Мастер теней (2 книга, завершено)

Шуалейда перевернула страницу и кинула короткий взгляд на отца. Седой, с запавшими глазами, исхудавший король полулежал на груде подушек и, казалось, спал.

— Читай дальше, девочка моя. — Бесцветные губы короля шевельнулись, из-под мохнатых бровей блеснули темные глаза. — Мне нравится слышать твой голос.

— Конечно, отец, — Шуалейда улыбнулась и продолжила: — Много столетий жили люди в мире и согласии, и смешались в шерах стихии. Малая часть детей Синего Дракона ушла жить в моря, и с них начался род русалок и сирен. Лишь дети Зеленого Дракона держались особняком: увидев, что от смешения стихий кровь ослабевает, он повелел эльфам, как назвал своих детей, жить в лесах и не брать в супруги ни простых людей, ни шеров иных стихий. А чтобы всякий мог отличить эльфов от людей, Зеленый Дракон наделил их глазами, подобными молодым листьям липы, острыми звериным ушами и волосами цвета осеннего леса. Так родился мир Райхи и появились в нем гномы, люди и эльфы...

Выученные наизусть еще в детстве канонические слова Двуединства лились сами по себе, обволакивали хворого короля жемчужной белизной и впитывались в сухую кожу, возвращая ей живость и легкий румянец. Улыбка не сходила с губ Шуалейды, а спина оставалась прямой, чтобы отец, упаси Светлая, не заметил, как она устала лечить его. Вот уже три недели отец не покидал своих покоев, две из них — не мог подняться. Королевский лекарь, дру Альгаф, поил его бесчисленными снадобьями и улыбался: ерунда, Ваше Величество, вот пройдет летняя жара, и вы снова будете бодры и полны сил. Вы же Суардис, Ваше Величество, а Суардисы всегда отличались великолепным здоровьем!

Отличались ровно до тех пор, пока в Роель Суардисе не завелся темный шер Бастерхази, прибавляла про себя Шуалейда, и каждый день приходила к отцу читать Катрены Двуединства.

— ... тогда черный океан вечности выкинул на берег странное существо, — продолжала Шуалейда. — Было оно ни на что не похоже...

...ибо каждый миг меняло форму и цвет: то казалось помесью краба и собаки, то походило на птицу с кальмаровыми щупальцами. Лишь голос его оставался неизменным: существо плакало.

— Надо утешить его, — сказала Райна. — Оно успокоится и будет с нами играть.

— Надо прогнать его, — сказал Хисс. — Если оно слабое, с ним будет скучно. А если сильное, оно захочет отобрать наш прекрасный мир и разрушит его.

Райна не стала спорить, лишь покачала головой и бесстрашно, ведь боги не знают страха, подошла к существу и ласково спросила:

— Кто ты?

Существо затихло, став похожим на клубок теней и бликов.

— Мое имя Карум, — ответило оно. — Кто вы и что это за место?

— Мы Близнецы, — ответил Хисс. — Это наш берег. Но откуда ты? В океане нет островов, а берег пуст и одинаков.

Карум замерцал — может, засмеялся, может, пожал плечами.

— Есть многое на свете, — сказал он. — Злые демоны отняли у меня все, выгнали из дома и хотели убить. Есть ли в вашем мире великие воины, способные поразить демона?

— Мы не будем воевать с демонами и не будем создавать демонов, — ответила Райна. — А ты отдохни и сотвори себе новый мир.

— Не могу. — Карум замерцал сильнее. — Демоны отняли мою творящую силу. Теперь я не бог, а всего лишь дух-скиталец, и нет мне нигде приюта.

Пожалели Близнецы скитальца, поделились творящей силой и назвали Братом. Но не знали Близнецы, что замыслил коварный демон Карум завладеть их силой и миром Райхи.

Как назвался Карум третьим Близнецом и принял облик человеческий, Равновесие пошатнулось. Закончился мир и согласие, возжелали разумные существа не дружбы, но власти и превосходства. Люди, эльфы и гномы стали спорить, кто из них ближе богам. Драконы начали выяснять, кто из них сильнее, а кто из Близнецов старше. Народились странные религии, появились государства и границы...

— ... люди научились воевать. — Шуалейда перевернула страницу.

— Пожалуй, на сегодня достаточно, Ваше Величество, — послышалось из дальнего угла, где на столе рядами выстроились склянки с настоями и порошками.

Шуалейда подавила облегченный вздох: к десятой странице она выложилась без остатка и сейчас была не сильнее новорожденного котенка. А ведь придется как-то добираться до своих покоев, и упаси Светлая встретиться с Бастерхази в таком беспомощном состоянии. Если, конечно, капитан Ахшеддин сумел вытащить его с Глухого Маяка и привезти в столицу.

— Выпейте, это придаст вам сил.

К кровати подошел широкоплечий, высокий для гнома — ростом с десятилетнего ребенка — лекарь. Дру Альгаф был одет в малиновый кафтан без рукавов поверх батистовой белоснежной рубахи и изумрудных штанов, ухоженную русую бороду переплетали розовые и синие шнурки. В руках он держал бокал с питьем, пахнущим тархуном, лаймом и медом.

Шуалейда подала отцу руку, помогла приподняться и подсунула под спину еще одну подушку. Король поморщился собственной слабости, выпил содержимое бокала и с интересом посмотрел на дверь.

— А теперь Вашему Величеству надо немножко поспать.

Лекарь покачал головой и забрал у короля пустой бокал.

— Сколько можно спать, — проворчал слегка порозовевший, но по-прежнему осунувшийся король. — И позовите Дарниша. Я еще не совсем трухлявый пень.

— Разумеется, Ваше Величество, — покивал гном. — Только сначала немножко поспать. Всего минуточку.

— Шу, дочка! Скажи этому упрямцу, что со мной все в порядке.

— Конечно, отец, с вами все в порядке, — ласково улыбнулась она. — Вы скоро совсем поправитесь.

— Да! Позовите этого пройдоху! — Глаза короля заблестели, он приподнялся, опершись на локоть. — Он уже год увиливает от помолвки наших детей! Кей должен жениться на Таис не позже зимы. Завтра же устроим помолвку.

— Но, отец... — Шуалейда растерянно глянула на гнома, тот лишь пожал плечами.

— Скажи Блуму, пусть пригласит завтра на обед всех советников, посла... кто у нас есть из послов?

— Шер Кемальсид, отец.

— Да, ирсидца. И еще десяток шеров... ну, ты сама знаешь, что нужно для помолвки. — Король упал на подушки и зевнул, прикрыв рот ладонью. — А Урману скажи, чтоб привел Таис.

— Но обед... — тихо возразила Шу. — Вам надо немного окрепнуть.

Король не ответил. Взгляд его поплыл, рука упала на одеяло.

— Этот пройдоха задолжал мне партию... — на последних словах голос короля упал до шепота, глаза его закрылись, и послышалось сонное сопение.

Дру Альгаф осторожно поправил подушки, прислушался к его дыханию и поднял взгляд на Шу.

— До завтра хватит, Ваше Высочество. — Он покачал головой и протянул ей зеленую склянку, предварительно вынув пробку. — Вот, выпейте. Два глотка.

Шуалейда подрагивающими руками взяла бутылочку, отпила, капнув темно-коричневой жидкостью на голубой муслин юбки, и сморщилась.

— Спасибо, дру Альгаф, — еле слышно поблагодарила гнома. — Не знаю, что бы мы делали без вас.

Дру Альгаф Бродерик пожал плечами и вздохнул.

— Все то же самое, Ваше Высочество, все то же самое. Мои настойки все равно уже не помогают. А вам надо немедленно в постель. Нельзя так себя выжимать.

Теперь пожала плечами Шуалейда и поднялась, тяжело опершись на подлокотник. Гном распахнул перед ней дверь и поклонился.

Шу улыбнулась, глядя мимо него: она думала о свадьбе Кея.

Отец прав, надо женить его на Таис сейчас. Но для того, чтобы объявить о помолвке, нужно собрать два десятка шеров и иностранного посла — закон требует независимого наблюдателя. Пока мятеж не подавлен, об этом и речи быть не может. Отец и так еле жив, известие о беспорядках убьет его. Нет. Придется подождать, пока Гильдия сделает свое дело, и только тогда думать о свадьбе. О, если бы Шу могла сама отправиться на север! Вряд ли этот Пророк так силен, что заморочит голову магу-дуо...

— До завтра, дру Альгаф, — попрощалась она, переступая порог.

В малом кабинете, примыкающем к спальне, маялся, пытаясь читать какие-то бумаги, сухощавый низкорослый шер. Едва открылась дверь, он вскочил и бросился к Шуалейде.

"Ну? Как он?" — спрашивали глаза королевского секретаря.

— Без изменений, шер Блум. Не пускайте никого, кроме Дарниша, Флома и Ахшедина, — повторила Шуалейда то же, что говорила всю эту неделю и всю предыдущую, с тех пор, как пришли вести с севера.

Огонек надежды в глазах шера угас. Он съежился и кивнул. Шуалейда попрощалась и покинула королевские покои: твердым шагом, гордо расправив плечи.

— А, вот и наша дорогая сестра, — раздался властный, глубокий голос старшей принцессы.

Шу коротко поздоровалась, не глядя на сестру и отметив только, что ей повезло — Ристана явилась одна, без придворного мага. Значит, еще не приехал.

— Замаливаете грехи перед Светлой? — Ристана загородила дорогу широкими атласными юбками, за ней клином выстроились верные фрейлины. — Это из-за вас Его Величество занедужил!

Шу равнодушно пожала плечами. Сил спорить и что-то доказывать не было — Ристана все равно не поверит, что отца отравил её обожаемый Бастерхази. Доказательств-то нет. Придворные не поверят тем более, от них так и несет страхом и ненавистью.

— Прошу прощения, дорогая, я очень тороплюсь. Отец желает видеть советника Дарниша.

Ристана, встряхнув роскошными вороными локонами, шагнула к дверям и положила ладонь Шуалейде на рукав.

— Дорогая сестра, вы же не совсем еще безумны, — заговорила она доверительно и сочувственно. Фрейлины за ее спиной насторожили уши, от них потянуло любопытством и восхищением: ах, Ристана так благородна, так смела, раз увещевает это порождение Тьмы. — Одумайтесь, оставьте отца, вы же убиваете его! Я знаю, в вас осталось еще что-то человеческое...

Шуалейда отшатнулась, хотела возразить — но, скользнув по лицам фрейлин Ристаны, в очередной раз поняла: смысла нет. Все они свято уверены, что сумрачная принцесса не может быть нормальной, что она опасна, и единственное подходящее ей место — монастырь.

Ристана вновь сменила тон:

— Мне надоели ваши уловки! Я желаю немедленно видеть отца, пока вы окончательно его не уморили! Подумать только, в Валанте мятеж, а вы все интригуете. Открывайте! — велела она гвардейцам в синих мундирах, невозмутимо застывшим по обе стороны дверей.

Гвардейцы не пошевелились. Ристана снова обернулась к Шуалейде, разъяренно сверкая черными и прекрасными, как южная ночь, глазами.

— Его Величество заняты и не велели пускать никого, кроме герцога Дарниша, — устало пояснила Шуалейда. — Позвольте же мне, наконец, пройти!

— Идите. — Ристана жестом велела фрейлинам посторониться. — Можете не возвращаться, — добавила она в спину Шуалейде.

Фрейлины зашушукались, в сотый раз возмущаясь тем, что опасная сумасшедшая ходит по королевскому дворцу и угрожает всеобщему миру и процветанию, но Шу было все равно, хоть бы они требовали немедленно ее сжечь, как жгли пособников Ману Одноглазого, лишь бы не мешали добраться до спасительной башни Заката.

* * *

Силы оставили Шу ровно за три шага до дверей собственных покоев. Увешанные портретами стены закружились, утренний свет померк... сильные руки подхватили её у самого пола и куда-то понесли.

— Опять, — сквозь серую вату изнеможения пробился голос Эрке Ахшеддина. — Ты собираешься лечь в могилу раньше короля? И что я скажу Дукристу, когда он вернется из этой ширхабовой Хмирны?

При упоминании Дайма в глазах защипало, ком в горле разбух и потек слезами.

— Молчал бы, — прошипела Балуста, супруга Эрке и компаньонка принцессы. — Шутник, ун даст.

Эрке виновато вздохнул, опустил Шуалейду на диван в гостиной и коснулся ладонями её висков. Тупая, забившая всю голову боль ожила и потянулась к его рукам. Жемчужное сияние разогнало серую муть. Слегка. Так, чтобы можно было пошевелиться, но не встать.

— Ты вернулся, Эрке. Один? — Шу еле разлепила губы и глаза: усталое лицо капитана двоилось и расплывалось.

— Один.

— Ширхаб... — она снова закрыла глаза. — Спасибо, хватит. А то придется закапывать всех троих.

Светлый еще раз вздохнул и убрал руки: он прекрасно знал предел своих возможностей.

— Ну-ка, садись, пей. — Ласковые руки Балусты обняли её, помогли приподняться. Губ коснулся край чашки, ноздри защекотал вкусный, сытный запах. — Пей, кому говорю.

Шу сжала губы и покачала головой. Или ей показалось, что покачала.

— Не смей, — просипела она. — Я тебе что, вурдалак?

— Пей и не возмущайся. Все равно обратно не зальешь.

Губ снова коснулась чашка. Сопротивляться манящему запаху Шу уже не могла: правда ведь, обратно не зальешь. С каждым глотком бальзама в голове прояснялось, дышать становилось все легче. Травы из Фельта Сейе, пыльца циль и двенадцать капель эльфийской крови делали свое дело. Наконец, последний глоток был выпит. Хотелось еще, очень хотелось. До головокружения. Укусить руку, что держит чашку, и пить, пить жизнь...

Шу оттолкнула подругу, зажмурилась и глубоко вздохнула. Зря Дайм говорил, что лечить просто. Это ему, светлому, шеру жизни и разума, легко. А сумрачной, почти темной, напитать отца жизненной силой тяжелее, чем остановить зургову орду. Но выбора нет. Без регулярной подпитки отец умрет — в какие-то шестьдесят восемь. Слабое сердце, читай неизвестное проклятие или яд. Ах, если бы она могла не просто поддерживать в нем жизнь, а лечить, как настоящий целитель! И если бы целитель был с ним рядом вовремя! Целитель, а не темный Бастерхази...

"Ах, бесплодные сожаления, — оборвала Шу сама себя. — Осталось поныть, что Источник дает только стихийную энергию, а превращать её в жизненную я так толком и не научилась".

Она снова глубоко вздохнула... и резко открыла глаза. В светлой круглой комнате, полной живых побегов и цветов, пахло страхом. Болью. Ненавистью. В привычные эфирные потоки вплетались нити эмоций. Мясистых, трепещущих, живых, словно деликатесные голубые водоросли в прогретой солнцем воде. Вкусно...

— Баль, что это?

— А... Биун приходил, — пожала плечами Балуста. — Я подумала, чего ждать... и купила одного.

Шу поперхнулась от удивления и вопросительно взглянула на Эрке: он кусал губы, хмурил густые брови, но глаз не опускал.

— Пошли, провожу наверх. — Он подал Шу руку. — Тебе надо восстановиться.

— Так... Бастерхази отказался возвращаться?

Она сложила руки в замок и по привычке мысленно потянулась к Эрке: узнать все, не тратя слов. Но тут же скривилась от пронзившей голову боли.

— Тихо, Шу. — Капитан приложил ладони к её вискам. — Я тебе все расскажу, только чуть позже. Пойдем.

Шу согласно прикрыла глаза: ни кивать, ни говорить она все равно не могла. Только обнять Эрке за шею и позволить отнести себя на последний этаж башни, в лабораторию.

* * *

С каждой ступенькой наверх запах страха усиливался. Тонкие ниточки превращались в ручейки, мгновенно впитывались в истощенную ауру. Шу еле сдерживала голод — но пока Эрке рядом, нельзя, нельзя...

Она уговаривала себя потерпеть еще чуть, но уже тянулась к распятому над кругом рабу. Он достаточно испугался, разглядывая клещи, хлысты и прочие железки из подвалов Гнилого Мешка, разложенные на низком столике и развешанные по стенам. Даже обсидиановый лабораторный стол и жаровня для зелий казались ему принадлежностями пыточной.