Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
И где был я вчера, не найду днем с огнем,
Помню только, что с стены с обоями...
Глава 49
Дома меня уже и не ждали. Как раз собирались ко мне в дурку идти, может свидание разрешат, а тут я заявляюсь как малосольный огурчик и еще пьян-распьянехонек. Берите меня, кладите в банку и любуйтесь.
О моем прибытии старые люди, помнящие и ностальгирующие по временам НКВД, комиссарам-красавчикам Ежове и Берии, сообщили куда-надо. Так мол и так, два сержанта госбезопасности под командованием целого майора госбезопасности, а это, примерно, как генерал-майор по нынешней табели о рангах, привезли меня к дому и аккуратно довели до квартиры как лучшего друга или самого ценного их сотрудника и помощника по тайным делам.
Семьдесят два человека, причисляющие себя к ветеранам военной службы, внутренних войск и правоохранительных органов, старческим и твердым почерком написали семьдесят два сообщения, кто в управление внутренних дел, кто в управление федеральной службы безопасности, кто в прокуратуру, а кто сразу в один из перечисленных органов, а копии в два последующих органа и все сообщения начинались практически одними и теми словами:
— Источник сообщает, что сего числа в 19.30 по местному времени....
— Считаю своим долгом сообщить, что сего числа в 19.30 по местному времени....
— Я, как патриот, считаю своим долгом сообщить, что сего числа в 19.30 по местному времени....
— Доношу, что сего числа в 19.30 по местному времени....
— Не могу молчать и сообщаю, что сего числа в 19.30 по местному времени....
Дома из своей комнаты вышла заплаканная внучка и протянула мне листок бумаги, в котором детским почерком было написано:
— Как юный друг партии и нашего президента сообщаю, что сегодня в 19.30 по местному времени моего дедушку пьяным привезли три сотрудника в черных пальто и в фуражках с темно-голубым околышем и темно-синим верхом. До этого моего дедушку поместили в психиатрическую клинику за то, что он утверждал о существовании в режиме реального времени рая и ада, чем подрывал основы православия и духовности в нашей стране.
— Дедушка, смотри что я написала, — плакала моя любимая девчонка, — я не знаю, как это получилось. Нам в школе говорят, чтобы ы мы были бдительны и сообщали обо всех людях, кто не согласны с тем, что делает наша страна, но я бы никогда и ничего не сказала ни про моих родителей, ни про тебя и ни про то, что делается в нашей семье. А тут что-то заставило меня взять старую ручку и начать писать именно это.
— Действительно, какая-то ерунда творится, — подтвердили жена и дочь, — так и хотелось написать на тебя донос. Из-за тебя на нас соседи косятся, говорят, что только ненормальный может доказывать существование рая и ада, а ты еще в книге пишешь, что там был и в аду из дерьма гнал высококачественную самогонку.
— Успокойтесь, — сказал я как можно проще, — люди с отсутствием юмора работают либо президентами, либо начальниками инквизиций и резидентами НКВД. Такие же у них и помощники, а их общий электромагнитный импульс равен примерно нескольким мегаваттам и воздействует на многих граждан, пробуждая в них либо низменные, либо обостренно-патриотические чувства, требующие выхода либо в нападении на ближних, либо натравливании на них карательных органов, получивших письменный или устный донос на их постоянного или временного раздражителя. Как у собаки Павлова, зажигается лампочка, а у собаки начинает капать слюна. Почти половина населения живет в состоянии этой собаки, ожидая включения лампочки и готовя заранее желудочный сок, химический карандаш или пузырек с чернилами. И вы тоже не избежали воздействия этого электромагнитного импульса. Так что успокойтесь, в каждом честном человеке живет маленький подлец, каждодневно пытающийся взять вверх над честностью и порядочностью.
— Откуда ты все это берешь? — спросила жена.
— Из себя и беру, — сказал я, — каждый человек должен выдавливать из себя этого подлеца по капле, а подлец этот начинает дискуссии вести, доказывая, что подлецом жить намного легче. Почему? Потому что порядочные люди относятся к подлецу как к порядочному человеку, а подлец относится к порядочным людям как к подлецам и все подлецы легко объединяются в борьбе с порядочностью, потому что порядочность не терпит массовости, делающей и ее подлой в угоду какому-нибудь подлецу.
— Ты думаешь, что к тебе кто-то прислушается? — спросила жена.
— Кроме подлецов вряд ли кто прислушается, — согласился я, — порядочности не нужно объяснять, что такое порядочность. И в этом слабость порядочности. Зло не победить лаской. Рак не лечат заговорами, это не насморк, который сам проходит за семь дней. Подлец должен знать, что подлость будет наказана пропорционально совершенной подлости.
— Все-таки, ты неисправимый идеалист, — сказала жена, — разве ты не видишь, что подлость делает все, что ей только захочется, и не остановится ни перед чем, чтобы остаться у власти навсегда.
— Если все будут рассуждать, как ты, то так оно и будет, — сказал я, — ты не сердись, но то, что ты говоришь это всего лишь проявление инстинкта самосохранения. На самом деле ты думаешь совершенно об ином. Ты хочешь, чтобы правоохранители работали на защиту граждан, а не на защиту власти от граждан. Ты хочешь жить в безопасности от бандитов и от правоохранителей. Ты хочешь заниматься каким-то делом и быть уверенной, что никто не придет и не отберет твой бизнес, так как избранная тобой власть будет защищать тебя. Ты хочешь выйти из дома и поехать в любую страну мира, потому что твоя страна не находится в кольце врагов и не воюет со всем миром, держа у себя в союзниках людоедские режимы, потому что никто больше не хочет общаться с нами. Но ты это не говоришь, и, если к тебе обратятся государственные органы с просьбой дать им оценку, ты им поставишь пять баллов. И таких людей целых восемьдесят шесть процентов. В африканских и азиатских странах этот процент еще больше. А хочешь, чтобы все твои желания исполнились? — спросил я и улыбнулся.
— Не будь наивным, — сказала жена, — помнишь, как мы в школе разучивали революционные песни? Как там? Никто не даст нам избавленья, ни Бог, ни Царь и не Герой, добьемся мы освобожденья своею собственной рукой. Попробуй сейчас эту песню спеть на улице, получишь десять лет и обвинения в экстремизме, а раньше весь народ выходил на ноябрьскую демонстрацию под эту музыку. Пошли кушать, твой любимый борщ готов.
Разве можно с женщинами спорить? Об этом думают все, но внутренний подлец в каждом человеке брал верх и человек становился равнодушным к тому беззаконию, которое возведено в закон и гнобит всех, кто хочет что-то сделать хорошее для своей родины. И никакой Бог с ними не справится, но есть сила, которая и подлецов ломит, определяя им свой круг во Всенижнем царстве.
Глава 50
— Вставай, — тормошила меня жена, — революция! Все время крутили "Лебединое озеро", а сейчас сообщили о выступлении президента.
Она включила телевизор и вовремя. На экране был президент в окружении соратников с окосевшими от американских улыбок лицами. У всех на лацканах пиджаков нацеплены белые ленты. Те ленты, из-за которых граждан избивали дубинами на площадях и садили в тюрьмы за причинение их видом невыносимых страданий тем, кто их избивал. Население злорадствовало, а белоленточники сражались за счастье родины.
Наконец, все стихло и заговорил президент:
— Товарищи! Граждане! Братья и сестры! Бойцы нашей армии и флота!
К вам обращаюсь я, друзья мои!
Вчера вечером я вдруг проснулся от сна, в который меня погрузили первый президент и его любимый дедушка Сталин. Я проснулся и увидел, что мы не так живем. Некогда великая наша держава скатилась на задворки третьего мира.
Возьмем для примера Иорданию. У них приходится пять тысяч триста долларов на душу населения и занимает она сто тринадцатое место в мире. А у нас сорок три области живут беднее этой страны. С Иорданией может сравниться только Удмуртия, Амурская область и Приморский край.
А вот Алжир. Там семь тысяч четыреста долларов на человека, сотое место в мире. У нас так живут Самарская и Свердловская области.
И это можно продолжать дальше, а ведь мы самая богатая страна в мире по природным богатствам.
Так кто же виноват во всем этом?!!!
Во всем виноваты виолончелисты. Это они охмурили нас своей музыкой. Они как дудочники из немецкого города Гамельна с помощью своих виолончелей увели нас за собой в яму экономического и политического кризиса и вывели все ваши деньги в офшоры.
Но мы знаем всех этих виолончелистов и с завтрашнего дня у нас все будет по-новому!
А сейчас перед народом покается председатель Центральной избирательной комиссии. Прошу вас.
К микрофону подошел испуганный человек с длинной бородой и сверкающим под ней новеньким орденом Александра Невского на красной ленточке за беспорочную службу и успехи в подсчетах голосов.
— Братья и сестры!
Вы все знаете, в чем я каюсь. Чего тут повторять слова про волшебство и про то, как у нас голосовали сто сорок шесть процентов. Никогда не было этих ста сорока шести процентов и не будет больше никогда. Общественные наблюдатели будут участвовать в подсчете голосов и власть обещала, что будет жестко разбираться со всеми нарушениями.
Вдруг голова его дернулась, и он чуть не впился зубами в микрофон. Вероятно, перегнул палку, получил пинка в зад и продолжил,
— Но все будет строго по закону, который принял наш парламент. Мы все в правовом поле и на этом поле мы играем с вами игру за честные выборы. Ура, товарищи! Сплотимся вокруг нашего президента и не позволим пятой колонне и прочим национал-предателям прорваться в законодательные и исполнительные органы власти, — и захлопал в ладоши.
Как оказалось, он хлопал один и звукооператор на это время услужливо отключил микрофон.
— Вот видите, товарищи, как все удачно складывается, — сказал президент, — и не надо никаких митингов, демонстраций, лозунгов всяких и оскорблений в устном, письменном и карикатурном виде. Мы все видим и все делаем на благо нашего трудящегося класса. Я сам из пролетариев и знаю, как живется пролетариям, и мы пролетария в обиду не дадим. Вот, недавно я назначил одного танкового пролетария полномочным представителем в один из крупнейших и промышленно развитых федеральных округов. Так округ сразу ожил, через неделю уже доложили, что сделали самый большой танк в мире с туалетом, на котором можно поражать врагов внешних и внутренних, а все жители округа готовы как один вступить в Национальную гвардию для борьбы с национал-предателями и пятой колонной.
А сейчас перед вами выступит самый главный виолончелист.
На трибуну вышел сгорбленный человек с седой головой и длинными руками. По виду было видно, что он виолончелист, постоянно обнимающий свою виолончель и достающий своими руками до самых ее потаенных мест.
— Товарищи, — робко сказал он. — Дорогие товарищи! Дорогие наши товарищи граждане! Я всю жизнь занимался музыкой и сейчас думаю, что только музыка спасет нас и спасет весь мир. Потому что она прекрасна, а как сказал один наш классик: красота спасет мир! Ура, товарищи! Всю жизнь я клянчил деньги на музыкальные инструменты и покупал их для музыкальных школ, консерваторий и для личного потребления музыкальных людей. Многие люди были мной вомузыковлены, и они воспринимали эту музыку как откровение божие, черпали в ней государственную мудрость и способы решения насущных проблем. Десятки тысяч балалаек, гитар и скрипок были закуплены для нашей родины и если их собрать вместе, то получится такой огромный оркестр, который может сыграть музыку для отправки ее в космос и осуществления контактов первого и второго рода с другими цивилизациями. Они послушают эту музыку и поймут, кто мы такие. Остатки собранных мною денег лучше всего отправить на благотворительность, на лечение больных ребятишек, которым деньги собираются всем миром и по копеечке. Денег осталось немного, но на пару пацанов хватит.
— Ура, товарищи, — сказал ведущий митинга и захлопал в ладоши.
Заранее записанные аплодисменты личного состава отдельной мотострелковой дивизии особого назначения имени товарища Дзержинского при министре внутренних дел лупанули по ушам и создали впечатление, будто у каждого участника митинга был свой мегафон, и он работал хорошо и без всяких прерываний и хрипоты.
— А сейчас мы дадим возможность выступить представителю пятой колонны, извините, конечно же не пятой колонны, а оппозиции, которая все пытается, но никак не может не только победить на выборах, но даже поучаствовать в них. Кишка тонка, но все-таки, если покушают перловой кашки, то возможно у них, когда-нибудь, в ближайшем необозримом будущем могут появиться призрачные шансы на что-нибудь. Сегодня у нас необычайный день, пусть и они воспользуются необычайностью этого дня.
К микрофону подошел оппозиционер. Его сопровождал верзила в иссиня-черной форме и бережно поддерживал под локоток, когда порыв ветра шатал оппозиционера для этого дела вытащенного из штрафного изолятора и подретушированного задержанными путанами.
— Товарищи, — негромко сказал он в микрофон, но его шепот громом вырвался из мощных динамиков. Толпа шарахнулась в стороны. — Товарищи, вы же видите, что происходит здесь. Это спектакль, на который вас согнали, выдав по триста рублей на билет. Я не буду вас призывать голосовать за нас. Голосуйте за них. Вы конченное поколение и ваши дети еще повоюют за мировое господство идеологии вчерашнего дня. Вы услышите от них все, что я сегодня вам хотел сказать. Остававшиеся в живых проклянут вас, да только вам это будет все равно, вас будут единицы, и их будут единицы, и все за нас будут решать те, кто возьмет верх. Пошли сержант, скоро будут давать баланду, а до тюрьмы еще несколько часов ехать.
Громовые аплодисменты дивизии особого назначения завершили митинг. Обладатели белых ленточек торопливо снимали их с себя и прятали в карман. Мало ли что, вдруг пригодятся. Вдруг народ проснется, тогда всем мало не покажется, особенно тем, кто не успеет убежать.
Глава 51
Похоже, что я слишком много думал о состоявшемся разговоре и упустил бразды управления исполнением всех желаний. Иначе, чем можно было объяснить то вавилонское смешение во время митинга. Волки и овцы в одном месте, бандерлоги и питоны чуть ли не в обнимку. Желания всех исполнялись одновременно и все понимали, что происходит нечто необычное, но никак не могли понять, отчего все так.
Наскоро позавтракав, я побежал на площадь, но там уже никого не было, кроме горы мусора от оберток сухого пайка НАТО, которые присылали нам в качестве гуманитарной помощи в трудные времена и которые хранились на складах в качестве неприкосновенного запаса на всякий случай. Дворников не было, потому что все произошло стихийно, людей собрали, дали им по пакетику, а вот насчет очистки территории дело не скоро дойдет.
— Нужно строго контролировать, кому и какое желание исполнять, — думал я, — иногда страждущему исполнишь желание, а его все возрастающие потребности могут привести к тому, что исполнение желания пойдет во вред не только ему, но и всем окружающим. Вот, например, почему бы не подойти и не помочь вот этой сгорбленной женщине преклонных годов в модной одежде перейти улицу? Некоторые модные люди с возрастом перестают обращать внимание на свою одежду, а некоторым возраст не помеха.
— Мадам, позвольте помочь вам перейти улицу, — сказал я и взял женщину под руку, переводя ее через оживленную улицу.
— Спасибо, сударь, — с трудом и сквозь зубы сказала женщина и сверкнула на меня молодыми черными глазами, крепко вцепившись в мой локоть.
Перейдя улицу, она повлекла меня вперед, и я не мог ни остановиться, ни опротестовать это. Похоже, что я выполняю ее желание, а мое желание в данном случае никто не учитывает. Вот и еще одна особенность: никогда не исполнять желание, направленное в отношении меня. Никакого желания, перебьются.
Мы зашли в старый, еще сталинской постройки дом. Поднялись на второй этаж и зашли в огромную квартиру с евроремонтом и белыми стенами.
Она завела меня в комнату с широкой кроватью и стала быстро снимать с меня одежду. Огромное желание охватило меня, и я стал раздеваться. Вот просто так вот пришли и стали раздеваться без разговоров, зная, для чего это мы делаем. Под одеждой я видел молодое тело женщины и удивлялся, почему на улице она выглядела просто старухой.
Сбросив покрывало с кровати, женщина потянула меня к себе. Все произошло мгновенно и продолжалось не менее часа. Обессиленные мы откинулись друг от друга, и я не мог не удивиться произошедшим изменениям. Рядом со мной лежала красивая молодая женщина, совершенно не похожая на ту особу, которой я предложил руку, чтобы перевести через улицу.
— Что с тобой случилось? — спросил я.
— Совершенно ничего, — с улыбкой сказала она, — мне так хотелось мужчину, что меня всю скрючило, а язык еле шевелился, чтобы говорить. И здесь Господь Бог послал мне тебя.
Она встала и пошла на кухню приготовить что-то покушать.
Перекусив и выпив по чашке кофе, мы снова занялись тем, для чего нас столкнул совсем не Господь Бог. Но я не стал разочаровывать женщину, у которой оказалось имя Стелла, как для памятника женской красоты.
Через четыре часа стал собираться и я.
— Телефон мой помнишь? — спросила мимолетная подруга.
— Помню, — сказал я.
— Ты меня не забудешь? — спросила Стелла.
— Конечно, — сказал я и вышел из квартиры.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |