Три фальшивых цветка Нереальности

Миллионы миллиардов триллионов вероятностей промелькнули у меня перед глазами. Во многих "пятно" пожирало меня. Но было несколько, где я...

СНОВА, ПУСКАЙ И НЕЧЁТКО, ВИЖУ КОМНАТУ.

ПОКАЧИВАЯСЬ, ДЕЛАЮ ШАГ ВПРАВО.

СПОТЫКАЮСЬ.

УДАРЯЮСЬ ОБ УГОЛ СТОЛА.

ПАДАЮ НА ПОЛ.

РЕФЛЕКТОРНО ВЫТЯГИВАЮ РУКИ.

УПИРАЮСЬ ИМИ В ПОЛ.

И ЛЕЖУ ТАК.

Не понимая, откуда в моём тщедушном теле берутся силы.

А обратившееся алчущей пастью "пятно".

Промахивается...

...........................................................................................................

...Время не замедляется — оно просто останавливается. Из него вырезают, вырывают, выдирают кусок.

Его приструнили.

А потом, безвременье спустя, оно продолжает течь дальше.

Волны страха обрушиваются на меня — одна за другой. Но моё тело и мой разум преодолели первый, самый жестокий и самый опасный натиск. Всё больше сил я чувствую внутри. Я получил что-то вроде иммунитета и не сдамся без боя.

Я снова могу видеть.

И я вижу...

Я видел, как "чёрное пятно", не сумев поймать меня, разозлилось. Злоба обратилась сумасшедшей яростью, и это произошло в течение каких-то миллисекунд. "Пятна" не любят проигрывать, понял я.

Чёрная, исторгающая ужас амёба повернулась к Вельзевулу. Дьявол лежал на лабораторном столе. Он не шевелился и смотрел в глаза этой твари. В глаза, которых не было и быть не могло.

"Пятна" не любят проигрывать. Зато я люблю выигрывать, подумал я.

Я рыкнул, приподнялся на руках — и вот я уже сижу на корточках и поворачиваюсь к Вельзевулу.

Он всё так же беспомощно лежит на столе, среди перевёрнутых и разбитых колб. Треснувших стаканов, раздавленных пробирок. Разноцветные пары поднимаются в воздух, разноцветные жидкости стекают на пол, разноцветные звуки наполняют воздух. Всё это смешивается в мелодию, находящуюся за гранью красоты и уродливости, мелодичности и дисгармоничности. Реальности и нереальности.

Я снова вижу разверстую пасть, но на этот раз со стороны.

Вельзевул закрывает глаза.

Я представляю, как на очень короткий, но живительный миг визуально-звуковое безумие покидает его разум. Не пройдёт и секунды, как он поймёт, что может сопротивляться. Вельзевул ощутит это. Он будет сражаться. Он не сдастся. Но, прежде чем он поймёт это, широченный, вечно голодный зев сомкнётся. И забвение, из которого не вернуться, с нескрываемым удовольствием проглотит дьявола

Я хватаю колбу и кидаю её. Я делаю это ещё до того, как вижу внутренним взором грозящую Вельзевулу опасность. Колба пролетает мимо "пятна". Падает на пол. Бьётся. И...

И я вижу, что находится в колбе. Ну конечно. Иначе и быть не могло.

Лиловая.

Всё должно было случиться именно так. Или нас сотрёт с холста реальности беснующееся, беспощадное "пятно", или разорвёт на куски лиловая, или...

Я не успеваю подумать о последнем варианте: всё поглощает тьма. Она — лилового цвета.

Мы ныряем в густую и вязкую субстанцию. Мимо пролетают полоски цветов, обрывки запахов, странные предметы. Всё вокруг имеет лиловый оттенок. Озеро, в которое мы погрузились, похоже на пудинг.

Я верчу головами. Все движения замедлены, как будто их тянет назад жвачка, которую кто-то к ним прилепил, или резинка, которую на них накинули. Медленный хаос — вот что это такое. Шаровидной формы и лилового цвета хаос. У него есть центр. Этот центр светится — ярко, нестерпимо ярко. Лиловая сфера, которую представляет собой центр хаоса, раскалилась настолько, что кажется белой. А потом и вовсе бесцветной. Она отталкивает от себя всё и вся. Я больше не могу смотреть на неё: начинают болеть глаза.

Мои головы поворачиваются. В поле зрения попадают вещи, отторгнутые центром лилового хаоса. Мне удаётся их рассмотреть: куски... осколки... капли...

Куски стульев.

Осколки стекла.

Капли расплавленного металла.

Взрыв распотрошил лабораторию. Это была вторая попытка лиловой стереть тут всё с лица Мира, и она постаралась на славу. Я был рад, что на мне тёмные очки. Если бы не они — нет, я бы не ослеп, — мои глаза выжгло бы. Как те цветы в углу, они бы превратились в кучки пепла.

Глаза Вельзевула были зажмурены. И всё равно он инстинктивно прикрыл их рукой. Лиловый цвет, обволакивавший каждый миллиметр помещения, был слишком ярким. Хотелось оказаться как можно глубже под землёй, чтобы скрыться от этого свечения, от его пронырливых и жестоких лучей.

Мы не были готовы к тому, что всё кончится внезапно и мгновенно. Лиловый свет погас, и передо мной снова возникла лаборатория. Во что она превратилась — не передать. Нет подходящих слов, чтобы описать эти кучи мусора.

Я поискал глазами Вельзевула. Он лежал на столе и стонал. По-моему, больше от потрясения, чем от боли. Хотя я заметил несколько кровоточащих ран у него на спине.

Каким-то чудом Вельз отделался парочкой порезов, а я вообще не пострадал.

Вельзевул наконец сел и, поморщившись, достал из спины осколок. Вдруг он увидел что-то краем глаза и вздрогнул. Осколок выпал из его руки.

По моему телу пробежала дрожь.

"Пятна" никуда не делись. Они по-прежнему были здесь, и они жаждали заполучить нас.

Но теперь сопротивляться им было легче. Мы выжили после первой волны страха, и несколько последующих не принесли с собой гибели. Моё тело перестало быть пустым. Я схватил колбу — даже знать не хочу, что внутри, — и крикнул Вельзу, чтобы он не сдавался. Решимость, с которой чёрные зрачки дьявола пронзали чёрные "пятна", говорила о том, что сдаваться он и не собирался. Он тоже знал, что она есть. Возможность победить.

Тем более что "пятна" только скалились и насылали страх, но с места не двигались. Вспучиваясь и пузырясь, лиловая окружала их. "Пятна" верещали — в испуге или в замешательстве. Они не решались переступить через глазастую и клыкастую реку лиловой.

Я не стал ждать, пока они проявят храбрость. Я кинул в них колбу, упал на пол и накрыл голову ладонями.

Взрыв был несильным и прозвучал как хлопок. Возник столб дыма. Потянуло тухлыми яйцами.

Но это воодушевило Вельзевула. Он схватил горсть пробирок, бросил их, а когда они взорвались, потянулся за добавкой.

Вспыхнуло красное пламя, зелёное, оранжевое, фиолетовое, голубое... Тонкие линии змейками расползлись-разлетелись по воздуху. Появилось облако, но тут же ссохлось и осыпалось на пол какими-то камнями.

Вспышки. Силуэты. Очертания чего-то неведомого.

Мы разбивали все ёмкости, которые подворачивались под руку. Взрыв — потом треск или шипение, или рокот. И химикаты вылезали-выползали-выстреливали из-под разбитого стекла. "Пятнам" это было не по вкусу. Они уже не пытались сломить нас волнами страха, и это придало нам уверенности.

Рванула новая ёмкость, и появился скрученный, землистого цвета монстр с корявыми лапками.

Взрыв! В воздухе завис чёрный шар. Когда он треснул, круглые создания, чем-то похожие на летучих мышей, закружили по лаборатории.

Ещё один взрыв — и новые хищные вещества вырвались на свободу. Самых разных цветов и оттенков, невидимые и частично видимые. Они поедали всё подряд. Они хотели съесть и нас, но их проглотила лиловая.

Лиловая повернула головы к "пятнам" и ухмыльнулась.

"Пятна" больше не отступали. Они застыли на месте и просто смотрели — так, как они умеют это делать: не глазами, ведь глаз у них не было. Но смотрели очень пристально.

Я уже не мог остановиться.

Новая колба — бах! Огненный дождь.

Бах! А сейчас — изогнутая линия, искривляющая всё, чего коснётся.

Бах! Выводок каких-то карликов с топорами под предводительством дракона в доспехах.

Новые картины оживали, чтобы прибавить свои нотки ко всеобщей какофонии.

Розовые пантеры,

жёлтые губки,

разноцветные пришельцы...

Бах, бах, бах!..

Звуки дрожали и трескались, и прыгали, и сталкивались, и били, и тихо нашёптывали — и резонировали друг с другом. Безумный саундтрек, состоящий из сотен мелодий, перемешивающихся между собой, переливающихся одна в другую.

И не отделимых от всех тех красок, которые наполнили лабораторию. Несчитаемые. Непередаваемые. Так же как и вонь. То, что находилось в лаборатории, пахло ужасающе. А когда оно взрывалось, запах усиливался. А когда запахи смешивались...

Но я не мог, просто не мог остановиться!

И к тому же я видел, что "пятна" словно окаменели. Вытянулись, истончились. Угроза, которой они были пропитаны и которой подавляли, куда-то делась. Они стали как... картонные.

Бах! | Бах!

Бах! | Бах!

Бах! | Бах!

Мы с Вельзевулом бросали колбы, склянки, пробирки, сосуды, стаканы, реторты. Вспыхивал огонь, отражавшийся в наших горящих глазах.

Одно "пятно" порвалось. Его согнуло пополам и развеяло по ветру. Затем с двумя оставшимися произошло то же самое. Их разметало по неизвестности, из которой они вылезли и куда им пришлось вернуться. Возможно, их частички теперь плавают по лаборатории вперемешку с частичками других смертоносных веществ. Но если так, им не спастись. Их сожрут. Как бы сильны они ни были, в этом помещении у них слишком много врагов.

Я поставил склянку на стол. Кидать её не было смысла. Сохраню, а Колбинсон потом, глядишь, скажет мне спасибо.

Вельзевул тяжело дышал.

— Кажется, мы от них отделались, — сказал он. — Это хорошо, потому что бросаться больше нечем.

Я посмотрел на склянку. Последняя целая ёмкость в комнате.

Ну, ничего не могу с собой поделать.

Я схватил склянку и бросил.

Бах!

Впечатляющий двухметровый феникс почему-то с надписью "GFR" на боку вылетел из клубов зелёного дыма и исчез в клубах синего дыма. Пшик — и цветные облака испарились.

Я отряхнул руки.

Вот так, дело сделано.

— Вот так. А теперь можно приступать к уборке. Ты ведь в этом спец, да, Вельз?

Дьявол посмотрел на меня и сказал, что швабру возьмёт в руки только через мой труп.

Я подмигнул ему и включил систему очистки. Она удалила все опасные для жизни вещества — а также их запахи, цвета и звуки. Пол стал чуть чище: большая часть разломанного, разбитого и расколотого была убрана. Пол, стены и потолок помыты. Занавески просто сияли чистотой. Идеальный порядок вновь не наступил, но нам хватило и приблизительного.

Пока очистка отмывала лабораторию, Вельз залепил свои раны пластырем. Пластинки тут же присосались к коже, выделили бактерицидные вещества и подогнали свои размеры под длину и ширину порезов.

А время бежало вперёд, и приходилось с этим считаться.

Мы с Вельзом раздавили по одному пиву и договорились, что он звонит Зыркающу и Мастерику, а я ищу дневник.

Я обозрел руины лаборатории.

— Надеюсь, он уцелел после этого смертоубийства.

Я приступил к поискам...

А на заднем плане вещал Вельз:

— Алло, Зыркающ? Привет, это Вельзевул. Ты сейчас один? Я звоню... да, по тому самому делу. Понимаешь...

Я нажал кнопку и отключил силовое поле, защищающее книги. Выдвинул их все до единой, но дневника не нашёл. Тогда я поднялся на цыпочки. На шкафу ничего не было, даже пыли: немудрено, после наших-то химических войн...

— Да, нам очень нужна твоя помощь... В чём состоит? Ну, план примерно такой... Что значит "примерно", я потом объясню. Так вот, слушай...

Я поднял с пола предметы, которые не смогла растворить очистка. - Мимо. Посмотрел под столами, за картинами (написанными жаростойкими красками), на вентиляторе. - Снова промах...

— Мы на тебя надеемся, Зыр. Когда сможешь приехать? Отлично. Прихвати с собой как можно больше оборудования, но не надорвись...

Надо было открыть сейф. Я взял анализатор, сходил в комнату отдыха, нашёл на одной из кружек слюну Кашпа. Перенёс её на салфетку. Зашёл на сайт хакеров Ада. Взломал его, скачал прогу для реконструкции существ. Провозился с кодом, но всё-таки установил её. Запустил, создал на основе анализа слюны виртуальный портрет Кашпа. Прикоснулся рукой "портрета" к стене, открыл сейф и обнаружил, что там пусто. Ни дневника, ни цветка. Не стоило и надеяться, что они там будут...

— Мастерик? Хай, это Вельзевул. У меня к тебе дело, но пообещай всё сохранить в тайне. Да, в строжайшей. Ты один? Хорошо. Тут вот какая штука: нам позарез нужна твоя помощь...

Я обыскал всю лабораторию, перебрался в коридор, потом переключился на комнатку. Когда я вернулся, Вельзевул уже заканчивал разговор с Мастериком:

— ...Это супер, Маст! Что? Да без вопросов. Угу. Ну, ждём тебя. Бай. — Вельзевул сунул фон в карман. — Договорился. Зыркающ и Мастерик с радостью согласились нам помочь, и оба обещали притащить гору спецоборудования.

— Это клёво, — сказал я. Сел на огрызок стула и закурил. — Клёво, но бессмысленно.

— Ась?

Я наблюдал за плотоядными потёками на потолке. Они гонялись друг за другом, и делали это с большим задором.

— Я не нашёл дневника.

Вельзевул плюхнулся на покорёженный в боях стол.

— И что...

— ...теперь?

— Ага.

Я пожал плечами. К чему говорить то, что и так понятно? У нас был шанс спасти друзей, распутать дело, надавать плохим парням по задницам, а вместо этого...

Вельзевул вздохнул.

На журнальном столике, целая и невредимая, стояла пепельница. Я подозвал её. Она спрыгнула с какой-то книги и подбежала ко мне. Я стряхнул пепел. Мельком глянул на книгу: рисунок на титуле, суперобложка... Раритет. Я с удивлением прочёл название: "Ночь горячих цыпочек".

— Куриное порно?

— Что? — безучастно переспросил Вельз.

— Наш проф, оказывается, шалун, — смотри, какие книжки читает.

Я протянул ему "Цыпочек".

Вельз отмахнулся.

— А.

— Зря. Автор неплохо работает с эпитетами. Да и с гиперболами тоже. Но особенно ему удались характеры.

— Может, это не Колбинсона, а Кашпира книжка?

— Кашпа? Да брось. Он и не подозревает, что на свете есть секс. Ну, или подозревает, но не больше.

Вельз постучал по книжке пальцем.

— Ни за что бы не подумал, что Колбинсон станет читать такую... такую...

— Горячую.

— Аха. Горячую литературку.

— Тебе надо расслабиться, Вельз.

— Дец, ты что, не понимаешь!..

— Давай я почитаю тебе вслух. Эти книги хороши тем, что их можно читать с любой страницы. Правда, некоторые аффтары разгоняются только к середине. Начнём... — Я наугад открыл книгу. — ...вот отсюда. — И замолчал.

— Что... — начал Вельзевул.

Но тоже умолк.

Книга и вправду была очень интересной и познавательной — взять хотя бы этот рисунок, который подписан как "Общий план базы "Секретной Армии"".

Суперобложка защищала от пыли старый, исписанный вдоль и поперёк электронный дневник.

Мы склонились над ним.

В основном, мы обращали внимание на рисунки и графики, распорядок дня, планы комнат, чертежи охранных устройств...

Колбинсон был дотошным полтергейстом, и это сыграло нам на руку. В его дневнике мы нашли все нужные сведения и не сомневались, что дельце выгорит.

Колбинсон записывал в дневник не только что-то важное, а вообще всё, что видел и слышал. Здесь был перечень любимых футбольных команд офицеров (стр. 345) и столовое меню (стр. 49-53), и ноты многих армейских песен (стр. 113, 178, 234, 468, 605 и др.), и всякая фигня (стр. 1285).