить Сикхта, выжить без крови которого он будет не в состоянии.

Если согласиться носить браслет, то последний этого не позволит, блокируя любую попытку суицида. Решение тяжело, и только теперь становится ясно, что хоть выиграй, хоть проиграй этот спор — придётся надеть артефакт добровольно. Такого коварства от Джорджа Хойя не ожидал, но он, как броневая машина, упорно идёт к достижению цели, просчитывая каждый ход, не думая, что может ранить своим эгоизмом, а может, эгоистичен сам Хойя, старающийся выбрать более лёгкое решение? Вампир не в состоянии ответить.

— Да, я тебе верю, — с трудом произносит Хойя и видит, как бледнеет Джордж, проигравший своё желание.

Узы брака скрепляются артефактами, и поникший охотник говорит:

— Твоё желание исполнится, любое желание.

— А если я хочу, чтобы ты меня отпустил?

— Ты будешь свободен, но браслет останется при тебе.

— Зачем, если мы расстанемся?

— Я буду спокоен, что с тобой ничего не произойдёт, а если нужно, то всегда приду на помощь, ничего не попросив взамен. Ты должен жить ради себя, меня, наших мальчишек. У тебя есть теперь дом, куда можно вернуться.

— А Сикхт? Ты подумал, как мне трудно видеть его, вспоминая своё унижение? Но я не смогу прожить без него, к сожалению.

— Он не проблема. Его кровь можно собирать через надрез. Желающих, думаю, найдётся достаточно, чтобы тебе не пришлось с ним встречаться.

— Хорошо, тогда моё единственное желание...

Джордж чувствует, как каменеют мышцы, холодеют руки от этих слов, но Хойя, словно не замечая, продолжает:

— ...никогда не отпускай меня.

И охотник, счастливо улыбнувшись, заключает своего упрямца в крепкие объятия.

— Никогда не отпущу, и больше не заикайся об этом.

Новобрачные не замечают, что святилище опустело и лишь ехидно улыбающийся Вайсен наслаждается их семейными разборками. Ему впервые попадается пара с такими породистыми тараканами, но, похоже, любовь иногда играет и роль дихлофоса.

* * *

Джордж рассказывает в красках, как Вайсен уговаривал священников и добивался разрешения на въезд для регистрации брака, Хойя с удивлением узнаёт, что это святилище, расположено недалеко от Даленбурга. Он счастлив, что церемония была такой скромной и тайной: ему бы не хотелось большого скопления гостей. Быть выставленным им на обозрение. Ощущать чужие, порой завистливые взгляды, слышать обрывки шепотков, шушукающихся кумушек. Именно от этого хотелось убежать — он не смог бы остановить ни злую сплетню, ни распространяемые грязные слухи. Такой потрясающий жених, как владелец Арены, конечно же, привлекает многих, и неожиданная свадьба с безызвестным вампиром — настоящий удар для потенциальных невест.

— К моему величайшему сожалению, — Вайсен прерывает течение мыслей вампира, — мне нужно возвращаться обратно, а вы ещё можете тут осмотреться.

— Да, конечно же. И огромное спасибо за помощь, — с благодарностью произносит Джордж. — Но ведь ты ещё останешься на пару дней в Оштене?

— Останусь, пока не оформлю все документы на Алекса. Раз уж вы мне Ричарда не отдали, то его мужу не помешает получить моё покровительство. Тогда буду спокоен, что смогу защитить их обоих от многих неприятностей — мелкий просто шкатулка с сюрпризами, и каждый раз новыми.

Хойя вздрагивает от этих слов, понимая, что в этом и его вина: слишком рано пришлось Ричарду оказаться без внимания отца. И предоставленный самому себе вампирёныш так и не смог повзрослеть, но научился привлекать внимание окружающих разнообразными шалостями. А последние часто тянут за собой неприятности.

— Любовь моя, у нас сегодня праздник! Надеюсь, ты об этом не забыл? — звучит ироничный голос Джорджа. — У тебя такой кислый вид, как у нашкодившего ребёнка, которого отчитывает строгий родитель. Расслабься. Мы сейчас посмотрим Даленбург и его окрестности, а к вечеру вернёмся домой.

Хойя чувствует, как супруг осторожно гладит его по спине, чуть массирует плечи, и от этих ненавязчивых ласк становится спокойнее. Да, он виноват перед сыном, но теперь есть возможность с ним сблизиться. Кто, кроме него, сможет научить мелкого магии крови? Поможет разобраться со способностями? А он сам хотел отстраниться от общения с собственным сыном. Избавить от проклятия и навсегда исчезнуть из его жизни. Был повод — прекрасное оправдание собственной слабости. Сейчас же это не удастся, но если хорошо подумать, то это к лучшему. Пора, наконец, взять на себя ответственность за всё, что произошло в их жизни.

* * *

Путь домой кажется значительно короче. Хойя устал от такого яркого, полного разнообразных впечатлений путешествия. Затисканный и заласканный супругом, он теперь смеет надеяться на своё счастье. Ему хочется верить, что Джордж никогда его не бросит даже ради красивой женщины, хотя в последнем он не уверен — слишком сильны были чувства к матери Денни, которые до сих пор хранятся в любящем сердце охотника. А может, это и есть гарантия, что оно занято навсегда, и другой жены больше не будет? Тогда и Хойя не претендует на её место: ему достаточно своего тёплого огня, возвращающего к жизни и согревающего душу, если она всё же есть у детей ночи.

* * *

Клуб 'Арена', кабинет Джорджа.

Приезд в клуб сопровождается суматохой — пропал Алекс, утром ушедший вслед за Ричардом. Дерик, волнуясь, объясняет, что Сикхт приказал верному псу Патрику перехватить племянника, как только тот появится возле университета. Больше полугода тот не ходил на занятия и в общежитие, пользуясь неожиданно свалившимся отпуском, а сегодня рванул за мелким, наплевав на все предупреждения.

— Страшно подумать, что теперь с ним могут сделать храмовники, — расстроенно говорит Дерик.

— Нужно действовать законным путём. Пусть это и займёт чуть больше времени, но тогда у нас появится шанс разворотить это осиное гнездо, — злобно заявляет Вайсен.

— Хорошо, так и сделаем, — вздыхает Джордж, набирая номер Шейна.

Через несколько секунд тот отвечает. Обменявшись приветствиями, владелец Арены произносит:

— Шейн, тут такое дело, предположительно орденцы похитили Алекса и увезли в Оштенский монастырь. Сможешь проверить?

Джордж нажимает кнопку на коммуникаторе, и все присутствующие в кабинете слышат голос инспектора:

— Как ты себе это представляешь? Я не могу заявиться в орден с такой версией вопроса, тем более обвинять в похищении. Если бы у тебя были точные данные — тогда, конечно же, мы смогли искать, а без них я не имею права соваться в монастырь и обвинять кого-либо в преступлении.

Вайсен звереет и жёстко вступает в разговор:

— У нас нет времени, инспектор Шейн. Немедленно выпишите ордер на обыск Оштинского монастыря. Я заявляю о пропаже своего подопечного, и вы лично будете нести ответственность перед президентом, если Алекс пострадает от рук храмовников. Это халатность, повлекшая за собой...

— Господин Вайсен?! — прерывает гневную тираду Шейн. — Вы здесь, в Оштене? Я сейчас же подпишу документы и приеду.

— Давно бы так. Мы ждём, — ворчит ещё не остывший чиновник.

Связь отключается, и идут короткие гудки.

* * *

Клуб 'Арена'. Ричард.

Неожиданно мне приходит в голову мысль: 'Почему я не чувствую боли Алекса, если он угодил в опасную ловушку? Мы ведь с ним связаны эльфийскими кольцами, надетыми по специальному обряду, но раньше и без них меня находили, а сейчас эффект такой связи должен быть более выражен'.

Прислушиваюсь к себе, пытаясь найти не свои отрицательные эмоции или ощущения, и наконец это получается! Беспомощность, затёкшие ноги, скованные неподвижно, боль от зафиксированных и вывернутых назад рук и страшная нехватка свежего воздуха. Но всё это так слабо улавливается, словно Алекс блокирует свою негативную реакцию или находится слишком далеко отсюда. Встаю с пола, удивляясь своему поведению. Нужно спасать моего мужа, а не хлопаться в обморок, как изнеженная барышня! Злюсь на свою беспомощность. Да я сейчас весь гадюшник разворочу, откуда идёт угроза моему охотнику. Вычислю всех, кто посмел к нему притронуться. Вот и оставляй после этого его без присмотра — мигом какой-нибудь гад позарится!

Подхожу к встроенному шкафу с одеждой и выбираю свободного покроя штаны и широкую, не стесняющую движений рубашку. Одно плохо, в таких ярких шмотках маскироваться не получится, разве что только магию невидимости применить, но она слишком много энергии заберёт, когда придётся сражаться. Эх, жаль, что плащ-невидимку у меня тоже отняли. Он бы сейчас так пригодился! А в ярко-зелёных штанах и пёстрой пляжной рубашке в монастыре я буду выглядеть, как тропический цветок в окружении бабочек-опылителей, каждая из которых норовит урвать свою порцию нектара. Но делать нечего, в тесной одежде не повоюешь.

Я бесшумно выскальзываю из комнаты и, стараясь никому не попасться на глаза, крадусь на выход через секретный проход.

Глава 23

Часть 2

— Рич! — обжигает меня голос Алиссии. — Куда это ты собрался, засранец?! Немедленно вернись!

'Ага, сейчас, разбежался', — мысленно отвечаю, но вслух вежливо произношу:

— Да-да, вернусь, как только закончу одно важное дело!

И после этих слов даю стрекоча. Девушка на своих каблуках ни за что не догонит, а если мне удастся выскочить наружу, то моим планам уже никто не помешает. Тут всего-то метров двести осталось, сейчас последний поворот...

— Рииииич! Гадёныыыыш! Стооой! — разоряется сестра Алекса. — Ты у меня полууучишь!

Она совсем не боится голос сорвать? Или у неё от природы глотка такая лужёная? Ей вообще можно вместо сирены подрабатывать. Зато бегает она плохо.

Сворачиваю за угол, и резко остановившись, еле удерживаюсь на ногах, чтобы не усесться на задницу или не врезаться в Леда и Секку.

— Вот так сюрприз! — издевательски тянет Лед.

— На ловца и зверь бежит, — хихикает Секка.

— Я сейчас очень занят, так что прошу меня пропустить! — стараюсь произнести холодным тоном, но, похоже, у меня это не слишком хорошо выходит из-за напряжения.

— Дерик не зря боялся оставить тебя без присмотра. Он так и думал, что ты не усидишь на месте и помчишься спасать Алекса, как настоящий рыцарь, — ехидничает Лед. — Только белого коня не хватает и блестящих доспехов!

— Ты не прав, он такой выдающийся в своём ярком одеянии, что будет блистать и пользоваться потрясающим успехом среди серых колдунов, заточивших в своём замке принцессу, — ядовито сообщает Секка.

— Попался, засранец! — раздаётся гневный голос Алиссии, и в моё плечо впиваются сильные пальцы с длинными и острыми когтями, как у оголодавшего вампира.

Я пытаюсь вывернуться из этой хватки, но сестра Алекса только сильнее сжимает кисть, причиняя боль.

— Не дёргайся. Мы сейчас пойдём к Джорджу, пусть он сам решит, что с тобой делать, — шипит она и, обернувшись к Секке, добавляет: — А ты за принцессу ещё поплатишься!

От этой угрозы мой одногрупник явно не в восторге. Он кривит губы и чуть морщится, словно ему попалось что-то очень кислое.

— Алиссия, не держи зла, это я для примера сказал. Есть такой литературный приём — гротеск называется.

— Думаю, что ты с Алексом сможешь обсудить этот приём и его достоинства с недостатками на занятиях по рукопашному бою, — обрывает Алиссия Секку. — Вот тогда и выяснится, кто из вас принцесса. А теперь хватит тут время терять за пустыми разговорами! Пора идти к Джорджу.

С этими словами она разворачивает меня, и мы все дружно направляемся в кабинет владельца нашей гостеприимной 'Арены'.

* * *

Честно говоря, я никогда не думал, что Джорджу известно столько матерных слов, обрушившихся на мою бедную голову. Как только он понял, что я улизнул из своей комнаты и хотел покинуть 'Арену', его хватило лишь на скромное:

— Алиссия, выйди, пожалуйста, минут так на двадцать. И, чур, не подслушивать!

Я даже как-то расслабился от его воркующего голоса, но стоило закрыться двери, как мой бывший босс в элегантном чёрном костюме с безупречно белоснежной орхидеей в петлице, но с каким-то непонятным бешенством в глазах, излил на меня такой поток ругательств, что мне стало не по себе. У меня даже сложилось впечатление, что дай ему только повод, и меня бы просто и без затей выпороли. Прямо тут, при многочисленных свидетелях и под потрясённым взглядом ослепительно красивого в белоснежном костюме вампира. Не знаю, что меня уберегло от экзекуции: то ли мой виноватый вид и моё безмерное покаяние под каждым резким словом Джорджа, то ли подействовали умоляюще-испуганные глаза Хойи и смятая нервным движением чёрная орхидея, то ли родная сестра хозяина 'Арены', — но что-то явно помогло.

Вот, кстати, возник вопрос: а по какому случаю эти двое так празднично одеты? Прямо как на свадьбу вырядились! Впрочем, развить эту мысль мне не дали. Я оглянуться не успел, как мы уже направлялись в сторону Оштинского монастыря. И чем ближе мы к нему оказывались, тем сильнее я чувствовал Алекса...

* * *

Удивляет, что нас встречают несколько полицейских во главе с каким-то важным чином. Мы присоединяемся к ним и заходим через огромные узорчатые кованые ворота, попадая на аккуратные тенистые дорожки, ведущие к безупречно белым корпусам. Блюстители порядка уверенно идут вглубь парка, обходя красивые здания, и через какое-то время мы оказываемся перед мрачным строением, на входе которого стоит охрана в военной форме. Именно отсюда эмоции Алекса чувствуются особенно сильно. Оглянувшись, я замечаю, что у вампира и Джорджа настроение изменилось — они оба мрачные и какие-то сосредоточенные, а вот Дерик и Вайсен горят решимостью и злостью.

Нас останавливают, но просмотрев предъявленные полицией бумаги, тут же пропускают, дав инструкции к кому обратиться. Пройдя по запутанным коридорам с помощью подошедшего к нам провожатого, мы оказываемся в кабинете военного с неприятным, сканирующим взглядом.

— Чем обязан столь явным вниманием к нашему скромному обиталищу? — встречает он нашу делегацию.

— У вас незаконно удерживается мой подопечный, — ледяным тоном прерывает его Вайсен, — некогда воспитанник этого монастыря и бывший родственник Сикхта. Подчёркиваю — бывший, так как у меня есть все необходимые документы, подтверждающие, что он теперь в моей юрисдикции. Поэтому требую его немедленной выдачи.

Хозяин кабинета едва заметно бледнеет, но быстро взяв себя в руки, спокойно говорит:

— Мы никого не удерживаем против его воли. Так что можете всё здесь обыскать, если на то у вас есть соответствующий ордер.

— Да, есть, — чётко произносит полицейский чин. — Желаете ознакомиться?

Военный соглашается кивком головы и, протянув руку, берёт бумаги. Он внимательно их изучает, хмурясь и сжимая губы в тонкую нитку. Затем, оторвавшись от чтения, объявляет чуть севшим голосом:

— Я повторяю, здесь нет вашего Алекса, — можете обыскать, если не верите мне на слово, оскорбляя этим скромных служителей Бога.

Полицейские явно обескуражены этим заявлением. Вайсен влиятельный чиновник, но орден играет огромную роль в общественной жизни, и если обвинение окажется ложным, то обыск грозит обернуться скандалом. Я вижу, как решительность покидает стражей порядка и они готовы расписаться в собственном бессилии. Но Алекс находится здесь! И ему срочно нужна помощь!

— Вы лжёте! Алекс находится в подвале этого здания! Пойдёмте, я сейчас покажу, где его содержат, закованного в цепи.

Все застывают на пару секунд, однако военный возвращает к жизни презрительным ответом:

— Вы верите этому недомерку в пёстрых тряпках, презирая слуг Господа? Слово какого-то вампира стоит дороже, чем обладающих душами избранных? С каких пор грязные рабы могут себе позволить порочить святое место? Мы подадим в суд за нанесение морального ущерба появлением здесь дьявольского отродья и за его мерзкие обвинения.

— Я согласен, но сначала пойдёмте со мной, — резко повернувшись, выхожу из проклятого кабинета и иду на всё усиливающееся чувство боли, испытываемое моим, и только моим Алексом.

* * *

Оштинский монастырь. Джордж.

— Держите своего щенка на коротком поводке, если хотите, чтобы он выжил, — злобно шипит Патрик. — Эта мразь позволяет себе усомниться в моих словах.

— Рич чувствует своего мужа, — все присутствующие оборачиваются на голос Хойи. — Они обменялись эльфийскими кольцами верности, так что ему несложно найти свою пару даже в каменном мешке, скрытом глубоко под землёй. Нам нужно...

— Ещё одна вампирская подстилка! — яростно выплёвывает военный, обрывая речь бывшего монастырского узника.

Вайсен и Деррик молча, под эти слова выходят вслед за мелким, а с ними трое полицейских, отправленных жестом инспектором Шейном.

— Хойя мой муж, поэтому, оскорбляя его, вы этим бросаете вызов мне. Я этого так не оставлю и подам в суд, — резко высказывает Джордж.

— Ха, можно подумать это является оскорблением! Да эта шлюха вылизывала задницы каждому второму, отсасывала и давала, никому не отказывая. Всего лишь факты из её биографии.

Вампир бледнеет и, отшатнувшись назад, закрывает лицо ладонями, словно пытаясь отгородиться от происходящего. Джордж в одно мгновение оказывается рядом с ним и, обняв со спины, крепко прижимает к своей груди и угрожающе говорит:

— Вы переходите все границы! Я потребую вновь поднять дело об убийстве моего друга членами ордена, воспользовавшимися ошейниками абсолютного подчинения, если сейчас здесь найдут Алекса, а я уверен, что он находится в этом здании. Ордер на обыск у нас имеется, и в этот раз вам не удастся подкупить правосудие. Похищение свободного охотника вызовет мощный общественный резонанс.

Джордж старается казаться внешне спокойным, но от напряжения у него дрожат руки. Он не может решиться потребовать извинения от правой руки Сикхта за вылитую на Хойю грязь, резонно опасаясь получить дополнительные ужасающие подробности. Не будь тут любимого вампира, охотник бы заставил эту ничтожество захлебнуться от собственных слов, но сейчас не стоит заставлять мужа вновь вспоминать прежние издевательства. В подтверждении этих мыслей он чувствует, как расслабляется тело, заключённое в объятия, видит, как опускаются руки, открывая лицо, и слышит тихий шёпот: 'Спасибо'.

Патрик же напротив — меняется в лице, теряя свою наглость и уверенность в безнаказанности. Он растерян и не знает, как себя вести в такой ситуации. Напряжение снимает Шейн, жёстко требующий от военного провести всех к месту заключения Алекса в монастыре. И военный наконец подчиняется.

* * *

Джордж никогда не думал, что можно причинять такую боль и унижение, не прикасаясь к узнику орудиями пыток, наносящими физические или душевные раны. Алекс выглядит очень плохо — грязный, со сведённым в болезненной судороге телом. Его вытащили из каменного мешка в скрюченной позе — в той самой, в которой провёл уже восемь с лишним часов. Он практически не может двигаться из-за непослушных, одеревеневших мышц. Ричард, увидев, что сделали с его мужем, кинулся к нему и, тут же применив заклинание очищения, начинает лечить. Мелкий, как всегда, импульсивен и неосторожен. Его энергия, направленная для лечения, чуть светится голубоватым цветом, и каждому знающему о магии сразу становится понятно, что она не вампирская!

'Этой мелочи удалось удивить и Вайсена, и Патрика, и даже собственного отца, которого вампирёныш так и не узнал. Видимо, он действительно слишком редко его видел. Возможно, Хойя не так уж и прав, считая себя плохим родителем. Но думаю, пускать на самотёк их отношения не стоит, придётся мне самому выступать в роли их миротворца', — Джордж задумывается на мгновение и пропускает момент, когда разъярённый Патрик выхватывает нож, созданный для охоты на вампиров, и бросает его в спину ничего не подозревающего Ричарда.

— Сдохни, тварь! Это тебе за Орелли! — ревёт он вдогонку летящему оружию. — Ты навёл морок на его внешность, заменив на вампирскую харю! Ненавижу!

Белоснежная тень метнулась к вампирёнышу, прикрывая его от летящей смерти. Звук удара от кулака в солнечное сплетение и болезненный выдох согнувшегося от боли военного. Быстро расплывающееся тёмно-красное пятно на свадебном костюме Хойи. Перепуганное лицо мелкого. Застывшие взгляды присутствующих. Щелчок наручников. Время движется как в замедленной покадровой съёмке, выдавая простые яркие картинки, а в груди разливается пустота от неотвратимой и страшной потери...

Ричард вскакивает и выдёргивает нож, вызывая пульсирующие фонтанчики крови. Джордж пытается подойти, закрыть развороченную грудь любимого, но его не пускают сильные руки. Они держат так крепко, что не вырваться, не убежать, не спасти. Только видно, как стекленеют глаза и шевелятся немеющие губы:

— Прости, прости...

Кто-то держит обессиленного, беспомощного и такого родного вампира, но мир плывет из-за текущих от горя слёз — лишь видно, как крови выходит всё меньше и меньше, с каждым толчком приближается грань, куда уходят все дети ночи.

Ричард уже закрывает обзор, склоняясь над страшной раной, он старается соединить её рваные края. Всполохи ярко-синего света, срывающиеся с кистей рук говорят, что снова мелкий не думает о своей жизни, отдавая себя без остатка. Затягиваются мышцы и кожа, образуя грубые рубцы шрамов, внушая надежду на выздоровление Хойи. Теперь нужна кровь Сикхта и необходимо срочно убрать от раненого этого лекаря — маленького транжиру собственной жизни. Но последнего, словно нашкодившего щенка, за шкирку оттаскивает уже оживший и злой Алекс, а Ричард слабо сопротивляется с огромными от изумления глазами, изучающими лежащего вампира. От тихого 'папа?' сжимается сердце.

Джордж ещё раз делает попытку вырваться и чувствует, как отпускают руки, державшие его так крепко. Он не хочет знать, кто смог так жестоко поступить, оставив ему лишь роль наблюдателя. Приблизившись, подхватывает бесчувственное тело любимого вампира и, прижав к себе, слышит слабый редкий стук не замершего сердца. Теперь лишь одна мысль: быстрей домой, пока возможно ещё вернуть к жизни своего супруга.

* * *

Время промчалось незаметно. Джордж не помнит, как он принёс Хойю в спальню, как туда же привели Сикхта, как сам поил кровью орденца раненого мужа. Шум в ушах, лихорадочное биение сердца, плывущий искажающийся мир перед глазами и тёмный холодный страх потери. Всё уже позади, но напряжение этого дня не проходит. Вампир спит беспокойно: мечется, стонет, дрожит.

'Проклятый Патрик вызвал воспоминания, пробудил ужасы плена. Жаль, что этого орденца нельзя провести через подобные пытки', — Джордж вздыхает и теснее прижимает к себе с таким трудом приобретённого супруга. Нежно, почти невесомо проводит рукой по его груди, пропускает сквозь пальцы струящийся шёлк волос, нежно шепчет на ухо успокаивающие слова. Хойя замирает, его дыхание постепенно становится ровным, а затем и сон становится глубоким.

Джордж аккуратно притрагивается к месту, откуда мелкий выдернул нож Патрика. От страшной раны остался лишь небольшой шрам, но со временем, при нормальном питании кровью, сойдёт и он, как и тонкий узор, покрывающий тело, появившийся от развлечений орденцев.

В комнате неуютно от чужого присутствия — на полу возле кровати в униженной позе стоит Сикхт, дожидаясь любой команды от своих новых хозяев. Странно видеть его в качестве покорного раба, хотя нет, не раба, а живого корма. Безвольного существа, осознающего своё предназначение. В подчинении находится лишь тело, разум же церковника остался прежним. Джорджу страшно об этом думать, но он старается убедить себя в необходимости такого наказания. В конце концов, храмовник заслужил такое обращение, убив своего брата, ломая Алекса, наслаждаясь пытками, унижением и смертью жертв, попавших в его лапы. И всё же в глубине души живёт сомнение — не слишком ли суровая такая кара? Но память услужливо вытаскивает воспоминая о сыне. Денни — монстр, и таким его сделал именно Сикхт, и Хойя тоже полностью зависим от его крови. Видеть, как любимый вампир заставляет себя прикасаться к этой мрази каждый раз ради питания — слишком мучительно. Джордж хотел бы навсегда избавить мужа от лицезрения бывшего храмовника. Однако такое невозможно, и он это понимает.

Остаётся только надеяться на чудо или стараться привыкнуть к новому Сикхту как к необходимой, хоть и неприятной, вещи. Охотник осторожно убирает пряди волос, закрывающие шею любимого, и нежно прикасается губами к влажной от пота коже. Джордж сделает всё, чтобы вернуть уверенность и заставить забыть жуткое прошлое своего супруга.

* * *

Клуб 'Арена'. Алекс.

Алекс держит вцепившегося в него мёртвой хваткой, подрагивающего от напряжения мелкого. Кто мог подумать, что при таком скоплении народа этот урод Патрик попытается убить Ричарда и именно в тот момент, когда сам Алекс не смог почувствовать угрозы! Он содрогается от воспоминания. Собственную беспомощность и невозможность предотвратить покушение тяжело осознавать. Если бы не Хойя, то быть ему сейчас вдовцом! А вот потерять Ричарда он не готов, как и делить его с кем-то. Алекс задумывается: 'Что может связывать этих двоих — его мужа и нелюдимого вампира? Почему он, не задумываясь, отдал бы жизнь за мелкого?'

Охотник помнит, что Хойя отказался от родства с Ричардом, но вопросительно-изумлённое 'папа?', сорвавшееся у вампирёныша, его удивляет ещё больше. Разве можно забыть собственного отца? Да ещё так, чтобы сталкиваться практически каждый день и не вспомнить.

Мелкого сотрясает нервная дрожь, и охотник не в состоянии ему помочь с тех самых пор, как того накрыло осознание расплаты за собственную выходку. Хорошо, что Алекс почувствовал, как Ричард, исчерпав свой магический ресурс, стал щедро отдавать жизненную энергию Хойе, закрывшему собой вампирёныша и принявшему на себя смертельный удар.

— Рич, расслабься уже наконец, всё давно закончилось.

— Я. Я не могу. Это из-за меня пострадал... Хойя... мой отец, — всхлипывает вампирёныш. — Я его чуть не убил.

— Ты не убивал его, Патрик бросил нож, который предназначался тебе.

— Если бы я не сбежал в университет, то этого бы не произошло.

— Могло быть и значительно хуже, если бы вы встретились с орденцем один на один, а так всё обошлось, — тихо говорит Алекс, но с нажимом добавляет: — Надеюсь, что в следующий раз ты мне сообщишь, куда собираешься отправиться.

— Алекс, не бросай меня. Ладно?

— Глупый, я тебя не отпущу, никогда.

Ричард потихоньку успокаивается, судорожно сжатое тело расслабляется, и он становится мягким и покорным в его руках.