В кроне мэллорна располагался магистрат, а на стволе квартировались в чагах — если уж откровенно и невзирая на оформление — военные и милиционеры, комендатура там же. В корнях огромная площадь, по которой народ активно перемещался — отправляющиеся и прибывающие через комфортные кабины на принципах виастрипс. Противоположный сектор с прилегающими мэл-кедрами был закрыт под военные нужды, его ограничивала в том числе и свисающая с ветвей зеленая пелена, двумя гобеленами примыкающая к мэллорну, существовала целая почетная бригада тап-топий, растительных дизайнеров, еженедельно меняющих цветочный узор гигантских картин — из мелких бутонов издалека складывались фантастические пейзажи с живым сюжетом. По бокам секторы разбивались еще двумя выходящими наружу корнями так, что между плодовыми участками, где собирались богатые урожаи, размещались с одной стороны просторные термы с открытыми и закрытыми бассейнами и фонтанами, а с другой дивный парк. Свет Ра мистическим образом пропускался кроной, совершенно без рези глаз, освещая травы, кустарники, плодовые деревья и вообще пространство под километра на два распростершейся кроной, из которых сердцевина являлась самой густозастроенной, а последняя четверть вообще чисто прогулочная, с беседками, играющими роль малых огневых дотов. От ствола над площадью и примыкающими фермами тянулись широкие подвесные мосты — семь штук на разных ярусах, а с площади по стволу ввысь поднималась гармошкой магистраль, через первые две узловые площадки с мостами парно разветвляющаяся. И, конечно же, были лифты: как круглые платформы, скользящие вверх-вниз вдоль толстого зеленого ствола, покрытого хвоей, так и выделенные световыми столбами раздельные места для самостоятельного подъема или спуска.
Никаких свободных полетов — летать под сенью мэллорна разрешалось лишь великолепным травянистым шарам, как минимум служащим ночными светильниками. Никаких телепортаций и порталов, если ты не ниже графа, и то в мирное время — запрет для всех без разбора труднее обойти или взломать. Мша на короткие дистанции, чем длинее — тем выше сопротивление. Раз есть сопротивление, значит, есть его отслеживающие, не могут не быть при военном положении.
Как поступить? Варианты изобиловали положительными и отрицательными моментами. Я не столь высокого о себе мнения, чтобы пробираться незамеченным к нужному порогу, можно прибегнуть к помощи, и поднять сонм вопросов. Явиться в мэл-участок? Проваландают невесть сколько, на раз. Из раззоренных и разрушенных эолосов баронов с баронетами суммарно с местными сотни и тысячи в мажор-эолосе, фрэйграфов с вицеграфами десятки(!!!), небывалый процент на душу населения, где ло вынуждены выполнять непрестижную, так сказать, работу за пусть и привилегированных, но рабов, нынче полностью изъятых из эльфийских эолосов, разве что остались какие-нибудь каторжно-подобные паджусы, на которых не прекращается добыча полезных ископаемых или не останавливается вредное производство.
Гордое эльфийское общество переживает период острых перемен, когда вальяжное времяпрепровождение за мольбертами или соревнования в изящности поэзии и растеневодстве сменилось думами о хлебе насущном, когда в быту вместо животных вынужден окружать себя своими сородичами и пренебрегаемой ранее магией, что требует совсем иных ресурсов для удовлетворения привычных потребностей.
В минор-, мажор— и гранд-эолосах остро встала продовольственная проблема, поднялся квартирный вопрос, возникли перебои с нехватающей для всех водой, а молочная индустрия и вовсе сошла на нет — стада коров истреблены или перемерли, рабов не стало, а сами неумехи или нехочухи, да и не до сыров с мороженным и сливками. Подскочил и уровень преступности вместе с градусом общей озлобленности и нетерпимости вследствие стремительного погружения в конкуренцию за покоцаные блага. Княжеско-графские поместья, каэлес-эолосы, превратились в осажденные форты, вынужденные принимать к себе вассалов, которые подгорные жители небезуспешно уничтожают.
Мэлд-кольцо Акиулюни зияло прорехами. Где-то следы сражений, где-то молодняк. Мэл-деревья живут тысячи лет, однако всякое случается, поэтому среди сосен и ольхи по известной топиярусам схеме растут обычные кедры, из которых в случае чего и выращивают мел-деревья. Между огромными стволами стоят причудливые лапцистовые(*) дома, чья высота никогда не превышает половины обычного кедра, чьи изящные линии не повторить в камне, а так же коробки-паджу, в которых сейчас вместо рабов-людей ютятся эльфы. Вобщем, обычный лапидеурб, похожий на родной страми-эолос, со своими лужайками и улицами.
Тут и там разбросаны плотные группы из мэл-кедров — баронские родовые гнезда, ветви стебля. Три— четыре мэл-дерева переплетаются кронами, на которых располагаются потрясающей красоты дворцы, ограниченное стволами пространство огораживается, являясь частным парковым садом. Раскидистые кроны перемежаются с мноноствольными, как у мэл-кедра Люцайенги, на которых висят грозди квартир с менее чем десятью комнатами, охватывающими пару-тройку рядом растущих веток, встречаются и целиком, от основания до макушки, превращенные в жилые башни, приналежащие вайя или небогатым ветвям. На кронах моноствольных видов, над частными домами, располагаются как дворцы богатых, так и пансионаты, например, или небольшие элитарные школы.
Это страх, я боюсь своих сородичей, вот и поджилки уже трясуться. Мандраж в тяжелой степени, разъедающий доводы разума — скоро полдень, а я все еще притворяюсь ромашкой. Где-то в застенках испуга бьется мысль о важности и нужности легализации, о вливании в эльфийское общество, но как же противит растворяться в розовом говне! Йейль, так и до эльфофобии недалеко. Единение в новом свете выпятило связующее звено — Эн и Ли оба тяготились одиночеством, не осознавая, по-разному. Мы обрели друг друга, и вот на горизонте вновь замаячило одиночество. Я не трус, но я боюсь, и это все бредни перепуганного мальчишки, не понимающего свой вины во время переезда в отдельную комнату детского общежития — за что его изгоняют из родительского дома, а может, и вовсе отказываются?
Чем дольше сижу, тем плоше. От выпендрежа станет худо, сумасбродный путь лих и сулит лавину неприятностей — сомневаюсь в появлении у себя любви к многоходовым интригам или радости от войны со всем миром. Неужели Сверьялу отыграл спекталь еще и для меня? Для возвращения завел многотысячную компанию — типа на, смотри, сколько вокруг теперь светлых эльфов, какое разнообразие для общения с себе подобными, а не только куцые собеседники-духи, моллюски, рыбы, земноводные и теплокровные с водорослями и травами-кустарниками, раз уж и намек с феями пролился мимо четырех твоих ушей. На душе стало гадко. Друзья — осколки прошлого, следящие, вся полнота утрачена до поры, до времени.
Сижу, вкушая откат накатившего. К жмыху бы отрыгнул пилюлю горчащую, но все же катарсис... Она сидит. Она молчит. Она смотрит. Ее ржавая соломенно-коричневая шерсть в тон глазам, темное пятно на плоской морде придает взгляду угрюмость, граничущую с укоризной. Она гордый охотник, она ловит мышей и крыс, которым до яла потуги ловушек и яда, дай им продых — мэллорн сгрызут. Молниеносный прыжок — и вахта кошачья хрустящим обедом вершиться. А я все сижу и на кошку гляжу. Не ты так тебя — жизнь такова.
— Великия князья потому и сталкивают ветви деревьев якобы за место под Ра, а сами отсиживаются в тени, питаясь корневыми соками.
— Вы не боитесь казни за крамолу?
— А вы за впитанную истину?
— По окончании дела всех представят к орденам.
— И вы смертью храбрых сгинете в штольнях.
Воду на уши лили битое третьечасье в пародии на светское общение. Эскорт из пирамидального построения милицейской пальмы почетно отконвоировал мою пару последние полкилометра до ближайшего к злополучному парку-приюту участка, в оборот взяли на удивление быстро.
— Я ваше зеркало. Нравится?
— А вам смотреть на истязания кровника?
— Хотите экспрессметодами переплюнуть оркский счет с их нехилой форой?
— Время — движущееся подобие вечности(!!!).
— Вы не задумывались о том, кого и как приютили в охраняемом концлагере, кто пришел следом, за своей паствой, почему не затронуло эолос.
— Я начинаю сомневаться в вашем кровном родстве.
— Хм. Не прав — вы добиваетесь встречи с Ним. Понятно.
— Поделитесь соображениями?
— Давжогл узурпировал пъедестал, как еще реализовываться свои амбиции молодому дэю? Для надежности собрали в банке трех пауков, подобрав антураж, и поймали редкую удачу — к предыдущим одиночкам он не приходил. Но что-то у вас пошло не так, птичка сбёгла из клетки — не беда, заменим приманку, невпервой охотимся на сиятельных.
— Оригинальная интерпритация...
— Оу, так вас же играют в темную, подготовленная естественность действует обезоруживающе.
— Кстати, оцените наши познания в собственной анатомии.
— За все воздастся в посмертии. Клоака Азазвирона Бездны перемелет неродивые зерна, ведь время — движущееся подобие вечности. Когда начался процесс?
Мозг вскипал от экстраполирующего анализа, а кровь от реагентов. Они думают, что ясность ума — это их заслуга, идиоты. Я прочувствываю каждое отделение мышцы, которое сперва демонстрируют на Эне. Наши головы не трогают, зато к этому моменту то тело лишилось кожного покрова, грудная клетка была полностью вскрыта, а органы вынуты и разведены елико возможно без немедленной смерти, это тело не сильно отстало.
Меня вынуждают раскрыть главные козыри. Не важен кукловод, потому что их группа по интересам. Факт — я поуши замешан в божественных игрищах. Давжогл ненавидит эльфов, те отвечают тем же. Сверьялус наверняка конфликтует со старшим, раз вдруг стражи ему потребовались, а раз насолившие старшему эльфы уже списаны в расход, то отчего не урвать от них себе кусочек? И вот уже Сверьялус втянут в битву, и мается животом от несварения желудка из-за боком вылезающего куска — то есть мясо на крючке старого ловца. Они хотят восстановления моей памяти, пытаясь разрушить блоки условий, взломать не имеющий ключа замок.
Задействовать венок Зефир-Лейо? Круг знающих широк, в лесу не спрятаться от его хозяев, а на севере Кыграхо с краснокожими, а на западе Гидандраго с гномами, а вокруг Цилиябарх с многочисленными гоблинскими топями, покрывающимися зимою льдом, и все хотят отобрать жизнь эльфа — двух для их жалких умишков. Теперь я знаю, что на Глорасе несколько континентов — оказалось достаточно сопоставить пятна на обитаемом Рухме и деление Арездайн-Глорас. Сообщаются ли эльфы как вода в сосудах? Наверняка владыки вкурсе, или я ничего не понимаю в астрале, вместе со всеми здешними учащимися по распространенным повсеместно учебникам. Видя отношение "родных" эльфов ко всем остальным расам, то и на других материках не будет мне покоя. Забиться в райскую клеть Сверьялуса? Бросить вызов судьбе и удаче, переплывая великие океаны и чудом минуя при этом омывающие Арездайн сверхскоростные течения? Вернуть память и превратиться в архидемона из преисподней Азазвирона, любящего токмо себя, воюющего со всеми и вся, вечно? Или в какого-ниудь сошедшего с ума параноидального Бога, жаждущего жить любой ценой?
Лис. Ответ во мне самом — действовать хитро. Не получается с одной стороны — зайдем с другой.
— Как мелко вы мстите за своего отца, любезный.
— А кто же был вашим отцом?
— Вас устроит ответ — мертв?
— Оу, никак прогресс налицо?
— Я Лионэль, мой отец — Асколь Ораттаэ со`Итеншо тер`Зецу.
— Занятно, не лжете.
— Мелкой сошке не соизволили сообщать новости с других материков?
— Вы продолжайте, продолжайте. Вопросов было задано много.
— Как вы знаете, на месте его вотчины, Ашчата на Угэреже, зияет рана — там выходит пена кипящей крови земли, вызывая судороги на всем Глорасе, включая его материковую родину Омманэнс на Имриксе. Я не ведаю, что он сделал с моей кровью, союз с эльфом по имени Наэнлоис Каманлис, лист ол-Ранратакод из ветви Каесиус`Фестука стебля Пикэа Пандженс ствола Ок`Сеэнль древа Оккидентали, изменил нас обоих. Гипотетичны все предположения относительно действий Чародея-отца со мной, факт в том, что после его смерти я оказался здесь, у меня нет памяти — я уже говорил, что лишен ее. Если вы понимаете разницу между лишен и лишился, то зачем все это?
— Как вы узнали указанные подробности?
— Со мной на эту тему беседовал Сверьялус.
— Этот Асколь ваш родной отец?
— Эм, больше ничего не знаю, сколько не пытайте. Вы обещали прекратить и отпустить...
— Живым вы сообщили прискорбно мало, мертвые говорят охотнее, не юлят.
— А Наэнлиона зачем убивать?
— Сами делайте выводы.
Эн, крепись! Эн, милый, любимый... Мы одно! Мы — Лис! Эн, Ли ведь жив, не бойся. Эн! Это бесценнейший урок биологии, раздел анатомия эльфов. Эн... орки не пользуют зеркала. Эн, я же держусь, а мы едины... Вспомни головастиков, Эн... Я сдюжу! Я помню оркских наставников, теперь пришел черед эльфийских... Я все-все запомнил для анализа, наука впрок. Я — Лис, надсущность Эн и Ли. Они — благо, я понял, как сложить верусациёс и верусвизио, я использую дивусвизио(*).
— Лист оло-Солярис должен был просто отметиться в управе, все прочее — ваша самодеятельность.
— А вы крепки, уважаю. Вот что делает оркский плен, впечатлен.
— Кадавр из недозревшего слаб, верно?
— Хм, похвальное хладнокровие.
— Ордена за самоуправство не дают, ловец дутых шпионов, жаждущий заполучить нам дареное.
— Поразительно! Иногда достаточно простого намека...
— Вы обязаны титулованных особ по виастирпсу отправлять в центральное управление, на мэллорн, полномочия при задержании не распространяются дальше добровольных показаний, арест в ведении магистратуры. Ваш отец дейстсвовал тоньше, чужими руками.
— Вы же прекрасный ментат, неужели не видете перспективу?
— О, ваши лаборанты-кадавры совершенны. Вы с демонами сношаетесь...
— Занятно слышать такое от оркского скортатора.
— Ясно, балуетесь некромантией и демонологией с незапамятных времен, поднаторели до облектоев, продавая души, клепая биандров и кадавров. Какое познавательное знакомство...
— Восхитительно! Мне даже жаль прекращать нашу беседу.
— Вы прощаетесь?
— Охо-хо! Конечно да! Я вас давно не держу, а вы все не уходите.
— Что ж, быть посему — прощайте!..
Ты не хотел уговариваться, мэл-кедр — груда мяса не транспортабельна. Мне пришлось отключиться из-за вспышки регенерации, возвращая костям и мясу сознание в полноценном виде, в этот сплошной комок оголенных нервов. Мне пришлось на волне агонии ворваться в заживо гниющего изнутри эльфа, явив головной обруч. Мне пришлось еще и в тебе растворяться, почетный некогда эльф. Зато ты, мэл-кедр, до капли разделил со мною всю боль, от коей отворачивался — ты умирал в экстазе, ты паразитические цисторисы, свои раковые опухоли, воспринимаешь наркотиком счастья, отдавая им себя. Ты понимаешь творимый беспредел, мэл-кедр, но дереву как бы до фени проблемы использующих его животных, дерево должно радоваться появлению на небе Ра, дерево гордо приставкой мэл. А ведь ты из Кедрус`Центаурея, на тебе брат сдавал экзамен по анатомии. О, проняло, да? Разница в химии, залитой в кровь, вся твоя спесь — лишь концентрированный наркотик безграничного счастья. Ты был инфантильным ничтожеством. И заметь — ты сам все выудил из памяти братца, я — временный мост. Оу, тебе больно? Ну прости, мэл-кедр, прости зайчонок, ты посчитал меня неэстетичным и недостойным, а оказалось — отражение. Ты огромно, растение, я сохранил ясность сознания, растворившись в тебе на тот миг, что требовался для восстановления до считанного тобою порога боли, спасибо. Благодарю и за угрозу отправки всем твоего нового знания боли — я обязательно присовокуплю к ней и твое проклятье. Оу, ты говоришь о мести? Или ты хочешь смерти? Но тебе место в Бездне, и твой братец, как раз, любезно приготовил шикарный демонический круг. Одна радость — твое место в этом теле займет полноценный демон. Как мне не противно думать о таком, но я тоже хочу преподать урок, именно урок, кто бы что не мыслил, хех, официальная же версия — с ума сынок сошел, какой и от чего уже второстепенно.
