Белое и чёрное

Преследование длилось почти неделю, поэтому на вторую часть битвы, когда степная армия громила спешащих на помощь баганцев, Джэбэ не успел. Лишь потом он узнал, что с упорством цеплявшихся за "священные заветы предков" баганцев резали словно скот: хорошие в родных джунглях пращники оказались бессильны против луков, а не менявшиеся столетия джонки — против хищных драккаров варягов и когов[11] "свободных капитанов" с Солнечных островов. Берег покраснел от крови, а море — почернело от тел.

После бойни на побережье судьба "объединителя мира" была предрешена: когда Джучи подошёл к столице, дарга-батору поднесли выкуп — пять бочек золота и головы "расширителя земель" и его семьи. Взамен Пархэ получало мир и гарантии со стороны Степи, что в течение следующих десяти лет границы княжества останутся неизменны — степняки были заинтересован в сохранении статус-кво. И хотя последний пункт договора вызвал недовольство со стороны князей, выступивших на стороне орков, жаловаться они не решились. Война закончилась.

[1] Ван — титул правителей государств и княжеств в Китае и Корее в древности и средние века.

[2] Квангэтхо (корейское) — Расширитель земель. Титул под которым в историю вошёл князь, первым объединившим отдельные царства в единую Корею.

[3] Виллан (позднелат. villani, от лат. villa — усадьба, поместье) — категории феодально-зависимого крестьянства в странах Западной Европы в средние века.

[4] Джучи (монг) — нежданный гость. В истории это имя носил старший сын Чингис-хана — один из лучших полководцев армии монголов.

[5] Монгольское дарга (начальник) и батор (богатырь). Здесь — полководец, глава армии.

[6] Ачжосси (корейское) — уважительное обращение к мужчине, который намного старше по возрасту. Также может иметь значение в зависимости от ситуации "господин".

[7] Маркита́нты (немецкое Marketender, от итальянского mercatante — торговец) — мелкие торговцы, сопровождавшие войска в походах в европейских армиях (особенно французской).

[8] Тумен или тумэн (монгольское) — высшая организационно-тактическая единица монголского войска в 12-14 вв. численностью 10 тыс. воинов; подразделялся на тысячи, а они — на сотни и десятки; возглавлялся темником.

[9] Яса (монгольское)— наказ или закон, а также налог, подать. Уложения Чингисхана, определявшие правила поведения в войске и на территории империи Чингизидов.

[10] Т. е. повинностей, которые раскладывались бы на личность, а не на земельный надел крестьянина.

[11] Ког — высокобортное судно с прямыми фор— и ахтерштевнями и одной палубой, распространился в XIII — XV веках на севере Европы. Ког нес одну мачту с прямым парусом. Пространство под кормовым помостом зашивалось с бортов. Отличительной чертой кога был навесной руль.

Глава 12

Весь город в серебряном блеске

От бледно-серебряных крыш, -

А там, на ее занавеске,

Повисла Летучая Мышь.

Мерцает неслышно лампада,

Белеет открытая грудь...

Все небо мне шепчет: "Не надо",

Но Мышь повторяет: "Забудь!"

Снова был май, и снова он вступал в белоснежные стены Хэнтей-Батора. Внешне Джэбэ повзрослел всего на год, но в душе стал много старше — война заставляет расти быстро. И въезжал он сегодня не одиноким гонцом, а вместе с войском, заслуженным воином, отмеченным косицей из хвоста яка. Городу же было всё равно — его стены и дома за свою жизнь видели немало таких молодых людей. И готовы были увидеть ещё больше.

День прибытия прошёл в хлопотах — ещё в дороге тёмник выбрал Джэбэ одним из помощников. И если простые воины, и даже десятники с сотниками сразу же могли спокойно располагаться на заслуженный отдых, то порученцы вынуждены были носиться по всему городу: появление такого большого отряда сразу же требовало решить огромное количество проблем. Джэбэ обошёл столицу раз десять или пятнадцать, увидел немало старых знакомых — но для всех времени хватало только на то, чтобы поздороваться и бежать дальше.

Лишь когда день начал клониться к закату, Джэбэ удалось добраться до комнат, которые ему отвели под жильё. К офицерским казармам он подходил, собираясь рухнуть в постель и дать роздых усталым ногам. Сбыться этим мечтам было не суждено — в комнате его ждал пожилой кряжистый варяг.

— Себьёрн, — представился тот. И, показав пайцзу со знаком Великого Хана, приказал следовать за собой.

Мужчины торопливо пересекли центр города и углубились в переплетение небольших улочек за Рыночной площадью. Было довольно темно и дорогу освещали лишь висящие перед входными дверями домов светильники, призванные отпугивает всё нехорошее, что гость случайно может привести за собой. Но света такие лампы давали мало, а фонарь варяг почему-то зажигать не хотел. А без этого знаки кланов и прочие поясняющие символы на стенах и оградах в подступающих сумерках разобрать было довольно трудно, и искал Себьёрн нужное место довольно долго: темнота успела окончательно укутать город.

Наконец, отыскав подходящий дом, спутники пересекли крохотный дворик и вошли внутрь. В длинной прихожей-коридоре их встретил рослый воин в дели из простого полотна, без украшений и знаков. Увидев лицо Себьёрна, он не проронил ни слова — только махнул рукой в сторону одного из дверных проёмов и встал таким образом, чтобы не увидеть лицо Джэбэ, шедшего следом. Себьёрн также молча кивнул и двинулся в указанном направлении.

За входной занавесью оказалась небольшая пустая комната, на полу которой были расстелены три кошмы, а в центре стоял тускло горящий керосиновый светильник. На дальней, боком к двери, сидел пожилой мужчина, чья внешность молодому воину показалась смутно знакомой — но вспомнить мешали полумрак, царивший в комнате, да прыгающие тени неверного света. Услышав, как вошли Себьёрн и его спутник, мужчина прибавил в лампе огонь и развернулся к гостям. Джэбэ мысленно ахнул: яркий свет высветил лицо, которое в Степи, наверное, знала даже самая ничтожная мышь — перед ними сидел сам Великий Хан! Но воин должен уметь владеть собой, поэтому на лице удивление не отразилось. Субудей же помедлил несколько секунд и сказал:

— Неплохо. Только руки должны быть твёрже — они всё-таки дрогнули, показав удивление, — и, не обращая внимания на лёгкий румянец, проступивший на щеках Джэбэ, жестом приказал обоим садиться.

Едва все сели, как Субудей вдруг обратился к молодому сотнику каким-то мягким и сладким голосом:

— Наслышан про твои успехи. Очень наслышан. Если бы не твой рейд — неизвестно, как повернулось бы сражение. Думаю, ты заслужил большего, чем одна косица. Вот, возьми, — он достал откуда-то из складок одежды пайцзу из цзуна, которую положил перед молодым сотником. Как бы приглашая взять её себе.

Джэбэ вдруг почувствовал, словно внутри натягивается струна. И с каждым мгновением всё сильнее, угрожающе звеня и приготовившись лопнуть. Про владыку Степи не зря говорили без похвальбы, что тот способен узреть спрятанное на два роста под землёй. И не знать, кто именно спас полусотню Великий Хан не мог — в этом Джэбэ был уверен. Потому молодой воин не стал торопиться. Конечно, услышать такие слова лестно... и возможности получить личную пайцзу в двадцать шесть удостаиваются немногие. Но взять её — значит согласиться, что готов выполнить дело, которое потребует Великий Хан. А вот если не сможешь... отказ повредит куда меньше. Джэбэ склонил голову и ровным тоном спросил:

— Я рад, что Великий Хан высоко оценивает своего нукера. И готов выполнить любой приказ. Но перед тем как принять столь высокий знак ответственности, прошу рассказать мне, что требуется владыке? Дабы, если моих сил будут недостаточно — попросить передать дело в руки более достойного.

Субудей усмехнулся, сверкнув клыками. И уже нормальным тоном, в котором привычно зазвучали властные нотки, произнёс:

— Одобряю твой выбор, Себьёрн, — и резко перевёл взгляд на Джэбэ. — Годишься. Ты слышал про посольство на Солнечные острова?

Джэбэ утвердительно кивнул:

— Да. Об этом говорят в городе.

— Хорошо. Я не жду ничего необычного — простое подтверждение договора, как и каждые пятнадцать лет. Ерден переговорщик опытный, да и на островах бывал не раз... — Субудей поджал губы. — Меня что-то тревожит. Вторым по старшинству будет Себьёрн, человек тоже бывалый — но этого мало. Слишком многие знают, кто сможет прийти на смену Ердену. Мы решили, что стоит иметь неприметного человека, способного, если понадобится, временно заменить посла. Есть несколько вариантов — но случайно ввести в охрану удобнее всего тебя.

Молодой нукер утвердительно склонил голову, показывая, что понял и принимает наказ своего господина. К молодому сотнику присматриваться не будут, а то, что он неплохо владеет языком, разбирается в обычаях Солнечных островов и почти два года сам был переговорщиком — в столице никто не знает. Не медля, Джэбэ взял пайцзу и проколол кинжалом палец: когда на пластину попадёт его кровь, символ власти узнает хозяина. А в чужих руках останется пустым куском металла.

Едва красная капля впиталась тёмно-серую поверхность, как одна из сторон на мгновение вспыхнула тёплым желтым светом, и на ней проступил знак Великого Хана. Но следом появились знаки остальных Старших! Теперь Джэбэ возгласа изумления сдержать не смог: он стал не просто рукой Великого Хана: теперь его Слово — это Слово всей Степи!

Субудей словно не обратил на состояние молодого нукера никакого внимания. Он хлопнул ладонями и торжественно произнёс:

— Волей моей и властью Старшего совета! Стань взором нашим и словом нашим, а когда настанет час — дланью нашей, карающей и милующей, — после чего уже деловым тоном продолжил. — О твоём истинном статусе будет знать только Себьёрн. Он же и объяснит тебе подробности. Для всех остальных ты ­ — десятник охраны посла.

Едва Субудей умолк, как варяг, получив разрешающий кивок, начал пояснять детали:

— Через два дня в родительский дом возвращается Альвхильд — вместе с остальными выпускниками "Ледяной обители". Ты вхож в семью Фридгейров, поэтому никого не удивит, что вместе с братом встречать её поедешь и ты. Там влюбишься и начнёшь за девушкой ухаживать. Тем более, что как нукер Великого Хана и сотник ты вполне можешь просить руки дочери ярла. Когда заболеет младший целитель посольства и вместо него на Солнечные острова отправится Альвхильд — никого не удивит, что ты попросишься вслед за ней. По статусу чин сотника равен десятнику посольской стражи, поэтому благоволящий тебе ярл Торбьёрн легко поможет устроиться в охрану...

— Сейчас Себьёрн проводит тебя к Фридгейрам, — прервал вдруг Великий хан, — там и договоритесь о деталях. Ярл и Альвхильд уже знают и дали согласие, — и Субудей махнул рукой в сторону двери, показывая, что ночь коротка и следует поторопиться. Когда Джэбэ и Себьёрн уже выходили, молодому воину послышалось, что Великий хан сказал себе под нос что-то вроде: "Удачный выбор, Себьёрн... И очень вовремя", — но не придал этому значения.

В доме Фридгейров Джэбэ встретил сам ярл, Глоди... и Альвхильд! С последней встречи она не просто стала старше, а угловатые линии подростка скруглились. Теперь перед Джэбэ стояла рослая, с широким и гордым разворотом плеч, высокой полной грудью и изящной талией красавица. Волна волос червонного золота струилась по всей спине, закручиваясь в пышные кольца, и словно подчёркивала опалово-молочную кожу.

— Вильде, ты великолепна! Будь передо мной кто другой, — он весело подмигнул, — я обязательно бы приударил!

Девушка смущённо заалела от комплимента, а потом с радостным визгом кинулась Джэбэ на шею.

— А со мной поздороваться не хочешь? — раздался из угла голос Глоди. — Сестрёнка, не удуши его. Оставь и мне немного, — и, отстранив Альвхильд, крепко обнял друга. — Добро пожаловать, брат!

Джэбэ, который не видел Глоди с самого выпуска, смотрел на друга с удивлением. Да, за прошедшие годы побратим тоже очень изменился. Если Альвхильд скорее пошла в альвскую родню матери и до сих пор выглядела как семнадцатилетняя девочка, то Глоди был вылитый отец: такой же медведь с пшеничными бородой и косами. Разве что нет седины, да меньше лент Вотана. С удивлением Джэбэ рассматривал ленты, в косе Доннара: да, побратим теперь стал весьма известен в Круге знаний.

Восторги и обмен новостями длились полночи, и лишь потом все трое с азартом начали обсуждать детали — словно и не утекло много лет, и опять они готовят какую-то проказу. А ярл Торбьёрн смотрел на сидящих рядом Джэбэ и Альвхильд, и с грустью думал, что не отказался бы от такого зятя и взаправду. Увы — эти двое всегда относились друг к другу как брат и сестра, а Торбьёрн всегда принимал Джэбэ как ещё одного сына. А жаль...

Глава 13

Трудно дело птицелова:

Заучи повадки птичьи,

Помни время перелетов,

Разным посвистом свисти.

И вытаскивает Дидель

Из котомки заповедной

Три манка — и каждой птице

Посвящает он манок.

Велик и неизменен океан, неторопливым рокотом несущий свои пенные воды от северных льдов до южных джунглей. Словно сама вечность решила принять форму, чтобы стать мерой всего уже случившегося и только предначертанного — и возникла хрустальная гладь без конца и без начала. С шумом и фырканьем плещутся киты и дельфины, белогрудые чайки молнией носятся над синей и изумрудной глубиной, то окунаясь в лазурную волну, то взлетая высоко в прозрачное голубое небо. Но ни одно живое существо не может потревожить спокойствие сияющих вод: ни среди зелёной солёной пустыни, где в неизменности растворяется даже время, ни у побережья, где волны равномерно и неизбежно отсчитывают секунды и минуты.

Но вот ровный доселе берег поворачивает, и плывущая в безмятежности стайка дельфинов испуганно начинает пересвистываться, спеша как можно дальше уйти в море: за мысом воды залива кипят и бурлят от сотен кораблей и тысяч лодок, спешащих к причалам славного Сучжоу. Много веков назад повелел тогдашний правитель здесь, где великая река смешивается с водами Восточного океана и меняет оттенок своих вод от благородного жёлтого к тёмно-коричневому, построить порт. Нет уже давно ни того владыки, ни государства — а город тысячи мостов всё стоит, цепко держа в своих руках славу и имя некоронованной торговой столицы чосонских княжеств.

По всему побережью и далеко за его пределами известен Сучжоу. И мастерами, которые живут в своих кварталах, отделённых от остального города высокими стенами: чтобы остались секреты выделки самого тонкого фарфора и самого яркого шёлка скрыты от чужаков. И верфями, на которых можно построить любое судно по желанию и мошне заказчика — хоть паганскую джонку, хоть драккар варягов. И своими развлечениями: пестрят улицы и площади яркими балахонами комедиантов да разноцветными кофтами уличных жонглёров, факельщиков, плясунов. А дальше, в кварталах под белыми и серыми фонарями ждут ищущего удовольствий девушки и юноши, готовые исполнить любую мечту и утолить жажду желаний любого путника.

Ни на минуту не затихает город-порт. Вдоль глухих высоких заборов, отделяющих широкие улицы от дворов, снуют рикши и паланкины важных мандаринов[1], кричат о подаянии сидящие на перекрёстках нищие, бегают мальчишки, на продажу везут в телегах и тащат в коробах свой товар ремесленники и крестьяне. Вот прошёл купец из Великой Степи: рослый и важный. Он плотно запахнул свой халат и, кажется, даже не глядит на нанятых в пригороде узкоглазых желтолицых носильщиков-чосонцев, которые колонной трудолюбивых муравьёв тащат вслед за ним нескончаемую вереницу тюков с товаром. А здесь кричит и хватается за меч оскорблённый дворянин-ханец — но тут же отпускает рукоять и, нацепив на лицо маску презрения к "сырым варварам", спешит прочь: к месту ссоры уже направляются стражники, и зачинщика могут лишить въезда в город. Впрочем, охранники порядка торопятся не сильно — знают, что первым остужать горячую голову задиры бросятся соседи. Слишком дорожат все жители и гости Сучжоу статусом нейтральной территории.