Самый необычный трибун в истории Римской армии: во-первых, самый молодой, а во-вторых, Август* (*Божественный) и Верховный понтифик; и раньше пользовался в легионе всеобщей любовью, а теперь эта любовь усилила свой накал до обожания.

Примипил 'Четвёртого Македонского', Секст Гигнат, личность уже тоже широко известная, благодаря газетной кампании Гая Мецената, по повышению престижа армейской службы, принимал пополнение.

Удивительное дело, но, судя по сопроводительным документам, все двести сорок шесть тиронов завербовались в Италии, из них пятьдесят два из самого Рима. Такого в Римской армии не было, наверное, со времён реформы Гая Мария. Гигнат обвёл изучающим взглядом строй новобранцев, и с удовольствием подметил, что самый последний по росту выше установленного минимума на добрые пару пальцев* (*римская мера длины, digitis =1,85 см). В прошлом году последние на цыпочки привставали при снятии мерки. Можно даже не сомневаться, что все до одного грамотные. Примипил 'Четвёртого Македонского' перевёл взгляд на первых, эти вообще орлы, самый высокий был выше здоровяка Секста Гигната на те-же пару пальцев.

— Значит, в Риме теперь снова есть желающие послужить в легионах...

Это был не вопрос, но рослый тирон ответил.

— Много желающих, примипил. Мы лучшие.

Гигнат усмехнулся — наглый сосунок.

— И ты конечно же вступил в Легион для того, чтобы стать героем? Как твоё имя, тирон?

— Гай Страбон, примипил. Я тоже буду героем и примипилом!

— Может быть, может быть, Гай Страбон, всё может быть, но сначала ты будешь много работать тирон. Много работать, очень много. В нашем легионе слишком много иммунов, а работать кому-то надо. Война в нашей службе такая же счастливая редкость, как найденный на дороге кошелёк, а кошельки у нас есть кому подбирать, это право ещё нужно заслужить.

Примипил Секст Гигнат повернулся к своему лыбящемуся бенефициарию.

— Отведи их к корникулярию, Септимий, пусть поставит этих будущих героев на довольствие, вооружит и распределит по центуриям.

* * *

Фраат, сын парфянского царя Фраата Четвёртого и его восьмой жены, римлянки Музы, после заключения мирного договора отца с римским Августом Октавианом, проживал в Вечном Городе в качестве заложника. Он добровольно вызвался на это и ни разу не пожалел, спасибо матери за совет. Даже заложником, жить в Риме очень весело, были бы деньги, а они были, парфянская казна исправно присылала значительные суммы. Ведь случись Фраату оказаться в нищете — это был бы не его позор, а самого царя, его отца. В общем, денег на развлечения ему хватало, как и приятелей из самых знатных семей. У богатых и щедрых всегда много приятелей.

Парфянский трон Фраату не грозил, сыновей у отца хватало от нормальных жён — парфянок из знатных и влиятельных родов, поэтому он просто прожигал жизнь в удовольствиях, не строя амбициозных планов на будущее. И вот... Теперь он, один из младших сыновей царя, да ещё и от римлянки, волей Богов, стал ключевой фигурой в римской политике отца. Тот был настолько обеспокоен событиями последнего времени, что на отправку посольства, которому было поручено разобраться в происходящем, и постараться извлечь из этого выгоду, потратил, похоже, четверть казны. Да, не меньше. Фраат про себя усмехнулся — и это он тогда ещё о римской победе в Германии не знал.

— ...двадцать три слона, тридцать пять львов, одиннадцать тигров...

Всё это богатство, неожиданно, свалилось на его голову, возглавлявший посольство Ликор в дороге помер. Говорят сам. Говорят...

'Шелка, драгоценные камни, пряности, специи, благовония, звери... теперь всё это моё, такой подарок богами случайно не делается. Закончил бородатый. Варвар бородатый. Действительно варвары, мать права'.

— Ты привёз Риму так много подарков, и не знаешь, что царь, мой отец, хочет получить от Рима? Ты сейчас об этом спрашиваешь у меня, идиот?

Бородатый варвар виновато захлопал глазами.

— Ликор помер. Сам помер. Он знал, мне ничего не говорил.

Всем римским богам богатые жертвы, немедленно! Надо же какая удача... Но виду Фраат не подал.

— Прочь с глаз моих, сын козы и ишака. Я должен подумать.

Подумать действительно было над чем. Быть ключевой фигурой в планах отца и ключевой фигурой с собственными планами — это, как говорится, две большие разницы. Просвещённый царь, Фраат Пятый, сын римлянки, пусть плебейки, но ведь гражданки, воспитанник Рима с юного возраста. Заинтересует такое великий Рим? Очень даже может быть, если подать правильно. Пусть не царь, а как его там... варвара этого германского, который недавно был темой обсуждений... граф? Тоже неплохо для человека, у которого ещё вчера не было вообще никаких перспектив. Наследный владетель, пусть и без собственной политики — это гораздо лучше, чем остаться нищим, после того как отца сменит на троне Парфии один из братьев.

У Рима на востоке сейчас уже девятнадцать легионов, командовать которыми отправился сам Принцепс, Марк Випсаний Агриппа. Подавлять бунт иудеев? Сам Принцепс с девятнадцатью легионами? Ха-ха, очень смешно. Девятнадцать легионов уже и девятнадцать пока. Легионов в Риме теперь пятьдесят два, а большая война в Германии закончилась, непокорённым остался только самый север, за Внутренним морем, и острова в этом самом море. Скоро 'германские' легионы двинутся дальше, бездельничать им Рим не позволит.

Думай, Фраат, думай, времени у тебя очень мало. Скоро триумф Друза Германика, триумф со стодневными играми, звери ему придутся очень кстати, а от него зависит очень многое, он Римский консул этого года, в его власти изменить положение Фраата с заложника на союзника. К его рекомендации прислушается даже Принцепс. Главное сейчас — попасть на глаза Марку Агриппе, и получить свой шанс.

* * *

В Понтийско-Боспорской кампании, Римская армия, впервые в этой истории, применила огнестрельное оружие и взрывчатку.

Херсонес взяли с ходу, практически прямо с кораблей. Двести сорок квадрирем, которые к походу готовил в Таренте сам Публий Квинтилий Вар, избавились от устаревших и тяжеленных 'воронов'* (*абордажные мостики) и катапульт и части команд, обслуживающих всё это практически бесполезное хозяйство; приняли на борт четыре легиона: 'Третий Галльский', 'Четвёртый Македонский', 'Шестой Железный' и 'Тринадцатый Парный'; а на укреплённую палубу по две пушки. Обычные полевые пушки, на колёсных лафетах, бронзовые и малокалиберные, но на первый раз хватило и таких.

Разогнали картечью из пушек воинство бунтовщиков в порту, выгрузились прямо на причалы. Первая центурия 'Четвёртого Македонского', во главе с самим примипилом, Секстом Гигнатом, выстроилась черепахой и сразу направилась к воротам, волоча за собой длинный канат. Дошли до ворот, укрепили блок, продели через него канат и сразу же начали отходить обратно, таща свой конец. На противоходе к воротам пополз крытый воловьими шкурами возок, привязанный к другому концу каната. Дополз, фитиль горел ещё минут пять, после чего произошёл оглушительный бабах, буквально сдувший первые ворота. Свисток Гигната — и вторая центурия повторяет манёвр — второй возок, второй бабах, вторые ворота. Железные черепахи 'Четвёртого Македонского' бодро вползли в город. Через четыре часа, мятежный Херсонес стал Римским городом, целёхонький и с не разграбленным добром, а двадцать шесть тысяч бунтовщиков-греков и членов их семей пополнили трудовой ресурс Римской армии.

— Это не война, так даже неинтересно, — буркнул легат 'Четвёртого Македонского', Квинт Сульпиций Камерин.

— Добычу собирайте. Но не ломайте ничего, это теперь мой имперский город, — распорядился командующий, Публий Квинтилий Вар, — город мой, а всё добро жителей — ваше. Они здесь богато жили.

— Собираем уже, — доложил примипил, — в храмах пошариться?

— Пошарьтесь, но аккуратно. Заберите только то, что на виду, тайники не ищите.

* * *

Царь Даков, Гетов и Гетулов, Комосик Первый, тянуть с визитом в Рим не стал. Своё войско, он послал пограбить Меотиду и Северный Кавказ, пусть и не такие богатые, как Тракия, но тоже довольно зажиточные — эти одичавшие греческие колонии давно и активно торгуют с Римом. Да и на проходе через Понтийское и Боспорское царства можно похватать, что плохо лежит, они теперь Риму враги.

Так даже лучше получилось, в плане отношений с союзниками. И для сарматов, и для роксоланов, и для скифов — Меотида являлась врагом древним и сакральным, ещё с былинных времён греческой колонизации этих земель, ранее полностью принадлежащим местным кочевым племенам.

Царство Комосика было последним действительно независимым от Рима царством на берегах Данубия (Дуная), а потому — самой логичной следующей целью для римских легионов. Легионов, которые покорили огромную и суровую Германию за одно лето. Германия огромна, раз в десять больше Дакии, забот у легионов там и без войны пока хватает. Пока, в том-то и дело, что пока. Год-два-три — именно столько теперь оставалось жить независимому царству Даков, Герулов и Гетов, если ничего не предпринимать, а потом придёт Рим и создаст здесь свою новую провинцию. Такую же, как Паннония...

Царь Комосик поражался той скорости, с какой римляне преобразовывали земли его западного соседа. Всего десять лет назад сюда вторгся Марк Агриппа со своими легионами, тогда это была дикая глушь, населённая воинственными дикарями, которые умели только грабить и охотиться на лесных зверей, сейчас-же это точь-в-точь Мезия, а столица Паннонии — Аквинк, пожалуй, уже и больше, и роскошнее мезийской Доросторо. Да, тысяч тридцать жителей уже есть, а ведь это только начало. Стройки кругом, жизнь кипит, люди суетятся. Люди, хм, всего лишь десять лет назад эти дикари не умели пахать землю, а кормились с леса и набегов, и вот, теперь они уже люди. Чудеса... И как это ромеям удаётся?

В Аквилее, царь Даков, Гетов и Гетулов подстригся, побрился и переоделся сам, и то же заставил сделать свою свиту — надоели ему изумлённые взгляды толпы, которая рассматривала его посольство, как стадо диковинных зверей.

Италия поражала и восхищала. Прямая, как копьё, мощёная дорога, которая после Аквилеи стала вдвое шире, теперь на ней, пожалуй, могли спокойно разъехаться четыре телеги, то и дело подныривала под исполинские арки акведуков, монументальных сооружений, несущих воду с гор в города; каменные мосты через реки; беломраморные виллы, утопающие в зелени садов и виноградников слева и справа; постоялые дворы-таверны прямо у дороги, с колонными портиками парадных входов. И это всё построили сами люди, такие же как мы? Не может быть! Без вмешательства Богов здесь явно не обошлось.

В Интерамне, городе, расположенном в одном дневном конном переходе от Рима, посольство царя Даков, Гетов и Герулов встретил легат* (*здесь легат в значении посол) консула Друза Германика — квестор* (*Выборный Римский магистрат, помощники консулов) Гней Азиний Бебий. Небывалая честь для варварского посольства, это Комосик уже понимал и оценил по достоинству.

Главный ромей, Принцепс, Марк Агриппа, отбыл на восток, по своим срочным ромейским делам, но консул, Друз Германик, Комосика ждал и распорядился поселить как дорогого гостя. В Риме, до которого они добрались из Дакии всего за месяц, царю и свите выделили виллу Кассиев — некогда знатного и очень влиятельного патрицианского рода, полностью сгинувшего в эпоху гражданских войн. Вот что значит встать не на ту сторону, таких Боги не щадят, будь ты хоть потомком самого Ромула.

После Кассиев, эта вилла принадлежала Октавиану Августу, а после смерти Октавиана, досталась по наследству Друзу. Сюда и поселили царя Дакии с его свитой. Предоставили шикарную виллу с термами и полным комплектом домашних рабов.

— Чем я ещё могу тебе помочь, царь? — легат консула был достаточно любезен для знатного римлянина, исполняющего ценз уже третьего магистрата, почти сенатора.

— Буду благодарен, если ты примешь приглашение разделить со мной трапезу, легат.

— Приму, если это будет традиционная римская трапеза, царь.

— Конечно, легат.

* * *

В Херсонесе* (*современный Севастополь), Публий Квинтилий Вар устроил свою первую Имперскую столицу. Первым столичным гарнизоном стали две когорты 'Четвёртого Македонского', под командой трибуна-ангустиклавия, Германика Августа Феликса.

Для завоевания и покорения своей громадной Империи, Вару требовалось много кавалерии. Очень много кавалерии, ведь его Империя только в европейской части — от Вистулы, Западного и Южного Бугов до Урала — больше, чем вся Европа западная; а большая честь этой огромной Восточной Европы — степи, заселённые кочевниками, гоняться за которыми пехотными легионами просто глупо.

Можно войти в Танаис* (*Дон), подняться до узости, где в той истории русские построили Волгодонский канал, оттуда перейти на Волгу, к тамошнему Сталинграду, построить укреплённые лагеря, но... Узость между Танаисом-Доном и Волго-Ра сорок лиг* (*сто километров) и строительные материалы в Новом Сталинграде получатся по цене на вес серебра. Строительные материалы и топливо, которого, для зимовки в этой степи, потребуется очень много. И зачем устраивать такой аттракцион немыслимой расточительности? Наёмники обойдутся гораздо дешевле, а с ними уже появится доступ к бескрайним лесам на севере, откуда стройматериалы и топливо, почти бесплатно, плотами сплавятся по течению.

С кочевниками северного и восточного причерноморья: скифами, сарматами и роксоланами, римляне общались уже больше двух веков, их вексиляции нанимал в ауксиларии ещё Сципион Африканский, для войны с Митридатом Евпатором, так что знали друг друга стороны неплохо. Дело усложнялось вечной враждой кочевников друг с другом и планом предстоящей Имперской экспансии до Волги (пока до Волги) — а это ведь сейчас, в том числе, и их земли. Нет, карту Империи они, конечно, не видели, но сообразить то должны. Хотя... междуречье Дона и Волги от их кочевий далеко на севере и востоке, сразу и не сообразишь. Да и не считали кочевники римлян конкурентами — поселятся в своих городах на реках и на степной выпас претендовать не будут, в отличие от нынешних соседей, так что на первом этапе интересы совпадают, а дальше... Дальше и будет видно.

Первым, в конце июля, на переговоры в Херсонес прибыл ближайший сосед по Крыму-Тавриде — вождь скифов Абавх. Здоровенный варвар, гораздо больше похожий на северного германца, чем на монгола — светловолосый и голубоглазый, хоть и слегка раскосый. Приняли вождя Абавха с большим почётом, одарили щедро, оплату за службу наёмников пообещали высокую, поэтому договорились без особого труда — следующей весной, скифы выставят от пяти до семи тысяч конных лучников. Уже неплохо. Если сарматы и роксоланы добавят хотя бы по столько-же, следующим летом на Волге закрепиться удастся.

* * *

Комосик сидел на трибуне личных гостей императора-триумфатора Друза Германика, ждал начала зрелища и рассматривал причудливые повозки на двух больших колёсах, у которых вместо кузова, на оси, размещалась бронзовая ступка, толстостенная и длинная. Интересно, для чего нужны эти повозки? Не просто же так римляне извели на них столько дорогущей бронзы? Таких повозок было двадцать четыре, и стояли они в промежутках между манипулами триумфального легиона, сборного легиона, в который собрали самых отличившихся в этой войне легионеров и центурионов.