Мастер теней (2 книга, завершено)

Десять тысяч раз Рональд проклял бабку, отдавшую его в рабство "старому другу" и в завещании велевшую во что бы то ни стало вернуть себе "Аспекты химеристики", главное сокровище рода Бастерхази. Рональд наплевал бы на ее завещание, если бы эти "Аспекты" не были бы так нужны Пауку. Если бы Паук не проводил с книгой дни напролет, год за годом, пытаясь что-то такое в ней вычитать. Если бы однажды, на сорок втором году обучения, Паука не вырвали из постели и не отвели к Императору под стражей, так что он не успел как следует запереть лабораторию. Если бы Рональду не хватило наглости в эту лабораторию влезть. Если бы Ссеубех не заговорил с ним тогда и не предложил помочь сбежать от учителя. Если бы Рональд не насобачился подделывать старинные фолианты — Паук не гнушался красть книги из библиотеки Конвента и подменять копиями, вечная благодарность ему за науку. Если бы не освободилось так вовремя место придворного мага Валанты. Если бы Пауку не встряло поспорить с Парьеном и вытребовать эту должность для темного, во имя Равновесия, справедливости и паучьей вредности, а заодно паучьего любопытства к обстоятельствам смерти предыдущего придворного мага. Если бы Паук хоть на миг заподозрил, что "дубина" Рональд вовсе не такая дубина и вполне может выпутаться из императивов повиновения, и что у него вполне хватит ума не высовываться из Валанты, где обожаемый учитель не может снова наложить на него лапу — Конвент позаботился о неприкосновенности своих представителей. Если бы... Если бы! Но Рональду везло, как должно везти истинному шеру, желающему лишь одного, данного всем шерам от рождения: свободы! Сначала — от Паука, а затем — от Ургаша.

Правда, Паук пока лишь догадывался, что Рональд роет носом землю не ради паучьего блага. Признаваться в "измене" учителю Рональд не собирался, его не убудет раз в полгода облизать паучью задницу и выслушать, какой он придурок, что до сих пор не принес Пауку на блюдечке ни Линзы, ни Глаза Ургаша, ни хотя бы сумрачной девчонки. А про Ссеубеха Паук не догадался до сих пор: дохлый некромант полвека притворялся обыкновенной книгой, не меняя ни буквы, ни пятнышка на страницах, позволяя жечь себя кислотой и огнем, травить зельями и топить в воде, даже пожертвовал собственную кожу — обложку — чтобы подделка пахла как прежде.

Стойкость некроманта вызывала в Рональде искреннее уважение. Полвека сопротивляться Пауку, не имея возможности даже спрятаться — вот настоящий подвиг, нечета какому-то там объединению Империи.

* * *

"Если у нас получится с Линзой, сделаешь мне хорошее молодое тело. Что, не умеешь? Научишься".

Рассказывать до приезда на место, как можно активировать чужую, мертвую уже шесть веков Линзу, Ссеубех отказался. Настаивать Рональд не стал. Уж если дохляк пять десятков лет казал шисовы хвосты самому Пауку, надеяться выпытать из него то, что он не хочет говорить, смешно. И хорошо, что не рассказал. Знай он заранее, что предложит полоумный некромант, ни за что бы не поехал. И не полез бы в разлом, и не искупался бы в первородном Огне, не нашел бы Руку Глупца, и не открыл несколько весьма своеобразных и многообещающих методик — все же бабка не зря завещала вернуть кровное имущество, подло вымороченое Пауком.

Испытание еще одной из новых методик, он решил провести прямо сейчас. Методика обещала сохранить за ним безопасное место придворного мага еще лет на двадцать. Ни Дукрист, ни Шуалейда не заподозрили подвоха со связью. Значит, не заметят и нарушения Первого Закона Империи: принцип работы со стихиями тот же. Рискованно пытаться обойти королевский оберег, Канцелярию с Конвентом и сводить с ума коронованного короля? Еще бы. Но не более рискованно, чем полсотни лет изображать из себя самого тупого и верного из всех паучат.

— Приступим, патрон? — прошелестел Ссеубех, раскрываясь на середине. — Классический сглаз, выполненный настоящим профессионалом, может обнаружить только профессионал более высокого уровня. Снять — тем более. А я, скажу без ложной скромности, из ныне живущих — лучший. А из ныне немертвых и подавно, хе-хе.

Рональд поморщился. Иногда Ссеубех слишком походил на Тхемши. Один народец — цуаньцы. Мелкие, скользкие узкоглазые проходимцы.

— Читайте, патрон, — перешел на деловой тон некромант. — Вашего участия все равно никто не докажет. Мы, не совсем живые, перебиваем запах любой ищейке.

— Заткнись и не мешай.

Ссеубех послушно замер. Если бы у него были губы, наверняка они бы сейчас подхалимски улыбались. Но и так он умудрялся страницами выказывать униженное почтение к сильному. Гнусность, но правильная гнусность. Не позволяет забыть о том, что никому нельзя доверять, даже собственному имуществу.

— Морок и подлость, слабость и муть, глупость с тоскою окрасят твой путь, куда б ты не шел, не летел и не плыл, себя ты, Суардис, сегодня забыл, — прочитал Рональд кривые детские стишки.

Видимый эфир не колыхнулся, ни одна сторожевая нить, оплетающая спящего короля, не дрогнула. Только Рука Глупца на алтаре Хисса запульсировала чуть быстрее, померещился запах старой мертвечины, а луна, сквозь ветви эвкалипта заглянувшая в окно, подмигнула: правильным путем идешь, сын ночи.

— Тьфу ты, проклятая кровь! — выругался Рональд, стряхивая наваждение. — Ну и дрянь.

Он подозрительно посмотрел на некроманта, размышляя, а не мог тот провернуть финт с проклятием с ним?

— Не мог, — с явным сожалением прошелестел тот. — Если б мог...

Ссеубех захлопнулся и со свистом вылетел прочь из кабинета.

"Все равно не верю. Где подвох? — Рональд подошел к окну и посмотрел на почти полную луну. — Ведь все просчитано. У меня полтора месяца. Дукристу добираться из Хмирны до Фьонадири дней сорок, не меньше, а там еще неделя до Суарда. За месяц мальчишка Кейран превратится в полоумную тряпку, сумрачная ничего не сможет сделать. Парьен им тоже не поможет. Если только настоятель Халрик вмешается... но Двуединым нет дела до таких мелочей. Так что способно мне помешать?"

Луна не отвечала, лишь скептически подмигивала, словно круглый желтый глаз, обрамленный острыми треугольниками черных листьев. На миг показалось, что луна покраснела, а листья выстроились вокруг правильной шестиконечной звездой.

"Мой", — усмехнулся Глаз Ургаша и снова пожелтел.

"Пора спать. Тоже еще, ночной злодей", — пробормотал Рональд и, захлопнув окно, пошел наверх.

Глава 8. Светская жизнь сумрачной колдуньи

Шуалейда

436 год, 15 день Журавлей (спустя месяц после смерти короля)

Роель Суардис

"Алое, бирюзовое. Бирюзовое или алое?.. Ширхаб задери этот бал, этого посла и эту регентшу!"

Стоя посреди спальни, Шуалейда смотрела на принесенные фрейлинами платья, но видела издевательскую улыбку Ристаны и пронизывающие Роель Суардис черно-ало-лиловые щупальца.

Настроение было совсем не бальное. Скоро месяц, как в королевских покоях поселилась тоска: мутная, словно морок, въедливая и всепроникающая. Со смертью отца умерло все — свет, радость и надежда. С каждым днем становилось хуже. Даже когда хоронили отца, Кей держался, как подобает королю. А последнее время она не узнавала брата, как не узнала бы в гнилом пне зеленый клен. Кей вел себя, словно избалованный ребенок, то отчаянно тосковал, то устраивал шумные кутежи. По дворцу расползались слухи, мол, король повредился рассудком от горя, а может, заразился от сестры — столько лет рядом с полоумной сумрачной колдуньей ни для кого не пройдут даром.

Если бы Шу не проверила двадцать раз Кейрана, слуг, стены, одежду, деревья и фонтаны в королевском парке на следы темной магии, она бы сказала: короля прокляли. Кто-то — не сложно догадаться, кто именно — нарушил Первый Закон Империи, запрещающий любое, кроме целительского, магическое воздействие на коронованную особу под страхом лишения дара и вечного изгнания. Но... ни единой ниточки, ни единого следа. Только тоска и навязчивый запах мертвечины — словно во дворце завелся вурдалак.

"Какие вурдалаки, Ваше Высочество? — посмеялся Бастерхази неделю назад, застав Шуалейду осматривающей заброшенный еще до основания Империи пыточный подвал. — Вы странно реагируете на смерть. Пора бы и привыкнуть. Кстати, вас не очень беспокоит расщепление личности? Сумрак, знаете ли, весьма коварен. Если вам потребуется сизая плесень для успокоительной настойки, рекомендую брать её именно здесь..."

Последующую лекцию об условиях произрастания особо ценных видов махровой плесени и лечебных свойствах подвальных мокриц Шуалейда пропустила мимо ушей, занятая скрупулезным изучением ауры Бастерхази. Увы, совершенно бесполезным — никакой связи с запахом мертвечины, ни единой ниточки к Кею она не нашла.

"Ну, убедились? — снова рассмеялся Бастерхази. — Если желаете, приходите в башню Рассвета. Можете осмотреть все, включая мою постель. Уверен, найдете много интересного, Ваше Высочество".

"Очень любезно со стороны Вашей Темности. Но я, пожалуй, не буду злоупотреблять вашей добротой".

Еле сдерживая желание высказать все, что думает о предложении и самом Рональде простыми солдатскими словами, Шу присела в реверансе и сбежала. Разговор с Бастерхази отбил всякое желание обращаться за помощью к главе Конвента: что она могла сказать Парьену? Что подозревает Бастерхази, но кроме брата, не похожего на самого себя, ничего предъявить не может? Смешно, когда шера-дуо жалуется на сглаз и порчу, как селянка, у которой корова гнилой воды напилась. Или хуже того, Парьен убедится, что она безумна — Конвент и так держит ее под наблюдением, не отсылает в монастырь только потому, что Дайм поручился за нее. Вот если бы Дайм был рядом... если бы он хоть вышел на связь... хоть бы письмо прислал! С ним можно посоветоваться, он не станет смеяться над глупыми девчачьими страхами.

До боли сжав кулаки, Шу заставила себя вылезти из болота сожалений и взглянула на платья внимательнее. Оба — изысканные, роскошные, сшитые лучшей портнихой.

"Ненавижу! Веселиться в первый же день по окончании глубокого траура!"

Шу остановила взгляд на алом платье. Губы её скривились в усмешке: пусть Ристана объясняется с послом насчет траура младшей сестры!

— Вашему Высочеству так идет алый, — вклинился нежный, почти детский голосок.

Вздрогнув, Шу глянула на пышную, как пуховая подушка, с наивными коровьими глазами фрейлину. Младшая дочь графа Свандера появилась во дворце на следующий же день после того, как Ристана облачилась в регентскую перевязь, а любимая фрейлина Шуалейды получила приказ Совета покинуть столицу. Когда Шу наотрез отказалась пускать на порог дочь предателя Свандера, регентша пригрозила, что остальные фрейлины немедленно последуют за маркизой Кардалонской. Увы, по закону Ристана имела полное право распоряжаться свитой брата и сестры и всей их жизнью — до совершеннолетия Шуалейде оставалось больше полугода, а Кею — целых два. Счастье еще, что закон не позволял выдать шеру-дуо замуж против ее воли и без согласия Конвента, а не то бы за Шуалейдой уже явились из Марки или Тмерла-Хен.

— Ваше Высочество еще не выбрали? — послышался от двери сочувственный голос Балусты: в ее руках была открытая шкатулка с подаренным Даймом ожерельем из цуаньской бирюзы, жемчуга и белого золота.

Шуалейда вздохнула — Балуста права, демонстрация королевского характера сегодня ни к чему — и велела:

— Бирюзовое!

Фрейлины кинулись облачать ее, среди них и девица Свандер.

— Прочь, — отмахнулась от нее Шуалейда.

Видеть шеру Свендер не было никаких сил, хотелось напугать ее, чтобы сбежала из дворца и никогда тут не появлялась, а лучше — убить, как ее отец хотел убить Кея.

На миг представилось, как нож вспарывает фарфорово-розовую кожу, кровь заливает пышные оборки... или нет. Лучше ей упасть с лестницы. С верхней ступеньки. Интересно, она будет визжать от страха и боли, когда поломает свои пухлые ножки, а потом нежную шейку? Этот страх и боль должны быть дивными на вкус. Как же хочется попробовать...

Резкая боль в шее заставила Шу вынырнуть из видений: застежка ожерелья защемила кожу.

— Ай! Ты что делаешь?!

Шу обернулась к Балусте, схватившись за холодные камни на груди, встретилась взглядом с гневно горящими лиственными глазами. Мгновение Баль смотрела на нее в упор, затем махнула рукой фрейлинам:

— Ждите внизу.

Притихшие девицы сбежали — только сейчас Шу почувствовала, что они испуганы. И, разумеется, испугала их она.

— Это ты что делаешь? — отступив на шаг, спросила Баль. — Хочешь под опеку Милосердных Сестер с острова Прядильщиц?

— Ничего я не делаю. Ровным счетом ничего. А стоило бы!

Баль покачала головой, взяла Шуалейду за плечо и развернула к зеркалу. Оттуда на Шу глянула черноволосая ведьма: искривленные белые губы, запавшие щеки, резкие тени под бешеными разноцветными глазами. Встреться ей такое на узкой дорожке, бежала бы без оглядки. За плечом первой ведьмы стояла вторая: локоны извиваются огненными змеями, острые клыки делают улыбку похожей на оскал, раскосые рысьи глаза светятся ядовитой зеленью. Истинный эльф, хищный лесной дух, ничуть не похожий на глазурные картинки в детских книжках.

— Ты Суардис. Суардисы не убивают невинных детей, — тихо и очень ровно сказала Баль. — Хочешь мести, убей графа.

— Нет. — Шу дотронулась до своего отражения, стерла тени под глазами, вернула на щеки и губы краску, разгладила отчаянную складку между бровями. Даже пригасила голодный лиловый свет глаз. Но та, в зеркале, все равно осталась бешеной ведьмой. — Я не хочу мести. Я хочу всего лишь покоя и безопасности для нас с братом. Разве это так много?

Баль пожала плечами и улыбнулась: рысь спрятала клыки и вновь была милой домашней кошечкой с глазурных картинок.

Шу улыбнулась в ответ, в точности как положено улыбаться благовоспитанной принцессе с той же картинки, и встряхнулась. Бирюзовое платье растаяло, на миг оставив её в одних чулках и сорочке, на его месте оказалось алое, то самое, сшитое по старинному фасону, дивно изящное траурное платье. Бирюза в ожерелье тоже покраснела, став цветом похожей на свежую кровь.

— Нам пора, — нежно пропела Шу и засмеялась.

* * *

У королевских покоев толпился десяток шерских сынков, щеголяющих медальонами с единорогом и короной. При виде радостных лиц Шуалейда передернулась. Злые боги... этот сброд — рыцари?! Свитой короля регентша распорядилась еще лучше, чем фрейлинами Шуалейды: изгнала всех, кого выбрал отец, и заменила сынками своих союзников. Из друзей Кейрана остался лишь Закерим шер Флом, Оруженосец. Изгнать его Ристана не могла: Двуединые повелели ему защищать и оберегать короля.

Недоросли раскланялись, подметая беретами паркет. Один из них распахнул дверь королевской приемной и объявил:

— Её Высочество Шуалейда к Его Величеству!

Через несколько мгновений показался Кейран. Роскошная сине-золотая парча лишь подчеркивала нездоровый блеск карих глаз и бледность. За королем следовал Закерим Флом — смуглый, крепкий, словно отлитый из бронзы. Его тоска и безнадежность тоже коснулись, но не так сильно, как Кея. Зато новые друзья короля сияли неподдельными улыбками и наперебой забрасывали Кея комплиментами.