"Тогда я тоже скажу кое-что, а ты стань мне свидетелем. Если вам с Ладой понадобится моя помощь при вылезании из болота, посигналь. На той же полосе, что сейчас. Я буду поблизости и постараюсь помочь, чем сумею".
"Зачем тебе такой риск, Айс?"
"Это... личное. Считай, что я помогаю тебе в возмещение старого долга. Это не вся правда, но ты сам не велел вдаваться в подробности".
"Ясно. Ты тоже сигналь, если что. Помогу, как смогу — хотя бы советом..."
"Хорошему человеку помочь приятно, не так ли? Ну, бывай".
Сон медленно растаял, как зелёная ледышка на лиловом покрывале хаотичных видений. Но я уже просыпался — и уносил с собой в мир дневных забот нюансы состоявшегося разговора.
Да-а-а... ловок Айс!
Чем дальше, тем сильнее становится ощущение, что подавляющему большинству известных мне менталистов он может дать хорошую такую фору — и всё равно остаться в выигрыше. В Пестроте (то есть в этом Лепестке Пестроты: зачем мне лишние обобщения?) ментальная магия не слишком хорошо развита — во всяком случае, в сравнении с тем же шаманизмом, школами стихий и первооснов, целительством и артефакторикой. Вдобавок, как говаривали у меня на родине, свято место пусто не бывает. А ведь и Видящие, и те же друиды, и даже отчасти шаманы — прямые конкуренты менталистам! Не в этом ли ключ к разгадке?
Деревья, выросшие в густом лесу и выросшие на просторе, сильно отличаются. Я привык считать ментальную магию одним из второстепенных, служебных разделов ведовского искусства, имеющим минимальную самостоятельную ценность. Привык, что в менталисты идут, как в алхимики или геоманты, лишь бедняги, обделённые Силой. По пальцам можно счесть исключения из данного правила, с которыми я сталкивался достаточно близко: разработчики Стиля из империи Гидры, пойманный и казнённый инквизицией сумрачный гений по прозвищу Кукольник, так и оставшаяся не пойманной Ткачиха. Вот и всё.
Да ещё четвёртое исключение: Айс Молния, Айс-чужак, странник Айс...
"Ладно. Хватит посторонних мыслей, пора заняться делом".
Следующие два часа я вдумчиво и тщательно разминался. Недостаток практики в боевых искусствах, поклонником которых меня назвать трудно, я возмещал кое-какими несложными целительскими приёмами. Нет, ничего запредельного или хотя бы секретного — просто широко распространённые способы, позволяющие манипулировать своей эши, то бишь жизненной силой. Дополненные крайне примитивными, но вполне эффективными заклятьями, в создании которых я опирался на свои (скудные) познания о человеческой нейрофизиологии.
Вообще-то мастера-целители, идущие по тропе разрушения — едва ли не самые сильные бойцы ближнего боя. Модификации своих собственных тел в сочетании с чарами скорости и возможностью наложения контактных проклятий превращают боевых целителей в сущих монстров, уступающих разве что высшей нечисти, штурмовым големам да ещё тварям Света и Мрака из верхних иерархий. Мне до боевого целителя хотя бы в ранге подмастерья — как до Последнего домена пешком. Я даже не особенно хорошо умею пользоваться той эши, которую вытягивает из противников мой Двойник...
Но тренироваться-то всё равно необходимо. Лучше размяться и помесить кулаками воздух, чем сидеть сиднем взаперти, изнывая от скуки.
Закончив с зарядкой, я оттащил тюфяк на середину своей камеры. Бросил его на пол (что всё равно не сделало тюфяк грязнее — скорее уж, запачкало пол). Сел, сложив ноги в полулотос, лицом к запертой двери. Выровнял дыхание, пригасил эмоции, успокоил мысли. И начал без лишней спешки раскручивать спираль магического восприятия.
Вторая вуаль Глубины, третья, четвёртая, пятая, шестая... за седьмой вуалью сознание "уплыло" уже довольно сильно, а восприятие собственного тела превратилось в этакий аппендикс: скромный до полной незначительности придаток к величавости мироздания. Независимо от моего желания реальность померкла. Но взгляд мой отнюдь не стал ловить меньше подробностей окружающего, наоборот: верхние грани Мрака, к которым меня притянуло из-за влияния глубоко спящего Двойника, раскрасили сущее тысячами оттенков темноты, льдистой пустоты, сосущей жажды и активного голода. Гармония мира — мрачная в самом что ни на есть буквальном смысле — заворожила меня. И с неохотой оторвался я от созерцания абстрактных магических красот ради исследования своего ближайшего окружения.
Из-под девятой вуали я казался сам себе пылинкой, абсурдно крохотной и совершенно цельной запятой на странице стеклянной книги. Я словно смотрел куда-то вниз через мощный бинокль — но не через окуляры, приближающие далёкое, а перевернув его и заглянув в объективы, отдаляющие близкое. Да, отдаляющие... но и дарующие сверхъестественную резкость зрения.
Я в одно мгновение понял, что нахожусь на третьем ярусе подземелий, единых для большого комплекса зданий в самом центре Эббалка, за второй городской стеной. Я увидел все коридоры, все комнаты, все потайные ходы, лестницы и галереи, сады и фонтаны, водопроводные трубы, вентиляционные шахты. Всех людей, полулюдей, нелюдей и магов, находящихся в этом комплексе. Сокрыты от моего всевидения оказались лишь две области. Во-первых, мой магический взор слепила клякса толстой башни возле угрюмого прямоугольника казарм, напоённая энергиями Света. Да ещё оставался тайной кусок подземелий неподалёку от моей камеры, окутанный некой разновидностью тумана.
"Хо! А не постарался ли здесь тот самый ритуалист, спец по магическим маскировкам?"
Мысль эта совпала с заданным самому себе порогом, с точкой возврата. Сознание плавно и непринуждённо скользнуло назад. Восьмая вуаль, седьмая — и мир возвращает более привычные черты. Шестая, пятая, четвёртая, третья — пауза, подобная остановке для декомпрессии. Я не творил в Глубине никаких заклятий, я просто наблюдал... но за девятой вуалью, в безднах, знатоком которых я не могу назвать себя при всём желании, даже "просто" наблюдение служит причиной огромного расхода энергии. На большой Глубине маг, особенно раскрывшийся, не может не терять Силу. Так раздевшийся на сорокаградусном морозе человек не может не мёрзнуть.
Подземелья, где я находился, строители отделали камнем с мощной природной аурой, рассеивающей и искажающей течения Сил. (Именно поэтому мне пришлось нырять так глубоко, чтобы сориентироваться: до пятой вуали включительно я видел сквозь стены не дальше, чем на локоть-полтора). Но глушить весь магический спектр без разбора камень не мог: по своей природе он являлся не самым плохим проводником энергий земли. Обычно я предпочитаю черпать у воды и воздуха, но это отнюдь не делает меня беспомощным в царстве холодного камня. Вот только когда я частично восполнил затраченную Силу за счёт магических токов верхних вуалей, желудок весьма настойчиво напомнил мне, что тармешевое пюре уже переварилось. Причём давно. И не буду ли я любезен ублажить голодающий и иссыхающий организм чем-нибудь посущественнее? Желательно, конечно же, белковым.
— Буду, буду, — буркнул я, ухмыльнувшись сам себе.
И двинулся в сторону ближайшей кухни.
Дверь моей камеры оставалась заперта снаружи, но никаких заклятий, даже простейших сторожевых, на ней не лежало. Я мог открыть её доброй дюжиной простых способов, уж не говоря про способы сложные. Вместо этого я предпочёл вообще не касаться двери. Просто на пару секунд нырнул на верхнюю грань Мрака, прошёл мимо преграды (или, если угодно, сквозь неё) и снова вернулся на Середину уже в коридоре.
Добраться до конца загибающегося длинной дугой коридора. По лестнице вниз, на четвёртый ярус, где расположен маленький подземный зал-перекрёсток. Оттуда по второму слева переходу — прямо, прямо, прямо. Переход медленно загибался вверх, так что я, следуя по нему, поднимался к поверхности. Преодолев на выходе массивную решётку тем же способом, которым миновал дверь камеры, я оказался в винном погребе. А уж из него попасть на кухню было проще простого. Суетящиеся слуги, начавшие то и дело попадаться у меня на пути, моей персоной нимало не интересовались, хотя один из них, рыжеватый в мелкую конопушку тип с обманчиво простецкой мордой, почему-то мне подмигнул. Почему-то? А, я ж со стороны винного погреба иду... я подмигнул конопатому в ответ и пошёл дальше.
Добыть на кухне съестное и то, чем его запивают, труда не составило. Моя ряса сильно отличалась от одежды слуг, но вместе с тем превращала меня в глазах окружающих в невидимку. Я даже насторожился. Здесь ведь всё-таки не монастырь, чтобы рясы были одеянием обыденным. Что-то тут не так... но вопросы — вопросами, а обед по расписанию. Я вгрызся в добытый мною ещё тёплый хлеб и заработал челюстями.
Через пять минут моё недоумение по поводу формы одежды рассеялось. На кухню забежал какой-то тип, примечательный тем, что при юном возрасте — лет двадцать пять, не больше — уже обзавёлся широкими залысинами. Ещё тип был примечателен тем, что его одежда не отличалась от моей. Ну, разве что ткань была не столь грубой. Суетящийся на кухне народ смотрел мимо него точно так же, как мимо меня. Цапнув со стойки широкий поднос, рясофор быстренько нагрузил на него мисок с едой и кувшинов с питьём — и того, и другого в нехилых количествах. Тихонько ухнув, он приподнял получившийся груз и потащил его в том же направлении, откуда явился. Мне стало любопытно, и я, цапнув в дополнение к хлебу аппетитно пахнущую колбаску, последовал за ним. Так как нагруженный рясофор не торопился, я нагнал его без малейшего труда и снял с подноса пару особо увесистых кувшинов.
— Спасибо... брат... — пропыхтел он.
— Да не за что. Ты сейчас куда?
— В библиотеку. Старший... брат Пиллен послал, вот и это... исполняю.
— А-а-а... — сочувствие моё было совершенно искренним. — Часто гоняет?
— Ну! — ожесточённо фыркнул рясофор. — Я ж чистый фиррас: юн, крепок и глуп — как такого не гонять? Опять же, как слепой шрифт разобрать — брат Комо, поди сюда! Как над черновыми расчётами корячиться — брат Комо, ты нам нужен! Уф! А как результаты набело переписывать и свою подпись ставить, так я сразу лишний! Тьфу!
Я аж умилился, слушая, как пыхтящий на лестнице рясофор живописует собственные муки и эгоизм своих старших коллег. Ах, люди, люди! Что дома, что здесь, в Пестроте — вот тебе яйцо в фас, а вот в профиль, узнаёшь? На родине всё это обставлялось чуток поизящнее, проявляясь в том, чья фамилия будет стоять в заголовке первой, чья третьей, а чья вообще не будет упомянута, даже в примечаниях на триста лохматой странице. Но суть испокон веку одна. Труд интеллектуальный уже потому является трудом, что его результаты могут быть присвоены не хуже прочих.
Вот и брат Комо, принадлежащий наряду со старшим братом Пилленом и другими братьями к славной когорте умников из Гильдии Хронистов, по старому договору с таррами Черноречья обслуживающей библиотеки и общие архивы аристократического семейства, если верить словам рясофора, сутки напролёт вкалывал за семерых, как цуцик. Но вместо заслуженных наград получал лишь плюхи в трёхкратном размере.
Впору посочувствовать, если бы я понимал не хуже Видящего: этот вот притесняемый, эксплуатируемый и шпыняемый, в свой черёд добравшись до высоких чинов, сам с удовольствием примется притеснять, эксплуатировать и шпынять пришедший ему на смену молодняк. Аргументация тоже новизной не блещет. "Мы страдали, теперь их очередь"...
Круговорот дерьма в природе, никуда не денешься.
Делать в общем архиве мне было нечего. Сидеть над сведением хронологических таблиц и вычерчиванием генеалогических деревьев я не собирался, отвечать на вопросы старших братьев бедняжки Комо в мои намерения тоже не входило. Поэтому перед дверьми, ведущими в библиотеку, я ловко водрузил взятые было кувшины обратно на поднос и двинулся своей дорогой.
Моей целью были расположенные не так уж далеко личные покои те-арра Сейвела. Как я знал благодаря погружению в Глубину, мой (тьфу!) господин находился дома и работал с бумагами.
Однако добраться до Сейвела я не успел. Из бокового прохода, как чёртик из табакерки, выскочил уже знакомый мне тип, Беркут. И ласково поинтересовался:
— Ты куда собрался, Капрал?
— Спросить у те-арра, чем я могу ему послужить.
— Ну, считай, что он тебе отвечает — моими устами. Иди за мной.
"А всё ж таки интересно: кто и как за мной следил? Да ещё настолько ловко и незаметно...
Неужто действительно Видящего припрягли? Да нет, много чести. Наверняка обошлись магией. Чего проще: взять образец крови да сделать амулет-индикатор даже я смогу".
Следуя по пятам за Беркутом, я оказался на тренировочном плацу. Даже невооружённому взгляду очевидно, что к обучению бойцов в Черноречье относятся серьёзно до кровавого пота. Не меньше полусотни людей, пятеро снарзов и пара храст изображала индивидуальную работу вне строя. Чуть дальше младший комсостав гонял молодняк по полосе препятствий, а на вытоптанной до каменной твёрдости площадке то расходились, то с трескучим грохотом сталкивались снова два строя одоспешенных солдат. По команде инструктора взлетали и впивались в мишени стрелы. Ещё дальше, за стеной магического полога, не пропускавшей звуки, что-то посвёркивало.
Туда-то мы и направились.
...я тут недавно поминал способности боевых целителей. Так вот: субъект, к которому меня привёл Беркут и носивший, как следовало из их диалога, прозвище Кремень, был таким боевым целителем, что хоть сразу в землю зарывайся. Ростом он мало уступал здоровякам-храст, плечи его были шире моих — без преувеличений! — вдвое. За вычетом напоминающих семейники шортов, одежды эта живая гора не носила вовсе, и потому можно было вдоволь налюбоваться на покрывающие тело Кремня щитки наращённой роговой брони и узор отливающих сталью чешуй, надёжно защищающих то, чего не прикрывала броня. Обувью Кремень тоже пренебрегал. А ступал ловко, беззвучно, словно перетекая из одного положения тела в другое, создавая впечатление попросту жуткое. Как воплощённый демон.
Пульсирующей в нём эши хватило бы на два десятка тренированных бойцов — но вряд ли нашёлся бы сумасшедший вампир, который решился бы разинуть свои клыки на это богатство.
Во всяком случае, если бы я был вынужден атаковать Кремня, я бы забыл про Двойника и до последнего гвоздил живую гору дальнобойной магией, отчаянно надеясь, что моя способность наносить ему ущерб хотя бы немного перекрывает его способности к регенерации. Но вряд ли, вряд ли. Успешно морфировать в ТАКОЕ человек может не раньше, чем на второй сотне лет весьма интенсивного обучения. Скорее даже на третьей. Так что я рядом с ним — щенок.
— Проверить? Этого? — голос у Кремня оказался неожиданно музыкальным и негромким. Впрочем, при нужде он наверняка мог рявкнуть так, что звуковой волной собеседника (или врага) сшибло бы с ног. Объём лёгких позволял.
— Именно этого. По максимуму.
— Думаешь, он достаточно силён для Лезвия Мороков? — удивился целитель.
— Он несёт в себе полноценного Двойника. Так что...
— Да? О! Теперь вижу. Хорошо, дружище, рискнём. Надеюсь, если он загнётся, милорд не предъявит нам претензий?
